Всю историю мысли и культуры от древности до современности как на Востоке, так и на Западе пронизывает один из её важнейших смыслов – проблема тонкого и живого взаимодополнения, взаимодействия (вплоть до конфликтного) между религиозным опытом и философствованием, между credo и cogito. Подтверждением тому стала состоявшаяся 23–24 ноября 2012 г. Первая ежегодная научная конференция памяти Н.М. Зёрнова «Философская мысль и религиозный опыт». Её организаторами выступили Научно-исследовательский центр религиозной литературы и изданий Русского зарубежья Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М.И. Рудомино, Научно-учебный центр изучения мировых религий Российского государственного гуманитарного университета, Центр проблем модернизации и развития Института мировой экономики и международных отношений РАН и журнал «Вопросы философии». Информационную и организационную поддержку конференции оказал Центр культурных программ ВГБИЛ.

Личность Николая Михайловича Зёрнова (1898–1980) и его идеи стали своеобразным организующим символом конференции. Замечательный философ и богослов Русского зарубежья, автор трудов по истории русской религиозной культуры и православной церкви, Н.М. Зёрнов стоял у истоков современных исследований отечественной и – шире – незападных интеллектуальных традиций Нового времени, в которых рельефно обозначилось динамическое взаимодействие credo и cogito, переходы от непосредственных религиозных переживаний и состояний к напряжённым философским размышлениям о связи между Богом и человеком, Богом и миром, человеком и другими людьми, обществом и культурой.

Профессор богословия в американских университетах Дрю (в штате Айова) и Дьюка, почетный доктор Оксфордского университета, Николай Михайлович Зёрнов не только читал лекции по основам восточной православной культуры, истории русской церкви и другим дисциплинам, но и был активным общественным деятелем, секретарем Русского студенческого христианского движения, затем – Братства святых Албания и Сергия, руководил Домом свв. Григория Нисского и Макрины. Его перу принадлежат несколько десятков книг на русском и английском языках, в которых изложены его взгляды на историю России и православной церкви, концепция русского религиозного Ренессанса. Н.М. Зёрнов также внес свой вклад в историю библиотечного дела. Общая атмосфера взаимоуважения и конструктивного диалога между специалистами по культуре различных стран и эпох, царившая на всем протяжении конференции, оказалась весьма созвучной убеждениям философа в необходимости налаживания контактов между христианскими конфессиями и в целом между людьми разных убеждений.

В первый день конференции лейтмотивом стал вопрос о выборе веры, который так или иначе ставили и обсуждали все участники.

Во вступительном слове научный руководитель конференции, директор НИЦ религиозной литературы и изданий Русского зарубежья ВГБИЛ Е.Б. Рашковский специально подчеркнул методологическую значимость трудов Н.М. Зёрнова, в частности, его исследования «Русское религиозное возрождение» (1974), в котором представлена концепция-модель исследования религиозных ренессансов [Зёрнов 1991]. В ходе этих особых периодов в истории мысли устанавливается преемственность между элитой и основной массой народа, преодолевается или восстанавливается историческая прерывность в развитии культуры, а религиозная традиция истолковывается на языке и в понятиях современной культуры [Зёрнов 1991, 325, 326, 329]. Эта концепция приобрела универсальное применение, так как плодотворно работает на материале ряда восточных обществ.

Среди многогранной и разнонаправленной деятельности Н.М. Зёрнова организатор конференции отметил его усилия по налаживанию диалога между христианскими конфессиями (прежде всего православной и англиканской церквей в «Обществе Св. мученика Албания и преп. Сергия Радонежского» и в журнале «Sobornost») и собранную философом для своей родины богатую библиотеку религиозной литературы (см. [Жилкин web; Библиотека 2008]).

Взаимосвязь религиозного опыта и философии, а также проблему их противопоставления и противостояния (главным образом в социокультурной реальности, нежели в философствовании) докладчики рассматривали на примерах разных интеллектуальных традиций и в разных социокультурных контекстах. В первый день обозначился востоковедный вектор конференции, во второй – вектор современности, описываемой в категориях мира постмодерна, информационного общества, глобализации и т.п.

С одной стороны, это было весьма плодотворно, так как именно на восточных и периферийных по отношению к Западу традициях мышления о Бытии и человеке очевидна неразрывность и синтез веры и разума, религиозного опыта и мышления, credo и cogito, а также искусственность их противопоставления. С другой же стороны, без западного – европейского и североамериканского – измерения конференции её тематика оказалась суженной. Показать, как закон тождества был преодолён благодаря синтезу иудеохристианской и античной (по сути, восточной и западной) традиций мышления в европейской философии, как религиозный опыт становился импульсом творческого мышления (Августин, Декарт, Галилей, Паскаль…) или интенсивное философствование приводило к вере (вспомним идейное становление того же Августина, Ньюмена, Соловьева, Маритэна…), как современная западная мысль взыскует духовных смыслов в трудной работе понимания Другого перед вызовами постмодернистской философии и культуры, — эти и другие темы могли бы стать интегральной частью работы конференции.

Востоковедные доклады были представлены по четырём сферам изучения: библеистика и иудаика, японоведение и индология.

Общее настроение и широкий востоковедный контекст задал доклад Е.Б. Рашковского «Библия как источник философского вдохновения». Рассматривая тексты Ветхого и Нового завета как определяющую мировоззренческую основу ближневосточной, европейский и – шире – мировой философии, докладчик обозначил универсальную значимость священного текста как импульса философствования – от веры к чтению текста, от чтения к мышлению и познанию бытия и собственной человеческой сути, от мышления и познания к углублению веры благодаря знанию. Эта идея вошла в резонанс с темами прозвучавших далее докладов: о том, как тесно переплетены вера и разум, религиозный опыт и мышление, говорили историк Б.Е. Рашковский, японовед Н.Н. Трубникова и индолог Т.Г. Скороходова, и везде так или иначе проводилась мысль о вдохновляющей и/или интенциональной роли текста соответственно в защите своей веры и традиции, в пробуждении веры и в стимулировании развития религиозной и социально-философской мысли.

Для доказательства своей мысли о вдохновляющем воздействии Библии на философов Е.Б. Рашковский избрал метод case-study (исследование случая), который весьма востребован в современных социогуманитарных науках, особенно в прикладной их части, но в философии применяется много реже. На материале проблемы субботы, обозначенной впервые в книге Бытия (2: 1–3), а затем воплощённой в заповеди субботнего дня (Исх. 20: 8–11, Втор. 5: 12–15), докладчик показал, как возможно – по совету Блаженного Августина – обнаружение сквозных духовных смыслов и на этой основе развитие мышления о бытии, человеке, обществе, природе. Сотворив человека по Своему образу и подобию, Бог передал ему и собственную потребность в мысли и созерцании, для которой необходимо пребывание в покое, и вместе с тем даровал человеку (равно как и всей твари) автономию и отчасти свободу. Библейские версеты о дне субботнем, по мысли Е. Б. Рашковского, открывают философу четыре основных измерения: 1) метафизическое – собственно побуждение мыслить, проектировать, действовать и по собственному выбору и репрезентировать воспринимаемый мир в сознании и мышлении; 2) антропологическое, заключённое в первичности личности и свободы человека по отношению к хозяйственным, социальным и прочим сферам его бытия; 3) социальное измерение, заданное свободой другого человека и заповедями милосердия и сострадания; 4) экологическое измерение, выраженное в сострадании к дикой природе, особенно – к твари, эксплуатируемой человеком и имеющей право на покой. В Евангелии эти вырастающие из Ветхого завета темы связываются со свободным внутренним выбором человека (во всех этих измерениях), который приходит от строгой нормативности иудейской традиции к внутриличностному определению направленности своего мышления и поведения по образцам, данным Иисусом Христом в Его земной жизни: так, он творил чудо в субботу и соблюдал её во гробе после распятия.

Б.Е. Рашковский в докладе «Йехуда ха-Леви: вера, разум и традиция в “Книге доводов и доказательств в защиту униженной религии”» размышлял об апологетике иудаизма у философа и поэта XII в., который строит защиту веры на основе сопоставления её с христианством и исламом – с одной стороны, и решения вопроса о связи религиозной традиции с философствованием и самой возможностью философии как относительно автономной от религиозного опыта сферы – с другой. Упорное исследование контекста защиты униженной религии в книге Йехуды ха-Леви, особенно темы «выбора веры», обсуждаемой в средневековых источниках с позиций не только наилучшей реализации духовных запросов человека, но и снискания вполне зримых земных успехов и побед после принятия той или иной религии, позволило Б. Е. Рашковскому глубже проникнуть в смыслы изучаемого текста и показать, что для еврейского философа решающим становится значимость раввинической традиции в плане духовном и интеллектуальном, а не властно-политическом и/или социорелигиозном. Защищая представление о Торе как едином комплексе религиозной веры, знания, завета, откровения, не имеющем параллелей ни в исламе, ни в христианстве, Йехуда ха-Леви, как это показал историк, выступает апологетом культурной традиции, воспринявшей божественную суть знания и транслирующей её за свои пределы – другим народам Востока и Запада.

Доклады Б.Е. Рашковского и Н.Н. Трубниковой (см. ниже) каждый по-своему указали на значимость «выбора веры» как общекультурного феномена, характерного и для диаспор и отношений раннесредневековых цивилизаций с их «варварской» периферией, и для многих восточных народов, оказавшихся в период позднего Средневековья и особенно Нового времени перед лицом инорелигиозного «Вызова» (А. Дж. Тойнби), или же вынужденных теоретически обосновывать значимость своей религиозной традиции и её смыслового содержания и в межрелигиозной, и во внутриконфессиональной полемике. Так, в Индии Нового времени религиозные реформаторы и неоиндуисты защищают свою традицию перед лицом христианства и западной культуры. Разность средств и приёмов защиты не отменяет глубинной общности целей тех и других – защиты собственного религиозного опыта и соотнесённости с Абсолютом и мышления о нём.

Современную проблематику соотношения рационального начала и мышления и феномена веры в России анализировал И.Г. Яковенко в докладе «Credo и cogito: Россия перед двойным вызовом». Согласно его исходному тезису, и зрелая эмоциональная вера, и знание требуют неустанной работы душ, и в результате этого двуединого процесса вырабатывается сознательная позиция человека. Поэтому cogito – всегда результат индивидуального усилия личности, тогда как credo первично усваивается индивидом и ближе к архаике и традиционализму, и судьба общества в современных условиях не в последнюю очередь зависит от того, возобладают ли в нём личности или индивиды-традиционалисты. По мнению докладчика, исторически Россия не создала преобладающего в обществе автономного рационального типа личности, а навязанному ей историческим императивом рациональному началу неизменно – вплоть до наших дней – противопоставляла традиционализм в вере, гносеологии, политическом и социальном устройстве (сакральная власть и сакральная организация) и обосновывала их своеобразной «низовой теологией». Главную опасность для современной России И.Г. Яковенко видит в тенденции восстановления и продвижения средневекового типа credo – в том числе в виде противодействия развитию современных институтов науки, высшего образования, внедрения «казённого» православия (изнутри угрожающего самой Церкви), а также в общем информационном поле СМИ, навязывающих архаические и иррациональные представления. Преодоление опасности проваливания России в архаику И.Г. Яковенко видит на пути формирования зрелого типа личности, а также активного протеста здоровых социальных групп российского общества, в том числе – молодёжи, против архаизации и манипулирования сознанием.

Доклад А.А. Игнатьева «Постмодерн перед двойным вызовом» вывел тему соотношения credo и cogito в контекст общемировых процессов. Эти категории докладчик назвал эмблемами и предложил рассматривать знание и миф как два вида собственно знания (вслед за М. Элиаде). Вся история вплоть до постмодерна предстала в докладе как особая диалектика знания и мифа, в разные эпохи сменяющих друг друга на господствующих высотах в культуре. Постмодерн, по мнению религиоведа, есть псевдоним глобального кризиса, в котором восторжествовал в очередной раз миф/credo – о чём свидетельствует рост религиозного фундаментализма, реставрация архаики и другие процессы. В этих условиях ключевой проблемой оказывается сохранение науки и её институтов, а также человека как рационального субъекта и не менее – сохранение здорового религиозного начала и институтов религии в обществе.

Доклады обозначили по меньшей мере две важные проблемы. Первая – проблема человека, вовлечённого во множественные и противоречивые процессы – культурные, информационные, социальные, политические, экономические, технологические – которые с новой силой ставят вопрос о его свободе. Одним из аспектов ответа оказывается свобода выбора в духовно-интеллектуальной сфере: выберет ли человек слепую, нерассуждающую веру и добровольно подчинится несвободе традиционалистского сознания, или же отвергнет веру, видя в ней источник деградации человека, и сделает ставку на рационалистическое познание и обеднит тем самым свой дух, или же – изберёт трудный, но социально и личностно плодотворный синтез веры и познания, веры и знания, credo и cogito – вместе с ответственностью за происходящее в мире людей. Вторая проблема – соотношения знания и веры в современной социальной жизни. Свободный социальный выбор может принципиально дистанцироваться от веры (или вообще от религии – как в случае с тоталитарными экспериментами, внешне сделавшими ставку на знание, превращённое в предмет веры), и тем самым подвергнуться опасности попасться в руки «того, кто скажет “Я знаю, как надо”» и – разрушить свободу каждой личности. Столь же свободно общество и его группы, предпочитая примат веры, могут счесть знание препятствующим достижению великих духовных целей и открыть дорогу религиозному фундаментализму, традиционализму, которые ставят социум превыше личности и попирают свободу человека. Без труда можно заметить: и то, и другое предпочтение приводит к сходному результату и губительно и для общества, и для человека.

Поэтому синтез веры и познания, религиозного опыта и рационального мышления, активное продвижение этого синтеза в общественном сознании является неупразднимым императивом общества в современности, несмотря на вызов постмодерна, апеллирующего к отмене универсальных ценностей и объявившего о «смерти человека».

О том, как трактовали веру и знание в средневековой Японии, рассказала Н.Н. Трубникова в докладе «Вера и знание в японской мысли XIII в.» Вера (яп. син) важна сама по себе, не так важно, во что именно верить. Вера понимается как доверие, но действующее в две стороны: за искреннюю веру воздается. Кроме того, вера полностью зависит от человека; в японской культуре того времени не ведётся речи о том, как кто-то хотел бы поверить, но не смог. До XIII в. связь веры и знания описывалась в соответствии с идеей, изложенной в «Трактате о пробуждении веры в Махаяну»: вера – это нечто, пробуждаемое посредством приобщения к знанию. При этом разграничение условного и истинного знания ставит вопрос: как узнать, содержит ли книга истинное знание? Сама по себе – нет: истинное знание может зародиться только в сердце у читателя. В различных школах японского буддизма XIII в. мыслители по-разному относились к этому положению. Амидаисты утверждали невозможность для людей самостоятельно обрести истинное знание, последователи Нитирэна предлагали для его обретения радикальными методами бороться с неистинным знанием. Другая крайность – идея, что истина заключена в любом знании и само разведение истинного и ложного неверно — представленная в традиции школы Тэндай. В том же XIII в. по образцу буддизма началось оформление канона традиции синто. Применительно к божествам-ками вопрос о вере не стоит: их нужно просто почитать. Н.Н. Трубникова также указала на осознание того, что выбор веры, по суждениям японских мыслителей указанного времени, может быть неправильным.

В дискуссии после доклада были подняты проблемы восхождения японской модели к китайскому образцу, отношения к письменному слову в японском буддизме, а также проблема эсхатологии. Н.Н. Трубникова пояснила, что японские авторы часто смешивали упадок мироздания, обусловленный естественным циклическим ходом времени, и порчу человеческих нравов, связанную с предсказанным Буддой веком конца Закона. По ее словам, очень немногие авторы различали эти два процесса и призывали не оправдывать собственную бездеятельность общемировым кризисом.

Т.Г. Скороходова представила доклад на тему «Коллизия веры и знания как источник самопознания и праксиса (из истории «Бенгальского ренессанса»)». Вначале она отметила установку на личный религиозный опыт, присущую религиозным мыслителям, создателям общества Брахмо-Самадж. Затем докладчица перешла к историям Раммохана Рая, Дебендронатха Тагора и Кешобчондро Сена. Они воспитывались в глубоко религиозных вишнуистских семьях, так что стойкий интерес к соотношению веры и познания был привит всем троим еще в детстве. Реформаторы оказались на стыке культур: английский язык, европейское окружение и исламское образование оказали основополагающее влияние на их личностный рост. Т.Г. Скороходова обсудила «монотеистическую революцию в душе одного человека» (по словам Г.С. Померанца), пережитую каждым из названных мыслителей. Наложившийся на это опыт религиозного диалога между индуизмом, исламом и христианством позволил реформаторам в определенных границах осуществить мирное преобразование индийского традиционного мировоззрения.

Во второй день конференции аудитория сосредоточилась на современном состоянии российского общества. Заседание открыл А.Л. Рычков докладом на тему «Гностические обертоны в поэзии Серебряного века (Блок и Волошин)». В нем, в частности, разбирался вопрос о ценности книжного собрания Научно-исследовательского центра религиозной литературы и изданий Русского зарубежья для изучения русской религиозно-философской и художественной традиции XIX – начала ХХ в. Особое место в этом собрании занимает коллекция Н.М. Зёрнова.

В развернувшейся дискуссии был поднят вопрос о социальных слоях и сословном характере российского общества. Определенные слои населения – традиционалисты, слабо приспособленные к динамичному и жёсткому современному миру, – подпадают под влияние различных мифологем, отправляются на поиски Шамбалы и скупают тонны литературы, описывающей всевозможные квазинаучные или откровенно ненаучные картины мира. Однако, с точки зрения И. Г. Яковенко, их будет все меньше и меньше, тогда как молодые, особенно те, кто успешен в освоении окружающего бизнес-пространства, завязан на английский язык и западный образ жизни, отличаются как раз прагматическим, не склонным к витанию в облаках, складом ума.

Еще один важный вопрос, обсужденный в ходе дискуссии, касался социального государства. Была высказана идея о том, что из современной Европы стали уходить традиционные ценности и характерное для протестантизма отношение к труду, так что государство стало воспитывать иждивенцев. Позиция, непримиримая по отношению к подобным процессам, как раз опиралась на протестантскую этику и включала три пункта: во-первых, в априорные обязанности государства не входит безвозмездное кормление его граждан; во-вторых, не работающему должно доставаться меньше, чем работающему; в-третьих, не работающий должен чувствовать себя ущербным, а не воспринимать свое положение как норму.

Далее обсуждались взаимоотношения credo и cogito как альтернативных модальностей дискурса. И то и то представляет собой некое сообщение, однако cogito как знание в традиционном смысле этого слова сильно отличается от credo – мифа. Знание в любой коммуникативной ситуации несет один и тот же смысл, а у мифа время и пространство самостоятельны. В древности Сократ занимался деконструкцией бытового мифа. Затем знание и миф расположили по вертикали, в соответствии с социальной вертикалью. В Средние века эта конструкция перевернулась, в Новое время перевернулась ещё раз. Современная ситуация крайне интересна: с одной стороны, миф занимает господствующее положение в культуре, чему сильно способствует развитие массмедиа; с другой – нам предстоят усилия к тому, чтобы в этих условиях не потерять науку, то есть знание. При этом, по мысли И.Г. Яковенко, возможны несколько моделей современной интеграции религии: секуляризация, теократия, бицентрическая модель, а также представленная аудитории в виде схемы тернарная модель.

В целом конференция показала, как отметил в заключительном слове Е.Б. Рашковский, что сложной и противоречивой, но всё же неразрывной взаимозависимости веры и знания от времен библейских до нынешних времен – в самых разнообразных вариациях пронизывает собой всю историю сколько-нибудь зрелого человеческого мышления. Эта взаимозависимость ставит перед современными интеллектуалами задачу просветительства – не поучающего и самодовольного, но понимающего и соотнесённого с Другим по принципу, заявленному талмудистом Гиллелем: «Если не я, то кто? Если не сейчас, то когда?».

Остаётся надеяться, что Первая ежегодная научная конференция памяти Н.М. Зёрнова положит начало проведению подобных философских мероприятий ежегодно.

М.В. Бабкова, Т.Г. Скороходова

Литература

Библиотека 2008 – Библиотека Николая Михайловича Зёрнова: Каталог. Под науч. ред. свящ. Георгия Чистякова; Сост. В.С. Жилкин, Т.А. Прохорова и др. М., 2008.

Жилкин web – Жилкин В.С. Библиотека Н.М. Зёрнова – в России http://zarubezhje.narod.ru/texts/Zhilkin01.htm

Зёрнов 1991 – Зёрнов Н.М. Русское религиозное возрождение ХХ века. Пер. с английского Н.М. Зёрнова. 2-е изд., испр. Paris, 1991.