Цель работы – иллюстрация широты спектра понимания натурализованной метафизики в рамках проекта натурализации. Натурализация является конструктивным средством анализа философских проблем, в частности, позволяющим найти общие основания для соотнесения различных метафизических концепций в одной области исследования. Реализм как общая метафизическая установка получает различные натурализованные интерпретации в рамках научного реализма и диалектического материализма в силу соответствующих им характерных оснований натурализации и степени общности онтологических допущений. В натуралистической перспективе научный реализм и диалектический материализм демонстрируют хорошую устойчивость по отношению к ключевым проблемам научной онтологии, таким как проблемы недоопределенности и мета-индукции.

The paper aims to illustrate a broad range of understanding of naturalized metaphysics within the naturalization project. Naturalization is one of the constructive means of analysis of philosophical problems, for example, it provides a common ground to compare a different ontological conceptions in the same field of investigation. Realism, as a general ontological stance, receives different naturalized interpretations in scientific realism and dialectical materialism because of different grounds of naturalization and degrees of ontological generality. Within the naturalistic perspective scientific realism and dialectical materialism show a lot of similarities concerning the ontology of science, defeating underdetermination and meta-induction.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: натурализация, научный реализм, диалектический материализм, У. Куайн, М. Девитт.

KEY WORDS: naturalization, scientific realism, dialectical materialism, W. Quine, M. Devitt.

Одна из особенностей философского дискурса – необязательность окончательных ответов: его суть, скорее, в том, чтобы показать разнообразие возможных вариантов, а качество определяется последовательностью и обоснованностью интеллектуальных шагов. Позитивный прирост философского знания сам по себе может состоять в правильной реконструкции той или иной проблемы, с использованием как разнообразных приемов интеллектуального творчества, так и результатов, полученных предшественниками и современниками. Естественно, последовательность шагов и уровень оценки материала могут быть разными, и мы привыкли к тому, что значимость и красота все равно будут определяться удачно подобранными эвристиками. Однако именно вопросы выбора оснований, компоновки и обоснованности переходов в конечном итоге определяют содержательность гипотезы исследования.

Сравнение двух метафизических установок – занятие неблагодарное, даже если они используются для интерпретации одной области знания. Научное знание невозможно без научной онтологии, и любой разговор, например, о существовании электронов, генов или бозона Хиггса так или иначе приводит к философскому пониманию их существования. Сразу оговоримся: объект метафизики – структура объективной реальности. В то же время научная онтология контингентна. Более того, развитие науки сопровождается ограничением области применимости теории, за пределами которой будет работать уже другая теория. Подобный ход рассуждений (использование идеализированных представлений для поиска ограничения области применимости исходной схемы) не легитимен в метафизике. Мы не можем воспользоваться рассуждениями «от науки» в рамках априорной метафизики, так как у нас нет и быть не может соответствующей модели развития метафизического знания, метафизическая теория истинна всегда, ее нельзя опровергнуть, ее можно только постулировать.

Диалектический материализм и научный реализм в том виде, как мы их здесь интерпретируем, – это две именно метафизические теории. Требуется некоторое усилие, чтобы представить их как две разновидности одной более общей метафизической теории – метафизического реализма, однако в результате мы получим, что какими бы ни были основания, обе теории достаточно хорошо демонстрируют устойчивость по отношению к ключевым проблемам научной онтологии, таким как проблемы недоопределенности и мета-индукции. Несомненно, наибольший интерес вызывают вопросы демонстрации не сходств, а различий,  например, указание на то, что появилось ценного в одной перспективе, чего не было в другой, и почему. Основной целью работы является иллюстрация потенциальных возможностей, которые предоставляет проект натурализации для интерпретации широкого спектра метафизических установок, как новых (научный реализм), так и старых (диалектический материализм). Нет ничего удивительного или неправильного в том, чтобы соотнести или представить в натуралистической перспективе другие философские традиции, поскольку натурализация по определению представляет собой самостоятельный тип философствования в целом.

Ниже мы отдельно остановимся на метафизическом реализме. Его фундаментальность определяется характерной перспективой приложения, однако именно общность метафизической предпосылки существования объективной реальности является основным затруднением ее использования для интерпретации конкретного вида знания. Натурализация как конструктивный метод интерпретации и решения философских вопросов, на наш взгляд, полностью решает проблему переноса собственно философской аргументации в другие области. Такие элементы проекта натурализации, как отрицание априорного характера Первой философии или «возвращение психологии», вместе с различными их интерпретациями, позволяют получить целый спектр натурализованных метафизик, каждая из которых, например, будет пригодна для обоснования своего локального варианта рабочего платонизма. В заключении мы проведем реконструкцию научного реализма и диалектического материализма через эту призму натурализованной метафизики. Теория отражения и характерная интерпретация онтологического монизма в рамках диалектического материализма, точно так же, как тезисы «поставить метафизику вперед» и «независимость истины», в приводимой интерпретации натурализованного научного реализма будут лишь элементами, иллюстрирующими характерные различия в основаниях натурализации и степени общности онтологических допущений. Обсуждение онтологического статуса электрона и выбор метафизической концепции – это разные вещи, тем не менее, приводимые аргументы наглядно показывают, что у нас намного больше оснований верить реалистской интерпретации научного знания, если мы опираемся на научный реализм или диалектический материализм, чем наоборот.

Реализм и отечественная традиция

Как ни парадоксально, но в отечественной философской традиции до сих пор существует путаница относительно употребления понятия «реализм». Возможно, сказывается ленинская критика. И все же ситуация выглядит несколько необычно: обладая одной из лучших школ и традиций в том, что касается интерпретации представления об объективности реальности, отечественная философия, в частности, философия науки, явно дистанцируется от полемики реализма/антиреализма. Складывается впечатление, что проблематика остается не понятой [i]. Классическим определением реализма, по нашему мнению, следует считать следующее определение, которое приводит Р. Херст: «[Реализм] – это точка зрения, согласно которой материальные объекты существуют внешним по отношению к нам образом и независимо от данных нам ощущений. Реализм, таким образом, противопоставляется идеализму, который предполагает, что не существует таких материальных объектов или что внешняя реальность не существует вне нашего сознания или знания относительно нее, и что все существует, в определенном смысле, зависимым от сознания образом» [Херст 1967, 77].

Привычное для отечественной традиции разделение между материализмом и объективным и субъективным идеализмом в данном случае может ввести в заблуждение. Платон, И. Кант и В.И. Ленин – реалисты. Реализм – это то, с чего начинается философия. Бытие Парменида, принцип тождества бытия и мышления, путь истины и путь мнения – блестящие образцы разработки именно реалистской концепции. Конечно, все это несколько отличается от слабой версии реализма в смысле И. Канта, однако дает достаточно четкое представление о том, в чем разница, например, между реализмом и феноменологией Э. Гуссерля с ее «выносом за скобки». Как метафизическая доктрина реализм в первую очередь утверждает существование объективной реальности.

ХХ век принес с собой два по-настоящему серьезных, независимых и фундаментальных (с учетом их влияния и места в интеллектуальной истории) метафизических проекта – диалектический материализм В.И. Ленина и феноменологию Э. Гуссерля. Метафизические представления, отвечающие «третьей стороне», которые впоследствии разовьются в доктрину научного реализма, значительно запоздали, в первую очередь, в силу того, что в начале ХХ в. еще не существовало того, что мы сейчас понимаем под наукой. Эти представления имеют картезианские корни (Д. Армстронг, У. Селларс, Дж. Смарт и др.), что вполне объяснимо, так как гегелевская диалектика оказалась, по-видимому, чересчур громоздким инструментом, а переживание Lebenswelt обернулось не чем иным как философской антропологией, что также затрудняет достижение целей, стоящих перед метафизикой, если понимать ее в классическом смысле. Отчасти в этом запаздывании также виноват проект аналитической философии (М. Даммит, Д. Дэвидсон, Дж. Кац, Дж. Фодор и др.) в рамках которого аналитическая метафизика (если такая вообще возможна) пытается увязать, с одной стороны, математический платонизм, а с другой – представление о физическом мире, изучаемом естественными науками. Для своего времени аналитический проект, становление которого связывают с лингвистическим поворотом и именами Г. Фреге, Б. Рассела и Л. Витгенштейна, был весьма прогрессивным: постулировалось, что развитие именно научных представлений способно преодолеть заблуждения классической метафизики. В частности, хорошим примером, иллюстрирующим новые «научно-ориентированные» требования к метафизике, является критика Б. Расселом классического метафизического понимания причинности, которое он объясняет антропологическими факторами – асимметрией прошлого и будущего в сознании человека, – указывая на то, что наука уже давно не работает с «архаическим» понятием причинности; см.: [Рассел 1917, 180, 184–186]. Однако впоследствии «семантический приоритет», на наш взгляд, полностью разрушил то позитивное, что изначально могло бы быть заложено в проекте аналитической метафизики. Следуя Ф. Макбрайду, семантический приоритет можно назвать современным воплощением идеалов лингвистического поворота, сюда включаются: требования синтаксической определенности, наличия референциального механизма и наиболее важное для нас требование лингвистического приоритета: «Лингвистические категории предшествуют онтологическим» [Макбрайд 2003, 115]. Требование «объект теории существует, только если теория истинна» отрицает саму возможность говорить о метафизике в привычном смысле [ii]. Примечательно то, что более современное определение реализма почти полностью закрепляет разрыв с классической традицией: вместо объективной реальности разговор идет о многообразии форм реализма и о преимуществах его семантической трактовки в духе М. Даммита; см.: [Крэг 1998].

Дальнейшее развитие научного реализма как самостоятельной метафизической концепции стало возможным только после того, как возник и стал успешно развиваться проект натурализации.

Натуралистический поворот и метафизика[iii]

По всеобщему убеждению, проект натурализации является реакцией на лингвистический поворот (см., например: [Китчер 1992]). Проект натурализации начинается с отрицания основного элемента последнего – уверенности в том, что философская рефлексия по природе своей является априорной. Философию следует рассматривать как эмпирическую науку, по сути, ничем не отличающуюся от естественных наук, в которых знание, в определенном смысле, является эмпирическим [Куайн 1969]. Соответственно, вместо априорных логических построений, которые ранее обосновывали наше представление о реальности, мы должны ограничить себя конкретным когнитивным процессом, который используется в реальной практике и интерпретируется нами как абсолютно достоверный. Естественно, в общем случае, научный метод не обязан выступать единственным «основанием натурализации», то есть заранее выбранным методом получения знания, который мы полагаем как достоверный. В общем случае от натурализованной философии в целом мы потребуем: отрицания априорности Первой философии (У. Куайн), «возвращения психологии» (Ф. Дретске) и превращения эпистемологии в методологию (Л. Лаудан); см.: [Китчер 1992]. Все это будет необходимо ввиду очевидных преимуществ, которые дает переход к анализу классических проблем в натуралистической перспективе: «нерешаемые» философские проблемы, такие как скептический аргумент (Р. Декарт), соотношение феноменального и ноуменального миров (И. Кант) или референциальная пропасть (Х. Патнэм), находят свое оригинальное решение; см., например: [Девитт 1997]. Конечно, выбор научного метода в качестве «основания натурализации» имеет свои соображения, в первую очередь, продиктованные культурными предпочтениями, в частности, уверенностью в эпистемологическом приоритете научного мировоззрения перед любым другим. Фундаментальный характер научной натурализованной метафизики мотивируется самим фундаментальным характером научного знания, как следствие убежденности в том, что ни один из других типов метафизики (религиозную, обыденного опыта и т.д.) нельзя рассматривать, как часть достаточно легитимной попытки представить содержание объективной реальности [iv].

Остановимся на преимуществах, которые дает новый способ подачи метафизики. Одной из характерных особенностей современного понимания роли и содержания процедуры натурализации является тезис о том, что конструктивно натурализованные представления в философский дискурс можно ввести, только если допустить первичность онтологических построений по отношению к эпистемологическим или семантическим. Натуралистическая перспектива позволяет наглядно и по-новому проинтерпретировать классическое представление о первичности метафизики, она дает возможность «поставить метафизику вперед» (М. Девитт). Отметим, что этот шаг не предусмотрен ни в одном из доминирующих в настоящее время глобальных философских проектов – ни в рамках лингвистического поворота, ни в рамках феноменологии, которая также в некотором смысле претендует на то, чтобы называться эмпирической, но в большей степени копирует все недостатки собственно аналитической философии. Следуя классической традиции (Платон), метафизические построения должны определять содержание всей философии. Однако, именно априорный характер метафизики стал причиной замены классически понимаемой метафизики различными суррогатами, выражением которых служат такие высказывания, как «существовать значит быть значением переменной» (У. Куайн) или «явления таковы, каковыми обнаруживают себя вещи в данной практической ситуации» (М. Хайдеггер).

На наш взгляд, наиболее наглядный пример рассуждения «от метафизики» – опровержения скептического аргумента, в том виде, например, как он приводится, когда постулируется пропасть между чувственным и рациональным. «Нерешаемой» эту проблему делает именно направление аргументации: мы рассуждаем от эпистемологии (пропасть непреодолима) к метафизике (реализм, как утверждение о существовании объективной реальности следует опровергнуть). В то же время в натуралистической перспективе у нас появляется возможность рассуждать от метафизики к эпистемологии. И более того, и метафизика, и эпистемология здесь будут являться в каком-то смысле эмпирическими. То же самое можно сказать, например, и по отношению к семантической интерпретации скептического аргумента, когда опровержение реализма есть следствие первичности не эпистемологической (Р. Декарт), а семантической (Х. Патнэм) аргументации.

Любая философская доктрина, достигшая определенной степени строгости, будет выделять несколько тезисов, последовательно раскрывающих онтологический, эпистемологический, семантический, методологический, аксиологический и другие аспекты. Учитывая абсолютный характер основания натурализации, мы говорим, что онтологический тезис, фиксирующий онтологические допущения, более обоснован, чем эпистемологический (семантический и др.) тезисы. Именно так: сначала у нас есть сущности (электроны, кварки и т.д.), полученные достоверным методом, а затем мы эмпирически же убеждаемся в том, как выполняются эпистемологическая и другие части доктрины. Собственно роль эпистемологического (семантического и др.) тезиса заключается в том, чтобы контролировать неслучайность знания, полученного заданным достоверным процессом. Эпистемологическая (семантическая и другая) часть доктрины подчиняется своим целям и существует независимо от онтологической.

Одна из основных установок натуралистического поворота состоит в том, что сам факт того, что у нас нет адекватных эпистемологических (семантических и др.) представлений, для того чтобы с их позиций в достаточной степени обосновать онтологические допущения, еще не говорит о том, что последние плохо обоснованы. Суть тезиса «поставить метафизику вперед» состоит в том, чтобы закрепить надлежащее отношение между онтологическим и эпистемологическим (семантическим и др.) тезисами и блокировать возможный скептицизм, следующий за сомнениями в том, что обращение к эпистемологии или семантике может разрешить вопросы существования. Вместо того чтобы следовать от эпистемологии и семантики к онтологическим допущениям, нужно, наоборот, использовать онтологические допущения для проверки эпистемологических и семантических тезисов, по крайней мере, поскольку степень их эмпирического обоснования ниже, чем степень обоснования онтологических допущений, которые сами эпистемологический и семантический тезисы стремятся опровергнуть, столкнувшись с непреодолимой пропастью между чувственным и рациональным.

В каком-то смысле это возвращение к истокам, однако вместо априорной платоновской метафизики здесь появляется реальная возможность говорить именно о научной эмпирической метафизике, редуцировать собственно метафизические соображения к научной онтологии. Разница между научной онтологией и научной метафизикой в том же, в чем разница между наукой и философией – в объекте исследования. И поскольку философия – это прежде всего мета-мировоззренческая теория, то научная метафизика – это следствие достижения научным знанием определенного уровня системности, когда поиск эмерджентных характеристик знания сопровождается (осознанно или неосознанно) выходом за пределы характерного для науки в целом уровня теоретизирования. Натурализация – это способ низвести классически понимаемую метафизику (Первую философию) до уровня той, которая пригодна для интерпретации научного знания. Собственно научная онтология проявляет себя в объясняющей силе и в соответствующей роли, которую она играет, для того чтобы связать две конкретно-научные гипотезы. Тогда роль метафизической гипотезы в рамках натурализованной научной метафизики может заключаться в том, чтобы охватить как можно больше конкретно-научных гипотез, принятых современной наукой. Речь идет о том, что указанную эмерджентную характеристику знания, о которой мы говорим, когда переходим на другой уровень теоретизирования (к метафизике), можно связать, например, с поиском его (знания) унифицированного представления. Несомненно, выбор искомой эмерджентной характеристики – это не простой вопрос. Наиболее радикальные сторонники натурализации научной метафизики подчеркивают, что натуралистический поворот в том виде, как мы его здесь эксплицируем, утверждает, что нет никакой другой метафизики, кроме метафизики, продиктованной в обозначенном смысле современной нам наукой. Подлинная научная метафизика должна быть эмпирической и быть мотивированной исключительно «попытками унификации различных гипотез и теорий, которые составляют базис современной науки» [Лэдимен 2009, 1]. В данном случае «охватить» (как можно больше конкретнонаучных гипотез и представлений) может означать, в том числе, выстроить такую концепцию научного реализма, которая не только будет успешно противостоять классическим аргументам против реалистской интерпретации научного знания, но и будет свободна от неосхоластики, – будет принципиально отстаивать связь метафизических представлений и ключевых представлений, составляющих ядро научного знания именно сейчас.

Не каждая метафизическая гипотеза пригодна для интерпретации научной онтологии. Интерес вызывает то, что подходящие (с современной точки зрения) установки закреплены не только в актуальных проектах (научный реализм), но и в проектах, которые сформировались достаточно давно  (диалектический реализм).

Научный реализм, диалектический материализм и проблемы недоопределенности и мета-индукции[v]

Проблемы недоопределенности и мета-индукции являются основными аргументами против реалистской интерпретации научного знания (Л. Лаудан, Б. ван Фраассен и др.). Обе эти проблемы, в свою очередь, являются следствиями еще более общих гипотез – тезиса о возможности эмпирически эквивалентного описания (Р. Бойд, У. Куайн) и тезиса об онтологической элиминируемости (Т. Кун, П. Фейерабенд) соответственно. Для нас в данном случае наиболее важно то, как научный реализм и диалектический материализм, будучи представленными в натуралистической перспективе, смогут сохранить реализм в том, что касается научной онтологии. Основная проблема здесь заключается не столько в том, как преодолеть проблемы недоопределенности и мета-индукции в натуралистической перспективе (требование «поставить метафизику вперед» является достаточно сильным, для того чтобы обосновать вывод, что эти аргументы не достигают своей цели), а в том, как, собственно представить научный реализм и диалектический материализм в натуралистической перспективе и к чему это приведет.

В общем случае научный реализм утверждает, что ненаблюдаемые теоретические объекты, постулируемые успешными научными теориями, существуют. Примечательно, что первые серьезные работы по научному реализму (Дж. Смарт, Г. Максвелл, Р. Бойд, Х. Патнэм) вообще не были связаны с проектом натурализации. В центре внимания были различные версии аргумента «чудеса не принимаются» или «вывода к лучшему объяснению», то есть различные варианты абдуктивного обоснования существования ненаблюдаемых объектов успешных теорий; см., например: [Псиллос 1999]. На наш взгляд, на этом этапе было достаточно сложно сказать, какое место это «существование ненаблюдаемых объектов» занимает по отношению к классической метафизической постановке проблемы существования. Объективное существование ненаблюдаемых объектов подавалось как «эмпирическая гипотеза», что вызывало вполне объяснимую критику (Л. Лаудан, А. Файн, Б. ван Фраассен и др.). Определенный прорыв был сделан только после того, как закрепился проект натурализации (см., например: [Девитт 1997]) и устоялось новое понимание физикализма и верификационистского характера научной метафизики (см., например, [Лэдимен 2009]). Они окончательно избавили научный реализм от неосхоластики (попыток рассуждать о научной метафизике не прибегая к современным научным данным) и ряда классических дихотомий, таких как: аналитический – синтетический тип суждений; язык наблюдения – язык теоретических терминов; дедуктивное – амплиативное обоснование правил вывода; представление об уровнях реальности (макро–микро, духовное–материальное) и т.д.

В этих условиях проблемы недоопределенности и мета-индукции уже не представляют опасности. Аргумент недоопределенности не будет направлен непосредственно против реализма. Он не может достичь своей цели, то есть опровергнуть возможность эмпирического обоснования существования ненаблюдаемых объектов или обоснования одной из альтернативных теорий, постулирующей их, главным образом вследствие ограниченности своей основной посылки – возможности построения эмпирически эквивалентной теории. Даже если мы рассмотрим различные постановки проблемы (тезис Дюгема–Куайна; узкий и широкий тезисы недоопределенности, связанные с объемом класса всех возможных данных, на которых проверяется эмпирическая эквивалентность двух разных теорий), сложно представить, что нам не удастся показать преимущества онтологии, заданной одной из теорий. Приведенные соображения о первичности онтологии в натуралистической перспективе и характерное решение проблемы чувственного–рационального будут гарантировать, что теории, постулирующие различные ненаблюдаемые объекты, будут по-разному соотноситься с любым классом возможных эмпирических данных. Что касается проблемы мета-индукции, то все многообразные исторические примеры, убедительно «доказывающие» факты элиминации, не играют необходимой доказательной роли. Аргумент мета-индукции строится как утверждение, что с точки зрения некоторой теории, которую мы примем в будущем, у нас нет оснований предполагать, что объекты, которые постулируют современные теории, действительно существуют (Х. Патнэм). Однако отметим, что подобная мета-индукция не нацелена на то, чтобы опровергнуть реализм, она нацелена на то, чтобы опровергнуть основание реализма – редукцию к науке в определенный момент времени t. Для любого t  в прошлом было ошибкой вывести реализм (t), поэтому вероятно ошибочно выводить реализм (сейчас). Это очень сильное допущение. Антиреалист, ссылаясь на очевидность исторических случаев элиминации (теплород) и желая опровергнуть реализм, должен показать: во-первых, то, что ошибки теорий прошлого были очевидны, то есть, что все теории прошлого были ложны, а, во-вторых, то, что по отношению к теориям прошлого современная наука не становится более успешной, что и в настоящее время мы также не способны прийти к (приближенно) истинному знанию. И опять приведенные соображения о первичности метафизики и характерное решение проблемы чувственного–рационального будут гарантировать то, что проблема мета-индукции не может опровергнуть научный реализм. С точки зрения натурализации гораздо важнее переход от того, что мы фактически знаем, к тому, что собой представляет процесс получения (обоснования) знания, а не переход от рассуждения о том, каким должно быть знание или его обоснование (например, оно обязательно должно иметь эмпирический характер или отвечать конкретной теории указания), к тому, что мы можем знать.

Ситуация вокруг диалектического материализма и сложнее, и проще одновременно[vi]. Объективный характер знания, онтологический монизм, интуитивно понятный тезис об исторической обусловленности процесса познания, эпистемический оптимизм, теория отражения, роль практики, – все это делает диалектический материализм, взятый в этом упрощенном виде, одной из наиболее удобных онтологических концепций интерпретации научного знания, в первую очередь как основания научного мировоззрения. Сюда же стоит добавить очевидный успех одной из наиболее продуктивных, на наш взгляд, концепций, которые были разработаны на базе диалектического материализма – речь идет о концепции системы методологических принципов научного познания (М.В. Мостепаненко, И.В. Кузнецов и др.). Методологические принципы научного познания могут обладать различными основаниями (онтологическими, эпистемологическими и др.) и по сути могут считаться наглядной интерпретацией тезиса Л. Лаудана о превращении в натуралистической перспективе эпистемологии в методологию определенного вида; см.: [Лаудан 1996]. В определенном смысле диалектический материализм уже отвечал основным элементам проекта натурализации.

Тезис о необходимости «поставить метафизику вперед» (М. Девитт), по-видимому, можно сравнить с принципом единства теории и практики в применении к исходному пункту исследования, который предполагает «первичность объекта относительно субъекта» [Константинов, Марахов 1981, 16]. Материальный объект первичен не только по отношению к знанию (оно само есть метаобъект), но и к деятельности (и практической, и теоретической). Причем существование объектов, которые существуют до, вне и независимо от этой деятельности (динозавр), а также объектов, которые не существуют до нее, но существуют вне и независимо от нее (паровоз), по-видимому, уже закладывает потенциальную возможность преодоления проблем недоопределенности и мета-индукции. Относительный характер истинности научной теории, вместе с соответствующим пониманием исторического характера деятельности и приращения знания, по определению гарантирует то, что теория, предлагающая более успешную онтологию, будет наиболее «приближенно истинной», а также то, что старые теории не являются ложными, но отвечающими представлениям своего времени.

Разница в понимании натурализованной научной метафизики и натурализованной интерпретации диалектического материализма будет заключаться лишь в характерных основаниях натурализации, а также – степени общности онтологических допущений. Для научного реализма, который строился для защиты реалистской интерпретации научного знания и научной онтологии, основанием натурализации (постулируемый абсолютно достоверный метод получения убеждений) является научный метод. В то же время диалектический материализм разрабатывался для решения несколько других задач и, в отличие от научного реализма, изначально строился как широкая метафизическая доктрина. На наш взгляд, в данном случае в качестве основания натурализации следует определить диалектический метод, в частности, потому что «только последовательно диалектический подход к процессу познания способен дать научное обоснование материализма» [Там же, 8]. 

Тезис «превращения эпистемологии в методологию» (Л. Лаудан), по-видимому, отвечает уже упоминавшейся необходимости интерпретировать содержание и развитие научного знания в рамках системы методологических принципов. Тезис «возвращения психологии» (Ф. Дретске) также переносится достаточно легко. В рамках научного реализма мы можем связать этот тезис, например, с тезисом о социологической отмене философии (Р. Коллинз), закрепляющим социальный характер науки и в плане понимания содержания научного знания ставящим на первое место не метод, а научное сообщество, институционально закрепляющее процедуры допустимости и коррекции знания. Соответственно, в рамках диалектического материализма мы можем связать этот тезис с характерным пониманием практики, которая не только связывает материальный объект именно с той областью объективной реальности, которая является именно «предметом практики и познавательной деятельности» [Там же, 10], но и как критерий истинности, в том смысле, что в теории материалистической диалектики принцип единства теории и практики является исходным пунктом.

Следуя приведенным аргументам, научный реализм и диалектический материализм стоит рассматривать как две разновидности, две натуралистические интерпретации метафизического реализма, постулирующего существование объективной реальности. Да, формально и основания натурализации, и общность онтологических допущений, и непосредственные интерпретации основных элементов проекта натурализации, – все является разным. Наша цель была продемонстрировать потенциальную широту спектра понимания натурализованной метафизики, в частности, применительно к анализу научного знания. Без этого, вне рамок проекта натурализации, связь между философской метафизикой и обсуждением онтологического статуса теоретических объектов, на наш взгляд, была бы неполной. Философия не является наукой, но является научной. В том смысле, что не существует такой вещи как автохтонный научный метод, как метод, присущий исключительно деятельности ученых, в нем нет ничего специфически научного, это, условно, набор правил, присущих любому рациональному рассуждению надлежащего уровня строгости, его основная цель – объективность получаемого знания, которое по определению имеет контр-интуитивный и коллективный характер. Научная метафизика должна быть метафизикой верификационистского прагматического толка, – без этого вряд ли можно представить адекватную связь между наукой и философией. Проект натурализации – одно из немногих оснований, в рамках которого можно действительно объяснить, опираясь на современные философские соображения, почему «электрон также неисчерпаем, как атом».

Литература

Головко 2007^а – Головко Н.В. Натурализация эпистемологии и основные аргументы против научного реализма. I. Скептический аргумент // Вестник НГУ. Сер. Философия. 2007. Т. 5. Вып. 1. С. 8–13.

Головко 2007^б – Головко Н.В. Натурализация эпистемологии и основные аргументы против научного реализма. II. Недоопределенность и (мета)индукция // Вестник НГУ. Сер. Философия. 2007. Т. 5. Вып. 2. С. 9–16.

Головко 2010 – Головко Н.В. Натуралистический поворот: первичность метафизики // Вестник НГУ. Сер. Философия. 2010. Т. 9. Вып. 4. С. 33–38.

Головко 2011 – Головко Н.В. Натуралистический поворот: современная наука и метафизика // Вестник НГУ. Сер. Философия. 2011. Т. 9. Вып. 3. С. 30–36.

Головко 2012 – Головко Н.В. Структурный реализм и (мета)индукция // Вестник НГУ. Сер. Философия. 2012. Т. 10. Вып. 1. С. 13–18.

Девитт 1997 – Devitt M. Realism and Truth. Princeton, 1997.

Китчер 1992 – Kitcher P. The Naturalists Return // Philosophical Review. 1992. Vol. 101. P. 53–114.

Константинов, Марахов 1981 – Объективная диалектика // Материалистическая диалектика в 5 томах. Под общ. ред. Ф.В. Константинова, В.Г. Марахова. Т. 1. М., 1981.

Крэг 1998 – Craig E. Realism and Antirealism / The Routledge Encyclopedia of Philosophy. Ed. by E. Craig. Routledge, 1998.

Куайн 1969 – Quine W. Ontological Relativity and Other Essays. Columbia, 1969.

Ладов 2009 – Ладов В.А. Формальный реализм // Логос. 2009. № 2. С. 11–23.

Лаудан 1996 – Laudan L. Beyond Positivism and Relativism. Westview Press, 1996.

Лэдимен 2009 – Ladyman J. Every Thing Must Go. Oxford, 2009.

Макбрайд 2003 – MacBride F. Speaking With Shadows: A Study of Neo-logicism // British Journal for the Philosophy of Science. 2003. Vol. 54. P. 103–163.

Псиллос 1999 – Psillos S. Scientific Realism: How Science Tracks Truth. Routledge, 1999.

Рассел 1917 – Russell B. Mysticism and Logic. Unwin, 1917.

Херст 1967 – Hirst R. Realism // The Encyclopedia of Philosophy. Ed. by P. Edwards. Macmillan, 1967.