Участвовали:

В.А. Лекторский - академик, главный редактор журнала «Вопросы философии»

Б.И. Пружинин - доктор философских наук, заместитель главного редактора журнала «Вопросы философии»

Института проблем управления им. В.А. Трапезникова РАН

Д.И. Дубровский - доктор философских наук, главный научный сотрудник Института философии РАН

В.И. Бодякин - кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник

К.К. Колин - доктор технических наук, главный научный сотрудник Института

проблем информатики РАН

И.В. Мелик-Гайказян - доктор философских наук, заведующая кафедрой истории и философии науки Томского государственного педагогического университета

А.Д. Урсул - академик АН Молдовы, заслуженный деятель науки РФ, заведующий кафедрой Российской академии государственной службы при Президенте РФ

В.А.Лекторский: Наш журнал проводит этот "круглый стол" совместно с Научным советом Отделения общественных наук Российской академии наук «Методологические проблемы искусственного интеллекта». Мы собрались для того, чтобы поговорить о информационном подходе, который становится сегодня всё более  популярным в самых разных научных дисциплинах.

Обсуждение проблематики информации и связанных с этим  философских и методологических вопросов идёт в нашей научной и философской литературе давно. Одно время оно было весьма интенсивным, потом несколько заглохло. Между тем интерес к этой тематике не только не угас, он стал весьма широким и даже вышел за пределы науки и философии. Разговоры об информационном обществе идут повсеместно, в них участвуют политики, деятели культуры. Современную глобализацию связывают с распространением информационных технологий. С развитием новых конвергирующих технологий, в число которых входят информационные, связывают новый этап технологического и экономического развития в мире. Информационный подход применяется сегодня во многих естественных и социальных науках. Он лежит в основе дисциплин, которые называют когнитивными (когнитивная нейрология, когнитивная психология, когнитивная социология и др.).

Но в этой связи возникает ряд философско-методологических вопросов.

Неясно, то ли же самое имеется в виду под «информацией», когда это слово используется в разных дисциплинах. По-разному понимается взаимоотношения «информации» и «знания», информационного и когнитивного подходов. Создаётся впечатление, что в некоторых случаях рассуждения об информационных процессах не наполнены реальным содержанием. А в тех случаях, когда информационный подход оказывается плодотворным, важно выяснить отношения между разными способами интерпретации и использования понятия информации. До сих пор такой работы не проделано. Между тем, отсутствие ясности в понятии информации мешает плодотворному развитию междисциплинарных связей и сдерживает развитие ряда научных направлений.

Мы хотим обсудить прежде всего именно этот круг вопросов. Проблематика, связанная с информационным обществом, конечно, не может не затрагиваться, но она настолько обширна, что предполагает специальное обсуждение. Имея в виду это обстоятельство, мы начинаем наше обсуждение. Первым выступает Давид Израилевич Дубровский, который одним из первых в нашей философии начал исследовать эту проблематику.

Д. И. Дубровский: Позвольте вначале сказать несколько слов об истории разработки проблемы в нашей стране. Пионером в философском анализе понятия информации был Аркадий Дмитриевич Урсул. Его статья  "Природа информации" вышла в «Вопросах философии» еще в 1965 г., затем были и другие его публикации. Очень многие наши философы писали на эту тему в 70-80-х годах. Я думаю, что их работы сохраняют свое значение и сегодня. Более того, в истолковании природы информации, в онтологических характеристиках категории информации как общенаучного понятия я не вижу каких-то значительных новаций по сравнению с тем, что было сорок лет тому назад. По-прежнему существуют две основные концепции информации, которые в явном или неявном виде представлены в современной литературе. Это атрибутивная концепция информации, полагающая, что информация присуща всем физическим процессам и системам (как говорили раньше - всей материи). Этой позиции придерживались у нас А.Д. Урсул, И.Б. Новик, Л.Б. Баженов, Л.А. Петрушенко и др. Ей во многом противостояла функциональная концепция информации, считавшая, что информация есть свойство лишь самоорганизующихся систем (т.е. биологических и социальных, включая био-  и социотехнические системы). Эту позицию отстаивали П.В. Копнин, А.М. Коршунов, В.С. Тюхтин, Б.С. Украинцев и др. И я в том числе. В специальном разделе моей книги «Психические явления и мозг» (М., 1971)  подробно рассматривались указанные концепции под углом их разногласий, и, думаю, что с тех давних лет основные спорные вопросы остаются в силе. Особенно это касается онтологического аспекта понятия информации.   

      С того времени произошли поистине колоссальные научно-технологические и социальные изменения, возникло информационное общество, столь существенно преобразившее всю нашу жизнь. Возникли новые теоретические и методологические проблемы, связанные с широким использованием информационных подходов в разных областях научной и практической деятельности, ключевую роль приобрела проблематика междисциплинарности. Тем не менее, вопрос о природе информации, о сфере ее существования  сохраняет важное значение, хотя и остается далеким от общепризнанных решений. В последние десятилетия атрибутивная концепция получила подкрепление со стороны синергетики. Однако она, как и в прежние времена, не дает ответа на главный контраргумент со стороны «функционалистов». Суть его в следующем: информация должна обладать тремя параметрами: синтаксическим, семантическим и прагматическим; но если она присуща физическим процессам самим по себе, то как можно приписывать им семантические и прагматические свойства (т.е. смысл, интенциональность, цель, волю). Существуют различные способы преодоления или обхода этой трудности, но они, на мой взгляд, мало- убедительны (как в случае использования концепций энтропии и разнообразия, так и при синергетическом подходе). Конечно, многочисленные математизированые концепции информации (начиная с теории К. Шеннона) являются весьма продуктивными в решении конкретных технических и организационных задач. Но они не дают достаточных оснований для определения онтологического статусе информации, могут сочетаться как с атрибутивным, так и с функциональным подходом и даже с концепциями дуалистического и платонистского толка, в которых информация рассматривается в виде особой идеальной сущности или как некое независимое  от физических процессов «феноменальное качество» (в 70-х годах такого рода позицию отстаивал К. фон Вейцзекер, в последнее время к ней весьма близок Д. Чалмерс).  

    Понятие информации стало символом постиндустриального общества.  Оно сформировалось как общенаучное понятие в результате развития идеи самоорганизации, системных и структуральных исследований, кибернетики, криптологии, семиотики, успехов биологических наук. Во второй половине прошлого века - это надо особо подчеркнуть - произошел фундаментальный сдвиг в метатеоретической структуре научного познания, сформировалась парадигма функционализма как альтернатива парадигме физикализма, господствовавшей в эпоху индустриального общества. Суть парадигмы функционализма определяется тем, что описание и объяснение функциональных отношений логически независимо от физического описания и объяснения. Следовательно, первые не могут быть редуцированы ко вторым. Это было основательно показано А. Тьюрингом, а среди философов Х. Патнэмом и затем многими другими. Отсюда - принцип изофункционализма систем (обоснование возможности воспроизведения системы с данным набором функций на разных субстратах) и первостепенная роль понятия информации в исследовании самоорганизующихся систем, биологических, психологических и социальных явлений, задача выяснения специфической связи информации с физическими процессами. В этом отношении я предпочитаю говорить о принципе инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя, имеющем фундаментальное значение. Информация необходимо воплощена в определенном физическом носителе, но одна и та же информация может иметь разные по своим физическим свойствам носители (по массе, энергии, пространственным характеристикам), т.е. кодироваться по-разному. В силу этого в самоорганизующейся системе причинный эффект определяется не самими по себе конкретными физическими свойствами носителя, а именно информацией, представляющей сложившуюся кодовую зависимость, которая носит функциональный характер. Тем самым вводится понятие информационной причинности, подчеркивается ее специфика по сравнению с физической причинностью, которая в то же время ни в чем не нарушается.

     Таким образом, сформировался новый тип теоретического объяснения, связанный прежде всего с принципами информационной причинности и организации, информационного управления и функционирования самоорганизующихся систем, которые, повторяю, не противоречат физическим объяснениям, но расширяют горизонты научных исследований и создают новые концептуальные возможности решения междисциплинарных проблем. Именно в этом плане главную роль играют информационные подходы. Их плодотворность  обусловлена тем, что они способны создавать концептуальные мосты между физическими, биологическими, психологическими и социогуманитарными исследованиями.

   Информация как «содержание сообщения» (Н. Винер), как содержание сигнала (своего носителя, воплощающего это содержание в определенной кодовой форме) органично объединяет в себе «содержание» и физические особенности кода. Связь между «содержанием» и ее кодовым носителем - это функциональная связь,  точнее - вид функциональной связи, специфичный для кодовой зависимости, при которой данная информация и ее данный носитель суть явления одновременные и однопричинные. Информационные подходы способны создавать указанные «концептуальные мосты» в силу того, что информация требует смыслового, ценностного, целевого описания, а кодовое воплощение информации - физического описания, и, таким образом, два типа описания,  произведенные на языках, не имеющих прямых логических и смысловых связей, объединяются в единой концептуальной структуре. Кодовая связь (кодовая зависимость), складываясь в ходе эволюции, становится элементом самоорганизации. В самоорганизующейся системе имеются фундаментальные коды, над которыми надстраиваются последующие кодовые зависимости.

      Меня несколько удивляет, что при изучении информационных процессов вопрос о характере и способе связи информации со своим носителем зачастую не ставится в фокус анализа, структура кодовой зависимости остается в тени. Между тем именно анализ этой связи позволяет глубже осмыслить специфику, качественную особенность информационного процесса (в отличие от чисто физического или химического). Исследование этого вида связей представляет, на мой взгляд, большой эпистемологический и методологический интерес для широкого круга научных дисциплин, которые имеют своим  предметом информационные процессы  и структуры, ставят задачу расшифровки кода. Эта задача (выяснение «содержания», воплощенного в некотором физическом объекте), которая ранее была характерна лишь для социогуманитарных дисциплин, для психологии, языкознания, криптологии, сейчас становится «своей» и для дисциплин естественно-научного профиля (расшифровка кода ДНК, генома животных и человека, мозговых кодов психических явлений и др.). Эта задача носит герменевтический характер, требует использования не только категории знания, но и категории понимания, что представляет значительный интерес для современной эпистемологии.

     Информационные подходы широко используются в когнитивных науках, на стыках психологии, нейрофизиологии, компьютерных наук, при разработке проблематики искусственного интеллекта. Для меня наибольший интерес в течение всей моей научной жизни представляла проблема «сознание и мозг». Как объяснить необходимую связь явлений субъективной реальности с мозговыми процессами, если первым нельзя приписывать физические, в том числе пространственные свойства? Как объяснить способность явлений субъективной реальности управлять телесными процессами, служить причиной телесных изменений? Для ответа на эти вопросы весьма перспективным является использование информационного подхода, который позволяет рассматривать явление субъективной реальности в качестве информации (о чем-то), а ее носитель в качестве определенной мозговой нейродинамической системы. Таким образом, центральной становится задача расшифровки мозговых нейродинамических кодов психических явлений. В этом направлении ведутся интенсивные исследования во многих научных центрах мирового масштаба (можно говорить о формировании нейрокриптологии) и уже достигнуты существенные результаты (особая тема, требующая серьезного анализа - социальные перспективы этих исследований, связанные с ними колоссальные риски). Что касается объяснения причинной функции явлений субъективной реальности, то оно осуществляется на основе понятия психической причинности как вида информационной причинности.

    Первостепенное значение имеют информационные подходы в процессах конвергенции четырех мегатехнологий, о которых говорил Владислав Александрович. Это - нанотехнологии, биотехнологии, информационные технологии и когнитивные технологии, от развития которых, без преувеличения, зависят судьбы земной цивилизации.

К.К Колин: Вы говорите, что существуют два альтернативных подхода к пониманию сущности феномена информации.   Не кажется ли Вам, что могут быть справедливыми оба этих подхода?  Только использовать их надо применительно к разным объектам исследований. Вот уже много лет различными авторами делаются попытки дать общее определение понятия информации. Эти попытки мне представляются  бесперспективными. Дело в том, что феномен информации весьма специфически проявляет себя не только в разных ситуациях, но даже на разных стадиях реализации информационного процесса.  Поэтому, на мой взгляд, нет противоречия между указанными Вами подходами к пониманию феномена информации. Здесь нет альтернативы. Сегодня существуют два самостоятельных и правомочных подхода, которые и надо применять в тех или иных ситуациях в зависимости от того, какая область проявления феномена информации рассматривается - объективная физическая реальность или же область деятельности сознания.

Д.И. Дубровский: Здесь действительно надо сделать ряд уточнений, четко сформулировать, в каком именно отношении указанные концепции альтернативны. Если Вы утверждаете, что информация существует в каждом атоме и электроне, а я утверждаю, что там ее нет, то при таких жестких определениях наши подходы альтернативны. Но существуют разные интерпретации атрибутивного подхода, которые разжижают или вовсе стирают альтернативность. Например, его сторонники постулируют некую протоинформацию, которая присуща физическим и химическим системам и развивается, так сказать, в полную информацию на уровне биологических систем. В таком случае трудно спорить, так как жизнь имеет в своей основе химические процессы, а протоинформация может связываться с некоторым уровнем физико-химической организации. Хочу в связи с этим вспомнить замечательную, на мой взгляд, книгу Л.А. Николаева «Основы физической химии биологических процессов» (2-е изд., М., 1976), в которой основательно рассматривались причины и условия развития тех физико-химических структур, которые способны вести к биогенезу. Автор глубоко раскрыл особенности предбиологического уровня организации и основные предпосылки процесса самоорганизации с позиций функционального подхода (!), высказал ряд синергетических идей. К сожалению, как это нередко бывает, его концептуальные разработки и оригинальные для того времени идеи не получили должного признания, а спустя  лет 15 - 20  стали уже чем-то повсеместным, благодаря стараниям других авторов и, естественно, маркированные их именами.

     Весьма распространенным является и такой вариант интерпретации атрибутивного подхода, при котором допускается, что информация может существовать лишь в одной синтаксической форме и для нее не обязательны семантические и прагматические характеристики; последние возникают позже, в ходе биогенеза. Здесь, однако, требуется обоснование возможности существования информации в столь урезанном виде, сохранения специфики понятия информации по сравнению с физическими понятиями и описаниями. Не исключено, что в таком случае можно вообще обойтись без понятия информации. Другими словами, мы возвращаемся к исходному вопросу: что же такое информация? Вместе с тем, трудно отрицать, что атрибутивная концепция более привлекательна и удобна для широких теоретических построений. Она, как я уже отмечал, получает серьезную поддержку со стороны синергетики. В условиях постнеклассического этапа развития философии и науки открываются принципиально новые теоретические (и метатеоретические) измерения, которые способны существенно изменить панораму научной картины мира и, в частности, создать новые направления разработки проблемы информации в русле атрибутивной концепции. Но в ее нынешнем виде она содержит, на мой взгляд, ряд существенных теоретических слабостей и неопределенностей (отмечавшихся выше). Впрочем, и функциональной концепции можно предъявить немало критических претензий, хотя в ней гораздо меньше внутренних теоретических нестыковок. Думаю, что сейчас нет острой потребности выбора между той или другой концепцией. Конкуренция между ними полезна, хотя в последние десятилетия она была довольно вялой, не достигала открытой и резкой формы. Развитие и продуктивное использование информационных подходов в решении междисциплинарных проблем в большинстве случаев никак не связано со специальным обсуждением различия этих концепций. Например, мне при разработке информационного подхода к проблеме «сознание и мозг» не было ни малейшей нужды вдаваться в полемику с представителями атрибутивной концепции, поскольку они ведь признают наличие информационных процессов в живых системах, признают принцип необходимой связи информации со своим носителем и принцип инвариантности информации по отношению к физическим свойствам своего носителя, а этого вполне достаточно, чтобы избегать дискуссий, и спокойно заниматься своим делом. Но все это, повторяю еще раз, не отменяет принципиального вопроса о природе информации, о ее специфических чертах и сфере ее существования.         

В.А. Лекторский: Давид Израилевич, Вы утвердаете, что основные подходы в понимании информации  сложились, сорок лет тому назад, и ничего нового в этом понимании с тех пор не произошло. Но тогда непонятно, в чём может быть предмет нашей дискуссии.

Д. И. Дубровский:    Может быть, я неточно выразился. Речь шла только о том, что поставленные тогда вопросы о природе информации и сфере ее существования сохранили свое значение, остаются далекими от решения и вносят свой вклад в проблемную напряженность (часто неявно)  современных разработок многих вопросов, связанных с понятием информации и изучением информационных процессов.

.

В.А. Лекторский: Тогда я сделаю небольшое замечание. На мой взгляд, современные дискуссии вокруг информационного подхода не сводятся к воспроизведению старых споров вокруг атрибутивного и функционального понимания информации (хотя сама эта проблема не исчезла). Сегодня возникло немало новых подходов в различных науках, которые используют понятие информации, при этом часто неясно, в каком отношении это понимание относится к тому, что ранее писали об информации. В этой связи можно говорить и о синергетике, и о популярном сегодня в социологии - теория Н.Лумана  -  и психологии коммуникативном подходе (разве коммуникация не есть передача информации?). Сегодня говорят о конвергенции информационных и когнитивных технологий. В чём же тогда отличие первых от вторых и в чём смысл их конвергенции? Я уже не говорю о проблематике информационного общества.

Д.И Дубровский: Я целиком согласен с тем, что сейчас появилось множество компилятивных работ с новыми словами и банальным содержанием, множество авторов, претендующих на новые идеи и новые подходы, которые либо не основательны, либо представляют собой повторение давно пройденного, но облеченного в новую терминологию. Конечно, встречаются сравнительно новые постановки вопросов, некоторые свежие мысли, попытки концептуального подхода к актуальной теме, но все это оформляется иногда с таким антуражем, что автору надо срочно давать Нобелевскую премию.  При этом чуть ли не главными философскими ньюсмейкерами становятся у нас в последнее время  некоторые довольно средние, на мой взгляд, западные авторы, которые обрели популярность благодаря множеству своих публикаций, тонким пиарным ходам, умению «привлекать внимание». Они часто выступают у нас в роли законодателей философской моды, на них постоянно ссылаются и даже пишут о них апологетические диссертации, но когда даешь себе труд прочесть и осмыслить их произведения, то обнаруживаешь в основном то, что давным-давно прорабатывалось и лишь по-новому скомпоновано и преподнесено, не говоря уже о многочисленных натяжках и поверхностных, необоснованных суждениях. Могу в качестве примера привести проведенный мной критический анализ книги Дж. Сёрла  «Открывая сознание заново» (М.,2002), где в предисловии автора представляют как «одного из наиболее влиятельных современных философов с мировым именем». Помимо всего прочего, вызывающего сомнения и возражения, помимо довольно поверхностного рассмотрения проблемы сознания, в книге Дж. Сёрла мы встречаем категорическое отрицание концепции функционализма и изофункционализма систем, отрицание наличия в мозгу информационных процессов и в этой связи рационального смысла понятия информации и информационного подхода, а затем с размаху перечеркиваются когнитивные науки. И все это без какой-либо серьезной аргументации (См.: Дубровский Д.И. Новое открытие сознания? (По поводу книги Джона Серла «Открывая сознание заново») // Вопросы философии, 2003, № 7. С. 92 - 111; перепечатана в моей книге «Сознание, мозг, искусственный интеллект». М., 2007).

А. Д. Урсул:   Я  признателен руководству журнала "Вопросы философии" за приглашение. Постановка проблематики информационного подхода в междисциплинарной перспективе на нашем «круглом столе» представляется своевременной. Необходимо посмотреть, как  этот подход и понятие информации используются в современной науке. Я согласен с Давидом Израилевичем, что, действительно, существуют в основном два подхода  к пониманию природы информации -  атрибутивный и функциональный, как, собственно, и было более сорока лет тому назад. Но вряд ли для констатации этого положения мы здесь собрались, ведь важно акцентировать внимание не на прошлых, а нынешних проблемах информационного подхода, использование которого зависит от того или иного понимания природы информации.

       Далее остановлюсь на некоторых новых аспектах, связанных с атрибутивной концепцией информации. Это не совсем корректное  наименование. Если мы последовательно придерживаемся атрибутивной концепции, то необходимо будет признать, что информация является философской категорией, и такие попытки, в общем-то, уже были. Я предложил, основываясь на своих исследованиях интегративно-общенаучного знания, считать информацию общенаучной категорией, и эта точка зрения  фактически стала наиболее распространенной.

      Информацию в широком понимании связывают либо даже отождествляют с разнообразием и различием (У.Р. Эшби) или неоднородностью (В.М. Глушков), и уже этим информационный подход отличается от энергетического подхода, принятого в физике и многих науках о неживой природе. Можно, конечно, не считать, что разнообразие - это информация, но, так или иначе, информационный подход тесно связан с понятиями «различие» и «разнообразие». И это не зависит от каких-либо взглядов на природу информации, даже отличных от представлений о ее всеобщности. Если информация имманентно связана с различием, то уже на концептуальном уровне можно обнаружить существенные связи с таким способом существования материи как движение. Если движение - это изменение вообще, то очевидно, что в процессе изменения материального образования одно его состояние будет чем-то отличаться от другого. Именно в процессе движения как изменения возникает различие как отличие последующего состояния объекта от предыдущего состояния. Возможность установления этого различия и составляет объективную основу использования информационного подхода, во всяком случае, в его наиболее широком (синтаксическом) понимании, делающем акцент не на изменении вещественно-энергетических характеристик, а на динамике разнообразия (изменений). Таким образом, получается, что там, где есть движение, там существует различие, разнообразие, а, значит, применим информационный подход в упомянутом выше смысле. Что касается других, например семантических и ценностных характеристик информации, то они характеризуют в основном системы с управлением, т.е.  кибернетические системы.  

      Независимо от того, является ли информация атрибутом материи или не является, можно использовать некоторые информационные методы для оценки разнообразия и сложности материальных систем в процессе их эволюции (для чего я предложил информационный критерий развития, который сейчас широко применяется). Здесь акцент делается в основном на количественно-синтаксическом аспекте информации, хотя синергетика сейчас активно использует  и другие семиотические характеристики информации для исследования процессов эволюции в неживой природе «вещественной» Вселенной.    

      Вне движения, изменения, различия об информации говорить не имело смысла. А поскольку материя мыслилась неразрывно связанной с движением и различием, то претензии упомянутой атрибутивной концепции информации выглядели весьма логичными. Однако сейчас появилась  достаточно обоснованная космологическая модель существования материи без движения, а, следовательно, без разнообразия и  информации. Десять лет тому назад астрофизики и космологи открыли так называемую «темную энергию» с самой большой плотностью энергии и отрицательным давлением. Утверждается, что в этом самом большом фрагменте нашей Вселенной (он занимает около 70% плотности энергии мироздания) нет движения, изменения, различия, неоднородностей (по крайней мере, по представлениям космологов). На «темную энергию», которую чаще именуют космическим вакуумом, ничто не воздействует - ни вещественный фрагмент Вселенной, занимающий порядка 3% всей мировой плотности энергии, ни «темная масса» (скрытое вещество), составляющая, соответственно, почти четверть этого содержания.      Между тем, космический вакуум воздействует на все другие фрагменты Вселенной, заставляя ее расширяться, причем с ускорением.

      Поскольку в темной энергии нет разнообразия, то  И.М. Гуревич, который серьезно занимается этой проблемой, высказал  мнение, что там нет  и информации. Я более осторожен в этом вопросе: в космическом вакууме, возможно, нет информации или, скорее всего, она содержится там в минимальном количестве.

     Придется более четко сформулировать вывод о том, что свойство разнообразия, лежащее в основании нашего понимания информации и информационного подхода, может не характеризовать всю неживую природу. Большая часть материи, «наполняющая» нашу Вселенную, не содержит разнообразия либо содержит его в минимальном количестве. Но это означает, что, согласно современным представлениям, там информация фактически оказывается «излишней» для тех способов бытия материи, которые не «используют» процесс эволюции для своего самосохранения, что особенно характерно для космического вакуума. Однако предположение об «отсутствии» информации в этой форме материи пока отнюдь не выглядит достоверным знанием и вовсе не свидетельствует о невозможности познания этого загадочного космического феномена.

При познании темных форм материи (темной энергии и темной массы) возникают трудности: ведь информация от них «напрямую» не доходит до субъекта познания, по крайней мере, как в той относительно простой гносеологической ситуации, которая характерна для изучения космических объектов вещественной Вселенной. Это отчетливо проявляется при исследовании таких крупномасштабных форм темной материи, как черные дыры (как объект «скрытого вещества»).

Появление знания о каком-то материальном объекте уже указывает на то, что он содержит информацию внутри себя или во «внешнем контуре», которая каким-то образом достигает познающего субъекта. Темная энергия обнаружена потому, что она воздействует на остальные формы материи и конкретные материальные объекты. А это означает, что космический вакуум как целостное материальное образование все же обладает каким-то минимальным количеством информации (ведь нам известна его плотность энергии и давление, вызывающее антигравитацию). Эта информация может содержаться во «внешнем контуре» космического вакуума, т.е. как темного антигравитирующего фрагмента Вселенной, целостность которого понимается не как «отгороженность» от других форм (фрагментов) мироздания, а как совокупное воздействие на них со стороны темной энергии (ускоренное удаление галактик).

       С гипотезой о том, что темная энергия не содержит информации (раз там нет движения, никаких неоднородностей и разнообразия), можно «смириться», даже если придерживаться атрибутивной концепции. Можно также понять, что эволюция материи имеет место только там, где есть информация. Однако осознать, что более двух третей нашей Вселенной существует (самосохраняется) миллиарды лет без какого-либо изменения, весьма не просто, поскольку философия в принципе не допускала существование материи без движения. Теперь придется серьезно задуматься, как разрешить этот философско-космологический парадокс в научной картине мира XXI века.

Д.И. Дубровский:     Там, где есть эволюция, там есть информация. Вы имеете в виду под эволюцией всякое изменение, развитие?

А.Д.  Урсул: Эволюция и информация (если это понятие мыслить достаточно широко) очень тесно взаимосвязаны. Это подтверждает анализ космологической картины мироздания. Так, в темной части, являющейся основной составляющей всего материально-энергетического содержания Вселенной, покой как форма самосохранения этого вида материи явно превалирует над изменением и тем более - над эволюцией, которая характерна в основном для видимой Вселенной. В мироздании доминирует составляющая, которая не изменяется и не эволюционирует (темная энергия), затем идет слабо изменяющаяся, и, возможно,  не  эволюционирующая часть Вселенной (темная масса) и, наконец, наиболее изученный наукой эволюционирующий фрагмент в форме обычного видимого вещества. Именно в этой части Вселенной действует информационный критерий развития, эволюция неразрывно связана с разнообразием и информацией. 

         Неизменность темной энергии не дает оснований включать ее в процесс универсальной эволюции как перманентной самоорганизации материи, хотя к процессу эволюции во Вселенной эта форма материи имеет отношение, поскольку влияет на нее через антигравитацию.  На мой взгляд, эволюция вообще и универсальная эволюция в особенности имеет место только в вещественной части Вселенной как особой минивселенной Мультиверса (где реализуется антропный космологический принцип и существует информация).

     Что касается темной массы, то она считается слабо изменяющимся фрагментом Вселенной и это еще не эволюция (а ее предпосылка - назову ее «протоэволюцией»). Вместе с тем темная масса сама по себе ближе к эволюционирующей вещественной Вселенной, поскольку состоит из каких-то составляющих ее частиц (на микроуровне, возможно, в тысячу раз тяжелее протона, природа которых еще не установлена). Не исключено, что темная масса является каким-то «переходным состоянием» материи между космическим вакуумом и барионной материей как основными формами самосохранения материи (хотя есть гипотезы, что это одна из форм барионной материи). Поскольку в темной массе существуют неоднородности (разнообразие), то ей может быть присуща такая характеристика, как информация, такой точки придерживается уже упомянутый мной И.М. Гуревич.

 И.В. Мелик-Гайказян: Можно вспомнить, что Больцман  ввел понятие «энтропия», используя греческую этимологию, как «превращение». В этом смысле он термином «энтропия» обозначал свою версию физической эволюции. О взаимосвязи энтропии и информации написано много, в том числе очень много некорректного. Я говорю это, поскольку мы рискуем уйти в обсуждении связи эволюции и информации в бесконечный разговор.

А.Д.  Урсул:   Совершенно верно. Я хотел бы обратить внимание на то, что понятия информации, эволюции и энтропии характеризуют в основном процессы в вещественной Вселенной. Как и ряд других авторов, я полагаю, что необходимо соединить синергетику и информатику в исследовании проблем эволюции, поскольку оба эти научные направления изучают с разных сторон движение разнообразия (информации) в процессах самоорганизации (и ей противоположных процессах) материальных систем. Информатика чаще всего акцентирует внимание на технических и технологических процессах, а синергетика - на естественных процессах, связывая динамику информации с изменением энтропии.

Если понятие энтропии применялось главным образом к характеристике процессов самоорганизации (и дезорганизации) материи в низших ступенях эволюции материи, то понятия информации, связи и управления больше использовались для исследования процессов эволюции в биологической и социальной ступенях. Понятия энтропии и информации, как и сопровождающий их  математический аппарат, связаны между собой и поэтому имеют место «встречные» движения - переносы энтропийных (синергетико-термодинамических) методов в науки о высших структурных уровнях эволюции, а также некоторых  средств информатики в науки о неживой природе. И вполне понятно, что этим потокам движения знания и научного поиска невозможно поставить какие-либо ограничения.

Д.И. Дубровский:     Да, в космологии сейчас много чрезвычайно интересного для философа, например, «кротовые норы», теория струн. Из «струн», которые рассматриваются в качестве некого «кванта материи», конструируются элементарные частицы и т.д. Но, что важно отметить, физики  не  могут избавиться в своих теоретических построениях от «наблюдателя», т.е. от «своего» сознания, от философской проблемы сознания. Об этом часто говорят  в  последнее время  выдающиеся физики, занимающиеся космологией. 

К.К.  Колин:  Уважаемые коллеги, я бы хотел высказать свою точку зрения  на проблемы, связанные с философией информации  и философскими основами информатики. Хочу начать с того вопроса, который Владислав Александрович поставил в самом начале нашего обсуждения, а именно: какие новые аспекты в этой проблеме сейчас выявлены? Начну с прагматических аспектов. В повестке дня сегодняшнего «круглого стола» обозначена проблема - "Информационное общество". К сожалению, в утвержденной Правительством РФ программе исследований Российской академии наук сегодня такой проблемы нет. Обозначено лишь направление исследований - "Информатизация общества". Согласитесь, что это все же разные проблемы. А ведь тематика развития информационного общества сегодня исключительно актуальна.

Мне кажется, что, с философской точки зрения, надо обратить внимание на один важный феномен развития цивилизации, который в последнее время называют новой информационной реальностью. Я думаю, что это понятие более широкое, оно выходит за рамки понятий информационного общества и общества знаний. В чем здесь особенность? Известно, что развитие общества ускоряется, и наиболее стремительно развивается его информационная сфера. А сознание большинства населения, включая и элиту общества, в общем-то, сильно отстает от этих перемен. Это объективная реальность, которая имеет свои причины. Никогда ранее общество и окружающий его мир не изменялись столь стремительно. И психика людей к таким масштабным и быстрым переменам не готова. Но ведь от этого легче не становится. Сегодня новая информационная реальность еще не осмысливается на должном уровне. И я считаю, что с философской точки зрения  - это крупная философская проблема современности.

В пятом номере журнала "Вопросы философии" за 2007 г., который целиком посвящен Китаю, опубликована большая статья профессора Лю Гана "Философия информации и основы будущей китайской философии науки и техники". Эта статья имеет обзорный характер и полезна тем, что в ней подробно рассматривается состояние научных исследований в Китае, которое автор предлагает назвать «Философией информации». В статье приведена достаточно обширная библиография, из анализа которой следует, что работы в области философии информации активно ведутся в Китае с 2004 г., т.е. в течение последних пяти лет. Хотел бы напомнить, что в России исследования в этой области начались еще сорок лет тому назад. И в первую очередь здесь нужно отметить фундаментальные работы А.Д. Урсула, которые остаются актуальными и сегодня.

Однако вернемся к статье китайского профессора. Что в ней мне показалось полезным?  Первое - это сама постановка вопроса об актуальности выделения в предметной области современной философии специального сегмента, который предложено назвать «философией информации». Не философией киберпространства или философией компьютерной революции, а именно философией информации.  Хотелось бы отметить, что китайские ученые рассматривают эту проблему существенно более широко, чем, например, американские. Считая это направление новой для себя предметной областью, китайские ученые уделяют особое внимание следующим двум направлениям в области философии информации.

• 1. Критическому исследованию концептуальной природы и основных принципов информации.
• 2. Разработке теоретико-информационных методов и их использованию при анализе философских проблем.

Лично мне такой подход импонирует. Хотя структура проблем в области философии информации представляется мне более широкой и требующей специального исследования.

Почему сегодня проблемы философии информации вновь выдвигаются на первый план, причем не только в теоретическим плане, но также и при анализе актуальных проблем развития современного общества? Для этого есть несколько объективных причин. Возьмем, например, современный глобальный финансово-экономический кризис. Он представляет собой ни что иное, как информационный феномен. Ведь что, собственно, случилось? Разве Земля столкнулась с огромным метеоритом и произошли такие глобальные катаклизмы, когда  вся экономическая инфраструктура разрушена? Конечно же, нет! Тогда о чем речь?

Все дело в том, что этот кризис имеет информационную природу. Мало того,  десять лет назад он уже был предсказан некоторыми учеными. Один из них - это известный американский ученый и общественно-политический деятель Линдон Ларуш. Он даже несколько  лет отсидел в тюрьме за свой прогноз краха мировой финансовой системы, основанной на долларе США. Серия публикаций на эту тему была и у нас в России. Даже я опубликовал три статьи о проблеме виртуализации современного общества и ее возможных последствиях. Одна из них опубликована в Большой российской энциклопедии. В ней в качестве примера возможных последствий процесса виртуализации общества прогнозируется именно современный финансово-экономический кризис. Ведь главная причина этого кризиса связана не с разрушением промышленности, транспорта и других экономических объектов, а с тем, что  виртуальные ценности были объявлены ценностями реальными. Но обратите внимание на позицию наших политологов и финансистов, ведь они причины современного кризиса с информационных позиций не рассматривают. Практически никто так не рассматривает эту проблему. А ведь причина кризиса, который сегодня все мы наблюдаем, является чисто информационной. Это одно из последствий современной виртуализации общества.

Приведу еще несколько примеров практического характера, которые показывают, что недооценка информационных аспектов в жизни современного общества ведет к серьезным негативным последствиям. Недавно состоялись заседания двух научных советов. Один из них - это Научный совет Миграционной службы России. Казалось бы, какая связь между проблемами информации и миграционной службы?  На заседании этого совета рассматривалась ситуация с трудовыми ресурсами в России. Сегодня для нашей страны это очень острая проблема. По прогнозам Центра информации ООН, численность населения России в период 2009-2050 гг. может сократиться на 33 млн. человек, несмотря на трудовую миграцию из стран ближнего зарубежья. Поэтому проблемы демографии и трудовых ресурсов - это сейчас острейшие проблемы для России. Однако давайте посмотрим, как они решаются и как при этом используются новые возможности, которые создает информатизация общества. Недавно я был участником научной конференции в Академии труда и социальных отношений. Там собрались очень высокие профессионалы в области трудовых отношений. И, тем не менее, никто из них не учитывает информационных факторов в решении демографических проблем России и обеспечении ее трудовыми ресурсами за счет использования тех новых возможностей, которые представляют сейчас достижения научно-технического прогресса в области информатики и новых информационных коммуникаций. Ведь у нас огромная по размерам территории страна. Россия - это не Швейцария и не Финляндия. Здесь без современных информационных коммуникаций не обойтись. И, тем не менее, развитие этих коммуникаций еще не рассматривается у нас в качестве приоритетного направления развития страны. Попробуйте, например, сегодня войти в Интернет из ближайшего населенного пункта Московской области. Доступная массовому пользователю скорость обмена данными не превышает трёх-пяти килобит в секунду. С такой скоростью работать в сети Интернет практически невозможно. А ведь мы хотим построить информационное общество и уже приняли соответствующую стратегию развития страны.

По сообщениям СМИ, в Китае сейчас уже 338 млн. пользователей сети Интернет. Причем, 95% из них имеют широкополосный доступ. В США подключение к сети Интернет в скоростном режиме пользователей  из малообеспеченных семей дотируется государством. Зачем это делается? В первую очередь, это дает новые возможности для активизации трудовых ресурсов. В особенности, для людей с ограниченной мобильностью, инвалидов, пенсионеров и женщин, воспитывающих детей дома.

  Какой же путь в решении этой проблемы видится сегодня для России? В первую очередь - это развитие спутниковых систем связи. Второй путь - это внедрении новых технологий широкополосного доступа массовых пользователей  в сеть Интернет через электрическую розетку. В каждом доме,  где есть электрическая розетка, должен работать скоростной Интернет. Инженерной проблемы здесь нет. Есть проблема организационно-политическая. Но без ее решения все разговоры об информационном обществе в России останутся лишь благими намерениями. Возьмем, например, проблему инвалидов. Сегодня в нашей стране девять миллионов инвалидов. Многие из них хотят и могут работать дома. Для некоторых это единственная возможность социализации. А сколько наших женщин вынуждены сидеть дома, воспитывая детей? Их потенциал также мог бы использоваться более эффективно. Ведь уже сегодня многие проекты выполняются распределенными коллективами. Нужно активно развивать эти возможности! И это уже не философская, а социальная проблема. Почему же она не решается? Дело в том, что проблема эта еще должным образом не осознана и не учитывается в программах социально-экономического развития страны и ее регионов. Чтобы не быть голословным, приведу в качестве примера программу социально-экономического развития Красноярского края на период до 2017 года. Там нет даже раздела по информатизации этого края, хотя его территория больше Европы, а проблема трудовых ресурсов является сегодня для данного региона России ключевой.

Именно поэтому я убежден, что осмысление новой информационной реальности  развития общества  - это исключительно важная и актуальная философская проблема. Ученые должны найти такие слова, которые бы обратили на эту проблему внимание наших политиков, экономических и государственных руководителей, хотя бы в чисто прагматическом плане. Сейчас, в период экономического кризиса, это особенно важно.

Еще одна крупная проблема состоит в том, что новая информационная реальность несет с собой не только новые возможности, но также и новые опасности для человека, государства и общества в целом. В 2008 году в  журнале "Информационные технологии» опубликована моя большая статья, которая называется "Гуманитарные  проблемы информационной безопасности". Там раскрывается структура этих проблем и их наиболее важные аспекты для современной России.

Теперь я хотел бы кратко затронуть информационные аспекты методологии научных исследований. Я давно работаю в этой области. Первая публикация под названием "Информационный подход как фундаментальный метод научного познания" вышла еще в 1998 году. В ней показано, что информационный подход - это такой же фундаментальный метод научного познания, каким является системный подход. И этот метод очень эффективно работает при изучении самых различных проблем развития природы и общества. Приведу конкретный пример. Рассмотрим современную ситуацию с русским языком в нашем ближнем зарубежье. Казалось бы, причем здесь информационный подход? Однако, если рассматривать язык не только как средство общения, но еще и как мощную когнитивную функцию (ведь язык - это средство моделирования реальности, это «пространство мысли»), то отношение к языку существенным образом изменяется.

К сожалению, политические деятели наших ближайших соседних стран, особенно на Украине, в Грузии и Прибалтике, загнали эти страны в тяжелейшую ситуацию с русским языком. Причем, страдает от этого не только российская диаспора, но также и коренное население. Ведь что происходит сейчас в Прибалтике? Там практически нет литературы на русском языке, закрыты многие русские школы, выросло целое поколение людей, не знающих русского языка. Возникли новые проблемы межэтнического общения, которых никогда ранее не было. Молодому поколению стало трудно общаться потому, что латышский и эстонский -  это совершенно разные языки, а русского языка молодые люди в прибалтийских странах в большинстве своем уже не знают. Это серьезнейшая информационная и социальная проблема в этих странах, которая искусственно создана. А надо было идти другим путем. Например, в Израиле обсуждается вопрос о придании русскому языку статуса второго государственного языка. Причем, Израиль не собирается вступать в союз России с Белоруссией. Он собирается сделать это исходя из собственных национальных интересов.

Теперь еще несколько слов об информационном подходе в методологии науки. Профессор Лю Ган в упомянутой ранее статье обращает внимание на модельный подход в методологии науки. Хочу отметить, что в США в последние годы также наблюдается повышенный интерес к проблемам информационного компьютерного моделирования. Так, например, в 2005 году президенту США Д. Бушу был представлен специальный аналитический доклад по проблеме, которую в Америке называют Computational Science, т.е. «Вычислительная наука». Доклад этот достаточно объемный - 120 страниц текста. Красной нитью в нем проходят две важных для сегодняшнего обсуждения мысли. Первая состоит в том, что современная Америка стоит перед таким же глобальным вызовом, который возник более 50 лет назад, когда Советский Союз запустил свой первый спутник Земли. Сегодня же Америке бросают вызов как объединенная Европа, так и быстро развивающиеся страны Азии. Но самое главное состоит в том, что новый вызов лежит именно в информационной сфере общества и связан с развитием новых информационных методов в науке и технике.

 В докладе отмечается, что, по оценке экспертов, в США, т.е. в стране с наиболее развитыми компьютерными сетями и  технологиями, еще очень мало используется когнитивный потенциал вычислительной науки, который может дать совершенно неожиданные новые фундаментальные и прикладные результаты. Поэтому авторы доклада рекомендовали Президенту США реализовать крупный национальный проект, который они назвали Стратегической инициативой партнерства государства, бизнеса, науки и образования в области вычислительной науки. По мнению экспертов, этот проект должен существенно изменить ситуацию в этой области информационной методологии развития науки и техники, преодолев существующие в настоящее время междисциплинарные барьеры.

Что же реально произошло после появления этого доклада? Мы проанализировали национальный бюджет США на 2008 год и обнаружили в нем три наиболее крупные статьи расходов. Это вооружения, нанотехнологии и информационные технологии. Таким образом, определенная реакция правительства и Конгресса США на этот доклад  имеется.

 Что здесь интересно с философской точки зрения? На один момент я хотел бы обратить особое внимание, так как считаю его очень важным. Я имею в виду возможности использования информационного моделирования в качестве нового фундаментального метода научного познания. Дело в том, что современный уровень развития вычислительной техники и новых информационных технологий позволяет использовать информационные модели не только для проведения вычислительных экспериментов, с помощью которых можно проверить те или иные научные гипотезы. Сейчас можно строить модели на основе данных физических измерений и затем, путем изучения процессов функционирования этих моделей, получать принципиально новые знания, которые получить другими методами просто невозможно.

Таким образом, информационное моделирование становится сегодня новым методом познания.  Можно утверждать, что в XXI веке в методологии науки будет не два основных метода познания - теория и физический эксперимент, а три: теоретические исследования, физические наблюдения и информационное моделирование на основе результатов физических наблюдений. Это принципиально новая ситуация в методологии науки. Ведь ранее были лишь теория и физический эксперимент. Затем появился вычислительный эксперимент. Но все же эксперимент. Иначе говоря, исследователь выдвигал гипотезу, а затем проверял ее методом физического эксперимента или же вычислительного эксперимента на компьютере. Сейчас формируется принципиально другой подход. Вы сначала проводите физические наблюдения и измерения, затем по их результатам создаете имитационную модель, т.е. попытаетесь имитировать изучаемый процесс во всех его аспектах так, как вы его представляете, и потом, изучая эту модель, получаете новые знания, которые, в ряде случаев, никаким другим методом получить невозможно. Мне этот подход хорошо понятен, так как я сам строил такие модели, занимаясь созданием сложных специальных систем управления.

Сейчас появляются публикации о том, что метод имитационного моделирования находит все более широкое применение в методологии науки. Так, например, в США построена комплексная модель, позволяющая изучать реакции белков человеческого организма на новые лекарственные средства. Для ее создания были использованы результаты экспериментальных наблюдений более 3000 реакций белка на воздействие различных химикатов, которые в организме человека могут взаимодействовать между собой. Изучая эту комплексную модель, теперь можно понять, как будет реагировать организм на прием тех или иных лекарств и какие могут быть при этом побочные последствия.

Построена также и имитационная модель внутреннего устройства Земли, которая базируется на результатах обработки порядка 6 тысяч сейсмических наблюдений. В выступлении профессора Д.И. Дубровского упоминалась проблема расшифровки генома человека, которая была решена благодаря использованию суперкомпьютеров. Сейчас становится понятным, что эта проблема еще очень далека от своего окончательного разрешения.

Д.И Дубровский:      Но ведь код генома все же прочитали!

К.К. Колин:   Да, прочитали. Но когда начали понимать, что геном работает как сложнейшая информационная система, то стало ясно, что мы еще не держим Бога за бороду, а предстоит еще работать и работать над этой проблемой. И решить эту проблему можно только методами информационного моделирования с использованием мощных суперкомпьютеров. Сегодня уже появились новые малогабаритные суперкомпьютеры, которые могут размещаться прямо на рабочем столе. Однако научное сообщество к использованию таких новых средств научного исследования еще не готово. Многие наши биологи и психологи просто не знают, что такие компьютеры уже появились. Ведь система образования таких специалистов не готовит.

Мало того, в нашей стране информатизация образования уже не является приоритетным направлением его модернизации, как это было еще пять лет тому назад. А как изучают сегодня информатику в системе образования? Здесь по-прежнему доминирует инструментально-технологический подход. Ни проблемы развития информационного общества, ни философские проблемы информатики в системе образования сегодня на должном уровне не изучаются.

Какой из этого анализа следует вывод? Я думаю, что материалы нашего «круглого стола», в особенности, его обобщающие выводы, должны быть опубликованы не только в журнале "Вопросы философии", который многие работники системы образования просто не читают. Надо опубликовать их и в некоторых образовательных журналах, например, таких, как "Открытое образование" и Alma mater (Вестник высшей школы). Может быть, стоит послать эти материалы и в журнал "Проблемы высшей школы России".

Сегодня очень важно изменить отношение в системе образования к изучению фундаментальных, в том числе философских, основ информатики. В ближайшее время выйдет в свет моя монография "Историко-философское введение в проблемы информатики". Это учебное пособие для магистров и аспирантов. К сожалению, тираж ее очень маленький - всего 150 экземпляров. Но книга эта принципиально важная по содержанию. В Сибирском федеральном университете ее планируется использовать в учебном процессе магистров и аспирантов, уже готовится электронный учебник.

Почему я упомянул сегодня об этой работе? Вот уже 50 лет, как я занимаюсь изучением фундаментальных проблем информатики.  Из них двадцать лет - в Российской академии наук. Сегодня информатика становится самостоятельной отраслью науки. Это исключительно важное комплексное научное направление, которое должно изучать не только информационные средства и технологии, но также, и прежде всего, информационные процессы в природе и обществе, их фундаментальные основы и общие закономерности, а также специфику реализации информационных процессов в той или иной информационной среде.

Таким образом, предметом изучения для информатики, как фундаментальной науки, являются информационные процессы в природе и обществе, т.е. в технических, физических, биологических и социальных системах.

Информатика сегодня обладает своими собственными научными методами, которые позволяют получать новые фундаментальные знания о природе, обществе и человеке. Глубоко изучая закономерности реализации информационных процессов в природе, мы начинаем лучше осознавать ее информационное единство, а также взаимосвязи между физическими и информационными процессами. Эти знания должны нам помочь создавать более совершенные технические системы, а также более рационально организовывать и многие социальные структуры. И здесь очень важным является развитие философских основ информатики. Поэтому нашим философам следует активизировать исследования в том секторе философской науки, которое китайские коллеги называют сегодня философией информации.

А специалистам в области информатики  - в том секторе, который соприкасается с философией и который мы называем философскими проблемам информатики. Это и будет тот комплексный подход, который мне представляется наиболее перспективным. Ведь проблема информации является комплексной, и изучать ее нужно с двух сторон. Философия должна изучать эту проблему своими методами - с наиболее общих позиций и с использованием философских категорий. Информатика же также должна изучать философские основания информационных процессов. Но она может более детально изучать эти процессы, их различные стадии и способы реализации. Причем не только в технических, но также и в физических, биологических и социальных системах. Именно в этом и заключается моя принципиальная позиция в отношении содержания предмета исследований информатики как науки.

Хочу также проинформировать участников «круглого стола» о том, что в последние годы в Китае уделяется большое внимание проблемам социальной информатики. Так, например, в 2006 году создан Институт социальной информатики в составе Хуажонгского государственного университета науки и технологий Китая. Это университет, который входит в первую десятку крупнейших университетов Китая. В 2008 году на первый курс этого университета поступило более 9 тысяч студентов. Весьма примечательно, что уже в 2007 году в этом университете была проведена первая Национальная конференция по социальной информатике, а в октябре 2009 года запланирована первая международная конференция по этой проблеме с широким международным представительством. По поручению оргкомитета конференции в Институт проблем информатики РАН приезжал специальный представитель, и я получил персональное приглашение на эту конференцию в качестве почетного профессора с двумя пленарными докладами. Один из них называется "Философия информации и философские проблемы современной информатики", а второй - «Новая информационная реальность и проблемы социальной информатики».

Оба эти доклада по своему содержанию очень близки к тем проблемам, которые мы сегодня обсуждаем. Жаль только, что международная конференция по социальной информатике планируется в Китае, а не в России, хотя именно Россия является сегодня в исследовании этих проблем мировым лидером.  Исследования в этой области проводятся в Институте проблем информатики РАН уже более 20 лет.

И.В. Мелик-Гайказян: Константин Константинович представил картину информационной реальности, для обозначения которой есть множество терминов и метафорических определений. Это множество сравнимо с разнообразием содержательных наполнений понятия «информация». И, как уже сегодня стало ясным, нет единства в нашем понимании информационного подхода. Исток этой множественности совпадает с «пунктом» расхождения реалистов и антиреалистов, а актуальность для решения философских проблем анализа «траекторий» этих расхождений подтверждается, например, дискуссиями на конференции «Конструктивизм в эпистемологии и науках о человеке», проведенной по инициативе Владислава Александровича в октябре 2007 года. Сама конференция и изданные книги ее материалов заставили меня по-новому понять труд Альфреда Норта Уайтхеда «Процесс и реальность».  Данный труд является ключевым для объяснения сущности информации и моей версии информационного подхода. Как-то долго мной упускалось из виду, что «Процесс и реальность» был написан в противовес книге  Фрэнсиса Герберта Брэдли «Видимость и действительность». А вот нечто новое в понимании перспектив информационного подхода может быть раскрыто при интерпретации феномена информации в координатах категорий «процесс», «реальность» «видимость» и «действительность».

     Сразу скажу, что, по моему глубокому убеждению, информация есть процесс и, при всей распространенности словосочетания «информационный процесс», данное утверждение далеко от банальности. Из истории науки мы знаем, как трудна была смена представлений, например о флогистоне и теплороде, на понимание тепла и горения в  качестве процессов. И сегодня уже не раз было сказано, что информация «накапливается», «содержится» и «извлекается». Язык нас подводит. Вместе с тем, специалисты в области экономики знаний констатируют специфику этого ресурса, который при его использовании не истощается, а увеличивается, обмен им обогащает обе стороны, а темп этого обмена способен коренным образом изменить всю социокультурную среду. Вот как раз для выяснения методологических способов междисциплинарных исследований  социокультурной динамики я двадцать лет назад обратилась к информационному подходу. И, безусловно, в числе первых были прочитаны работы Давида Израилевича и Аркадия Дмитриевича. При всей содержательной насыщенности философских исследований информации я столкнулась с парадоксальной ситуацией. Казалось бы, при изучении какого-либо предмета знакомство с каждой новой книгой, посвященной интересующей теме, должно вести к более ясному его пониманию. Однако каждая прочитанная мной книга или статья, посвященная информации, увеличивала неясность понимания того, чем является этот феномен.

     Тогда мной были приняты два принципиальных условия. Первое - все авторы правы. Второе - их результаты надо принять в «чистом виде» без добавлений, интерпретаций и обобщений. Выполнение этих условий принесло свои плоды. Во-первых, стала ясна «география» предметных областей всех направлений теории информации. Иными словами, стало возможным определить границы их применимости.  Во-вторых, теория информации разделилась на два этапа, которые можно условно назвать как «досинергетический» и «синергетический». Суть данного разделения в понимании проблемы генерации информации. Проще говоря, в ответе на вопрос: принадлежит ли феномен информации только «живому» и «мыслящему» или есть ему место в «неживом» мире? В-третьих, было установлено, что в ряду сущностей - вещество, функция, состояния, процесс - информация  принадлежит процессу. Для этого понимания пришлось пройти самую «противную» часть пути, поскольку разбору надо было подвергнуть взаимосвязь информации и энтропии.

     Как известно, первым ученым, обратившим внимание на связь этих величин, был Людвиг Больцман. Говоря о необратимом увеличении энтропии идеального газа при его изотермическом расширении в пустоту, он заметил, что это сопровождается потерей информации о местонахождении или, в общем случае, о состояниях молекул. Однако в термодинамике информация аналогична не энтропии и энергии, т.е.не функциям состояния, а теплу и работе - процессам. Спустя почти 50 лет аналитический вид этой взаимосвязи был использован Клодом Шенноном в его знаменитой формуле для определения пропускной способности каналов связи и энтропии источников сигналов. Замечу, что в математической теории связи, развитой  Шенноном, под информацией  понимают только количество информации. Пределы экстраполяций выводов этой теории для гуманитарных исследований очень малы, о чем сам Клод Шенноном написал в своем эссе «Бандвагон». Многие коллизии выяснения взаимосвязи информации и энтропии были разрешены Дмитрием Сергеевичем Чернавским на основе введения понятий «микроинформация» и «макроинформация». В первом приближении, под микроинформацией понимается любая незапоминаемая информация, для которой возможно устанавливать эквивалентные соотношения с изменением энтропии, а макроинформация - «оплачивается» энтропией в неэквивалентной мере и поиск этой меры в большинстве случаев бесперспективен. В гуманитарных исследованиях мы имеем дело с макроинформацией или, что почти одно и то же, со смысловой информацией. Думаю, что мне не стоит далее вдаваться в подробности традиционной теории информации.  Отмечу лишь итог той части исследований, которые были выполнены в натурфилософском духе.

     Информация есть процесс, состоящий из определенной последовательности элементарных стадий. Элементарность этих стадий относительна, поскольку их механизмы достаточно сложны и составляют предметные области отдельных направлений теории информации. Синергетика (или те исследовательские направления, которые в отечественной литературе принято так называть) позволила добавить к элементарным стадиям этап генерации информации. В динамической теории информации, развиваемой Д.С. Чернавским, доказана применимость определения, данного Г. Кастлером, для понимания информации в системах любой природы. Вот это определение: информация есть случайный запоминаемый выбор варианта из многих возможных и равноправных. Здесь следует отметить две вещи. Запомнить - значит каким-либо образом фиксировать результат выбора, что обычно выражается в изменении упорядоченности системы. И второе: Д.С. Чернавский считает эту дефиницию исчерпывающей для всего феномена информации, я же убеждена в том, что оно соответствует только стадиям генерации и фиксации информации.

     Итак, я согласна с Аркадием Дмитриевичем в том, что феномену информации есть место в физическом мире, я согласна с Давидом Израилевичем в том, что информация связана с самоорганизующимися системами, и я согласна с Константин Константиновичем, что без вхождения в область конкретно-научных исследований невозможно создать философию информации. Действительно, без знания как работ А.И. Берга, И.М. Бонгарта, Л. Бриллюэна, Н. Винера, В.Н. Глушкова, А.Н. Колмогорова, В.В. Корогодина, А.А. Ляпунова, Дж. фон Неймана, Г. Паска, И.Р. Пригожина, А. Тьюринга, Х. фон Фёрстера, А.А. Харкевича, К. Шеннона, Ю.А. Шрейдера, М. Эйгена, так и современных работ наши рассуждения об информации будут близки к фантазиям.

     Вместе с тем, собственные исследования убедили меня в том, что информация есть многостадийный необратимый во времени процесс, структура этих стадий изоморфна в системах любой природы, а механизмы стадий-процессов обладают гомоморфизмом в неживых, генетических, поведенческих и социокультурных системах. Итак, информационные процессы есть механизмы самоорганизации в сложных открытых системах любой природы, а не только свойство самоорганизующихся систем, как утверждает Давид Израилевич.

     Честно говоря, полученный мной вывод о процессуальной сущности информации меня же в свое время шокировал. Я искала способы его опровергнуть, искала теоретические обоснования, которые бы «не укладывались» в предложенную концептуальную модель информационного процесса. Окончательно принять идею об информации-процессе мне  помогла книга Владимира Ивановича Корогодина «Информация и феномен жизни». Эта книга до сих пор не оценена в должной мере. В ней дана полная система свойств информации без обращения к синергетическим описаниям, хотя В.И. Корогодин был хорошо знаком с нелинейной динамикой. В моей модели все эти свойства четко распределились по стадиям информационного процесса. Двум свойствам В.И. Корогодин придавал значение ключевых. Это свойство фиксируемости, выраженное в том, что информация может существовать только в зафиксированном состоянии на материальном носителе. Данное свойство соответствовало в моих моделях процессу кодирования информации. Второе ключевое свойство - действенность. Оно отвечает за способность совершать целенаправленные действия, что соответствует стадии построения оператора, т. е. процесса создания алгоритма или программы достижения цели. Сопоставление механизмов элементарных стадий информационного процесса и свойств информации позволило обнаружить важную вещь. А именно то, что результатами почти всех стадий информационного процесса являются семиотические формы. Установленные корреспонденции механизмов, свойств информации и форм знака были принципиальны для разработки программ междисциплинарных исследований социокультурных систем. Это, в свою очередь, позволило бросить мост между синергетикой и семиотикой, а опорами моста выступали стадии информационного процесса. По моему убеждению, необходимо посредничество теории информации между синергетикой и семиотикой в социокультурных исследованиях, поскольку сами модели синергетики создавались для исследования систем, которые по своей размерности принципиально уступают сложности социокультурных систем. Итак, на основе прямых аналогий стадий информационного подхода и семиотических трансформаций открылись новые методологические возможности разрабатывать программы междисциплинарных исследований. Таким образом, новые возможности подхода связаны с утверждением процессуальной природы информации, а сделать это утверждение было бы невозможно без синергетики.

     Сама же синергетика, я возвращаюсь к тому, с чего начала, многим обязана А.Н.Уайтхеду, его философии процесса. В контексте нашего обсуждения следует акцентировать две идеи А.Н.Уайтхеда. Во-первых, им были выделены два вида процессов: телеологический процесс, или так называемое  «сращение», и детерминистический процесс, названный им «переход». Причем результат «сращения» детерминирует разворачивание процесса  «переход» к следующему «сращению». Оба вида процессов состоят из определенной последовательности стадий, которые  А.Н.Уайтхед называл фазами. Мои исследования информационных процессов позволили мне дать лаконичную интерпретацию понимания А.Н. Уайтхедом специфики процессов: процесс есть чередование стадий, на которых «сращение» многих факторов подводит к формированию некоторого результата, и оформление достигнутого результата как условия «перехода» к следующей стадии. Следовательно, каждая последующая стадия «стартует» в зависимости от результата предыдущей стадии. Сегодня мы уже имеем основания для того, чтобы сказать, что разворачивание процесса вариативно, нелинейно и необратимо во времени, но для исследования феноменов, обладающих такими качествами, у науки до второй половины ХХ в. не было инструментов.

     Во-вторых, А.Н.Уайтхед так разграничил бытие, действительность и реальность: бытие есть потенциальность, есть все, что может быть; действительность есть то, что осуществилось; реальность - это вариант воспринимаемой действительности. Смена этих сущностей происходит благодаря событиям, а событие - это то, что может быть, а может и не быть. Это такая спонтанность, которая не выводится из статистических закономерностей.

И именно это понимание события было воплощено И.Р. Пригожиным в исследовательскую программу, результаты которой, как доказано В.С. Степиным, инициировали смену научной картины мира. А уже в постнеклассической парадигме были получены релевантные способы исследований информационных процессов.

     И в самом общем виде становится понятным, что событием, необратимо отделяющим потенциальность бытия от возникающей действительности, становится создание кода, например генетического кода, который детерминирует сценарии биологической эволюции, а в действительном воплощении каждого из них создается все множество реальностей биологического разнообразия. Или, создание кода иероглифического или линейного письма во многом определяет своеобразие действительности конкретной культуры, а трансформации кода способны приводить к событиям, определяющим начала самобытных эпох.

Для понимания роли событий, разделяющих действительность и реальность в социокультурных системах, необходимо вспомнить о работе А.Н.Уайтхеда «Символизм, его смысл и воздействие», которая была написана до основного содержания книги «Процесс и реальность», а позднее стала ее заключительной главой. Из этой работы можно понять, каким образом трансляции стереотипов поступков, образов и смыслов могут вызывать события, названные А.Н.Уайтхедом «переворотами в символизме». А эти перевороты и конструируют то, что мы сегодня называем «информационной реальностью». Влияние на то, как А.Н.Уайтхед обосновывал действия процессов, формирующих реальность, оказала концепция семиозиса Ч. Пирса.

В.А. Лекторский: А Уайтхэд читал Пирса?

И.В. Мелик-Гайказян: Есть основания так полагать. Хотя они не сразу нашлись. Несколько лет назад Борис Григорьевич Юдин подсказал мне обратиться к архивам Гарварда, что и помогло найти «следы» знакомства А.Н.Уайтхеда с материалами семинаров Ч. Пирса. Трактовки А.Н.Уайтхедом бытия, действительности и реальности по своему содержанию пересекаются с тем, что Ч. Пирс фиксировал категориями первичность, вторичность и третичность, а способы переноса символического воздействия с направлениями существования знака в его трихотомии, т.е. с тем, что последователями Ч. Пирса было названо прагматикой, синтактикой и семантикой. Сопоставление концепции семиозиса Ч. Пирса, философии процесса А.Н.Уайтхеда и стадий перевоплощений информации дало два важных для меня результата. Во-первых, удалось установить, что процессы семиозиса Ч. Пирса соответствуют механизмам трансляции знака в синхронии, а все подклассы знака «занимают место» результатов конкретных стадий информационного процесса, происходящих между событием формирования кода и событием «переворота в символизме». Эти стадии относятся к этапу трансляции информации или к тому, что мы называем процессами коммуникации, а сам «переворот в символизме» есть событие такого создания финальной интерпретанты, которое изменяет реальность культуры. Примером может быть следующее. После бескровной оккупации Дании гитлеровскими войсками, новая исполнительная власть велела всем евреям носить желтую повязку на рукаве и шестиконечную звезду на верхней одежде. Король Дании, не предотвративший в силу понятных причин оккупацию, оказал сопротивление этому распоряжению, осуществив «переворот в символизме». На следующий день король и все его придворные вышли прогуляться по улицам Копенгагена с желтой повязкой на рукаве и шестиконечной звездой на верхней одежде. Иными словами, у семантики есть шанс «подмять» прагматику и синтактику, став оружием и защитой. Это имеет значение для выработки стратегий преодоления той деградации культуры, которая, по обоснованию Владимира Васильевича Миронова, вызвана семиотическим хаосом, спровоцированным действием современных информационных технологий. Однако я убеждена, что у интеллектуальной элиты всегда есть шанс найти способ реализовать потенциал синергетики, которую Сергей Павлович Курдюмов называл наукой о точечном воздействии-уколе в нужном месте и в нужное время.

В.А. Лекторский: И в нужном направлении.

И.В. Мелик-Гайказян: Да. С направлением воздействия-укола связан второй результат. В гуманитарных интерпретациях синергетики чаще всего прибегают к двум ее понятиям -  бифуркация и аттрактор. Бифуркации утверждают множественность сценариев динамики. Их уподобляют ветвлению путей в будущее. Роль же будущего описывают как объективно существующее притягивающее состояние или аттрактор. Кстати, вне синергетических представлений об аттракторах невозможно обосновать существование информационных процессов в физическом мире. Сами представления о «странных аттракторах» или «структурах-аттракторах» называют «новой телеологией», т.е.  телеологией без допущения существования потусторонних сил. Все это так, но часто упускается из виду, что бифуркации и аттракторы существуют не в географическом пространстве, а в пространстве состояний - в фазовом пространстве. И правомерен вопрос, что есть фазовое пространство социокультурных систем, если к их описанию применим язык синергетики. Своеобразное «встраивание» выводов философии процесса и семиотики в процессуальное понимание информации позволило мне трактовать коммуникативное пространство как фазовое пространство форм знака. Современные коммуникационные технологии обеспечивают особую согласованность каналов передачи информации, которую можно характеризовать в качестве когерентного действия каналов трансляции. На этом основании темп образования формы знака при когерентном действии прагматического, синтаксического и семантического каналов трансляции я выделяю в качестве параметра порядка коммуникативной системы. Мной владеет убеждение, что без корректного применения выводов нелинейной динамики все описания состояния и перспектив современной коммуникативной ситуации останутся захватывающими, но бесполезными разговорами. Бесполезными для выработки способов управления коммуникативным пространством.

     Подводя итог сказанному, я хотела бы подчеркнуть, что различные воплощения информации, которые исследуются в специальных разделах теории информации, есть результаты отдельных стадий информационного процесса. Иногда все эти стадии «схлопываются» словами «обработка» или «переработка информации». Подробный же разбор свойств, функций и эффектов информации позволяет понять феномен информации как многостадийный и необратимый процесс становления структуры в сложной системе, начинающийся со случайного выбора, который эта система делает при выходе из хаоса, и завершающийся целенаправленным действием согласно алгоритму или программе, реализующих первоначальный выбор. Процессуальное понимание информации позволяет корректно использовать методы фундаментальных наук в гуманитарных исследованиях и выстраивать междисциплинарные программы, устанавливая границы применимости различных, а иногда противоречащих друг другу, концепций и учений. В частности, можно обнаружить фрагментарную применимость того, что в духе антиреализма понимается под социальным конструктом и социальном концептом. Можно понять, что не информационная реальность создана человеком, а феномен информации создал реальность существования человека.

Д.И. Дубровский: Ирина Вигеновна затронула очень актуальный философский, именно философский вопрос: что такое информационная реальность? Как ее понимать?  Это очень интересные вещи. Но чтобы осмыслить их, необходим гносеологический анализ. Какие эпистемологические средства можно использовать в данном случае? Вы назвали бытие, действительность, реальность, разграничивая как бы эти три понятия.

И.В. Мелик-Гайказян: Полагаю, что разграничение этих понятий А.Н. Уайтхеду было нужно для объяснения мира как процесса. Получилось становление как последовательность переходов от бытия к действительности, а от действительности к реальности. Причём субъекту это может раскрыться только в обратной перспективе. Субъект существует в реальности и иногда полагает, что это весь мир. Безусловно, уайтхедовская трактовка этих категорий может противоречить сложившейся философской традиции. Вместе с тем, Уайтхед привнес в эту традицию свою философию процесса. Я убеждена, что любая апелляция к процессуальности без учета результатов философских исканий Уайтхеда и Пирса будет наивной.

      Во второй половине ХХ в. возникли предпосылки к созданию принципиально новых технических средств - саморазвивающихся технологий, явным примером которых стал Интернет. Их принципиальная новизна аргументирована Вячеславом Семеновичем Степиным. Результаты этих технологий подобны картечи, разбившей и разбивающей привычную жизнь. Для ориентации в новом культурном ландшафте стали изменяться  исходные исследовательские позиции, получившие названия многочисленных «поворотов». В этом «верчении» субъекта он сам и схватываемые им социокультурные изменения дробятся бесконечно. И здесь возникает проблема: как осуществить «сборку» этой уходящей в бесконечность множественности? Какими, как Вы сказали, эпистемологическими  средствами?

     В своих исследованиях я опираюсь на метод аналогий. На основе выдвинутой мной гипотезы об информационной сущности социокультурных процессов стало возможным провести прямую аналогию между этапами социокультурной динамики и стадиями информационных процессов. Таким образом, выстраивается методология сопоставления различных эпистемологических установок, концепций и учений о воздействиях меняющегося мира на человека. Иными словами, если человек считает, что вот эта реальность, которую он как-то ощущает и понимает, и есть вся реальность мира -  это одно. Если человек понимает, что это только «видимая часть айсберга», а в глубине или в ее предшествии есть еще масса других вариантов осуществления, множество прочтений, масса «правильного», то ему удастся «пробиться» к действительности. Важно еще принять допущение, что действительность не есть данное чем-то или кем-то, а есть результат выбора становящегося бытия в процессе эволюции, результат осуществленного системой выбора.

Д.И. Дубровский:     Какой системой?

И.В. Мелик-Гаказян: Сложной, открытой, неравновесной. В данном случае - социокультурной.

Д.И. Дубровский: Как разграничить реально существующее, или реально реальное, от виртуальной реальности, или виртуально реального?

И.В. Мелик-Гаказян: Границы проводить сложно. Это всегда требует методологической работы. Синергетическое разграничение может выглядеть так: система выбирает сценарий дальнейшего развития, этот сценарий или, вернее - множество всех сценариев, создает действительность. А вот то, что создается под воздействием этой усложненной действительности - поскольку бифуркация это всегда создание новых иерархий, новых структурных уровней системы - есть реальность. Можно сказать, что «реально реальное» подобно тому, что Уайтхед называл «действительностью», а «виртуально реальное» - это то, что создается воздействием символизма в качестве оператора социального действия. Замечу, что «виртуально реальное» не значит «кажущееся», не значит иллюзия, если исходить из латинской этимологии слова virtus. В виртуальной реальности проходит  жизнь людей, людей с определенным тезаурусом. Множественность культурных миров, многовариантность воплощений культуры - это действительность, а жизнь в «родной» культуре, жизнь «внутри» конкретной социокультурной системы есть реальность. Или, в контексте нашего обсуждения: новые средства связи и все «компьютерное железо» стало действительностью, а порожденные и порождаемые ими новые воплощения символизма стало новой реальностью. В методе аналогий присутствует релятивизм. Если за точку отсчета брать, например, Большой взрыв, то реальностью на шкале универсальной эволюции станет Homo sapiens. Если же точкой отсчета выбрать событие возникновения Homo sapiens, то под реальностью будет выступать любая из одновременно существующих множественностей его жизни в культуре. В любом случае чудо множественной реальности не зависит от того, знаем ли мы об информационной природе его возникновения.

В.И. Бодякин: Вот Вы сказали, что информация это как бы случайно запомненный выбор.

Но меня смущает то, что, с другой стороны, биологические системы действуют целенаправленно, а поэтому для них случайность - это некая противоположность их поведению. И потом еще второй аспект. Возникает вопрос: как с этой точки зрения понимаются сигнал, знание, информационные ресурсы? Или получается, что информация покрывает все?

И.В. Мелик-Гайказян: Вы упоминаете определение Генри Кастлера, в котором информация выступает как выбор варианта, который отвечает условиям: выбор случаен; выбор из многих возможных и равноправных, но не обязательно равновероятных, вариантов; выбор запоминаем, то есть фиксируется на материальном носителе. В моей интерпретации информационного процесса это определение отвечает только стадии генерации информации. Со справедливостью такой интерпретации не соглашался Дмитрий Сергеевич Чернавский, поскольку он полагал это определение универсальным. С другой стороны, Дмитрий Сергеевич убедительно доказывал, что в биологической эволюции «побеждает» не лучшее, а случайное.

     По поводу второй части Вашего вопроса: за стадией генерации информации следует стадия кодирования, т.е. такой подготовки упоминаемого Вами сигнала к дальнейшей передаче, которая соответствует формату канала трансляции. Эти каналы действуют в синхроническом и диахроническом режиме. Среди стадий трансляций в диахроническом режиме есть стадии хранения информации и рецепция информации «из памяти». Судя по известным мне публикациям, именно механизмы этих стадий являются предметом Ваших исследований. Результатами действия этих стадий могут быть знания и информационные ресурсы, если понимать «знание» и «информационный ресурс» в контексте данного в Вашем вопросе перечисления.

     И последнее. Для меня понятие «информация» не является синонимом слов «данные» и «сведения», а проявление информации не связано только с восприятием. Если информацию понимать так, как она исследуется в пределах теории информации, то можно сделать вывод, что все стадии информационного процесса есть только в самоорганизующихся системах. Не все системы таковыми являются.

В.И. Бодякин:  Я хотел бы поблагодарить редакцию "Вопросы философии" за организацию Круглого стола по такому очень важному вопросу, актуальность которого будет только нарастать день ото дня. Сегодняшнее провозглашение ведущими экономическими державами перехода на следующую ступень социально-экономического развития, к экономике основанной на знаниях, сдерживается отсутствием четкого понимания, что же такое есть «знание» и «информация» и «как с этим ресурсом работать». Отсутствие в «экономике знаний» четкого понимания «с чем же» и «как работать», приводит к размыванию и аморфности в построении планов по дальнейшему развитию информационных технологий (ИТ).

Сегодняшняя ситуация в ИТ-индустрии аналогична ситуации, сложившейся в XIX веке в промышленности многих стран. Тогда также было понимание острой необходимости перехода от кустарного производства к промышленному и была острая потребность в мощном и широкодоступном источнике энергии. Но с понятием «энергия», как основного источника движения механизмов, не было четкого физического понимания. Была теория «теплорода» и вся сопутствующая алхимия с этим связанная. Только работами физиков В.Томсона, Дж.П.Джоуля, Р.Клаузиуса, Н.Карно и др., было сформулировано само понятие «энергия» и выведены основные физические законы, с ним связанные, и в результате началось бурное развитие индустрии, кардинально изменившей лицо всей нашей цивилизации.

Сегодняшнее отсутствие конструктивного определения информации и сопутствующих ему компонент также сдерживает поступательное движение научно-технического прогресса. Парадоксальная ситуация: называя нашу эпоху «информационной» и развивая целые отрасли на базе информационных технологий, мы фактически все строим «на песке» условностей и недоговоренностей. А существующая на сегодня множественность определения информации и их «ведомственность», говорит об отсутствии четкого естественно-научного ее определения, как например, понятия энергии в физике. Латинское слово «informatio» уводит от сути современных проблем, да и понятно, латиняне в Средние века, не могли знать про информатику и ее сегодняшние проблемы.

Так уж исторически сложилось, что само понятие «информация» во многом остается интуитивным и получает различные смысловые наполнения в многочисленных отраслях человеческой деятельности. В нашем миропонимании мы уже приняли, что «информация» существует в неживой природе и в биологических системах, в текстах и знаках, в быту и в науке, может храниться, передаваться, обрабатываться и т.д. Эта множественность форм и ежеминутно нарастающий информационный вал, не позволяют человеку остановиться и попытаться более фундаментально разобраться, что же такое есть «знание» и «информация». В монографии Аркадия Дмитриевича «Природа информации», на большом материале подробно рассмотрены все проблемы и сложности определения понятии «информация».

Из психологии известно, что если какое либо явление или процесс не имеет в языке своего имени, то мы не только не сможем договориться в наших рассуждениях о наблюдении, но и вообще, можем не замечать его. Хотя как физическое явление оно будет продолжать оказывать влияние на наблюдаемые нами процессы,  это для нас будет выглядеть как некая «неумолимая случайность», «артефакт», «кризис» и т.д. Еще Р.Декарт отмечал, что договорившись о терминологии, мы снимаем большую часть наших недоразумений.

Сегодняшнее «количество информации», которое обрушивается на человека, столь огромно, что он не в силах всю ее переработать, поэтому каждый человек, как специалист, вынужденно видит только свою узкую предметную область, только проекцию окружающих его информационных процессов. Эта ситуация напоминает известную притчу о трех слепцах, подошедших с разных сторон к слону и пытающихся охарактеризовать его. Один говорит, что слон это столб, другой говорит, что слон это некий пузырь, а третий говорит, что слон это веревка. Каждый по отдельности из них прав в своей предметной области, так же как и все существующие на сегодня описательные определения информации в разных областях знания. Замена определения описательными понятиями, т.е. рассуждения о том, что информация обладает такими и такими-то свойствами, может удовлетворять лишь временно и частично. Для фундаментального развития «экономики знаний» необходимы базовые, естественно-научные, интегрирующие определения информационного ресурса: «информации» и «знания.

Ирина Вигеновна уже упоминала  исследования по нейросемантике. Я хотел бы чуть-чуть рассказать об этом новом разрабатываемом нами направлении, которое, в частности, затрагивает проблемы определения основных компонент информационного ресурса.

Мы исходим из того, что первоначально произошел Большой взрыв, породивший весь наш физический мир. Затем, случайным образом, сформировались простейшие физические системы, которые могли перенаправлять потоки внешней диссипирующей энергии (усредняющихся энергетических потенциалов, в соответствии со Вторым началом термодинамики) таким образом, чтобы сохранять свою некую структурную устойчивость. Это пример простейших информационных систем, которые уже начинают управлять материальными потоками энергии для поддержания собственного гомеостазиса. Процесс управления включает в себя некоторые компоненты «идеальности». Информационно-управляющие системы (ИУС) - вторичны, так как они подстраиваются под характеристики физического мира, в котором существуют. Связующим физический мир и ИУС является «процесс». Процесс - это некая единица, которая характеризует изменение какого-либо энергетического параметра во времени. То, что мы рассматриваем в качестве «объектов», как совокупности константных значений некоторых характеристик, например человека, или булыжника на дороге, при рассмотрении на более длительных масштабах времени уже будет проявляться как процесс. Таким образом, в качестве универсальной единицы у нас рассматривается физический процесс.

Физический процесс внешней среды, воздействуя на рецепторы ИУС, вызывает в них изменения - также являющихся процессами. Но так как в простейшей ИУС число различных состояний существенно меньше числа состояний окружающей среды, то в рецепторах ИУС фактически происходит редукция «описания» процессов среды. Это некоторый аналог оцифровки сигнала (процесса) в современной вычислительной технике. В результате, все процессы в ИУС отображаются последовательностями знаков: размер алфавита отображения (чувствительность рецепторов) - дискретизация по амплитуде параметров процесса, число знаков - дискретизация по длительности. Форму отображения процесса в ИУС мы назвали текстовой формой. Пример простейшей текстовой формы размером алфавита в два символа, это двоичная последовательность из «0» и «1». Первое утверждение нейросемантического подхода: «Описание любого процесса может быть с любой степенью адекватности представлено в текстовой форме», т.е. многомерный физический процесс и текстовая форма ИУС взаимопереводимы. Это достаточно очевидное утверждение, но оно позволяет формально приступить к рассмотрению проблемы возможного саморазвития ИУС в комплексе «внешняя среда - ИУС», хотя физический мир, это непрерывные макропроцессы, а ИУС работают уже  в дискретном мире.

Первой формализованной компонентой информационного ресурса в нейросемантике является - «сигнал». «Сигнал - это произвольный отрезок текстовой формы». Сигнал характеризует лишь общие свойства процессов.

Перейдем к рассмотрению инструментария нейросемантики. Экспериментально было обнаружено, а затем теоретически доказано, что если на специализированную нейроподобную среду подать поток текстовой формы, отображающий произвольные физические процессы, и вариационными методами минимизировать задействованный ресурс этой среды (количество нейронов и число их связей), то оказывается, что сформированная топология этой нейроподобной структуры будет гомоморфна (подобна) причинно-следственной структуре исходных процессов предметной области. Минимизируя ресурс отображения на специализированных нейросемантических средах ИУС, мы автоматически получаем информационную модель предметной области: в нейронах отображаются процессы среды, а в последовательности вхождения связей в эти нейроны от других нейронов отображается причинно-следственный характер процессов внешней среды. Свойство автоматического построения информационной модели предметной области мы назвали автоструктуризацией. Автоструктуризация - это базовое свойство нейросемантики, из которого вытекает и название развиваемого нами направления, «нейросемантика», так как в нейроподобных элементах ИУС локализуются отображения («образы») реальных процессов среды, т.е. хранимый в нейроне «образ» соответствует выделенному процессу, а каждый процесс несет свой определенный «смысл», значимый для процесса поддержания гомеостаза ИУС.

Второй объективной компонентой информационного ресурса, выделяемой в процессе автоструктуризации, является «образ». «Образ - вычлененная ИУС знаковая последовательность текстовой формы, тождественная целому числу причинно-связанных процессов». Образ уже представляет семантическую единицу. Образы могут состоять из других образов, повторяя иерархическую природу процессов физического мира.

Константин Константинович упоминал, что между компьютерной техникой, которая работает с битами, и нашим мышлением, которое оперирует образами, существует некий водораздел.  В нейросемантике этот водораздел сглаживается. Семантическая мера информационного ресурса строится на базе понятия образа, а в качестве ресурсной меры ИУС выступают материальные затраты (биты, секунды, граммы-сантиметры), необходимые на хранение и обработку этих образов.

Понятно, что происходящие в окружении ИУС процессы имеют различное влияние на поддержание ее собственного состояния гомеостазиса. ИУС может не только воспринимать происходящие вне ее процессы, но и запускать собственные («управлять»). Эта реакция ИУС в виде образов, представленная в текстовой форме, через эффекторы преобразуется в физические процессы, оказывая определенные ответные физические воздействия на внешнюю среду. В результате на стимулирующие образы текущей ситуации среды ИУС реагирует образами соответствующей реакции и получает улучшение или ухудшение своего «эволюционного потенциала», выражающегося в изменении количества свободной энергии, направляемой на поддержание гомеостазиса. Изменение «эволюционного потенциала»  -  это также процесс, и он отражается в соответствующих образах ИУС. Поэтому рефлекторное функционирование ИУС представимо тройкой образов: «образ стимула среды», «образ реакции ИУС», «образ приращения энергии». Естественно, что ИУС настраивается так «управлять», чтобы иметь усредненный положительный прирост своего «эволюционного потенциала» и не реагировать на незначащие для процесса поддержания гомеостазиса процессы внешней среды. Эта ситуация аналогична той, когда мы, получив какое-то сообщение, отсеиваем незначимую (переводя его в «ультрафиолетовую область»), а на значимую информацию реагируем таким образом, чтобы не уменьшался наш «эволюционный потенциал» (деньги, здоровье, комфорт ...). Из вышеприведенной модели следует наше предложение определения понятия информации - третьей компонентой информационного ресурса. «Информация - прагматически причинно-связанная тройка образов ИУС, ориентированная на максимизацию ее целевой функции». Под целевой функцией ИУС рассматривается некоторое, сформированное в ней к данному моменту времени «субъективное» отображение ее эволюционного потенциала.

Если «информационный уровень» функционирования ИУС отражает ее рефлекторную деятельность с конкретными процессами-образами, то работа со «знаниями», как это уже общепринято, включает работу с «абстракциями» - образами ИУС, у которых в физической среде нет точного полного прототипа-процесса, а есть лишь частичные совпадения. Характерное отличительное свойство знания перед информацией - охват одним «образом знания» большего числа процессов окружающей среды, по сравнению с образом информационным. В нейросемантике проблема перехода от работы с информацией к работе со знаниями решается достаточно естественно. 

Уже рассмотренный процесс обработки на нейроподобной среде ИУС текстовой формы из внешней среды может рассматриваться дополнительно введенной (ортогональной) нейроподобной средой ИУС как некий физический процесс в нейросреде, вызванный в ней обработкой ею же внешних процессов. Если ранее мы рассматривали только образы-процессы внешней среды, то теперь будем рассматривать образы-процессы в самой ИУС, вызванные обработкой внешних образов-процессов. Так, если нейроподобный элемент в процессе обработки узнает свой («запаянный в нем») образ, то в нем происходит работа и дополнительное выделение тепла (медиатора и т.д.). А «ортогональные» нейроны обрабатывают дополнительно уже и этот процесс узнавания нейроподобным элементом, охватывая процессы-образы внешней среды и процессы-образы самой ИУС. Это введение своеобразной рекурсии - «обработка процессов, связанных с обработкой процессов». Такое подключение  ортогональной нейроподобной среды в нейросемантике позволяет работать уже с множествами процессов как с одним образом, т.е. работать со «знаниями».

Кратко рассмотрим пример из слабоформализуемой предметной области - текстов на естественном языке. Допустим, на вход ИУС поступает две тройки:

1. <ВСЕ ТИГРЫ ПОЛОСАТЫ, А ЕСТЬ ТИГР> <А - ПОЛОСАТ> <Е+>;

2. <ВСЕ ЛИСЫ РЫЖИ(Ы), В ЕСТЬ ЛИС>         <В - РЫЖ>            <Е+>;

В результате автоструктуризации, в ортогональной нейроподобной среде сформируется образ еще одной тройки:

3. <ВСЕ t1 t2 t3 t2, t4 ЕСТЬ t1> < t4 - t3> <Е+>,

где заглавными кириллическими символами обозначены образы-процессы внешней среды, а латинскими малыми - образы-процессы в нейроподобных элементах ИУС. Теперь если на вход «обученной» ИУС подать текстовую форму: 

        4. <ВСЕ ГЛЮКОНЫ КАНЫ, С ЕСТЬ ГЛЮКОН>,

то она наиболее ассоциируется с 3-й тройкой ИУС и, активировав этот нейрон-образ, выдаст реакцию: <С - КАН>, ожидая получить от среды <Е+>. А на: <ВСЕ ЛЮДИ(Ы) СМЕРТНЫ, СОКРАТ ЕСТЬ ЛЮД> последует <СОКРАТ - СМЕРТЕН>, что также достаточно логично для простейшей ИУС. Конечно, в этом примере многие технические подробности остались за кадром, но наша цель  -  показать пример перехода от информации к знанию и их функциональные различия. Действительно, теперь тройка ИУС под номером 3 («знание», образ сформированного в ИУС абстрактного понятия грамматического и логического правил), покрывает корректной реакций все тексты-тройки, относящиеся к известному Аристотелевскому силлогизму «Барбара», правда, с необходимой поправкой на множественные написания в естественных языках. Исходя из рассмотрения данного примера, сформулируем определение четвертой компоненты информационного ресурса - знания. «Знание - это структурное причинно-связанное объединение информации (образов) о процессах среды с информацией (образами) о состоянии ИУС, вызванное обработкой данных процессов в среде».

Резюмируя, кратко повторю выводы своего несколько затянувшегося выступления:

- окружающий мир - это совокупность причинно-связанных процессов;

- все физические процессы переводимы в текстовую форму;

- «сигнал» - произвольный цепочка знаков текстовой формы;

- при минимизации отображения текстовой формы в ИУС автоматически формируется причинно-следственная модель области окружающего мира, в которой каждому процессу среды соответствует свой «образ» ИУС;

- «образ» - определенная знаковая последовательность текстовой формы, тождественная целому числу причинно-связанных процессов;

- «сигнал» и  «образ» - объективны;

- «информация» - прагматически связанная тройка образов-процессов внешней среды, ориентированная на максимизацию целевой функции ИУС;

- целевая функция ИУС - максимизация управляемости свободной энергией окружающего мира;

- «знание» - это объединение информации о процессах среды с информацией о состоянии ИУС, вызванное обработкой данных процессов;

- «информация» и  «знание» - субъективны и прагматичны;

- «информация» - простая взаимнооднозначная функция («один образ - один процесс»), «знание» - рекурсивная функция («один образ - класс процессов»);

- компоненты информационного ресурса: «сигнал», «образ», «информация», «знание».

Б.И. Пружинин:        Я думаю, что целью дискуссии, в которой мы здесь все участвуем, отнюдь не является некий окончательный вердикт по поводу понятия информации. На этот счет мы вряд ли договоримся. Но зато, я надеюсь, в результате нашего обсуждения читателю будет представлена более или менее полная картина позиций, точек зрения, ракурсов, поворотов темы, на пересечении которых он сможет выявить то, что предстанет наиболее актуальным для него сегодня.

Наше обсуждение еще раз подтвердило: понятие информации эволюционирует - расширяется, дифференцируется, дополняется новыми смысловыми аспектами. И в этой эволюции проступают два разнонаправленных вектора. С одной стороны, понятие информации и соответствующие подходы, так сказать, технологизируются, достаточно активно участвуя в разработке концептуальных оснований ведущих современных технологий (от нанотехнологий до когнитивных). Но при этом, по мере погружение в частные проблемные области, понятие информации как бы дробится для решения вполне конкретных задач на детализирующие, не очень между собой связанные прикладные аспекты. С другой стороны, информационные подходы приобретают размыто-интегративный социально-технический смысл, пригодный для общего описания (конструирования) состояний общества, насыщенного информационными потоками; причем, приобретают смысл, пригодный для описания общества нынешнего и грядущего во всех его аспектах  -  от социокультурных и экономических до собственно технико-технологических. Я думаю, методологически важно понять, где, в каких концептуальных точках и при каких условиях пересекаются эти смысловые векторы эволюции понятия информации? Каким образом общие информационно-мировоззренческие подходы наполняются конкретным технологическим содержанием, а частные ракурсы соотносятся в целостном взгляде на информационные процессы? Мне кажется, что наше обсуждение направлено на поиск ответа именно на этот вопрос - хотя бы в самом общем виде.

Информацией, как известно, является не само по себе воздействие на систему, но, так сказать, отношение между воздействием и системой, внутри которого это воздействие предстает как основание для реагирования системы, точнее, для выбора варианта реакции (а в самых интересных случаях - для выработки такого варианта). Без «потребителя», хотя бы потенциального, обращаться к понятию информации, мне кажется, бессмысленно. Ибо, в конечном счете, только с его (потребителя) точки зрения и могут быть оценены количественные параметры сведений о мире, т.е. как раз то новое, что несет в себе понятие информации. Другое дело, акценты и исследовательские ракурсы в использовании понятия информации в различных контекстах и проблемных ситуациях. В случаях, когда говорят об автоматизированной работе с информацией посредством каких-либо технических устройств, обычно в первую очередь интересуются не сутью сообщения, а тем, сколько символов это сообщение содержит. Эта сторона информации имеет самое прямое отношение к технологиям, в частности, к тем, о которых речь шла выше. Скажем, применительно к компьютерной обработке данных под информацией понимают некоторую последовательность символических обозначений, несущую смысловую нагрузку, так что каждый новый символ в их последовательности увеличивает информационный объем сообщения. И это придает (причем, вполне реально) как бы самодовлеющий («объективный», если угодно) характер информационным процессам. Однако если при этом не происходит расширения наших представлений о получающей (считывающей и реагирующей на информацию) системе, об особенностях реакций на изменения в массиве информации, выбираемых или вырабатываемых в ней (если угодно, «субъективных»), то само употребление термина информация становится, на мой взгляд, излишним. Поэтому при всех трансформациях понятия информации представление о смысле информации для целей воспринимающей ее системы так или иначе остается, и информация так или иначе связывается со способностью воспринимающих ее систем к самоорганизации. Иными словами, «телеологический» момент в содержании этого понятия всегда присутствует (пусть даже в виде идеи самоорганизации Вселенной вообще). Последнее обстоятельство, кстати, становится все более очевидным в ходе дискуссий, развертывающихся сегодня вокруг оценок информационного смысла «темной энергии». Об этом говорили здесь Д.И Дубровский и А.Д. Урсул.

К их выступлениям я хочу добавить, отчасти присоединяясь к замечанию К.К. Колина, что результативность любых дискуссий между, так сказать, технологической и телеологической трактовкой информации (в сложившейся у нас терминологии, между атрибутивной и функциональной ее трактовками) заключается не в победе одной из сторон, а в совместном (я на этом настаиваю!), взаимодополняющем и взаимокомпенсирующем поиске (или, если угодно, в «пеленгующем» поиске) той точки зрения, которая, применительно к конкретным исследовательским задачам, эффективно совмещает в себе оба отмеченных момента информации. По сути, это две взаимодополнительные исследовательские программы. И актуальность возвращения к дискуссиям об атрибутивной-фунциональной трактовке информации связана, я полагаю, именно с обсуждением параметров и условий этой взаимодополнительности. Далее я попытаюсь наметить (лишь наметить!) контуры эпистемологической эффективности их соотнесения в ходе обсуждения некоторых параметров так называемого информационного общества.

Понятно, что характеристики «информационное», «постиндустриальное», «общество знания» и пр. относятся не к обществу как таковому, а к его экономико-технологической подсистеме. Тем не менее, социальные, точнее, социально-культурные последствия массированного внедрения информационно-коммуникационных технологий во все сферы жизни современного общества таковы, что употребление перечисленных выше терминов в принципе вполне выражает саму суть грядущего постиндустриального будущего. Другое дело, детальные суждения по этому поводу. Здесь масса различий в трактовках - и по сути, и терминологических. В контексте данного выступления мне терминологически удобно различить «знаниевое» общество, т.е. характеристики общества, основанного на знании (говорят также об «обществе знания», и даже употребляется термин le capitalisme cognitif), и характеристики «информационного общества». Мне представляется, и в той и в другой трактовке общества есть проблемы, по крайней мере, есть концептуальные напряженности, как раз и требующие взаимодополняющего соотнесения отмеченных выше исследовательских программ и трактовок информации. Я затрону два пункта этих напряженностей - собственно когнитивный и, отчасти, педагогический.

В случае «общества знания» или «когнитивного капитализма» речь идет прежде всего о социально-экономических последствиях интенсивного развития «наукоемких» отраслей общественного производства, и о включении в общую социально-экономическую структуру такого общества, в качестве особой отрасли производства, производства самого знания, в частности о включении его в товарный обмен (см., например, Moulier-Boutang Y. Le capitalisme cognitif, la nouvelle grande transformation. Editions Amsterdam «Multitudes Idées». 2007). Иными словами, речь здесь идет о социально-экономических последствиях превращения научно-познавательной деятельности, приносящей нам информацию о мире, в элемент общественного производства, со всем набором параметров и проблем, характеризующих современное общественное производство.

Здесь в мои задачи, естественно, не входит анализ всего комплекса идей, связанных с такой трактовкой грядущего общественного устройства. Но одно обстоятельство я хочу подчеркнуть: знание, превращенное в товар и включенное в товарный обмен, приобретает черты прикладного знания, производимого всегда под достаточно конкретный социальный заказ. И при этом оно теряет как раз те свойства, с которыми связывают надежды на грядущее процветание: произведенное для товарных целей знание само по себе не порождает потребность в дополнительном знании, в дополнительной информации о мире. В этом его отличие от знания, создаваемого в контексте фундаментальной науки. С эпистемологической точки зрения, знание - не просто осознанная информация, это информация, предполагающая осознанный запрос на дополнительную информацию. С информационной точки зрения фундаментальное знание связано с выработкой внутри получающей его системы дополнительных, новых вариантов реагирования, т.е. с интенсификацией процессов самоорганизации.

Порождаемое в рамках «когнитивного капитализма» знание оказывается в основной своей массе прикладным, т.е. специально ориентированным на решение конкретных прагматических задач и отвечающим, прежде всего, критериям эффективности. При этом социокультурное поведение людей, для которых возникает настоятельная необходимость усваивать и перерабатывать именно такого рода (т.е. прежде всего лишь прагматически осознанную) информацию, становится одним из важнейших факторов изменения индивидуального и коллективного самосознания, вне сферы которого оказывается вопрос в том, кто, собственно, определяет социальный заказ на информацию? Кто и как формирует потребность в предоставляемой информации? Для ответа на эти и подобные вопросы уместно было бы обратиться к понятию знания, которое требует как раз свободной и постоянной оценки на истинность, т.е. ориентировано на постоянное приращение информации. Превращение же познания в отрасль производства, а самого знания в товар меняет структуру сообщества, производящего информацию о мире. Наперед выдвигаются иного рода ценности и мотивы, вполне поддающиеся манипуляциям. Существенными становятся количественные и энергетические характеристики информации, позволяющие оценить ее эффективность под заданную цель и под столь же заданную реакцию воспринимающей системы. Ибо цель задана, самоорганизация воспринимающей системы в данном плане закончена, и реакция на информацию предопределена.

Информация тогда оценивается не на истинность как информация, претендующая на статус знания, но на полноту, точность и прочие параметры «достаточности» для выбора реакции из уже имеющихся или задаваемых возможностей. Даже «обманывающая» информация (т. е. дезинформация, вызывающая «не ту» реакцию) остается в этом случае информацией. Тогда как ложное знание знанием не является.

В центре внимания информационного общества (в частности, в центре внимания различных социально ориентированных программ становления такого общества) оказываются социокультурные последствия реализации тех возможностей, которые открывают современные информационно-коммуникационные технологии (прежде всего масс-медиа, Интернет, современные средства связи и пр.). Но в ходе обсуждения этих последствий в контурах грядущего информационного общества начинают проступать весьма неприятные (во всяком случае, для европейского человека) черты: возникают весьма мощные, технически вполне обеспеченные возможности манипулирования человеком с помощью информационных технологий. Нарастание сегодня массива передающих (коммуникационных) систем и как бы отдаление от них человека, для которого собственно и предназначена информация, как раз и лежит в основании практически всех проблем информатизации современного общества. Технические и даже социально-экономические задачи внедрения информационных технологий отнюдь не исчерпывают сути процессов информатизации. В не меньшей мере эти процессы связаны с задачами гуманизации общества - с задачами сохранения и отстаивания ценностных ориентаций, ценностной сферы человека в новой постиндустриальной реальности. Между тем социологизированные (точнее, идеологизированные) рассуждения о параметрах общества, где знание становится товаром, сами по себе мало что дают для осознания этих задач.

Эффективное решение таких задач, помимо всего прочего, требует, на мой взгляд, усиления знаково-символических, семиотических трактовок всей сферы культуры, включая сферу познания. Эти трактовки учитывают момент телеологической заданности сознания, его принципиальной обращенностью к Другому, его направленности на общение как сущностную характеристики сознания. И тем самым они позволяют учесть не просто факт коммуникативной передачи информации, но ее роль в становления человеческой общности. Между прочим, такого рода подходы имеют глубокие корни в отечественной философской традиции (от Густава Шпета до Павла Флоренского).

Информационное общество, это тип общества, который предполагает новые формы социализации, основанные на свободном доступе к информации, дерегламентированных способах ее обработки и социального использования. Соответственно, меняются и формы социальной активности, мотивации, критериев самоидентификации личности. Все это, естественно, порождает массу проблем, одним из возможных способов анализа которых является культурно-исторический анализ информации как знаковой системы. В связи со сказанным, я хочу затронуть еще вопрос о «медиаобразовании».

Коль скоро осознанное отношение к информации предполагает оценку ее характеристик как знаковой системы в культуре, т. е. оценку ее смысла, ее культурной значимости, оно ставит перед педагогикой новые задачи, связанные с научением ориентироваться в мощных и неконтролируемых информационных потоках. Речь идет о том, чтобы научить человека читать информацию как знак, выявлять смысл и устанавливать контроль над обрушивающимися на него потоками информации, т. е. научить его познавать в новых условиях. Соответственно, медиаобразование сегодня уже не сводится только к задаче  научить пользоваться компьютером и соответствующим программным обеспечением в сети Интернета, т. е. не сводится к задаче обучить «медиакомпетентности» как умению просто пользоваться техникой (так учат пользоваться автомобилем или сотовым телефоном). Речь теперь идет именно об образовании, о подготовке учащегося к жизни в информационном обществе, об умении осмысленно пользоваться информацией в самых различных социальных и культурных контекстах, где информация постоянно нарастает и обновляется. А это умение, в свою очередь, предполагает не только умение критически анализировать и активно интерпретировать самые разные «медиатексты» - от телевизионных программ и рекламы до результатов самостоятельного поиска в Интернете (что в рамках медиаобразовательных программ выдвигалось на передний план в 1980-е годы). Сегодня в центре медиаобразовательных программ - умение активно участвовать в процессе формирования информационных потоков, умение повлиять на эти потоки в желаемом направлении.

Медиаобразование имеет в качестве своей предметной сферы очень слабо поддающиеся социокультурному контролю информационные потоки. Любой и каждый может разместить в Интернете любую информацию, любая социальная группа, получившая в свое распоряжение средства распространения информации, может генерировать и трансформировать информацию в каналах коммуникации под свои цели, отнюдь не информируя об этом потребителя информации. И эта ситуация, подчеркну, принципиально отличается от традиционной ситуации, при которой, конечно, далеко не всякий человек мог лично проверить постулаты квантовой механики, но в которой всегда существовала не анонимная социальная группа, несущая ответственность за их достоверность. И что самое главное, эта группа не скрывалась и не имела возможности скрываться в огромной системе посредствующих звеньев выработки, передачи и хранения информации. Как замечал один из основоположников медиаобразования: Л. Мастерман: «Медиа - это знаковые системы... не являющиеся несомненными и самоочевидными формами репрезнтации окружающей действительности» (Masterman L. Teaching the Media, 1985. Р. 20). И задача образования сегодня состоит здесь в том, чтобы научить выявлять значение этих систем для человека.

И.В. Мелик-Гайказян: Борис Исаевич, у информации есть важнейшая характеристика - ценность. Не количество информации, а ее ценность, которая определяется через вероятность приближения к цели. Проще говоря, выбор варианта, приближающего к цели, характеризуется не в плане правильный или неправильный, а как ценный или неценный. На этом основании очень большое число специалистов отказывались признавать принадлежность информации к неживой природе, поскольку неживая природа не имеет целеполагания. Поэтому теория информации нуждается в телеономизме или в переосмыслении телеологии. В Вашей статье «Ratio serviens?» (Вопросы философии. №12, 2004) привлечено внимание к шлейфу этических проблем информационного общества, в котором воспитывается «разум», умеющий ловить конъюнктуру и себя продать, но лишенный умения делать выбор. А разнообразие информационных ресурсов как раз делает актуальным для человека уметь выбирать из предлагаемых смыслов или создавать свои смыслы.

В.А.Лекторский: Я предлагал не обсуждать проблематику информационного общества, потому что она необъятна. Но, как и можно было предполагать, участники "круглого стола" не могли не затронуть эту тематику. В связи с этим  хочу только заметить, что новый этап развития общества, который называют информационным или «обществом знаний» (не буду говорить об отношении этих понятий, ясно, что в любом случае они близки) - это не просто новые возможности для человеческого развития, но и новые колоссальные риски и способы оболванивания человека и даже превращения его в «пост-человека», т.е. по сути дела в нелюдь. Проблематика эта настолько серьёзна, что нуждается в специальном обсуждении (мы его начали на "круглом столе" нашего журнала «Новые информационные технологии и судьбы рациональности», см. "Вопросы философии". 2003 . №  12).

Те вопросы, которые были в центре наших дискуссий сегодня, как мне кажется, были обсуждены интересно и с разных сторон. Во всяком случае важность развития междисциплинарных связей в изучении информационных процессов и необходимость налаживания мостов между ними была продемонстрирована убедительно. Я благодарю всех участников "круглого стола" и хочу подчеркнуть, что эта проблематика будет и в дальнейшем освещаться на страницах нашего журнала. .

Материалы "круглого стола" подготовил В.В. Пирожков