Вопросы философии. 2018. № 6. С. ?–?

Вызовы и перспективы цивилизации: станет ли эволюция на Земле космически значимой?

А.П. Назаретян

Испокон веков относительно устойчивое существование человеческих общностей (от первобытных племён до наций, социальных классов и мировых конфессий) обеспечивалось образом общего врага. Межгрупповые конфликты, ограничивая насилие внутри коллектива, вместе с тем задавали вектор смыслообразования. Но достигнутый уровень развития технологий, дополненный размыванием граней между боевой, производственной и бытовой техникой, а также между состояниями войны и мира, делает сохранение такой психической инерции самоубийственным. Ядром глобальных проблем становится проблема смыслообразования: способен ли разум освоить стратегические смыслы вне религиозных или квазирелигиозных идеологий, всегда выстраивающихся в ментальной матрице они – мы? Прозрения великих мыслителей прошлого, некоторые прорывные эпизоды политической истории, а также социально-психологические эксперименты показывают, что человеческая солидарность и смыслообразующие мотивации могут выстраиваться не только на образе общего врага, но и на образе общего дела (не фиксированном на предмете совместной ненависти), хотя опыт освоения таких конструктов массовым сознанием ограничен. Зато обильны исторические свидетельства того, как при длительном отсутствии реальной или потенциальной войны смыслы жизни размываются, а массы принимаются тосковать по новым демонам и идолам. Сегодня мы наблюдаем обострение последней тенденции во многих регионах планеты при растущей неустойчивости глобальной геополитической системы. В статье предлагается международная образовательная программа, нацеленная на формирование планетарного мышления, свободного от групповых конфронтаций.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: прогнозирование, нелинейность, угроза, опасность, риск, сингулярность, сценарии, война, мир, техногуманитарный баланс, идеология, смысл жизни.

НАЗАРЕТЯН Акоп Погосович – кандидат психологических наук, доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник, руководитель Центра мегаистории и системного прогнозирования Института востоковедения РАН, главный редактор журнала «Историческая психология и социология истории».

anazaret@yandex.ru

Статья поступила в редакцию 16 октября 2017 г.

Цитирование: Назаретян А.П. Вызовы и перспективы цивилизации: станет ли эволюция на Земле космически значимой? // Вопросы философии. 2018. № 5. С. ?–?

В 2016 г. Нобелевский институт мира провёл международную научную дискуссию по вопросу о механизмах насилия, о войне и мире. Большинство участников пришли к выводу, что при обостряющемся международном напряжении мировая война в XXI в. неизбежна (см. [Taleb; Карелов 2017]). При этом в понятии «мировая война» отчётливо прослеживались образы, почерпнутые из первой или второй половины ХХ в. (существенно отличавшиеся друг от друга). И вот уже в 2017 г. правительство Швеции вернулось к воинскому призыву, отменённому семью годами ранее.

Похоже, это тот самый эффект, который когда-то Р. Мертон [Merton 1968, 477] назвал самоисполняющимся пророчеством (self-fulfilling prophesy). Позже в специальной литературе появился дополнительный термин self-NON-fulfilling prophesy – самоНЕисполняющееся пророчество, когда своевременное предупреждение помогает избежать неблагоприятных событий. Или когда чрезмерная уверенность в грядущем успехе препятствует его достижению.

Из опыта прогностической работы известно, что главная причина ошибок – склонность авторов к линейным экстраполяциям, усиленная очарованием жёсткого детерминизма в науке Нового времени. Неклассическая наука существенно изменила отношение к категориям, связанным со случайностью и нелинейностью, а соответственно, и к роли психологических факторов в развитии событий. Современная методология концентрированно представлена моделями синергетического типа, в которых акцент переносится на фазы неустойчивости и паллиативные сценарии, включая цену за успешное разрешение каждого кризиса. Так мышление и воля людей вовлекаются в систему детерминации глобальных процессов. Тем не менее вопрос о пределах влияния субъективных факторов на глобальные процессы остаётся открытым, и даже там, где модель выглядит формально нелинейной (строятся экспоненциальные кривые и т.д.), недооценка градиента нелинейности способна привести к решающим ошибкам.

В свою очередь, недооценка будущих отклонений от линейной модели обычно обусловлена двумя обстоятельствами. Во-первых, краткостью ретроспективной дистанции, из которой выводятся экстраполяционные ожидания, т.е. наиболее яркая текущая тенденция переносится в неопределённое будущее. Во-вторых, маломерностью (недостаточной системностью) аналитической модели: экстраполяция строится на основании изолированных дисциплинарных знаний – экономики, энергетики, демографии, экологии и т.д. Отсюда и вытекает сглаживание «субъективных» влияний, а соответственно, неадекватное определение реальных возможностей и вызовов. Между тем сравнительно-исторический анализ демонстрирует, что удельный вес ментальной реальности в системе причинных зависимостей неуклонно возрастал и достиг очень высокого значения.

В психологии социальной безопасности понятие «вызовы» складывается из трёх переменных: угроза, опасность и риск [Назаретян 2017]. Угрозой считается любое событие, способное нанести ущерб тем или иным интересам субъекта. Живой организм, тем более человек или общество, постоянно живут в обстановке внешних и внутренних угроз, которые не имеют драматических последствий до тех пор, пока субъект успешно с ними справляется. Опасность – величина, определяемая отношением угрозы к готовности субъекта ей противостоять. Наконец, риск – вероятность возрастания опасности при определённых действиях или при бездействии.

В конкретных ситуациях снизившаяся угроза может сопровождаться растущей опасностью с дополнительными рисками и наоборот. Хрестоматийный пример: за пределами своего жилья угрозы возрастают, но травмы, увечья, вплоть до внезапных смертей и убийств чаще случаются дома, поскольку, выйдя за порог, люди более сосредоточены и готовы к возможным угрозам, а вернувшись, расслабляются – и сравнительно меньшие угрозы оборачиваются нежданными опасностями. Опасность радикально возрастает при двух обстоятельствах: в случае незнания об угрозе, недооценки или пренебрежения к ней, а также, напротив, при формировании у субъекта виктимной установки, ощущения неотвратимости угрозы и собственной беспомощности.

Приведённые определения сегодня особенно существенны при обсуждении планетарной перспективы. При этом функциональное качество прогнозной модели решающим образом зависит от того, в какой мере выделенные для экстраполяции тенденции отвечают масштабу и задачам прогнозирования. К настоящему времени сложилась такая ситуация, что эффективное моделирование будущего требует максимальной ретроспективной дистанции и системного вовлечения дисциплинарных отраслей от космологии до психологии. Этому способствуют фундаментальные научные открытия на стыке ХХ и XXI вв., заставившие по-новому оценить обозримые перспективы цивилизации.

Мегаистория – междисциплинарный исследовательский проект

К 1980-м гг. в различных дисциплинах был накоплен массив фактических данных, свидетельствующих о том, что история и предыстория человечества, био-, геосферы и космоса составляют единый преемственный процесс, и в многообразии разнородных событий прослеживаются сквозные векторы. На протяжении без малого 14 млрд лет, от самого горизонта доступного сегодня ретроспективного обзора («Большой взрыв»), Вселенная изменялась в сторону всё более сложных организаций и устойчиво неравновесных состояний. Учёные разных стран и специальностей заговорили об универсальной эволюции. Сформировался исследовательский проект, нацеленный на построение интегральной картины прошлого – Мегаистория (Big history) (см. [Jantsch 1980; Моисеев 1991; Назаретян 1991; Назаретян 2017; Christian 1991; Christian 2004; Spier 1996; Chaisson 2005; Nazaretyan 2005; Grinin et al. eds. 2015/2017; Osamu Nakanishi ed. 2017] и др.).

Поскольку обнаруженные векторы универсальной эволюции вошли в отчётливое противоречие с ожиданиями, вытекающими из классического естествознания (где основой необратимости времени считается закон возрастания энтропии), астрофизики вынуждены различать термодинамическую и космологическую стрелы времени. Так, известный американский астрофизик Э. Чайсон представил космическую эволюцию в виде прямой стрелы, на которой выделены последовательные эпохи: Элементарных частиц, Галактик, Звёзд, Планет, Химических соединений, Жизни и Культуры. Последняя, восьмая эпоха на острие стрелы обозначена как Будущее (http://www.eskesthai.com/2010/07/cosmic-evolution-and-powers-of-ten.html).

Динамика универсальной эволюции на всём её протяжении оставалась крайне неравномерной. В первые миллиарды лет после Большого взрыва структурные преобразования в Метагалактике – образование частиц, галактик, звёзд и планет – последовательно замедлялись [Панов 2008]. Но около 10 млрд лет назад в недрах звёзд первого поколения были синтезированы и выброшены взрывами в космическое пространство ядра тяжёлых элементов, и сформировался новый механизм самоорганизации, связанный с конкуренцией за свободную энергию (образование и сохранение тяжёлых элементов требуют энергии извне). Развитие продолжилось в направлении органического вещества и живой клетки, а прежнее замедление сменилось столь же последовательным ускорением.

Образовавшаяся около 4.5 млрд лет назад Земля была в короткий срок «заражена» простейшими живыми организмами. Имеются эмпирические основания полагать, что первичная жизнь зародилась в иной точке Галактики, за 240 млн лет (один галактический год) была разнесена метеоритами и кометами и угнездилась на всех доступных пространствах: только одно из таких оснований – следы жизни, относящиеся к эпохе, предшествовавшей появлению на планете океана [Розанов 2009]. Астрофизиками выдвинуто ещё более сильное предположение: чрезвычайно интенсивная метеоритная активность на ранней стадии формирования Солнечной системы неоднократно забрасывала на поверхность Земли простейшие организмы, но они каждый раз погибали, не выдержав столь мощной космической бомбардировки. Жизнь смогла окончательно закрепиться на планете только после относительного ослабления метеоритной активности [Тайсон, Голдсмит 2017].

Здесь нам важно то, что Земля стала одним из локусов, на котором продолжилось ускорение эволюционного процесса, причём независимые расчёты, произведенные учёными Австралии, России и США по разным источникам и даже с использованием различных математических аппаратов [Snooks 1996; Панов 2005; Panov 2005; Kurzweil 2005], выявили неожиданное обстоятельство. А именно: эволюция био- и антропосферы сопровождалась удивительно чёткой временнóй динамикой: интервалы между глобальными фазовыми переходами последовательно сокращались в соответствии с простой логарифмической формулой. Графически зависимость скорости эволюции от времени выстраивается как правильная гипербола, на которую ложатся все точки глобальных фазовых переходов от возникновения жизни до информационной революции [Panov 2005; Панов 2008; Назаретян 2017].

Представленные расчёты окончательно дезавуировали «экзогенный» подход к объяснению переломных эпизодов в истории жизни и общества, когда за каждым таким событием упорно искались внешние причины типа геологических, космических или климатических катаклизмов (что каждый раз требовало искусственных допущений). Теперь же перед нами открывается неожиданная картина. На протяжении 4 млрд лет на планете дрейфовали континенты, сдвигались магнитные полюса, чередовались ледниковые и межледниковые эпохи, извергались мощные вулканы, падали крупные метеориты, потом появился Homo sapiens с его «свободой воли» и вечными сумасбродствами, а около 10 тыс. лет назад (в неолите) начала формироваться антропосфера; тем не менее фазовые переходы в эволюции следовали, как по расписанию.

Этот факт принципиально объясняет синергетическая модель отсроченной дисфункции. Накопление неизбежных эффектов антиэнтропийной активности устойчиво неравновесной системы (биосферы, общества) со временем оборачивается такими изменениями в среде, которые обесценивают прежние механизмы сохранения и экстенсивного развития. Контрпродуктивные механизмы стимулируют катастрофический рост энтропии, и дальнейшая жизнедеятельность требует более тонких механизмов, обеспечиваемых усложнением внутренней структуры и совершенствованием «интеллекта» системы. Глобальные кризисы, спровоцированные собственной активностью био- или антропосферы, разрешались глубокими перестройками с отсечением архаичных подсистем: массовое вымирание видов, разрушение антропоценозов [Назаретян 2017].

Анализ таких эпизодов показывает, что в каждом из них события могли развиваться совсем иначе: биосфера, а затем антропосфера могли быстро деградировать (на языке синергетики – простой аттрактор) или «зависнуть» (горизонтальный аттрактор) с перспективой медленной деградации. Мы живём на планете благодаря тому, что до сих пор во всех полифуркационных фазах кризисы разрешались перестройками глобальной системы в направлении вертикального аттрактора: устойчивость восстанавливалась взрывообразным ростом сложности и совокупной интеллектуальности системы, что для отдельных подсистем оборачивалось необратимой катастрофой, но обеспечивало последовательное удаление глобальной системы от равновесного состояния. Следуя же известному из теории систем принципу имплементации (всё, что может произойти, происходит), логично предположить, что альтернативные сценарии разыгрываются в иных точках Вселенной и очень немногие из развивающихся планет достигают уровня, сопоставимого с технологической цивилизацией Земли.

Загадка Сингулярности

Экстраполяция полученной гиперболы привела всех её первооткрывателей к почти единодушному выводу: около середины текущего века кривая сворачивает в вертикаль, т.е. теоретически скорость эволюции устремляется к бесконечности, а интервалы между фазовыми переходами – к нулю. Точка на гиперболической кривой, где значение функции обращается в бесконечность, называется сингулярностью. Поэтому указанный математический вывод обозначен (по именам авторов) как Вертикаль Снукса – Панова или Сингулярность Курцвейла [Eden at al eds 2012].

Добавлю, что мегаисторические расчёты подкрепляются и расчётами по частным параметрам, связанными, например, с экспоненциальным накоплением генетического груза из-за сокращения детской смертности и увеличения средней продолжительности жизни и т.д. Похоже, наша цивилизация в ускоряющемся режиме приближается к полифуркационной точке, превосходящей по планетарному (и космическому?) значению все прежние фазовые переходы, и интрига четырёх миллиардов лет эволюции на Земле действительно будет так или иначе разрешена в текущем веке. Комплексные исследования с использованием синергетической модели привели к выводу, что за математическим пиком планетарной эволюции просматриваются три «постсингулярных» аттрактора (с веером сценариев внутри каждого из них) [Назаретян 2017].

1.                  Начало «нисходящей ветви» истории, о которой много писали европейские философы XVIII–XIX вв., связывая её с внешними факторами (старение Земли, угасание Солнца) и относя на тысячи, миллионы и сотни миллионов лет в будущее. Сегодня мы видим, что причиной исчерпания истории может стать исключительно собственная деятельность человечества, и критический срок исчисляется десятилетиями. В зависимости от того или иного сценария деградация антропо- и биосферы может длиться от суток до тысячелетий, но в любом случае простым аттрактором остаётся превращение Земли в «нормальное» космическое тело (эквилибросферу), подобное Луне или Марсу, не отягощённое разумом и жизнью.

2.                  «Зависание» эволюции с перемещением ядра социальной жизнедеятельности в виртуальную реальность – горизонтальный аттрактор. Достигнутая устойчивость может оказаться долгосрочной, но рано или поздно растущая энтропия космической Вселенной поглотит «эскапистскую» цивилизацию.

3.                  Смена планетарной фазы космической фазой эволюции, сопровождающаяся радикальными преобразованиями состояния, качества разума и его субстрата – вертикальный аттрактор. Такая перспектива мало напоминает идиллии «светлого завтра», когда будущее рисуется как подретушированная копия настоящего: изменение фундаментальных качеств разума – необходимая предпосылка дальнейшего развития. Здесь уместно напомнить, что «прогресс» всегда был и остаётся выбором меньшего из зол, так как альтернативой ему в фазе неустойчивости становится деградация системы.

Возможна ли космологическая перспектива?

Почти до конца ХХ в. подавляющее большинство солидных астрофизиков были убеждены в том, что сознание, культура и прочие продукты эволюции на Земле суть всего лишь побочные результаты слепой игры физических сил, неспособные повлиять на процессы космического масштаба. Преобладающее убеждение образно выразил лауреат Нобелевской премии С. Вайнберг [Weinberg 1993]: только понимание неизбежного конца придаёт «фарсу» человеческого существования оттенок «высокой трагедии». Согласно же экстремальной версии то, что мы называем эволюцией, в действительности есть необратимый рост энтропии Вселенной, а человечество с его сумасшедшими амбициями представляет собой «космический мусор». О перспективе решающего влияния разума на космос осмеливались упоминать некоторые советские учёные или выходцы из СССР, испытавшие на себе влияние «русского космизма», но в науке ХХ в. такие вольности выглядели экзотикой.

К концу 1990-х концептуальная установка в астрофизике решительно изменилась. В новейшей литературе приводятся обильные аргументы в пользу того, что сознание – не эпифеномен, а «космологически фундаментальное явление», способное сыграть ключевую роль в дальнейшей эволюции Метагалактики (см. [Deutsch 1997; Rees 1997; Davies 2004; Smolin 2014] и др.). И что «законы природы» принципиально не ограничивают масштаб и диапазон сознательного управления масс-энергетическими потоками. Ещё раньше в гештальтпсихологии и эвристике показано, что неуправляемые константы остаются таковыми в рамках определённой модели и всегда можно творчески сконструировать метамодель, в рамках которой они превращаются в управляемые переменные [Duncker 1935]. Отсюда потенциальные перспективы разумного влияния на космические процессы беспредельны.

Но тогда космос должен быть полон могущественными цивилизациями! При современной технике астрономы открывают в среднем еженедельно две новые планеты за пределами Солнечной системы, в самое последнее время обнаружены несколько объектов, схожих по ряду параметров с Землёй, однако все попытки зафиксировать минимальные признаки разумной активности остаются тщетными. Так называемый парадокс Ферми («Где они?»), сформулированный выдающимся итальянским физиком ещё в начале 1950-х, с развитием науки звучит всё острее [Kaku 2014].

Технология, психология и жизнеспособность: закон техногуманитарного баланса

В последнее время всё чаще обращают внимание на «гуманитарную» сторону дела. Обобщение разнообразных данных культурной антропологии, истории, исторической социологии и психологии позволило выявить системную зависимость между тремя переменными: технологическим потенциалом, качеством культурно-психологической регуляции (актуальными ценностями и нормами) и внутренней устойчивостью общества. А именно: чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные регуляторы необходимы для сохранения социоприродной системы. Эта зависимость была обозначена как закон техногуманитарного баланса [Назаретян 2009].

Всякая новая технология (не только военная) несёт с собой новые угрозы, оборачивающиеся катастрофами, и опасность ограничивается только после того, как общество адаптировалось к ней культурно и психологически. Как показывают специальные исследования, печальная судьба многих процветавших обществ обусловлена тем, что люди, не справившись с возросшим технологическим могуществом, подрывали природные или геополитические основы собственного существования. Продолжали историю те, кому удавалось своевременно привести ценности и нормы деятельности в соответствие с новыми технологиями, причём отбор жизнеспособных организмов интенсифицировался в периоды глобальных антропогенных кризисов. Драматическая «отбраковка» разбалансированных социумов имела и важные позитивные последствия: на протяжении тысячелетий с ростом убойной мощи оружия и демографической плотности коэффициент кровопролитности обществ (отношение среднего числа убийств в единицу времени к численности населения) нелинейно, но последовательно сокращался. Этот парадоксальный факт впервые зафиксировал и подкрепил числовыми выкладками немецкий учёный еврейского происхождения Н. Элиас в разгар Холокоста и на пороге мировой войны [Elias 2000]. В последующем полученный результат подтверждён независимыми исследованиями антропологов, социологов и психологов разных стран [Gurr 1981; Cockburn 1991; Keeley 1996; Eisner 2003; Nazaretyan 2003, Nazaretyan 2010; Pinker 2011].

Благодаря этой исторической тенденции человечеству в целом до сих пор удавалось пройти через все испытания, последовательно обуздывая растущую инструментальную мощь. Но признав неограниченные возможности развития инструментального разума, мы не готовы оценить перспективу развития его гуманитарной составляющей. Роковую роль в судьбе земной и любой иной цивилизации может сыграть несоразмерность диапазона саморегуляции диапазону управления силами природы. В итоге разум, рождённый планетарной эволюцией, самоуничтожается прежде, чем достигнет космически релевантной стадии развития. В лучшем случае можно предположить, что мизерная доля развивающихся цивилизаций (в пределе – только одна) способна преодолеть рубеж между планетарной и космической стадиями. Все прочие, равно как и биосферы, не достигающие уровня технологически развитой цивилизации, остаются отходами универсальной эволюции, реализуя опыт тупиковых стратегий в универсальном естественном отборе. Будет ли в их числе цивилизация Земли?

Война и мир: размывающиеся критерии

Понятие «глобальный кризис» сформировалось в 1950-х гг., когда человечество пребывало на грани ядерной войны. Серия исторически беспримерных международных компромиссов, достигнутых в 1960-х, обеспечила хрупкую военно-политическую устойчивость, и психологическая адаптация к ядерной угрозе ограничила опасность тотальной катастрофы. Вместе с тем испытанный шок, дополнивший трагедии предыдущих десятилетий, породил, с одной стороны, осознание планетарных взаимозависимостей, а с другой – тревожное переживание по поводу будущего. С начала 1970-х внимание учёных и широкой публики переориентировалось на ожидаемые глобальные риски. Небывалый и географически неравномерный рост населения, грядущее исчерпание энергетических ресурсов, пресной воды и атмосферного кислорода – всё становилось предметом пристрастных обсуждений.

Обсуждение текущих и прогнозируемых угроз существенно повлияло на сознание политиков и широкой публики и способствовало благополучному завершению ХХ века: общечеловеческий успех был достигнут благодаря своевременному осознанию и устранению главных угроз. Новые поколения ещё не оценили в полной мере таких великих достижений, как эффективные международные договоры о взаимном неприменении ядерного оружия, о запрете атомных испытаний в трёх средах и о глобальных экологических мерах. Это были беспрецедентные прорывы, обеспечившие наше нынешнее существование. Впервые в истории человечества образовались политические коалиции, не направленные против третьих сил – их цементирующей основой служила безликая (не фиксированная на объекте совместной ненависти) угроза тотального обвала. Человеческая культура и психология адаптировались к ядерным технологиям подобно тому, как на прежних исторических стадиях они адаптировались к огнестрельному, стальному оружию и далее, вплоть до первых чопперов, которыми 2.5 млн лет назад Homo habilis разбивали друг другу черепа.

В последнее время публикации по глобальной прогностике чаще всего либо рисуют картины безусловного и безоблачного прогресса, либо зацикливаются на коллизиях ушедшего века. Один из свежих и ярких примеров – обсуждение вероятности новой мировой войны на Нобелевском симпозиуме, о котором упомянуто в начале этой статьи. Между тем сопоставление нынешних глобальных проблем с масштабными историческими прецедентами, а также материалы обсуждения естественнонаучных проектов позволяют полагать, что большинство ожидаемых угроз потенциально устранимы развитием технологий. Это относится и к демографическому росту, и к исчерпанию энергетических и прочих природных ресурсов (на пике верхнего палеолита 7.5 млн охотников-собирателей разрушили экосистемы и уничтожили бóльшую часть мегафауны на Земле), и к накоплению генетического груза и т.д. Но каждая технология несёт с собой новые угрозы, а с ними опасности и риски, вызванные их несвоевременным осознанием. В целом сегодня их содержание неуместно сводить к тому, с чем человечество столкнулось в ХХ в.

Так, риски ядерной войны затмили новую неожиданную угрозу, которая обозначилась более полувека тому назад: начали размываться грани между состояниями войны и мира. На фронтах холодной войны, по нашим расчётам, погибли до 25 млн человек, хотя нам удалось зафиксировать только четыре официально объявленные войны после 1945 г. [Назаретян 2017], и это были вовсе не самые масштабные или кровопролитные конфликты (типа «футбольной войны» 1969 г. между Гондурасом и Сальвадором). После того как суд в Нюрнберге объявил войну преступлением против человечества, вооружённые конфликты сопровождались неиссякаемыми эвфемизмами, вплоть до совсем абсурдных, вроде «гуманитарных бомбардировок» Югославии в 1999 г. С тех пор различать войну и мир становится всё труднее, и это дополнилось размыванием граней между боевыми и гражданскими технологиями. В 2000 г. программист Б. Джой [Joy 2000] заметил, что век оружия массового поражения сменяется веком знаний массового поражения. В отличие от баллистических ракет и ядерных боеголовок, новейшие технологии, всё более дешёвые и доступные, выскальзывают из-под контроля вменяемых государств и правительств, попадая в руки безответственных фанатиков.

В то же время с развалом двухполюсного мира в 1990-х прослеживается резко снизившееся качество политического мышления государственных лидеров: на смену гроссмейстерам 1950–80-х гг. пришли игроки низшего разряда, разучившиеся просчитывать последствия своих решений на пару ходов и раз за разом получающие эффекты бумеранга на международной арене. Двухполюсное мировосприятие сохранило доминирующую роль, и к началу нового века это обернулось патологией полюсов глобальной геополитической системы. На одном полюсе американские элиты, охваченные эйфорией победы в холодной войне с иррациональной жаждой «маленьких победоносных войн» под соусом форсированного распространения демократии. Другой, опустевший полюс заполнили террористические группы, которые сверхдержавы десятилетиями натаскивали друг против друга и которые с утерей хозяев одичали (подобно тому, как экологическую нишу отстрелянных волков занимают одичавшие псы) [Назаретян 2015].

В 2003 г. королевский астроном Великобритании Сэр Мартин Рис оценил шансы планетарной цивилизации пережить XXI век как 50:50 [Rees 2003], и это согласовывалось с нашими тогдашними оценками. Действительно, первое десятилетие ознаменовано историческим рекордом ненасилия: данные ООН и ВОЗ отражали необычайно низкий коэффициент кровопролитности, так что суммарное число жертв насилия в мире уступало числу самоубийств [World... 2002; Global… 2011]. Но с 2011 г. события развиваются по неблагоприятному сценарию. Вероятность ядерной войны сегодня значительно ниже, чем в 1950–1960-х, поскольку человечество успело культурно и психологически адаптироваться к этой угрозе. Но при складывающихся технологических и геополитических обстоятельствах глобальная катастрофа может произойти без «мировой войны» в версиях ХХ в. Следуя пророчеству Томаса Элиота, заметим с долей гротеска, что, если в ХХ в. мир мог завершиться «взрывом», то в XXI в. вероятнее «всхлип». Переход к нисходящей ветви истории во всех его мыслимых сценариях – например, форсированное соскальзывание общества к средневековому состоянию и далее – большинство людей едва ли даже успеют осознать. Сегодня ещё более чем когда-либо ранее главная угроза коренится в сознании людей. И это не «столкновение цивилизаций», а столкновение исторических эпох, сконцентрированных в едином пространстве-времени планетарной цивилизации. Прошлое всё чаще берёт реванш, и то, что сотню лет назад В. Ратенау назвал «вертикальным вторжением варварства», теперь провоцирует симптомы грядущей смены исторического вектора. Конфессиональные различия становятся основанием для конфронтаций, а политическая лексика переполнена анахроническими фигурами типа «национальных интересов» и «национального будущего».

При этом опросы обнаруживают, что политики и политологи не готовы различать такие понятия, как «интерес», «амбиция», «каприз», «импульс», «выгода», как и определить понятие «нация» в нынешнем смешении расовых, экономических, языковых, религиозных и прочих слагаемых. Соответственно, амбиции властного политического лидера, преобладающее массовое настроение или выгода влиятельной корпорации представляются как национальные интересы. Нагромождение же эмоционально перегруженных слов с пустыми денотатами девальвируют «патриотическую» риторику, опуская общее качество политического мышления до уровня, угрожающе несозвучного с развивающимися технологиями. По нашим наблюдениям, политики и их идеологические консультанты действительно не сознают абсурдность рассуждений о «национальной судьбе» вне связи с перспективой мировой цивилизации. А контент-анализ речи ведущих государственных деятелей демонстрирует навязчивую связь слов типа «союз», «объединение» со словом против: конспирологический постулат опять становится мейнстримом аргументации в политике как реакция на издержки прямолинейной «глобализации».

Угрозы века сопряжены с инерцией идеологического мышления, традиционно делящего мир на «своих» и «чужих». Испокон веку значимым фактором мировосприятия и социальной солидарности оставался образ общего врага. Он относительно ограничивал насилие внутри племени, вождества, государства, конфессии или сословия, перенося агрессию во внешний мир, и вместе с тем обеспечивал вектор смыслообразования. Но идеологии, будоражившие массы в ХХ в., выдохлись, в том числе и либеральная демократия, которая, будучи оторванной от протестантского основания, утеряла мотивационный стержень. Поскольку же мыслить мир вне ментальной матрицы они – мы для многих людей дискомфортно, поиски стратегических смыслов реанимируют религиозный и/или национальный фундаментализм.

Смысл жизни – стержень глобальных проблем XXI в.

Социально-психологическими экспериментами [Sherif… 1961] доказано, что имеется альтернативный механизм консолидации и смыслообразования – образ общего дела. Он не предполагает наличие злонамеренного контрагента, но нацеливает на совместную работу для устранения естественного хаоса или последствий собственного недомыслия. Этому учит и политическая практика: выше упоминалось о грандиозных компромиссах полувековой давности, обеспечивших успешное завершение ХХ века. Впрочем, о наличии прогрессивного механизма неконфронтационной солидарности догадывались великие мыслители с начала осевого времени (около 2.5 тыс. лет назад), и история культуры представляет блестящие образцы общечеловеческих смыслов вне религиозных или квазирелигиозных идеологий, но опыт освоения таких смысловых конструктов массовым сознанием ограничен. Зато обильны исторические свидетельства того, как при длительном отсутствии реальной или потенциальной войны смыслы жизни теряют очертание, а массы принимаются тосковать по новым демонам и идолам.

До сих пор конфликты между большими социальными группами оставались не только смыслообразующим ресурсом, но и фактором социального развития, включая совершенствование гуманитарных ценностей. Вместе с тем согласно правилу отсроченной дисфункции при достигнутом уровне технологий сохранение этой исторической инерции чревато планетарным крахом. Так ядром глобальной проблематики XXI в. становится проблема жизненных смыслов. Конкретнее – вопрос в том, насколько разум окажется готовым к образованию стратегических смыслов в свободном от конфронтаций контексте.

Возможно, что объективным подспорьем для размывания навязчивых этнических и религиозных идентификаций станет развитие генной инженерии (жизненно необходимое как противовес экспоненциальному накоплению генетического груза), а также симбиозных – человеко-машинных – носителей разума, поскольку всё это обессмысливает макрогрупповые привязки и предрассудки. Но прежде чем новые технологии воспроизводства обретут глобальную роль, «идеологический ренессанс» может иметь катастрофические последствия, да и сами технологии чреваты, как всегда, роковыми злоупотреблениями. Чтобы минимизировать вероятность негативных сценариев, необходимы оперативные меры, ориентированные на светское образование и широкое распространение научной картины мира. Если классическое естествознание оставалось принципиально безразличным к человеческим целям, ценностям, смыслам и судьбам, то в мировоззрении новейшей междисциплинарной науки человекомерные категории становятся ключевыми. Поэтому системная просветительская работа, демонстрирующая нераздельность цивилизационной перспективы, может способствовать становлению планетарного сознания как в гражданском обществе, так и среди политических лидеров (при учёте их профессиональных особенностей и амбиций).

К близкому пониманию указанной задачи приходят учёные разных стран. Так, с 2001 г. в Йокогаме (Япония) работает Институт глобального и космического мира (Institute for Global and Cosmic Peace). В 2009 г. в Кремниевой долине при участии НАСА и других организаций начал работать Университет сингулярности (Singularity University). В 2010 г. в Институте востоковедения РАН основан Центр мегаистории и системного прогнозирования, в работе которого участвуют также учёные США, Индии, Аргентины и ряда стран СНГ. В 2010 г. в рамках Всемирной исторической ассоциации (World History Association) была образована Международная ассоциация мегаистории (International Big History Association). Ещё раньше, с начала 2000-х, в университетах Европы, Америки, Азии и Австралии начали преподавать соответствующие межфакультетские курсы, собирающие в аудиториях сотни студентов.

К сожалению, два направления исследований – ориентированных преимущественно в будущее и в прошлое – организационно не всегда между собой связаны. Ещё печальнее то, что профессиональные политики и политически активные граждане пока слабо осведомлены или невосприимчивы к их работе, хотя компетентно организованное ознакомление с её результатами могло бы оказать значимое влияние на мысли и действия людей. Нашей исследовательской группой предложена международная образовательная программа, нацеленная на решение соответствующих задач, которая проходит стадию обсуждения [Балашова… 2017; Ismailov… 2018].

Ссылки – References in Russian

Балашова… 2017 – Балашова Н.А., Савченко В.А., Сажиенко Е.В., Назаретян А.П. Мегаистория и глобальные вызовы XXI века: синергетическая модель // Историческая психология и социология истории. 2017. Т. 10. № 1. С. 193–212.

Карелов 2017 – Карелов С.В. Футурологи и апокалипсис // Независимая газета. 2017. 17 января.

Моисеев 1991 – Моисеев Н.Н. Универсальный эволюционизм (Позиция и следствия) // Вопросы философии. 1991. № 3. С. 3–28.

Назаретян 1991 – Назаретян А.П. Интеллект во Вселенной: истоки, становление, перспективы. М.: Недра, 1991.

Назаретян 2009 – Назаретян А.П. Виртуализация социального насилия: знамение эпохи? // Историческая психология и социология истории. 2009. Т. 2. № 2. С. 150–170.

Назаретян 2015 – Назаретян А.П. «Агентура влияния» в контексте глобальной геополитической перспективы // Историческая психология и социология истории. 2015. Т. 8. № 1. С. 160–171.

Назаретян 2017 – Назаретян А.П. Нелинейное будущее. Мегаистория, синергетика, культурная антропология и психология в глобальном прогнозировании. М.: Аргамак-Медиа, 2017.

Панов 2005 – Панов А.Д. Завершение планетарного цикла эволюции? // Философские науки. 2005. № 3–4. С. 42–49, 31–50.

Панов 2008 – Панов А.Д. Единство социально-биологической эволюции и предел её ускорения // Историческая психология и социология истории. 2008. Т. 2. № 2. С. 25–48.

Розанов 2009 – Розанов А.Ю. Условия жизни на ранней Земле после 4.0 млрд. лет назад // Проблемы происхождения жизни. М.: ПИН РАН, 2009. С. 185–201.

Тайсон, Голдсмит 2017 – Тайсон Н.Д., Голдсмит Д. История всего: 14 миллиардов лет космической эволюции. СПб.: Питер, 2017.

Voprosy Filosofii. 2018. Vol. 6. P. ?–?

Global Civilization’s Challenges and Perspectives: Is the Evolution on Earth Cosmologically Relevant?

Akop P. Nazaretyan

From time immemorial, the relative sustainability of human communities (from primitive tribes to nations, social classes or world confessions) has been provided by the image of a common enemy. Inter-group conflicts have been abridging in-group violence and with it, have been setting the vector for the creation of life’s meanings. Yet, the current level of technological development completed by blurring lines both between war and non-war technologies and between the conditions of peace and war has made this psychological inertia suicidal. So the problem of life’s meanings is becoming the nucleus of the 21^st century global problems: Will the human mind prove ready to develop strategic meanings beyond religious or quasi-religious ideologies which are always built on the “them-us” mental matrix?

Insights of great philosophers and prophets, as well as some crucial episodes in political history and special socio-psychological experiments have demonstrated that besides the image of a common enemy, both human solidarity and strategic meanings can be built on the image of a common cause (not aimed at an enemy agent), although the experience of assimilating this kind of construct by the mass consciousness is scanty. Instead, historical evidence is abundant showing that after long periods without real or potential wars, life’s meanings “hang up” and the masses feel nostalgia for new demons. Actually, we observe an intensification of this trend in many regions of our planet accompanied by a growing instability in global geopolitics. An international educational program designed to develop cosmopolitan worldviews free from group-versus-group attachments is suggested in the paper.

KEYWORDS: forecasting, non-linearity, menace, danger, risk, singularity, scenarios, war, peace, techno-humanitarian balance, ideology, life’s meaning.

NAZARETYAN Akop P. – CSc in Psychology, DSc in Philosophy, full professor, senior research fellow, chief of Center for Mega-History and System Forecasting at the Institute of oriental studies, Russian academy of sciences, Editor-in-chief of the journal “Historical Psychology & Sociology”.

anazaret@yandex.ru

Received at 16 October 2017.

Citation: Nazaretyan, Akop P. (2018) “Global Civilization’s Challenges and Perspectives: Is the Evolution on Earth Cosmologically Relevant?”, Voprosy Filosofii, Vol. 5 (2018), pp. ?–?.

References

Balashova, Nataliy A., Savchenko, Viktor A., Sazhienko, Ekaterina V., Nazaretyan, Akop P. (2017) “Mega-history and the global challenges in the 21^st century”, Istoricheskaya psickologia y sotsiologia istorii, Vol. 10, № 1, pp. 193–212 (In Russian).

Chaisson, Eric J. (2005) “Cosmic evolution: Synthesizing evolution, energy, and ethics”, Filosofskie nauki, № 5, pp. 92–105.

Christian, David (1991) “The case for ‘Big History’”, Journal of World History, 2 (2), pp. 223–238.

Christian, David (2004) Maps of time: An introduction to Big History, Univ. of California Press, Berkeley, Calif.

Cockburn J.S. (1991) “Patterns of violence in English society: Homicide in Kent, 1560–1985”, Past & Present, 130, pp. 70–106.

Davies, Paul (2004) The cosmic blue print: New discoveries in nature’s ability to order Universe, Templeton Press, Philadelphia, London.

Deutsch, David (1997) The fabric of reality, Allen Lane, The Penguin Press, London, N.Y.

Duncker, Karl (1935) Zur Psychologie des produktiven Denkens, Springer, Berlin.

Eden, Amnon H., Moor, James H., Søraker, Johnny H. and. Steinhart, Eric (eds.) (2012) Singularity hypotheses. A scientific and philosophical assessment, Springer-Verlag, Berlin, Heidelberg.

Eisner, Manuel (2003) “Long-term historical trend in violent crime”, Crime & Justice, 30, pp. 83–142.

Elias, Norbert (2000) The civilizing process: Sociogenetic and psychogenetic investigations, Blackwell, Cambridge, Mass.

Global study of homicide. Trends, contexts, data (2011), UNODC.

Grinin, Leonid E., Korotayev, Andrey V., Rodrigue, Barry H. (eds.) (2015/2017) From Big Bang to Global Civilization: A Big History Anthology, in 3 volumes, Primus Books, Delhi.

Gurr, Ted R. (1981) “Historical trends in violent crime: A critical review of the evidence”, Crime & Justice: An annual Review of Research, 3(29), pp. 295–353.

Ismailov, Yury, Sazhienko, Ekaterina V., Nazaretyan, Akop P. (2018) “‘Our last century’: Is the Earth civilization cosmologically relevant?”, Philosophy & Cosmology, Vol. 19, pp. 26–39.

Jantsch, Erich (1980) The self-organizing Universe. Scientific and human implications of the emerging paradigm of evolution, Pergamon Press, N.Y.

Joy, Bill (2000) “Why the future doesn’t need us?” Wired, April, pp. 238–262.

Kaku, Michio (2014) The future of the mind: The scientific quest to understand, enhance, and empower the mind, Doubleday, N.Y. etc.

Karelov, Sergey V. (2017) “Future scientists and the Apocalypses”, Nezavisimaya Gazeta, 17.01 (In Russian).

Keeley, Lawrence H. (1996) War before civilization. The myth of the peaceful savage, Oxford Univ. Press, N.Y.

Krug, Etienne G., Dahlberg, Linda L., Mercy, James A., Zwi, Anthony B. and Lozano, Rafael. eds. (2002) World report on violence and health, World Health Organization, Geneva.

Kurzweil, Ray (2005) The singularity is near: When humans transcend biology, Viking, N.Y.

Merton, Robert K. (1968) Social theory and social structure, Free Press, N.Y.

Moiseev, Nikita N. (1991) “Universal evolutionism: Position and corollaries”, Voprosy Filosofii, Vol. 3 (1991), pp. 3–28 (In Russian).

Nazaretyan, Akop P. (1991) Intelligence in the Universe: Origin, formation and perspectives, Nedra, Moscow (In Russian).

Nazaretyan, Akop P. (2003) “Power and wisdom: Toward a history of social behavior”, Journal for the Theory of Social Behaviour, Vol. 33, № 4, pp. 405–425.

Nazaretyan, Akop P. (2005) “Western and Russian traditions in Big history: A philosophical insight”, Journal for General Philosophy of Science, 36, pp. 63–80.

Nazaretyan, Akop P. (2009) “Virtualization of social violence: The sign of our époque?”, Istoricheskaya psickologia y sotsiologia istorii, Vol. 2, № 2, pp. 150–170 (In Russian).

Nazaretyan, Akop P. (2010) Evolution of non-violence. Studies in Big history, self-organization and historical psychology, LAP, Saarbrucken.

Nazaretyan, Akop P. (2015) “’The agents of influence’ in the context of global geopolitical perspective”, Istoricheskaya psickologia y sotsiologia istorii, Vol. 8, № 1, pp. 160–171 (In Russian).

Nazaretyan, Akop P. (2017) Nonlinear futures: Mega-History, complexity theory, anthropology & psychology for global forecasting, Argamak-Media, Moscow (In Russian).

Osamu Nakanishi ed. (2017) Universal Studies and the Modern World. Becoming Global and Cosmic Humanity, IGCP, Yokohama.

Panov, Alexander D. (2005) “Completion of the planetary cycle of evolution?”, Filosofskie nauki, № 3–4, pp. 42–49, 31–50 (In Russian).

Panov, Alexander D. (2005) “Scaling law of the biological evolution and the hypothesis of the self-consistent Galaxy origin of life”, Advances in Space Research, 36, pp. 220–225.

Panov, Alexander D. (2008) “Integral character of socio-biological evolution and the bonds of its acceleration”, Istoricheskaya psickologia y sotsiologia istorii, Vol. 2, № 2, pp. 25–48 (In Russian).

Pinker, Steven (2011) The better angels of our nature. The decline of violence in history and its causes, Viking Penguin, N.Y.

Rees, Martin (1997) Before the beginning. Our universe and others, Helix Books, N.Y.

Rees, Martin J. (2003) Our final century: Will the human race survive the twenty first century? Basic Books, N.Y.

Rozanov, Aleksey Yu. (2009) “Life conditions on early Earth after 4.0 billion years ago”, Problems of the Origins of Life, Institute of Paleontology, Moscow, pp. 185–201 (In Russian).

Sherif, Muzafer, Harvey, Otto J., White, Jack B., Hood, William R. and Sherif, Carolyn W. (1961) Intergroup conflict and cooperation: The Robber’s cave experiment, Norma, Univ. of Oklahoma Press, Oklahoma.

Smolin, Lee (2014) The Singular Universe and the reality of time: A proposal in natural philosophy, Cambridge Univ. Press, Cambridge.

Snooks, Graeme D. (1996) The dynamic society. Exploring the sources of global change, Routledge, London, N.Y.

Spier, Fred (1996) The structure of Big history. From the Big Bang until today, Amsterdam Univ. Press, Amsterdam.

Taleb, Nassim N. The “long peace” is a statistical illusion, http://www.fooledbyrandomness.com/pinker.pdf

Tyson, Neil DeGrass, Goldsmith, Donald (2014) Origins. Fourteen Billion Years of Cosmic Evolution, W.W. Norton & Co, N.Y., London (Russian translation).

Weinberg, Steven (1993) The first three minutes: A modern view of the origin of the Universe, Basic Books, N.Y.