Категории национальные интересы и национальная безопасность – среди важнейших понятий, которыми оперируют государственные руководители, политики, СМИ, ученые разного профиля. Трактовка этих понятий в данной статье осуществляется, прежде всего, на основе имеющихся соответствующих международных и российских документов, во взаимосвязи с такими понятиями как государство-нация, реальный суверенитет, система мировой политики и др.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: национальные интересы, жизненно важные интересы, стратегические интересы, национальная безопасность, государство-нация, реальный суверенитет, национальная конкурентоспособность

КОКОШИН Андрей Афанасьевич – академик РАН, академик-секретарь Отделения общественных наук РАН, декан факультета мировой политики МГУ имени М.В. Ломоносова.

National interests, real sovereignty and national security

Andrei. A. Kokoshin

Among the most important concepts leaders of states, politicians and media operate with, are notions of national interests and national security. Interpretation of these notions in the article is made on the basis of existing international and Russian documents, in connection with such notions as state-nation, real sovereignty, system of world politics etc

KEY WORDS national interests, vitally-important interests, strategic interests, national security, state-nation, real sovereignty, national competitiveness

KOKOSHIN Andrei A. academician of Russian Academy of Science, academician-secretary of  the department of Social sciences of RAS, head of the department of World Politics at Moscow State University.

Вокруг понятий национальные интересы и национальная безопасность продолжаются активные дискуссии среди политологов и социологов. При этом оба эти понятия прочно вошли в лексикон политиков, государственных деятелей, они используются в различных официальных документах, в том числе самого высокого уровня. Задача данной работы состоит в том, чтобы представить эти понятия как категории реальных политических процессов, как термины, уже имеющие сравнительно общепринятое значение.

Категории национальная безопасность и национальные интересы также связаны с такими понятиями, как суверенитет (в том числе реальный суверенитет), территориальная целостность, государственная целостность, независимость, национальная мощь и национальная конкурентоспособность, субъектность государства, а также система международных отношений и система мировой политики. Эти понятия имеют определенные исторические корни и историю практики их применения.

Национальные интересы и национальная безопасность – это производные от современной трактовки нации, которая интерпретируется прежде всего не как этническая категория, а как категория политическая и социальная. Такое понимание нации восходит к Великой французской революции.

Нация – это результат довольно длительной трансформации образующих ее этносов, которая проходила и проходит под воздействием происходящей в различных формах социальной мобилизации [Дойч 2000, 65]. И степень отработанности в обществе, в «политическом классе» того, что подразумевается под национальным интересом, во многом зависит от исторической глубины существования той или иной нации. То есть понимание национального интереса появляется у политического класса в стране после определенного периода существования нации. Это сложный процесс, требующий, в том числе, значительного интеллектуального напряжения, причем носящего во многом специальный, целевой характер. Соответственно длительным является процесс формирования в общественном сознании того, что именуется национальным интересом.

Г. Киссинджер в свое время справедливо писал о том, что в объединенной по-бисмарковски «железом и кровью» в результате Франко-прусской войны 1870–1871 г. Германии вплоть до начала Первой мировой войны дело с пониманием национальных интересов у большей части политиков обстояло не лучшим образом. Интеллектуальные усилия концентрировались на разработке различных вариантов концепта «Срединной Европы», предполагавшего утверждение Германии в качестве доминирующей державы на континенте. Реализация этой масштабной политической программы «требовала операционализации, воплощения в соответствующих оперативно-стратегических соображениях и планах, тщательной проработки способов использования военной силы для достижения далеко идущих целей» [Лавренов 2014, 67]. И это, как известно, имело самые катастрофические последствия и для европейской цивилизации в целом, и для самой Германии – проигравшей Первую мировую войну, а затем развязавшую Вторую мировую войну и потерпевшую еще более сокрушительное поражение.

Среди ключевых вопросов для понимания того, что такое нация, является вопрос о политической и социокультурной идентичности, на что обращали внимание многие европейские и североамериканские мыслители – Г.В.Ф. Гегель, Дж. С. Милль, Э. Ренан и другие [Гранин, Мариносян 2009, 142–149]. Значительную роль при этом для многих стран играет художественная культура, формирующая определенный «брэнд» страны – как для внутреннего, так и внешнего восприятия.

*          *          *

Наиболее адекватно национальные интересы определяются тогда, когда в процессе их формулирования наряду с политиками участвуют представители академического сообщества, профессиональные дипломаты, профессиональные военные, представители бизнес-групп. Определение национальных интересов не должно носить слишком общий характер, иначе оно не будет иметь операционного значения (определение национальных интересов не должно быть одной из «плоских истин»). Очевидно, что национальные интересы как концептуальное понятие не могут быть расписаны столь же детально, как, например, это может иметь место применительно к внешней или экономической политике государства.

Предтечей концепта национальные интересы можно считать концепт государственного интереса (raison d’etat), получившего наиболее ярко выраженный характер во Франции во времена правления таких первых министров, как кардинал Ришелье (1585–1642) и кардинал Мазарини (1602–1661). Этот концепт применялся во Франции как применительно к внутриполитическим, так и применительно к внешнеполитическим делам.

Нация во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. была объявлена «источником суверенной власти». Помимо собственно французов в нацию Франции в то время входили эльзасцы, баски, бретонцы, каталонцы, корсиканцы, фламандцы, окситанцы [Конор 2000, 61–62]. В этой Декларации подчеркивалось, что «никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации» (статья 3) [Декларация 1989 web].

Формула определения единственным источником суверенной власти нации в такой интерпретации была связана с широким распространением идей Джона Локка и Жан-Жака Руссо. Локк в своем труде «Два трактата о правлении» постулировал, что источником всей политической власти в государстве является народ (гражданская нация) [Локк 1988]. Этот постулат сделал народ и государство почти синонимами, что резко контрастировало с доктриной абсолютной монархии, наиболее ярко выраженной в известном высказывании «короля-солнца» Людовика XIV: «Государство – это я».

Формула французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. оказала сильное воздействие на формирование идеи государства в новое и новейшее время. Она нашла отражение в конституциях многих стран.

В практике мировой политики уже на протяжении многих десятилетий понятие нация (nation) используется как синоним суверенного государства. Часто употребляется понятие «государство-нация» – nation-state. Употребление понятия «государство-нация» представляется более оправданным, нежели использование термина «национальное государство», ибо, говоря о национальном государстве, многие подразумевают государство моноэтническое.

Использование понятия нация в значительной степени как синонима государства – это политическая реальность современности, которую ни в коем случае нельзя игнорировать, какие бы научные дискуссии по проблеме интерпретации понятия нация ни велись в академическом сообществе (подчас весьма полезные с научной точки зрения).

Подавляющее большинство современных государств – это многоэтнические (полиэтнические) образования с формулой единой нации в политическом, социальном и территориальном отношении. В большинстве случаев современные нации включают в себя несколько, а иногда и десятки и сотни этнических общностей с разными языками и разными религиями [Тишков 2001, 236]. Многоэтническими являются крупнейшие государства мира – КНР, Индия, Индонезия и др. В Китае доминирует ханьский этнос, но в КНР большое число этносов, которые никакого отношения к ханьцам не имеют. Все эти этносы составляют китайскую нацию.

Ярким примером многоэтнического и многоконфессионального государства-нации является Индия. Многоэтническим, многоконфессиональным и мультирасовым государством являются Соединенные Штаты Америки, и степень их полиэтничности, поликонфессиональности продолжает возрастать. Причем в этническом и языковом отношении США изначально были сравнительно гомогенным государством – с учетом отсутствия прав у коренного населения и чернокожих рабов [Гаджиев 1990, 6–34].

Степень единства многоэтнической нации может быть весьма различной; это сказывается на ее внутриполитической стабильности, способности осуществлять эффективную внешнюю и оборонную политику, обеспечивать свой реальный суверенитет. Единство многоэтнической нации складывается, как правило, на протяжении сравнительно длительного исторического периода, на протяжении нескольких поколений. В этом отношении большие проблемы стоят, в частности, перед многими странами постсоветского пространства, которые длительное время были частью или Российской империи, или СССР, и имеют сравнительно короткую историю своей государственности и идентичности.

Существуют, конечно, и немаловажные исключения. Одним из таких исключений является Япония. В Японии проживает несколько сот тысяч этнических корейцев из КНДР и Республики Корея, но они в целом не пользуются теми же правами, какими пользуется японский этнос, составляющий это государство-нацию.

Моноэтническими являются многие арабские государства. При этом в целом ряде государств проживает значительное число неарабов и арабов из других государств, которые во многих случаях не пользуются теми же гражданскими правами, которыми обладает коренное арабское население. Яркий пример – Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ), где из 8 млн. населения только около 1 млн. граждан. Не пользующиеся политическими правами жители таких стран не входят в соответствующую нацию.

Применительно к нашей стране речь должна идти о российской нации с ведущей ролью великорусского этноса, обладающего самой длительной историей государственности, восходящей к Киевской Руси.

Великорусский этнос является системообразующим в рамках Российской Федерации. РФ можно считать многоэтническим и многоконфессиональным государством с целым рядом традиционных для нашей страны религий.

Между тем в Конституции РФ Россия, опираясь во многом на существовавшую во времена СССР традицию, именуется многонациональным государством [Конституция РФ 1993]. Это создает определенную смысловую коллизию.

*          *          *

Трактовка понятия нация как синонима государства закреплена в одном из важнейших международно-правовых документов – в Хартии Организации Объединенных Наций (United Nations Organization). ООН, несмотря на все свои недостатки, проблемы, остается наиболее легитимной международной организацией. По словам члена-корреспондента РАН Ан.А. Громыко, «зафиксированные в Уставе ООН принципы – это точки опоры, которые призваны сохранить международные отношения в состоянии мира и справиться с природными катаклизмами» [Громыко 2013].

Напомним, что одним из учредителей Организации Объединенных Наций был Советский Союз, правопреемником которого является Российская Федерация.

Нельзя не подчеркнуть, что Россия является одним из пяти постоянных членов Совета безопасности (СБ) ООН, обладающих таким исключительно важным правом, как право вето при принятии тех или иных резолюций СБ ООН.

Хартия ООН – один из важнейших международно-правовых документов. А в Конституции РФ определено (ч. 4, ст. 15), что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ являются составной частью ее правовой системы [Конституция РФ 1993 web].

В Стратегии национальной безопасности РФ отмечается, что «Организацию Объединенных Наций и Совет безопасности Организации Объединенных Наций Россия рассматривает в качестве «центрального элемента стабильной системы международных отношений», в основе которой – уважение, равноправие и взаимовыгодное сотрудничество государств, опирающихся на цивилизованных политические инструменты разрешения глобальных и региональных кризисных ситуаций» [Стратегия 2009 web].

И понятие «международные отношения» (international relations) связано с трактовкой термина «нация» как синонима государства. Это же относится и к таким понятиям, как «международные организации», «международные договоры», «международное право» [Тишков 2001, 235]. Подавляющее большинство государственных руководителей, политиков, дипломатов, говоря о международных отношениях, имеют в виду отношения межгосударственные. Соответственно, когда речь идет о системе международных отношений, подразумевается система межгосударственных отношений. Такая трактовка международной системы была свойственна, в том числе и марксистской традиции, о чем свидетельствуют работы К. Маркса и Ф. Энгельса, а также В.И. Ленина. Ленин отмечал: «Люди живут в государстве, а каждое государство живет в системе государств, которые относительно друг друга находятся в системе известного политического равновесия» [Ленин 1963, 59].

Анализ динамики развития системы международных (межгосударственных) отношений, глубокое понимание роли каждого ведущего актора (обладавшего реальным суверенитетом) этой системы позволили, в частности, Ф. Энгельсу сделать блестящее предвидение относительно Первой мировой войны – за 28 лет до того, как она разразилась [Энгельс 1956, 610–612, 695].

Для современных условий более применимо понятие мировая политика, нежели понятие международные отношения. Развитие системы мировой политики является следствием уплотнения международной среды, повышения ее «проницаемости» для импульсов влияния, исходящих от различных участников международного общения. Такая тенденция к «уплотнению» действует уже на протяжении нескольких веков. Она выражается, в том числе, в росте внешнего влияния на внутренние процессы в государствах-нациях. В известной мере системой мировой политики можно считать то, во что трансформировалось система международных отношений [Богатуров 2005, 199–206].

Понятие мировая политика, в том числе, отражает тот факт, что на этом «поле» значительно возросла роль различных негосударственных акторов политического процесса – различных объединений, партий, религиозных организаций, неправительственных и межгосударственных организаций. Во многих случаях велика и роль транснациональных корпораций, однако их деятельность преимущественно ограничена экономическим (финансово-экономическим) «полем». Ни одна, даже самая мощная транснациональная корпорация не обладает ни военно-морским флотом, ни ударной авиацией, ни силами специального назначения, ни тем более ядерным оружием. И экономические возможности транснациональных корпораций специфические – они существенно отличаются от того, что может себе позволить суверенное государство-нация. ТНК свои специальные интересы, как правило, обеспечивают, когда это считается необходимым, через политику соответствующих государств, где находятся штаб-квартиры этих корпораций.

При всем возрастании роли негосударственных акторов мировой политики в ней ведущая роль по-прежнему принадлежит государствам (государствам-нациям) с собственными национальными интересами, в том числе интересами национальной безопасности. В новой и новейшей истории масштабы и многомерность деятельности государства-нации многократно возросли, распространившись на социальную сферу, на многие области экономики, на культуру и т.д. При этом одной из важнейших функций государства, как это было в предыдущие исторические периоды, остается функция обеспечения безопасности граждан – как внешней, так и внутренней, в том числе за счет различных видов легитимного насилия, включая использование военной силы. В ведении государства, как это было и до Нового времени, остаются вопросы внешней политики, одним из главных инструментов которой является дипломатия. В Новейшее время государства практически перестали разделять свои политические прерогативы с другими институтами – церковью, аристократией, доминировавшей в тех или иных странах [Манн 2002, 382].

Государство продолжает сохранять ведущее положение и в мировой экономике. Одной из демонстраций этого обстоятельства является то, какие меры были предприняты ведущими государствами в условиях мирового финансового кризиса 2008–2010 гг. и после него (в первую очередь в рамках «Группы двадцати», которая стала именоваться структурой «глобального управления», в чем есть определенное преувеличение). В результате всех принятых антикризисных мер масштабно возросли балансы ключевых эмиссионных центров – национальных банков. Эти банки и министерства финансов ведущих стран по-прежнему остаются главными органами в деле нормализации ситуации после кризиса [Ершов 2012, 61–83]. Кризис 2008–2009 гг. способствовал во многих сферах росту социальных ожиданий, обращенных к государству [Семененко 2012, 44]. Во весь рост встали вопросы возврата на новой основе к различным регулятивным мерам государства, которые активно использовались в предыдущие периоды развития мировой экономики и мировой политики. Остро встали вопросы совместных усилий ведущих государств мира по осуществлению мер так называемого «глобального управления», направленных на смягчение последствий этого кризиса и на предотвращение подобных кризисов в будущем. При этом речь не шла и не идет о каких-либо наднациональных органах управления мировой экономикой, финансами, которым соответствующие государства-нации делегировали бы часть своего суверенитета.

Сила государства (в том числе применительно к самым крупным ТНК типа «Эксон Мобил», «Дойче банк» и др.) лишний раз была продемонстрирована в 2014–2015 гг. при введении США и их союзниками санкций в отношении России в связи с «украинским кризисом», воссоединением Крыма и Севастополя с Россией.

*          *          *

Один из важнейших компонентов национальных интересов страны – это обеспечение ее суверенитета и территориальной целостности. Суверенитет в современных условиях стал многоплановой категорией и политической науки, и международного права. Это и одна из основных категорий современной мировой политики, тесно связанная с рядом других основополагающих норм практического взаимодействия государств. Суверенитет – это не сугубо политико-правовое понятие; он имеет, безусловно, и военное, и экономическое, и социально-психологическое, и культурное измерения.

В современных условиях, как никогда в прошлом, суверенитет каждого государства имеет относительный характер вследствие многочисленных международных обязательств государств, облеченных в нормы международного права.

Практически все государства в мире в договорно-правовом порядке в той или иной мере согласились с определенными правилами поведения, не соответствующими тому, что соответствовало бы представлениям об «абсолютном суверенитете».

Необходимо различать формально-юридический и реальный суверенитет. Последний в свою очередь определяет степень субъектности государства в системе мировой политики.

Главные акторы системы мировой политики – это прежде всего те государства, которые обладают реальным суверенитетом. Такое положение дел в системе международных отношений (мировой политики) существует на протяжении многих столетий. (Термин реальный государственный суверенитет был использован В.В. Путным в его ежегодном Послании Федеральному Собранию 4 декабря 2014 г.: «…для России реальный государственный суверенитет – абсолютно необходимое условие ее существования» [Послание 2014 web].)

Реальный суверенитет означает способность государства на деле (а не декларативно) самостоятельно проводить свою внутреннюю, внешнюю и оборонную политику. То есть государство, претендующее на обладание реальным суверенитетом, должно иметь собственные, независимые вооруженные силы; усиливает суверенность государства и наличие собственной высокоразвитой оборонной промышленности; последняя должна опираться на развитую гражданскую обрабатывающую промышленность, прежде всего на промышленность высоких технологий. Ключевую роль при этом играют и еще долгое время будут играть информационно-коммуникационные технологии.

Реальный суверенитет предполагает национальный контроль над целым комплексом стратегически важных объектов – аэродромной сетью и управлением воздушным движением, над нефте- и газопроводами и соответствующими терминалами, железнодорожной сетью, федеральными автотрассами, над рядом отраслей гражданской наукоемкой промышленности, тесно связанных с оборонно-промышленным сектором и обеспечением информационной безопасности, независимость важнейших каналов эфирного телевидения от иностранного капитала. Одним из важных факторов обеспечения реального суверенитета является развитие в стране собственной фундаментальной науки [Кокошин 2006].

Проблема реального суверенитета государства – это и проблема обеспечения субъектности государства в мировой политике. Во всей мировой истории реально суверенных государств с высокой степенью субъектности было крайне мало. Большое число государств не обладало и не обладает реальным суверенитетом. В истории было немало государств, которые обладали ограниченным суверенитетом или квазисуверенитетом, в том числе де-юре. Даже формальный статус великой державы – члена СБ ООН не обеспечивает государству реального суверенитета. Это относится, в частности, к Великобритании, а в последние годы во все большей мере и к Франции, отошедшей во многом в политико-военной сфере от голлизма.

В 1990-е гг. большое распространение на Западе (а в какой-то мере и в РФ) получили ложные идеи десуверенизации. Влияние этих идей ощущается и по сей день. Эти идеи – во многом производные от неверно интерпретируемых процессов глобализации. Глобализация – прежде всего рост взаимозависимости государств. Но эта взаимозависимость не исключает и значительной конфликтности, в том числе в самых острых формах [Кокошин 2014]. Это относится, в том числе, к перспективам взаимоотношений США и КНР как новой «паре» сверхдержав в системе мировой политики.

Наряду с тем, что глобализация – это реальный, объективный процесс (имеющий экономическое, социальное, социально-психологическое, экологическое и климатическое, военное, информационное измерения), в явно выраженном виде присутствует и идеология глобализации. Идеи десуверенизации являются частью идеологии глобализации, имеющей подчас весьма агрессивный характер.

Идеология глобализации, прежде всего, исходит из ряда западных государств и, в первую очередь, США, чья «финансовая политика в большей степени определяет условия функционирования мировой валютной системы, нежели зависит от них» [Сидоров 2014, 178]. Они предприняли и предпринимают огромные усилия для того, чтобы навязать остальным странам свою логику развития, такую логику, которая выгодна этим странам и прежде всего высшим слоям общества этих стран [Кувалдин 2003, 47–48; Глазунова 2014, 6–7]. Проводниками идей глобализации являются Международный валютный фонд (МВФ), Всемирный банк (ВБ), Всемирная торговая организация (ВТО). Возможности для этого в последние годы существенно сократились.

В результате глобализации не возник какой-либо однородный мир («глобальный мир»); это так же неверно, как и говорить о «конце истории» Фрэнсиса Фукуямы после завершения «холодной войны». Современная система мировой политики – это сложный конгломерат около двух сотен неодинаковых стран с разным уровнем социального и экономического развития. У каждой страны в зависимости от ее положения в мировой экономике и мировой политике есть собственные национальные интересы, которые нередко противоречат друг другу и служат источником разнообразных конфликтов [Симония, Торкунов 2013, 23]. Далеко не гармонизированы у многих государств мира их интересы национальной безопасности – таким образом, чтобы у них имелись ярко выраженные общие, имеющие практическое, операционное значение интересы международной безопасности.

Следует отметить весьма высокий уровень неоднородности капиталистических отношений в современном мире, в экономике и в политике. Уже, по крайней мере, на протяжении двух десятилетий активно развиваются альтернативные формы капитализма, детерминируемые преимущественно культурно-цивилизационными и историческими факторами. Появилась весьма рельефно выраженная альтернатива западноевропейскому и североамериканскому капитализму [Пантин 2012, 27]. В наибольшей мере эта альтернативность характерна для КНР, руководство которой постоянно подчеркивает, что в стране продолжается «строительство социализма с китайской спецификой».

Эта альтернативность не может не оказать влияния на трактовку в соответствующих государствах их национальных интересов, которая часто значительно отличается от того, как трактуют национальные интересы в североамериканских и западноевропейских странах.

Соответственно, и субъекты российского политического процесса (включая государственных деятелей, политические партии, аналитические и экспертные центры, связанные с политикой структуры гражданского общества, политологическое сообщество) должны исходить из альтернативности мировой и российской динамики, из наличия разных путей решения острых и актуальных проблем, стоящих сегодня перед российским и другими обществами.

Между многими государствами-нациями идет непрекращающаяся борьба за влияние в мире, за укрепление их позиций, за повышение степени субъектности в мировой политике, за обеспечение реального суверенитета. В ходе этой борьбы используются самые различные рычаги и инструменты, в том числе применение военной силы (боевое и небоевое), демонстрация военной силы и угроза ее применения. Во многом такая борьба – это столкновение национальных интересов, в том числе интересов национальной безопасности.

Некоторые авторы в условиях обострения отношений в ряде сегментов системы мировой политики считают, что мир стал «возвращаться к привычной конкуренции государств» [Скриба 2015, 8]. В связи с этим стоит отметить, что конкуренция между государствами никогда не прекращалась; она принимала разный характер. Она может быть острее и рельефнее или быть менее острой. В период после распада биполярной системы у ряда авторов возникло впечатление о прекращении такой конкуренции в силу того, что на какой-то промежуток времени в мире осталась единственная сверхдержава в лице США.

*             *             *

Противоборство государств-наций в системе мировой политики осуществляется в пределах определенных ограничений, которые носят как объективный, так и субъективный характер. В ряде сегментов системы мировой политики огромную роль играет ядерный фактор – взаимное ядерное сдерживание (в том числе асимметричного характера) [Веселов 2010; Фененко 2012]. Оно базируется как на материальной, так и на ментально-психологической основе. В том числе речь идет об учете политическими и военными элитами большинства государств (начиная с государств – обладателей ядерного оружия) опыта ядерных конфликтов, которые имели место в прошлом. Обеспечение надежного, убедительного ядерного сдерживания – один из важнейших вопросов национальной безопасности России, обладающей наряду с США самым мощным ядерным арсеналом. Наличие столь крупного ядерного арсенала у России – это весьма важный фактор субъектности нашего государства-нации. Это один из крупнейших факторов, определяющих роль и место РФ как великой державы.

Однако одно лишь ядерное сдерживание не может обеспечить парирование всего спектра угроз национальной безопасности. Автору на протяжении длительного времени довелось развивать и обосновывать идею о дополнении ядерного сдерживания неядерным (предъядерным) сдерживанием, в первую очередь с использованием высокоточного дальнобойного оружия в обычном оснащении. 25 декабря 2014 г. положение о стратегическом неядерном сдерживании было закреплено в новой редакции Военной доктрины России [Военная доктрина 2014 web].

В последние десятилетия все более рельефной становится борьба государств за усиление роли в мировой экономике за счет обеспечения их международной конкурентоспособности, которая имеет как внутреннее, так и международное измерения. Национальная конкурентоспособность стала одним из важнейших показателей места, которое занимает сегодня государство в мире. Высоким уровнем национальной конкурентоспособности обладает целый ряд сравнительно небольших государств. Это важное дополнение к понятию национальной мощи (силы государства), которое в свое время было отработано классиками "политического реализма". Можно говорить о том, что национальная конкурентоспособность в современных условиях – это один из параметров для оценки национальной мощи государства. Обеспечение национальной конкурентоспособности – один из важнейших параметров обеспечения национальных интересов. Для России императивом обеспечения национальной конкурентоспособности и национальной мощи является реализация провозглашенной в 2012 г. президентом В.В. Путиным политики «новой индустриализации» России.

В обеспечении национальной конкурентоспособности (а, в конечном счете, и национальной мощи) растущую роль играет "человеческий капитал", формирующийся под воздействием качества системы образования, уровня фундаментальной и прикладной науки, проводимой государством социальной, культурной, экономической политики. За обладание человеческим капиталом, в том числе за счет «импорта умов», многие государства ведут активную борьбу. Наращивание человеческого капитала государства-нации – это тоже один из важных параметров обеспечения национальных интересов.

Огромную роль в функционировании и развитии системы мировой политики играет развитие различных гражданских и военных технологий – особенно информационно-коммуникационных – технологий и средств и систем транспортировки людей и грузов. Если говорить о военных технологиях, то они преимущественно находятся в руках государства. Особая роль при этом принадлежит оружию массового поражения, в том числе ядерному оружию.

Принципиально новой ареной для взаимодействия государственных и негосударственных акторов системы мировой политики становится киберпространство. Это весьма специфическая сфера деятельности и среда, которая имеет относительно автономный характер. Киберпространство оказывает огромное влияние на развитие экономики, политической жизни, культуры, техносферы, военного дела. Киберпространство – исключительно быстро развивающаяся область, причем все еще плохо познанная (в значительной мере в силу того, что его познание требует как естественнонаучных и технических знаний, так и гуманитарных и общественно-научных).

Киберпространство создается за счет функционального объединения взаимосвязанных сетей компьютеров, различных "жестких" и "мягких" компонентов информационных систем и телекоммуникационных инфраструктур. Вполне можно говорить и о том, что операторы таких систем тоже становятся частью киберпространства (или, по крайней мере, выступают в качестве "модема" между киберпространством и социальными структурами). В функционировании и развитии киберпространства огромную роль играет человеческий фактор. Часть киберпространства – это информационно-коммуникационная (ИК) инфраструктура вооруженных сил государств, которая играет возрастающую роль в обеспечении реальной эффективности силы государства, в боевом и в небоевом применении вооруженных сил. Трудно переоценить роль различных компонентов киберпространства, в том числе ИК инфраструктуры вооруженных сил, для обеспечения интересов национальной безопасности практически любого государства.

Борьба в киберпространстве идет постоянно. Задача повышенной сложности – это выявление источника угрозы и источника "кибератак", нейтрализация эффекта анонимности. Многие отечественные и зарубежные специалисты полагают, что эта задача до сих пор не решена, как и задача отражения средствами массированного упреждающего ядерного удара (удара в назначаемое время).

Развитие киберпространства происходит значительно быстрее, чем понимание того, что оно собой представляет. Киберпространство – это зона повышенной степени стратегической неопределенности. Ведение кибервойн, особенно проведение "боевых кибернетических операций", все более существенно влияет на рост стратегической неопределенности в мировой политике в целом. Способность проведения «боевых кибернетических операций», как наступательных, так и оборонительных, – важная характеристика наличия адекватного инструментария для современной политики национальной безопасности той или иной страны.

Попытки на международном уровне как-то регламентировать деятельность в киберпространстве наталкиваются на значительные сложности, в том числе в силу значительных различий в понимании более широкой проблемы международной информационной безопасности [Демидов 2013, 129–143].

В связи с бурным развитием киберпространства в последние несколько лет оправданно появилось понятие "киберсила" – наряду с понятиями "экономическая сила", "военная сила", "мягкая сила". Понятие «киберсилы» связано с возможностями того или иного государства обеспечивать свои национальные интересы в киберпространстве, обеспечивать свою национальную безопасность. Обеспечение национальных интересов в киберпространстве – исключительно важная и сложная задача, требующая глубокой научной проработки, профессионализма, наличия в «политическом классе» страны определенного числа людей, понимающих эту проблему. Аналогично и для негосударственных акторов системы мировой политики.

Возможности обеспечения национальных интересов в киберпространстве во многом связаны с уровнем развития в конкретной стране всего основного спектра информационно-коммуникационных технологий – от суперЭВМ мощностью в десятки и сотни петафлопс до микропроцессоров. Важную роль при этом играет и уровень развития математики в стране, возможностей для математического моделирования, уровень развития программного обеспечения.

Соответственно, параметры реального суверенитета в современных условиях дополняются некоторыми новыми компонентами. Реальный суверенитет государства-нации должна обеспечивать активная роль его кампании в формировании киберпространства и его отдельных компонентов, прежде всего на основе собственных технологий или технологий, разработанных во взаимовыгодном взаимодействии с компаниями дружественных или по-настоящему нейтральных государств. Это в свою очередь должно обеспечивать высокую степень защищенности информационно-коммуникационных систем управления (в том числе в военной сфере) и критически важных объектов инфраструктуры и промышленности. И если государство не имеет адекватных средств защиты от таких кибератак, то его реальный суверенитет и национальная безопасность не обеспечиваются должным образом.

*             *             *

Национальные интересы в идеале – это интересы большей части гражданского общества, гражданской нации, воплощенные в их видении «политическим классом» и государственным руководством страны. В обобщенном виде национальные интересы заключаются в обеспечении реального суверенитета страны, повышении ее субъектности в системе мировой политики, в обеспечении национальной конкурентоспособности.

Определение национальных интересов должно базироваться на долгосрочных и среднесрочных прогнозах внутреннего развития и развития системы мировой политики, ее определенных региональных и функциональных подсистем.

Осознание национальных интересов в их внутри- и внешнеполитическом измерении – это сложный, подчас тяжелый процесс осознания потребностей государства и общества, между которыми в принципе не должно быть непреодолимых противоречий [Поздняков 1994, 86].

Политики не делают, как правило, различий между такими источниками национального интереса, как интересы государства и интересы общества, что свойственно во многих случаях ученым [Скриба 2015, 9]. Но и политологический и социологический подход к рассмотрению национальных интересов должен предполагать, что и государство, и общество отнюдь не монолитны. В политической системе подавляющего большинства современных стран имеются различные партии, общественные движения, отражающие интересы различных слоев общества, различных этнических или религиозных групп и т.п.

Все государства обладают аппаратом, бюрократиями с различными институционными интересами. Имеются различия в интересах между публичными политиками и государственным аппаратом, соответствующими бюрократиями [Кокошин 2010, 90–94]. Для обеспечения устойчивых представлений о национальных интересах требуется работа по преодолению конфликтных разночтений между ведомствами до такого уровня, чтобы это не наносило серьезного ущерба практической деятельности государства во внешней и внутренней политике, в том числе в разработке и реализации курса по обеспечению национальной безопасности страны.

Чем более консолидировано в социальном, идейном, экономическом и политическом отношении общество, чем более тесные прямые и обратные связи между государством и гражданским обществом, тем более однозначно определяются национальные интересы, тем легче государству и обществу проводить их в жизнь. Наличие большого разрыва в доходах населения, в экономическом и социальном положении «верхов» и «низов», может создать проблемы и для интерпретации национальных интересов различными группами населения конкретного государства-нации, и для их реализации. Значительный социально-экономический разрыв в обществе в определенные критические моменты (в кризисных ситуациях) может нести в себе угрозу «раздрая» в интерпретации национальных интересов с соответствующими негативными последствиями для обеспечения национальной безопасности.

Обоснованно при этом выделение такого понятия, как жизненно важные интересы государства-нации. Жизненно важные интересы в первую очередь предусматривают предотвращение вооруженной агрессии против государства, обеспечение его территориальной целостности, безопасности жизни и имущества граждан. Защита жизненно важных интересов нации – это одна из важнейших функций вооруженных сил и других силовых структур.

Можно также выделить такую категорию как стратегические интересы; ее можно интерпретировать как обеспечение определенных условий для государства-нации в различных районах мира, от которых зависят жизненно важные интересы. Грань между жизненно важными, стратегическими интересами может оказаться подвижной. Для России зоной стратегических интересов является, прежде всего, постсоветское пространство. Применительно, например, к Центральной Азии стратегические интересы России предполагают сохранение светских государств в этих регионах с их устойчивым социально-экономическим развитием, обеспечение дружественных отношений этих государств с РФ.

При определении жизненно важных и стратегических интересов и при практической реализации политики по их обеспечению необходимо учитывать реальное состояние основных акторов на постсоветском пространстве – как региональных, так и внерегиональных (в том числе негосударственных). Применительно к тем же государствам Центральной Азии следует учитывать слабые традиции государственности в тех границах, в которых оказались эти государства при приобретении ими самостоятельности, исключительно высокую степень зависимости устойчивости политической системы от конкретных лидеров, а также высокую вероятность дестабилизирующего воздействия афганского фактора [Малышева 2013].

Для адекватного определения своих национальных интересов (в том числе интересов национальной безопасности) необходимо реалистическое представление о роли и месте своего государства-нации в системе мировой политики и в мировой экономике.

Для определения национальных интересов РФ весьма важен статус России как одного из пяти постоянных членов Совета безопасности ООН. Россия не является «региональной державой», как это хотели бы видеть в Вашингтоне, но она не является и сверхдержавой, каковым был Советский Союз. Соответствующие национальные интересы России – это национальные интересы великой державы. В то же время следует иметь в виду, что по такому параметру, как стратегическая ядерная мощь, Россия обладает возможностями, соизмеримыми с возможностями сверхдержавы в лице США. При этом Россия значительно превосходит по этому параметру очевидного кандидата на роль «второй сверхдержавы» в лице КНР, значительно уступая Китаю по валовому внутреннему продукту.

При защите своих национальных интересов РФ следует полагаться прежде всего на свои силы и средства. Однако в ряде случаев в этом могут сыграть важную роль партнеры России по таким организациям, как ОДКБ, ШОС, ЕАЭС. Возможность получения содействия со стороны партнеров в обеспечении национальных интересов РФ зависит от наличия совпадающих с ними интересов, а в ряде случаев и параллельных интересов.

*             *             *

Как и национальные интересы, понятие национальная безопасность в нашей стране стало повсеместно употребляться сравнительно недавно. Это связано, прежде всего, с тем, что, как отмечалось выше, в отечественной политической лексике не использовалось понятие нация в той его трактовке, которая созвучна Хартии Организации Объединенных Наций.

В весьма важном российском Законе «О безопасности» 1992 г. понятие национальная безопасность еще не употребляется. В нем речь идет о безопасности личности, общества и государства. «Безопасность – состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз» (статья 1) [Закон 1992 web]. Этим законом вводилось в оборот и понятие «объект безопасности». К основным объектам безопасности были отнесены: личность – ее права и свободы; общество – его материальные и духовные ценности; государство – его конституционный строй, суверенитет и территориальная целостность [Закон 1992 web].

В качестве принципов обеспечения безопасности в этом Законе постулировалось соблюдение законности и баланса интересов личности, общества и государства, взаимная ответственность личности, общества и государства по обеспечению безопасности; сказано в нем и о необходимости интеграции с международными системами безопасности [Закон 1992 web].

Официальное использование термина «национальная безопасность» содержалось в Послании Президента РФ Федеральному Собранию РФ 8 августа 1996 г. «О национальной безопасности». Категория национальная безопасность стала применяться в утверждаемых Президентом РФ Концепции (первоначально), а затем Стратегии национальной безопасности России. В последнем документе описаны угрозы национальной безопасности России и обозначены многие элементы политики России в данной области. В Стратегии национальной безопасности РФ обоснованно присутствует понятие угроза национальной безопасности. Она определяется как «прямая или косвенная возможность нанесения ущерба конституционным правам, свободам, достойному качеству и уровню жизни граждан, суверенитету и территориальной целостности, устойчивому развитию Российской Федерации, обороне и безопасности государства» [Стратегия 2009 web].

В настоящей Стратегии используются следующие основные понятия: "национальная безопасность" – состояние защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз, которое позволяет обеспечить конституционные права, свободы, достойные качество и уровень жизни граждан, суверенитет, территориальную целостность и устойчивое развитие Российской Федерации, оборону и безопасность государства [Стратегия 2009 web]. Так что определение национальной безопасности в Стратегии национальной безопасности созвучно тому, что имело место в законе «О безопасности» 1992 г.

В Стратегии национальной безопасности 2009 г. присутствует положение о силах и средствах национальной безопасности. Они призваны сосредоточить «свои усилия и ресурсы на обеспечении национальной безопасности во внутриполитической, экономической, социальной сферах, в сфере науки и образования, в международной, духовной, информационной, военной, оборонно-промышленной и экологической сферах, а также в сфере общественной безопасности» [Стратегия 2009 web].

Среди государственных органов, ведающих проблемами национальной безопасности страны, видное место занимает возглавляемый Президентом России Совет безопасности РФ. Заслуживает внимания предложение законодательно определить статус Совета Безопасности РФ, его задачи и функции, статус межведомственных комиссий Совета Безопасности, научного совета при Совете Безопасности и аппарата Совета Безопасности [Чапчиков 2013 web].

*          *          *

В целом можно констатировать, что, несмотря на отсутствие официального понятия нация в отечественных документах, у нас имеется весьма развернутое определение понятия национальная безопасность. Для придания этому понятию необходимого операционного смысла необходима дополнительная совместная работа законодателей, представителей исполнительной власти, академических кругов. Это крупная и теоретическая и практическая задача, от решения которой во многом зависит эффективность практической политики национальной безопасности в нашей стране.

Источники(Primary Sources in Russian)

Военная доктрина 2014 web – Военная доктрина Российской Федерации. Утверждена Президентом РФ 25 декабря 2014 г. // Российская газета. 30 декабря 2014 // http://www.rg.ru/2014/12/30/doktrina-dok.html (Military Doctrine of Russian Federation. Approved by President of Russian Federation on December, 25. 2014. In Russian).

Декларация 1989 web – Декларация прав человека и гражданина 1789 года. // Французская Республика: Конституция и законодательные акты. М., 1989 //: http://1789-fr.ru/declaration.html  (Declaration of Human rights 1789. Russian Translation).

Закон 1992 web – Закон Российской Федерации от 5 марта 1992 г. № 2446–I «О безопасности» (с изменениями от 25 декабря 1992 г., 24 декабря 1993 г., 25 июля 2002 г., 7 марта 2005 г., 25 июля 2006 г., 2 марта 2007 г.). Сайт Совета безопасности РФ // http://www.scrf.gov.ru/documents/20.html (Law of Russian Federation from March,5.1992.“On Security”. In Russian).

Конституция РФ 1993 web – Конституция Российской Федерации. Принята 12 декабря 1993 г. // http://www.constitution.ru (Constitution of Russian Federation from December,12.1993.In Russian).

Ленин 1963 – Ленин В.И. Доклад о концессиях. Собрание актива Московской организации РКП(б), 7 декабря 1920 г. ПСС, М.: Политиздат, 1963. Т. 42 (Lenin V.I. Report On Concessions at a Meeting of Party activists of the  Moscow Organization  of  the  RCP(B), December, 7. 1920. In Russian).

Локк 1988 –  Локк Дж. Соч. в 3 тт. М.: Мысль, 1988. Т. 3 (Lock J. Works in 3 volumes. Russian translation).

Послание 2014 web – Послание Президента Российской Федерации В.В. Путина Федеральному Собранию. 4 декабря 2014 // http://kremlin.ru/news/47173 (Message of the president of Russian Federation V.V. Putin to the Federal Assembly.December,4.2014. In Russian).

Стратегия 2009 web – Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года. Утверждена Президентом РФ 12 мая 2009 г. // http://base.garant.ru/195521 (Strategy of national security of Russian Federation until 2020. In Russian).

Энгельс 1956 – Энгельс Ф. Избранные военные произведения. М.: Воениздат, 1956 (Engels F. Selected military works. In Russian).

Ссылки (References in Russian)

Богатуров 2005 – Богатуров А.Д. Понятие мировой политики в теоретическом дискурсе // Мировая политика: теория, методология, прикладной анализ. М.: КомКнига, 2005.

Веселов 2010 – Веселов В.А. Ядерный фактор в мировой политике: структура и содержание // Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика. 2010. № 1. С. 68–90.

Гаджиев 1990 – Гаджиев К.С. Американская нация: национальное самосознание и культура. М.: Наука, 1990.

Глазунова 2014 – Глазунова Е.Н. Теоретические аспекты содействия международному развитию: современный дискурс // Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика. 2014. №2. С. 3–33.

Громыко 2013 – Громыко Ан.А. Глобализация и глобальное управление: возможности и риски // Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика. 2013. №3. С. 3–26.

Гранин, Мариносян 2009 – Гранин Ю.Д., Мариносян Х.Э. Глобализация, нации и национализм в истории и современности: опыт социально-философского исследования. М.: Гуманитарий, 2009.

Демидов 2013 – Демидов О. Обеспечение международной информационной безопасности и российские национальные интересы // Индекс безопасности. 2013. №1 (104). Том 19.  С. 129–168.

Дойч 2000 – Дойч К. Рост наций // Этнос и политика. Авт. сост. А.А. Празаускас. Пер. с англ. М.: Изд. УРАО, 2000.

Ершов 2012 – Ершов М. Мировая экономика: перспективы и препятствия для восстановления // Вопросы экономики. 2012. № 12. С. 61–83.

Кокошин 2006 – Кокошин А.А. Реальный суверенитет в современной мирополитической системе. Изд. 3-е. М.: Европа, 2006.

Кокошин 2010 – Кокошин А.А. Политика как общественный феномен: Формы и виды политики, ее акторы, взаимоотношения с идеологией, военной стратегией и разведкой. Изд. 3-е, испр. и доп. М.: Либроком, 2010.

Кокошин 2014 – Кокошин А.А. Некоторые макроструктурные изменения в системе мировой политики. Тенденции на 2020–2030-е годы // Полис. 2014. № 4. С. 38–62.

Коннор 2000 – Коннор У. Нация – это нация, это государство, это этническая группа, это… // Этнос и политика. Авт.-сост. А.А. Празаускас. М.: Изд. УРАО, 2000. С. 61–62.

Кувалдин 2003 – Кувалдин В. Глобальность: новое измерение человеческого бытия // Горбачев М.В. (рук. авт. колл.). Грани глобализации: Трудные вопросы современного развития. М.: Альпина Паблишер, 2003.

Лавренов 2014 – Лавренов С.Я. О преемственности германского военно-стратегического планирования в первой половине XX века // Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика. 2014. № 4. С. 62–112.

Малышева 2013 – Малышева Д.Б. Безопасное развитие Центральной Азии и афганский фактор // Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика. 2013. № 2. С. 105–125.

Манн 2002 – Манн М. Нации-государства в Европе и на других континентах: разнообразие форм, развитие, неугасание // Нации и национализм / В. Андерсон, О. Бауэр, М. Хрох и др. Пер. с англ. и нем. М.: Праксис, 2002.

Пантин 2012 – Пантин В.И. Исследование перспектив мирового политического развития: проблемы методологического синтеза // Полис. 2012. № 6. С. 27–40.

Поздняков 1994 – Поздняков Э.А. Нацизм. Национализм. Национальные интересы. М.: Прогресс – Культура, 1994.

Семененко 2012 – Семененко И.С. Политическая нация, национальное государство и гражданская идентичность: на пути в глобальный мир. // Политическая идентичность и политика идентичности. В 2 т. Т. 2: Идентичность и социально-политические изменения в XXI веке. М.: РОССПЭН, 2012.

Сидоров 2014 – Сидоров А.А. Бреттон-Вудская конференция и строительство послевоенного мирового порядка // Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика. 2014. №4. С. 140–184.

Симония, Торкунов 2013 – Симония Н., Торкунов А. Глобализация и проблемы мирового лидерства // Международная жизнь. 2013. № 3. С. 22–35.

Скриба 2015 – Скриба А. Политика для всех? В поисках «правильных» национальных интересов // Россия в глобальной политике. Спецвыпуск, январь-февраль 2015.

Тишков 2001 – Тишков В.А. Этнология и политика. М.: Наука, 2001.

Фененко 2012 – Фененко А.В. Фактор тактического ядерного оружия в мировой политике // Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика. 2012. № 2. С. 35–61.

Чапчиков 2013 web – Чапчиков С.Ю. Очередные задачи российской власти в сфере безопасности: нужен комплексный закон о национальной безопасности // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. 2013. № 3 (34). // http://www.journal-nio.com/index.php?id=1969&Itemid=118&option=com_content&view=article.

References

Bogaturov A.D. The Concept of World Politics in Theoretical Discourse // World politics: theory, methodology, and applied analysis. M.: KonKniga, 2005. P. 199–200 (in Russian).

Chapchikov S.Yu. Next tasks of Russian authority in the sphere of security: in need of complex law on national security // Science and education: economy, business, law and management. 2013. Vol.3. (34) (in Russian).

Demidov O. International Regulation of Information Security and Russia’s National Interests // Security Index. No. 1 (104). Vol. 19. 2013. P. 129–168 (in Russian).

Deutsch K. The growth of nations. //Ethnos and politics. Compiled by A.A. Prazauskas. M.: URAO, 2000 (Russian translation).

Ershov M. World Economy: Prospects and Barriers for Recovery // Voprosy economiki. Vol. 12. 2012. P. 61–83 (in Russian).

Fenenko A.V. The Tactical Nuclear Weapon Factor in Global Policy // Moscow University Bulletin. Ser. 25. International Relations and Global Policy. 2012. No. 2. P. 35–61 (in Russian).

Gadzhiev K.S. American Nation: National self-consciousness and culture. M.: Nauka, 1990 (in Russian).

Glazunova E.N. Theoretical Aspects of International Development Cooperation: Hi Modern Discourse //Moscow State University Bulletin. Series 25. International Relations and World Politics. 2014. No 2. P. 3–33 (in Russian).

Granin Yu.D. Marinosyan H.E. Globalization, nations and nationalism in history and in modern times: an attempt of social philosophical research. M.: Gumanitariy, 2009 (in Russian).

Gromyko An.A. Globalization and Global Governance: opportunities and risks // Moscow State University Bulletin. Series 25. International Relations and World Politics. 2013. No 3. P. 3–26 (in Russian).

Kokoshin A.A. Real Sovereignty in Modern World System. 3rd edition. M.: Europa, 2006 (in Russian).

Kokoshin A.A. Politics as a social phenomenon The forms and types of policies, its actors, relations with the ideology, military strategy and intelligence.3rd edition. M.: Librokom, 2010 (in Russian).

Kokoshin A.A. Some macrostructure changes in the world politics. Trends for 2020-2030s. // Polis, Vol.4. 2014. P. 38–62 (in Russian).

Konnor W. Nation is nation, is state, is ethnical group, is... // Ethnos and politics. Compiled by A.A. Prazauskas. M.: URAO, 2000 P. 61– 62 (Russian translation).

Kuvaldin V. Globality: New dimension of human existence // The faces of globalization : Difficult questions of modern development. M.: Alpina publisher, 2003 (in Russian).

Lavrenov S.Ya. On continuity of German military strategic planning in the first half of XX century // Moscow State University Bulletin. Series 25. International Relations and World Politics. 2014. No 4. P. 62– 112 (in Russian).

Malysheva D.B. Secure Development in Central Asia and the Afghan Factor//Moscow State University Bulletin. Series 25. International Relations and World Politics. 2013. No 2. P. 105 ‑125 (in Russian).

Mann M. Nation-states in Europe and on other contients: the variety of forms, development and fading // Nation and nationalism // Anderson V., Bauer O. Russian Translation. M.: Praksis, 2002 (in Russian).

Pantin V.I. Studying the prospects of international political developments: problems of a methodological analysis // Polis. Vol.6. 2012. P. 27–40 (in Russian).

Pozdnyakov E.A. Nazism. Nationalism. National interests. M.: Progress–Kultura, 1994. (in Russian).

Semenenko I.S. Political nation, national state and civil identity: on the way to a modern world // Political identity and politics of identity. Vol.2. Identity and social political changes in XXI century. M.: Rosspen, 2012 (in Russian).

Sidorov A.A. The Bretton Woods Conference and building of after war world order//Moscow State University Bulletin. Series 25. International Relations and World Politics. 2014. No 4. P. 140–184 (in Russian).

Simmonia N., Torkunov A. Globalization and problems of world leadership // Mezhdunarodnaya zhizn. 2013. Vol.3. P. 22– 35 (in Russian).

Skriba A. Politics for all? In search of ''right" national interests// Russian in global politics. Special publication, January-February 2015 (in Russian).

Tishkov V.A. Ethnology and politics. M.: Nauka,2001 (in Russian).

Veselov V.A. Nuclear Factor in World Politics: Substance and Structure//Moscow State University Bulletin. Series 25. International Relations and World Politics. 2010. No 1. P. 68 ‑90 (in Russian).