В.Е. КЕМЕРОВ. Общество, социальность, полисубъектность. М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2012, 252 с.

Книга посвящена истории и логике развития социально-гуманитарного познания в целом и социально-философской теории в частности, точнее, тем изменениям, которые произошли в области социального познания за несколько последних десятилетий. Предмет исследования представляется чрезвычайно актуальным, так как в ситуации post-post-mo, в которой мы находимся, наука и философия постоянно ощущают потребность осмысления и переосмысления собственных оснований и принципов. Эта необходимость продиктована двумя причинами: во-первых, потребностью осознать изменения, которые происходят внутри научного и философского дискурсов; во-вторых, потребностью понять, как складываются отношения между теорией (научной или философской – в данном случае не столь важно) и обществом, трактуемым в горизонте понятия повседневности и разрастания практик повседневности.

В монографии В.Е. Кемерова поставлен целый ряд острых вопросов этой теории: проблема соотношения классики и неклассики, возможность оперирования понятием постклассического; вопрос о том, что собой представляет онтология социального, насколько возможен в социально-философской теории субстанциальный подход; каковы границы и возможности феноменологического анализа общества. При этом ключевым вопросом является вопрос о том, что представляет собой социальность и в каком смысле при анализе социального можно использовать традиционные для философии понятия метафизики и онтологии.

Автор начинает с анализа истории социально-гуманитарного дискурса, интерпретации проблемы соотношения и взаимодействия социального и гуманитарного знания, а также вопроса об изменении парадигмы обществознания от классики к неклассике и постклассическому состоянию.

Основные понятия, которые автор вводит в пространство социально-философского дискурса, представлены во втором разделе работы – «Динамика социальности». Здесь сформулирована авторская концепция радикальной социальности, обоснована правомерность применения метафизики к анализу социальных процессов, представлено понимание деятельности в логике совместности-разделенности, что позволяет увидеть точки пересечения разных «процессных», как их называет автор, форм, создающих новые условия взаимодействия субъектов. Здесь же представлена идея полисубъектности социального процесса, а также концепт «метафизики других».

Раздел «Социальный хронотоп и динамика онтологии» посвящен необходимости пересмотра классических понятий онтологии (включая пересмотр онтологического поворота как поворота социально-философского) в горизонте изменений понятия пространства-времени, что приводит автора к идеям социального хронотопа и онтологии-динамики.

Далее В.Е. Кемеров применяет свои наиболее важные методологические наработки к анализу социально-философского дискурса в ситуации постклассики, для которой характерен поворот к опыту повседневности (в определенной степени вынужденный). Здесь же проявляет свой эвристический потенциал авторское понятие социальной работы, одним из субъектов которой и является сама социальная философия. При таком подходе максимально раскрывается динамика социальности, для которой теория является не просто внешним, сторонним способом описания и познания, но и формой и способом конструирования, проектирования социальности.

Надо отметить, что при всей потребности в работах, посвященных анализу социально-гуманитарной теории и проясняющей ее рабочий инструментарий, В.Е. Кемеров является одним из немногих авторов, откликнувшихся на этот общественный запрос. Сложность проблемы заключается в том, что при анализе социально-гуманитарного знания мы сталкиваемся со своеобразным «наложением» теоретических парадигм. Так, классическое, как мы его называем, обществознание фактически представляет собой неклассический дискурс, наплывание идей неклассической рациональности происходит в условиях некоторого отвердевания остатков, реликтов принципов классического естествознания, осваиваемых в пространстве социальной теории. Постклассика представляет собой своеобразный «парад теоретических планет», в котором видна попытка проигнорировать наличие неклассических подходов.

Автор задается вопросом о возможности (и проблематичной необходимости) представить обществознание в едином пространстве-процессе, осмысливает принципы и формы его структурирования. Он прослеживает связь форм научного обществознания и структур социального воспроизводства. Так, научное обществознание классического типа связано с общественным производством индустриального общества, которое при этом понимается как природный процесс. С этой позиции из общества как предмета анализа «выпадает», а точнее – просто выводится человек, а само социальное понимается как механически организованное пространство структур. Именно в данном контексте возникает довольно странное разграничение знания на социальное и гуманитарное, которое отражает, с одной стороны, структурность социальности без и вне человека, а с другой –стихийный характер общественного разделения духовного труда. Кризис классического обществознания проявляет себя потому, что возникает кризис экономических и социальных структур, построенных по принципу индустриального производства. При этом, как полагает В.Е. Кемеров, обществознание должно перейти (и в каких-то границах переходит) к анализу логики деятельности, что позволит увидеть за общественными формами и структурами деятельностного субъекта, человека, индивида. Выход из теоретического кризиса автор видит в переходе от редукционистских моделей познания (когда общество и человек как раз и сводятся к предметным, природным формам) к использованию антиредукционистских познавательных стратегий. При этом ситуация требует пересмотра представлений о социальности и методологического режима развития этих представлений (см. с. 90).

Проблема социальности стала уже традиционной для социально-гуманитарного познания последних десятилетий. При этом сквозной нитью проходит идея «смерти социального», которую автор относит к так называемым эсхатологическим трактовкам социального. Он не разделяет апокалиптического пафоса в интерпретации этой идеи. Для него социальность есть открытая практическая и теоретическая проблема человеческого бытия (см. с. 94), которая должна решаться проективно, продуктивно и позитивно. В теории это выражается в превращении проблемы субъективности в проблему субъектности и в необходимости понимания индивидов как силы и формы развития социальности. Субъектное – это форма взаимодействия, образующая ритмы человеческого действия и поле их интеграции (см. с. 168). Правда, здесь возникает сложность: модели и формы поведения различных субъектов онтологизируются в практике, что может привести к их очередному «окостеневанию». Выведение онтологизированных моделей из автоматизированного режима работы невозможно в стихийном порядке. Здесь как раз и возникает потребность в участии научной и философской теории в согласовании разных моделей мира, в выборе стратегий, нацеленных на развитие индивида и общества. Однако для решения этой познавательной задачи, полагает автор, необходимо пересмотреть основные принципы классической онтологии и перейти к своеобразной гетерологии, к множественности онтологий, способных вступать в диалог друг с другом. В современной онтологии социальности главное – процессность, восстановление социальных прав индивидуального, взгляд с позиции кооперации человеческой деятельности.

Еще одним выражением сложности современных форм социальности является понимание социальности как полисубъектного феномена. Общество, пишет автор, есть со-бытие многих, в котором индивидные субъекты через кооперацию различных и своеобразных сил создают подвижные композиции общественных связей. Редукция индивидного к общему является лишь одной их форм кооперирования людей. Таким образом, общее может трактоваться как связь различных субъектов (см. с. 147).

Позволим себе перейти от фактического пересказа содержания работы к тем идеям, которые представляются наиболее интересными и «сильными» в эвристическом плане.

Прежде всего это авторская идея особой формы социальной предметности. Предметность деятельности – это использование не вещей, а наработанных форм и способов организации деятельности людей, обеспечивающих жизнь человеческих сообществ (см. с. 123). Эти создаваемые человеком композиции социальных вещей являют собой не просто результат хитрости разума как такового. Это своего рода хитрость «социального разума», которая состоит в использовании и совмещении различных форм деятельности. В чем смысл социального творчества? – задается вопросом В.Е. Кемеров. И отвечает: наверное, в том, что человеку с утра до вечера приходится связывать порознь существующие вещи. Но как это происходит? Кто и как создает эти условия мягкого принуждения к мысли и действию? Как уйти от постоянного соблазна недействия, ведь мы живем во фрагментированном обществе и выступаем часто как фрагментированные индивиды? Как вернуть не только в теорию, но и в жизнь «деятельностного человека»?

Еще одной важной идеей книги является идея необходимости анализа ситуаций, которые порождают «расщепление» социального и индивидуального. Социальное и индивидуальное являются двумя сторонами одной медали. Этот практически очевидный тезис сегодня нуждается в переосмыслении. Процесс фрагментации общественного организма, который нашел свое отражение также и в теории, привел к распространению настроения дистанцирования индивида от общества, к тому, что общество стало представляться человеку исключительно враждебной для него формой. Отчасти это было связано с привычкой отождествления общества и государства, отчасти – с начавшимся в Новое время процессом механизации социума и превращением общественного организма в общественный механизм. В теории, как показывает В.Е. Кемеров, это проявилось в узурпации исследовательского пространства редукционистскими моделями и одновременно в появлении антиредукционистских стратегий, первой из которых, по мнению автора, является философия Ницше. Параноидальное сосуществование общества и индивида требует не просто переосмысления, но и реального вмешательства, пусть на уровне того, что теория готова взять на себя функции зеркала для общественного существа. В.Е. Кемеров прав: диагностирование, фиксация и анализ ситуаций, точек распадения общества и индивида сегодня просто необходимы. Это один из видов той социальной работы, которую должна выполнять теория. Социальная деятельность человека тогда поддерживается, дополняется и обеспечивается применением антиредукционистских стратегий в теории.

Одним из результатов этого применения должно стать снятие противоположности между человеком и общественными структурами, а также снятие противоположности между человеком и теорией. Теория должна стать неслучайным, нечуждым фактором существования и развертывания бытия человека и общества.

Естественно, что сильные стороны работы иногда оборачиваются некоторыми спорными или уязвимыми моментами. Точнее, это моменты, которые взывают к дальнейшему продолжению работы, к диалогу с автором. Иногда вызывает у читателя досаду некоторая абстрактность изложения материала, что по-своему понятно, так как работа носит постановочно-исследовательский характер. Нельзя не согласиться с идеей необходимости если не замены, то дополнения редукционизма антиредукционистскими стратегиями. Однако автор практически ничего не говорит о том, каким образом это может быть сделано. Это трудный путь, т.к. анализ любого социального феномена как «ненаблюдаемого объекта» (терминология В.Е. Кемерова) неизбежно приводит к рассмотрению его реальной представленности и, соответственно, к его редукции к наблюдаемым чувственно-предметным, а значит, ограниченным формам.

К достоинствам работы надо отнести самобытный язык автора. Для того чтобы социальная философия смогла выполнить свою социальную работу, субъекту философствования надо преодолеть общественную глухоту, развившуюся в результате раскола человека и общества. Надо заново написать даже известные вещи, но другим языком, чтобы человек и общество увидели в философии, как в зеркале, свое отражение. Эту задачу прекрасно выполняет книга В.Е. Кемерова.

Н.А. Терещенко, Т.М. Шатунова (Казань)