Исследование поддержано грантом Российского научного фонда № 14-18-02227 «Социальная философия науки. Российская перспектива». The study was supported by grant of Russian science Foundation № 14-18-02227 “Social philosophy of science. The Russian perspective”.

Вопросы философии. 2017. № 12. С. ?–?

Другая наука, в результате – новая научная политика

Л.А. Маркова

1. Смещение фокуса исследований к началу, к рождению нового в науке и социуме

Любая человеческая деятельность предполагает её предварительное осмысление, планирование, чем она и отличается от работы пчелы, например, или муравья. Поэтому те серьёзные перемены, которые произошли в мышлении в последние десятилетия, не могут не сказаться на планировании научных исследований, на научной политике как специфическом виде социальной деятельности. В эпоху классического естествознания и промышленного капиталистического производства взаимодействие науки и общества осуществлялось как взаимодействие результатов, к получению которых каждый из видов деятельности подходил независимо от другого. Наука развивалась по своим законам, производство по своим. Теперь положение дел резко изменилось. Взаимодействие возникает в момент одновременного рождения новой мысли и новой общественной потребности. Таким местом возникновения нового может быть научная революция, точка бифуркации, жизненное пространство, мыслительное поле. Наверняка можно найти ещё и другие термины, используемые для обозначения тех точек, где рождается нечто новое. Важно, однако, что все эти понятия, хотя и очень неодинаково обозначающие начало, имеют общий признак. Каждый раз имеется в виду, что мысль, выпадая из временного ряда развития, но оставаясь мыслью, в чём-то совпадает в то же время с внелогическим пространством, с теми его проблемами, которые прежде решить с помощью науки не удавалось. Здесь мы сталкиваемся с парадоксом, о котором пишут и В. Библер [Библер 1991, 396], и Ж. Делёз [Делёз 2006, 171]. Начало должно содержать в себе то, началом чего оно является. Новое в науке (новая идея, цель, проблема, направление исследований) захватывает из своего ненаучного окружения не любой социальный элемент, а именно тот, который в сочетании с научной проблемой способен обеспечить развитие и науки, и общества. Возникает союз между наукой и социумом нового типа [Маркова 2016], когда наука в такой же степени может удовлетворять и порождать потребности общества, в какой общество стимулировать развитие науки в определённом направлении. Такие отношения в значительной степени формируются на базе понятия контекст, которое активно разрабатывается в последние десятилетия и философами [Касавин 2008; Касавин 2013; Маркова 2013]. При этом роль пространственных отношений, того, что находится рядом, становится важнее, чем значение временных взаимодействий.

Научная политика предполагает управление наукой со стороны государства. Однако пути её реализации всегда вызывали много споров. Достигается эта цель, прежде всего, финансированием, размеры которого позволяют лучше или хуже обеспечить науку экспериментальным оборудованием, зданиями под лаборатории, земельными участками для работы с растениями, средствами связи, зарплатами учёных и пр. Подготовка научных кадров в учебных заведениях – одна из важнейших задач, которая тоже не может быть выполнена без содействия государства.

Никак нельзя сказать, что роль науки в обществе в последние десятилетия не столь велика, как прежде. Скорее даже наоборот. И тем не менее внимания к науке со стороны правительства становится меньше. Возникла неудовлетворённость друг другом: правительство недовольно, прежде всего, академической, фундаментальной наукой, которая, по его мнению, слишком далека от реальных потребностей страны, а учёные тем, почему чиновники не хотят или не могут понять, что без фундаментальных исследований не будет и прикладных. Такое положение вещей характерно не только для нашей страны. У нас реформируют Академию наук и соответствующие кафедры в высших учебных заведениях, в Соединённых штатах пересматривают научную деятельность в университетах и пытаются изменить соответствующим образом их кадровый состав.

2. Прикладная наука в классике становится проблемной

Можно сфокусировать разногласия обеих сторон на понятии прикладная наука, которое является неотъемлемой частью именно классической науки. Прикладная наука обеспечивает возможность использовать результаты фундаментальных исследований на практике. Законы науки лежат в основе создания вещей бытового и промышленного назначения. Сложные механизмы промышленных предприятий воспроизводят существование природных объектов, как оно понимается классической наукой. Прежде всего, предполагается их независимое от человека и его деятельности существование. Это же имел в виду и Маркс, когда писал, что в будущем фабрики смогут работать и в отсутствие человека, так же как существует природа независимо от существования или гибели человечества.

Научное планирование, чтобы быть эффективным, опирается на то или иное восприятие мира учёными, которое формирует последние два-три столетия, и повседневное мышление. Это объясняет и тот факт, что все созданные человеком вещи и в частной жизни, и в производстве, формирующие наш искусственный мир, подчиняются законам классического естествознания. Идея рождается в голове учёного, но для её восприятия другими людьми необходимо её воплощение в чём-то материальном, и прежде всего в языке, который выражает мысль не в виде произвольно мелькающих в голове слов, а на базе правил конкретного языка, понятного предполагаемому собеседнику. Материальным воплощением мысли могут быть также построенный дом, опубликованная книга, сконструированный космический корабль, произведение искусства, культовые здания или религиозные тексты.

Мысль не существует в обществе без материального носителя. Любой акт мышления в любой сфере человеческой жизни невозможен без мозга как его материального основания. Но и мозг, лишённый возможности мыслить (в результате, например, смерти человека), прекращает своё существование в качестве материального предмета определённого назначения (способности мыслить).

И не только мозг. Любой предмет, созданный человеком, может восприниматься по-разному. Обычный дом будет считаться жилищем только потому, что человек, глядя на него, уже знает, какая была цель у строителя, и, руководствуясь этим знанием, будет решать, насколько эта цель была достигнута. В то же время, если дом утрачивает по каким-то причинам способность быть жилищем, то без этой связи с человеком он перестаёт быть тем, чем он был. Тем более сложные технические конструкции, космический корабль, например, могут быть использованы только в том случае, если будет установлена мысленная связь с его конструктором, будет понят путь его создания в соответствии с поставленной целью и каким образом этот путь можно увидеть в готовом результате. Материальность, независимое от человека существование не являются определяющими его свойствами.

Такой подход к окружающим нас вещам приемлем и для не созданных человеком. Глядя на сухие ветки в лесу, мы уже заранее знаем, что из них получится хороший костёр, на котором можно вскипятить воду и высушить одежду. И эти свойства сухих веток и огня не нами в них привнесены, они им присущи независимо от нас. Но в то же самое время, если эти предметы лишатся этих свойств, если по своему замыслу они не смогут нас согревать, то они перестанут быть тем, что они есть: не будет сухих веток и огня из них. Без нас они существовать, быть как источник тепла для человека не смогут. Это то же самое, как если бы дом был построен без крыши, без фундамента, окон и т.д. Это уже не дом. Без связей с человеком такое сооружение перестаёт быть домом, дома нет. Из груды строительного материала можно построить дом, но можно построить и мост через речку, а можно оставить всё как кучу мусора. Из глыбы мрамора скульптор создаст произведение искусства в виде статуи, строитель вырубит ступени к вилле, но может мрамор и просто остаться необработанным куском горной породы. Скульптор будет смотреть на этот кусок как на обладающий или нет свойствами, необходимыми для создания из него статуи. При этом ему не важно, что автором этих свойств была природа. В глазах строителя этот же кусок природного материала будет выглядеть иначе.

С такими рассуждениями согласится любой человек. Каждому из нас приходится ежеминутно решать вопросы такого рода. Стул должен быть достаточно прочно сколочен, чтобы он не развалился, когда мы на него сядем. Столяр знает, древесина каких деревьев, растущих в лесу и не человеком посаженных, пригодна для его работы, для изготовления тех же стульев. Книга, которую я держу в руках как материальный предмет, существовала до этого мгновения независимо от меня и будет существовать в будущем. Но чтобы иметь значение для человека, она должна быть написана на языке, который я знаю и который является посредником между мной и автором книги.

Однако для философа здесь заключена проблема. Может ли вещь, созданная человеком, обладать независимым от него существованием? Другими словами, результат человеческой деятельности, умственной и материальной, может ли быть полностью отделён от процесса его производства и от автора этого процесса? А предметы, не созданные человеком, могут ли они быть существующими без человека?

Классическое научное мышление Нового времени, которое служило образцом и для философии, и в значительной степени для гуманитарного и повседневного мышления, было ориентировано на понимание полученного в науке результата как независимого от условий его производства, от самой научной деятельности и автора этой деятельности. Но могут ли созданные человеком вещи, как и результаты мыслительной деятельности, существовать по законам классической науки, если не забывать, что они созданы именно по её законам? В идеале – да.

3. Идеализации могут быть разные

Самый строгий приверженец классического типа научного мышления никогда не станет отрицать, что в действительности невозможно получить результат, в котором бы отсутствовали всякие следы человека. Однако чем этих следов меньше, тем полученное знание совершеннее.

По словам М. Мамардашвили, существует только то, что мы можем познать. Это значит, что не познанные космологами объекты вселенной или микробиологами микроорганизмы существуют, поскольку могут быть познаны. Будущее знание о них присутствует каким-то образом в научном знании нашего времени. Именно это, как я поняла, имеет в виду Мамардашвили, когда пишет, что новое знание рождается в результате выпадения самого акта возникновения нового из стрелы развития. Новое знание рождается вне прямой зависимости и от прошлого, и от будущего [Мамардашвили 1996, 284–289]. Если воспользоваться терминологией наших дней, и прошлое, и будущее являются элементами контекста научной деятельности. Но поскольку знание, понимаемое в рамках социальной эпистемологии и как деятельность по его получению в лаборатории, и как решающее одновременно с научными также и проблемы общественные, непременно содержит в себе социальные черты, которые присущи обществу как таковому, оно заключает в себе и возможный способ организации социальности в знании будущего. Элементы контекста существуют в первую очередь в пространстве, а не во времени, здесь и сейчас, рядом, а не до и после. Мамардашвили высказывает ту же мысль, что и Делёз, который писал, что пространственные отношения более важны, чем временные, они формируют мыслительное поле. Оно не наука, но порождает науку, является условием её рождения. Делёз говорит об этом так: «Нельзя мыслить условие в образе обусловленного» [Делёз 1998, 171].

Таким образом, можно сказать, что нами ещё не познанные, неизвестные нам предметы окружающего мира, тем не менее присутствуют в контексте уже имеющегося у нас знания. Нельзя утверждать, что они существуют полностью самостоятельно, независимо от человека. Любая глобальная научная парадигма или философская система (античная, средневековая, нововременная) претендует на понимание всего мира. Однако в этом мире для его осмысления выбираются определённые черты, из которых формируется его идеальный образ. Делёз писал, что хотя бы ниточка должна существовать между научным знанием и действительностью. Для классической науки Нового времени мир предстаёт как математический, лишённый красок, звуков, человеческих отношений, добра и зла, радостей и горя. Короче говоря, живому человеку нет здесь места. Очень ярко писал об этом в своё время А. Койре.

Однако математическое естествознание, как и любая другая глобальная система, претендует на то, что может познать всё. Биологическое тело человека изучается наукой (медициной, физиологией, биологией, физикой) как предмет, который противостоит учёному и существует от него независимо. Любой язык подчиняется правилам и нормам, которые необходимо соблюдать, если хочешь быть понятым. Вся совокупность результатов человеческой деятельности (логика мышления, научные знания, произведения искусства, предметы быта, законы организации общества в целом или научной деятельности в рамках лаборатории или научного сообщества) воспринимается как существующая независимо от человека. Если познать и выучить все эти законы природы и общества, если перевести их в логику, можно будет констатировать полное совпадение логики и реального мира (Гегель), мы будем обладать абсолютным знанием, мыслить будет больше не о чем.

Для этого типа мышления важно, что процесс познания никак не влияет на предмет научной деятельности. Постановка научного эксперимента предполагает устранение в получаемом результате всего, исходящего от человека-учёного. Любой предмет можно познать, надо только представить его существующим независимо от нас. Такая установка даётся самим учёным, это он определяет, каким должен быть мир, чтобы быть познанным.

Но что значит «независимо от нас»? Безусловно, можно сказать, что неотёсанный кусок природного материала, мрамора, например, существует самостоятельно, независимо от того, видим мы его, знаем о его существовании или нет. Если мы начнём эту глыбу обрабатывать или, наоборот, забудем о ней, зависит ли от этого ответ на вопрос о возможности её бытия или небытия? Продолжает ли комната существовать, если мы из неё вышли? Обычный вопрос, положительный ответ на который обосновывает мысль, что окружающие нас предметы существуют независимо от нашего присутствия или отсутствия, от того, воспринимаем мы их или нет. Но как быть с утверждением, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды? Если с этим согласиться, то и в комнату одну и ту же тоже нельзя войти дважды. За время нашего отсутствия в каких-то пусть ничтожно малых деталях она изменится [Антоновский 2015]. Открывая-закрывая дверь, мы перемешиваем воздух в комнате, а муравей на подоконнике успеет проползти какое-то расстояние. Характеристики комнаты зависят от нашего присутствия или отсутствия в ней. Результат, полученный сегодня в эксперименте, будет тем же самым на другой день, если его повторить в тех же условиях. Но это только в том случае, если не будут учитываться малозначимые для данного эксперимента обстоятельства. Такие, например, как проведённая уборка помещения, настроение экспериментатора, передвинутая мебель, опоздание лаборанта и т.д. Социологи науки второй половины прошлого века, желая показать неизбежность трансформаций классического естествознания, стали включать все эти второстепенные для научной деятельности моменты в получаемый научный результат. Сама природа как предмет изучения исчезла из их работ. Пытаясь выстроить некоторую идеализацию окружающего мира, социологи в качестве эмпирии в первую очередь взяли совокупность поступков, деятельность человека-учёного и малозначимые или вообще не имеющие значения для научного исследования события и предметы. То, что в классике максимально устранялось из получаемого научного (и не только научного) результата, теперь максимально встраивается в результат, правда, неизвестно каким образом. Если на заре классики естествоиспытатель всматривался в окружающую природу (в эмпирию окружающего мира), ставя своей целью классифицировать растения, определить точку кипения воды при том или ином давлении, выплавить металл из руды, определить состав почвы и т.д., то теперь учёный имеет перед глазами гораздо более запутанный клубок человеческих отношений. Это уже другая эмпирия, которую надо как-то рационализировать. В этот клубок взаимодействий встраивается и научная деятельность, и деятельность по её планированию.

В классическом естествознании из бесконечного разнообразия эмпирической действительности принимаются во внимание далеко не все отношения между предметами окружающего мира. Во-первых, только те, которые можно измерить, что делает возможным построить на их основе соответствующую логическую систему. Во-вторых, из этих последних лишь те, которые относятся к изучаемому предмету. И что очень важно (об этом уже говорилось выше), эти предметы воспринимаются как максимально независимые в своём существовании от человека.

В неклассической науке наоборот. Любой элемент окружающего нас эмпирического мира рассматривается как существующий благодаря неизбежно присутствующим в нём взаимодействиям с человеком. Каждый предмет воспринимается как произведение (формулировка В.С. Библера). Любая бытовая вещь кем-то сделана. Имеет своего создателя любое произведение искусства. Весь мир природы состоит из предметов, на которые можно посмотреть не как на противостоящие человеку в своей самостоятельности, а как на имеющие своего автора, с которым не только можно, но необходимо установить контакт.

Наука становится другой, и управлять ею надо иначе. В науке произошёл поворот: чтобы понять мир как целое, научное исследование обращено на человека [Маркова 2016]. Можно сравнить научную деятельность с художественной. Живописное произведение воспринимается нами, прежде всего, с точки зрения его автора. Нам важнее, кто автор этой картины, а не что на ней изображено.

В эмпирической действительности есть всё. Однако, чтобы рационализировать это всё, необходимо извлечь из него какие-то черты, которые позволят создать идеализацию этого всего. В классической науке была создана математическая конструкция, естествознание здесь математическое. Разумеется, учёные-классики никогда не отрицали существование вторичных качеств, но они не были существенны для их теоретических построений. В то же время, хотя бы для того, чтобы быть объявленными как несущественные, они должны быть обнаружены и как-то фиксированы, должно быть понятно, о чём идёт речь, что считается маргинальным. Однако уже эта процедура вычленения несущественного требует работы человеческого ума, присутствия человека в познавательном отношении к миру. Учёный сам создаёт такую идеализацию мира, в которой человек отсутствует, его там нет. Поэтому претензия классического мышления на познание мира как он есть сам по себе ничем не обоснована, кроме как установкой самих учёных на создание именно такой идеализации изучаемых ими предметов.

На очереди дня, однако, следующий вопрос. Если нельзя сказать, что мир существует сам по себе, что классическая наука и мышление, формирующееся на её базе, недостаточно убедительно обосновывают эту идею, то что же такое материальность окружающих нас вещей? Материальна книга, материально полотно художника, материален мозг человека, материальна кастрюля, но и скала на берегу моря тоже материальна, её можно представить как произведение, имеющее автора. И мы относимся ко всем этим вещам, учитывая замысел их автора. Книгу надо читать, картиной художника любоваться, мозг человека должен думать, в кастрюле готовят пищу, о скалу в бурю может разбиться корабль, а в хорошую погоду она будет украшать побережье. Каждый из этих предметов, сохраняя свою материальность, может быть рассмотрен как существующий только в паутине отношений с человеком. Даже скала может считаться существующей, только если человек может её увидеть, о ней услышать, на неё взобраться, о ней прочитать.

Представить себе всё в мире имеющим отношение к человеку, понять каждый предмет как произведение, имеющее автора, с которым можно вступить в диалог, ничуть не труднее, чем согласиться на отношение к человеку как к предмету, не заботясь о его способности думать и чувствовать. При этом и эти его способности воспринимаются как что-то объективно существующее, прежде всего в языке. Изучи язык, правила его построения, существующие независимо от читающего текст или слышащего, как он произносится, и ты узнаешь, что человек собой представляет как думающее существо. Не странно ли, что мы познаём разумность человека думающего через вещи, отчуждённые от него, утратившие с ним всякую необходимую связь, существующие самостоятельно. Сохранность книги учёного или картины художника не зависит от их автора. Учёный умирает, но книга его продолжает существовать самостоятельно. И любой читающий её знает, что это есть результат мышления человека, который является её автором. Эта связь с человеком делает её элементом духовной жизни общества. Можно, конечно, рассматривать книгу и как средство разжечь костёр. Но и в этом случае она будет предметом окружающего нас мира через связь с потребностями человека.

Но как же при таком понимании мышления и деятельности интерпретировать прикладную науку? Прикладная наука предполагает создание и использование предметов, из которых состоит наш искусственный мир, функционирующий по законам классической науки. Но если развитие науки имеет своим результатом создание логики мышления принципиально иного типа? Если отношение к окружающему миру предполагает в первую очередь не познание его как независимого от человека, а как способного к общению? Как выстраиваются в этом случае отношения наука/общество? Может ли научная политика ожидать прикладных исследований от академической науки? Современные технические устройства базируются не на законах классической науки, поэтому и взаимодействие с социумом принципиально иного рода.

Научное знание рассматривается в точке его изобретения учёным. Цель исследовательского процесса содержит в себе решение и социальной проблемы, и научной. Сформулированная в точке начала цель в процессе работы может меняться, и результат не всегда оказывается таким, каким ожидался. Это справедливо даже для математики, как писал об этом И. Лакатос [Лакатос 1967]. Появление этого веера возможностей связано с тем, что принимаются во внимание малозначимые для классики обстоятельства рождения нового. Отсутствуют строгие законы мыслительной деятельности учёных, которые можно было бы зафиксировать и требовать их исполнения. Нельзя заказать науке получение определённого результата, планируя её работу. Наука сама выбирает себе цель, достижение которой является и преодолением существующих трудностей в обществе, и постановкой новых задач. Прикладная наука просто не нужна. В то же время классическая наука планировалась и планируется до сих пор из того расчёта, что результаты её развития, уже имеющиеся и те, которые могут быть получены, используются в промышленном производстве для создания материальной искусственной среды обитания человека, для решения возникающих здесь проблем, которые тоже рассматриваются в их конечном варианте.

Возникает серьёзная трудность. Мы имеем две крайности. Мир воспринимается или как независимый от человека, самостоятельно существующий (классика), или как полностью погружённый в систему социальных отношений, встроенный в эту систему (неклассика). В научной политике такое положение вещей находит своё воплощение, затрудняя взаимопонимание между учёными и политиками. Учёные отстаивают своё право на разработку фундаментальных проблем науки, политики от лица государства ждут от учёных прикладных результатов.

4. Понять науку – значит понять её начало

Разумеется, недостаточно сказать, что нужно и то, и другое. При такой постановке вопроса получается на практике результат, который мы имели в перестройку. Исследовательский академический институт выстраивал рядом с собой мастерскую, где использовались его результаты в изготовлении вещей для быта, часто очень простых, но легко продававшихся на рынке. Сама по себе идея о необходимости каким-то иным образом объединить научные исследования с потребностями общества, безусловно, назрела. Однако её реализация должна учитывать в первую очередь особенности науки последних десятилетий. В классический период в обществе использовались результаты научной деятельности, которые и являлись связующим звеном научных идей и их материальных носителей (в промышленности, быту, в социальных системах). При этом сами идеи оставались неизменными. Было несущественно, напечатаны они в книге или журнале, представляют ли собой рукопись, они могут быть изложены на том или ином языке, сообщены в устной речи на конференции или на лекции, или в частной беседе. Проверку на истинность идеи проходили в процедуре эксперимента или в ходе их использования, прежде всего в промышленном производстве. В обоих случаях наука имеет дело с техническими экспериментальными или производственными конструкциями.

Классическое естествознание обладает двумя характеристиками: оно экспериментальное и его результаты могут быть использованы в производстве. Вероятно, поэтому взаимодействие науки с техникой оказалось наиболее значимым в последнее время для организаторов научных исследований и для тех, кто их планирует. С обществом, его потребностями научные идеи связаны, прежде всего, через технику.

Появляются новые научные направления, такие как Science and Technology Studies (STS), а также соответствующие им журналы. Меняется постепенно и социальная структура науки. Вместо наукоградов – технопарки или инновационные центры. В мире таких технопарков много. Вот и в не столь далёком прошлом академический Курчатовский институт приобрёл статус технопарка. Научные исследования в результате их внутреннего развития приобретают новые черты. Постановка проблемы, подлежащей решению, с самого начала уже содержит в себе необходимость отвечать одновременно и на запросы социума, и на возникшие в науке возможности её дальнейшего развития [Юдин 2012].

Познакомившись с имеющимися (в интернете) материалами о создании и функционировании инновационных центров в разных странах можно прийти к некоторым общим выводам.

Все инновационные центры пользуются поддержкой, в той или иной степени, своих правительств. Большое значение имеет хорошо продуманная правовая система, которая делает возможным привлечение иностранных инвестиций.

Финансовая и правовая поддержка оказывается в первую очередь малым предприятиям и небольшим научным коллективам, они считаются наиболее перспективными с точки зрения производства инновационного продукта. Соответственно, инновационных центров в каждой стране много. Доминирующего, как правило, нет. Даже Кремниевая долина в США выдерживает конкуренцию не по всем параметрам с некоторыми из своих соседей. Курчатовский технопарк, безусловно, имеет хорошие возможности для развития. Я остановлюсь очень коротко на социально-философской составляющей НБИКС-центра. Она должна играть очень важную роль, с моей точки зрения, при формировании научной политики, но практически игнорируется. В качестве примера исследовательской деятельности на современном уровне я возьму отдел прикладных нанотехнологий под руководством М. Занавескина, который вошёл в состав Курчатовского центра НБИКС. Группа состоит из молодых специалистов, средний возраст которых 25 лет. Сведения об их работе я почерпнула из интервью, которое Занавескин дал журналу «В мире науки» [Занавескин 2013].

Основная задача, которая была сформулирована М.В. Ковальчуком для отдела, – это создать разнообразные интерфейсы между живыми системами и твердотельными электронными устройствами, такими как компьютер, сотовый телефон и т.д. Другими словами, та или иная мысль, выраженная человеком тем или иным способом, должна быть понята техническим устройством, а ответ должен быть понятен человеку. В такой постановке технической задачи явно присутствует философская проблема, о которой шла речь выше. А именно: можно ли считать окружающий нас материальный мир способным к общению, имеем ли мы право взглянуть на него как на произведение, имеющее автора, с которым можно разговаривать? Философия наших дней гораздо больше погружена в эмпирию, в хаос человеческих отношений и в материальный мир, который мы постепенно начинаем воспринимать как одушевлённый, чем классическая философия, которая наоборот, мир человека воспринимала как мёртвый и бездушный. Изобретение интерфейсов – трудная для науки задача, но не более, чем задача для философии согласиться с тем, что коммуникация как общение возможна не только между людьми. Обе проблемы обдумываются одновременно, и шаг вперёд в одной области способствует успеху в другой. И даже не столько продвижение в исследованиях, сколько сама постановка сходных проблем создаёт возможность возникновения нового типа отношений, которые складываются в самом начале исследовательского проекта. Начало, когда ставится цель, формулируется задача – вот что интересует исследователя в первую очередь.

Сотрудники отдела Занавескина заняты созданием гетерогенных структур, которые могут послужить основой для изобретения твёрдотельных конструкций нового типа. «Это следующий шаг, – считает Занавескин, – после кремниевой электроники, в которой одному материалу, созданному природой, кремнию, за счёт внесения различных примесей, придают различные физико-химические свойства. Гетероструктуры – продукт направленного роста кристалла на кристалле, где можно сочетать слои различного состава, конструируя искусственный кристалл. Благодаря этому появляется гораздо больше степеней свободы для того, чтобы получать принципиально новые классы устройств» [Занавескин 2013, 93]. В частности, Занавескин указывает, что нитридные гетероструктуры, разработкой которых занимается его отдел, приходят на смену прежним на многих направлениях, и частота работы транзисторов на их основе в 100 раз больше современных кремниевых аналогов.

В отделе Занавескина достраивается и вводится в эксплуатацию комплекс, который позволит под одной крышей как получать сами гетероструктуры, так и создавать законченные устройства. При этом важно, что одни и те же люди должны вести проект полностью, от роста структуры до создания транзисторов.

Сейчас отдел Занавескина занимается разработкой мемристорных элементов, которые понадобятся для создания новейших нейроподобных чипов, компьютеров, подобных нашему мозгу. Однако пока что, говорит Занавескин, «нейрокомпьютеры так же близки к человеческому интеллекту, как черенок лопаты к живому дереву» [Занавескин 2013, 95].

Хочу обратить внимание на понятие твёрдотельный, обозначающее структуру, объединяющую в себе твёрдость материального тела (железа, пластика) и особенности живого материала (человеческого тела с его способностью чувствовать и думать). А также на понятие интерфейс, которое предполагает, и не только в Курчатовском институте, возможность общения между человеком и структурой такого типа.

Что касается проведения исследования одними и теми же людьми с самого начала и до получения конечного результата (того же компьютера, например), то здесь более существенно, что в результате мы имеем готовый товарный продукт, не столь важно, сколько человек принимали участие в его изготовлении. Главное, что здесь нет стадии прикладной науки. Технопарк или инновационный центр объединяют в себе оба этапа процесса.

Вот ещё пара примеров работ в этом направлении, о которых я прочитала в журнале «Чердак». В Сколтехе В. Лемпицкий вместе с коллегами из Оксфордского университета (К. Артет, А. Ноубл и Э. Зиссерман) предложили новый метод обнаружения на микрофотографиях таких объектов, как клетки, клеточные колонии, ядра. Такого рода техническое зрение важный этап многих экспериментов в биологии и медицине. Техническое зрение – соединение возможностей человеческого глаза и технических средств в единую твёрдотельную конструкцию. Результаты исследования были опубликованы в журнале Medical Image Analysis.

Американские учёные соединили органические мышцы моллюска с напечатанным на 3D-принтере каркасом и научили его ползать. Был создан таким образом биогибридный робот. В будущем такие роботы смогут обследовать морское дно в поисках, например, чёрных ящиков. Широкое распространение инновационные центры или технопарки получили в последние 10–15 лет. К такому роду деятельности страны пришли разными путями: некоторые в результате длительного эволюционного развития, другие – под воздействием государственной политики. «Современная американская государственная инновационная политика была сформирована во второй половине 1990-х годов: приоритет был обозначен в 1997 году, когда президент Б. Клинтон прочитал Конгрессу доклад “Наука и технология: формируя XXI столетие”. Кроме того, в предшествовавшие принятию этой политики годы правительство провело демонополизацию различных отраслей экономики – энергетики, транспорта, связи. Благодаря такому снижению влияния крупных игроков в экономике, возможность выхода на рынок получили малые инновационные компании» [Обзор международного… 2011 web].

Рассмотрим процесс формирования правил приёма статей для публикации в «бумажных» журналах, которые сейчас значительно меняются. Журнал, как вполне материальный носитель мыслей авторов статей, помещённых в нём, должен соблюдать интересы как этих авторов, так и их коллег, на которых есть ссылки, мысли которых воспроизводятся, с которыми ведётся полемика. Создаваемые правила не должны противоречить существующим в обществе законам, прежде всего закону об авторском праве. В то же время, формируя номер журнала, редактор вынужден отбирать только те статьи, содержание которых соответствует тематике журнала и написаны на соответствующем языке достаточно грамотно, которые не превышают допустимого объёма и т.д. Разумеется, авторам следует соблюдать существующие в журнале правила и уметь это делать. Таким образом, с самого начала в работе по созданию номера присутствуют цели и интересы двух сторон, журнала и авторов статей. Важно ещё раз подчеркнуть: с самого начала. Цели журнала и авторов не существуют порознь. Редактор не может создавать удобные для журнала правила, не учитывая интересы авторов, для чего ему необходимо быть специалистом в той области знаний, которой посвящён журнал. В то же время нельзя не учитывать того обстоятельства, что авторы не всегда обладают достаточными знаниями для того, чтобы быстро разобраться в особенностях новых правил.

По ходу дела обе стороны стремятся приспособиться друг к другу, меняя более или менее успешно свои первоначальные планы. В результате итог получается не совсем тот, на который рассчитывали и редактор, и авторы. Не все правила строго соблюдаются, приходится их корректировать. Изменения, которые авторы вносят в свои статьи, меняют не только какие-то их формальные параметры. Эти изменения, как и корректировка правил, делает другим в большей или меньшей степени тип взаимоотношений между всеми действующими лицами: и между сотрудниками редакции, и между авторами публикуемых статей, а также между журналом и соответствующим сообществом исследователей. Журнал является материальным носителем как мыслей сотрудников журнала, так и мыслей авторов статей.

Заключение

Разумеется, все те особенности научных исследований, о которых очень кратко говорилось выше, существовали, в той или иной степени, и прежде. Однако в классической науке они остаются на втором плане. Здесь постановка целей и проблем, требующих решения, реализуется исключительно в рамках научного знания. Что же касается возникающих в обществе трудностей и новых задач, которые нуждаются в помощи учёных, то они тоже рассматриваются не на стадии их зарождения, а как уже сформировавшиеся, имеющиеся в наличии. Связь науки и общества осуществляется между имеющимися там и здесь результатами. Отсюда рождается проблема прикладной науки: как использовать имеющееся научное знание для решения практических задач? И есть ли в наличии такое знание?

Если нет, то надо его изобрести. Наука получает социальный заказ. Но возможно и другое положение дел. Научных результатов много, а вот применить их негде. Это фундаментальное знание, оно истинное, но зачем оно нужно? Ради удовлетворения любопытства учёных? Слишком дорогое удовольствие. Разговоры о том, что когда-нибудь в будущем оно наверняка понадобится, не заставят политиков и хозяйственников тратить деньги на исследования такого рода. Гораздо проще, если не закрыть совсем, то, по крайней мере, свести до минимума финансирование академических институтов.

От такого подхода к науке страдает не только наша академическая наука. И в Соединённых штатах фундаментальная наука в университетах выдерживает сильный натиск государственных структур. Но там положение дел облегчается тем, что создаётся много инновационных центров (технопарков). Однако ситуация с наукой в США требует специального изучения.

Что касается нашей Академии, то политики не хотят или не в состоянии, увидеть, что большинство институтов (как минимум, в лице многих исследовательских направлений) уже представляют собой инновационные центры. И если скудное финансирование совсем приостановит их развитие, это будет ударом и по социальному, и по экономическому развитию страны. Инновационная наука, занимаясь своими прямыми обязанностями, решает тем самым в равной мере и научные, и социальные, и экономические проблемы, ставит перед обществом новые цели. В словосочетании НБИКС буква «С» обозначает социальные науки. Встраиваясь в самое начало процесса получения результата, социальная философия привносит определённое понимание совместимости естественнонаучного и общественного, общности их целей и проблем. Начало погружено в эмпирию научного и социального, хотя между ними ещё нет более или менее чёткого различия. В процессе исследования формируется каждая из сторон, и мы имеем уже их новые варианты с другими целями и проблемами. Общество может начать развиваться в другом направлении. Процесс исследования выдаёт «готовый продукт», какой-нибудь новый гаджет, например. Нет необходимости (и нет возможности) в прикладной науке. Ставится под вопрос и роль экономики как базиса развития общества. Во всяком случае, возникновение науки нового типа делает возможной постановку проблемы такого рода.

Ссылки – References in Russian

Антоновский 2015 – Антоновский А.Ю. Существует ли мир без наблюдателя? // Эпистемология и философия науки. 2015. № 4. С. 28–35.

Библер 1991 – Библер В.С. От наукоучения – к логике культуры. Два философских введения в двадцать первый век. М.: Издательство политической литературы, 1991.

Делёз 2006 – Делёз Ж. Логика смысла. М.: Раритет, 2006.

Занавескин 2013 – Занавескин М.Л. Ничего мистического, это только наука / Беседовала Наталия Лескова // В мире науки. 2013. Июль – август. С. 91–95.

Касавин 2008 – Касавин И.Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка. М.: Альфа-М, 2008.

Касавин 2012 – Касавин И.Т. (ред.) Общество. Техника. Наука. На пути к теории социальных технологий. М.: Альфа-М, 2012.

Касавин 2013 – Касавин И.Т. Социальная эпистемология. Фундаментальные и прикладные проблемы. М.: Альфа-М, 2013.

Лакатос 1967 – Лакатос И. Доказательства и опровержения. Как доказываются теоремы? М.: Наука, 1967.

Мамардашвили 1996 – Мамардашвили М.К. Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии. М.: Языки русской культуры, 1996.

Маркова 2013 – Маркова Л.А. Наука на грани с ненаукой. М.: Канон+, 2013.

Маркова 2016 – Маркова Л.А. Поворот в исследованиях социального характера научного знания // Вопросы философии. 2016. № 4. С. 182–193.

Обзор международного… 2011 web – Обзор международного опыта инновационного развития // http://www.nanonewsnet.ru/articles/2011/obzor-mezhdunarodnogo-opyta-innovatsionnogo-razvitiya

Юдин 2012 – Юдин Б.Г. Социальные технологии, их производство и потребление // Общество. Техника. Наука. На пути к теории социальных технологий. М.: Альфа-М, 2012. С. 48–63.

Voprosy Filosofii. 2017. Vol. 12. P. ?–?

Other Science, in Result – a New Science Policy

Lyudmila A. Markova

Difficult problems, emerging now in science planning, are the result of ignoring changes which occur in science itself. Direction of scientific investigations is now quite another. They are directed not to the external nature, which is absolutely independent of us. The social process of the knowledge obtaining is included in the result It means that world around us is not dead and silent, it is like human in some of its characteristics. We managed to see in it the possibility to think and to understand us. It responds to a human, to his needs in the course of construction of artificial world, in which we already live. In New Time an artificial world was built on the basis of laws of nature. Now an artificial world is constructed on the basis of human thinking. It is enough to remember “electronic stuffing” of our means of movement, communication. For instance, we have an aircraft without some property which we need much. We have to think simultaneously about practical task and scientific problem. The border between fundamental and practical becomes transparent and even we may say that it disappeared. Government officials and some scientists, who took the responsibility to manage science, do not notice that the very formulation of the problem fundamental – applied science does not make sense. It is impossible to make of this division the basis of scientific politic.

KEY WORDS: science, scientific policy, scientific investigation, scientific and social problems, basic science, applied science, no classical science, technoparks, innovative centers.

MARKOVA Lyudmila A. – DSc in Philosophy, leading researcher, Institute of philosophy, RAS.

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Received at June 24, 2017.

Citation: Markova, Lyudmila A. (2017) “Other Science, in Result – a New Science Policy”, Voprosy Filosofii, Vol. 12 (2017), pp. ?–?

References

Antonovsky, Alexander Y. (2015) “Does the world exist without an observer?”, Epistemology & Philosophy of Science, Vol. 4. (2015), pp. 28–35 (in Russian).

Bibler, Vladimir S. (1991) From the Wissenschaftslehre to the Logic of Culture. Two Philosophical Introductions in the twenty first Century, Publishing House of Political Literature, Moscow (in Russian).

Deleuze, Gilles (1969) Logique du Sense, Editions de Minuit, Paris (Russian Translation).

Kasavin, Iliya T. (2008) Text. Discourse. Context. Introduction to Social Epistemology of Language, Alfa-M, Moscow (in Russian).

Kasavin, Iliya T. (ed.) (2012) Society. Technology. Science. On the Way to the Theory of Social Technologies, Alfa-M, Moscow (in Russian).

Kasavin, Iliya T. (2013) Social Epistemology. Basic and Applied Problems, Alfa-M, Moscow (in Russian).

Lakatos, Imre (2008) Proofs and Refutations. The Logic of Mathematical Discovery, Cambridge University Press, London (Russian Translation).

Mamardashvili, Merab K. (1996) Arrow of Cognition. Sketches of Natural-Historical Epistemology, School “Languages of Russian Culture”, Moscow (in Russian).

Markova, Lyudmila A. (2013) Science on the Verge of Non-science, Canon+, Moscow (in Russian).

Markova, Lyudmila A. (2016) “Turn in the Research of Social Nature of the Scientific Knowledge”, Voprosy Filosofii, Vol. 4 (2016), pp. 182–193 (in Russian).

Review of international experience of innovative development, http://www.nanonewsnet.ru/articles/2011/obzor-mezhdunarodnogo-opyta-innovatsionnogo-razvitiya

Yudin, Boris G. (2012) “Social Technologies, their Production and Usage”, Society. Technology. Science. On the Way to the Theory of Social Technologies, Alfa-M, Moscow, pp. 48–63 (in Russian).

Zanaveskin, Maksim L. (2013) “Nothing Mystical, it is only the Science”, In the World of Science, July-august (2013), pp. 91–95 (in Russian).