П.В. АЛЕКСЕЕВ. Власть. Философия. Наука. М.: Проспект, 2014. 448 с.

П.В. Алексеев широко известен философской общественности нашей страны как инициатор создания, главный редактор и ведущий автор энциклопедических словарей «Философы России XIX – XX – XXI столетий», выдержавших к настоящему времени уже ряд изданий.

Однако в своей научно-исследовательской деятельности он много лет занимается анализом союза философии и естествознания в России, что в условиях специфики отечественной ситуации непосредственно смыкается и с необходимостью анализа политических аспектов проблемы.

В рецензируемой книге раскрывается широкая панорама взаимоотношений власти, философии и науки в России XX столетия. Нашей стране в этом веке пришлось пережить грандиозные потрясения и фундаментальные метаморфозы. Войны, смены политических режимов, становление взаимоисключающих экономических систем, трансформации мировоззрения и ценностных ориентаций – все это прошло через годы и жизни отечественных ученых, политиков, философов.

Как отрефлексировать, осознать и оценить все это необъятное многообразие? Как уйти от односторонностей оценок и одновременно учитывать, что все обсуждаемые персоналии – люди своей эпохи, дети своего времени, со всеми его достижениями и заблуждениями, прорывами и ошибками?

При анализе этих проблем логично было бы получить ответы на следующие вопросы: какую роль наука и философия сыграли в разработке и реализации политики, в какой мере власти использовали эти области знания для собственных целей, как ученые и философы относились к действующим государственным политическим установкам, каковы сложные и неоднозначные пути взаимодействия науки и философии и т.д.

Все эти темы на обширном фактологическом материале  и с глубокой философской обоснованностью обсуждаются в книге П.В. Алексеева.

Автор рассматривает взаимоотношения властных структур, возникших в России после Октябрьской революции, и научной интеллигенции буквально от момента их зарождения и затем через многие годы в их сложном развитии, коллизиях, противоречиях и примирениях. Называются и анализируются десятки фамилий, масса исторических фактов, характеризующих конкретные ситуации.

К настоящему времени эта проблематика, правда, уже хорошо изучена. Написаны десятки работ, в том числе и самим П.В. Алексеевым. В этой связи возникает вопрос: а стоит ли вновь возвращаться к уже известным в целом фактам, чтобы как-то дополнить, конкретизировать их или рассмотреть в ином ракурсе?

В этой связи напрашивается свежий пример. На днях я принимал зачет у студента 3-го курса философского факультета одного из московских вузов. В билете тема: идеологизированная наука. Студент мнется. Пытаюсь ему помочь: «Что Вы  скажете о трагедии советской генетики 40-х гг. XX  в. в условиях идеологизированной науки?» - «Затрудняюсь ответить». «Ну, а фамилия Т.Д. Лысенко Вам что-нибудь говорит?» «Первый раз слышу!».

Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Историческое беспамятство и невежество стали в нашей стране катастрофическими. Поэтому такие работы, как книга П.В. Алексеева, представляются мне остро необходимыми. Они возвращают нас к нашему прошлому, давая лучше понять настоящее.

Автор показывает, что первые шаги новой власти были отмечены глубокой политической конфронтацией со значительной частью научной интеллигенции, не принявшей революции. Анархокоммунизм, махаевщина, енчменизм настаивали на отсутствии преемственности пролетарской культуры и культуры буржуазной. По свидетельству А.В. Луначарского, эти люди полагали, что в один прекрасный час параллельно взятию Зимнего дворца произойдет «взятие приступом Академии наук или Большого театра и водворение там новых людей…» (с. 37).

Полагаю, что у современного читателя эти идеи вызывают самые определенные ассоциации.

Реальная практика свидетельствовала о том, что новая власть стала понимать сущность и назначение науки, ценить ее достижения в отличие от левоанархистских и пролеткультовских демагогических  призывов. Шел процесс перехода от конфронтации к политическому сближению, к работе по государственным заданиям. Причем в числе первых научных коллективов, с которыми устанавливался контакт, была Российская академия наук, которая все больше эволюционировала в своей проблематике, оказывая существенную помощь государству.

Но еще более сложно осуществлялось взаимодействие политической и философской ориентаций. Идеализм представлялся властным структурам несовместимым со строением жизни нового государства. В феврале 1922 г. началась планомерная подготовка, а затем была осуществлена высылка из страны 224 крупных инакомыслящих представителей интеллигенции, в состав которых не вошли естествоиспытатели, а были философы, писатели, журналисты, экономисты, врачи и т.д. Эта акция, получившая название «философского парохода», в наше время многократно обсуждалась и по-разному оценивалась.

Пожалуй, стоит согласиться с мнением П.В. Алексеева, что предпринятая властью акция показала слабость этой власти, ее неспособность справиться с оппонирующей стороной в открытом противоборстве (см. с. 92). Прав автор книги, что высылка группы крупных философов, как показала история, нанесла большой ущерб развитию науки и прежде всего философии. Были подрезаны корни духовной культуры страны. Во всем этом, считает Алексеев, решающим оказался авторитаризм политической власти и радикализм первой пролетарской революции.

Однако освободившись от оппонирующих философских систем, советская власть стала последовательно реализовывать ленинскую идею союза марксистской философии и естествознания. На этом пути были достигнуты большие зримые успехи. Правда, и здесь тоже не обошлось без идеологически окрашенных дискуссий. В книге подробно рассматривается, в частности, суть дискуссии «механицистов» и «диалектиков». Все-таки несмотря на все ожесточение борьбы и практические последствия дискуссии единый союз марксистов и естествоиспытателей существовал и продолжал развиваться. Однако к концу 20-х годов начали проступать опасные тенденции тоталитаризма в отношениях между властью и научными кадрами, которые привели в дальнейшем к трагическим моментам в истории нашей страны. Аресты всемирно известных биологов С.С. Четверикова и Н.И. Вавилова стали первыми «ласточками» на этом пути «беспощадной борьбы с буржуазным естествознанием», который проводился  ЦК партии в течение 30-х – 40-х гг. В эти же годы под лозунгом «партийность естествознания» было положено начало процессу подавления научных исследований в сфере марксистской философии. П.В. Алексеев подробно рассматривает стержневое понятие этого времени «принцип партийности философии», показывая его негативную, роковую роль в дальнейшем развитии событий. «Маховик тоталитаризма, - отмечается в книге, - перемалывал десятки и сотни специалистов по философии на протяжении более чем двух десятилетий, специалистов как преданных авторитарному режиму, так и в чем-то имевших иной взгляд на философию и на текущую политику» (с. 204).

Все это логично привело к трагедии отечественной  генетики в конце 40-х гг. XX в.

Об этом событии сейчас написано очень много как в отечественной, так и в зарубежной литературе. Из описания, даваемого П.В. Алексеевым, при всем его многообразии и аналитичности, обращаешь внимание опять же на возникающие ассоциации. Сессия ВАСХНИЛ проходила 31 июля – 7 августа 1948 г., в отпускное время, в обстановке строгой секретности. О ее подготовке ничего не знал даже президент Академии наук СССР С.И. Вавилов. Превалирующей темой  дискуссии были взаимоотношения науки и практики с акцентированием роли последней для решения судеб страны. Итог сессии подводит П.В. Алексеев: «Получилась невиданная в истории науки вещь: разгромили целую науку – генетику – лица в должной мере не компетентные в ней, при  «направляющей» и «вдохновляющей» роли власти» (с. 218).

В вопросе о мере ответственности за трагедию генетики большинство исследователей возлагают вину на Сталина и Лысенко. Часто винят и философов М.Б. Митина, З.Я. Белецкого, а также философствующих Э.Я. Кольмана, И.И. Презента. П.В. Алексеев обсуждает все эти точки зрения и приходит к выводу: все решал Сталин (см. с. 227).

В этой связи я вспоминаю свой давний разговор где-то в 70-е гг. прошлого века с М.Б. Митиным. Он пригласил меня написать главы по философии биологии в задумываемую им коллективную монографию по материалистической  диалектике. На мой вопрос, знает ли он, что мои взгляды диаметрально противоположны его позиции, он ответил, что, конечно, знает, потому и приглашает. «Думаете ли Вы, - говорил он, - что в те годы я действовал от своего имени? Я выполнял указание главы государства».

Это сотрудничество, к моему счастью, так и не состоялось. Но я хорошо запомнил этот разговор.

Тогда мне это показалось просто попыткой самооправдания. Сейчас, читая книгу П.В. Алексеева, понимаешь, что, вероятно, это было во многом так. Но все же не во всем.

Весь духовный климат страны, все ее мучительное прошлое предполагали деятельность всех акторов этой трагедии. И это хорошо показал Э.И. Колчинский в своей замечательной книге «Биология Германии и России-СССР в условиях социально-политических кризисов первой половины XX века». «Появление Т.Д. Лысенко и его сторонников в высших эшелонах науки, - пишет он, - было закономерным итогом многочисленных попыток в 1920-х – начала 1930-х гг. создать некую «пролетарскую» или «диалектическую» биологию. В те годы не только, и даже не столько политическое руководство, сколько сами ученые были инициаторами идеологизации и диалектизации естествознания»[1].

Власть диктовала экономические условия, давала или не давала возможность существования и науки, и ученых. Поэтому ученые вынуждены были приспосабливаться к этим условиям. «Понимая свою зависимость от государственного финансирования, биологи стремились к сотрудничеству с властями, - продолжает Э.И. Колчинский. – Они обзаводились покровителями среди партийных лидеров, используя их в решении организационных и административных вопросов»[2].

Но как бы там ни было, это решение властей страны и ученых лысенковского направления привело к отбрасыванию отечественной генетики на несколько десятилетий назад, к личным трагедиям множества выдающихся ученых.

И это еще не все потери науки в обществе тоталитарного режима. П.В. Алексеев показывает трудные времена, которые пришлось пережить и физикам, от окончательного разгрома которых спасла лишь их работа над атомной бомбой.

Рассмотрев и проанализировав все эти исторические события, одну из глав своей книги автор называет «Версии причин». Это одна из наиболее интересных глав, где рассматривается роль философов в происшедших событиях, роль ученых в них, действия органов госбезопасности в этих условиях, роль партии, Политбюро, Сталина.

Далее П.В. Алексеев анализирует тот удар по генофонду страны, который нанесли репрессии 30 – 40-х гг., воздействие идеологии тоталитаризма на ограничение возможностей научного познания.

Наконец, в заключительной части своей книги П.В. Алексеев рассматривает современный этап – философское ориентирование науки. Он характеризует структуру подобного ориентирования, последовательно выделяя социально-философский, мировоззренческо-гносеологический, методологический и нравственно-этический аспекты. По мнению автора, все эти аспекты составляют единство.

Работа хорошо структурирована. Очень интересны и содержательны примечания, даваемые автором к каждой части книги. П.В. Алексеев хорошо выполнил свою задачу, подчеркнув исторически нерасторжимое взаимовлияние власти, науки и философии. Единственное, что хотелось бы пожелать автору – это усилить рассмотрение сегодняшнего аспекта взаимодействия названного триумвирата. Ведь сегодня тут опять идут весьма сложные и тревожные процессы. Так что тема, поднятая П.В. Алексеевым, ждет своего продолжения.

И.К. Лисеев