Книга Ж.Т. Тощенко появилась в условиях затянувшихся поисков наиболее адекватных способов научно-исследовательской деятельности в современных социальных науках. Эти поиски характеризуются растущей  мультипарадигмальностью научно-исследовательских практик и переходом от монистической интерпретации социальной реальности к плюралистической. Мультипарадигмальность таких практик подкупает  «интеллектуальными возможностями»,  и  поэтому конкуренция различных научных парадигм является необходи­мым условием нормального развития  социальных наук.

Однако в России сработал синдром когнитивного ригоризма, и мультипарадигмальность привела к складыванию в социальных  науках такой методологической ситуации, которая позволяет применить по отношению к ним метафору коммунальной квартиры. Представители многочисленных научных течений в российском академическом сообществе отдают предпочтение разным методологическим подходам, имеют свои критерии социально значимого, используют  специфические научные тезаурусы и создают различные «картины» социальной реальности. Все это порождает в социальном познании методологический сепаратизм и  затрудняет научную коммуникацию. В результате социальные науки стали полем многообразных дискурсивных практик, в которых российская социальная реальность растворилась во множестве теоретических конструктов, ценностных концептов, смысловых миров и метафорических значений. Эта реальность оказалась «разорванной» и «растасканной» по «коммунальным квартирам», а дисциплинарные научные знания приобрели фрагментарный характер. Поэтому одной из задач, стоящих перед социальными науками в эпоху позднего модерна, который  бросает им вызов сложности и неопределенности социальных реалий, а также вызов мультипарадигмальности и многообразия дисциплинарных научно-исследовательских практик, является разработка многомерных методологических конструктов, направленных на холистскую интерпретацию социальной реальности и преодоление фрагментарности научных знаний. 

В условиях дефицита креативности среди отечественных ученых при изучении российских социальных реалий книга Ж.Т. Тощенко станет предметом активного философско-социологического дискурса не только в плане тех новых идей предметного и методологического содержания, содержащихся в этой книге, но и в плане того, как автор понимает социологию и ее задачи.

Новая книга Ж.Т. Тощенко, как и его прежние работы, свидетельствует о его интересе к новым явлениям в социальной жизни российского общества[1]. В первой части книги «Фантомы: основы философского и социологического анализа» автор рассматривает такие новые черты общественного сознания и поведения в современной России, как травма и антиномия, и раскрывает сущность российских фантомов. Во второй части  «Фантомные лики» представлена галерея фантомных личностей – бесов, мутантов, политических клоунов, нарциссов, коллаборационистов, этнополитических ксенофобов, перебежчиков и прочих. В третьей части рассматриваются «фантомные процессы», нашедшие выражение в таких  явлениях, как имитация, семибанкирщина, эффективные менеджеры, манкуртизм, охлократия, интеллигенция, «элита второй свежести». Четвертая часть книги «Уникальные протуберанцы» посвящена особым фантомным личностям – российским геростратам, эпигонам и чертополохам.

Что нового вносит книга Ж.Т. Тощенко в изучение общественного сознания и социального  поведения в современном российском обществе? В отечественных социальных науках доминирует традиция, связанная с изучением общественного сознания различных социальных групп на основе опросов общественного мнения и экспертных оценок. Такого рода исследования, выполненные в рамках классической научной традиции, расширяют представления о процессах, происходящих в общественном сознании, но не дают,  как считает Ж.Т. Тощенко, принципиально нового прироста научного знания. Кроме того, в этих исследованиях  игнорируется все, что, на взгляд исследований, можно отнести к отклонениям и случайным проявлениям в этих процессах, хотя в сложноорганизованных системах именно эти случайности зачастую задают вектор их развития. Такой подход к изучению научного сознания обусловлен тем, что в социальных науках в России сильны традиции рассудочно-социологистской эпистемологии, стремящейся элиминировать субъект социального познания и представить субъект-объектные в нем отношения в жестких абстракциях.

Ж.Т. Тощенко стремится преодолеть, с одной стороны, познавательную ограниченность рассудочно-социологистской эпистемологии, а с другой – методологическую односторонность мультипарадигмальных научно-исследовательских практик, порождающих фрагментарность научных знаний. В связи с этим он предлагает новую теоретико-методологическую концепцию, получившую название социологии жизни[2],  разработанную автором в духе особого направления в неомарксизме, в центре внимания которого оказался человек как субъект социального действия. Эта концепция разрабатывается также путем рецепции некоторых идей франкфуртской школы, целью которой был создание социальной философии, опирающейся на эмпирические исследования. Однако при этом Ж.Т. Тощенко  подвергает критике отождествление теоретической социологии с социально-философскими интерпретациями.

Определенное влияние на эту концепцию оказали также идеи философии жизни, которая в  свое время была критикой сциентизма эпохи классического рационализма и акцентировала внимание на специфике человеческого духа и особенностях интуитивного его постижения. Однако у Ж.Т. Тощенко жизнь как «жизненный мир» – это не интуитивно постигаемая «жизненная действительность» (как, например, у А. Бергсона), а «жизненная текучесть» (как у З. Баумана), требующая научного понимания и рационального объяснения.

Основные принципы социологии жизни были разработаны автором с учетом экзистенциально-антропологической традиции в эпистемологии, акцентирующей внимание на человеческом измерении «жизненных миров» и ставящей личность в центр  научных интересов. Поэтому социология жизни, с одной стороны, базируется на идеях экзистенциализма и феноменологии, с другой стороны, принципы социологии жизни разрабатываются в рамках критического реализма, основу которого составляет «преобразовательная модель» Р. Бхаскара, акцентирующая внимание на специфике взаимодействия общества и человека. Согласно этой модели, люди не творят общество, поскольку оно всегда предшествует им и составляет необходимое условие их деятельности. Скорее на общество надо смотреть как на совокупность структур, обычных практических процедур и условностей, которые индивиды воспроизводят и преобразуют, но которые реально не существовали бы, если бы они этого не делали[3]. Поэтому социология жизни Ж.Т. Тощенко включает не только индивидуальные акты, поступки и действия, но и общественное сознание, а также макро-, мезо-, микросреду социального поведения и деятельности людей.

Социология жизни как теоретическая концепция, сформировавшаяся в ответ на вызовы времени и сложности социальной реальности в эпоху постмодерна, – это призыв повернуться к общественной жизни, к социологическому изучению жизненных интенций человека в контексте его жизненного мира. Вместе с тем социология жизни – это, с одной стороны, преодоление интуитивного постижения жизни и возвращение разума в ее изучение, с другой – это критическая реакция на доминирование в социальных науках классической рациональности, базирующейся на рассудочном мышлении.  Жизнь как «жизненный мир» не может быть «схвачена» только рассудком, т.е. мышлением с помощью понятий, для ее постижения необходимы также эмоциональный интеллект и концептуальное мышление.

Содержание книги Ж.Т. Тощенко, написанной в русле реализации основных идей социология жизни, обусловлено  особенностями стиля его научного мышления, основу которого составляет принцип конструктивного реализма[4]. Сторонники этого принципа, преодолевая оппозицию реализма и конструктивизма, исходят из того, что познающий субъект не только отражает, но и конструирует жизненные миры в рамках определенного культурно-эпистемологического контекста. Представители конструктивного реализма рассматривают социальное познание как такую когнитивную деятельность, которая предполагает взаимодействие ученых, с одной стороны, с социальной действительностью, а с другой – друг с другом. В рамках этих взаимодействий в дискурсе конструируются такие «жизненные миры», как картины социальной реальности, которые не только соответствуют самой социальной действительности, но и неизбежно отражают «почерк» познающего. В этом плане конструктивный реализм в определенной мере связан с лингвистическим поворотом в социальном познании, который привел к пониманию того, что между субъектом как интерпретатором и объектом как «жизненным миром»  социальных взаимодействий существует «экран» всевозможных «языковых игр».

Содержательно книга Ж.Т. Тощенко посвящена новым явлениям в общественном сознании и социальных практиках российского общества, олицетворяющим собой специфические, порой аномальные формы общественной (публичной) активности, носители которых обладают гипертрофированными социальными характеристиками. В постсоветской России в эпоху перемен и смены имен во всех сферах общественной жизни появились экстравагантные персонажи, которые оказали  огромное, нередко деструктивное влияние на российское травмированное общество. Их деятельность сопровождалась не только деформацией общественного сознания,  но и значительными экономическими, геополитическими и даже имиджевыми потерями для России. Вместе с тем это были своего рода социальные протуберанцы, производившие ошарашивающее впечатление и оставившие после себя мистическую память.

Изучая новые явления в общественном сознании и социальном поведении в российском обществе, автор книги столкнулся с проблемой, как их описать, понять и объяснить.  Для описания частных случаев этих явлений можно, конечно, подобрать подходящие понятия: охлократы, плутократы, либералы, консерваторы, националисты. Но как выразить сущность и смысл этих новых явлений? Здесь нужен новый язык, его не позаимствуешь из арсенала западной академической моды. Поэтому автор широко использует в тексте различные концепты, которые направлены на «схватывание» смыслов в единстве речевых высказываний. Концепты, являясь определенной формой абстрагирования, модели которого задаются самим мышлением, действуют в режиме непосредственного диалогического общения говорящего и слушающего, пишущего и читающего, и поэтому они всегда сохраняют открытые пространства для иных обобщений. В процессе производства личностно-ориентированного знания о социальной реальности концепты как акты памяти ориентированы в прошлое, как акты воображения – в будущее, как акты суждения – в настоящее[5]. Стремясь выразить сущность и смысл новых явлений в общественном сознании и социальном поведении в российском  травмированном обществе, Ж.Т. Тощенко пользуется концептом «фантом». С помощью него автор не только описывает, но и конструирует предмет своего когнитивного интереса, выделяя фантомные личности и фантомные процессы.

Особенности стиля научного мышления Ж.Т. Тощенко заключаются в синтезе принципов сциентизма и нарративизма. Сциентизм связан со стремлением к реконструкции социальной реальности в виде системы эмпирически обоснованного теоретического знания. При этом автор, преодолевая фрагментарность научного знания, стремится к холистской интерпретации социальной  реальности. Но при этом он остается в предметном поле социологии, прибегая к мультидисциплинарным научно-исследовательским практикам, направленным на решение научно-исследовательских задач в рамках этого поля с помощью методологических конструктов и методов других научных дисциплин. В частности, изучая фантомные личности, автор использует не только классические методы социологического исследования, которые позволяют сосредоточиться на социальных предпосылках генеза фантомов в российской жизни и социальных последствиях их деятельности, но и методы социально-психологического и культурно-феноменологического анализа, выявляя личностные качества и ценностные ориентации фантомов.

В этом плане книга Ж.Т. Тощенко, одновременно выступая как science и как narrative, демонстрирует, насколько специфическими являются познавательные средства социолога, изучающего социальную жизнь, какую особую роль в научно-исследовательских практиках играет такое познавательное средство, как язык. Для автора книги язык – это не зеркало, в котором отражается социальная реальность, а окно, распахнутое в жизненный мир, который он конструирует в рамках нарративистского его осмысления. В этом смысле социологический нарратив является не столько описанием некой социальной реальности, сколько «инструкцией» по определению и пониманию последней. Это своего рода «объясняющий рассказ», в котором есть начало – рождение фантома, выскочившего как «черт из табакерки», середина – жизнеописание его деяний и похождений и  конец – небытие и забвение «героя». При этом автор является носителем знания о финале, и только благодаря этому качеству он принципиально отличается от своего фантома-героя, который, «кукарекает», существуя в центре событий и внимания, и не имеет представления о своем трагическом или драматическом конце.

Ж.Т. Тощенко придерживается принципов такого течения в нарратологии, как нарративный реализм, с позиций которого оправдание получает такая форма социального познания, в которой находит свое воплощение специфичность science и аrt. Нарративный реализм, с одной стороны, характеризуется  стремлением к тому, чтобы показать, как «есть на самом деле», с другой – осмыслить новые явления в общественном сознании и социальных практиках в российском обществе с позиций своего жизненного  опыта, в контексте определенных  социокультурных ориентаций и нормативных ожиданий. Основу такого осмысления составляет экзистенциально-антропологический подход, ориентированный на производство таких научных знаний, в которых презентуется не только социальная реальность, но и субъект научного познания. А это требует богатого социологического воображения.

Выделяя различные типы фантомных личностей, Ж.Т. Тощенко пишет, что для них характерным является, во-первых, патологическое стремление к обладанию властью, во-вторых, явное или скрытое стремление к славе, в-третьих, неуемная жажда богатства. В этом репертуаре характеристик, различные комбинации которых образуют разнообразные фантомные лики, можно услышать мотивы и «воли к власти» Ф. Ницше, и «жизненного порыва» А. Бергсона, являвшиеся квинтэссенцией старой философии жизни.

Для описания типов и ликов фантомов Ж.Т. Тощенко использует различные тропы – метафоры, метонимии, иронию: семибанкирщина, нищета идей, элита второй свежести, либеральные жрецы. При этом метафоры демонстрируют временную отстраненность автора, занимающего позицию наблюдателя, стремящегося охватить социальную реальность своим холистским взором; метонимии, совпадающие с позицией участника событий, наоборот, демонстрирует вовлеченность  автора в социальную реальность; ирония позволяет автору «отстранить» описываемые события  через комическое их «снижение».

Автор создает целую галерею фантомных ликов в российском обществе: 1) «бесы», 2) «авантюристы» (эффективные менеджеры и имитаторы), 3) мутанты (блуждающие форварды и шатуны), 4) нарциссы (показушники), 5) властолюбцы (ксенофобы, шовинисты, квазидиктаторы, «мочильщики» и сопутствующие им – лакеи, лицемеры, симулянты, флюгеры, прилипалы), 6) искатели славы («геростраты», «политические шуты», «информационные киллеры» «ряженые», «инфантилы», «снобы»), 7) любители денег и богатства (коллаборационисты, мародеры, «фарисеи», «нувориши» и «жлобы»). Какой богатый репертуар социальных ролей и сценических типажей, подтверждающих представления о том, что «жизнь – игра, а люди в ней актеры»! Причем актеры не простые: используя символический капитал власти, фантомы создают виртуальные реальности, которые воспринимаются людьми как реальные жизненные миры, социальные по своим последствиям[6].

Используя различные тропы и риторические стратегии, автор дает характеристику своим героям, иногда жестко-демоническую, иногда иронически-снисходительную. Идентифицировать отдельных из этих героев-фантомов, а именно некоторых либеральных манкуртов, автор призывает самих читателей.

Работа Ж.Т. Тощенко дает принципиально иное представление об общественном сознании и социальном поведении в постсоветской России. Но она выполнена не в той научной манере, к которой привыкли многие российские исследователи, часть из которых погрязла в «болоте» эмпиризма, а другая превратилась «модников» и трансляторов готового теоретического знания, заимствованного из научной литературы, описывающей и объясняющей совсем другие социокультурные реалии.  Соответственно, и отношение к этой работе может быть как восторженно-оптимистическим, так и с некоторой долей «болотного» или «модного» академического скепсиса.

Что дает книга Ж.Т. Тощенко академическому сообществу, стремящемуся к новым методологическим и теоретическим идеям? В научном плане – это контекстуальность, направленная на разработку  специальных социологических теорий как результата синтетической деятельности ученого, связанной с обработкой эмпирического материала, полученного при изучении социальной реальности, обладающей своей национальной и культурной спецификой, и концептуальность, позволяющая создавать  непротиворечивую систему теоретического знания. Автору в рамках социологии жизни как science и narrative удалось воссоздать целостную картину новых явлений в общественной жизни России. В эстетическом плане – это художественность научного текста, который приближает автора к читателю, а читателя – к пониманию жизненного мира как мира повседневных жизненных практик.

А.В. Лубский (Ростов-на-Дону)