Основные принципы неокантианской философии истории А. С. Лаппо-Данилевского | | Печать | |
Автор Малинов В.А. | |
14.01.2014 г. | |
(к 150-летию со дня рождения)
В статье рассматриваются некоторые аспекты философского учения академика Александра Сергеевича Лаппо-Данилевского (1863–1919), которое нашло отражение, прежде всего, в его «Методологии истории». Опираясь на философию позитивизма и неокантианства, Лаппо-Данилевский старался разработать теорию обществоведения. Одним из главных принципов методологии истории Лаппо-Данилевский считал принцип чужой одушевленности. Признание чужой душевной жизни выступало для Лаппо-Данилевского в качестве нравственного постулата, необходимого для познания социальной реальности.
This article discusses some aspects of the philosophical doctrine of academician Alexander Sergeyevich Lappo-Danilevsky (1863–1919), which is reflected, above all, in his "Methodology of History." Based on the philosophy of positivism and neokantian Lappo-Danilevsky tried to develop a theory of social science. One of the main principles of the methodology of the history of Lappo-Danilevsky considered the principle of the stranger spiritual life. Recognition of a stranger spiritual life advocated for Lappo-Danilevsky as a moral postulate necessary for understanding of social reality.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Лаппо-Данилевский, неокантианство, философия истории, методология, чужое «я», факт, событие, нравственное чувство.
KEYWORDS: Lappo-Danilevsky, kantianism, philosophy of history, methodology, another's «I», fact, co-existence, moral sense.
Академик Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский (1863–1919) вошел в историю русской мысли как один из крупнейших представителей неокантианской философии истории в России. Подобным образом его оценивали уже современники [Кареев 1920, 121; Кареев 1996, 168–169] и последующие исследователи [Хмылев 1978, Цамутали 1986, Синицын 1990, Рамазанов 1999–2000; Малинов, Погодин 2001, Ростовцев 2004, Трапш 2006]. Вместе с С.И. Гессеном он представлял петербургскую редакцию неокантианского журнала «Логос». Однако Лаппо-Данилевский не был профессиональным философом, вероятно, поэтому исследователи русского неокантианства, как правило, обходят стороной его творчество. Его главные исследования посвящены русской истории XVII–XVIII вв., а также ряду специальных исторических дисциплин. Тем не менее, среди русских историков Лаппо-Данилевский отличался склонностью к разработке философских проблем, далеких от конкретики историографии. В большей степени философские интересы Александра Сергеевича нашли отражение в его лекционных курсах, вершиной которых стала «Методология истории», под которой он фактически понимал теорию исторического познания. «Методология истории» Лаппо-Данилевского – наиболее полное в отечественной научной традиции исследование проблем теории и гносеологии истории. В течение двух десятилетий Лаппо-Данилевский преподавал в Санкт-Петербургском университете. В основном это были лекции и практические занятия по русской истории XVIII в., истории сословий, дипломатике частных актов, русской историографии. На протяжении работы в университете Александр Сергеевич вел многочисленные семинарии философского содержания, посвященные, как он сам выражался, «теории обществоведения»: практические занятия по VI книге «Системы логики» Д.С. Милля (1899–1900 и 1900–1901), систематике социальных явлений разных степеней (1901–1902), анализу простейших социальных взаимодействий (1903–1904), теории ценности и ее приложении к обществоведению (1904–1905), теории эволюции и ее применении к обществоведению и истории (1906–1907), логике общественных наук и истории (1908–1909 и 1909–1910), теории исторического знания: разбор важнейших учений о ценности (1910–1911), критическому разбору важнейших учений о развитии (1911–1912), критическому разбору главнейших учений о случайности (1912–1913), критическому разбору главнейших учений о ценности (1913–1914 и 1917–1918), критическому разбору главнейших учений, касающихся проблемы «чужого я» (1914–1915), методологии социальных и исторических наук (1915–1916), логике социальных и исторических наук (1918–1919). Сам Александр Сергеевич отмечал, что свои методологические семинарии «вел в духе критической философии» [Материалы для биографического словаря 1915, 408]. Практические занятия по теории обществоведения, «многосодержательный семинарий» по выражению А.Е. Преснякова, посещали не только историки, но и философы и юристы. Постоянными участниками этих занятий были И.М. Гревс, А.А. Кауфман, И.И. Лапшин, М.А. Полиевктов, А.Е. Пресняков. С 1906 г. по поручению историко-филологического факультета Лаппо-Данилевский стал читать трехгодичный лекционный курс по методологии истории. После смерти Лаппо-Данилевского этот курс в университете читал Н.И. Кареев [Кареев 1990, 285]. Влияние занятий Лаппо-Данилевского по философии общественных наук распространялось далеко за рамки историко-филологического факультета. Конечно, история России оставалась главной темой специальных исторических разысканий Лаппо-Данилевского. Но даже при изучении частных проблем русской истории он старался исходить из общего представления о задачах и целях научного исторического исследования. «Его научный интерес, – писал А.Е. Пресняков, – был сосредоточен, можно сказать, не на русской истории ради нее самой, как у большинства представителей этой специальности, а на исторической науке в целом, в ее принципиальных, теоретических основах и методах. Русский материал – как в смысле источников, так и в смысле изучаемых явлений – представляется лишь существенным, но внешним условием его ученой работы, объектом экспериментального применения, проверки и конкретизации общих представлений о методологических и феноменологических задачах исторической науки» [Пресняков 1920, 98]. Для Лаппо-Данилевского было важно широкое и общее понимание самой истории, даже не исторического процесса, а самого исторического предмета, который составляют явления духовные, хозяйственные и правовые, взаимодействующие в пределах разнородных социальных групп (народов), а также то отношение, в каком народы состоят друг к другу [Лаппо-Данилевский 1890, 284]. Задача исследования национальной (конкретно, русской) истории для Лаппо-Данилевского была следствием такого понимания предмета истории, результатом его дальнейшей конкретизации. Для философского отношения к истории особенно важен подход к частным историческим проблемам со стороны обобщающего взгляда на саму историю, обоснованного мировоззренчески и гносеологически. В утверждении такого подхода и проявилась прежде всего философская направленность работы Лаппо-Данилевского. «Он, напротив, – констатировал А.Е. Пресняков, – сознательно и упорно работает над сочетанием в себе философа и историка, и это наложило особый отпечаток на всю его научную деятельность... Его мысль шла всегда от общего к частному, от общих задач мировоззрения и теоретических предпосылок к конкретным задачам научного исследования» [Пресняков 1922, 49]. Основное философское произведение Лаппо-Данилевского – «Методология истории». Над темами, затронутыми в этом труде, ученый работал около двадцати лет. Многие сюжеты, вошедшие в «Методологию истории», предварительно рассматривались на практических занятиях, посвященных теоретическим вопросам социальных и исторических наук, которые Лаппо-Данилевский вел в университете с 1899 г. Систематическое изложение они получили в общем курсе по методологии истории, к чтению которого ученый приступил в 1906 г. Этот курс постоянно перерабатывался и обновлялся Лаппо-Данилевским. Первый раз он был издан литографским способом в 1909 г. Наиболее полное и завершенное издание вышло двумя выпусками в 1910 и 1913 гг. Незадолго до смерти Лаппо-Данилевский вновь приступил к переделке своего исследования, которое в 1918 г. начал публиковать частями в «Известиях Российской академии наук» (серия VI, том XII, № 5–7, 9, 11, 13). В 1923 г. в Петрограде стараниями учеников и друзей был издан первый выпуск новой редакции «Методологии истории». В оценке творчества Лаппо-Данилевского «Методология истории» служит основным аргументом для неокантианской атрибуции его взглядов. Эволюция его философско-исторических взглядов проделала путь от увлечения позитивизмом до построения основ исторической науки в духе неокантианства. Вот что об этом писал А.Е. Пресняков: «Его философское развитие шло иным путем – от догматизма к критицизму, а причиной такого направления была основная потребность – сочетать научную обоснованность системы понятий об изучаемой действительности с широтой и глубиной удовлетворения нравственных запросов в цельном и стройном мировоззрении» [Пресняков 1922, 53]. В дальнейшем эта точка зрения неоднократно воспроизводилась другими исследователями. Однако, как правило, упускался из виду другой аспект, отмеченный А.Е. Пресняковым, согласно которому движение мысли Лаппо-Данилевского было проникнуто стремлением к созданию целостной, по возможности непротиворечивой философской системы, обосновывающей научный статус гуманитарного знания, и прежде всего истории. Лаппо-Данилевский не был всего лишь эрудированным компилятором, следовавшим в своем творчестве смене философской моды. Его наследие достаточно цельно и целостно, хотя и не лишено противоречий. Хорошее знание современной ему исторической и философской литературы, академическая требовательность к обоснованию выдвигаемых положений, научно понимаемая отстраненность утверждений, профессионализм в подборе фактического материала создают иллюзию компилятивного сочинения, нанизывающего одна на другую разные точки зрения. Лаппо-Данилевский, действительно, не стремился к оригинальности. Он пытался разработать научно обоснованную систему исторического знания так, как он понимал научность, и в согласии с тем, как научность понималась в его время. Позитивизм и неокантианство на рубеже XIX–XX вв. представляли собой два основных варианта научной философии и две основных версии философского обоснования науки. И то и другое направление претендовало на то, чтобы быть философией науки. Для Лаппо-Данилевского была важна, по преимуществу, общая цель и задача этих направлений, а не конкретные методологические аспекты философских школ. В своем учении он следовал общему духу научной философии. В этом смысле и его ранние работы (которые обычно и относят к позитивизму) и «зрелые» (так называемые неокантианские) произведения подчинены одной задаче – построению научной системы гуманитарного знания. В этом и состоит цельность и последовательность его научного творчества. Наиболее чуткие и внимательные современники отмечали эту особенность: «Работа его, разрастаясь и систематизируясь, направлялась к созданию всеобъемлющей системы теоретического обществоведения» [Гревс 1920, 67]; «все разносторонние труды его были объединены одной идеей – идеей научной истины как объединенного знания» [Пресняков 1922, 90]. Непосредственно разбору позитивной философии и ее критической оценке посвящена монография Лаппо-Данилевского «Основные принципы социологической доктрины О. Конта», помещенная в сборнике «Проблемы идеализма» (1902). В «Методологии истории» уже более заметна рецепция баденской школы неокантианства (В. Виндельбанд и Г. Риккерт). Однако следует учитывать характер этого влияния. Основная часть специальной терминологии «Методологии истории» имеет неокантианское происхождение. Примером может служить понятие «исторической связи», используемое Г. Риккертом в его «Философии истории». Неокантианский привкус работы Лаппо-Данилевского заметен при первом же знакомстве. Показательно в этом отношении начало посмертного издания «Методологии истории», провозглашающее кантовское понимание научного знания и обильно подкрепленное ссылками на сочинения самого И. Канта [Лаппо-Данилевский 1923, 3]. Совсем, казалось бы, по-кантовски звучит следующее утверждение из первого, литографированного варианта «Методологии истории»: «Всякий исторический факт с теоретико-познавательной точки зрения есть только наше представление о нем» [Лаппо-Данилевский 1909, 78]. Хотя для того, чтобы прийти к такому заключению, не обязательно быть кантианцем. Многочисленные ссылки на немецких философов выглядят скорее данью школьной традиции, вариантом академического занудства, чем единственно возможным каноном исторического построения. Терминология баденских философов в большей степени используется Лаппо-Данилевским как вариант современного ему научного языка, а не только как отсылка к концепциям немецких ученых. В «Методологии истории» Лаппо-Данилевский прежде всего стремился быть на уровне современной ему науки. Каким образом, задавался вопросом Лаппо-Данилевский, наше представление соотнесено с реальностью? Ведь историческая реальность конструируется, а историческое познание и есть способ построения, воссоздания исторической реальности. Действительность, с которой соотносится историческое исследование покрывается понятием исторического факта. Следует различать как «реальную» сторону исторического факта, так и те способы, какими исторический факт дан и благодаря которым он входит в систему исторического знания. «Действительная» и «познавательная» стороны исторического факта во многом определяются теми отношениями, в которых это понятие состоит с понятиями индивида (индивидуальности) и ценности. Так, исторический факт представляет собой воздействие, которое индивидуальность как часть целого оказывает на это целое и результат такого воздействия [Лаппо-Данилевский 1913, 335]. Иными словами, «под фактом он (историк. – А.М.) преимущественно разумеет воздействие индивидуальности на окружающую среду, мертвую и, в особенности, живую» [Лаппо-Данилевский 1913, 322]. Это не механическое, а психическое (посредством воли [Лаппо-Данилевский 1913, 323]) воздействие, т. е. «историк изучает те факты, которые состоят в психофизическом воздействии индивидуальности на среду» [Лаппо-Данилевский 1913, 322]. Точнее говоря, это воздействие сознания на общественную среду [Лаппо-Данилевский 1913, 322]. При этом наибольшее историческое значение имеет не столько само воздействие индивидуальности на среду, сколько последствия и результаты такого воздействия [Лаппо-Данилевский 1913, 325]. «Исторический факт также имеет тем большее историческое значение, чем сфера его действования больше», – заключал Лаппо-Данилевский [Лаппо-Данилевский 1910, 252]. Центральным понятием конструируемой исторической действительности является не «исторический факт», а «событие», в котором уже заключено представление о причинно-следственной связи. Событие – сложное понятие, обозначающее встречу нескольких индивидуальностей или их действий [Лаппо-Данилевский 1910, 274]. Точнее, это встреча двух или большего числа причинно-следственных рядов, т.е. «относительный случай» [Лаппо-Данилевский 1910, 260]. В событии соединяются два вида действительности – исходная, данная и построяемая, заданная: «...под “событием” можно, следовательно, разуметь, индивидуальное понятие, объединяющее множество представлений о разнородных фактах, образующих конкретное сцепление, в состав которого входит встреча последнего рода, причем совокупность их действительно дана и действительно влияет (или влияла) на ход развития человечества; поскольку такая совокупность представляется нашему разуму данной и, значит, относительно случайной, она и называется событием в узком смысле слова» [Лаппо-Данилевский 1910, 274]. Таким образом, в событии осуществляется постижение реальности при помощи ее построения. Встречающиеся причинно-следственные серии исторических фактов способствуют образованию событий и, тем самым, приводят к синтетическому построению исторической действительности. Конструирование истории воссоздает историческое бытие, возвращает нас к онтологии истории, хотя Лаппо-Данилевский и не пользуется этим выражением. Онтология истории, раскрывающаяся как историческая событийность, позволяет истории состояться в качестве науки, которая, в свою очередь, оперирует уже не доступными ей историческими фактами, а создаваемыми, конструируемыми наукой историческими событиями, познаваемыми именно потому, что они созданы этой наукой. Исторические события, в свою очередь, также индивидуальны. Элементом построяемой подобным образом действительности, в частности, могут быть исторические личности. Деятельность исторической личности можно понимать как разновидность взаимодействия индивида со средой, различая как влияние индивида на среду, так и воздействие среды на индивида. Лаппо-Данилевский склонен видеть в этом различии признаки, с одной стороны, идиографического, а с другой – номотетического построений [Лаппо-Данилевский 1910, 230]. Воздействуя на среду, индивид, в свою очередь, может руководствоваться идеями и ассоциациями, выдвигаемыми им самим, но может использовать и те идеи, которые предлагает либо социальная среда, либо другие индивиды. В этом состоит отличие гениев от талантов, действующих в истории. Таким талантом Лаппо-Данилевский, в частности, признавал Екатерину II [Лаппо-Данилевский 1898, 1]. Одним из главных принципов познания истории, полагал Лаппо-Данилевский, является принцип чужой одушевленности, непосредственно связанный с понятием об изменении. Историк в данном случае обращает внимание на качественное, а не на количественное изменение [Лаппо-Данилевский 1913, 301]. Это изменение в чужой психике. Интерес Лаппо-Данилевского к проблематике чужой душевной жизни отчасти, вероятно, был спровоцирован полемикой вокруг работы А.И. Введенского «О пределах и признаках одушевления: Новый психофизический закон в связи с вопросом о возможности метафизики» (1892) [Малинов 2006, 73–128], в которой приняли участие как петербургские (Э.Л. Радлов, И.И. Лапшин, С.А. Алексеев-Аскольдов, Н.О. Лосский) [Румянцева 2001, 161–175, Румянцева 2007, 35–54], так и московские (С.Н. Трубецкой, Н.Я. Грот, Л.М. Лопатин, П.Е. Астафьев) философы. В основе принципа чужой одушевленности лежит представление о единообразии природы вообще и, в частности, психической природы человека [Лаппо-Данилевский 1913, 314]. «Чужое я» не дано непосредственно в опыте, поэтому мы заключаем о нем по наблюдениям над телесными процессами [Лаппо-Данилевский 1913, 314]. К конкретному «я» (а, далее, и к исторической индивидуальности) затруднительно прийти от понятия о сознании вообще и от представления о соотношении «я» и «не-я», где самосознание понимается как сознание другого [Лаппо-Данилевский 1913, 305–306]. Впрочем, Лаппо-Данилевский не различал четко «психическое» и «трансцендентальное» и часто использовал их в одном смысле. Принцип чужой одушевленности и признание «чужого я» оказывают влияние и на концепцию истины, и на становление и развитие самосознания [Лаппо-Данилевский 1913, 312]. Для установления принципа чужой одушевленности необходим не категорический или конститутивный, а регулятивно-телеологический подход [Лаппо-Данилевский 1913, 306]. Иными словами, этот принцип следует рассматривать либо как научную гипотезу, либо как нравственный постулат [Лаппо-Данилевский 1913, 307], который уже непосредственно отсылал к учению А.И. Введенского о «нравственном чувстве». Значение априорного элемента этического характера для построения теории исторического знания Лаппо-Данилевского отмечал еще А.Е. Пресняков [Пресняков 1920a, 90, Пресняков 1922, 62]. Этическая интенция не была четко сформулирована в «Методологии истории» Лаппо-Динилевским, он не посвятил этой проблеме специального раздела, но этическая настроенность многих его рассуждений об истории встречается неоднократно. В поддержку этого тезиса можно привести следующее высказывание Лаппо-Данилевского: «С такой точки зрения (имеется в виду идеографическое построение. – А.М.) этика находит существенную поддержку в истории... она (история. – А.М.) должна определять должное в отношении его к человеку, как индивидуальности в ее социально-историческом значении» [Лаппо-Данилевский 1910, 233]; «желательно, конечно, пользоваться историческим материалом для этических целей...» [Лаппо-Данилевский 1890a, 100]. В принципе, конститутивное применение психологии для объяснения исторических фактов также возможно, но оно не дает основание утверждать о действительном существовании этих психических факторов в истории и их результатах. «Приложение психологии к истории в конститутивном смысле, – писал Лаппо-Данилевский, – напротив, предполагает особого рода предпосылку: в таком случае психические факторы признаются реально данными в действительности» [Лаппо-Данилевский 1910, 110]. Однако ни регулятивное, ни конститутивное применение психологии к истории не дают возможность сформулировать законы истории. Дело не только в неприложимости психологии к номотетическому построению истории, но в том, что законы истории более сложны, чем законы психологии [Лаппо-Данилевский 1910, 111]. В широком смысле, телеологический принцип может использоваться в истории со стороны ее познания. Это означает, что историк обладает знанием о том, что произошло, и, исходя из знания о результатах исторического процесса, интерпретирует этот процесс. В ходе самой «истории» телеологическую функцию могут выполнять ценности, которые действующие в истории индивидуальности ставят себе и на достижение и осуществление которых направляют свои усилия. Еще один вариант признания чужой одушевленности можно назвать «психогенетическим». Он проявляется в сочувственном переживании «чужого я»: «...всякое понимание чужой душевной жизни, предполагает личное переживание и воспроизведение ее» [Лаппо-Данилевский 1913, 435]. Но, как замечал Лаппо-Данилевский, этот подход до сих пор является мало выясненным [Лаппо-Данилевский 1913, 309]. Лаппо-Данилевский пытался дополнить его понятием «конгениальности» или «созвучия» между однородно организованными существами [Лаппо-Данилевский 1913, 309], в основе которого лежит двойная ассоциация состояний сознания, представляющая собой проявление однородных психических процессов [Лаппо-Данилевский 1913, 310]. Иногда этот процесс интерпретируется как заключение по аналогии [Лаппо-Данилевский 1913, 311]. В качестве итога этих рассуждений можно привести следующую цитату: «Итак, можно сказать, что историк изучает историческую эволюцию с психологической, а не с чисто биологической точки зрения: он всегда предпосылает действительное существование одушевления той социальной группы, развитие которой он построяет...» [Лаппо-Данилевский 1910, 133] Одной из первых попыток разработки философских вопросов обществоведения для Лаппо-Данилевского стал небольшой набросок «Общее обозрение (Summa) основных принципов обществоведения», публикуемый ниже. В черновом автографе, хранящемся в фонде А.С. Лаппо-Данилевского в Санкт-Петербургском филиале архива РАН (Ф. 113. Оп. 1. Ед. хр. 329. 29 л.), он обозначен как «Курс 1902–1903 гг.». Многие положения из этого наброска нашли более подробное обоснование в «Методологии истории». Текст «Общего обозрения» представляет собой тезисное изложение и не является в строгом смысле «устойчивым текстом». При подготовке публикации подчеркивания были заменены на курсив, сохранена подробная рубрикация и нумерация положений.
Литература
Гревс 1920 – Гревс И.М. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский (опыт истолкования души) // Русский исторический журнал. 1920. № 6. Кареев 1920 – Кареев Н.И. Историко-теоретические труды А.С. Лаппо-Данилевского // Русский исторический журнал. 1920. № 6. Кареев 1990 – Кареев Н.И. Прожитое и пережитое. Л., 1990. Кареев 1996 – Кареев Н.И. Основы русской социологии. СПб., 1996. Лаппо-Данилевский 1890 – Лаппо-Данилевский А.С. Речь на магистерском диспуте 9 мая 1890 г. // Историческое обозрение. Т. I. СПб., 1890. Лаппо-Данилевский 1890а – Лаппо-Данилевский А.С. Материалы для общеобразовательного курса по истории человечества // Памятная книжка Тенишевского училища. Т. 1. СПб., 1890. Лаппо-Данилевский 1909 – Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории (литография). СПб., 1909. Лаппо-Данилевский 1910 – Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. Выпуск I. СПб., 1910. Лаппо-Данилевский 1923 – Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. Выпуск первый. Пг., 1923. Малинов, Погодин 2001 – Малинов А.В., Погодин С.Н. Александр Лаппо-Данилевский: историк и философ. СПб., 2001. Малинов 2006 – Малинов А.В. «Психофизический закон» А.И. Введенского и его критики // Александр Иванович Введенский и его философская эпоха. СПб., 2006. Материалы для биографического словаря 1915 – Материалы для биографического словаря действительных членов Императорской Академии Наук. Часть I. А–Л. Пг., 1915. Пресняков 1920 – Пресняков А.Е. Труды А.С. Лаппо-Данилевского по русской истории // Русский исторический журнал. 1920. № 6. Пресняков 1922 – Пресняков А. Е. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский. СПб., 1922. Рамазанов 1999–2000 – Рамазанов С.П. Кризис в российской историографии начала XX в.: в 2 ч. Волгоград, 1999–2000. Ростовцев 2004 – Ростовцев Е.А. А.С. Лаппо-Данилевский и петербургская историческая школа. Рязань, 2004. Румянцева 2001 – Румянцева М.Ф. «Чужое я» в историческом познании: И.И. Лапшин и А.С. Лаппо-Данилевский // История и историки. 2001. № 1. Румянцева 2007 – Румянцева М.Ф. Концепт «признание чужой одушевленности» в русской версии неокантианства // Cogito: альманах истории идей. Ростов-на-Дону, 2007. Вып. 2. Синицын 1990 – Синицын О.В. Кризис русской буржуазной исторической науки в конце XIX – начале ХХ века: Неокантианское течение. Казань, 1990. Трапш 2006 – Трапш Н.А. Теоретико-методологическая концепция А.С. Лаппо-Данилевского: опыт эволюционной реконструкции. Ростов-на-Дону, 2006. Хмылев 1978 – Хмылев Л.Н. Проблемы методологии истории в русской буржуазной историографии конца XIX – начала ХХ в. Томск, 1978. Цамутали 1986 – Цамутали А.Н. Борьба направлений в русской историографии в период империализма. Л., 1986.
|
« Пред. | След. » |
---|