Норберто Боббио и коммунисты в дискуссии о политике и культуре

Статья посвящена дискуссиям итальянского ученого в области философии права и политики Норберто Боббио, приверженца либерального мировоззрения, с теоретиками итальянской компартии и с ее лидером П. Тольятти. Вопросы соотношения политики и культуры, политической роли интеллектуалов в демократическом обществе, политической ангажированности и ответственности интеллектуалов подводят участников диспута к постановке проблемы свободы в сферах политики и культуры. Диалог коммунизма и либерализма в лицах Пальмиро Тольятти и Норберто Боббио представляет собой интереснейшую страницу интеллектуальной истории послевоенной Западной Европы.

The article is devoted to the discussions of italian scientist of the philosophy of the politics and law Norberto Bobbio, the supporter of a liberalism, with theorists of the communist party of Italy under the leadership of P. Togliatti. The questions of the relationship between politics and culture, of the political role of intellectuals in democratic society, of the political engagement and responsibility of intellectuals conducts the participants of the debate to the formulation of the problem of freedom concerning politics and culture. The dialogue of the communism and liberalism in the persons of Togliatti and Bobbio represents the most interest page in the intellectual history of the postwar Europe.

КЛЮЧEВЫЕ СЛОВА: органический интеллектуал, ангажированность, политика культуры, негативная свободы, автономия культуры, автономия интеллектуала, демократия, социализм, либерализм

KEY WORDS: organic intellectual, engagement, politic of culture, negative freedom, autonomy of culture, autonomy of intellectual, democracy, socialism, liberalism

Идейные баталии итальянских коммунистов, преследующие цель, сформулированную Антонио Грамши, − завоевание культурной гегемонии, − представляют интерес не только для историков коммунистического движения в послевоенной Западной Европе в контексте формирования и дальнейшего противостояния политико-идеологических блоков холодной войны, но также и для тех, кто интересуется интеллектуальной историей Европы. В ходе большой послевоенной полемики, посвященной теме отношений политики и культуры, инициированной итальянской компартией, были поставлены и заострены в ходе дискуссионной проработки важнейшие общекультурные вопросы, сформулированы проблемы, представляющие общекультурную значимость, выдвинуты с разных сторон идейной баталии тезисы, представляющие большой интерес для историков политических теорий.

В диалоге лидера итальянской компартии Пальмиро Тольятти и молодого ученого из Туринского университета, преподающего философию права и интересующегося вопросами политической философии,  Норберто Боббио (1909–2004), выразился накал страстей послевоенного спора о культуре и политике, перешедшего в противостояние главы компартии Италии с выразителем либеральных ценностей и защитником автономии культуры по вопросу о понимании свободы. В определенном смысле (историческом и логическом) этот диспут Тольятти и Боббио явился завершением большой волны послевоенных итальянских  дискуссий  о политике и культуре, о ценностях коммунизма и либерализма, об оценке демократической состоятельности СССР с этих точек зрения, о политической роли, задачах и ответственности интеллектуалов, о должном отношении интеллектуала и партии. Представляется, что было бы интересно рассмотреть вкратце историю дискуссии Норберто Боббио с интеллектуалами ИКП, предшествующую прямому диалогу Тольятти-Боббио, а также рассказать об обстоятельствах, вызвавших эту дискуссию и сопутствующих ее ходу.

Основные положения культурной политики ИКП были сформулированы на V съезде партии. Смысл и цель этой культурной политики, в свете концепции Грамши об органическом интеллектуале и  гегемонии, а также в свете нового партийного курса, нацеленного на борьбу за  прогрессивную демократию, сформулированного П. Тольятти, − развернуть борьбу за достижение культурной гегемонии партии в Италии. С этой целью коммунисты должны постоянно работать над усилением собственной культурной компетенции, усиливая присутствие марксизма и влияние императивов компартии в культуре; вовлекая в сферу культурного влияния партии  интеллектуалов, сочувствующих коммунистической платформе, и усиливая интенсивность пропаганды в среде интеллектуалов, индифферентно относящихся к политике.

«Культурный прозелитизм» компартии, поставившей задачу превращения традиционных интеллектуалов в органических по отношению к себе, предполагал прежде всего диалог: как еще, если не с помощью убеждения в ходе интеллектуального диалога, склонить сомневающихся левых интеллектуалов к признанию ценности, если не превосходства, идей коммунизма, превратить их в органических интеллектуалов партии! Но диалог предполагает борьбу идей, сомнения, доводы и доказательства, он противостоит догматическим императивам и постулированиям истин в последней инстанции; участниками диалога могут являться интеллектуалы, осознающие собственную интеллектуальную автономию и не склонные доверяться  «жрецам истины». Таким образом, амбициозная цель ИКП, поставленная Тольятти, − завоевание гегемонии в культуре − могла быть достигнута исключительно интеллектуальными методами, а это означало споры, столкновения, диспуты и дискуссии.

Основная интенция ИКП − преодоление старого отношения интеллектуала и политической реальности, опровергнуть концепцию автономии интеллектуала, показать необоснованность его претензий полагать себя «критической совестью», действующей с позиции универсальной истины, в отрыве от масс и политики. Однако многие интеллектуалы, в том числе и члены компартии, имели отличное от "генеральной линии" представление о своей роли и задачах в культуре. К тому же уже в ходе Сопротивления многие, если не большинство, интеллектуалы стали активно участвовать в политике: к действию на политическом поле их подтолкнула сама жизнь, необходимость противостояния фашизму с его притязаниями в области культуры. Среди интеллектуалов рождается понятие политического обязательства, обязанностей по отношению к культуре (impegmo), которые определенным образом влияют на его деятельность, придавая ей ряд новых функций. Это касается прежде всего левых интеллектуалов, из которых очень многие в 1944-1945 вступили в ряды ИКП (к примеру, Гальвано Делла Вольпе (1895-1968) и Рануччо Бьянки Бандинелли (1900-1975), о которых пойдет речь ниже, вступили в партию в 1944 г.). Так «в контексте левых политических и социальных движений возникает фигура интеллектуала с несколько необычными функциями, − фигура, которая достигает высшей точки популярности, начиная свое восхождение в период сразу после войны и действуя до середины 70-х годов. Это интеллектуал, который принимает позицию (или которого призывают принять позицию) в отношении самых разнообразных вопросов публичной  политики»[i]. Но интеллектуалы не могут мыслить одинаково и единодушно следовать призывам партии: они не могут даже одинаково понимать интенции и императивы компартии, и уж тем более марксистские принципы. Ясно, что и свои политические обязанности интеллектуалы понимали и формулировали по-разному; и поскольку это так, − были неизбежны столкновения и споры.

Первое крупное столкновение компартии в борьбе за свои культурные императивы произошло уже в 1946 г. по поводу журнала "Политекнико", издаваемому с сентября 1945 г. коммунистом, участником Сопротивления Элио Витторини (1908-1966). Девиз нового журнала − новая культура: программная статья в первом номере так и  называлась − «Новая культура». Эта культура предполагала активную борьбу за свободу людей, за преодоление старого элитарного интеллектуализма, за вовлечение в культуру трудящихся масс. При всех этих лозунгах не предполагалось никакого контроля и руководства со стороны партии: «Политекнико» не имел намерений стать идеологическим рупором партии. Такой подход к культуре стал мишенью для партийной критики.

С главной интеллектуальной трибуны коммунистов − со страниц журнала «Ринашита», первый номер которого вышел уже в июне 1944 г., − прозвучало обвинение в неправильной политике, проводимой Витторини в его «Политекнико». В №5-6 (июнь-июль) 1946 года «Ринашиты» была опубликована статья (скорее установочное письмо: всего полторы страницы текста) Марио Аликаты, одного из руководителей партии, согласованная с Тольятти, о еженедельнике «Политекнико». В статье руководителю журнала были предъявлены обвинения как члену компартии: претензии партии сводились к тому, что Витторини и его журнал проводят культурную политику, не сообразующуюся с установками ИКП,  а также впадают в грех интеллектуализма, склоняясь к абстрактным поискам нового, вместо того чтобы вести свою интеллектуальную политику в соответствии с официальной линией партии. Было очевидно, что интеллектуальную свободу, декларированную на V съезде, компартия понимает исключительно в рамках собственной идеологии, называя при этом интеллектуализмом любую инициативу интеллектуала (даже если он и состоит в партии), идущую вразрез с буквой партийных документов.

     В своей ответной статье «Политика и культура» (в № 31-32 «Политекнико» за июль-август 1946 г.) Витторини выразил недоумение, почему его интеллектуальный журнал автоматически считают коммунистическим только на том основании, что им руководит коммунист, и предъявляют требованию следовать официальной линии. Обоснованием самостоятельности и независимости от доктрины партии политики журнала Витторини полагает принцип первенства потребностей культуры в сравнении с политическими обстоятельствами и сиюминутными требованиями. Культура, полагает Витторини, не просто имеет политическую ценность, она первична в отношении политики, − его принцип таков: политика как хроника, культура как история. Руководство культурой с позиций обладателя истины может обернуться, считает Витторини, бедой для нее.

Сильная как в полемическом, так и в теоретическом смысле статья Витторини спровоцировала «выход в поле» самого Пальмиро Тольятти: ведь речь шла о принципах. Статья лидера итальянских коммунистов (№ 10 «Ринашиты», 1946) «Письмо Витторини» подтверждала обвинения М. Аликаты и, отвергая формулировку отношений политики и культуры, защищаемую Витторини, постулировала принцип первичности политики:  политика и культура находятся в отношениях теснейшей взаимосвязи при главенстве политики. Культура должна энергично бороться против клерикализма и американского империализма, врагов новой «прогрессивной демократии». Руководитель коммунистов находился в то время под влиянием концепции Жданова, выражающей сталинские притязания в отношении культуры фактически как «служанки политики» (или, как позднее говорили критики коммунизма и СССР, «марксистско-ленинской теологии»). Ответственным по вопросам культуры в итальянской компартии был в то время Эмилио Серени (1907-1977), которого называли «итальянским Ждановым». Как видно, принцип автономии интеллектуала и культуры, защищаемый Витторини, шел вразрез с тогдашней политикой партии. Желание интеллектуалов-антифашистов «иметь настоящую трибуну для сопоставления мнений, для самого серьезного обсуждения всех национальных проблем»[ii] не согласовалось с претензиями ИКП на руководство культурой.

Полемика продолжалась. Витторини продолжал упорствовать в своей защите автономии интеллектуала в «Письме Тольятти» (№ 33-34 «Политекнико» за 1946 год). У деятеля культуры, настаивал он, свои приоритеты и внутренние потребности, отличные от политики: интеллектуал не обязан «по приказу партии трубить в горн революции». Политика оказалась сильнее: журналу было отказано в поддержке, и последний номер «Политекнико» вышел в декабре 1947 г. Покинув в 1951 г. ряды партии, Элио Витторини опубликовал в «Стампе» (6 сентября 1951 г.) статью «Пути бывших коммунистов», в которой объясняет свой уход принципиальным несогласием с политикой партии, проводимой ею в отношении культуры.

Статья Витторини, выражающая либеральные взгляды на проблему автономии культуры, равно как и уход его из партии, разозлили Тольятти. Ничем иным, кроме как крайней степенью раздражения, невозможно объяснить его выступление в «Ринашите» в адрес Витторини, названное язвительно-издевательски «Витторини, на кого ж ты нас бедных покинул» (№ 8-9 за 1951 год). Как видно из начала статьи («Сказать по правде, − в наших рядах немногие это заметили. Немногие, собственно, и до этого-то обращали внимание на его пребывание в наших рядах» и т.д.), именно выход Витторини из партии вызвал гнев Пальмиро Тольятти, − и даже до такой степени, что его выпады напоминают его же язвительные замечания и постоянные уколы в адрес защитника классического либерализма и бескомпромиссного борца с марксизмом в Италии Бенедетто Кроче[iii]. Помимо всего прочего, глава ИКП в своей статье защищает Жданова от обвинений в обскурантизме, выдвинутых Э. Витторини, называя их абсурдными.

     Гнев Тольятти все же не помешал ему извлечь уроки из диалога с Витторини: стало ясно, что симпатии интеллектуалов не могут быть завоеваны методами наскока и партийных директив. Работа по пропаганде коммунизма и «наращиванию присутствия марксизма» в среде итальянских интеллектуалов в соответствии с задачами, сформулированными компартией, предстояла долгая и кропотливая − с начала 50-х годов стало ясно, что противостояние коммунизма и антикоммунизма принимает позиционный характер, о чем и учил Грамши. Методы Жданова, которые пытался использовать в итальянской культуре Э. Серени, не могли быть действенными и воспринимались интеллектуалами-некоммунистами в лучшем случае в качестве «сталинской экзотики»: «Было сложно представить что-либо более далекое от намерений Тольятти, состоящих в акклиматизации коммунизма в стране, где преклонение перед гуманистической культурой и гуманистическая риторика так явно доминировали»[iv]. Поэтому в том же 1951 г. Серени был заменен на своем посту ответственного за культуру в руководстве партии.

     Эмоциональность Тольятти может быть оправдана тем, что начиная с послевоенного времени нарастало противостояние коммунизма и антикоммунизма, и когда (можно назвать почти точную дату: август 1949 г., успешное испытание советской атомной бомбы) стало ясно, что военное противостояние невозможно, война «блоков», или «полюсов» переместилась в сферу культуры и идеологии, и не было сомнений в том, что такое противостояние будет весьма далеким от академической сдержанности и корректности. Поэтому диалог Норберто Боббио с идеологами компартии, который будет носить черты академизма и взаимоуважения сторон (правда, без колкостей и упреков совсем уж обойтись не могло), представит собой в некотором смысле выдающееся и необычайно интересное явление в итальянской интеллектуальной культуре всего ХХ в.

Массимо Мастрогрегори, посвятивший полемике 50-х годов с участием Н. Боббио обстоятельное исследование, несколько раз повторяет, что на протяжении всего ХХ в. «отношения между политикой и культурой разворачивались в пространстве, враждебном для культуры»[v]. Противостояние блоков в  области культуры с начала 50-х годов нарастало, события  разворачивались стремительно. В 1950 г. в Берлине состоялось первое заседание учрежденного в Америке Конгресса за свободу культуры (Congress for Cultural Freedom), с которого началось деятельность Конгресса в Европе: в 1951 году действовали семь европейских комитетов Конгресса. Организация создавалась как принципиально антикоммунистическая, главным ее постулатом был тезис о том, что тоталитаризм и тоталитарные идеологии (под которыми подразумевался прежде всего коммунизм) угнетают и порабощают культуру; спасение культуры заключается в следовании американскому опыту демократии и технического развития без диктата какой-либо идеологии. В соответствии с установкой бороться с коммунизмом и марксизмом методами культуры, то есть с помощью «контрмарксистских» культурных концептов, выраженной Мелвином Ласки,  под эгидой Конгресса разрабатывалась, помимо всего прочего,  идея конца идеологий: этот постулат (сам по себе вполне идеологический) был с особой силой теоретизирован миланской сессией Конгресса 1955 г. (Д. Белл, Р. Арон, Э. Шилз).

Итальянский комитет Конгресса за свободу культуры − Итальянская Ассоциация за Свободу Культуры (Associazione Italiana per la Libertà della Cultura, AILC), возглавленная Игнацио Силоне (1900-1978), бывшим видным коммунистом, стоявшим у истоков основания ИКП, но уже в начале 30-х годов порвавший с коммунизмом, выпустила в 1951 г. свой Манифест, написанный профессором философии истории из Рима, учеником Бенедетто  Кроче Карло Антони (1898-1959) по просьбе И. Силоне. К. Антони не призывает, подобно Артуру Кестлеру в выступлении на берлинском заседании Конгресса 1950 г., к крестовому походу против коммунизма, но вполне в духе Конгресса (спустя небольшое время его стали называть «НАТО в культуре») в Манифесте заявляется о запрете участия коммунистов в деятельности организации. По мнению автора Манифеста, идеи и цели компартии несовместимы с ценностями свободы (под запрет участия попали также и демохристиане, члены ХДП) по причине их декретируемой ангажированности в пользу таких идеолого-политических систем, которые предполагают императивное воздействие на культуру. Известный археолог и историк античной культуры, коммунист Рануччо Бьянки Бандинелли (в рядах ИКП с 1944 г.) публикует 13 декабря в газете «Унита» статью, в которой, выражая озабоченность негативным влиянием американской культуры с ее постулируемыми «американскими ценностями» на культуру Италии, обвиняет Конгресс в пропаганде и нарушении собственных принципов: о какой культуре может идти речь, если Конгресс изначально против диалога!

Ответ Карло Антони − статья «Старая ошибка» от 29 декабря 1951 г. в еженедельнике «Иль Мондо» − знаменует начало большой дискуссии, так как обоснование К. Антони позиции Конгресса переводит спор в теоретический план, в поле противостояние коммунизма и либерализма в понимании свободы. «Старая ошибка», совершаемая коммунистами, восходит к volonté générale Руссо и заключается в постулировании необходимости отказа от собственной индивидуальности, от индивидуальной свободы в пользу тотальности государства (или нации, церкви, партии и т.д.). В дальнейшем К. Антони сопоставил руссоистскую «старую ошибку» с  отождествлением индивидуального и универсального, проводимым в актуализме Джентиле с целью оправдания фашизма[vi]. Дискуссия продолжается на страницах различных интеллектуальных журналов и в 1952 г., когда к ней «подключается» Норберто Боббио, к тому времени выступивший со своим программным заявлением «Приглашение к беседе», обращенным прежде всего к коммунистам.

«Приглашение к беседе» Н. Боббио опубликовано впервые в 1951 г. на страницах французского журнала «Comprendre», выражающего позицию Европейского Общества Культуры (Società Europea della Cultura), основанного весной 1950 г. и нейтрального по отношению к блокам[vii]. Как само общество, так и журнал возглавлял Умберто Кампаньоло (1904-1976). После его смерти журнал возглавит Н. Боббио. Членом этого Общества и состоял Н. Боббио, ученый из Турина, специализирующийся в области философии права. К тому времени Боббио, участник Сопротивления, член Партии действия, решает для себя проблему, поставленную в 1927 г. Жюльеном Бенда в знаменитой книге «Предательство интеллектуалов», «что означает для интеллектуала не предавать в тот момент, когда массы врываются на политическую сцену и все приобретает настолько огромные размеры, что невозможно умиротворенно и спокойно вести культурную деятельность»[viii]. Решение Боббио проблемы непредательства при сохранении автономии интеллектуала заключается в постулировании диалога, в «идее культуры, которая была бы посредническим диалогом между враждебными лагерями и между интеллектуалами, которые без особых раздумий принимают логику противостояния»[ix].

Хотя Н. Боббио и был среди тех, кто подписал Манифест Антони-Силоне, политическое манихейство и антикоммунизм Конгресса не соответствовали его предпочтению диалога, и Боббио сохраняет верность Обществу культуры, не принимая призывов Конгресса к «крестовым походам». С другой стороны, Боббио − противник концепции ангажированности, «придуманной» Сартром и трактуемой к тому времени коммунистами как обязанность интеллектуала принимать участие в политической борьбе на стороне прогрессивных сил, то есть коммунистов, против клерикализмам и американского империализма. Интеллектуал, постулируемый в «Приглашении» как человек культуры, имеет свой способ общественно-политической деятельности, заключающийся в обдумывании проблем, изучении и обсуждении их в свободной дискуссии, в которой он должен выступать от имени культуры, протагонистом которой он является, а не от имени какой-либо определенной партии или политической силы. Участие в политической партии с ее индоктринированностью (которая свойственна любой партии) и партийной дисциплиной представляет угрозу для автономии человека культуры.

В «Приглашении к беседе» поднимается вопрос о ценности индивидуальной свободы  и о правоте либерализма, защищающего так называемые «буржуазные свободы», которыми коммунисты, называя их «формальными»,  готовы пожертвовать во имя свободы более высокого порядка. В полном согласии с принципами либерализма, выраженными в «Старой ошибке» К. Антони (и это отмечает сам Антонии в письме Боббио от 5 января 1952 г.), Боббио пишет: «История человечества от племени к правовому государству является трудным процессом освобождения индивида от тотальности общества. Либеральное общество − лишь этап в этом процессе признания прерогатив индивида в противовес прерогатив церкви или государства»[x].

С 1952 г. завязывается переписка и обмен статьями между Боббио, Бьянки Бандинелли и Антонии. Так, Боббио пишет Бьянки Бандинелли о своем несогласии с антикоммунистическим и антиклерикальным духом Манифеста Антонии, заявляя о  том, что людям культуры не подобает вести крестовые походы. Н. Боббио хочет "прекращения огня", с тем чтобы от конфронтации блоков перейти к диалогу. В этом диалоге туринский философ защищает свои принципы, и делает это в соответствии с этикой диалога как принципом взаимоуважения сторон. Какие бы темы ни поднимались в ходе этого, основным вопросом остается вопрос о понимании свободы. Отношения политики и культуры, как их понимают представители разных мировоззрений, − наиболее полно раскрывают это понимание. В статье Боббио "Культурная политика и политика культуры" в русле интеллектуальных интенций Европейского Общества Культуры и его основателя Умберто Кампаньоло проведено различение культурной политики (politica culturale), допускающей руководство культурой со стороны политических сил, и политики культуры (politica della cultura). Эти два принципа отношения к культуре связаны с различным пониманием свободы коммунистами и либералами. Проведение коммунистами в жизнь принципа партийности культуры выражает их уверенность в обладании истиной, а это характерно для индоктринированной философии, для догматизма, тогда как важнейший принцип либерализма − историчность истины. Защита свободы − это защита определенной концепции свободы, а таковая, по определению, не может быть абсолютной истиной. Анализу и критике принципа партийности в отношении культуры и в отношении истины посвящена статья Н.Боббио "Защита свободы" (сентябрь 1952 г.), являющаяся письмом-ответом Бьянки Бандинелли на одну из его статей в ходе дискуссии. С особой страстью Боббио критикует догмат о партийности науки, принятый в СССР, называя его реакционным. Принцип партийности науки ярко показывает понимание партии в СССР самой себя как обладательницы абсолютной истины, а это, по Боббио, не согласуется с декларируемыми марксизмом принципами.

Диалог Боббио и Бьянки Бандинелли выдержан в вежливых тонах, каждый контестант хочет доказать своему оппоненту правоту своей позиции и  ее обоснованность; но никто не отступает от своих принципов и не делает уступок: Боббио тверд в защите либеральной свободы индивида как высшей ценности и вытекающей из этого как следствие автономии культуры и интеллектуала; Бьянки Бандинелли приводит свои аргументы в защиту прогрессивности коммунизма и отсталости либеральных формальных свобод, пытаясь привести "традиционного интеллектуала" Боббио на свою сторону. Коммунизм как учение был на тот момент в некоторой степени привлекателен для Боббио, поиски нового были важны для итальянской демократии, которая, по Боббио, была нездоровой и нефункциональной. Но каким бы ни было уважение Боббио к коммунистам и как бы ни был он разочарован в послевоенной политике Италии, − все это никоим образом не отражалось на принципах либерализма, исповедуемых и защищаемых им.  Защита этих принципов велась философом на столь высоком интеллектуальном уровне, что не могла не заинтересовать и не привлечь интеллектуалов-марксистов.

Статья Боббио "Свобода искусства и культурная политика" (1953), в которой продолжается критики принципа партийности культуры и искусства и постулируется свобода искусства как ценность либерализма, является как бы итогом полемики Н. Боббио и Р. Бьянки Бандинелли. Дискуссию о свободе Боббио переносит в ценностный план, определяя спор коммунистов и либералов как столкновение различных систем ценностей, определяя эту дискуссию как этико-политическую. С таким пониманием связана и оценка социалистической демократии в СССР, которую Н. Боббио подвергает серьезной критике в статье 1954 года "Демократия и диктатура", вызвавшей вступление в дискуссию с "неугомонным либералом" Боббио идеолога ИКП Гальвано Делла Вольпе.

Гальвано Делла Вольпе вступил в компартию, как и Бьянки Бандинелли, в 1944 г., и к тому времени это был оригинально мыслящий марксист, радикальный, но тонкий критик либерализма с его превознесением ценности индивидуальной свободы. Либерализму с его свободой без равенства он противопоставляет марксистскую этику социализма как общества, в котором реализована социальная справедливость, осуществляется свобода для всех, в результате преодоления марксистским сознанием узкой прагматичности буржуазного общества. В 1957 г. эти взгляды Делла Вольпе выразит в своей главной книге "Руссо и Маркс", которая будет признана одним из шедевров западного марксизма. Тогда же, вступая в полемику с Н. Боббио, свое видение тотального человека социализма в противовес ограниченному индивиду либерализма он представил в статье "Коммунизм и современная демократия" (1954). Индивидуальные свободы есть либеральные институты, и вместе с падением капиталистической системы эта старая буржуазная техника "придет в негодность" и уйдет в прошлое, послужив приходу новой, субстанциальной свободы высшего типа прямой демократии пролетариата.

Статья Н. Боббио "О свободе современных людей в сравнении со свободой потомков" (1954) направлена против идеи libertas maior Делла Вольпе. В этой статье Боббио постулирует два рода свободы: "свобода от" (libertà da) и "свобода для" (libertà di) или право на что-либо − то, что в лекции 1958 г. Исайя Берлин назовет негативной и позитивной свободой (это нововведение Берлин сделает назависимо от работ Боббио и Делла Вольпе; а терминология Берлина будет использоваться многими мыслителями, в том числе и Боббио; сам Боббио не позиционирует разделение свобод как нечто новое, указывая в качестве источника работу М. Крэнстона[xi]).

Учение о свободе индивида, или о негативной свободе, противопоставленной верховной воле народа и иным подобным идейным конструкциям, Н. Боббио разрабатывает опираясь на теорию, выраженную Бенджаменом Констаном в лекции 1819 года под названием "О свободе древних сравнительно со свободой новых народов", аллюзией на название которой является работа Боббио. Индивидуальная свобода не может быть принесена в жертву никакой общей воле, суверенитету народа; политическая свобода − не самоцель, но условие для достижения торжества свободы гражданской, − вот кредо либералов. Негативная свобода, ценность которой они отстаивают, есть отсутствие препятствий для индивида, его свобода от общества, от тирании общества, как сказал бы Джон Стюарт Милль, также как и Констан, один из излюбленных авторов Боббио. Эта свобода предполагает определенные ограничения для индивида со стороны закона, но ничего не предписывает, тогда как свобода позитивная, которая по определению есть власть или способность что-либо делать, придает действиям индивида в сообществе  соответствие с определенными целями, которые сам индивид не определяет. Таким образом, первая свобода есть свобода от государства, вторая − в государстве. В теоретическом плане отношения свободы и государства разрабатывались в двух направлениях мысли: направление Локка-Канта, в котором принципиальной задачей государства полагается гарантировать естественные свободы, и направление Руссо-Гегеля-Маркса, которое задачей государства полагало трансформировать естественные свободы, сделав их адекватными свободе коллективной, свободе общей воли.

Главный вопрос, являющийся камнем преткновения в диспутах с марксистами, был вопрос об определении  политической свободы. Боббио вслед за Крэнстоном и оба они вслед за Констаном, полагают негативную свободу базисной политической свободой: она предшествует свободе, понимаемой как возможность актуализации потенций человеческого развития, реализации его способностей, то есть высшей свободе. Жертвуя негативной свободой во имя чего-либо, пусть и во имя самого возвышенного идеала, государство неизбежно превращается в тоталитарную диктатуру.

Итак, Норберто Боббио подвергает libertas maior коммунистов, с особенной силой защищаемую и теоретизируемую Делла Вольпе, острейшей критике. Это вызывает вмешательство в дискуссию о политике и культуре, перешедший в диспут о свободе, самого Пальмиро Тольятти.  М. Мастрогрегори придает этому обстоятельству исключительное значение, и на это есть все основания. Он пишет: «Используя подпись "Родериго ди Кастилья", Тольятти пишет длинный очерк, озаглавленный "На тему свободы" и вмешивается в полемику с позиций авторитета.  И все здесь меняется: это больше не полемика между коллегами, − не полемика между Боббио и Бьянки Бандинелли или между Боббио и Делла Вольпе, университетскими профессорами. Теперь атакуют друг друга интеллектуал и глава партии коммунистов. Это − качественный скачок: дискуссия о политике и культуре становится настоящей дискуссией между политикой и культурой»[xii] (курсив наш). Конечно же, предмет дискуссии − понимание свободы. Этот диспут является в некотором роде логическим завершением дискуссионной волны конца 40-х − первой половины 50-х годов, в которой были остро поставлены вопросы соотношения автономии культуры и ее протагонистов, интеллектуалов, с императивами политики и ее притязаниями в сфере культуры.

Прежде чем перейти к существу культурно-политического диспута Боббио и Тольятти, необходимо коротко сказать об этом необычном псевдониме Тольятти. Имя «Родериго ди Кастилья» взято из новеллы Макиавелли об «архидьяволе» Бельфагоре, который по заданию "более высокой инстанции" должен сойти на землю и в человеческом обличье жить среди людей; при этом женитьба была обязательна. Бельфагору[xiii] было суждено убедиться в том, что по части хитрости, жадности и зависти люди вполне способны конкурировать с представителями и обитателями ада. Мастрогрегори, изящно называя имя Родериго ди Кастилья "светским именем дьявола", в качестве причины такого предпочтения Тольятти для псевдонима указывает изначальную вражду между церковниками и коммунистами, обострившуюся после войны. Как представляется, это все же было необычным предпочтением Тольятти (как предпочтение писать только зелеными чернилами) с легким оттенком юмора в адрес церковников и христианских демократов, нежели намеренное желание разозлить их (а они были главными политическими антагонистами ИКП), хотя руководитель ХДП Альчиде Де Гаспери, главный политический противник Тольятти,  все же язвительно прокомментировал его псевдоним в том стиле, что дьявол занимает души коммунистов, и они таким образом находятся в аду (впоследствие он отказался от этих слов). Итак, с октября 1951 г. некоторые статьи в "Ринашите" (только в этом журнале) Тольятти подписывал "Родериго ди Кастилья"[xiv]; две статьи о свободе в рамках полемики с Боббио подписаны именно так.

Первая статья Пальмиро Тольятти  называется, как уже говорилось, «На тему свободы», она опубликована в № 11-12 (ноябрь-декабрь) «Ринашиты» за 1954 год в ответ на статью Боббио «О свободе современных людей в сравнении со свободой потомков», опубликованную в № 11 (ноябрь-декабрь) «Новых аргументов» за 1954 год. Ответил Тольятти практически мгновенно, так как статья Боббио была написана в сильном полемическом ключе, талантливо и остро. Тольятти − сам интеллектуал и сильный полемист. Цель его выступления − убедить Н. Боббио в правильности идей коммунизма, так, чтобы этот интеллектуал, позиционирующий себя как не-антикоммунист, стал бы ближе к коммунизму.

Быстрота ответа Тольятти объясняется в первых строках его статьи: «Нам не кажется, что проблема свободы настолько сложна, трудна и практически невозможна для разрешения, как это вытекает из написанного недавно Норберто Боббио очерка»[xv]. Как тонко подметил Мастрогрегори, устами Тольятти говорит сама политика. "На тему свободы" − политический текст par excellence, выталкивающий Боббио как противника в полемике в поле конкретной политики, реалии которой глава компартии трактует в соответствии с собственными идеологическими интенциями. Главная цель критики Тольятти − буржуазные свободы, которые так отчаянно защищал Боббио, и тут он предоставляет достаточно сильные аргументы, подвергая критики не их сущность, но модус их существования в реальной политике текущего момента. В современной Италии, говорит Тольятти, как и во всей Западной Европе, происходит процесс лимитирования и деструкции важнейших гражданских свобод параллельно с попытками оправдания этого реакционного процесса, так что не только о демократии, но и о самом либерализме говорить можно лишь с оговорками.

В плане сущности буржуазные свободы либерализма, давно ставшие привилегиями класса, находящегося у власти, идеализируются политическими идеалистами вроде Кроче, не принимающими во внимание принципиального разделения относительно сущности между либерализмом и демократией. «Переход от либеральных режимов к режимам демократическим  должен состоять в актуализации, в большей или меньшей степени, настоящих трансформаций экономико-социального устройства»[xvi], − говорит он. С приходом на политическую сцену народных масс и социализма вопрос о свободе переводится в экономическую плоскость, превращаясь в проблему справедливого распределения богатств и превращая абстрактную идеализацию либерального режима в политическое лицемерие, не желающее иметь дела с существом ситуации. Отсюда вытекает критика Тольятти боббианского определения демократии как развития, улучшения, коррекции либеральных институтов как абстрактной идеализации либерализма. Понятно, что Тольятти, если и связывал свое понятие прогрессивной демократии с буржуазным либерализмом, то только рассматривая ее как преодоление последнего. Полагать же либеральную конструкцию как базисную для демократии было бы немыслимо для коммуниста.

Абстрактная свобода ничего не значит для Тольятти, и индивидуальная свобода, являющаяся для Боббио достижением цивилизации и предметом заботливого отношения, для лидера коммунистов − привилегия буржуазии, поэтому нет нужды как-то особо ее ценить или рассматривать как достижение. С приходом социализма, то есть с тотальным разрушением экономических свобод-привилегий буржуазии, понятие свободы наполнится совершенно новым содержанием, распространится на массы трудового народа.

Из сопоставления текстов Тольятти и Боббио ясно, что в принципе два участника диалога говорят о несколько разных вещах, − но так и должно быть, ведь культура и политика и не могут говорить на одном языке. Боббио долго пишет свой очерк-ответ Тольятти. Его «Свобода и власть» появляется на страницах  интеллектуального журнала «Новые аргументы», основанного весной 1953 г. и ставшего для Боббио своеобразной трибуной, только лишь весной 1955 г.

В новом очерке Норберто Боббио продолжает свою линию защиты либеральных институтов и их техники от коммунистической тотальной свободы. И здесь туринский философ верен своим принципам, отстаивая их до конца, как и коммунисты свои взгляды на свободу и социализм. «Свобода и власть» − это последняя по времени написания статья из четырнадцати работ, которые будут спустя короткое время отобраны Боббио для книги-сборника статей «Политика и культура», которая выйдет в издательстве «Эйнауди» осенью 1955 г. От остальных статей «Политики и культуры» завершающий книгу очерк-ответ Тольятти отличается повышенной эмоциональностью, некоторой толикой пафоса, − а все это обычно не свойственно Н. Боббио. Дело заключается в том, что, не найдя общего языка в поле понятий и концепций, Боббио решил перейти к методам эмоционального воздействия, привлечь различные художественные образы, сконструированные им все с той же целью, − защита индивидуальной свободы либерализма как завоевания европейской культуры. Так от несколько суховатого различения свободы как способности и свободы как возможности, потенции, Н. Боббио переходит к довольно-таки насыщенному метафорами и гиперболами изложению своего призыва защиты свободы либеральной доктрины.

Факт вмешательства П. Тольятти в диалог безусловно впечатлил Боббио. Он посчитал это хорошим знаком и решил «закрепить успех»: в конце очерка он формулирует роль интеллектуалов, таких, как он сам, как «посредничество». «И посредничество, − развивая свою мысль, пишет Боббио, − не означает абстрактный синтез, олимпийский взор с позиции магического отрыва от реальности, но подразумевает живой взгляд внимательного наблюдателя с пристрастностью заинтересованного зрителя и одновременно беспристрастностью строгого критика; пристрастного при созерцании и беспристрастного, каков бы ни был накал страстей, при вынесении окончательного суждения»[xvii]. Таковы ожидания и  надежды интеллектуала, протагониста культуры, в отношении политики. Что же до политической позиции, то до какого бы накала ни достигали эмоции, Боббио «непроницаем» для идеологического воздействия коммунизма; во всяком случае, после «Свободы и власти». И это становится ясным для Тольятти.

     Около того времени, когда текст «Политики и культуры» был в издательстве и ожидал обычных процедур, связанных с изданием книги, вышла статья П. Тольятти «Снова на тему свободы» («Ринашита», №7-8,  июль-август, 1955).  Глава партии решает оставить за собой последнее слово. Тольятти как бы закрывает диспут, сверяясь с Н. Боббио в отношении баланса согласия (они сошлись в двух пунктах) и переходит к упрекам Боббио в отношении его теории свободы и в отношении оценки туринским философом государственного строя в СССР и его критики. И снова можно убедиться в точности оценки Мастрогрегори диалога Боббио и Тольятти как диспута культуры и политики. В самом деле, как кажется, Тольятти не может понимать свободу так, как понимает ее Боббио: для лидера ИКП понимание свободы неотрывно связано с властью, свобода без власти, возможности действовать, без политической активности, − чистая абстракция для политика; конечно, такой свободой можно с легкостью пожертвовать! Поэтому «амбиция интеллектуалов, тяготеющих к либерализму, исполнять функцию "посредников"»[xviii] отвергается лидером итальянских коммунистов. Так интеллектуал и политик остаются при своих мнениях по вопросу о первичности политики или культуры. Но самые последние слова очерка Тольятти − «диалог возможен» − оставляют надежду.

ЛИТЕРАТУРА

Айелло 1979 − Ajello N. Intellettuali e PCI. 1944-1958. Bari, 1979.

Антони 2000 − Antoni C. L’avanguardia della libertà. Napoli, 2000.

Боббио 1955 − Bobbio N. Politica e cultura. Torino, 1055.

Кин 1988 − Кин Ц.И. Выбор или судьба. Итальянская культура в преддверии XXI века. М.,1988.

Малдонадо 1995 − Maldonado T. Che cos’è un intellettuale? Avventure e disavventure di un ruolo. Milano, 1995.

Мастрогрегори 2006 − Mastrogregori M. Politica e cultura: gli intellettuali, la CIA e la "guerra fredda culturale" (1948-1968) / Lezioni tenute all’Università di Roma "La Sapienza", facoltà di Lettere e Filosofia, a.a.2005-2006. Roma, 2006.

Тольятти 1974 − Togliatti P. La politica culturale. A cura di L.Gruppi. Roma, 1974.

ПРИМЕЧАНИЯ