Для лучшего постижения того, как именно возник, стартовал и осуществлялся проект, полезно прочитать в книге Введение Ю.В. Синеокой, которая является автором, инициатором, участником и терпеливым куратором каждого из шагов его осуществления. Из ее Введения, в частности, видно, сколь неожиданно, спонтанно и в то же время с какой настоятельной необходимостью рождаются – особенно в науке и культуре, на их средостениях – объединяющие духовные движения подобного рода.

Важнейшим фактом считаю то, что в таких ставших ныне бесконечно далекими друг от друга локусах культуры, как НИИ и публичная библиотека, возникла не только действенная решимость осуществить совместный высокоинтеллектуальный проект, но и были приложены серьезные усилия к его осуществлению. Каждый четверг в Библиотеку им. Ф.М. Достоевского приходили, сменяя друг друга, лекторы из Института философии РАН, что длилось более двух лет (!). Все лекции также сопровождались работой членов команды, которые, как отмечает Ю.В. Синеокая, взяли на себя «визуальную» составляющую проекта, а также обеспечили печатание афиш, аудио- и видеозапись самих лекций. В нее входили руководитель институтского Центра антиковедческих и медиевистских исследований В. Петров, сделавшие великолепные фотографии Е. Марчукова, М. Локтионов, Н. Волкова, З. Рожкова.

Хочу особо акцентировать следующие слова академика А.А.Гусейнова: «Проект осуществлялся без каких-либо грантов, материальных поощрений, рейтинговых очков». Впрочем, примерно то же можно сказать о любой работе нашего академического института: она объективно свидетельствует никак не о «нищете философии», а о нищете философов… А также и о бедности как библиотеки, так и Института философии РАН, у которых не было средств для дополнительного финансирования его участников. Наша особая благодарность руководству Библиотеки им. Ф.М. Достоевского, все это время предоставлявшему площадку для лекций, обсуждений – как нам, философам Института философии РАН, так и постоянно собиравшимся слушателям.

Вторая благодарность – издательскому дому «ЯСК», не просто издавшему книгу почти в 1000 страниц, но и сумевшему в наше труднейшее для всех печатных изданий время подготовить и опубликовать «книгу книг» по философии. Издательство сумело полиграфически талантливо опубликовать в дополнение к текстам (если требовалось) еще и богатый графический и иной вспомогательный материал. К каждой лекции в книге имеется множество (прекрасно выполненных членами команды) цветных фотографий, в том числе запечатлевших лица из аудитории слушателей (к мыслям об аудитории еще вернусь).

Уже и сам факт, что Институт философии РАН, замыслив свой комплексный проект, счастливым образом заполучил этих двух партнеров – библиотеку и издательство – дорогого стоит… Прежде чем пригласить читателей вникнуть в содержание совсем непростой по материалу книги «Анатомия философии: как работает текст», хочу напомнить о том, что полностью осталось за кадром – не только о последнем времени, когда проект вызревал и выполнялся, а о той поре, когда накапливались исследования и знания, которые хотя бы частично получили в книге свое отражение.

А это были – со стороны внешних условий – очень тяжелые времена. Почему? Во-первых, наш Институт, деятельность которого более 80 лет протекала на Волхонке 14, вдруг стали сгонять с места его многолетнего существования, делая это по-чиновному директивно, даже грубо и вероломно (хорошо уже то, что сейчас Институт философии РАН достойно размещен и тоже в старинном районе Москвы). Во-вторых, по совпадению, также весьма неблагоприятному, гонения пришлись на период, когда деятельность структур и институций РАН (несомненно, требовавших реформирования) подверглась тоже грубым, непродуманным преобразованиям, разрушительным для науки воздействиям. Они совершались якобы во имя эффективности самой науки. Как показали последующие годы, фактически утвердились структуры, формы и правила управления наукой, культурой, которые в сумме противоположны сути и задачам научно-исследовательского творчества. Я уж не говорю о том, что оплата труда работников научных, в особенности академических институтов и учебных заведений в «реформаторские» годы постоянно снижалась и далее снижается (при одновременно разбухании бюджетов и площадей новых и старых ведомств, бездарно управляющих наукой). Ученые страны, в том числе работающие в РАН, – не устану это повторять – осуществили немало глубинных исследований, тщательно анализируя эти процессы и их истоки. Но современные инстанции, управляющие наукой, не работают на вход: они как бы не слышат протестных голосов ученых академии и вузов. Зато кипит работа этой «машины» «на выход»: постоянно, повседневно продуцируются директивы, инструкции, порою бездарно-абсурдные. И они «девятым валом» обрушиваются на исследовательские учреждения… И они всегда «анонимны»… Но наука, пока она жива, обладает внутренне ей свойственными силами развития.

Философия, по моему глубокому убеждению, не просто выживала и выживает, развивалась и развивается (как в нашем Институте, так и в других научных учреждениях) в силу следования ученых этим внутренним законам не только осуществления, но и самосохранения всякого научного творчества и его институций. По тем же законам, кстати, даже в советские годы с их хорошо известными способами внешнего идеологического и просто репрессивного надзора над всяким независимым исследованием все же существовала и охраняла саму себя философия высокого мирового класса.

Книга по проекту запечатлела лишь некоторые философско-теоретические, исследовательские результаты работы Института философии РАН за последние десятилетия[1]. Книга по проекту была оценена нашим директором, академиком А.В. Смирновым как итоговое «зеркало» работы коллектива Института философии РАН, в чем и я с ним согласна. Совсем не зазорно увидеть и подметить в таком «зеркале» то, что в работе твоих коллег представляется достойным высокой оценки, что стало и становится – по твоему мнению – ориентиром для современных философских исследований как таковых.

Теперь поделюсь лишь некоторыми первоначальными впечатлениями и от книги по проекту, и от тех видеоматериалов, которые мне удалось просмотреть. И это будут, скорее, отдельные импрессии (ибо для более систематизированных выводов пока не было достаточного времени). Оправданно (предварительно) сказать, что проект имел определенный успех у публики. Говоря о публике – а на лекциях, и это радостно и удивительно, всегда был аншлаг, – поделюсь впечатлениями от увиденного своими глазами и от фоторяда книги. Перед нами предстают лица – и тех, кто слушал, и тех, кто еще и с микрофоном в руках выступил в обсуждениях. Видно, что аудитория (включавшая, конечно, и некоторых коллег, слушавших друг друга) в основном состояла из заинтересованных молодых людей. Этот факт считаю первостепенно важным.

Лица молодых слушателей по-настоящему красивы, причем они не только отмечены привлекательностью, яркостью молодости, но и одухотворенностью, подлинной любознательностью, интеллектуальностью и интеллигентностью. Зрительно этому соответствовало предметное, но тоже «духовное» обрамление: зал по всему периметру окружают полки, от пола до потолка заполненные книгами… Вместе с аудиторией видео-просмотров – тысячи посещений – это было общение с действительно широкой публичной аудиторией[2].

Богатство тем, проблем, материалов, представленных в книге, столь велико, что еще потребуется время, чтобы все это вдумчиво освоить. Пока же позволю себе поделиться с читателем некоторыми первоначальными впечатлениями, касающимися отдельных лекций (а потом и статей).

Проект имеет примечательный подзаголовок: «как работает текст». Выделю здесь прежде всего ключевое слово «текст». Сразу приходит на ум, что с этим будет связана внутринаучная, притом сугубо специализированная проблематика и что речь пойдет о текстах как бы «отгороженных» своей спецификой сфер культуры. В большей мере так оно и есть – о таких, подчас экзотерических областях создания и применения именно философских текстов по сути повествует – считаю, достаточно доходчиво – вся наша книга. Но при дальнейшей реализации проекта, как я думаю, надо будет принять в расчет поистине беспредельную широту деятельности по созданию, пониманию, применению разных текстов.

Ведь в любой сфере практической жизни по крайней мере современных людей (да и в историческом опыте тоже) человеку приходилось и приходится повседневно иметь дело как с теми или иными текстами, так и с поисками их смыслов – как бы мудрено это ни звучало. В современных же условиях отдельные люди (и человечество в целом) постоянно имеют дело с текстами для повседневного использования, причем в поистине неисчислимых их разновидностях (от технических, медицинских и т.д. инструкций до текстов законов, указов, распоряжений и т.д.) А они обладают многообразными смыслами и значениями. Что же касается наук, то ведь их источники, средства, открытия фактически и реально представлены в виде каких-то текстов.

Для гуманитарных наук, исходно и в главном обращенных к источникам исторического свойства и общекультурного значения, тексты – их ничем не подменяемый «хлеб». Философия как результат достаточно высокого исторического уровня развития культуры (опирающейся на разные средства фиксирования тех или иных письменных сообщений) постоянно работает и со своими специфическими «текстами» и с меняющимися вспомогательными средствами их создания, запечатления, освоения. Современная философская мысль, имея дело с богатым набором разновидностей именно философских текстов, также уже располагает и теоретическими знаниями, касающимися сути «текста» как такового и его поистине бесчисленных разновидностей. Вот почему сам проект и, соответственно, книгу было уместно открывать лекцией А.В. Смирнова «Анатомия текста: как работает сознание». Ибо ведь реально «работает», как подчеркнул А.В. Смирнов, не текст, а человеческое сознание, как-то воспринимающее, но и – что существенно – обязательно перерабатывающее любой текст. А.В. Смирнов давно и успешно занимается релевантной группой проблем. Он опубликовал солидную (на мой взгляд, одновременно очень сложную и достойную внимания также нефилософов) монографию «Сознание. Логика. Язык. Культура. Смысл».

Специфика и проблемные истоки этой его работы состоят, во-первых, в том, что А.В. Смирнов, непосредственно занимаясь восточной, а именно исламской философией, всегда вникал также в лучшие по уровню западные и отечественные исследования соответствующей широкой проблематики. Увязанность текста с сознанием, логикой, языком, смыслом всегда вполне конкретно интересовала А.В. Смирнова еще и потому, что он также переводчик высокого уровня (с английского и с арабского языков).

Надо упомянуть об одном чрезвычайно тонком, специальном и в то же время актуальном деле возглавляемого им (секторского) коллектива исследователей исламской философии. Это перевод и истолкование сложнейших текстов (включая переводы на русский язык до той поры не введенных в отечественную культуру источников). Подобная работа объединяет этого исследователя и его группу с другими, уникальными по своей квалификации, авторитету исследователями философии Востока и Запада. Я имею в виду когорту тех ученых Института философии РАН, которые на протяжении десятилетий вводят в оборот отечественной науки и культуры тексты-источники философии Запада и Востока. Они публикуют (часто впервые) переводы иноязычных классических и современных текстов. Ведь это ученые Института философии РАН сделали достоянием нашей культуры новые или обновленные переводы произведений Платона и Аристотеля, средневековых схоластов, классиков немецкой философии (например, с 1994 г. по настоящее время публикуется – совместное с немецкими философами – уникальное двуязычное издание Собрания сочинений Канта). Такая работа высоко ценится коллегами в стране и за рубежом. Она, что хорошо понятно образованным людям[3], является вкладом в отечественную и мировую культуру.

Здесь речь идет совсем не о посторонних делу обстоятельствах работы многих специалистов Института философии РАН, как представленных, так и не представленных в книге. Нельзя не упомянуть и о владении языками многими специалистами Института философии РАН (о глубинном – как в случае А.В. Смирнова и некоторых других авторов книги). Согласитесь, что для равнения на высокий, именно мировой уровень философии, для сотрудничества с нынешними философами других стран, даже других континентов это необходимое условие огромной важности. Далее я поделюсь моими впечатлениями лишь от содержания некоторых лекций (статей), которые вместе с тем позволят увидеть в них очень важные, с моей точки зрения, особенности реализованного проекта.

Примером того, сколь сложными и вместе с тем сколь новаторскими являются результаты деятельности исследователей РАН, может служить высокоспециализированный текст В.А. Подороги под сначала непонятным названием «Как составить антропограмму. Аналитическая антропология литературы». Расскажу о том, как я сама восприняла этот удивительный текст. Итак, произнесены (потом написаны) пока таинственные (для тех, кто раньше не изучал именно эти тексты В.А. Подороги) слова «антропограмма» и «антропология литературы». Но сразу даны примеры, а потом и пояснения. Примерами «пустых» («незаполненных») антропограмм является нечто вполне знакомое философам, психологам, языковедам. Скажем, это такие, в самом деле суммирующие, емкие термины, как «архетипы» Юнга, «мифема» Леви-Стросса, «эпистема» у Фуко, «ризома» у Делеза. Другое дело, разъясняет Подорога, – «заполненные» литературные антропограммы, которые раскрываются через «матрицы» произведения. Антропограмма для В.А. Подороги – это «подсознательная интуиция бытия, на основе которой совершается выбор образа в литературном произведении» [Синеокая (ред.) 2016, 85]. С применением этих понятий В. Подорога анализирует и интерпретирует более чем популярные во всем мире шедевры русской классической литературы. К ней-то и применяется понятие-ключ «заполненная антропограмма» – на конкретных примерах творчества Гоголя, Достоевского, Андрея Белого. Вряд ли можно отвлечься от того, что у каждого читателя, любящего русскую литературу (а их и на нашей родине, и во всем читающем мире огромное множество – даже в сегодняшнем мире), тем более у знатоков, профессиональных литературоведов, есть свои суждения, мнения, возможно, и не совпадающие с аналитическими идеями В.А. Подороги. Думаю, что его работа – оригинальный и по-своему ценный материал и для философов, мыслящих о литературе, и для литературоведов, и для самих литераторов.

При чтении книги «Анатомия философии...» я постоянно задавала себе вопрос: что в высокоспециализированных, порой (как у Подороги и других авторов) изощренных философских текстах может заинтересовать тех читателей, которые работают в других областях науки, культуры или только готовятся к такой работе, получая соответствующее образование? И тут, при предварительном, как сказано, изучении книги меня впечатлил еще и такой факт: добрая треть статей в многостраничном фолианте посвящена, как и текст Подороги, философскому осмыслению отечественной литературы! Поскольку конкретная тематика проекта складывалась спонтанно и поскольку вместе с тем она отражает многолетние тематические предпочтения видных философов Института философии РАН (иногда и наших приглашенных коллег), то уже и этот объективно сложившийся проблемно-тематический выбор заслуживает особого внимания. Надеюсь, он будет оценен по достоинству широкой читательской аудиторией, причем оценен и в его именно философской специфике, и в обращении к действительно кардинальным духовным событиям и феноменам развития российской классической литературы.

Так, А.А. Гусейнов в статье, заголовок которой «Чем был обусловлен и в чем заключался духовный переворот в творчества Льва Николаевича Толстого» вновь привлекает внимание к мучительным поискам великим писателем «смысла жизни» как части его духовно-этических исканий, сосредоточенных на центральном для него вопросе о соотношении религии и нравственности. Лекция (а теперь и статья) А.А. Гусейнова – остро, понятно, близко к опыту мыслящих людей многих поколений и исторических эпох – подводит к общему выводу: великий русский писатель буквально выстрадал «новое понимание нравственности, ее роли в жизни человека и общества», что до сих пор не утратило своей актуальности.

Великолепным, изысканным и в то же время общеинтересным мне показался текст другого авторитетного исследователя отечественного духовно-философского наследия В.К. Кантора: «Карнавал или бесовщина (роман Достоевского “Бесы”)?». Обращаясь к некогда популярным в философии и литературоведении интерпретациям этого важнейшего романа великого Достоевского как социально-исторического предсказания тяжелейших российских бед XX века, В. Кантор переносит центр тяжести на свое толкование «Бесов» как «квинтэссенции национального самосознания». И сразу поясняет: «Дело не в Нечаеве-Верховенском, Ульянове-Ленине, Джугашвили-Сталине, а в причинах, их породивших» [Синеокая (ред.) 2016, 661].

Не могу подробнее разбирать другие интереснейшие тексты книги, посвященные философскому анализу творений русской литературы и философии: М.С. Киселевой – о текстах русского барроко, А.А. Кара-Мурзы – о «Медном всаднике» А.С. Пушкина, А.В. Черняева – о переписке Андрея Курбского с Иваном Грозным, С.А. Никольского – о романной прозе И.С. Тургенева, К.В. Ворожихиной – о книге Льва Шестова «Афины и Иерусалим», Ю.В. Синеокой – о «Переписке из двух углов» Вячеслава Иванова и Михаила Гершензона. Это прекрасные, по моему мнению, именно философские работы, и я уверена: они найдут своих заинтересованных читателей и не только в собственно философских областях, заинтересуют и совсем неузкий круг тех, кто и профессионально работает, и просто как мыслящий читатель задумывается над тем, что украшает, как поистине драгоценные каменья, признанную во всем мире блистательную «корону» российской культуры, входит в бесспорно «конвертируемое» во всем мире ее богатство.

Еще один существенный момент: в сегодня опасно разобщенной российской культуре возникает и предлагается философией одна из необходимых заявок на ее (посильное для философии) объединение. Требуется время на то, чтобы тщательно осмыслить предложенный проектом и книгой богатый репертуар философских исследований. Например, наиболее близкая мне область наших историко-философских исследований богато и разнообразно представлена в рассматриваемой книге. Пока упомяну лишь о двух ее отрадных особенностях.

Первая из них: как «зеркало» нашей работы, проект в целом отразил чрезвычайную разветвленность и высокую специализированность осуществляемых в Институте философии РАН историко-философских исследований мировой философии. Они отнесены ко многим ее разновидностям, к разным эпохам, к основным цивилизационным, историческим формам существования истории философии – к проблемному, методологическому наполнению и к конкретным культурным, научным локусам, т.е. к ее воплощению в разных, в том числе редких языковых, именно текстовых формах.

И вторая впечатляющая особенность (и не только историко-философских работ) – это сочетание творчества разных поколений философов, и самого старшего, и просто старших, уже завоевавших прекрасную научную репутацию, а также недавно ставших известными философов среднего поколения и представителей совсем новой философской проросли. Впрочем, то же впечатление производят не только работы историко-философских, но и всех, по сути, дисциплинарных подразделений Института философии РАН. Достаточно познакомиться с прекрасными текстами антиковеда Н.П. Волковой, исследователя русской философии К.В. Ворожихиной, чтобы убедиться в яркости и незаурядности их исследований.

Что еще меня как историка философии впечатлило в книге, так это превосходная работа известных специалистов в других философских дисциплинах над классическими текстами из истории разных эпох и времен. Скажем, это исследование Р.Г. Апресяна над «Илиадой» Гомера, или О.П. Зубец над текстами Аристотеля, а также В.А. Лекторского над опубликованным сорок лет назад конкретным текстом американского философа Т. Нагеля, и М.М. Федоровой над текстом публичной лекции Бенжамена Констана «О свободе у древних в ее сравнении со свободой у современных людей».

Таковы мои предварительные впечатления, сложившиеся от первого изучения книги «Анатомия философии: как работает текст». Думаю, что следует продолжить ее изучение. Во всяком случае, я планирую – если позволят время и силы – глубже вникнуть в уже заинтересовавшие меня материалы.