Для меня Карл Моисеевич Кантор - представитель того поколения философов, которые активно формировали общественное сознание, начиная с 1950-х годов - в кругу Александра Зиновьева, Эвальда Ильенкова, Мераба Мамардашвили, Александра Пятигорского. Сам этот круг оказал решающие влияние на развитие русской общественной мысли. Затем у каждого определился свой собственный взгляд на мир, собственный стиль работы и свой путь к читателю.

Общая философская концепция Карла Кантора являет синтез линеарных историософских концепций ХIХ в. (Гегель, Маркс) и плюралистических концепций века ХХ (Шпенглер, Тойнби). По сути, им сделана попытка заложить основы новой историософии - историософии ХХI в. Аналогичные попытки были предприняты примерно в это же время и на Западе (Хантингтон, Фукуяма). И Кантор весьма полемически отталкивался  от их «столкновения» и «завершения».

Название его последнего, изданного при жизни, труда «Двойная спираль истории», итог четвертьвековой работы, наглядно выражает представление автора об устройстве самого исторического процесса: переплетение веры и знания, христианства и античности, истории и социокультурной эволюции.

В то же время Карл Кантор стал и одним из основателей возрождения национальных традиций в области исследования промышленного искусства, технической эстетики. Ему принадлежит постановка современных проблем дизайна и маркетинга.

«Сегодня, - как писал Кантор, - принято обращать внимание на стремительность культурных перемен, обгоняющих будто бы самую способность человека адаптироваться к ним и возникающую в связи с этим психическую болезнь, которую О. Тоффлер назвал "шоком будущего".

Однако в гораздо большей степени поражаешься ныне постоянству мира, неизменности коренных черт и особенностей всех существующих теперь на Земле культурно-исторических типов. Тут нет противоречия, ибо изменения происходят во внешнем слое, в оболочке ценностей и норм культуры, а неизменность принадлежит ее ядру и целостности. Следует лишь сказать, что именно быстрота культурных перемен, обусловленная интенсивностью современного культурного обмена, позволила нам особенно остро почувствовать силу культурной традиции, коренящейся в сознании людей, принадлежащих к данной культуре, и проявляющейся во взаимоотношениях их друг с другом и с представителями других культур. Это, между прочим, и создает самую надежную гарантию единства и крепости общества. В структуре общества нет буквально ни одного социального явления (все равно, изначально ли присуще оно обществу или недавно воспринято от других), которое не было бы пронизано, как живая ткань нервными клетками, устойчивыми, генотипическими ценностями и нормами своей культуры. И дизайн тут не составляет исключения» (Карл Кантор. Текст выступления для конгресса ИКСИД в 1975 г. см. http://rosdesign.com/design_materials3/design_k.htm).

В 1957 г. он стал одним из инициаторов создания и надолго – заместителем главного редактора журнала «Декоративное искусство СССР», сыгравшего немалую роль в послевоенной истории культуры. В итоге родились книги «Красота и польза» и «Тысячелетний Аргус» - о рождении промышленного искусства в России и о том, как в разные эпохи от античности до наших дней и в разных странах (Италия, Франция, Голландия, Россия) складывались отношения между визуально-пластическими искусствами и культурой, историей, религией, философией, гуманизмом.

Уже посмертно была издана книга Кантора «Тринадцатый апостол» (М.: Прогресс-Традиция, 2008), посвященная любимому поэту Маяковскому.  Первым ощущением от знакомства с этой книгой было чувство радости от встречи двух сомасштабно мыслящих и видящих мир людей. Встречи, состоявшейся поверх временных и идеологических барьеров, оказывающихся философской условностью.

Потом пришло понимание, что поэзия Маяковского – это не имеющая равных в ХХ в. метапоэзия. Владимир Маяковский, по словам Марины Цветаевой, был призван «володеть миром». По мнению Карла Кантора, адекватное понимание Маяковского возможно только в рамках последовательного библейского контекста (который вбирает в себя, в частности, как полагает автор, и марксистский контекст). «Писать о Маяковском, игнорируя то, что он был самопровозглашенным тринадцатым апостолом, - значит, писать не о нем, а о каком-то внешне похожем на него выдуманном персонаже». По Кантору, Маяковский – первопричина появления Хлебникова, Цветаевой, Мандельштама, Ахматовой и Бориса Пастернака. Кто более или менее понимал при жизни Маяковского его значение для революции поэтического языка, так это О. Мандельштам: «Великий реформатор газеты, он оставил глубокий след в поэтическом языке, донельзя упростив синтаксис и указав существительному на почетное и первенствующее место в предложении. Сила и меткость языка сближают Маяковского с традиционным балаганным раешником» [Мандельштам 1994, 432].

Продемонстрированный Карлом Кантором макровзгляд (в качестве философской рифмы предлагаем свой неологизм – марксовзгляд) на Маяковского имеет и свои издержки. Это взгляд создателя проективной философии, а не филолога, со свойственным последнему «финалистским» взглядом на мир (и на текст как на нечто законченное целое). Поэтому у него в одной строке «недоброжелателей» оказываются и публицист перестроечного призыва Юрий Карабчиевский, и серьезный исследователь интеллектуального контекста поэта Михаил Вайскопф (дотошный воссоздатель культурного контекста Маяковского Леонид Кацис вообще не упомянут). В связи с этим приводятся слова из поэмы Николая Асеева: «И новые пчелы несут свой мед, / И новые змеи копят свой яд». Однако разницы между смертоносными «змеиными» и лечебными «пчелиными» укусами автор не успел почувствовать.

Что касается «сомасштабности» взглядов поэта и философа – они проявились в таком очевидно футуристическом свершении Карла Кантора, как внедрение самого понятия  «дизайн» в русский язык и саму структуру нашего мышления. Разумеется, не только понятия, но и обозначенного им явления. Пока что последняя на сегодняшний день, но, надеюсь, все же не самая последняя книга Карла Кантора стала увлекательной и поучительной встречей философского и поэтического дизайна.  Выражаю надежду, что в архиве философа сохранились и другие, идущие к читателю работы.

Литература

Мандельштам 1994 – Мандельштам О. Буря и натиск // Мандельштам О. «Сохрани мою речь…». М.: Школа-Пресс, 1994. С. 423-433.