Статья сконцентрирована вокруг теоретических и практических проблем, которые в связи с новейшей историей Европейского Союза (2011–2013), с кризисом ЕС, были поставлены и исследованы Ю. Хабермасом. Автор статьи объединяет личные впечатления и теоретический анализ, связанные с последними лекциями и публикациями немецкого мыслителя – в том числе, с целью продемонстрировать, как философская мысль, ее идеи и концепции (здесь – с акцентом нового толкования философского понятия «солидарность») становятся ответами на вызовы современной цивилизации.

The article is concentrated upon the theoretical as well the practical problems, which in connection with the recent (2011–2013) history of EU, with its crisis, were and are raised, investigated by J. Habermas. The author of his article is combining the personal impressions and the theoretical analysis, connected with the lectures and publications of German social philosopher in order to demonstrate how the philosophical thought develops its ideas and concepts (here with accents on the philosophical content of the renewed concept of “solidarity”), which become the answers to the challenges of contemporary civilization.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: кризис ЕС, «хитрость экономического разума», общеевропейское государство, гражданство ЕС, граждане ЕС; солидарность, политическое мышление.

KEY WORDS: the crisis of EU, “the slyness (List) of economical reason”, “the common-european state”, citizenship of EU, citizens of EU, solidarity, political thought.

1.1.                  Прескриптум

Прежде всего, хочу упомянуть о профессиональных и личных мотивах, объясняющих долговременный интерес к идеям и теоретическому развитию Юргена Хабермаса. Начиная с 1989 г., когда мне выпала удача познакомиться с этим выдающимся философом, я опубликовала целый ряд работ, посвященных его идеям и произведениям. Руководствовалась сначала теми конкретными соображениями, что на моей родине, в России, к тому времени почти не было русских переводов его книг и статей. И потому настоятельно требовалась как обстоятельная информация о них, так и научная, а не идеологическая их интерпретация. В советское время опубликовать объективные статьи о Гуссерле или Хайдеггере оказалось несколько легче, чем сделать то же самое по отношению к философии Хабермаса. Теперь, конечно, многое изменилось: некоторые значительные сочинения философа переведены на русский язык; появились достойные работы о творчестве Хабермаса. Все новое, что он публикует, вызывает в современной России пристальный интерес специалистов.

В моей книге «Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов» есть целый раздел, посвященный темам и проблемам, о которых пойдет речь и в данной статье, – по состоянию их анализа в первом десятилетии XXI в.: «Единство Европы: трудности, противоречия и разочарования (работы Хабермаса XXI века)» [Мотрошилова 2010, 304–333]. Упоминаю об этом для того, чтобы адресовать читателей к уже проделанному анализу и прояснить свои нынешние теоретические устремления, заставляющие держать руку на живом пульсе постоянно обогащающейся мысли Хабермаса.

В апреле–июне 2011 г., благодаря поддержке фонда им. Александра фон Гумбольдта, лауреатом которого я имею честь быть, мне представилась возможность вести в Берлине исследовательскую работу над разрабатываемой мною теорией кризиса современной цивилизации и современного варварства.

Мне повезло: 16 июня 2011 г. Хабермас выступил в Берлинском Университете им. Гумбольдта с программным докладом, посвященным проблемам кризиса Европейского Союза (Die Krise der Europäischen Union im Lichte einer Konstitutionalisierung des Völkerrechts). На подобном открытом докладе этого выдающегося философа современности мне довелось присутствовать второй раз в жизни. Первый раз это было в 1981 г. на Гегелевском конгрессе в Штуттгарте. Тогда очень большая аудитория, рассчитанная на 2000 человек, была переполнена, и в основном, молодежью: молодые слушатели сидели на подоконниках, на полу в проходах; были заполнены все балконы. В 2011 г. было весьма интересно узнать, что изменилось за 30 лет. С точки зрения внимания к идеям и формулам Хабермаса – ничего: в Берлине “сегодняшнего дня” самая большая университетская аудитория, вмещавшая более полутора тысяч человек, была заполнена еще за час до доклада. Восьмидесятидвухлетнего философа слушали с огромным интересом; после доклада были многочисленные вопросы из публики и энергичные, четкие и остроумные ответы Хабермаса.

На второй день после доклада Хабермаса появились публикации, отражающие основное содержание им сказанного, причем появились они – что характерно для отношения немецкой прессы к весьма сложным словам и мыслям этого философа – в повседневной, популярной печати. Так, газета “Handelsblatt” (17. 06.2011, № 116 [Хабермас 2011^а, 12–13]) на двух разворотах опубликовала его эссе "Europa am Scheideweg", которое – вместе с другими напечатанными в то время работами по теме кризиса Европейского Союза – образовывали то, что можно назвать «Манифестом Хабермаса».

Анализ тогдашних и новейших идей Хабермаса позволяет закрепить общий вывод, сделанный во многих о нем работах: этот замечательный мыслитель и сегодня говорит веское слово, которое удивительным для философии образом влияет на состояние умов и эмоций его современников, идет ли речь о сферах науки, политики или жизненного мира. В частном случае чрезвычайно актуальной тематики кризиса ЕС Юргену Хабермасу, по моему мнению, удалось добиться наиболее глубокого и целостного теоретического осмысления соответствующей проблематики.

Вместе с тем, его позиция достаточно сложна, субъективна (как все позиции на свете) и вызывает споры и несогласия. Поэтому разговор о ней требует не только точного и системного презентирования его идей, но также их оценки, в том числе критической, со стороны других участников острой дискуссии. Конечно же, философско-теоретический аспект рассматриваемых проблем будет для нас при этом на первом плане. Кроме того, есть возможность проследить новые акценты идей Хабермаса, высказанных в публикациях 2012 – первой пол. 2013 гг. Посильному выполнению такой «триединой» задачи и посвящена эта статья.

Начну с того, что Хабермас в 2011 г. использовал одно понятие, которое он взял из философии Гегеля – понятие «хитрости (List) разума».

1.2.                  “Хитрость (List) экономического разума”

Гегелевская мысль о “хитрости (List) разума” интересно применена Хабермасом. Он считает, что в делах ЕС экономические процессы и решения, многими воспринимаемые как явное и яркое проявление кризиса этого относительно нового, в историческом смысле, супранационального объединения, имеют еще одно, пожалуй, непредвиденное следствие. Вот как сам Хабермас формулирует это: «Кризис евро заставляет нас осознать дальнейшую хитрость экономического разума. А состоит она в том, что сначала в нашей общей валютной сфере всплывают проблемы, которые должны быть в ней разрешены сообща. Это могло бы означать переведение стрелок в сторону единой Европы при двух ускорениях движения. Политически, как я думаю, мы находимся под системными принудами (Zwängen), которые в свою очередь принуждают нас сделать следующий шаг к политической интеграции сначала в нашем собственном доме» [Хабермас 2011^б, 58]. Нам еще предстоит установить, какие усилия требуются, согласно Хабермасу, от европейских стран и народов, чтобы уловить эту “хитрость экономического разума” и своевременно сделать правильные практические выводы.

Но сначала – о том, в чем же и как “схитрил”, согласно Хабермасу, этот “экономический разум”? Да и что, собственно, подразумевает сей “гегельянский” термин? Напрашивающиеся тут вопросы представляют одновременно глубокий экономический, политический, прагматический (et cetera) и философский интерес. Эта “хитрость” приводит – если я правильно понимаю суждения Хабермаса 2011 г. – к противоречивым следствиям. Одна сторона дела: проявились системные ошибки тех инстанций и ответственных лиц, которые фактически “ведут” дело европейского единства и практически решают, чтó именно следует предпринять перед лицом труднейших и вряд ли предвиденных, в их широте, проблем, прежде всего финансово-экономических. В этом отношении приговор Хабермаса был строг, если не предельно суров. «В зоне евро отсутствует политическая компетентность, необходимая для гармонизирования движущихся в разные стороны национальных экономик» [Хабермас 2011^а, 13]. Немало горьких обвинений Хабермаса выпало тогда и на долю глав государств, объединенных в ЕС, включая руководителей ФРГ. Иными словами, конкретные действия относительно “кризиса евро” и других кризисных процессов финансово-экономического характера отражали, по Хабермасу, отсутствие должной компетентности, адекватных идей и решений, а также многие другие “конструктивные” просчеты. А значит, на сущностно-внутренние вызовы истории, т.е. исторического разума, не было адекватного ответа. Это мнение Хабермас повторит и усилит (и не случайно: кризисные процессы обострились) в 2012, 2013 гг.

Что здесь конкретно имел и имеет в виду Хабермас, хорошо видно гражданам стран ЕС – и не только им. Более подробно к этой теме Хабермас в 2011 г. обратился в небольшой заметке, примыкающей к дебатам, которые освещены в «Blätter für deutsche und internationale Politik» (2011. № 5). Она озаглавлена так “Конструктивные ошибки валютного союза”. Хабермас поясняет: когда в 1999 г. ввели евро как единую валюту ЕС, то надеялись, осуществляя эту финансово-экономическую меру, на «продолжение процессов политического объединения». Однако при этом господствовали (добавлю: и не только в Западной Европе, но, скажем, и в России) представления, почерпнутые из учебников, в духе “новейшего” либерализма внушавших большее доверие к экономическим, хозяйственным установлениям, чем, скажем, к демократии. Ожидания, согласно которым, либерализированная экономика все установит, сгладит, поправит, «были драматическим образом развенчаны, – совершенно справедливо пишет Хабермас. – Быстрое следование друг за другом финансового, долгового кризиса и кризиса евро сделало видимой ложную конструкцию огромного хозяйственного и валютного пространства, в котором, однако, отсутствовали инструменты общей экономической политики» [Хабермас 2011^б, 64]. В материалах 2012–2013 гг. Хабермас повторяет, усиливает этот вывод. Но и ход истории последних лет его убедительно подтверждает.

“Хитрость экономического разума” сказалась, по Хабермасу, в том, что именно в сферах экономики, финансов уже несколько лет назад все пошло совсем не так, как ожидалось: “конструктивно”, т.е. фундаментально ошибались конкретные люди и группы, взявшие на себя ответственность за процессы, в высшей степени сложные, за движение по совершенно новым, непроторенным и ухабистым социально-историческим дорогам. Здесь – одна сторона “хитрого”, непрозрачного дела истории и скрытого в нем “разума”.

Согласно идеям Хабермаса, “схитрил” экономический разум и в том, что “за спинами” непосредственных активных субъектов и немалого числа простых людей, ставших жертвами конструктивных ошибок, пробивали себе дорогу неясные им, однако все же доступные разгадке объективно-принудительные тенденции развития общества и истории (в чем ведь и состоял смысл гегелевской формулы о “хитрости разума”). Это и была вторая сторона процессов, уловить значение которых настойчиво предлагал тогда и предлагает сегодня философ Юрген Хабермас. И вот обобщенная формула его выводов и предложений 2011 г.: политика «стоит на пороге перехода от экономического к политическому единению Европы» [Хабермас 2011^а, 12]; нужно набраться сил, глубокого дыхания – и проводить политику в жизнь. Что, по-моему, также значило: как ни “хитер” экономический и иной “разум”, людям нужно разгадать его указания и предупреждения. Расшифровке этих “объективных указаний” истории и была посвящена значительная часть “Манифеста” Хабермаса 2011 г. Тем красноречивее заголовок и подзаголовок одной из самых свежих, от 2013 г., работ Хабермаса – «Технократический гнев. Разобщенный Союз застревает у порога солидарности» [Хабермас 2013 web]. Иными словами, переступить через исторический порог объединенной Европе пока не удалось… Этот барьер назван “порогом солидарности”. Почему?

1.3.                  Объективная логика единения Европы и её требования

В составе аргументов Хабермаса, постоянно – и в 2011–2012, и в 2013 гг. – направленных в сторону актуального укрепления прежде всего политических и вообще социальных, а не одних только финансово-экономических линий объединения стран ЕС, есть очень простая, сильная, правда, им не всегда форсируемая мысль. Я вижу её содержание в следующем. Уж если народы Европы (по крайней мере Центральной и Западной) достаточно решительно выбрали путь ЕС, если они, несмотря на очевидные и даже углубляющиеся трудности, все же и сегодня не видят альтернативы этому пути, приветствуют и используют его преимущества, то отсюда вытекает: они же должны – причем добровольно и сознательно – вывести наиважнейшие следствия из сложившегося положения и действовать в соответствии с ними. Никак нельзя останавливаться на полдороге, пусть на ней встречаются – и в будущем будут встречаться – очередные ухабы, тем более не следует “застревать” у порога той или иной исторически необходимой реальности, её вызовов.

В данном случае Хабермас в 2011 г. имел в виду ту часть своего социально-политического манифеста, которая (знаю по опыту чтения соответствующих немецких материалов и разговоров с людьми) воспринимается особенно трудно. И многими его согражданами, если не их большинством, отнюдь не поддерживается, что ясно подтверждают опросы общественного мнения. С 2011 г. уровень несогласия, градус протеста значительно повысились. А это для Хабермаса – убежденного демократа, одного из создателей замечательной теории “общественности” (Öffentlichkeit), горячего сторонника идеи о настоятельной необходимости специального формирования пока отсутствующей “общеевропейской общественности” – очень больной вопрос. Тем не менее он настойчиво и последовательно разрабатывает концепцию, центральный тезис которой касается необходимости перехода от только национальных государств Европы и их союзов к – пока отсутствующему, по его мнению, – единому и полноценному супранациональному общеевропейскому государству.

1.4.                  Общеевропейское государство?

1.5.                  Эта проблематика образовывала центр тех произведений и высказываний Хабермса, которые последовательно появлялись после создания ЕС и были реакцией выдающегося философа на самые различные трудности развития созданного, до сих пор больше межгосударственного, чем супранационального объединения. Идеи Хабермаса, касавшиеся темы, которая была и остается центральной для его концепции, а также, как сказано, особенно спорной для граждан Европейского Союза, подробно анализировались мною в упомянутой книге “Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов” [Мотрошилова 2010, 304–333]. В ней разобрана [Там же, 320–327] особенно релевантная философии, её истории проблема: с одной стороны, речь шла о кантовских истоках систематической “философии ЕС”, созданной Хабермасом, а с другой стороны, о его остром “споре с Кантом”. Последний, с моей точки зрения, не только точно предсказал возможность и необходимость “государства народов” – оно-то и стало реальностью через двести лет, – но и то, что поначалу государства и народы последуют не за позитивной “политической идеей мировой республики”, а создадут, выражаясь словами Канта, лишь “негативный суррогат”, союз национальных государств. Представляется очевидным, что в заочном “диалоге” Хабермаса с Кантом пока к нашим реалиям ближе стоит… философ XVIII в. К этому материалу, который ни в коей мере не устарел, отсылаю российских и русскоязычных читателей. Здесь добавлю презентацию и критический анализ тех тезисов, которые сформулированы Хабермасом – сначала в июне 2011, а потом в начале 2013 г.

1.6.                  Суть их можно свести к нескольким центральным пунктам. Они отвечают на коренные вопросы: что фактически, реально имел в виду Хабермас, когда речь у него заходила о тех главных “конструктивных ошибках”, за которые приходится расплачиваться сегодня? И что, по его мнению, надо сделать, чтобы перейти на новый уровень развития, отвечающий насущным современным задачам?

1. Полностью неудовлетворительной, согласно Хабермасу, является сложившаяся система европейского единства. Ибо, с одной стороны, уже есть ЕС и формально подразумевается, однако, с другой стороны, фактически отсутствует, “гражданство” нового объединения. Далее, имеется «густая сеть супранациональных организаций» [Хаберммас 2011^а , 12], но их деятельность и политика строятся главным образом как продолжение политики национальных государств, а конкретно и фактически – как выполнение “поручений” руководящих политических и хозяйственных элит национальных государств-членов ЕС.

2. Хабермас внимательнейшим образом отслеживал и отслеживает юридические, в более широком смысле легитимационные, дефициты сложившегося состояния дел, в частности те, которые касаются плохо продвигавшегося дела общеевропейской конституции. Философам особенно интересны как традиционные, ещё Кантом поднятые проблемы и решения философии права, скажем, актуальное – в свете “спора” с американским “опытом” – акцентирование приоритета права перед моралью (вернее, моралистическими аргументами в пользу того или другого милитаристского решения), так и сугубо современные подвижки, изменения в сторону именно конституциями стимулируемого процесса Verrechtlichung (перевести лишь одним русским словом трудно; подразумевается усиление прежде всего конституционного правового регулирования). Но это весьма сложная тема, требующая диалога специалистов по философии права. Впрочем, такой диалог в последние десятилетия ведется[i].

3. В центр обсуждения всей проблематики, коренным образом определяющей сегодняшнюю и особенно будущую судьбу ЕС, Хабермас в 2011 г. ставил два вопроса. Первый – о «гражданстве ЕС», которое тогда было и сегодня остается скорее частичным, виртуальным, помысленным, чем реальным и полноценным. Второй – о европейской “общественности” (Öffentlichkeit), которая лишь зарождалась, но и сегодня по масштабам, весу, влиянию несравнима с ролью общественности во внутринациональных делах демократических государств ЕС.

На этих последних темах остановимся подробнее.

1.6.1.            Общеевропейское государство, его гражданство и его граждане

Основная и очень тревожная мысль Хабермаса в 2011 г. здесь состояла, как я её понимаю, в том, что такового государства и соответствующего ему гражданства по сути еще не существует. Более того, есть многие основания полагать, что скрытые или явно (хоть и осторожно) высказываемые надежды не только простых граждан, но и каких-то частей национальных элит состоят в том, что до этого дело, дескать, не дойдет и что всё ограничится тем паллиативом (по-кантовски выражаясь, “суррогатом”), до которого доросла, вернее, с трудом дотянулась структура ЕС к началу второго десятилетия XXI в.

Хабермас и сегодня полагает, что в подобных надеждах и питающем их менталитете как раз и кроется главный тормоз, приостановивший действительное продвижение ЕС вперед и приведший к многочисленным проявлениям того совокупного негативного результата, который многие наблюдатели и рядовые граждане согласно обозначили как “кризис ЕС”. Хабермас и в 2013 г. полностью верен своим рано найденным формулировкам. Почему так случилось и, скорее всего, не могло не случиться – больной и очень широкий вопрос, который требует обстоятельного анализа, в том числе философского. Но предложен ли к сегодняшнему дню? Зная соответствующую литературу, считаю: скорее нет, чем да. Написано и сказано очень, очень много; тема как бы навязла в зубах... Однако серьёзного теоретического продвижения не произошло.

В чем причины подобного замедленного развития – на этот раз – теоретического, социально-философского разума? Их немало. Во-первых, для европейских авторов, чьи страны входят в ЕС, тема, понятное дело, оказалась деликатной, требующей политкорректности: не дай бог обидеть какое-то из объединившихся в ЕС государств или какой-то из народов, нарушить “традиции” столь укоренившегося в Европе “демократического популизма”, задеть ненароком какую-то партию или зарубежное правительство и т.д. Во-вторых, несмотря на глубоко кризисные проявления, простые люди, многие политики и, разумеется, немало ученых-теоретиков всё-таки видят преимущества даже сегодняшнего объединения, но цепенеют перед лицом новых испытаний и соответствующих решений об исправлении ситуации, охваченные понятными опасениями: как бы не вышло хуже...

Нужна очень большая смелость, и гражданская, и теоретическая, чтобы сказать то, что уже к 2011 г. высказал Юрген Хабермас, хорошо знающий: в собственном народе много противников его идей, и они не обязательно националисты. Так вот, Хабермас смело и решительно говорил раньше и повторил в 2011, а потом в 2012–2013 гг.: мы, граждане государств, вошедших в ЕС, пока реально не стали гражданами этого – по крайней мере в тенденции – супранационального государства. «Я понимаю введение гражданства ЕС, – пишет Хабермас, – ...так, что совокупность европейских граждан выступит как вырабатывающий конституцию и существующий субъект, наряду с государством... Национальное государство (даже если оно построено по федеративному принципу) конституируется только совокупностью его граждан, в то время как Союз (Union) образуют его граждане только в партнерстве с каждый раз уже конституированными народами этого государства. Когда и поскольку государства-его члены сохраняют монополию власти, а сам Союз (Union) не обретает полностью государственного характера, то граждане Союза также не являются его гражданами» [Хабермас 2011^а, 12]. Между тем граждане отдельных государств, поначалу более или менее удовлетворенные полученными преимуществами общесоюзного объединения в рамках ЕС, фактически переложили решение сложных проблем (а они только нарастали и обострялись) на руководящие инстанции ЕС, т.е. передали их в руки чиновников и институций, быстро бюрократизировавшихся и подчинявшихся “брюссельской” идеологии. Суть последней: Евросоюзом и так достигнуты масштабные результаты; надо удержать их, не делая резких шагов… Философ придерживался и придерживается иного мнения.

Остановится на полпути от национальной к “союзной” государственности значит, по Хабермасу, не решать эффективно конкретные, трудные проблемы, а в конечном счете похоронить так энергично, так быстро созданное объединение, Европейский Союз. Поэтому Хабермас подхватывает фразу, брошенную участником вышеупомянутых дебатов 2011 г. экономистом Энделайном: «Бегство вперёд как единственное решение» [Хабермас 2011^б, 52]. Но раз создать Союзное государство и наполнить реальным, полным смыслом “общеевропейскую гражданственность” – столь настоятельно необходимо, то как это сделать? И еще важнейший вопрос: почему это пока не получилось?

На первый вопрос Хабермас к 2011 г. предлагал достаточно обстоятельные ответы. Обсуждение второго вопроса у него тоже имелось, хотя – и здесь уже начинается моя полемика с Хабермасом, которую я далее продолжу по мере презентации его идей, – многие сложности были отодвинуты в сторону, как бы (выражаясь слогом Эдмунда Гуссерля) “заключены в скобки”. Но история, полагаю, не позволит слишком долго держать их в таком состоянии.

1.7.                  Конструкт будущей “общеевропейской общественности”

Нужны, справедливо подчеркивает Хабермас, шаги по упрочению европейской общественности. Философ в 2011 г. говорил о своем “мысленном эксперименте”; его позиция проста и понятна, но отнюдь не бесспорна. Он считал: «В инфраструктуре национальной общественности вообще не надо ничего менять» [Хабермас 2011^б, 58]. Специфическую задачу, которую нужно решить, чтобы эти национальные “инфраструктуры” превратились в структуры общеевропейской общественности, Хабермас усматривал разве что в достижении максимальной «открытости этих национальных общественностей (Öffentlichkeiten) по отношению друг к другу» [Там же]. Нужно, продолжал он, сделать так, чтобы, скажем, в средствах массовой информации каждой страны: в печати, на телевидении, в интернете – давалась полная, добротная, своевременная информация о других странах и народах ЕС, причем с честными сообщениями о коллизиях, расхождениях, спорах и т.п. В реальности этого не было (да и в полной мере такое в наши дни вряд ли возможно). К примеру, Хабермас в 2011 г. писал: «У меня сегодня такое чувство, что мы в Германии живем как бы в долине глухих по отношению к ressentiments, которые между тем накопились в других странах и обращены против “немецкого диктата” в экономической политике» [Там же]. В 2013-м сила таких ressentiments значительно увеличилась, и они вырвались на поверхность.

С отдельными предложениями Хабермаса 2011 г. было трудно спорить. В самом деле, в национальных системах массовой информации (особенно в кратких телевизионных новостях) сообщалось главным образом о крупных мировых катастрофах или – если их, к счастью, не было – о том, “крупном” и не очень, что волновало граждан данного государства. Это понятно и по-своему оправдано. И всё же, думаю, в 2011 г. Хабермас как бы сглаживал весьма многочисленные и коренные, т.е. глубоко, в самой истории залегающие трудности, которые лежали на пути более полной и объективной информации одних стран и народов относительно других государств, если не целых континентов. Задача хотя бы смягчения ressentiments – и это понимает Хабермас – дело в высшей степени сложное и очень долговременное. (Я, в частности, и в 2011 г. не разделяла его одобрительно-поощряющих оценок применительно к существующему положению вещей на национальном уровне, идет ли речь о прессе, телевидении, “интернет-общественности”, особенно если разбирать качество информации, касающейся других стран.)

Вспоминается, как виднейший автор современности Мишель Деги (Deguy) в 2003 г. в одной из своих статей, опубликованных в FAZ [Деги 2003, 39] советовал читать “Courrier international”, чтобы, в частности, понять, какой поток нескрываемой вражды к французам изливается со стороны прессы других стран. Проблема в высшей степени важная и отнюдь не ограничивается отношениями внутри ЕС – она общецивилизационная[ii].

Материалы дебатов, участниками которых – наряду с Хабермасом – в 2011 г. стали видные политики и ученые (бывший министр Йошка Фишер, профессор политэкономии Хенрик Эндерлайн, профессор права и европейского права Христиан Каллиес и выступившая в роли модератора Ульрике Гуеро, руководитель Берлинского бюро Европейского Совета по международным отношениям), позволяют лучше понять, сколь трудным и, скорее всего, весьма длительным обещает стать процесс движения к действительно цивилизованной и прочной государственной общности европейцев. Слово Йошке Фишеру: «...Евроскептики стали много сильнее», – констатировал он. Но продолжал, имея в виду будущее: «...ребенку надо дать имя, и я думаю, то, о чем мы говорим, состоит в реализации (проекта) Соединенных Штатов Европы» [Фишер 2011, 50]. (Формулу о СШЕ Хабермас оспорит и в 2013 г.) Как ни понимать этот проект, какое бы имя ни давали ребенку, ему – в чем были согласны, кажется, все участники дебатов – только ещё предстоит родиться. А потому беспокойства были более чем обоснованны.

Продолжая аналогию, можно утверждать: “роды” затянулись, а за последние годы осложнились. Хабермас и сегодня не может пройти мимо трудных, даже драматических процессов существования и развития ЕС.

1.7.1.            Слово Хабермаса, высказанное на новейшей стадии дебатов

1.7.2.            о судьбе ЕС

Вряд ли требуется сообщать читателям, – независимо от глубины их погружения в дела и проблемы ЕС, – сколь повысился градус несогласий и конфликтов в делах этого Союза, сколь усилилось его внутреннее напряжение. Одна часть формулы в уже упоминавшейся новой, 2013 г., публикации Хабермаса на все эти темы четко, кратко и ёмко фиксирует состояние дел – “eine zerrissene Union”, т.е., если иметь в виду суть дела: разобщенный, разъединенный и далее раздираемый противоречиями Союз [Хабермас 2013 web]. Подтверждение оправданности этого определения – в ежедневных телевизионных новостях, приходящих из Европы. Да, Европейский Союз сейчас очень болен: и состояние отдельных стран ЕС, и их общих “союзных” дел отмечено высокой и, увы, все более повышающейся социальной температурой.

Приметы кризиса тоже очевидны, что называется, зримы. Могут возразить: в современном мире нет не пораженных кризисом, социальными болезнями стран и целых континентов. Но в ответ можно сказать: тем хуже для ЕС, поскольку его болезни, достигшие кризисной точки, тесно переплетены с целостными, всемирными, именно глобальными историческими заболеваниями. Если бы Хабермас просто зафиксировал ухудшающееся состояние дел, то он ничем не выделился бы из гигантского хора пишущих и говорящих о состоянии дел в ЕС и за его пределами. Ибо мысль о колоссальных разломах и напряжениях внутри этого специфического, ни с чем не сравнимого (“eigentümliche”, слова Хабермаса) социального образования – расхожая, повсеместно закрепившаяся как в “Lebenswelt”, так и в теоретических осмыслениях, включая философские размышления и дебаты.

Но его суждения о проблемах ЕС, высказываемые регулярно – и ad hoc, по следам конкретных событий, и в контексте его собственной, давно начатой теоретической работы – имеют особый характер, смысл и вес.

В чем состоят их особенности?

Бросается в глаза удивительная даже для социального философа осведомленность Хабермаса в том, что касается пестрой конкретики осмысливаемых им социально-исторических процессов, взятых в их экономических, политических, юридических и т.п. связях, опосредованиях, аспектах. Здесь, так сказать, фирменное отличие мыслительной деятельности этого немецкого ученого (воплощенное в его произведениях и зафиксированное в многочисленных хабермасоведческих исследованиях). Он не занимает, насколько я знаю, никакого официального поста – как на своей родине, в Германии, так и в структурах ЕС, в том числе в составе экспертных групп, на которые опираются внутринемецкая или брюссельская руководящие элиты. Благодаря этому он обеспечивает себе редкую свободу суждений и высказываний по всем, в том числе наиболее острым, проблемам Европейского Союза. В данном случае сказанное особенно важно. Ведь Хабермас, например, сегодня еще более критически настроен по отношению к деятельности “евробюрократов”. Но последние – при всем их понятном недовольстве “выпадами” философа – не имеют веских оснований (по обычаю практиков) отвергнуть его “философские”, якобы абстрактные, “далекие от жизни” суждения. Ибо Хабермас убедительно доказал: он полностью осведомлен о том, о чем говорит и пишет. И так во всех областях союзной практики, ему хорошо знакомых, – все равно, идёт ли речь об экономических, финансовых, юридических и т.п. аспектах деятельности ЕС.

При всем знакомстве с конкретикой (и при постоянной готовности ad hoc проанализировать частные вопросы – в случае ЕС это, например, анализ финансово-валютных аспектов его деятельности) центр тяжести работы Хабермаса лежит в теоретической плоскости. В рамках анализируемой здесь проблематики это прежде всего мобилизация богатого арсенала историко-философских знаний – скажем, путем своеобразного заочного “диалога” с философами, целые столетия назад уловивших тенденции “объединения народов”. Самый яркий пример этого типа – уже упоминавшийся непростой, неоднозначный “диалог” Хабермаса с великим Кантом, опора на его идеи “вечного мира” и союза государств. Здесь следует упомянуть также и о доскональном знании и многообразных актуализациях у Хабермаса идей других мыслителей прошлого или “современности” (XX–XXI вв.), причем не только философов, но и экономистов, политических мыслителей, социологов, правоведов... Достаточно упомянуть имена М. Вебера, Э. Гуссерля, К. Ясперса, не говоря уже об учителях и коллегах по франкфуртской школе. Фактически можно констатировать: Хабермас так или иначе откликнулся в своих работах на всё то новое и интересное, что в философии, социологии, науках о праве и других смежных гуманитарных областях появилось во второй половине XX – первом десятилетии XXI вв.

При этом теоретическое наследие прошлого и настоящего актуализировалось Хабермасом не только во внутренне-теоретических связях, но и в увязке с некоторыми специфическими социальными процессами современности, включая те, что относились к проблемам ЕС. (Пример второго рода – книга Хабермаса «К конституции Европы. Эссе» [Хабермас 2011^в].)

Особое значение во всех этих многомерных процессах и дискуссиях приобретали остроактуальные философско-теоретические исследования и тесно связанные с современной социальной практикой разъяснения общих понятий, “теорем” и формул, которые, с одной стороны, восходили к духовным, нравственным, культурным традициям человечества, а с другой стороны, были настоятельно затребованы именно сегодняшним историческим развитием и объективировали потребность в новых философских разработках. Одним из новейших примеров такого рода стали исследования Хабермаса 2012–2013 гг., касающиеся понятия “солидарность” и опять-таки тесно увязанные с кризисом ЕС, его сегодняшними стадиями.

1.8.                  Солидарность (Solidarität) в трактовке Хабермаса

Близость философско-понятийных разработок Хабермаса и ученых его школы (например, Хауке Брункхорста; см: [Брункхорст 1997]) к последним событиям – и не только в рамках развития ЕС – очевидна. Что касается широкого социально-исторического контекста, то в XXI в. один из острых социальных вызовов принял особую форму. А именно: в условиях специфического для всей человеческой цивилизации и её истории, но ставшего сегодня особенно нетерпимым разрыва между чрезмерным богатством и крайней бедностью, на фоне акцентирования прав, свобод, достоинства человека выдвинулась на первый план и стала общесоциальной, моральной, юридически подкрепляемой, внедрившись в сознание широких масс людей, ценность солидарности. Сегодня понятия справедливости и солидарности широко употребляются в социальном дискурсе, в диалогах граждан с властями предержащими, с представителями наиболее обеспеченных слоев общества, в прессе и на телевидении, в документах партий и общественных организаций, т.е. в том, что теперь именуется восходящим к Э. Гуссерлю словом “Lebenswelt”, жизненный мир.

Возник, как видим, совсем не случайно, объективный запрос к теории, в частности и особенности к философской – дать грамотное, обоснованное разъяснение содержания и смысла этих понятий, их соотношения друг с другом и с сопредельными понятиями.

Для понимания специфики и роли философско-категориальных разработок последних лет должны прежде всего быть раскрыты и подчеркнуты их общие черты, которые мы здесь проиллюстрируем на частном примере понятия «солидарность».

1. Понятия, категории, разрабатываемые в рамках философии вообще, её социальных разделов в особенности, тех или иных дисциплин в частности, входят в философию и обрастают сложными толкованиями ещё до того, как в них возникает непосредственная нужда в широком социальном дискурсе. Этот философский задел принципиально важен: он свидетельствует и о том, что философия (больше, чем другие социально-гуманитарные дисциплины, но всегда в союзе с ними) способна забегать вперед, как бы накапливать впрок понятия и идеи, впоследствии развертываемые и актуализируемые. Правда, далеко не все философы, в том числе подвизающиеся в социальной мысли, своевременно улавливают исторический запрос, обращенный к наукам об обществе, а больше всего – к философским дисциплинам.

Так вот: размышления теоретиков, включая Хабермаса, о солидарности, могут послужить здесь показательным позитивным примером. В конце 80-х гг. прошлого века философы разных стран были вовлечены в дискуссию, которая могла казаться их сугубо внутренним делом. Что касается Хабермаса, Апеля и их учеников, то эти дискуссии, восходя к коммуникативным концепциям обоих философов, а всего определеннее к так называемой этике дискурса, и породив целый веер исследований и дискуссий, побудили теоретиков, в частности, к понятийно-категориальным разъяснениям на тему “Справедливость и солидарность”. Хабермас посвятил этой теме раздел 3 своей книги “Разъяснения к этике дискурса” [Хабермас 1991]. Вполне объяснимо, что он привлекал к рассмотрению также самые популярные тогда общефилософские, в частности, этические произведения – например, знаменитые работы Р. Рорти о справедливости (и менее известную его книгу «Солидарность или объективность»; нем. перевод: R. Rorty. Solidarität oder Objektivität. St., 1988), исследования Л. Кольберга, Т. Скенлана и других авторов. Естественно, были даны ссылки на новые тогда работы К.-О. Апеля и самого Хабермаса.

Вместе с тем – и об этом уже в 2013 г. самокритично писал сам Хабермас – им в тех более «ранних публикациях была слишком узко определена связь между моральной справедливостью и солидарностью/нравственностью» [Хабермас 2013 web]. В частности, Хабермас сегодня дезавуирует свое следующее высказывание в «Разъяснениях…»: «Деонтологически понятая справедливость требует – в качестве своего другого – солидарности» [Хабермас 1991, 70]. В чем же, по мнению самого автора приведенных слов, состояла его неправота? А в том, что тогдашнее понимание вело к «морализированию (сведению к морали. – Н.М.) и деполитизированию понятия солидарности». Что, в свою очередь, стало большим недочетом именно в последнее время, когда понятие солидарности потребовалось применить не к одним этическим, а к социально-политическим или “чисто” политическим сторонам человеческих действий и отношений. Как раз в этом состоит – в чем прав Хабермас – особенность переживаемого нами исторического момента.

Итак, по Хабермасу, в современных условиях настоятельно необходимо преодолеть характерную для теоретических споров конца XX в. абстрактность, узость в понимании аспектов солидарности, чего потребовали, в частности, задачи конкретного регулирования отношений в рамках ЕС. Перед нами – выразительный материал, поясняющий те реальные связи между объективными тенденциями социально-исторической практики и философией, которые “потóм” как бы уходят в тень, отступают на задний план.

Актуальный сегодня практически релевантный аспект анализируемых теоретически-понятийных рассуждений состоит в том, что пару десятилетий назад не слишком важным казалось тщательное различение между двумя понятиями – “солидарность” и “справедливость” (в немецком языке соответственно: Solidarität и Gerechtigkeit). А сегодня, верно утверждает Хабермас, различить их на смысловом, теоретико-понятийном уровне настоятельно необходимо и для самой теории, и для практики. Хабермас приглашает своих читателей (и слушателей) прежде всего к размышлениям над особой солидарностью, выходящей за пределы нашей помощи, оказываемой родственникам, друзьям, соседям. И не о ней заводит речь Хабермас в интересующей его сегодня социальной связи. «То, что предполагает солидарное поведение – это политические, следовательно, организованные правовым образом и в данной связи специально устанавливаемые (artifizielle) связи. Национализм затушевывает это различие. Он неверно претендует на то, чтобы на место солидарности граждан государства была подсунута “национальная солидарность”, солидарные действия сотоварищей из твоего народа (Volksgenossen)». «…Обычно, говоря о “гражданской (staatsbürgerlicher) солидарности”, предполагают национальное государство» [Хабермас 2013 web] (в пример приводится особое нарушение такой солидарности – неуплата налогов, и это, несомненно, является, по Хабермасу, нарушением действующего права).

И все же надо исследовать новые измерения и тенденции. И они-то важны для ЕС. А здесь «понятийные отношения, – пишет Хабермас, – показывают, что понятие “солидарность” (в отличие от “нравственности”, Sittlichkeit) относится не к существующей, но, с политической точки зрения, к ещё только требующей своего формирования жизненной связи» [Там же]. Новые понятийные исследования, проясняющие актуальные требования солидарности, особенно те, что относились к практике ЕС, послужили своего рода опытным полем современной истории для особенно продвинутых философских рассуждений.

Правда, перекличка с высокими ценностными понятиями прежних эпох, как всегда, тоже существенна для Хабермаса. Он напоминает о братстве (fraternité) как третьем звене – наряду со свободой и равенством – знаменитого лозунга Французской революции. Философ уместно именует его “der Kampfbegriff”, т.е. боевым понятием, напоминая о его рождении в качестве «гуманистического обобщения сознания, порожденного мировыми религиями» (в том смысле, что «собственная религиозная община мыслится как часть универсального сообщества всех верующих»). И, конечно, о его связи с другими духовными явлениями первой половины XIX в. – с ранним социализмом, католическим учением об обществе, с зародившейся тогда социал-демократией. В них, кстати, понятие “братство” было спаяно, если не отождествлено, с солидарностью, полагает Хабермас. По мере развития индустриального капитализма оба понятия приобретали неоднородные, расходящиеся смыслы.

Но особенно настоятельно новые социальные связи и отношения, в XXI в. затребовавшие и обновленное толкование солидарности, проявились в тех объективных процессах, социальных преобразованиях, ответом на которые и было формирование Европейского Союза. Главными, по Хабермасу, историческими процессами здесь стали формирование (после катастроф обеих мировых войн) “социальных государств” и глобализация, со своей стороны выразившая порожденные экономикой взаимозависимости, которые перешагивали через национальные границы.

Перед лицом этих «системно-принуждающих необходимостей» (systemische Zwänge, системных принуд) были «взорваны привычные отношения солидарности». Возникла нужда в «реконструкции мелкомасштабных национально-государственных форм политической интеграции» [Там же].

Иными словами, оказалось, что теперь нельзя втискивать солидарные действия – и соответственно, общее понятие солидарности – в привычные для многих веков рамки помощи родственно-близким и ближним индивидам (членам своей семьи, родным, друзьям, соседям, своей общине и проч.). К слову, этими действиями (и понятиями) и сегодня никак нельзя пренебрегать. И такую “солидарность” нельзя сбрасывать с социально-исторических счетов, что, к сожалению, получилось в современном обществе, где во весь рост встали, как в России, проблемы покинутых детей и вообще проблемы детства, помощи старым и немощным.

Теоретически Хабермас, как мы видели, очерчивает сферу традиционных аспектов солидарности понятием “нравственность”, “Sittlichkeit”: имеются в виду фактическое устройство и духовные регулятивы совместной жизни на основе сложившихся устоев, обычаев, нравов (Sitte) внутри той или иной народной общности (это, кстати, требует нашего нового внимания к традиционному для немецкой философии различению понятий “Sittlichkeit”, нравственность и “Moralität”, моральность). Долгие века солидарность, если она вообще проявлялась, укладывалась только или преимущественно в эти рамки. В условиях непрерывных, в сущности, войн и раздоров прошлых веков редко найдешь примеры международной (по большей части небескорыстной) солидарной помощи. Только в жизни современного человечества, и больше всего вместе с международными организациями и супранациональными объединениями типа ЕС, появилась та область жизни, где актуальным стало понятие “солидарность” в особом, интересующем Хабермаса смысле. (К слову, сразу видно, что проблемы такой солидарности не тождественны другой теме – социальной справедливости.) И верно, что при такой солидарности сначала должны складываться, даже конструироваться, политико-правовые условия, рамки, на основе которых могут проводиться конкретные солидарные действия.

Так должно быть. А как обстоит в конкретной, реальной современной истории? “Солидарную” помощь в рамках ЕС пришлось оказывать срочно, но во многом стихийно, неожиданно – притом негаданно не только для рядовых граждан, но и для руководящих национальных и супранациональных элит. Были, конечно, отдельные умы, конкретные специалисты, которые кое-что предвидели (и, возможно, предупреждали верхушку евробюрократии), но их предчувствия и предупреждения, скорее всего, не принимались в расчет. Между тем нарастали, как снежный ком, многосторонние проблемы, вылившиеся в известные всем – как ясно теперь – структурные, а потому долговременные напряжения (Spannungen).

Конкретные вопросы о том, почему с такими напряжениями связано принятие мер солидарности внутри ЕС, Хабермас время от времени затрагивает. Однако для него, стратегически мыслящего философа и гражданина ФРГ, государства-донора, главное всё-таки состоит в призывах к тому, чтобы прежде всего осуществить понятийное прояснение – прояснение нового понятия “солидарность” (несводимого к тоже требующему актуального осмысления понятию “справедливость”). Наряду с этим, но только после этого, на основе теоретико-философского разъяснения, в ФРГ можно и нужно, полагает этот авторитетный мыслитель, тщательно осмыслить долго-, средне- и краткосрочные национальные интересы. Одним словом, перед лицом самых насущных кризисных явлений и потребностей (в данном случае относящихся к ЕС) предлагается масштабнее и глубже… мыслить, притом мыслить в строгих, специально проясненных понятиях. Думается, не только и не столько занятие философией толкает к таким выводам и призывам. Дефицит мысли и дефицит глубоко мыслящих руководителей и политиков везде и всюду, а не только в ЕС, признается чуть ли не главным источником накапливающихся социальных кризисов. Это острая проблема всей мировой цивилизации.

Возникает еще один вопрос: не охладела ли (по крайней мере) европейская публика к философским разговорам и призывам именно сегодня, т.е. после того как Европейский Союз погряз в трудноразрешимых сугубо практических проблемах? Обратимся к новым материалам.

1.9.                  О недавних событиях

Сравнительно недавно, 26 апреля 2013 г., Ю.Хабермас выступал с докладом в Католическом университете Лувена. Это был, кстати, не только доклад прославленного философа, на который собиралась многочисленная, как всегда в этих случаях, аудитория. «Среди присутствующих, – сообщает интернет-сайт “ Deutsche Welle”, – был также президент Европейского Совета Х. Ван Ромпёй; он руководит саммитами глав 27-ми государств и правительств ЕС» [Ригерт 2013, web]. О его полемике с Ю. Хабермасом и ответах философа одному из ведущих политиков ЕС – несколько позже. А сначала о том, как “ Deutsche Welle” презентировала состоявшееся событие. «Более чем 1500 студентов в самом большом, но переполненном зале Католического университета Лувена с напряжением ожидали этого легендарного исследователя. Кому не досталось места, могли следить за лекцией по большому экрану, установленному в саду Университета. Когда появился 83-летний философ и социолог, молодые слушатели поднялись со своих мест и стоя устроили овацию этому всемирно известному человеку критического духа. Юрген Хабермас около часа выступал с лекцией на тему “Демократия, солидарность и европейский кризис”, которая на протяжении многих лет является ведущей в его открытых лекциях в Европе» [Там же].

В Лувене Хабермас говорил о самых жгучих проблемах ЕС – по сути, о том же, о чем, в самом деле, на протяжении всех последних лет были его и гражданские, и творческие заботы человека, философа, к которому прислушиваются во всем мире. «Мы нуждаемся в солидарности», – таким подзаголовком газета снабдила одну из главных подтем выступления философа. «Юрген Хабермас резко критиковал сегодняшнюю политику спасения Европейского Союза. ЕС скатывается к технократии, приспособленной к финансовым рынкам. Но требуется развитие “супранациональной” демократии, при которой национальные государства, правда, сохраняются, но должны жертвовать суверенитетом», – так журналист “своими словами” передает центральную идею Хабермаса. А затем процитированы собственные слова философа: «Если хотят сохранить Валютный союз, сегодня уже недостаточно – перед лицом структурных различий отдельных стран, обремененных долгами – выдавать им кредиты с целью снова сохранить их конкурентоспособность… Вместо этого требуется солидарность и кооперативное участие, которое вырабатывается исходя из общей политической перспективы» [Там же].

Сказал Ю. Хабермас и о более конкретных проблемах и мерах. Нужны новые договоры, которые были бы инициированы и заключены Конвентом. Причем «ключ к изменению Союза находится в руках Германии. Ей, исходя из демографических и экономических оснований, принадлежит (сейчас) ведущая роль в Европе. Но она не должна поддаваться искушению претендовать на национальное единоличное лидерство. Речь идет не о “немецкой Европе”, – так “ Deutsche Welle” передает предостережение Хабермаса, – но о “Германии в Европе”» [Там же].

В ответах на многочисленные вопросы присутствовавших Хабермас критически высказался, в частности, о “курсе на экономию”, провозглашенном на уровне ЕС. «Я выступаю, – сказал Хабермас, – за более взвешенную хозяйственную политику, которая включает более точное определение целей инвестиционной программы для регионов и охватывает также целые страны. Эта политика должна противостоять нарастающей тенденции… в силу действия которой – при превалировании ценности конкурентоспособности и других ведущих ценностей – различия между членами Валютного союза углубляются» [Там же]. И, улыбнувшись, заметил, что сам он не является действующим политиком.

А присутствовавший на лекции Ван Ромпёй, как раз “действующий политик”, в вежливой, правда, форме возражал Юргену Хабермасу. Его возражения “ Deutsche Welle” обобщила под подзаголовком “ЕС уже изменяется”. Оратор, кстати, заметил, что когда он сам в 1968 г. начал изучать философию, Юрген Хабермас, был уже признанным ученым. Теперь он известен также тем, добавил еврочиновник, что постоянно размышляет о Европе и европейском единстве: «Когда мы говорили друг с другом, мы не во всем соглашались, профессор! Мы, (я) как политик, и (Вы) как интеллектуал, играем разные роли с различной ответственностью» [Там же]. Ответ ученого политику был вполне ожидаем. Хабермас сказал, что вполне понимает, сколь трудно на уровне Совета ЕС находить масштабные решения, но факты «принуждают к изменениям», более глубоким и продуманным, нежели те, на которые отваживается руководство ЕС.

Небольшое обсуждение, в котором участвовала преимущественно молодежная аудитория, не оставило сомнения в том, на чьей стороне в этом кратком, но принципиальном споре было большинство слушателей – на стороне философа! «Докторант Петер Оомельс верит в то, что критика старого ученого Хабермаса в точности соответствует тому, что переживают в Европе молодые люди (курсив мой. – Н.М.). Мы всё ещё мечтаем о европейской идее, но мы разочарованы тем, как ведется сегодня европейская политика» [Там же].

И здесь – коренные расхождения при сложившейся расстановке сил, причем не только в делах ЕС, но и во всей совокупности отношений между теми, кто “рулит” политическими и всеми иными социальными процессами, и теми, кем управляют. Дело не только в обычае европейцев, особенно молодых, критиковать действующих политиков – обычае, который давно существует в Европе и в последние десятилетия укоренился в нашей стране. Проблему следует определить глубже. Во всем мире имеет место явление, в суждении о котором сходятся и простые люди, и ученые, – явление, которое следует трактовать как часть общецивилизационного кризиса, более опасное, чем когда-либо в истории, ибо чреватое куда более глубокими, в том числе варварскими, последствиями: это кричащее несоответствие уровня политиков и политики настоятельным запросам реальной истории. Что, в частности, проявляется и в неумении ведущих политиков адекватно, глубоко мыслить о предлагаемых ими и проводимых в жизнь социальных решениях и мерах, как конкретных, так и общих, долгосрочных.

При всей необходимости соблюдать, особенно в восторженной молодой аудитории, почтительность по отношению к прославленному профессору, политический функционер Ван Ромпёй не удержался от вышеприведенного замечания, не лишенного чиновного снобизма: дескать, мы играем «разные роли с разной ответственностью». Здесь так и слышится: “интеллектуалы” ни за что не отвечают; им легко критиковать тех, кто практически действует, например, в политике… Но в самом ли деле существует строгая ответственность политиков за предложенное и содеянное? В этом есть сильные сомнения, идет ли речь о политике национальных государств, или о политике межгосударственных объединений. Возникают вопросы и сомнения более общего, цивилизационного характера: соответствуют ли и реальная политика, и сами действия политиков, цивилизационным “ролевым” требованиям? Разрыв здесь, в чем не надо специально убеждать население Земли, всегда был огромным. Но сегодня, в эпоху кризисов, разладов, войн, он особенно драматичен.

Когда мы говорим об обсуждении европейских проблем с участием Ю. Хабермаса, приходится констатировать, что критические суждения выдающегося философа критикуемыми им политиками все же услышаны и что диалог мыслителя и властей предержащих всё же имеет место. Всё это образует резкий контраст с тем, как относятся наши отечественные политики к концепциям, оценкам, предложениям ученых, к совокупным мнениям научного сообщества.

1.10.              Что настораживает в дебатах о ЕС?

Сформулирую общие и принципиальные критические замечания к упомянутым дебатам 2011 г. под общим названием “Европа и новый немецкий вопрос” и к идеям Хабермаса 2013 г., о которых только что шла речь.

Разговор о судьбах Европы, понятное дело, концентрировался на внутриевропейских событиях и проблемах, уже – на тех, которые сейчас актуальны для ЕС. Все остальное как бы “заключено в скобки” – пусть не полностью, но по преимуществу. И такое распределение приоритетов я считаю существенной ошибкой. Перед взорам читателей и слушателей типичных дебатов – только “европейская сцена”, хотя сцена всегда и постоянно должна быть, не может не быть, мировой, глобальной, общецивилизационной (“in weltbürgerlicher Absicht”. – Кант). И тот факт, что в упомянутых журнальных дебатах 2011 г. не нашлось места для “мирового измерения”, очень характерен и печален. Говорить о судьбах ЕС и как бы “отмыслить” то, что происходит, нарастает на других континентах, а также в странах Европы, которые не входят в ЕС, считаю серьёзнейшим пробелом (тем более в свете “всемирно-гражданских” предпосылок, теоретических и методологических, которые вообще-то приняты Хабермасом). Мне могут возразить: в каждом разговоре есть свои ограничения. Согласна. Но почему “заключение в скобки”, т.е. исключение целого ряда стран из сферы “мировой общественности” так опасно и настойчиво превалирует в подавляющем большинстве дискурсов европейцев и их средств массовой информации?

Правда, если говорить собственно о взглядах и концепциях Хабермаса, тут есть обнадеживающие теоретические, методологические, практические моменты. В своей книге “Цивилизация и варварство...”, имея в виду другие публикации Хабермаса первого десятилетия нашего века, я разобрала акцентированный им общецивилизационный аспект. В Предисловии к книге “Расколотый Запад” Хабермас пишет, что раскол Запада (в широком смысле последнего слова) проходит скорее не по линии выдвигаемых на первый план политических целей, а в связи «с грандиозными усилиями достичь состояния цивилизованности человеческого рода» [Хабермас 2004, 7]. Хабермас напомнил, что со времени Первой мировой войны началась эпоха «тотальных войн, тотального угнетения, механизированного варварства и массового бюрократического убийства». Он подчеркнул, что давно уже осознана «уязвимость» нашей сверхсложной цивилизации. Кстати, тема цивилизации и цивилизованности постоянно всплывала в упомянутом докладе Хабермаса, состоявшемся 16 июня 2011 г.: часто употреблялось – применительно к задачам ЕС – слово “zivilisieren” (цивилизовать). В личной беседе я спросила Хабермаса, как он уточняет смысл этой рекомендации. И получила ответ, который меня полностью удовлетворил: Хабермас сказал, что подразумевает необходимость учета во всех проектах и делах ЕС “всеобщего” (т.е. всемирно-гражданского, в смысле Канта) измерения.

Однако именно с этой точки зрения содержание, теоретический уровень разобранных и иных социальных дебатов оставляет желать лучшего, более того, внушает сильное беспокойство. Беспокоит не то, что какой-то разговор о масштабных кризисах, затрагивающих миллионы людей, ведется на прагматическом уровне или имеет в виду лишь специфические (в этом смысле частные) темы. Беспокоит то, что обсуждения, имеющие не “частное”, а общецивилизационное значение и рассчитанные на широкий круг интересующихся социальными проблемами индивидов, чрезвычайно редки. А если они и происходят, то, как правило, ограничиваются участием достаточно узкого круга историков, философов, занимающихся и озабоченных проблемами цивилизации.

Я провела своего рода социально-лингвистическое исследование, касающееся слова-термина “кризис”, локусов и смыслов его употребления. Скажу лишь о главном. Применительно к немецкому жизненному миру, включая политику, и даже к специальной литературе из Geisteswissenschaften, из гуманитарных дисциплин, бросается в глаза, что слово “кризис” встречается главным образом тогда, когда имеется в виду достаточно широкое, масштабное негативное явление, но всё же относящееся к какой-либо особой сфере: “кризис евро”, “кризис ЕС” и т.п. В политике охотно говорят о “кризисе” в отношении той или иной партии (например, в Германии – о либерально-демократической), о “кризисе доверия” к правительству. Словосочетание “кризис современной цивилизации” фигурирует крайне редко, да и само понятие “цивилизация” чаще всего употребляется или в исторических контекстах, или тогда, когда хотят подчеркнуть неповторимую специфику какого-либо конкретного социокультурного топоса. Мировой цивилизации, т.е. современной истории “in weltbürgerlicher Absicht” (выражаясь уже приведенными словами Канта), как бы и не существует, если обозревать множество, даже подавляющее большинство подобных дискурсов и сочинений.

Полагаю, это тоже весьма серьёзное упущение, и не только теоретического характера. Даже описание проблем в каком-либо относительно общем – например, европейском контексте, притом ограниченном рамками ЕС, – грозит отсутствием должной глубины их анализа и, соответственно, неадекватными мерами и решениями. Скажем, когда в подобном ключе разбирается тема “евробюрократии”, то из виду упускается уровень и масштаб вопроса об общецивилизационных особенностях именно современной бюрократии. Когда речь идет о переходе от национальных структур к супранациональным, то принципиальную общность этой проблемы для всей современной цивилизации неверно, контрпродуктивно даже на время “заключать в скобки”. Но те люди (идеологи, теоретики, представители национальных элит), которые призывают к учету, скажем, “общего” для ЕС, сами как бы “отмысливают” или очень мало принимают в расчет Европу в целом, а тем более мировую цивилизацию как таковую, её проблемы и коллизии.

Ещё одно мое замечание к постулатам и концепциям, часто замкнутым на проблемы ЕС и стимулированным горячим желанием увидеть это объединение полноценным, активно функционирующим государством, состоит в следующем: поскольку авторы их нацелены на скорейшее и кардинальное решение проблемы, они при осознании и даже акцентировании всех трудностей всё-таки недооценивают, пожалуй, глубину и долговременность тех общих оснований и предпосылок, которые эти трудности, перекосы порождают.

Характерна небольшая деталь. Модератор У. Гуеро в упомянутых дебатах 2011 г. о ЕС задала Хабермасу вопрос о том, не заключается ли в конкретных процессах (скажем, в “кризисе евро”) «недооценённая сложность», связанная с тем, что экономические модели и концепции разных стран ЕС весьма гетерогенны, так что приемлемое для одной страны оказывается совершенно неприемлемым для другой. Хабермас в то время посетовал: дискуссию, и так перегруженную многими темами, вольно или невольно отягощают всё новыми и новыми оттенками. И всё же признал, что при всей оправданности усиленного внимания к внутриевропейским, в рамках ЕС, проблемам и делам, глобализация затребовала иные повороты. «Глобализация подталкивает Европу к совершенно другим императивам... Три главных понятия становятся важными: самоутверждение, конкретное взаимодействие в обеспечении мировой внутренней политики и сохранение многообразия нашего культурного биотопоса» (курсив мой. – Н.М.) [Хабермас 2011^б, 59]. Всё верно и четко. Но есть немало сомнений и беспокойств относительно того, совместится ли и как совместится сегодня и в будущем “самоутверждение” стран и народов, всегда предполагавшее и предполагающее и сегодня сильные национальные (совсем не обязательно националистические) обертоны, и желаемое построение супранационального общеевропейского государства. Иными словами, вполне можно сомневаться в том, что это будет успешным делом самого близкого будущего. При ином подходе, т.е. в случае нетерпения и быстрых решений “сверху”, реалистично ожидать как раз нежелательного всплеска национализма. Можно быть сильно недовольными национальными бюрократами, коррупционерами и проч. Но “супранациональные” евробюрократы ничуть не лучше, что выразительно подтверждено как раз анализом Хабермаса. Есть и много других проблем и сомнений.

В современном мире уже существуют и, видимо, ещё будут возникать другие быстро крепнущие межгосударственные образования, новые “игроки” на огромнейшей сцене общемирового развития. Упускать это из виду, размышляя о будущем Европы, ЕС, любой отдельной страны, недальновидно. И в связи с этим хочется заметить: особая проблема при чтении именно работ Хабермаса – почти полное умолчание в них о России. Но это – тема специального разговора.

Литература

Брункхорст 1997 – Brunkhorst H. Solidarität unter Fremden.  Fr. a/M.: Fischer, 1997.

Деги 2003 – Deguy M.  Auf nach Königsberg! Drei Ideen für Europa // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 01. 10. 2003. № 228.

Мотрошилова 2010 – Мотрошилова Н.В. Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов. М.: Канон+, 2010.

Ригерт 2013 web– Riegert B. Habermas kritisiert Europas Führung //

 http://www.dw.de/habermas-kritisiert-europas-f%C3%BChrung/a-16775688

Фишер 2011 – Ein Gespräch mit Jürgen Habermas, Joschka Fischer, Henrik Enderlein und Christian Calliess. Europa und die neue Deutsche Frage // Blätter für deutsche und internationale Politik. 2011. № 5.

Хабермас 1991 – Habermas J. Erläuterung zur Diskursethik. Fr.a/M.: Suhrkamp Verlag, 1991.

Хабермас 2004 – Habermas. J. Der gespaltene Westen. Fr. a/M :Suhrkamp Verlag, 2004.

Хабермас 2011^а –Habermas. J. Europa am Scheideweg // Handelsblatt. 17. 06. 2011. № 116.

Хабермас 2011^б – Habermas J. Der Konstruktionsfehler der Währungsunion // Blätter für deutsche und internationale Politik. 2011. № 5.

Хабермас 2011^в –Habermas J. Zur Verfassung Europas. Ein Essay. Berlin: Suhrkamp Verlag, 2011.

Хабермас 2013 web – Habermas J. Der technokratische Sog. Eine zerrissene Union verharrt an der Schwelle zur Solidarität/https://docviewer. yandex.ru/print.xml?sk=yb4ebd6e1abd1867b660fc27cacab86ae&id=4a2o-7xwlwg