Философская драма | Печать |
Автор Труфанова Е.О.   
14.07.2016 г.

(Размышление о книге: Э. Ильенков, В. Коровиков. Страсти по тезисам о предмете философии (1954-1955 гг.). М.: Канон+, 2016. 272 с.

 

Пролог. Времени, о котором идет речь в данной книге, минуло более полувека. Это была другая жизнь, другая страна, другой мир. С современной точки зрения погружение в документы той эпохи – это почти путешествие на другую планету, обитатели которой живут по странным законам и говорят на диковинном языке. Однако это только первое впечатление, потому что – всмотревшись – ты понимаешь, что многое понятно и знакомо,  а идеи, которые обсуждались тогда, остаются – хоть и в другой форме – актуальными до сих пор. И вместо космического корабля, перенесшего нас на другую планету, книга оказывается машиной времени, переносящей нас в эпоху, когда впервые в отечественной философской среде зазвучало имя Эвальда Васильевича Ильенкова (1924 – 1979).

Почти любая греческая трагедия – это история героя, бросившего вызов обществу или богам и в конце поплатившегося за этот вызов. Мораль проста: один человек ничего не может против общества, против традиции или, наконец, против тяготеющего надо всем рока. В истории жизни Ильенкова много от греческой трагедии. Он относится к тем мыслителям, которым приходилось бороться за свои философские убеждения не только в рамках дискуссий с коллегами, но и в значительно более драматических обстоятельствах. Говоря об Ильенкове, невозможно не вспомнить о Сократе. Эта параллель неоригинальна и неизбежна – в жизни обоих были противостояние официальной идеологии, суд и трагический финал. Даже обвинения звучали схоже: Сократа обвиняли в «развращении молодежи», а в адрес Ильенкова и его коллеги Валентина Ивановича Коровикова звучало обвинение в «философском разврате» и особенно в том, что в этот «разврат» были вовлечены студенты. Есть еще кое-что в греческом стиле: текст Тезисов, составляющих смысловую ось всей книги, ее составители собирали буквально по фрагментам, подобно текстам досократиков, из цитат у других авторов.

Таким образом, неудивительно, что открывающие эту книгу протоколы партсобраний и заседаний Ученого совета философского факультета МГУ, посвященные обсуждению (и осуждению) Тезисов, читаются как софокловский текст, где иногда голосом хора звучит голос дочери Ильенкова Елены Иллеш.

В книге, о которой идет речь, предлагается и еще одна параллель: «Страсти по Тезисам» отсылают читателя уже не к древнегреческим, а к евангельским сюжетам. Однако до настоящих библейских страстей в описываемый период жизни Ильенкова еще далеко: если продолжить евангельские аналогии, то это еще не страсти, а время проповедей и сбора учеников. Время Тезисов в биографии Ильенкова – это время поворотное как для его собственной философской карьеры, так и для развития отечественной философии в целом.

Экспозиция. Любой отечественный философ, занимающийся проблемами познания, рано или поздно наталкивается на такой эпизод в истории советской философии, как «дело гносеологов». Я говорю здесь не только о тех, кто был затронут этой историей напрямую, я говорю и о последующих поколениях – и, прежде всего, о моем философском поколении – о тех, кто в принципе слышал об «истмате» и «диамате» только из рассказов старших коллег – рассказов, как правило, весьма нелестных. Поколение Ильенкова для меня  – поколение учителей моих учителей, и, мне кажется, только в последние годы мы начинаем осознавать важность этой, выражаясь термином М.А.Розова, «социальной эстафеты».

Я не могу вспомнить, откуда я услышала о «деле гносеологов» и Тезисах Ильенкова и Коровикова, и когда это было – вероятно, это произошло за время обучения у В.А. Лекторского. Могу только сказать: точно знаю, что с определенного момента я представляла себе это событие как определенную веху в развитии советской философии, начало некой новой эпохи. В какой-то момент мне стало интересно познакомиться с самими Тезисами, чтобы понять причину конфликта, связанного с ними – и тогда я разочаровалась в могуществе Интернета – не нашлось ни текста Тезисов, ни какой-либо информации о В.И. Коровикове – только из этой новой книги я узнала о его дальнейшей судьбе и карьере. Как оказалось, текст Тезисов, который в свое время был размножен многократно, не сохранился ни у одного из участников тех событий – по крайней мере, авторам «Страстей по тезисам» не удалось их разыскать, и пришлось проводить кропотливую реконструкцию.

Следует, к слову, сказать кое-что об авторах. Авторами этой книги значатся Эвальд Ильенков и Валентин Коровиков, поскольку главные тексты, действительно, принадлежит им. Но есть у этой книги и другие авторы, пожелавшие остаться в скромной роли авторов-составителей. Это Е.Э. Иллеш и И.А. Раскин, проделавшие огромную работу как с личными архивами Ильенкова, так и с архивами МГУ, Института философии АН СССР, общего отдела ЦК КПСС и т.п. Обширные фрагменты протоколов (некоторые из которых, как ни странно это звучит, были по сей день засекречены!) различных заседаний, на которых обсуждались Тезисы, составляют почти половину книги – и чтение этих протоколов внезапно оказывается занятием весьма захватывающим – как будто имеешь дело с текстом настоящей драмы. Еще одним соавтором данной книги является В.А. Лекторский – ученик и коллега Ильенкова, который не только вспоминает как очевидец контекст обсуждения Тезисов, но и дает оценку тому центральному вопросу – вопросу о предмете философии, как он был предложен в Тезисах и в дальнейшем философском творчестве Ильенкова.

Развитие действия. Книгу «Страсти по Тезисам» можно условно разделить на две части. Первая – это уже упомянутые выше протоколы. Вторая – это реконструированные Тезисы и – уникальный новый текст, названный составителями «Философской тетрадью» – восстановленная рукопись Ильенкова, посвященная обсуждению предмета философии, заключающая  в себе основную предварительную работу, предшествовавшую написанию Тезисов.

В первой части особенно удивительное впечатление на современного читателя производит язык, на котором общаются участники собраний. Тот идеологизированный стиль, на котором говорят персонажи разыгрываемой драмы, был бы не менее уместен в средневековых теологических диспутах, только вместо Священного Писания здесь выступает уже другой корпус текстов. Как верно отмечает один из авторов книги Илья Раскин, Ильенков и Коровиков на поле боя за Тезисы проиграли тактически, но одержали стратегическую победу. Он же замечает, что тактическая победа была невозможна не только в силу молодости и неопытности авторов, но и прежде всего в силу того, что им приходилось вести борьбу на идеологическом языке своих оппонентов, в котором последние были намного более подкованы. Подлинно философский язык в этой дискуссии не звучал, любые попытки Ильенкова и Коровикова перейти на него пресекались – это легко заметно по приведенным в книге стенограммам.

Проиграв тактически, Ильенков и Коровиков – как следует из протоколов – отступают и отрекаются от своих Тезисов. Отрекаются не из трусости или малодушия, а лишь потому, что Тезисы, с их точки зрения, были неправильно поняты, а значит, они не смогли правильно выразить свои мысли. Важно и то, что Тезисы – это был текст для обсуждения, не более того. Это чувствуется и по той легкости, с которой Ильенков и Коровиков отказываются от них, и по тому, как Ильенков год спустя – уже при обсуждении Тезисов на Ученом совете – утверждает, что не помнит их содержания. Конечно, в последнем утверждении есть своя доля лукавства, но вполне очевидно, что деятельный ум Ильенкова не стоял на месте целый год, в ожидании внимания Ученого совета философского факультета МГУ, и уже продолжил обдумывать и развивать то, что в Тезисах содержалось, по его собственному признанию, в несовершенной форме.

Возможно, именно та легкость, с которой Ильенков и Коровиков соглашаются с выдвинутыми обвинениями, отказываются от Тезисов, и приводит к столь глубоко задевшему Ильенкова обвинению в «неискренности» и «двурушничестве». Из стенограмм видно, что Ильенков готов принять любую критику, кроме этого обвинения в неискренности. Отречение от Тезисов воспринимается оппонентами Ильенкова и Коровикова как отказ от тех идей, которые в Тезисах утверждались, тогда как Ильенков и Коровиков остаются верны своим идеям, но отказываются от того, как они были интерпретированы в ходе обсуждения Тезисов. Неискренни на самом деле другие – те, кто вычитывают в Тезисах то, что авторы и не подразумевали.

Основным «грехом» Ильенкова и Коровикова, впрочем, были не столько сами Тезисы, сколько то, что они захотели их обсуждать, причем с привлечением как студентов, так и ведущих зарубежных мыслителей-марксистов. «Основной предмет» философии, который, казалось бы, был давно определен и, фигурально выражаясь,  высечен золотом в мраморе, вдруг становится у них предметом для дискуссии. Как отмечает в протоколе партсобрания философского факультета МГУ один из их студентов – Борзенко – «студенты… занимающиеся у Коровикова и Ильенкова, считают, что эти преподаватели заставляют работать и обдумывать новые проблемы. Во многом помогла студентам и теоретическая дискуссия по вопросу о предмете философии…» (c. 25). Коровиков и Ильенков учили мыслить самостоятельно, но кому это нужно, если философия является только мировоззрением, которое должно быть принято как истина в последней инстанции? Как весьма показательно отмечает другой персонаж разыгрываемой драмы профессор Гагарин в своем выступлении на Ученом совете философского факультета МГУ: «Разве вопрос о предмете философии – это дискуссионный вопрос? Это дискуссионный вопрос для врагов нашей партии» (c.47).

Ильенков и Коровиков же, как следует из текстов этой книги, были как раз теми преподавателями, которые учили мыслить критически, учили не просто принимать догматы марксизма на веру, но и понимать их суть, размышлять о ней. Ильенков и Коровиков подчеркивают, что их критика нацелена вовсе не на классиков марксизма-ленинизма, она нацелена на современных им философов, которые не дают для философии ничего нового. Однако даже вполне убедительные ссылки авторов Тезисов не только на идеи Маркса, Энгельса и Ленина, но даже на Сталина и Жданова, не помогают избежать обвинений в идеологической неблагонадежности, и, в конечном счете, в ревизионизме и идеализме. Очевидно, что всем «работникам философского фронта» старой закалки очень комфортно среди общепринятых догматов и никто не хочет идти за Ильенковым и Коровиковым, в «душную сферу мышления», по анекдотично известному с тех пор выражению профессора В.С. Молодцова. К счастью для истории отечественной философии, в эту сферу потянулись молодые философы, для которых она вовсе не показалась душной, а, напротив, была глотком свежего воздуха. В протоколах можно встретить упоминания тогда еще студентов – Лекторского, Межуева, Мотрошиловой, Огурцова – как попавших под влияние крамольных Тезисов. Вероятно, не случайно именно эти имена потом займут значимое место в истории отечественной философии – их привлекла возможность дискутировать, познавать, мыслить самостоятельно и критически, которую предлагали Коровиков и Ильенков.

Кульминация. Ядро второй части книги – это не столько сами тезисы, сколько «Философская тетрадь» Ильенкова – бережно восстановленная рукопись из домашнего архива философа. В этой рукописи Ильенков обсуждает проблему основного вопроса философии и в ней заложены все основные идеи, которые легли в основу пресловутых Тезисов.

Ильенков выделяет три точки зрения на предмет философии. Первая представляется им как агностицистская, она, по сути, отрицает возможность точного определения предмета философии. Вторая, напротив, трактует предмет бесконечно расширительно, говоря о философии как о науке о наиболее общих законах природы, общества и мышления. Третья точка зрения – «гносеологическая», к которой склоняется сам Ильенков, приходя к выводу, что первая и вторая точки зрения не сильно отличаются друг от друга.

Ильенков вдумчиво дискутирует со второй  позицией, подчеркивая, что эта точка зрения на предмет философии позволяет трактовать его столь широко, что в ряды философов можно включить кого угодно, чего не позволяет  «гносеологическая» точка зрения, согласно которой предметом философии являются «закономерности действительно-познающего» мышления (c.183). Эта «гносеологическая» точка зрения по мнению официальных идеологов непозволительно сужает предмет философии.

Однако ильенковская позиция не столько сужает, сколько уточняет предмет. В его подходе, несомненно, звучит отголосок гегелевского определения философии как  «современной ей эпохи, постигнутой в мышлении», он отмечает, что в разные эпохи преобладают разные познавательные интересы, что сказывается на «окраске» философии. Критикуя позицию о «наиболее общих законах бытия, мышления и т.д.», Ильенков настаивает, что «… нигде и никогда философия не может брать своим предметом “наиболее общие законы бытия” непосредственно, не изучая конкретных форм их проявления, ибо в чистом виде этих законов нет нигде ни на земле, ни на небе, ни в природе, ни в обществе…» (c. 225).

Объективный мир, по Ильенкову, рассматривается философией не напрямую, а «как бы сквозь науку, сквозь ее достижения» (c.171). Философское отражение мира, таким образом, является опосредованным. Философия, однако, исходит их всех основных наук своего времени, «в природе самого философского, обобщающего осмысления мира кроется требование исследовать в качестве своего предмета всю совокупность научных результатов, наиболее важных для своей эпохи, иными словами – исследовать основные тенденции, основные направления научного познания, результаты, выводы конкретных наук, а поскольку мировоззрение включает в себя человеческие отношения – то и наиболее характерные, наиболее жизненно важные принципы общественных отношений…» (c.172-173). Так, можно сделать вывод, что философия не должна претендовать на то, что ее предмет совпадает с предметом науки, ее предмет – это и есть сама наука, а точнее – научное познание и научное знание, то, каким образом наука познает и описывает мир. Ильенков отмечает, что помимо основного вопроса, философия занимается массой «не основных». Это такие вопросы, по которым наука не может дать позитивного ответа – вопрос о душе вообще и подобные вопросы, относящиеся к сфере метафизики. Также философия может заниматься логическим заполнением пробелов познания, пока по ним отсутствуют данные конкретных наук, но как только наука получает возможность решить тот или иной вопрос, он перестает быть «философским».

Одним из важнейших пунктов, по которым Ильенков противостоит сложившемуся в то время пониманию философии, является то, что, по Ильенкову, философия является мировоззрением только потому, что представляет собой метод научного познания, а не наоборот. То есть гносеологическая роль философии предшествует мировоззренческой. Там, где Т.И. Ойзерман утверждает, что революционный поворот в философии состоял в том, что в ее предмет вошли такие важные, но ранее не рассматривавшиеся вопросы, как классовая борьба, диктатура пролетариата и т.д., Ильенков спорит, что важно не столько вхождение новых тем  в предмет философии, сколько изменение самих философских установок к предмету. Дело не в том, чтобы включить новые вопросы, а в том, чтобы включить новые теоретико-познавательные основы мышления. Именно тогда происходит революционный поворот. Эта позиция явно шла вразрез с принципом партийности философии, к которому неоднократно отсылают участники собраний. Ильенков ставил познавательный идеал выше партийного, что, разумеется, расценивалось как крамола.

«Философская тетрадь» интересна не только содержащимися в ней идеями, но именно своей незаконченностью. Это еще во многом сырой материал, который представляет собой концепцию в становлении, мысль в ее развитии, живое мышление молодого и увлеченного философа.

Эпилог. На уровне обыденного понимания философии традиция, которой противостоял Ильенков, жива до сих пор. Большинство общих курсов философии, преподаваемых во всех вузах и на всех факультетах страны, начинаются с  положения о том, что философия является наукой о наиболее общих законах природы, общества и мышления. Именно в отступлении от этой формулировки обвиняют Ильенкова и Коровикова, но эта формулировка переживет революцию, совершенную Тезисами. Для многих поколений студентов-нефилософов и по сей день философия остается наукой о «наиболее общих законах». В то время как в современной философии идеи Ильенкова по-прежнему актуальны как в контексте дискуссий в аналитической философии (как убедительно демонстрирует в своих работах канадский философ Д. Бэкхёрст - Бэкхёрст Д. Формирование разума. М., 2015), так и в контексте современных споров о реализме, конструктивизме и релятивизме и даже – о роли философии в современном мире. Изменился язык и стиль философствования, но философские вопросы, занимавшие Ильенкова и Коровикова, нисколько не устарели.

Наверное, эта книга не могла – по разным причинам - появиться раньше, хотя, задержись она еще немного с появлением, и уже почти не осталось бы тех, у кого можно спросить о деталях описываемых событий. Хотя там, где нечего сказать очевидцам и современникам, еще красноречивее говорят протоколы собраний, большинства из участников которых уже давно нет в живых. Тем не менее эта книга обязана была возникнуть как неизбежный этап рефлексии отечественной философии над самой собой.

Книга важна не только для исследователей творчества Э.В. Ильенкова, но и для всех, кто интересуется историей развития отечественной философии. Она не просто в более развернутом виде преподносит историю «дела гносеологов», но и, благодаря уникальным архивным документам, позволяет погрузиться в ту атмосферу, в которой более развернутом виде преподносит историю «дела гносеологов», но и, благодаря уникальным архивным документам, позволяет погрузиться в ту атмосферу, в которой философия существовала в 1950-е гг. в Советском Союзе. Атмосферу, которая, казалось бы, могла уничтожить философию как мышление, но, парадоксальным образом, она осталась жить и продолжила развиваться. И именно тот идейный взрыв, который произвели Тезисы Ильенкова и Коровикова, стал, несомненно, одним из импульсов этого развития. Я полагаю, что «Страсти по Тезисам» будут интересны всем, кого интересует прошлое и настоящее философии в России, и, разумеется, всем, кто когда-либо задумывался о том, что такое философия и каково ее предназначение в современном мире.

 

                                                                                                                      Е.О. Труфанова

Труфанова Елена Олеговна – кандидат философских наук, доцент, старший научный сотрудник сектора теории познания Института философии РАН.

Trufanova Elena O. – C. SC. In Philosophy, Senior Research Fellow, Department of the Theory of Knowledge of the Institute of Philosophy RAS.

E-mail: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

 

 

 
« Пред.   След. »