Глобализация и этнонациональный компонент | Печать |
Автор Квициния М.Б.   
27.10.2011 г.

Сегодня большинство политиков и ученых воспринимают глобализацию как необратимый процесс будущего Единого мироустройства. По крайней мере, складывается такое впечатление. В определенной степени формируются ростки глобалистского мировоззрения, притом следует заметить не в русле решения глобальных проблем современности, а в построении политических схем «деления сфер влияния».

Мы привыкли воспринимать оценки, мнения, гипотезы известных в мире ученых кругов, поддерживающих их политиков, входящих в определенные альянсы, союзы, ассоциаций и прочие объединения, как истины, заслуживающие внимания и интерпретации, а также дальнейшей популяризации. Но так ли это? Что же стоит за всей этой компанией? А можно ли назвать идею глобализации глобалистской, то есть всеохватывающей и необходимой для тщательного анализа и понимания?

Автор статьи не является противником решения всем мировым сообществом давно назревших проблем глобального характера, особенно активного в нем участия наиболее развитых стран мира. Отнюдь, успехи человечества в этом направлении убедили бы многих в необходимости и жизнеспособности самого процесса глобализации.

 

Глобализация или региональный интерес?

В современной философской, социологической литературе определились следующие основные подходы в трактовке процесса глобализации: а) как «вестернизация», главенствующая роль которой принадлежит США и Западу (Иноземцев В.Л., Гранин Ю.Д. и др.); б) как мегатенденция со своими стадиями становления, роста и умирания (Азроян Э., Моисеев Н.Н., Яновский Р. и др.); в) как тенденция исторического развития определенных пространственно-цивилизационных региональных субъектов, то есть интеграция малых систем в суперсистему (Кармадонов О.А, Жуков В.И., Баграмов Э. А. и др.). Чаще всего понятие «глобализация» подменяется термином «регионализация».

Принято понимать глобализацию в широком смысле как «мегатенденцию к объединению человечества, воплощенная в диалектике пространственно-временных перемещений, взаимодействий и трансформаций антропосоциальных (то есть культурно и политически взаимосвязанных) целостностей» [Гранин 2008, 6]. В узком смысле процесс глобализации рассматривают как объединительную тенденцию внутри определенной социокультурной идентичности, на основе общности языка, культурного наследия, взаимозависимой политической судьбы народов (страны арабского мира).

Не вызывает сомнений, что сам процесс глобализации как явление имеет свое начало с последующими за ним стадиями развития. В этом смысле, глобализация - «недавний феномен, ассоциированный с социальными процессами, называемыми постиндустриализм, постмодернизм и дезорганизация капитализма» [Курбатов 2001, 291].

На наш взгляд, на начальном этапе глобализацию следует рассматривать с учетом географической протяженности интеграционных процессов. С этой точки зрения нами выделяются цивилизационные пласты, в совокупности составляющие все мировое сообщество. Это - европейско-североамериканское, латиноамериканское, арабо-мусульманское, восточноазиатское, африканское, постсоветское (евразийское) цивилизационные сообщества, которые, являясь самостоятельными системами, объединяются признаками региональности и историко-культурной общности. Они составляют основы интеграционных связей, создающие тенденцию глобализации. В этом смысле следует определить глобализацию как складывающуюся суперсистему, противоречивую, коррелирующуюся и непредсказуемую. Еще в свое время Н.Я. Данилевский заметил, что всечеловеческая цивилизация - это «идеал, достижимый последовательным или совместным развитием всех культурно-исторических типов (то, что мы называем цивилизационными сообществами. - М.К.), своеобразною деятельностью которых проявляется историческая жизнь человечества в прошедшем, настоящем и будущем» [Данилевский 1991, 124].

Изучение палитры дефиниций о «глобализации», выявление сущности этого процесса позволяет выделить по отношению к этому феномену следующие подходы: 1) общепланетарный, 2) регионально-политический и 3) ценностно-нормативный или цивилизационный.

Итак, глобализация как процесс сегодня находится в состоянии становления и роста, можно заметить в экспериментируемом качестве. Говоря об уровне этого явления, нельзя не отметить его экономически интеграционную и политически межрегиональную направленность.

Немалая часть российских политологов (Курбатов В.И., Кармадонов О.А., Яновский Р. и др.) указывает на то, что «глобализация - прямое последствие экспансии европейской культуры по всей планете через колонизацию и культурный мимесис» [Курбатов 2001, 291], то есть, как заметил А. Тойнби «свободный мимесис - это «возвышенное свойство человеческой природы, которое скорее есть результат коллективного опыта, нежели вдохновения» [Тойнби 1991, .260], «эталон подражания, разновидность социальной тренировки...» [Тойнби 1991, 302]. Другими словами, европоцентрическая идея вновь стремится стать общемировым Универсумом, высшей ценностью, которая должна заменить уже существующие на основе общеисторического, регионального развития культурно-цивилизационные модели. На основе такого подхода к вопросу интеграции народов, стран, регионов некоторые ученые стали считать возможным пересмотр национальных границ. Здесь уместно говорить не о процессе глобализации на почве естественной необходимости, а о наличии национального интереса стран, задающих тон развитию всемирной истории. Динамика глобализации со стороны США как сверхдержавы проявляется не только экономическими интересами, но и политической гегемонизацией, которая идеологически закреплена в тезисе-идее, очевидном для любого американца («Мы самые, самые правые... и потому имеем право»). «Контроль над ключевыми рычагами в экономической сфере все больше переходит от государственных институтов к транснациональным корпорациям и транснациональным банкам...» [Баграмов 2010, 35]. Очевидно, что на этом фоне происходит сращение государственного капитала с частноолигополистическим капиталом, что создает условия возникновения олигархополитического капитала, соответственно с утверждением нового типа управленцев - политиков-капиталистов. Сфера экономики перекочевывает в сферу политики, что дает олигархам возможность определять будущее мироустройство. Не так уж забыт В.И. Ленин, подметивший данный механизм сращения («Империализм как высшая стадия капитализма»). Евро-американская олигархическая (во многом завуалированная, как показал ныне текущий мировой экономический кризис) власть с демократическим забралом под лозунгом глобализации выступает за скорейшую интеграцию в глобализационный процесс новых постсоветских государств, притом, отбрасывая со счетов стремление этих народов развивать свою государственность в рамках политических (национальных) границ. Однако становится все очевиднее, что «проблему той или иной страны нельзя решать без нее самой, не приняв во внимание национальные интересы этой страны, нации» [Баграмов 2010, 37].

«Глобализация» или «интеграция» рассматривается так же как «заключительная интенсивная фаза интернационализации общественной, многонациональной жизни планеты», во многом обусловленная тем, что «отсутствуют по-настоящему глубокие политологические, социологические, экономические, культурологические, психологические и нравственные подходы к решению региональных мировых проблем...» [Яновский 2001, 147, 149]. Отсутствуют ли или же межнациональные отношения стали не особо актуальными на фоне захвата сфер влияния в новых нетрадиционных для внешней политики США регионах (Грузия, Киргизия и др.)? Становится очевидным, что процесс глобализации по-американски привел к общецивилизованному, мировому кризису (в том числе и экономическому). Новые очаги нестабильности, в которых насаждается модель западной демократии (Ирак, Афганистан), очевидное тому свидетельство. Крах этого эксперимента поставил идеологов глобализма перед необходимостью переосмысления данной концепции. На наш взгляд, суть этого глобального противоречия состоит именно в подмене сущностей «глобализация во имя мира» с «глобализацией во имя западной демократии». Последняя понимается западными идеологами в традиционной оценке - глобализация во имя свободной индивидуалистической психологии личности, составляющей антиномию коллективистской психологии народов стран «третьего мира». Общеизвестно, что в основе американской модели глобализации лежат гуманистические ценностные ориентиры для личности - Равенство, Справедливость, Свобода, подаваемые в ключе западного образа жизни. Однако эти ценности другими цивилизационными сообществами мыслятся по-своему, не отвергаются, а интерпретируются в соответствии со сложившейся историко-культурной практикой. Идеологи глобализма склонны считать, что глобализация, вторгаясь во все сферы жизни народов, изменит качественно составляющее жизни этих обществ, притом не задумываясь над тем, что духовная сфера меньше всего подвержена «сублимации» новациям, внешне привлекательным, но «чуждым» внутреннему «духу» этнокультуры. Сторонники глобализации стоят на позициях отмирания культуры перед нашествием евро-американской цивилизации, как некогда О. Шпенглер писал о «закате культуры Европы» перед новой цивилизационной волной, то есть индустриализацией.

Примером ответа на западную модель глобализации стало развитие исламского фундаментализма в странах Ближнего Востока, Северо-Восточной Африки и Передней Азии. При характеристике арабского мира исследователи обращают внимание на активную роль арабских нефтедобывающих стран на мировой арене и международном финансовом рынке, на важное стратегическое значение регионов Ближнего Востока и Северной Африки, наконец, на то, что эти регионы, и не только эти (это показали кровавые события в Киргизии) - арена локальных и региональных конфликтов, исход которых затрагивает все мировое сообщество.

Если арабские страны разъединяют такие факторы, как неоднородность политических систем, неравномерный уровень социально-экономического развития и социально-классовой структуры, разногласия по сферам влияния и пр., то необходимо заметить и те основы, объективно способствующие их объединению, то есть регионализации с последующей транснационализацией. Это общая история арабских народов, язык, культура, традиции и, наконец, мусульманская религия, которая представляется большинству арабов как мощная социокультурная традиция. Политическую культуру арабского мира в том виде, в каком она сложилась к настоящему времени, невозможно сегодня представить себе без ислама. Более того, исламская доктрина отвергает национальные различия, считая, что все мусульмане, вне зависимости от государственной или национальной принадлежности, объединены в религиозно-политическое содружество - «умму». Именно «тотальность» ислама в мировосприятии коренного населения арабских стран способствовала тому, что в течение десятилетий европейского господства в арабском мире ислам выполнял функции защиты национальной культуры и традиций от влияния чуждой цивилизации, навязываемой колонизаторами. Не случайно поэтому призыв «возврата к истокам» стал главным содержанием политических движений под флагом ислама в арабских странах, начиная с середины 60-х г. XX в. и по сей день. Характерно также, что «возрожденческие» тенденции в исламе не локализованы ни в одном из общественных классов или социальных слоев, они пронизывают все слои населения мусульманских стран.

В настоящее время мусульманский мир представляет собой некое единое целое в культурном и религиозном плане (культурно-цивилизационный блок по С. Хантингтону).

Как пишут известные российские ученые, специалисты (Малышева Д.Б., Еремеев Д. Е., Примаков Е.М., Милославская Т.П., Ланда Р. и др.), в существе мусульманского сознания и религиозности есть нечто принципиально противоречащее современной модели глобализации, хотя исламский мир не отрицает глобализацию как таковую. Он, по сути, выдвигает свой проект глобализации в рамках ценностно-идеологической распространенности, то есть свой цивилизационный проект - альтернативный европейской модели. Поэтому, для того чтобы найти механизмы встраивания исламского мира в формирующийся миропорядок, потребуются широкий диалог, учет и уступки с обеих сторон. Западу не избежать решения вопроса признания этого исламского политического проекта, в противном случае конфронтация будет нарастать. Необходимо признать простую истину - исламский регион переживает те же ступени общественного прогресса в различных сферах общественного развития, которые прошла «старая Европа».

Однако сегодня Запад и США с ролью доминирующего мирового субъекта сужают рамки широкой дискуссии, пространства для поиска путей стратегических решений и создают условия для интенсификации «горячих» форм противостояния, что указывает на несовершенство механизмов глобализации, ими предлагаемых.

«Люди-народы - носители уникальных культур, картин мира, со своими ментальными особенностями, которые формировались испокон веков, - сохранены в психологии, жизненных устоях, глубинных пластах сознания» [Яновский 2001, 147]. Когда сегодня выстраиваются модели отношений государств одного региона с другими государствами (как, например, США и Ирак, Афганистан), на первый план выходит экономическая составляющая отношений. Оформляются международные синдикаты, обогащаются группы, процветают наркобизнес, коррупция. Уходит в забвенье культура, ее заменяет бездуховность, пропаганда насилия и безответственность поведения. Не безосновательны опасения, что человечество охвачено жаждой накопительства, и как слепые, оказавшиеся над пропастью в одноименной картине голландского живописца эпохи Возрождения Питера Брейгеля, не видит, что его ждет.

 

Глобализация и российский проект

Дискуссии вокруг проблем глобализации предполагают определенные отношения к вопросам, имеющих полярное значение. В этой связи вновь актуализируется тема «Россия и Запад», притом не столько в региональном, сколько в общепланетарном смысле. Важный аргумент: Россия не только занимает самую большую часть суши, но и является сверхмощной военной державой.

«Термин «Запад» обозначает здесь установку на универсальную, общеобязательную, рациональную истину по ту сторону любых различий в жизненной и культурной практике. Термин «Россия» указывает на невозможность такой истины и на необходимость поэтому искать решения на уровне самой жизни» [Гройс 1992, 52]. Таково традиционное понимание сущности этой дилеммы.

Вопрос об особом историческом пути России встал перед русской интеллигенцией в первой трети XIX в. после победы в войне с Наполеоном, олицетворявшим модель захвата тогдашним европейским сообществом «дикой», но нуждающейся в европейской цивилизованности, страны, в которой по столице все еще «гуляют медведи». В свое время французский просветитель, энциклопедист Гийом Рейналь в своей книге «История обеих Индий», резко осуждая крепостное право в России, писал, что «хорошие законы и просвещение должны предшествовать свободе», поэтому необходимо «приручить медведя прежде, чем снять с него оковы» [Моряков 1981, 124]. Г. Рейналь предлагал ряд реформ, которые могли бы ускорить преобразование России, в числе которых разделение России на большое количество частей, которые легче будет преобразовать по отдельности [Моряков 1981, 125].

Сегодня на Западе не перестает бытовать мнение о том, что русская политическая и философская мысль не в состоянии предъявить «ничего экзотического и гетерогенного по сравнению с западной культурой, что интерпретирует Россию как место реализации или материализации западных дискурсов...» [Гройс 1992, 59]. Можно заметить, что такие варианты - дискурсы страна уже испытала и испытывает в настоящее время (например, планы Наполеона, Гитлера и прочих «друзей» России). Анализируя события на Северном Кавказе, можно сказать, что эти идеи все еще не покинули горячие головы некоторых политиков, которые увязывают их с одним «благом» для России - построением демократии. Почему же не воспользоваться случаем, благоприятствующим достижению цели? Но средства для этого могут быть различными. А для некоторых стран имеются уже апробированные механизмы осуществления проекта - «цветные революции», межэтническое противостояние, «малая, но победоносная война» и пр. Вера в просвещенный Разум и разрушительный лик войны во имя этой веры - понятия несовместимые для здравого смысла, но совмещаемые, и чаще всего оправдываемые идеологами внедрения этой Веры. Как не вспомнить И. Канта: «Принцип моральной политики основан не на благоразумии, а на долге, который содействует злу...» [Кант 1999, 1232]. Мы видим такие примеры воздействия на Ближнем Востоке и Передней Азии, которые скомпрометировали идею прогрессивного западного пути мирового развития и поставили перед сообществом вопросы о необходимости усовершенствования политических механизмов обеспечения стабильности на планете (например, ООН).

Глобализационные процессы ведущими западными странами и США проталкиваются во имя демократии, которая, по мнению идеологов, является самым лучшим «изобретением» человечества. Ими же сегодня ставится вопрос: возможна ли реальная демократия в России? В свое время российская публицистическая мысль замечала, что нецелесообразно осуществлять одну определенную идею, полагая ее истинной и универсальной, и вопрошала: демократия во имя доктрины или же самой идеи правового государства? Известный русский философ и правовед И.А. Ильин (1883-1954) руководствовался принципом обоснования «сильной власти» монарха, основанной на законе, так как вне права «нет пути ни к добродетели, ни к Божеству, ни к последним и высшим удовлетворениям духа» [Замалеев 1995, 163]. При этом философ отвергал западный вариант демократии и считал, что ее внедрение приведет к распаду России, в то время как сильная, но не тоталитарная власть, должна иметь два уровня: центрально-всероссийский (сегодня - федеральный) и местно-автономный (субъекты федерации и действующие в них органы). Создается впечатление, что Ильин писал о сегодняшнем федерализме России. «Вертикаль» власти при «горизонтали» автономных субъектов создает условия для решения внутренних «вызовов» - коррупции, бюрократии и пр., противоречащих развитой демократии, а также для включения страны в глобализационные, общемировые проекты. Как отмечал И. Кант, «международное право вообще возможно при условии, если уже существует правовое состояние... и согласие политики с моралью возможно только в федеративном союзе» [Кант 1999, 1239]. Россия сегодня учится демократии, притом создавая только ей присущую модель развития с учетом политических, географических, поликультурных и иных особенностей страны.

Разочарование в универсальности мирового человеческого Разума (а ведущими субъектами этого разума являются Европа и США), неспособного к созданию единого логического гуманистического Центра, к которому могли бы тяготеть остальные цивилизационные сообщества (притом не теряя свои культурные лики), приводит к усилению тенденции дистанцирования и регионализации других мировых субъектов. Интегрирование экономик, ведущее к самодостаточности этих субъектов, на наш взгляд, будет способствовать развитию идеологических установок, оформлению Союзов - Государств со своими ролевыми установками на планетарном уровне (что мы наблюдаем в арабском мире и в странах Латинской Америки). Этот процесс находится в развитии, и перед этой задачей стоит постсоветское цивилизационное пространство (СНГ и сопредельные государства).

В целом на вопрос о роли и месте России в будущем мире глазами европейских и заокеанских политиков можно ответить кратко. Роль - одна из ведущих, место - значительное. Только стоит подождать.

 

Россия и Абхазия: механизмы интеграции и этнонациональный компонент

Не вдаваясь в глубокий анализ различных точек зрения на поставленную проблему, нами сделана попытка рассмотреть дихотомию «глобализация - этнонационализация» на примере отношений «Россия - Абхазия».

Тезис о том, что глобализация поглощает этнонациональную сущность государств, часть этносов ждет «золотой век» благополучия (остальная же обречена на исчезновение), на наш взгляд, не выдерживает никакой критики. Трудно представить скоростные темпы ассимиляции, инкультурации, даже экономической интеграции, чтобы представить картину безнационального Мирового целого. Языки, обычаи, традиции, религиозные, этнические стереотипы сознания и поведения, проявления на уровне бессознательного ментальных свойств народов, передающихся из поколения в поколение, культурное наследие, исторические памятники (письменные, архитектурные и прочие) - все это канет в Лету, предастся забвению и установится на Земле единый образ жизни с «евроремонтом» (даже через тысячу лет). Очередная утопия, утопия XXI в. Однако мы не склонны полностью отрицать действующие глобализационные механизмы, создающие в сознании и поведении землян образ Единого мира, который отнюдь не способствует стиранию образа «Я - представитель этноса». Наоборот, эту причастность к всеобщности позволяет разграничить и то, и другое. Притом нельзя не заметить, что процесс глобализации вбирает в себя определенные притязания на привлекательность, доступность мировых достижений, отсутствие формализованности, символичности, условностей, присущие этнонациональному сообществу, бессубъектность, превосходство индивидуальной свободы, с одной стороны, с другой же - создает ощущения возможности маргинализации, потери своего «Я», истории, культуры, памяти, то есть своего этнополитического самосознания.

«Переходя к вопросу о национальном своеобразии политической ментальности, современные исследователи обращаются к таким понятиям и концептам, как политическая культура, габитус, национальная идея, национальный дух» [Мирошников, Русакова 2004, .169]. В определенном цивилизационном, полиэтничном по содержанию, сообществе - пространстве, как показывает жизненная практика и модель национально-государственного федерализма РФ и опыт выстраивания отношений со странами ближнего зарубежья, в лучшей степени проявляются интеграционные механизмы, объединяющие этносы (хотя при этом имеются разногласия, моменты ксенофобии и пр. негативные явления). Понятно, что нет совершенных моделей, да и не могут они быть, так как народы учатся общежитию в новых постсоветских исторических реалиях. Роль России как правопреемницы СССР в этих процессах первостепенна по значимости, и потому ее миротворческая посредническая миссия несет в себе немаловажный опыт в отношениях народов, переживающих этническое «возрождение» духа, памяти, культуры, ментальности и пр.

Возрождение государственности Абхазии, сопровождающееся укреплением интеграционных связей с Россией как союзником и главным стратегическим партнером, выдвигает перед политиками и учеными важнейшую задачу - создание действенных механизмов интеграции с Россией при условии сохранения и развития этнонационального компонента.

Послевоенная Абхазия переживает фактор мультикультурализма, который рассматривается как «отражение внутреннего состояния обществ, традиционно относящихся к полиэтническим и поликультурным образованиям, но в ситуации глобализации и модернизационных воздействий оказавшихся перед лицом «возрождения»...» [Пономарева 2008, 99]. В рамках этой концепции для Абхазии становится актуальным определение ее готовности развиваться в условиях, которые усугублены поствоенным синдромом ожидания новых негативных «вызовов». Как следствие этих тенденций, абхазский этнос локально глобализируется, то есть интегрируется с Россией, но при этом делает ставку на свою историческую память, экзистенциальный опыт, и связанное с ними сохранение национальной идентичности.

В научной литературе бытует мнение о том, что в условиях давления извне, или же принудительной культурной интеграции (когда народы поставлены в такие рамки поведения) этносы «для сохранения своей «аутентичности» возвращаются к «новому национализму», что вполне допустимо в условиях полиэтнического сосуществования. В таком понимании приоритет отдается интересам нации и национально-культурным ценностям, и это следует считать проявлением национализма в лучшем смысле этого понятия. Государственность для абхазов является непременным условием самоорганизации и бытийности, учитывая наличие новых для нее «вызовов». Формирование гражданского общества - процесс сложный и длительный, и потому не исключает на ранней его стадии превалирование этнонационального компонента. Такова практика жизни молодых государств. Идиллии в межнациональных отношениях, как известно, не бывают, но есть осознание необходимости общежития, что особо остро ощущается на той территории, где недавно бушевали межэтнические вооруженные столкновения. Искусственное «подливание масла» в тлеющий очаг может вызвать негативный эффект. Поэтому механизмы внутренней и внешней межэтнической интеграции в новых послевоенных условиях должны быть продуманными и прогнозируемыми.

Россия для Абхазии является основой ее стабильности, мирного существования и развития. Именно сейчас зарождается база для развития дальнейших абхазо-российских отношений, и они должны строиться с учетом национальных интересов этих государств. Как отмечают российские, абхазские и другие эксперты, в этой связи могут быть допущены просчеты и недочеты, которые ожидают «друзья и поклонники» этих отношений. В созданной Временем и Историей реальности «локоглобальная» минисистема «Россия - Абхазия», на наш взгляд, должна четко определить механизмы интеграции по следующим направлениям:

  • 1. Абхазы и русские четко осознают свою взаимозависимость и необходимость сосуществования, что ведет к формированию толерантной среды обитания, взаимодействий и пр.
  • 2. Абхазы и русские вовлечены в глобализационные проекты США и Запада, и потому должны создать альтернативное, мирное мультикультурное сообщество, при котором каждая сторона учитывает существующие реалии
  • 3. Жизненность абхазов как этноса исходит из глубинного осознания ими собственной экзистенции на исторической Родине. Поэтому перекраивание драматических отношений, имевших место в историческом прошлом (например, относительно факта поэтапного насильственного изгнания большей части этноса в пределы Османской Турции в XIX в., организованного царскими властями) негативно сказывается на характер взаимоотношений между этносами сегодня, что ни в коем случае недопустимо. Этнонациональный компонент составляет то, что свято для носителя этой памяти, так же как и для русского, в сознании которого Россия является носительницей мира, а он сам «через русскую глубину раскрывает глубину всемирную, всечеловеческую» [Бердяев 1990, 96].
  • 4. Абхазы и русские поддерживают «творчество национальных культур и типов жизни», при этом каждая сторона осознает, что это творчество «не терпит внешней, принудительной регламентации, оно не есть исполнение навязанного закона, оно свободно, в нем есть творческий произвол» [Бердяев 1990,. 98].
  • 5. Варианты сотрудничества и интеграции в сферах экономической, культурной, правовой и стратегической между Абхазией и Россией определены в пакете договоров, заключенных между союзниками. Следование им - важное условие интеграции и сохранения этнонационального лика.
  • 6. Политическое руководство Абхазии и России осознает, что распространение мнения некоторыми российскими и зарубежными политиками о возможности присоединения Абхазии к России, может привести к обострению отношений между союзниками, с одной стороны, и искажению изначальной роли миротворца и посредника России перед мировым сообществом - с другой. Такое состояние дел может развязать руки США и Западу для реализации очередного выгодного сценария на этой территории, не без привлечения грузинской стороны. Факт признания государственности Абхазии Россией является ответом тем политическим спекулянтам, которые говорили и говорят о том, что России нужны новые земли.
  • 7. Ряд российских экспертов (С. Маркедонов, М. Москвин-Тарханов, К. Затулин и другие в телевизионной передаче 17 февраля 2010 года, телеканал ТВЦ - Дело принципа: Россия и Абхазия «Две страны - один народ») высказали свои опасения относительно новых «вызовов», имеющих место в российско-абхазских взаимоотношениях. И абхазы, и русские не хотят, чтобы Абхазия превратилась в регион, живущий на дотации Российской Федерации. При этом складываются позитивные перспективы для развития собственной национальной экономики Абхазии (кредиты, инвестиции и пр.). Как отметили эксперты, бизнес в Абхазии - это не просто экономический процесс, а политико-экономический проект. Экономическая интеграция Абхазии и России и обратные явления в этом отношении не должны трактоваться как угрозы ассимиляции с последующей конфронтацией. На наш взгляд, этнокультурное развитие абхазов при доминировании сугубо ментальных процессов зависит, прежде всего от самих абхазов, от продуманной в этом вопросе внутренней политики. При этом политика России в этой стране должна учитывать все особенности данной республики, так как признание не «списывает автоматически все ошибки России на Кавказе» [Дело принципа 2010].

Абхазы ценой огромных потерь восстановили свою государственность, стремясь сохранить и приумножить национальные традиции, культуру и язык, то есть этнокультурный компонент, при полном осознании того, что без этого этнос обречен. Решение этих внутренних проблем должно исходить от самого этноса и его руководства.

Государственность для абхазов - гарантия самосохранения и развития абхазской нации. Этнонациональную идентичность нельзя сохранить политическими жертвами. В этом смысле дальнейшее признание Республики Абхазия международным сообществом является жизненно важным национальным интересом. Национальный интерес любой страны может формулироваться только через призму национальной безопасности, а она должна предполагать целостность этноисторической территории, неприкосновенность и развитие ее институтов в содружестве с представителями мирового сообщества, свободными от политических амбиций и глобальных притязаний. Решение существующих «вызовов» для абхазского общества в союзе с Россией, на наш взгляд, приведет к развитию абхазской государственности и этнонационального компонента, ибо «никто не может считаться самим собой, не выразив свою сущность в действии» [Тойнби1991, 256].

 

Литература

Баграмов 2010 - Баграмов Э.А. Национальная проблематика: в поисках новых  концептуальных подходов // Вопросы философии. 2010. № 2.

Бердяев 1990 - Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990.

Гранин 2008 - Гранин Ю.Д. «Глобализация» или «вестернизация»? // Вопросы философии. 2008. № 2.

Гройс 1992 - Гройс Б. Поиск русской национальной идентичности// Вопросы философии. 1992. № 2.

Данилевский 1991 - Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991.

Дело принципа 2010 - Дело принципа // Телеканал ТВЦ от 17.02.2010.

Замалеев 1995 - Замалеев А.Ф. Курс истории русской философии. М., 1995.

Кант 1999 - Кант И. Метафизические начала естествознания. М., 1999.

Курбатов 2001 - Курбатов В.И. Современная западная социология. М., 2001.

Мирошников, Русакова - 2004 - Мирошников М.Ю., Русакова О.Ф. Ментальность и российский политический дискурс //Многообразие политического дискурса. Екатеринбург: УрО РАН, УрГСХА, 2004.

Моряков 1981 - Моряков В.И. Из истории эволюции общественно- политических взглядов просветителей конца XVIII века. М., 1981.

Пономарева 2008 - Пономарева Г.М. Факторы социальной динамики современных этносов в ситуации мультикультурализма  // Общество. Государство. Политика. 2008. № 2.

Тойнби 1991 - Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991.

Яновский 2001 - Яновский Р. Социальная динамика гуманитарных  перемен. М., 2001.

 
« Пред.   След. »