В современной эпистемологии распространены различающиеся определения истины и объективности в историческом знании, варьирующие в диапазоне, с одной стороны, признания полной схожести исторической истины с истиной в естественных науках и, с другой стороны, полного отрицания исторической истины и объективности в традициях постмодернизма, замены этих понятий понятием «новизна». Обсуждению проблем исторических истины и объективности было посвящено научное заседание Центра «Проблемы исторического познания» (руководитель К.В.  Хвостова) Института всеобщей истории РАН, состоявшееся в октябре 2011 г.

В. И. Метлов (МГУ) говорил о важности для исторических исследований общества той области естествознания, которая представлена эволюционной биологией. Индивидуальность объектов органического мира не является препятствием для построения эволюционной теории, но теория в этом случае необходимо оказывается диалектической, как это имеет место в современной эволюционной теории органического мира, соединившей эволюцию и генетику. Именно диалектика оказывается в состоянии показать, каким образом время, историчность вводятся в исследование и процессов органического, вообще природного мира, и мира социального. Бесспорность научности эволюционной теории в биологии в ее современной форме служит в высшей степени ободряющим примером для исследований в области истории общества, где еще не вполне освоена мысль о том, что индивидуальное становится фактом исторической науки лишь в той мере, в какой оно является носителем общего.

Главная мысль, касающаяся вопроса об истине в историческом исследовании, в этом докладе сводилась к характеристике истины как процесса. На этом пути снимается вопрос о критерии истины: он сводится к возможности поступательного разрешения противоречий, возникающих в развитии общества и знания о нем, совпадая тем самым с процессом исторического движения. Важным представляется понять истину не только как соответствие знания предмету, но и как соответствие предмета знанию. Докладчик подчеркнул, что вопреки сомнениям в возможности достижения истины в историческом исследовании только знание, отмеченное аутентичной историчностью, может претендовать на истинность.

И.А. Гобозов (МГУ) отметил, что основной задачей любой науки является получение истинных знаний. Процесс этот чрезвычайно трудный, но еще сложнее это делать в исторической науке. Историки имеют дело только с «немыми» источниками, документами, сведениями, летописями и т.д. Часто они противоречат друг другу и содержат взимоисключающую информацию об одном и том же событии. Еще труднее изучать эпоху первобытного общества, не оставившего письменных источников. Тем не менее, историческая наука добивается неплохих результатов при изучении прошлого человечества, благодаря тому, что исторический процесс един и непрерывен.

К.В. Хвостова рассматривала вопрос о специфических чертах исторической истины. Истинными признаются научные высказывания, подтвержденные сведениями исторических источников, достоверность которых установлена результатами источниковедческого анализа. Однако исторический источник субъективен, т. к. отражает взгляды, интересы и цели своих создателей. Эта субъективность определяет наличие субъективного компонента в историческом знании и исторической истине. Кроме того, эффективность аргументов, сформулированных на основе сведений разнородных источников, сильно различается. Для получения однородного множества аргументов их следует «взвесить». Однако единая процедура этой трудно решаемой задачи остается неразработанной.

Историческая истина имеет степени правдоподобия. Наиболее правдоподобными являются высказывания, по поводу истинности которых существует значительный консенсус научного сообщества. Такие высказывания общезначимы или объективны. Существуют исторические факторы, обусловливающие объективность некоторых исторических высказываний. Таковыми являются, например, пространственно-времéнные тенденции, регулируемые юридическими нормами, общезначимыми нравственно-религиозными установками. При изучении отдаленного прошлого объективность знания обеспечивается очевидными археотипами сознания типа: «добро – зло», «свет – тьма», «мир земной, мир небесный». В целом для понимания исторической истины значимы все существующие в современной эпистемологии определения научной истины в целом.

А именно, аристотелевское понимание истины как соответствия высказывания предмету изучения, прагматистская ее трактовка как консенсуса ученых в понимании проблемы и конструктивистское понимание истины, предполагающее ее зависимость от выбранных теоретических построений и уровня знания.

В. К. Финн (РГГУ) остановился на анализе логических особенностей исторической истины, связанных с общими специфическими чертами исторического знания. Историческое знание несводимо к аксиоматическому построению и чисто дедуктивным процедурам. Отсутствует возможность выделения очевидных первичных истинных идей – посылок или аксиом. Выводы в историческом знании не рассматриваются как достоверные. Они не удовлетворяют условию, согласно которому из множества посылок, имеющих выделенные истинностные значения, делаются выводы, также являющиеся истинными. У исторических выводов, связанных с индукцией и интерпретацией, имеется непустое множество фальсификаторов. Подобные выводы называются правдоподобными.

Подтверждение истинности исторических высказываний основано на аргументации, характеризующейся четырехзначной логикой. Это означает, что в отношении полученных аргументов могут быть получены оценки «за», «против», «неопределенность», «сведений недостаточно». Эти аргументы получены на основе сведений исторических источников с учетом достигнутого уровня исторического знания.

Связь тех положений, которые подлежат обоснованию, с самими аргументами очень непростая. Возможна обратная зависимость, т.е. подлежащие обоснованию высказывания частично могут в иных исследовательских ситуациях выступать в качестве аргументов по отношению к своим доводам в данной ситуации. Такая взаимосвязь высказываний подлежит компьютерному решению, и его нахождение – одна из задач анализа проблем истины в историческом знании.

Контрфактические исторические исследования анализировались В.А. Нехамкиным (МГТУ им. Баумана). Они определяются докладчиком как междисциплинарное направление научного познания, изучающее потенциальное прошлое. Основная проблема подобных исследований заключается в возможности приложимости к ним понятия истины. Некоторые исследователи дают на этот вопрос отрицательный ответ. Однако, по мнению докладчика, в рамках контрфактических исследований истина достигается искусственным путем, а именно, благодаря использованию ряда методологических приемов, позволяющих осуществить отделение истинного знания от ложного.

Рассматривались такие методы проверки истинности контрфактических высказываний, как аналогии между сценарием и действительностью, нахождение аргументов в пользу истинности сценария. При доказательстве неучтенности в сценарии какого-либо параметра предлагается новый сценарий, альтернативный исходному.

В.А. Нехамкин полагает, что контрфактические исследования – уникальный пример познавательной ситуации, когда различные теории истины (классическая, эмпирическая, гносеологическая, прагматическая, конвенциональная) не противопоставляются, а дополняют друг друга.

Доклад М.А. Кукарцевой (Дипломатическая академия МИД РФ) был посвящен проблемам соотношения истины, лжи и феномена доверия как инструмента исторической эпистемологии. По ее мнению, истина как точность, лояльность, надежность, в силу целого ряда причин, абсолютным большинством исследователей рассматривается как приоритет и цель науки, хотя уже сама необходимость учитывать контекст и аудитория (историка) релятивизирует истину или императив «говорения истины». Именно поэтому скептицизм в вопросе об истине в науке вообще и в исторической науке в частности проросли вглубь научного сообщества, и оно оказалось перед необходимостью переосмыслить понимание места и значения истины и объективности. Указанное переосмысление осуществляется в трех направлениях: во-первых, истина отрицается вообще и объявляется дефляционной; во-вторых, изучаются методологические и когнитивные возможности лжи (обмана) в истории. Человечеству нужны иллюзии, мифы и ложь. Социальная функция лжи и обмана не всегда негативна. Ложь есть необходимая вещь, заложенная в человека генетически, видовое приспособление человека. Свобода лжи – фундаментальная предпосылка любой моральной системы, а «привычка ко лжи» укоренена в культуре – мы скрываем истину из соображений вины, стыда, выгоды и пр. При этом мы или видим разницу между нашими фантазиями и реальным миром, фактом, или не видим. Далеко не все, что может быть сказано, должно быть сказано. И это приводит нас к третьему вектору размышлений о значении истины как цели исследования – к изучению феномена доверия как конфиденциальности, тактичности говорения истины. Доверие к человеку (историку) не равно доверию к нему как говорителю истины. Говорение истины – конвенциональная социальная игра, этой игре историку надо научиться. Говорение истины может быть расценено как ложь, если его последствия разрушают доверительность отношений «историк – читатель» и в конечном итоге разрушают субъективный, экзистенциальный элемент исторического исследования

С.Н. Гринченко (Институт проблем информатики РАН), рассматривая историческую истину и объективность с позиций кибернетического знания, проследил следующую логическую цепочку: 1) человечество является самоуправляющейся иерархической системой, перманентно стремящейся к своему наиболее предпочтительному (энергетически) состоянию (Гринченко С. Н. Метаэволюция (систем неживой, живой и социально-технологической природы). М., 2007. http://www.ipiran.ru/publications/publications/grinchenko/book_2/); 2) проявления деятельности всех ее представителей (как индивидуумов, так и социумов) следует интерпретировать как элементы социального управления, или, другими словами, политики; 3) к таким проявлениям относятся и исторические документы, в том числе нарративные, процессы манипулирования которыми (создания, тиражирования, хранения, считывания, преобразования для целей образования т.д.), являясь элементами управленческого механизма соответствующей иерархической подсистемы в составе личностно-социально-производственной системы Человечества, формируют их как продукты имманентных политических и экономических влияний со стороны тех или иных элементов системы Человечества; 4) историки занимаются самой неподатливой задачей из всех стоящих перед наукой.

Доклад М. С. Бобковой (ИВИ РАН) был посвящен проблемам истории понимания исторической истины в западноевропейской мысли раннего Нового времени (XVI в.). Докладчик полагает, что вопрос о том, могут ли историки высказывать истинные суждения, столь же стар, как сама история. Современная наука фиксирует относительность понятия «объективность», т. к. события передаются через восприятие субъекта – носителя определенных нравственных, идеологических, политических, конфессиональных установок своего времени и социума, к которому он принадлежит.

Предположение о том, что через личность автора исторического произведения, его ценностные ориентиры можно определить черты того времени, когда источник создавался, было сформулировано в западноевропейских сочинениях об истории XVI в. Степень объективности автора рассматривалась как находящаяся в связи с его личностью (профессионализм, энциклопедизм, морально-нравственные добродетели, знание древних языков, сильный характер, природная одаренность). Учитывались изначальные авторские установки, мотивы, которые побудили его к написанию данного труда; селективно-критическое отношение к информации, а также опыт практической деятельности, компетентность в тех событиях, которые он описывает.

М.Ф. Румянцева (РГГУ) рассматривала вопрос об историческом источнике как фрагменте объективной реальности или феноменологической конструкции; был дан сравнительный анализ двух подходов к определению базового понятия гуманитарного знания, а именно – историческому источнику. Первый тип определений: исторический источник – все, откуда можно почерпнуть информацию об исторической реальности основывается на подходах классической философии, реализует рационалистический тип мировоззрения. Второй тип определения: исторический источник – объективированный результат творческой деятельности человека – продукт культуры, пригодный для изучения исторических явлений и процессов, – связан с неклассической эпистемологией, реализует феноменологический тип мировоззрения.

Первый подход подразумевает получение путем так называемой «критики» исторического источника «достоверных фактов», при этом и сам источник выступает как своего рода факт – фрагмент реальности прошлого. Второй – видит своей целью понимание человека прошлого через процедуры интерпретации исторического источника на основе принципа «признания чужой одушевленности», разработанного в русской версии неокантианства. Выявлены этические составляющие сопоставляемых подходов. Ориентированность на кумулятивный эффект в достижении знания об «объективной реальности» прошлого практически снимает с историка социальную ответственность за полученное в результате знание. Принцип «признания чужой одушевленности», лежащий в основе второго подхода, выступает не только как эпистемологический, но и как этический принцип – основа толерантного отношения к другому.

В докладе И.Н. Ионова (ИВИ РАН) говорилось о понимании истины в различных типах культур как основе представлений об истинностных высказываниях в историческом знании. Долгое время формой предпосылочного знания, структурировавшего познавательное поле и позволявшего судить о рациональности и актуальности исторической истины, были бинарные оппозиции. В макроистории они являлись основанием для истинностных умозаключений о «сущности» явлений прошлого. Однако критика классического (имперского) дискурса постколониальной критикой и последующая деконструкция постколониального дискурса разрушили их. Оказалось, что и в колониальном, и в постколониальном вариантах реификации подвергаются не только формы осмысления, но и инструменты, при помощи которых они конструируются, негативные образы и смыслы, служащие «фоном» для конструируемой «фигуры». Инверсия сторон бинарных оппозиций в постколониальной критике привела к тому, что любая из этих сторон (ориентализм – оксидентализм, Восток – Запад, предрассудки – власть-знание, архаизация – модернизация и т.п.) может быть представлена как «фон», а значит, не подлежит реификации. Особенно остро это заметно в истории колониальных городов, где сталкивались разные культуры – в совместных или связанных, переплетенных (shared, connected, entangled) историях, ставших важной частью глобальной истории, отличающей ее от всеобщей истории. В них колониальный и постколониальный контексты взаимодействуют непосредственно. Сбылось предвидение Ж. Деррида, который в 1968 г. говорил о необходимости перевключения составляющих бинарных оппозиций в новые цепочки на основе их овременения и различения. Этим занялись немецкие ученые М. Вернер и Б. Циммерман, работающие в Париже, которые предложили проект перекрестной истории (histoire croisée). Начав с соотнесения немецкой и французской традиций, они вышли на более широкие проблемы сравнительной истории культур и истории межкультурного трансфера понятий. В сущности, историки предложили то же, что и Деррида – «нескончаемое расплетение» бинарных оппозиций на основе прагматической индукции, предполагающей исторически и пространственно конкретные суждения о применимости тех или иных концептов для исторического анализа направлений и масштабов их трансформации. Речь идёт о процедурной трансформируемости предпосылочного знания.  Мы приходим здесь к проблеме Ж. Делеза о совозможности исторических истин разных культур как резонансе несоизмеримостей. Историческая истина предстает как удобоопровергаемая (по форме, а не по содержанию), плюральная (но не относительная), адресная, открытая, процессуальная. В этой форме она соответствует принципам коннективного поворота Э. Хоскинга и идеям Я. Ассмана и М. Ротберга об эрозии культурной памяти и становлении многовекторной исторической памяти.

Т.Л. Лабутиной (ИВИ РАН) была рассмотрена проблема верификации исторических фактов сквозь призму современности (на примере английской истории XVIII в.). Докладчик подвергает сомнению стереотипное утверждение о том, что исторические факты невозможно подтвердить или опровергнуть опытным путем: их интерпретация всегда будет зависеть от исследователя. На взгляд Т. Л. Лабутиной, из этого правила возможны исключения. Она приводит в пример факты, имевшие место в Англии начала XVIII в. (коррупция, некомпетентность высших государственных чиновников, несовершенство избирательной системы, незаконная иммиграция и т. д.) и сравнивает их с аналогичными явлениями в современной России. На основании проделанного анализа докладчик заключает: истинность исторических фактов возможно подтвердить в случае, когда государства, к примеру, проходят в своем социально-экономическом и политическом развитии схожие процессы (утверждение буржуазных отношений и капиталистического способа производства), а потому они могут рассматриваться в качестве своеобразных моделей для сравнительного анализа.

В докладе В.В. Шевченко (Волгоградский государственный университет) была предпринята попытка социально-философского анализа проблем, связанных с определением механизма выбора в истории. По мнению докладчика, в отечественной философской традиции, прежде всего в рамках системного подхода, относительно полно разработаны вопросы, связанные с поведением системы на стадии подобного выбора. Однако многие сюжеты – определение субъекта выбора в конкретной исторической ситуации, уточнение хронотопных характеристик выбора, установление факторов, определивших выбор актора в минувшей исторической реальности, – могут быть решены в рамках совместных исследований историков и философов. Процедура исторического исследования, претендующего на научность, должна учитывать своеобразную цепь, звеньями которой выступают субъективизм актора, субъективизм создателя исторического источника и субъективизм самого историка-исследователя.

М.В. Кузьмина