Для российской биомедицинской, биотехнологической и исследовательской практики «биобанк» – понятие новое и не вполне однозначное. Российские исследователи и разработчики в большинстве своем продолжают работать со своими индивидуальными, разнородными, некомплементарными, не имеющими общих принципов формирования коллекциями. В то же время только в Европе и США к началу 2010-х гг. действовало уже соответственно, около 150 и 200 биобанков различного объема и профиля [Трофимов 2012]. Банки биологического материала, построенные по общим принципам, дают возможность проводить исследования на больших репрезентативных выборках образцов, получать доступ к биоматериалу с необходимыми для биотехнологических и медицинских исследований и разработок свойствами. Биобанки становятся к настоящему времени важными компонентами воспроизводства и развития медицины и технологий. В данной статье дается обоснование необходимости социально-гуманитарного сопровождения создания и функционирования биобанков как особого типа научных институтов, в деятельности которых пересекаются и, возможно, вступают в противоречие индивидуальные, общественные и государственные интересы. Кроме того, с опорой на международный опыт очерчивается релевантное проблемное поле. Поскольку стратегические исследовательские проекты в области биологии и медицины (а биобанк относится именно к таковым) имеют конечной точкой приложения человека и/или затрагивают окружающую его экосистему, все они оказываются также и проектами социально-инженерными, то есть ориентированными на решение социальных проблем, прямо или косвенно предполагая направленное изменение человеческой природы или среды обитания. По этой причине необходимо учитывать социальные и антропные аспекты таких проектов и прогнозировать их гуманитарные и политические эффекты[i].  

Биобанк: определение и типология

Коллекции биологических материалов – от образцов тканей до целых организмов – являются ровесниками научной биологии и восходят, по меньшей мере, к XVII в. [Pomian 1990]. Можно вспомнить роль, которую сыграли гербарии в структуре «естественной истории», или преобразование некоторых парковых комплексов нововременной Европы в ботанические сады как способы представления биологического разнообразия и места исследования. (Один из первых подобных проектов - масштабная реорганизация университетского ботанического сада в Упсале, проведенная в 1740-х гг. Карлом Линнеем [Harnesk 2007].) Однако целенаправленное создание упорядоченных, построенных по единым принципам, потенциально комплементарных собраний биоматериала (целых организмов, органов, образцов тканей, культур клеток и соответствующей им систематизированной информации о фенотипах и генотипах) с целью их дальнейшего использования в исследовательских и прикладных целях началось сравнительно недавно, а предметом широкого теоретического обсуждения стало лишь в 1990-е гг.^[ii].

Наличие устойчивого платежеспособного спроса на качественные стандартизированные коллекции различных видов биологического материала со стороны растущего числа хорошо финансируемых исследовательских проектов в области биотехнологий, эпидемиологии, фармакологии и др. способствовало формированию новой индустрии – «биобанкинга», структурной основной которой является биобанк.

В настоящее время термин «биобанк» не имеет устоявшегося общепринятого значения, а в исследовательской литературе, посвященной биобанкингу, констатация семантической неопределенности этого термина уже успела стать постоянно воспроизводимым академическим ритуалом. Эта неопределенность связана, прежде всего, с четырьмя взаимосвязанными обстоятельствами.

Во-первых, с новизной и продолжающимся процессом формирования биобанкинга, а также с объективной сложностью биобанка и порождаемых им многочисленных социальных связей.

Во-вторых, с множественностью практик использования этого термина[iii] и соответствующих им контекстов, объектов и связей. Во многих странах небольшие коллекции типологически различных биологических образцов научных организаций, университетов и клиник соседствуют с крупномасштабными национальными (государственными) депозитариями, а также с хранилищами биоматериалов, принадлежащими транснациональным частным корпорациям (в биоинженерном и фармацевтическом секторах экономики). Зачастую под биобанками понимают любые коллекции биологических образцов или данных, предназначенные для исследовательских целей [Трофимов 2012; Elger, Biller-Andorno 2010; Vaz, Vaz, Srinivasan 2014], а сам термин используется как собирательное понятие, по сути, как синоним инфраструктуры сбора, хранения и поставки «биологических ресурсов» для исследователей. В этом контексте биобанками в равной мере оказываются и Национальный биобанк Великобритании, располагающий структурированной и обновляемой коллекцией образцов биологических материалов, полученных от примерно 500 тыс. доноров, в сочетании со сложной информационной инфраструктурой для обеспечения ученым доступа к коллекциям, и несколько образцов крови или слюны в личном холодильнике исследователя. Помимо очевидной несоизмеримости информационной мощности и потенциала использования этих собраний, весьма важную роль играет также и то, что, в отличие от компактных и как правило формируемых под конкретный проект частных собраний, масштабные коллекции предназначаются для продажи неопределенно широкому кругу пользователей и сопряжены с рисками преднамеренных и непреднамеренных злоупотреблений – от нарушения приватности донора до использования биобанков в целях трансформации социальных структур и обеспечения политических проектов[iv].

В-третьих, окончательно не решён вопрос о том, какая социальная инстанция должна (или может) произвести семантическую кодификацию, особенно в ситуации сосуществования (зачастую конфликтного) национального и международного уровней регулирования биобанкинга, при этом ни один из них не является институционально однородным.

В-четвертых (и это во многом вытекает из предыдущего), определение и использование термина «биобанк» связано с режимами политико-экономической и этико-правовой регуляции: очевидным образом с регуляцией научных и клинических практик, менее очевидным – с практиками управления населением [Фуко 2011] и практиками экономического инвестирования и извлечения прибавочной стоимости с соответствующими им социальными, экономическими и научными прибылями и механизмами их распределения. Известны, например, стратегии манипуляции с определениями и квалификациями хранилищ биологических материалов в качестве «биобанков», являющиеся одновременно стратегиями манипуляции с возможными режимами регуляции и с различными обходными маневрами [Master et al. 2015].

Тем не менее анализ зарубежной литературы последних двадцати лет позволяет констатировать достаточно устойчивую тенденцию: увязывать биобанкинг с наличием двух обязательных компонентов, которые могут претендовать на роль своеобразного концептуального ядра термина «биобанк»:

1)                 наличие двух взаимосвязанных типов сохраняемого материала – биологических образцов (samples) и соответствующих им информационных данных (data), включающих всю доступную, с одной стороны, фенотипическую и социометрическую информацию, и, с другой стороны, генотипическую информацию (история болезни, результаты клинических, инструментальных и лабораторных исследований)[v];

2)                 наличие потребительских запросов того или иного типа (исследования, разработки с использованием биоматериала или применение биоматериала).

Целевой компонент играет определяющее значение для формирования конкретной модели биобанка, включая выбор типов биологического материала, средств и способов хранения, требований к соответствующей образцам информации, логистическое обеспечение и перспективы применения материала, включая коммерциализацию. Исходя из этого, понятно, что биобанк обладает несколькими уровнями организации, в основании которых располагаются его цели, определяющие структуру других уровней организации. Из целей непосредственно следует определение модели финансирования, масштаба и логики развития коллекции, типов биологических материалов, типов связываемой с ними информации и модели регулирования доступа исследователей (и других заинтересованных социальных агентов) к содержимому биобанка (а также множество других аспектов функционирования биобанков, например, принципы и правила взаимодействий с донорами, информационные стратегии, отношения с органами государственного контроля и пр.). Все перечисленные параметры служат основанием для возможных классификаций биобанков, используемых различными исследователями [Трофимов 2012; Elger, Biller-Andorno 2010; Vaz, Vaz, Srinivasan 2014; Parodi 2015]:

1) По масштабу и принципу отбора образцов:

А) популяционные биобанки – ориентированы на репрезентацию различных популяций или отдельных социальных групп (строятся с учетом вероятно-статистических критериев на основе социометрических признаков – половозрастных, профессиональных, национальных и др.);

Б) клинические биобанки – ориентированы на репрезентацию отдельных, как правило социально-значимых заболеваний или их групп (сердечно-сосудистые, неврологические, онкологические и т.д.);

В) банки редких болезней – специфический подвид клинических биобанков, направленный на сбор редких материалов для исследований и разработок средств борьбы с орфанными и редкими заболеваниями; отличаются от двух предыдущих типов тем, что основанием отбора является не типичность, а редкость образцов.

2) По источнику финансирования:

А) Общественные (государственные) биобанки (биобанк HUNT, Норвегия);

Б) Частные биобанки (Биобанк deCODE, Исландия);

В) Частно-государственное партнерство (Национальный биобанк Великобритании).

3) По источникам материалов:

А) Клинические материалы – лабораторные образцы тканей, включая гистологические препараты; образцы замороженной крови, биологических жидкостей (плазма крови), данные историй болезни и т.п.

Б) Научно-исследовательские проекты – образцы биоматериала (образцы тканей; культуры клеток, выделенные из тканей; образцы замороженной крови и биологических жидкостей; образцы ДНК и т.п.) специально собраны в ходе выполнения исследований, когда в выборку исходно включаются только испытуемые, соответствующие предварительно-заданным критериям включения (синдром, заболевание, заданный индивидуальный признак и т.п.);

В) Судебная медицина: любые образцы биоматериала, пригодные для идентификации личности;

Г) Фармацевтическая промышленность: клеточные линии для проведения доклинических исследований тканеспецифичности эффектов разрабатываемых лекарств in vitro; культуры клеток пациентов и здоровых доноров для проведения, в том числе сравнительных, доклинических исследований эффективности разрабатываемых лекарств in vitro; образцы других биоматериалов для предварительной оценки популяционной эффективности разрабатываемых лекарств и т.д.

4) По режиму доступности:

А) частные (персональные) – коллекции, связанные с конкретным исследовательским проектом и как правило не доступные другим исследователям;

Б) локальные, например, университетские – доступны ограниченной группе исследователей;

В) региональные;

Г) национальные (Биобанк Великобритании, Биобанк Эстонии);

Д) международные (EuroBioBank, GenomEUtwin)[vi].

Деятельность биобанков предполагает целенаправленный сбор, хранение, обновление и предоставление для исследовательских нужд биологических образцов и данных клинических, лабораторных и инструментальных обследований пациента и исследований биоматериала, включая данные генотипирования. Исходя из этого, можно сделать вывод, что необходимыми компонентами институционального воспроизводства биобанков являются, как минимум:

А) четыре социальные группы[vii] – доноры, операторы (сотрудники биобанка, обеспечивающие его функционирование), пользователи (ученые, прибегающие к услугам биобанков в качестве источника материала) и конечные бенефициары (заказчики исследований, осуществляющие финансирование отрасли биобанкинга как напрямую, так и через инвестирование в проекты, связанные с приобретением материалов у биобанков);

Б) технологическая инфраструктура, включающая средства сбора, хранения и дистрибуции образцов, а также информационную систему для хранения и обработки сведений о донорах и обеспечения клиентам биобанка доступа к данным;

В) модель финансирования, определяющая способ экономического воспроизводства биобанка и являющаяся основным источником ограничений его масштаба и стратегии развития;

Г) идеология, включающая целеполагание как основу стратегического развития (оценку потенциала через определение приоритетных направлений и индикаторов оценки деятельности), социальное обоснование и режим этико-правовой регуляции.

Приведенный перечень позволяет оценить степень сложности и объективной внутренней противоречивости биобанка как социального объекта, что, в свою очередь, указывает на невозможность реализации биобанка в качестве исключительно научно-технического исследовательского проекта. Деятельность биобанка объективно сопряжена с решением широкого круга правовых, моральных, коммуникативных и социально-политических вопросов, выходящих далеко за рамки узкоотраслевой компетенции исследователей. 

Социально-гуманитарное сопровождение: определение областей проблемного поля

По сути деятельность биобанка является преобразованием индивидуальных тел в биологические данные, то есть конвертацией уникального единичного и – в случае человека – личного в типичное (серийное), репрезентативное и видовое.

В случае с банками человеческих биологических образцов и данных эта функция, объективно необходимая для современного комплекса биомедицинских наук и технологий, сопряжена с очень серьезными сложностями этического и в целом социального толка. «Первой, сразу же возникшей этической проблемой стало то, что новый природный ресурс, человеческий биологический материал находится внутри человеческого тела, то есть в живых существах, являющихся личностями с определенными неотъемлемыми правами. Во-вторых, слияние биотехнологии с информационными и коммуникационными технологиями открыло новое представление о человеческом теле как о данных, вызвав тем самым опасения по поводу защиты данных, конфиденциальности и приватности. В-третьих, учитывая потенциальную как экономическую, так и технонаучную ценность человеческого биоматериала и сопутствующей ему биоинформации, политики были обеспокоены по поводу «воровства генов», или несанкционированной биослежки за несведущими индивидами» [Karlsen et al. 2011, 576][viii]. 

Анализ развития биобанков показывает, что мы имеем дело с гетерогенным объектом высокой степени сложности, не сформированным окончательно, включающим технический, экономический, коммуникационный, правой, этический и социально-политический компоненты, каждый из которых обладает собственным набором проблем, требующих комплексного взаимосогласованного решения в рамках конкретного биобанка. При этом ряд вопросов, неизбежно возникающих в ходе деятельности биобанка, фундаментальным образом зависит от решений, выходящих за рамки технической компетенции отраслевых специалистов (технологов, медиков, биологов, юристов и т.д.) и нуждающихся в широком межотраслевом обсуждении с привлечением специалистов в области общественных наук.

Можно выделить две основные группы вопросов, требующих социально-гуманитарного сопровождения: 

1) вопросы этико-правового регулирования деятельности биобанков, связанные с формами неизбежного участия биобанка в социальной и политической жизни и теми рисками, которые это участие порождает. Это вопросы можно назвать «внешними», поскольку они затрагивают формы деятельности биобанка, в которых он по определению не является полностью автономным (взаимоотношения с донорами, оценка социальной приемлемости целей и методов исследований, для которых могут использоваться материалы биобанка, использование результатов исследований в принятии решений относительно организации системы здравоохранения и т.д.); 

2) вопросы организации коммуникационной и маркетинговой деятельности биобанков – эти вопросы можно назвать «внутренними», поскольку они связаны с управлением деятельностью биобанка как хозяйствующего субъекта.

На первый взгляд, «внутренние» вопросы относятся только к компетенции владельцев и менеджмента организации и носят технический характер. В действительности это не так, поскольку ряд ключевых компонентов технологического и административного обеспечения биобанка существенно влияет на перспективы его использования и порождает специфические социальные (экономические и политические) риски, выходящие далеко за рамки администрирования и технологического обеспечения. К числу таких компонентов относятся следующие:

1) Выбор технологии хранения и типов биологических материалов для размещения в депозитарии исходя из перспектив использования.  Конкретное решение, принятое по этим вопросам при создании проекта биобанка, существенным образом ограничивает не только цели, для которых в дальнейшем может использоваться коллекция данного биобанка, но и возможности сотрудничества с другими биобанками и участия в исследованиях, использующих материалы и данные различных биобанков. Между тем, спрос на такого рода исследования растет ввиду осознанного и технически реализуемого перехода к методам индивидуальной медицины и, соответственно, зависимости соответствующих научных методов от размера выборки и растущей потребности в новых образцах [Elger, Biller-Andorno 2010]. Показательно, что участники европейской индустрии биобанкинга нередко рассматривают готовность к обмену данными и сотрудничеству с операторами других коллекций в качестве важной части определения биобанка, отличающего этот объект от простой коллекции образцов [Master et al. 2015; Shaw et al. 2014]. Кроме того, выбор технологической модели организации биобанка во многом определяет экономическую модель его деятельности, включая текущее финансирование (стоимость поддержания инфраструктуры) и коммерческие перспективы. Поэтому соответствующие решения должны приниматься операторами и администраторами совместно со специалистами в области экономического прогнозирования, этики науки и социологии науки.

2) Организация и поддержание базы данных информационного сопровождения образцов. Эффективность работы биобанков в качестве источника материала (образцов и данных) для научных и клинических исследований существенным образом зависит от полноты и качества информационного массива, связанного с образцами – его актуальности, полноты описания фенотипов и генотипов (для клинических исследований), параметрической эффективности и адекватности данных социометрии (для популяционных исследований). При этом формирование и поддержание массива данных требует решения как традиционных методологических проблем сбора социологических данных (эффективность базовой параметрической матрицы, намеренные и непроизвольные искажения данных донорами, сокрытие информации и т.п.), так и специфических коммуникативных проблем, возникающих при работе с донорами (этичность задаваемых вопросов, формирование у донора готовности предоставлять конфиденциальные сведения о себе, обеспечение доступности донора для обновления данных и др.) Перечисленные проблемы в целом выводят на две задачи, явным образом требующие социально-гуманитарного сопровождения: методологическое обеспечение деятельности биобанков в части этических, правовых, социологических и психологических инструментов, а также формирование индивидуального и коллективного доверия к биобанкам как потребителям и дистрибьютерам информации. Проектирование модели информационно-социологического сопровождения сбора материала требует участия широкого круга специалистов по работе с информацией: от отраслевых специалистов, являющихся потребителями базы данных биобанка, до специалистов в области этики, методов сбора информации, психологической работе и связям с общественностью.

3) Разработка модели коммуникационной открытости – принципов регулирования доступа внешних субъектов к базам данных биобанка.  Поскольку биобанки создаются для исследовательских целей, определенный уровень информационной открытости является естественной предпосылкой их деятельности. Однако ввиду специфики информации, которую содержат базы данных биобанка, существует риск неэтичного и даже криминального использования данных сторонними агентами. Например, для страховых компаний, специализирующихся в области медицинского страхования, базы данных биобанков представляют ценный инструмент оценки рисков и формирования стоимости полиса, а для фармацевтических компаний это готовая клиентская база и превосходный маркетинговый инструмент. Однако доноры банка едва ли согласятся на рост стоимости медицинской страховки и лекарственных средств в качестве побочного эффекта согласия на предоставление образцов. Необходимо учитывать, что оборотной стороной доступности информации всегда является возможность злоупотребления информированностью, а значит, нужно очень тщательно подходить к вопросам регулирования доступа к данным и коммуникационной политики биобанков. Деятельность биобанков разворачивается на фоне «генетизации» общества – роста внимания к генетическим открытиям при недостаточности уровня знаний населения для адекватного понимания смысла информации. При недостатке специалистов для персонального консультирования велика опасность стигматизации отдельных социальных групп и/или индивидов исходя из ассоциированных с ними данных.

Еще более очевидными проблемами развития биобанков, требующими социально-гуманитарного сопровождения, являются многочисленные этические сложности и иные связанные с ними вопросы «внешней» деятельности биобанков.

1) Одной из давно осознанных проблем такого рода является форма согласия донора на использование предоставляемых им образцов [Hofmann et al. 2009; Serepkaite et al. 2014]. Классической моделью регулирования использовании человеческого материала в исследовательских целях является получение исследователем «информированного согласия», подтверждающего готовность предоставить собственный биологический материал для данного конкретного исследования, а также заключение комиссии по биоэтике (этического комитета), о моральной приемлемости целей и методов проводимых исследований. В случае биобанков использование классического понимания информированного согласия затруднительно ввиду объективной неопределенности дальнейшего использования получаемого от донора материала и соответствующей информации (биобанки предполагают многоцелевое длительное использование образцов), а также сложностей с трактовкой самого термина «информированное» в условиях получения образцов не под конкретный эксперимент [Master et al. 2015]. Классическая процедура информированного согласия подразумевает сообщение донору о том, что он свободен отказаться от данного им согласия и прекратить свои отношения с биобанком в любое время без ущерба для себя. Однако в таком развитии отношений между биобанком и донором объективно не заинтересованы крупные игроки индустрии биобанкинга.

2) Обновление донорского согласия перед каждым использованием материала и информации затруднительно по логистическим и финансовым причинам, а также обременительно для самого донора, вынужденного многократно вникать в ситуацию и подписывать документы, а часто и неспособного адекватно оценить условия, с которыми должен согласиться. В зарубежной практике развития биобанков идет поиск решений этой проблемы – предлагается использовать различные варианты базового (универсального) согласия, включая базовое согласие с ограничением сфер применения образцов [Master et al. 2015]. Кроме того, предлагаются нестандартные решения в духе этики солидарности, общественного блага и коллективного согласия [Kadri 2011]. Требуют особого обсуждения меры, защищающие должным образом права и достоинства таких доноров, которые не в состоянии дать юридически значимое согласие (дети [Giesbertz et al. 2014], лица с психическими заболеваниями [Togni et al. 2014] и т.д.).

Несмотря на многообразие и существенные различия в степени радикальности предлагаемых решений, все они имеют тенденцию к легализации отчуждения биологического материала от донора. В некоторой предельной перспективе это означает отказ от отождествления «я» с собственным телом и передачу последнего другим субъектам, то есть опредмечивание человека телесного в форме «биологического материала» с перспективой развития соответствующих форм (тотального) социального порядка[ix]. «В действительности, процедуры анонимизации [индивидуальных данных донора, гарантирующих конфиденциальность и неприкосновенность частной жизни] произвели двойной эффект: ситуационно они были использованы, чтобы ограничить необходимость повторного согласия; символически, или риторически, они представляли стратегию поддержания климата общественного согласия. Де-идентификация субъекта (который делается анонимным), то есть его отделение от биологических образцов и данных, была одновременно неявно увязана с утратой интереса со стороны индивида к биологическим материалам и данным, которые они содержат. Как следствие, развилась идея, что донор отказывается от любых форм контроля за материалами… Это позволяло в свою очередь агентам рынка присваивать биологические материалы как res nullius [ничейная вещь]… Тем самым установилась тонкая, но отчетливая связь между идентификацией субъекта и властью контролировать биологические материалы» [Tallacchini 2014, 24–25].   

1) В деятельности биобанков существует объективный конфликт интересов связанных социальных групп (доноров, держателей биобанка, ученых-пользователей, государственной власти и коммерческих организаций). Каждая из них объективно заинтересована в расширении контроля над биобанком, а поскольку их интересы в части требований к биобанку и принципам его работы не совпадают, это приводит к противоречиям, которые не могут быть полностью устранены, и по этой причине обязательно должны тщательно регулироваться. Например, доноры заинтересованы в обеспечении приватности и информировании с целью контроля использования материалов биобанка (внесения этических и иных ограничений на доступ к образцам в связи с моральными и религиозными взглядами донора, изменением социального и личностного статуса, влияния позиции семьи и т.д.), а также в участии в коммерческом использовании фондов биобанка. Держатели биобанка заинтересованы в отчуждении материалов от доноров с целью расширения свободы пользования фондами и развития проектной деятельности, а также сокращения издержек на получение согласия, на мониторинг соответствия полученного согласия и новых вариантов использования данных и на работу с донорами. Ученые заинтересованы в доступности материалов, стандартизации информационно-технологических параметров организации биобанков и упрощении процедуры получения донорского согласия. Не трудно заметить, что выполнить перечисленные пожелания в полном объеме невозможно, интересы сторон противоречивы, поэтому для успешной работы биобанка необходима разработка модели регулирования, учитывающая и одновременно ограничивающая интересы всех групп, а также перспективные риски, связанные с реализацией этих интересов. 

2) Отдельную проблему составляет выработка моделей коммерциализации и распределения прибыли биобанков[x]. Например, в случае использования материалов носителя редкого заболевания (частота не более 1 на 500 человек) или орфанного заболевания (частота не более 1 на 10.000 человек) для получения лекарства описывается моральное право донора на участие в прибыли. Должны ли при наличии очевидной перспективы коммерческого использования образцы закупаться по фиксированной цене, или донор может претендовать на ренту в течении времени участия в работе биобанка, или же необходимо предоставить донору долевое участие в прибыли, разделив с ним риски коммерциализации материалов и результатов их использования? Вопрос выбора экономической модели с точки зрения справедливого баланса интересов и оценки вкладов участников развития биомедицинских технологий, а также выбор эффективной модели коммерциализации биобанка, как и ранее перечисленные вопросы, не могут быть качественно решены без привлечения специалистов в области этики и общественных наук, и должны стать частью масштабного комплекса мер социально-гуманитарного сопровождения проектирования и деятельности биобанка.

Заключение

Без сомнения, научная и социальная институциализация биобанков и их стремительное, начиная с середины 1990-х гг., распространение[xi] свидетельствуют о научно-техническом прогрессе в области биомедицины и вносят существенный вклад в развитие профильных отраслей знания и конкретных прикладных решений (прежде всего, в области фармакологии, профилактики и терапии болезней). Новые объекты, новые технологии (криоконсервации, масс-спектрометрии, секвенирования, сложные алгоритмы обработки больших массивов данных и т.д.), новые типы знания и исследовательских программ расширяют познавательные и технологически возможности, однако одновременно, формируют зоны неопределенности и обоснованной обеспокоенности на другой территории – в сфере понимания человека и развития общества.

Одним из важнейших аспектов стремительного прогресса биомедицинских наук стала индустриализация производства биологического знания. Биология все больше конституирует себя как индустриальный и, как следствие, экономический порядок («Белая книга»[xii] генетики Великобритании в 2003 г. явным образом помещала рост генетического знания в контекст экономического развития [Hedgecoe, Martin 2008, 817])[xiii]. А экономический порядок, в свою очередь, является одним из ключевых компонентов и детерминант порядка социального. Растущая динамика развития индустрии биобанкинга может быть выражением очередного витка экспансии капиталов в условиях достижения очевидных географических пределов расширения «классических» рынков, что является одним из главных тезисов миросистемного анализа Иммануила Валерстайна.

Освоение принципиально новых пространств и территорий, очередной сдвиг сдерживающей экономическое накопление границы, новые типы товаров и услуг, новые типы производства и экономических обменов, новые практики потребления и стили жизни – всё это может формировать новые формы рынка и, предположительно, соответствующей им новой антропологии.

Показатели участия в организации и поддержании функционирования многих биобанков компаний венчурного капитала заставляют отнестись к такой перспективе серьезно. Именно инвестиционные гарантии американских венчурных фондов не в последнюю очередь способствовали поддержке исландским парламентом проекта национального биобанка, продвигаемого частной биотехнологической корпорацией de Code, Genetics inc. [xiv].   

В связи с развитием индустрии биобанкинга можно говорить о становлении новых форм стратегий, направленных на «вторжение» в индивидуальность человеческого тела на самом глубинном (полиморфно-молекулярно уникальном) уровне, использующих индивидуальные доступные образцы биоматериала как новые точки опоры, а новые биотехнологии – как инструменты обеспечения собственной перформативной эффективности[xv].

Хотя в настоящее время сфера применения и апробированные возможности использования биобанков далеки от глобального масштаба, от тотальности контроля и изменения биологической природы человека, соответствующая возможность заложена в структуре тех исследовательских и инженерно-технических практик, которые породили и используют биобанки. «Развитие биотехнологий и геномики может быть рассмотрено как часть социотехнического режима, центрированного на новом биологическом знании человеческого тела» [Hedgecoe, Martin 2008, 819]. Следует принимать во внимание, что этот режим может выйти за пределы породившей его индустрии и лечь в основу не только биомедицинских, но и социально-политических технологий. 

Анализ задач развития биобанков должен включать обсуждение последствий возможного возрождения на базе биобанков проектов евгенического толка (технического, «научного» конструирования «здорового и счастливого» тела, лишенного бремени физических, а возможно, и иных страданий [xvi]) и идей натурализации социального неравенства и иерархических порядков. Такого рода проекты и идеи на фоне технологических прорывов и локальной эффективности инструментов и решений могут казаться, по крайней мере, для части социальных групп «естественными» и «прогрессивными».

Перечисленные проблемы указывают на то, что биобанк представляет собой чрезвычайно сложный и сопряженный с множеством стратегических рисков объект. Прежде всего это сложность онтологическая. Каким бы образом ни вводилось формальное определение термина «биобанк», он оказывается чрезвычайно специфическим «объектом». Этот объект представляет собой нечеткое динамическое множество элементов (в принципе остающихся гетерогенными, то есть принадлежащих различным классам в структуре нормативных типологий), находящихся в сложных (как правило, нелинейных) отношениях координации и фактической связности.

Так называемое «социально-гуманитарное сопровождение» биобанков, давно ставшее за рубежом (прежде всего, в странах Евросоюза и Северной Америки) самостоятельным интеллектуальным исследованием, зависит (с точки зрения исследовательской легитимности и возможной практической значимости) от понимания сложности и гетерогенного характера биобанка, от отказа видеть в биобанках лишь места складирования, хранения и производства знания.  Само функционирование биобанков осуществляет активацию и сборку (позаимствуем тут это делезовско-латуровский термин[xvii]) различных «элементов» («научных», «технологических», «экономических», «этических», «правовых», «социальных», «антропологических», «идеологических» и т.д.). Сборки элементов являются по сути крайне вариативными и во многом неустойчивыми[xviii].

Биобанк – объект, находящийся в процессе становления, возможные траектории развития которого могут быть ставкой в многочисленных и разнообразных социальных конфликтах, разворачивающихся вокруг биобанков между социальными агентами с их специфическими интересами (учеными, врачами, государствами, инвесторами, донорами, группами гражданских активистов). В этом контексте социально-гуманитарное сопровождение биобанка является критически необходимым. Тело и личность, биологическое и социальное в человеке, индивидуальное и общественное не принадлежат разным реальностям, и то, что происходит с одним из компонентов, непременно сказывается на другом. Инвестируя в развитие биотехнологий, следует помнить, что поскольку их источником и объектом является не какое-то абстрактное «биологическое тело», а человек во всем множестве свойств, форм и определений, биотехнология всегда оказывается социальной технологией и имеет социальные последствия. 

Ссылки – References in Russian

Делез, Гваттари 2010 – Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель, 2010.

Латур 2013 – Латур Б. Наука в действии: следуя за учеными и инженерами внутри общества. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013.

Латур 2014 – Латур Б. Пересборка  социального: введение в акторно-сетевую теорию. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014.

Ло 2015 – Ло Д. После метода: беспорядок и социальная наука. М.: Издательство Института Гайдара, 2015.     

Фуко 2011 – Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанный в Коллеж де Франс в 1977–1978 учебном году. СПб.: Наука, 2011.

Трофимов 2012 – Трофимов Н.А. Отрасль биобанков в ближайшем будущем // Наука за рубежом. М.: Институт проблем развития науки РАН. 2012. №12.

Шлюмбом 2008 – Шлюмбом Ю. Беременные находятся здесь ради нужд учебного заведения // Болезнь и здоровье: новые подходы к истории медицины. СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге: Алетейа, 2008. C.73–103.

References

Burgess 2014 – Burgess M. From 'trust us' to participatory governance: Deliberative publics and science policy // Public Understanding of Science 23/1 (2014). Р. 48–52.

Deleuze J., Guattari F. Mille Plateaux. Paris: Éditions de Minuit, 1980 (Russian Translation 2010).

Ducournau, Cambon-Thomsen 2009 – Ducournau P., Cambon-Thomsen А. Users and Uses of the Biopolitics of Consent: A Study of DNA Banks // The Ethics of Research Biobanking. Ed. by Solbakk J.H., Holm S., Hofmann B. New York – London:  Springer, 2009. Р. 33–48.

Elger, Biller-Andorno 2010 – Elger B.S., Biller-Andorno N. Biobanks and Research: Scientific Potential and Regulatory Challenge // The International Library of Ethics, Law and Technology. Vol. 8: Biobanks and Tissue Research. The Public, the Patient and the Regulation. Springer: Dordrecht–Heidelberg–London–New York, 2010. Р..37–52.

Foucault 2011 – Foucault M. Security, Territory, Population. The Lecture Course Given in College de France in 1977-1978. New York: Picador, 2009 (Russian Translation 2011).

Fransson et al. 2015 – Fransson M.N., Rial-Sebbag, E., Brochhausen, M., Litton, J.-E. Toward a common language for Biobanking. // European Journal of Human Genetics 23 (2015. Р. 22–28.

Giesbertz et al. 2014 – Giesbertz N., Bredenoord, A., Van Delden J. Clarifying assent in pediatric research // European Journal of Human Genetics 22/2 (2014). P. 266–269.

Harnesk 2007 – Harnesk H. Linnaeus – Genius of Uppsala. Stockholm: Hallgren&Fallgren, 2007.

Hawkins 2015 – Hawkins N. Intellectual Property and Biobanks // The International Library of Ethics, Law and Technology. Vol 14: Ethics, Law and Governance of Biobanking. National, European and International Approaches. Dordrecht – Heidelberg – London – New York: Springer, 2015. P. 39–52.

Hedgecoe, Martin 2008 – Hedgecoe А., Martin P. Genomics, STS, and the Making of Sociotechnical Futures // The Handbook of Science and Technology Studies 3 (2008). Р. 817–840.

Hofmann et al. 2009 – Hofmann B., Solbakk J., H., Holm S. Consent to Biobank Research: One Size Fits All? // The Ethics of Research Biobanking. Ed. by Solbakk J.H., Holm S., Hofmann B. New York – London:  Springer, 2009. P. 3–24.

Kadri 2011 – Kadri S. The Concepts of Common Good and Public Interest: From Plato to Biobanking // Cambridge Quarterly of Healthcare Ethics 20 (2011). P. 554–562.

Karlsen et al. 2011 – Karlsen J.R., Solbakk J.H., Holm S. Ethical Endgames: Broad Consent for Narrow Interests; Open Consent for Closed Minds // Cambridge Quarterly of Healthcare Ethics 20/4 (2011). P. 572–583.

Karlsen, Strand 2009 – Karlsen J.R., Strand R. Annexation of Life: The Biopolitics of Industrial Biology // The Ethics of Research Biobanking. Ed. by Solbakk J.H., Holm S., Hofmann B. New York – London:  Springer, 2009. P. 315–330.

Latour 1988 – Latour B. Pasteurization of France. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1988.

Latour B. Reassembling the Social: An Introduction to Actor-Network-Theory. Oxford: Oxford University Press, 2005 (Russian Translation 2014).

Latour B. Science in Action: How to Follow Scientists and Engineers through Society. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1987 (Russian Translation 2013).

Law 2015 – Law J. After Method: Mess in Social Science Research. Oxford: Taylor & Francis, 2004  (Russian Translation 2009).

Macilotti et al. 2015 – Macilotti M., Penasa S., Tomasi M. Consent, Privacy and Property in the Italian Biobanks Regulation: A Hybrid Model Within EU? // The International Library of Ethics, Law and Technology. Vol 14: Ethics, Law and Governance of Biobanking. National, European and International Approaches. . Dordrecht – Heidelberg – London – New York: Springer, 2015. Р. 53–78.

Mascalzoni 2015 – Mascalzoni В. Ethics Law and Governance of Biobanking: A Very Complex   Normative Puzzle. // The International Library of Ethics, Law and Technology. Vol. 14: Ethics, Law and Governance of Biobanking. National, European and International Approaches. . Dordrecht – Heidelberg – London – New York: Springer, 2015. Р.1–14.

Master et al. 2015 – Master Z, Campo-Engelstein L, Caulfield T.  Scientists’ perspectives on consent in the context of biobanking research. // European Journal of Human Genetics 23 (2015). P. 569–574.

Parodi 2015 – Parodi B. Biobanks: A Definition // The International Library of Ethics, Law and Technology. Vol 14: Ethics, Law and Governance of Biobanking. National, European and International Approaches. Dordrecht – Heidelberg – London – New York: Springer, 2015. Р.15–20.

Pomian 1990 – Pomian K. Collectors and Curiosities. Paris and Venice, 1500 – 1800. Cambridge, 1990.  

Schlumbohm 2008 – Schlumbohm J. The Pregnant Women are here for the Sake of the Teaching Institution // Social History of Medicine 14/1 (2001). P. 59–78 (Russian Translation 2008).

Serepkaite et al. 2014 – Serepkaite J., Valuckiene Z., Gefenas E. ‘Mirroring’ the Ethics of Biobanking: What Should We Learn from the Analysis of Consent Documents? // Science and Engineering Ethics 20/4 (2014). P. 1079–1093.

Shaw et al. 2014 – Shaw D.M., Elger B.S., Colledge F. What is a biobank? Differing definitions among biobank stakeholders // Clinical Genetics 85/3 (2014). Р. 223–227.

Starkbaum et al. 2014 – Starkbaum J., Chen H., Gottweis H. Publics and biobanks in China and Europe: a comparative perspective // Asia Europe Journal 12(2014). Р. 345–359.

Tallacchini 2014 – Tallacchini М. A Participatory Space Beyond the “Autonomy Versus Property” Dichotomy // The International Library of Ethics, Law and Technology. Vol 14: Ethics, Law and Governance of Biobanking. National, European and International Approaches. Dordrecht - Heidelberg - London - New York: Springer, 2015. Р. 21–38.

Togni et al. 2014 – Togni E., Dierickx K., Porteri C. Participation in biobanks for research by incapacitated adults: Review and discussion of current guidelines // International Journal of Geriatric Psychiatry 29/7 (2014). P. 670–681.

Trofimov N.A.The Branch of Biobanks in the Nearest Future // Nauka za rubezhom [Science Abroad]. М.: Institute of Science Development Issues RAS. 2012. №12 (In Russian).

Vaz, Vaz, Srinivasan 2014 – Vaz M., Vaz M., Srinivasan K. Ethical challenges in biobanking: moving the agenda forward in India // Indian Journal of Medical Ethics. Vol. XI, No 2 (2014). P. 79–88.

Watson-Verran, Turnbull 1995 – Watson-Verran H., Turnbull D. Science and other Indigenous Knowedge Systems // The Handbook of Science and Technology Studies. London: Sage, 1995. Р. 115–139.