(материалы «круглого стола»)

Участвовали:

Лекторский Владислав Александрович – академик, председатель Международного редакционного совета журнала «Вопросы философии»;

Пружинин Борис Исаевич – доктор философских наук, главный редактор;

Алексеева Ирина Юрьевна – доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН;

Аршинов Владимир Иванович – доктор философских наук, заведующий сектором Института философии РАН;

Горохов Виталий Георгиевич – доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН;

Дубровский Давид Израилевич – доктор философских наук, главный научный сотрудник Института философии РАН;

Киященко Лариса Павловна – доктор философских наук;

Тищенко Павел Дмитриевич – доктор философских наук, заведующий сектором Института философии РАН.

В.А. Лекторский: Тема нашего «круглого стола», с одной стороны, весьма конкретна, а с другой, очень фундаментальна. Ведь конвергентные БНИК технологии по распространенному мнению – это не просто новый этап технологического развития, но и разрушение жизненного мира человека, а точнее, тех инвариантов этого мира, которые делают человека человеком. Именно в связи с их развитием формулируются новые биотехнологические утопии (трансформация человеческой телесности и психики, создание «постчеловека», достижение бессмертия и т.д.). С другой стороны, распространено мнение о том, что развитие технонауки (как основы этих новых технологий) означает конец фундаментальной науки. Иными словами, речь идёт о принципиальнейших проблемах понимания науки, знания, человека, их современного состояния и возможного будущего. Конечно, это вызов философии, так как именно эти проблемы всегда были для философии центральными.

Я не буду специально излагать собственную позицию по этим сюжетам − мне неоднократно приходилось писать об этом. Но в дискуссии буду участвовать в той или иной форме. Итак, мы начинаем.

Давайте договоримся о порядке нашей работы. Я предлагаю каждому минут десять, максимум пятнадцать на выступления, и потом еще минут десять на вопросы, обмен мнениями. Чтобы после каждого вопроса было миниобсуждение. Можно по нескольку раз не выступать, а участвовать в дискуссии. Кто у нас первый начнет? Давид Израилевич.

Д.И. Дубровский: Конвергентное развитие НБИК (нанотехнологий, биотехнологий, информационных и когнитивных технологий) создает чрезвычайно мощные, небывалые средства для преобразования человека и социума, но вместе с тем и столь же масштабные риски и угрозы будущему человечества. Кумулятивный эффект, создаваемый конвергенцией этих технологий, определяется быстрым развитием соответствующих им областей знания. Мы являемся свидетелями небывало высокого темпа инноваций. Некоторые из них затрагивают фундаментальные основы жизни и чреваты непредсказуемыми последствиями. Еще три года тому назад, например, была создана искусственная ДНК, а в прошлом году команда ученых под руководством знаменитого Крейга Вентера создала первый искусственный организм. Он был назван «микоплазма лабораториум». Искусственно синтезирована молекула ДНК, затем новая хромосома была трансплантирована в оболочку клетки, «очищенной» от ее генетической программы, и активирована. Получился новый организм, т.е. первая полноценно функционирующая и размножающаяся клетка, которая контролируется синтетической ДНК. Более того, на тех отрезках искусственно синтезированной ДНК, изменения в которых не влияют на передачу необходимой для жизнедеятельности информации, Вентер смог закодировать свое имя и имена 46 сотрудников, сыгравших ключевую роль в создании нового организма, а кроме этого еще закодировать электронный адрес вебсайта и три классические цитаты. Вот одна из них, которая звучит символически: «Жить – значит: в поисках блуждать, упав восстать, торжествовать, из жизни жизнь воссоздавать» (Джемс Джойс). Тем самым подтверждалось, что это не просто клон, а впервые созданный действительно новый организм (см.: сайт Института Крейга Вентера).

Разумеется, это выдающееся достижение биотехнологии (синтетической биологии, как ее называют) было бы немыслимо без использования новейших результатов информационных и когнитивных технологий, а в ряде отношений и нанотехнологий. Можно привести многие другие крупные новации буквально последнего полугодия и последних месяцев, которые демонстрируют небывалую продуктивность конвергентного развития НБИК (прежде всего это относится к информационным устройствам, объединяющим в себе электронные и нейронные элементы). Поток новаций  растет в геометрической прогрессии, но это влечет столь же быстрое нарастание новых проблем. И нынешняя ситуация такова, что контроль над размножением проблем уже фактически утрачен.  

Эта ситуация создает новый масштаб угроз земной цивилизации и, конечно, ставит перед философией многие крайне сложные вопросы, которые трудно упорядочить и тем более классифицировать. Но они могут быть охвачены главным глобальным вопросом нашего времени. Это – экзистенциальный вопрос: «Зачем?», в чем заключаются подлинные смыслы нашей преобразовательный деятельности? Он относится и к отдельной личности, к институциональным субъектам, к народам, ко всему человечеству. Беспрецедентное разрастание абсурда в общественной и личной жизни, темнота смысло-жизненных ориентиров нашей цивилизации, самой антропологической перспективы бросает философии главный вызов. Это касается и целей конвергентного развития НБИК, так как оно несет быстрый рост поистине колоссальных преобразующих сил и средств, способных решать глобальные проблемы нашей цивилизации, но в то же время способных и погубить ее.

Прежде всего здесь возникают проблемы социогуманитарного плана: социального прогнозирования, системного управления и контроля, критериев оценки вероятных и уже достигнутых результатов, методов эффективной экспертизы, юридические и этические проблемы. Давно назрело органическое включение в систему НБИК социогуманитараной составляющей, в том числе социальных технологий, которые призваны осуществлять оценочные и контролирующие функции. Вместо аббревиатуры НБИК, запущенной в оборот более десяти лет назад и ставшей общепринятой в научном сообществе, надо принять аббревиатуру НБИКС, подчеркивая этим равноправную органическую включенность социогуманитарного блока в динамическую систему конвергентных технологий. Более того, социогуманитарные знания и технологии, способные осуществлять указанные выше функции, должны обрести приоритетное значение в развитии современной технонауки и во всей системе НБИКС.

Конвергентное развитие НБИКС знаменует новый этап интеграции научного знания, преодолевающий границы между его классическими разделами, формируются принципиально новые объекты познания и деятельности, которые включают в себя физические, химические, биологические, психологические, технические, социальные составляющие. Такого рода объекты представляют собой продукты уже не просто междисциплинарной, но трансдисциплинарной интеграции. Это ставит новые задачи перед эпистемологией и методологией науки. Они касаются прежде всего разработки концептуальных средств интеграции, когда требуется объединить в единой теории описание физических, биологических, психических, социальных, технических свойств объекта, т.е. по существу два разных языка описания – классический физикалистский язык, опирающийся на понятия массы, энергии, пространственных отношений, и язык социогуманитарных описаний, опирающийся на понятия интенциональности, смысла, цели, желания, интереса, воли и т.п. Между этими системами понятий нет прямых логических связей, что, по выражению представителей аналитической философии, создает «провал в объяснении», когда требуется, например, объяснить связь сознания с мозговыми процессами. В такого рода ситуациях может использоваться информационный подход, так как понятие информации допускает не только синтаксическое, но также семантическое и прагматическое ее описание, а вместе с тем и физическое описание ее носителя, ее кодовой структуры, что позволяет теоретически корректно объединить в единой концептуальной системе два указанных языка описания и тем самым преодолеть «провал в объяснении». Помимо информационного подхода используются разные способы объединения физического и функционального описания и объяснения, предлагаются синергетические подходы и другие теоретические средства. Тем не менее многие эпистемологические вопросы, связанные с задачами трансдисциплинарной интеграции, требуют дальнейшей основательной разработки, новых подходов и решений.

Надо сказать и о проблеме сознания, которая образует ядро проблемы человека и имеет прямое отношение к конвергентному развитию НБИКС. В изданном нами коллективном труде (Проблема сознания в философии и науке. М., 2009) была предпринята попытка вычленить основные аспекты этой чрезвычайно многомерной проблемы, в том числе непосредственно связанные с развитием науки. Именно качество субъективной реальности, выражающее специфический, неотъемлемый признак сознания, составляет главную трудность для его научного объяснения. В этом пункте скрещиваются вопросы первостепенной важности, от решения которых зависит дальнейшее развитие когнитивных и информационных технологий.

Прослеживая развитие НБИК за последнее десятилетие, нетрудно увидеть, что наиболее слабым звеном в этой динамической системе были когнитивные науки и когнитивные технологии. От них, однако, в существенной мере зависит развитие информатики и информационных технологий, которые, как показывают специальные исследования, играют сейчас ведущую роль во всей системе НБИКС. Таким образом, подъем на более высокий уровень когнитивной науки – важный фактор интенсификации конвергентного развития НБИКС. Центральное место в когнитивной науке должна занимать полномасштабная проблема сознания. Пока же в ней сильно дают о себе знать редукционистские тенденции, которые сочетаются с наивными претензиями заменить собой эпистемологию. Сознание большей частью сводится к сугубо когнитивному содержанию, за скобки выносятся другие его существенные свойства и модальности. Продолжает оставаться в тени само качество субъективной реальности, которое часто «растворяется» в языке, поведении, мозговых процессах, не берется в виде специального объекта исследования. Между тем прицельное изучение именно этого качества способно раскрыть свойства, функциональную организацию высших форм информационных процессов, характерных для человеческого мышления. Феноменологические исследования ценностно-смысловой и деятельно-волевой структуры субъективной реальности и понимание того, каким образом головной мозг реализует это качество, могут внести решающий вклад в создание новых типов компьютеров (в которых преодолевается ограниченность фоннеймановской структуры нынешних компьютеров).

Главные пути разработки проблемы «сознание и мозг», от успехов которой во многом зависит формирование прорывных направлений в развитии информационных технологий, лежат пока, к сожалению, в стороне от традиционных русел когнитивной науки. Я имею в виду то обстоятельство, что наиболее продуктивные области современной нейронауки развиваются сравнительно независимо от концепций и результатов когнитивной науки, довольно слабо контактируют с ними. Примером этого является нейрокриптология, добившаяся крупных результатов в расшифровке мозговых кодов явлений субъективной реальности (это, в частности, опубликованные недавно результаты американского коллектива исследователей под руководством С. Нишимото и Дж. Гэлента: испытуемый переживает образы кинофильма, а на экране компьютера воспроизводятся в той или иной мере эти движущиеся картинки (см.: Nishimoto Sh. at al. Reconstructing Visual Experience from Brain Activity Evoked by Natural Movies // Current Biology (2011), doi: 10.1016/ j.cub.2011.08.031). Это направление исследований призвано играть особо важную роль в развитии информационных и когнитивных технологий. Оно бурно развивается в США и Японии в рамках хорошо финансируемых специальных научных центров, и можно не сомневаться, что нас ожидают уже в самом ближайшем времени новые крупные достижения в области расшифровки мозговых нейродинамических кодов явлений субъективной реальности. К сожалению, в нашей Академии наук этому стратегически важному направлению не придается должного значения.

Коротко хочу сказать по поводу других вопросов, вынесенных на обсуждение. Фундаментальная наука была, есть и останется, несмотря на действительно неблагоприятные условия, создаваемые для нее информационным обществом, вторжением в науку рыночных регуляторов. Об этом много говорят и пишут, отмечая, что финансирование фундаментальных исследований резко сократилось. Думаю, этот тренд все же временный. Существенное развитие технонауки и прикладных исследований не мыслимо без фундаментальной науки. И все не так мрачно, если обратить внимание на работу ЦЕРНа, других крупных центров физических исследований, если познакомиться с последними успехами космологии, в которой сейчас формируются новейшие фундаментальные физические представления (см.: Современная космология: философские горизонты. М., 2011). Кроме того, следует учитывать, что само классическое понятие фундаментальной науки существенно изменилось, она теперь не может ограничиваться областью физики. Во второй половине прошлого века утвердилась парадигма функционализма. Суть ее в том, что описание и объяснение функциональных отношений логически независимо от описания и объяснения физических свойств и отношений, и, следовательно, функциональные отношения не могут быть редуцированы к физическим. Тем самым сформировался относительно самостоятельный теоретический базис для исследований широчайшей области самоорганизующихся систем (биологических, социальных, технических в их взаимосвязях). Этот теоретический базис открывает перспективы фундаментальных исследований нового типа, которые необходимы для конвергентного развития НБИКС.

В заключение хочу остановиться на проектах переделки природы человека и лозунге «Даешь бессмертие!», который часто раздаётся в последнее время в популярной и даже научной литературе. Возможность преобразования человека как биологического существа со всеми его функциями в иные субстратные формы является теоретически мыслимой. Это основывается на принципе изофункционализма систем, получившем обоснование в работах А. Тьюринга и других ученых. Суть его в том, что одну и ту же функцию или систему функций можно воспроизвести, реализовать на разных субстратах (по их физическим, химическим свойствам). Допустим, вырвали зуб, вставили искусственный. Функции те же, субстрат иной. То же с искусственными сердечными клапанами, участками аорты и т.д. и т.п. А вот в прошлом году во Франции создан протез сердца, сделанный из биокомпонентов, и, как обещают его авторы, в нынешнем году он должен поступить в массовое производство. Такого рода замены в нашем организме уже сегодня могут быть весьма многочисленными. Где предел? Аналогичные процессы мы видим в развитии техники. Можно сказать, что вся история производственной деятельности нашей цивилизации основана на принципе изофункционализма систем, который подкрепляется принципом инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя. Поэтому существование мыслящего разума и человека в целом на небиологической основе теоретически допустимо.

Однако теоретическая возможность чего-либо и реальность − вещи часто далекие друг от друга. Сторонники преобразования человека в небиологические формы «спешат», ссылаясь на быстрое углубление экологического кризиса, неизбежную гибель жизни на Земле: надо успеть. Еще в 1998 г. наш соотечественник, профессор А.А. Болонкин (работающий в США) заявлял о возможности к 2020 г. создать «электронного человека», переписав из мозга всю информацию в чипы и разместив их в некотором устройстве, которому не страшны радиация, высокие температуры и т.п. Таким образом, по его словам, человеку можно обеспечить бессмертие. Подобные проекты выдвигали многие, в частности Рэй Курцвейл, который, правда, обещал достижение бессмертия к 2045 г. У меня они вызывают критическое отношение в том плане, что исходят из стратегической установки о скорой и неизбежной гибели жизни на земле, отодвигают на задний план или вовсе игнорируют задачу (и саму возможность) сохранения жизни как высшей ценности. Я не говорю уже о том, что эти проекты в ряде существенных отношений пока еще не носят достаточно реалистичного, делового характера. Разумеется, надо учитывать перспективы и многообразие вариантов преобразования человека, надо целеустремленно работать в этом направлении, но я думаю, что мы должны ставить во главу угла решение грозных проблем экологического кризиса, задачу сохранения и оздоровления жизни каждого из нас и всей жизни на Земле.

Даже если согласиться, что через 30-40 лет нам подарят бессмертие, то сразу возникает экзистенциальный вопрос, поставленный В. А. Лекторским: зачем нужно бессмертие, если нет высоких смыслов и целей деятельности, если оно сулит унылую бесконечность все той же абсурдности бытия массового человека, шагающего в будущее в своей привычной конкурентной свалке, в алчном стремлении ко всё большему потреблению все новых и новых предметов, все новых чувственных удовольствий и комфорта. Надо прежде, грубо говоря, поменять мозги, а не просто пересаживать их из бренного тела в искусственное. Но как сделать это? Именно такой вопрос должен стоять на первом плане.

В последнее время тема бессмертия активно обсуждалась нашими трансгуманистами. Я знаю некоторых из них и должен сказать, что среди них есть высокообразованные и очень способные люди с несомненно научным образом мышления (например, Ян Корчмарюк и его концепция «сеттлеретики»). И если отбросить крайности, то они ставят некоторые вполне реальные проблемы, касающиеся совершенствования природы человека, и с ними можно вести полезные дискуссии. В прошлом году произошло знаменательное событие – создано общественное движение «Россия 2045», сверхзадачей которого является достижение бессмертия путем создания искусственного тела человека и переноса в него личности индивида, тело которого исчерпало свои жизненные ресурсы. На пути к этой, казалось бы, заоблачной цели поставлены тем не менее вполне реальные задачи совершенствования человека, борьбы с болезнями, создания и развития биотехнических систем (относящихся, кстати, к компетенции НБИКС). Это движение быстро набирает обороты, в него входит ряд крупных отечественных и зарубежных ученых, взявших на себя руководство разработкой отдельных вопросов. Оно нашло поддержку и у ряда философов, среди которых, например, академик В.С. Степин. Опубликован «Манифест стратегического общественного движения: Россия 2045» (см. на сайте: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script ). В нем содержится постановка острых проблем, касающихся экзистенциального кризиса нашей цивилизации и способов его преодоления. Многие вопросы и задачи, повторяю, имеют вполне реалистичный характер; их постановка и предлагаемые подходы к их решению заслуживают поддержки. И у меня тоже возникло желание принять участие в этом движении. Причина проста: оно создает надежду аккумулировать силы, способные активно противодействовать углублению экологического кризиса и других глобальных проблем нашей цивилизации.

Вот уже более тридцати лет ведутся шумные разговоры на всех языках о гибельной траектории нынешнего развития человечества. Ужасающие (если задуматься) последствия экологического кризиса мы встречаем на каждом шагу. Но это лишь часть системного эффекта нарушения природных процессов Земли. Подсчитано, что объем ресурсов, которые наша планета воспроизводит за 12 месяцев, человечество потребляет за 9 месяцев (речь идет не только о биологических, но обо всех иных – энергетических, водных и т.п. ресурсах). Однако маховик потребительства продолжает все быстрее раскручиваться: еще больше потреблять, чтобы еще больше производить, чтобы еще больше потреблять. Если к этому добавить борьбу за ресурсы, которая усиливается и скоро развернется во всей «красе», то (не говоря уже о других проблемах) нетрудно представить мрачные перспективы земного социума. Об этом написаны горы всевозможных текстов, интеллектуалы уже десятилетия бьют в набат, к нему привыкли как к повседневному шуму улицы. Кое-какие организации и политические деятели предпринимают малоэффективные усилия или имитируют борьбу с экологическим кризисом. И мы ускоренно движемся всё в той же колее. От кого ждать решительных действий? От государства – правителей, политиков, чиновников? У них другие цели и проблемы (известно какие!). Остается надежда на общественное движение, способное сконцентрировать мощные интеллектуальные, финансовые и организационные ресурсы и сформировать такой социальный субъект, который был бы способен изменить нынешний вектор развития земной цивилизации. Научно-технические средства для таких глобальных преобразований создаются конвергентным развитием НБИКС.

 Движение «Россия 2045» заявило о подобной поистине великой цели и сделало первые успешные шаги в организации такого международного субъекта. Оно провело впечатляющий Международный конгресс, подтвердивший решительность намерений этого движения. Конечно, мы хорошо понимаем дистанцию между решительными намерениями и решительными систематическими действиями, приближающими достижение цели. Мы отдаем себе ясный отчет в проблематичности проекта, в преувеличении выданных авансов, в тех социальных играх и личных амбициях, которые сопутствуют подобным мероприятиям. Наконец, мы помним, сколько раз из искры вроде бы возгоралось пламя и потом быстро или постепенно гасло, оставляя горький дым. А каково академической науке, которой брошен столь дерзкий вызов? Но давайте не будем дальше перечислять наши сомнения, возражения, опасения и выставлять щит премудрости «среднего» научного сознания с его набором «приличий», оглядкой на высшие инстанции («как бы чего не вышло»), с его дефицитом воли и силы духа. Любой крупномасштабный проект – это акт пассионарности, он не мыслим без риска, дерзания, cамоотверженности, интеллектуальной отваги, балансирования на грани невозможного. Хорошо бы воспрянуть духом и вслед за молодыми энтузиастами, инициаторами проекта «Россия 2045» броситься штурмовать небо; а попросту – принять участие в тех его разделах, которые отвечают нашим профессиональным интересам.

 Когда мы размышляем о жизни и смерти, об их извечном соперничестве, о воле к жизни, страхе смерти, о жизнеутверждающих смыслах деятельности, обсуждаем идею бессмертия, то здесь, конечно, философам принадлежит первостепенная роль. Программа движения «Россия 2045» ставит эти вопросы в широком антропологическом контексте, способна вызывать продуктивные философские размышления в области экзистенциальной проблематики, более того – стимулировать творчество новых жизнеутверждающих смыслов, ценностей и целей, в которых остро нуждается современное человечество, и, что не менее важно, стимулировать творчество новых духовных сил, необходимых для достижения высоких подлинных целей.  

Б.И. Пружинин: А что пугает вас в этой идее постчеловечества?

Д.И. Дубровский:     Меня ничего не пугает. Но размышления на эту тему порождают много острых вопросов. Возможности изменения нашего биологического субстрата неуклонно расширяются. И в практическом плане этот процесс идет довольно быстрыми темпами и будет продолжаться с ускорением. Открываются небывалые перспективы борьбы с болезнями, продления жизни. Но возникают и многие опасения, связанные с непредвидимыми последствиями вторжения в геном человека, с переустройством функциональных отношений между естественными и искусственными органами и т.п. Тем более, что наши знания о биологической самоорганизации оставляют много вопросов. И тревожит доминируюшая установка этих концепций на скорейшую замену биологического субстрата искусственным, вместо того чтобы направлять главные усилия на изучение и сохранение жизни как высшей ценности. Именно об этом я и говорил.

Б.И. Пружинин:      Пугает неопределенность.

Д.И. Дубровский:     Да, сфера неопределенности быстро возрастает. Требуются серьезные систематические размышления, выработка стратегии сохранения жизни, путей преодоления экологического кризиса, принципов управления комплексными исследованиями в этой области, создание эффективной социогуманитарной экспертизы и соответствующих юридических нормативов. В этом есть тоже серьезный вызов для философии.

В.А. Лекторский: Меня-то пугает как раз определенность. Если можно осуществить эту идею о бессмертии, тогда не нужно любить, заботиться, творить, не нужно собой жертвовать, т.е. вся наша культура лишается всякого смысла. Жизнь обессмысливается. Это очень определенная вещь. Другое дело, что, может быть, этого не случится.

П.Д. Тищенко: Можно одно воспоминание? За несколько недель до смерти В.С. Библера я был у него. Его жена, тогда уже парализованная, прочитала книжку "Жизнь после жизни" Р. Моуди. Книга давала надежду перед лицом смерти. Владимир Соломонович заметил: «Не пойму, все-таки, что такое рай и почему считают, что там все будет хорошо. Но там же ничего не надо будет делать! Ведь делание предполагает незавершенность бытия и его несовершенство. И представьте – мне вечно (!) ничего нельзя будет делать. А зачем мне такой рай нужен?".

Когда трансгуманисты обещают бессмертие, то, я согласен с Владиславом Александровичем, нужно еще крепко задуматься, что за «конфетка» завернута в привлекательный фантик. Вполне возможно, что, вылущив из «сознания» его «сущность» и поместив её в машину, мы получим нечто «бессмертное», существующее на «твердом носителе» нескончаемо долго. Но, я полагаю, что это существо будет бессмертно только потому, что оно не будет живым. Стоит ли мечтать о подобном «райском блаженстве»?

Вопрос: Давид Израилевич, Вы сказали о том, что нет такого сообщества, таких сил, которые на должном уровне осмысливали бы все эти процессы. А у Вас есть какие-то соображения по поводу того, как можно улучшить ситуацию в этом плане?

Д.И. Дубровский: Конечно, есть. Все делается людьми. Надо найти, создать, объединить эти активные силы. Вот, скажем, М.В. Ковальчук хотел организовать в Курчатовском институте полную систему НБИКС, воодушевил нас, мы все загорелись надеждой, что вот-вот будет, наконец, создан и социогуманитарный центр в составе Курчатовского института, в рамках которого уже успешно работают подразделения нанотехнологий, биотехнологий, информационных технологий и в известной мере когнитивных технологий. Первые три подразделения функционируют на высоком, в полном смысле мировом уровне. Я лично видел это. В этом несомненная заслуга М.В. Ковальчука. Но вот инициатива по созданию социогуманитарного центра и тем самым полной системы НБИКС постепенно заглохла.

Повторю. Все делают люди. Сначала собирается небольшая группа. И если она полна решимости, энергии, и ее цели находят широкую поддержку, то она способна создать мощный социальный субъект, объединяющий интеллектуальные, финансовые, организационные, медийные ресурсы, а в итоге и политические ресурсы. Должна быть создана мощная институциональная структура. Вот что я имею в виду под субъектом, который может эти задачи решать.

В.Г. Горохов: Центр внимания современных исследований сместился с рассмотрения техники самой по себе на процесс ее взаимодействия с обществом. Именно под знаком этого тренда в начале двадцать первого столетия появилась новая стадия развития науки, получившая название технонауки. Технонаука – это не техническая наука, а новая форма организации науки, интегрирующая в себе многие аспекты как естествознания и техники, так и гуманитарного познания. «Термин «технонаука» наиболее часто используется для обозначения таких современных дисциплин, как информационные и коммуникационные технологии, нанотехнологии, искусственный интеллект или также биотехнологии» (См. Philosophy of Technology and Engineering Sciences: 9 (Handbook of the Philosophy of Science). Amsterdam: Elsevier, 2009, p. 1311). Причем технонаука пытается дать новые ответы даже на традиционные философские вопросы. Однако справедливо считается, что хотя основательные знания могут быть получены в полемике между учеными и инженерами, последние часто являются невежественными в философии (См. A.-M. Rieu. The epistemological and philosophical situation of mind techno-science. - http://www.stanford.edu/group/SHR/4-2/text/rieu.html). Поэтому я считаю важной инициативой журнала «Вопросы философии» проведение данного «круглого стола».

Прежде всего я хотел бы согласиться с Д.И. Дубровским, что новые технологии создают не только новые возможности, но и новые риски. Многие авторы считают возможным возникновение новой глобальной угрозы существованию человечества и видят ее именно в развитии технологий, среди которых они выделяют ведущую в этом отношении нанотехнологию. Реальная опасность может заключаться в том, что мы просто не успеем вовремя провести оценки и выработать меры предосторожности, а общественная дискуссия о таких опасностях, по мнению многих экспертов, отстает примерно на пять лет от их внедрения в нашу жизнь. С развитием нанотехнологии появились новые возможности точечного видоизменения структур на молекулярном и атомном уровнях, вживления в организм человека новых микроприборов, усиливающих или даже расширяющих возможности человеческого восприятия и органов чувств. Никто, однако, не только не исследовал, но даже не поставил вопрос о том, что будет с человеческой психикой после нанотехнологической корректировки тонких нейронных структур или после добавления новых органов чувств, о чем уже пишут как о вполне реализуемом в недалеком будущем проекте.

Конечно, человек способен приспосабливаться в определенных пределах к изменившимся внешним условиям, в том числе некоторым внешним по отношению к его психике телесным изменениями (например, в органах восприятия). Но это всё же внешние факторы. Вмешательство во внутренние нейропсихические процессы может привести к некоторым трудно предсказуемым последствиям и не только для самой индивидуальной человеческой психики, но и для общества в целом. Вопрос заключается в том, что станет с его личностью, как его психея будет сочетаться с этой новой телесностью и не приведет ли эта корректировка «божественного замысла» к самоуничтожению человечества. Однако перспектива, возникающая в связи с вышесказанным – не отказ от техники вообще, от технического отношения к миру, без которого невозможно существование человеческой цивилизации, а поиск новых, более гуманных форм этого отношения. Мы находимся только в начале пути, и задача наша заключается в том, чтобы изменить саму внутреннюю установку науки и инженерной деятельности.

Я хотел бы также поддержать призыв Д.И. Дубровского к эпистемологии и методологии науки исследовать языки, которые бы могли в единой концептуальной структуре выразить новые типы исследуемых и проектируемых систем. В этом смысле конвергентные технологии дают новый импульс для анализа проблемы редукции физического и биологического языков в рамках биотехнологического и нанотехнологического исследования. Причем в этом случае не ставится проблема провести одностороннюю редукцию биологического языка к физическим представлениям, как этого требовали неопозитивисты, считая физическое знание наиболее развитым и поэтому основополагающим по отношению к другим видам знания. В некоторых нанотехнологических лабораториях, например работающих с инженерно-физическим уклоном, даже специально держат специалиста биолога, понимающего язык физики и способствующего трансляции и переформулировке знаний из биологических дисциплин на понятном физикам языке.

Две исследовательские группы физиков и биологов попытались совместно изучить механизм действия биологического наномотора, что потребовало в ходе такого междисциплинарного исследования решать проблему концептуального диалога в нанобиотехнологии, причем с ориентацией на получение, по сути дела, инженерных результатов. В ходе исследования были выделены два типа биомоторов: мотор-турбина, приводимая в движение потоком протонов, и мотор – высокоэффективный преобразователь химической энергии в механическую. Оба биомотора связаны, но движутся в противоположных направлениях, а размер их на три порядка меньше, чем современные искусственные ротационные машины. В данном случае физический подход и подход структурной биологии к исследованию одной и той же гибридной нанобиосистемы выступают как рядоположенные, а не как соподчиненные. Если к этому добавить еще элементы химических описаний, то общая картина исследуемого явления выглядит весьма эклектично, что особенно рельефно видно из попыток схематического изображения функционирования данной гибридной системы, в котором причудливо сочетаются элементы инженерно-физических схем с химическими формулами и картинными изображениями биосистем. В практической плоскости это означает необходимость взаимопонимания и постоянного обмена знаниями различных дисциплинарных групп ученых, вынужденных работать в одном исследовательском коллективе над решением единой поставленной перед ними задачи. Такого рода представления можно назвать синкретическими. Поэтому, чтобы дать описание функционирования «биологического мотора», которое было бы совместимо как с его инженерно-физическим рассмотрением, так и с его представлением с точки зрения структурной биологии, необходимо приподняться на уровень методологической рефлексии, т.е. выйти в сферу системно-кибернетической онтологии.

Аналогичный случай произошел с выступлениями аспирантов ОИЯИ (Объединенного института ядерных исследований, г. Дубна) с презентациями рефератов по курсу истории и философии науки. Присутствовали наряду с физиками биологи и программисты-математики. Когда был представлен реферат по радиобиологии, я спросил физиков, поняли ли они что-нибудь. Выяснилось, что нет. Тогда я сделал резюме: вы обязаны представлять свои рефераты так, чтобы их поняли не только узкие специалисты. Этот пример показателен тем, что физики, наконец, поняли, что не только они имеют высокоспециализированный язык. Впрочем, даже узкие специалисты из разных областей физики часто плохо понимают друг друга без дополнительных пояснений.

Междисциплинарность наблюдается сегодня даже в рамках отдельных, казалось бы узкоспециализированных, областей науки. Например, применение протонной терапии требует подготовки специалистов, имеющих представление не только о физических процессах, но и о человеческом организме. Последний невозможно рассматривать как простой физический объект, обладающий константными свойствами. Он дышит, деформируется, постоянно меняет положение. Его здоровые клетки могут быть повреждены при ошибочном облучении, которое должно уничтожать лишь больные, например раковые, клетки. Все это требует не только корректировки условий «эксперимента» (с точки зрения физики), который больше не является ни физическим экспериментом, ни экспериментом вообще, а лечением, т.е. практической врачебной деятельностью, но и модификации «экспериментального» оборудования. Тело человека должно быть особым образом фиксировано, а облучение − строго направленным. Здесь уже речь идет не о «физическом теле», а о вполне конкретном человеке – пациенте. Основным принципом тогда становится медицинская заповедь «не навреди».

Проблема выработки общего языка, понятного всем включенным в развитие конвергентных технологий исследовательским группам, является уже не частнонаучной, а общенаучной или даже методологической проблемой, поскольку предполагает выход на более высокий (по сути дела, философский) уровень. А поскольку каждый специалист по отношению к специалистам из других областей выступает как дилетант, то эта проблема становится уже не только проблемой междисциплинарной, но и трансдисциплинарной. Иными словами, возникает сложная проблема, каким образом наука может эффективно взаимодействовать с общественностью, что становится жизненно необходимым в современном обществе, поскольку именно конвергентные технологии активно внедряются в социальную жизнь и затрагивают интересы далеких от науки людей. И здесь опять мне кажется важной роль философской рефлексии.

Рефлексивность, характерная для начала ХХI в., требует от науки вместо дифференцировки развития в большей степени интегративных механизмов для наведения мостов как внутри самой науки, так и между различными социальными системами не только в рамках национальных государств, но и в глобальном масштабе. Мы обладаем сегодня дисциплинарными и междисциплинарными знаниями, но у нас недостаточно трансдисциплинарных знаний, т.е. знаний о том, как перевести наши знания в конкретные действия. Причем поддержка инновационной деятельности понимается как поддержка технологических инноваций, а вызванные ими социальные инновации почти совсем не исследованы. Мы живем сегодня в обществе риска и побочных непланируемых последствий, многие из которых инициированы научно-техническим развитием. Поэтому сама наука должны стать более рефлексивной и больше не может отстраняться от просчитывания возможных последствий своей деятельности.

В последнее время все больше и больше раздается голосов о необходимости повышения результативности науки, важности не столько фундаментальных, сколько прикладных исследований и разработки новых технологий, снижения затрат на науку в целом и в особенности на ее теоретическую часть, достижения самоокупаемости научных разработок за счет их скорейшего внедрения в практику, концентрации научно-исследовательских организаций на решении насущных практических проблем, возникающих в современной обществе. Однако фундаментальные знания невозможно заполучить, следуя заранее предначертанным шагам. Они не могут быть запланированы. Они непредсказуемы и не поддаются принуждению. В то же время современная техника не так далека от теории, как это иногда кажется. Она связана не только с применением существующего научного знания, но и с его производством. Для развития новых технологий требуются как краткосрочные исследования, направленные на решение специальных задач, так и широкая долговременная программа фундаментальных исследований. Конечно, с одной стороны, современные фундаментальные исследования более тесно связаны с приложениями, чем это было раньше, но, с другой стороны, для современного этапа научно-технического развития характерно использование методов фундаментальных исследований для решения прикладных проблем. Историкам и философам науки, как и самим ученым, хорошо известно, что без развития фундаментальных и теоретических научных исследований никаких прикладных результатов ожидать не приходится, хотя эти результаты, возможно, появятся с некоторой временной сдвижкой.

Бурный прогресс конвергентных технологий ставит по-новому многие старые философские проблемы и выдвигает на первый план целый ряд методологических, социальных, когнитивных и т.п. вопросов, решение которых требует высокого философского уровня, т.е. должно проводиться с участием профессионалов в этой области. И сама философия не может существовать без активного взаимодействия с развивающейся наукой. Поэтому философы, особенно философы науки и техники, обязаны в тесной кооперации и диалоге с учеными-специалистами осмысливать вновь возникающие философские проблемы в научно-технической сфере.

И.Ю. Алексеева: Мне буквально после этого обсуждения предстоит читать в МИФИ лекцию по информационно-психологической безопасности. Эта проблема – из числа тех, которые дают импульс конвергенции информационных и социогуманитарных технологий и наук. Кстати, доклад Михаила Валентиновича Ковальчука в Институте философии на меня произвел большое впечатление, побудил иначе взглянуть на проблемы, которыми я занимаюсь, наметить новые подходы. Опыт наших контактов с Курчатовским институтом я оцениваю как положительный. Подчеркиваю, что предложение рассмотреть перспективы возможного сотрудничества поступило от них, и мы пытались со своей стороны предложить то, что могло бы их заинтересовать. Мы составили план проведения совместных «круглых столов». Однако, как позже выяснилось, для Курчатовского института был предпочтителен другой подход. Их интересовали готовые, уже сформировавшиеся группы, которые могли бы выиграть финансирование из Федеральной целевой программы и самостоятельно работать. Такой группы у нас на начало 2011 г. не было. Однако мы не исключаем возможность формирования такой группы в будущем.

Исследования по НБИКС-конвергенции мы начали в рамках сектора междисциплинарных проблем научно-технического развития в ИФ РАН. Буква «С» в аббревиатуре «НБИКС» для нас особенно важна, поскольку она означает «социогуманитарные технологии».

Речь идет о новой технологической революции, которую я предлагаю назвать НБИКС-революцией. Конвергентное развитие нано-, био-, инфо-, а также когнитивных наук и технологий способно привести к таким изменениям в обществе и человеке, которые сегодня представляются просто фантастическими. Создание новых (в том числе гибридных, состоящих из органических и неорганических субстанций) материалов и устройств, управление биологическими процессами на молекулярном уровне, раскрытие тайн работы мозга, появление «сильного» искусственного интеллекта - все это предполагает формирование нового социально-технологического уклада. Речь идет не только о возросшим уровне развития науки и техники, новых отраслях экономики и способах организации производства, но и о новых формах социальности, ценностных ориентирах, о новом понимани сущности и природы человека.

Обсуждение подобных перспектив уже идет, оно представлено в публикациях разных жанров – здесь и академические работы, и публицистика, и политические стратегии. Наибольшую известность получил доклад Национального научного фонда США «Конвергирующие технологии для улучшения человеческой функциональности. Нанотехнологии, биотехнологии, информационные технологии и когнитивная наука» (под ред. М. Роко и С. Бэйнбриджа), опубликованный в начале «нулевых годов». Критики отмечают пропагандистский характер этого доклада, высказывают тревогу по поводу чересчур оптимистичного взгляда на будущее, который здесь представлен. В этом с критиками можно согласиться. Только ведь мы помним, что и начало компьютерной революции ознаменовалось появлением работ, авторов которых упрекали (и справедливо!) в том, что они занимаются пропагандой нового вида техники, преувеличивают ее возможности и слишком оптимистично рисуют будущее. Далеко не все из того, что прогнозировали в начале компьютерной революции, стало реальностью. Тем не менее многие ожидания и опасения оправдались. Кроме того, возникли феномены, которых не видели и значимость которых не была предугадана при появлении компьютеров. Мы помним время, когда идея информационного общества воспринималась скептически или решительно отвергалась. А потом концепции развития информационного общества стали приниматься государствами и межгосударственными организациями. Сегодня уже имеет смысл думать о том, что будет представлять собой НБИКС-общество.

Интересный вопрос – соотношение обсуждаемой здесь «конвергенции» с теми процессами, которые прежде характеризовались как «интеграция знаний». Дифференциация и интеграция научного знания была одной из важных тем в советской философии 70−80-х годов ушедшего столетия. Объединение знаний из разных областей науки, «переплетение» соответствующих методов и подходов просто неизбежно, если мы занимаемся комплексными проблемами. Однако представления о профессионализме и компетентности связываются, как правило, с дифференциацией и достаточно узкой специализацией в рамках одной науки. Например, мои занятия проблематикой информационно-психологической безопасности иногда вызывают удивление: «Но Вы же не психолог!». А ведь это комплексная проблема, и к ней можно идти и от философии, и от психологии, и от инженерных дисциплин. Проникновение идей конвергенции в естественно-научное образование проявляется, в частности, в том, что начинают готовить специалистов, которые знали бы и физику, и биологию. А в сфере гуманитарного знания – разве нет потребности в людях, которые знали бы и философию, и психологию? Ведь отделение психологии от философии означало и отделение философии от психологии, и отделение логики от психологии. И логик гордо заявляет, что занимается логическими структурами, которые не имеют отношения к мышлению, и психология познания ему неинтересна. А для тех, кто получает курс логики как общеобразовательный, важна как раз логика в связи с психологией мышления. Заменить логика психологом? Но параграфы о логике, которые мы иногда находим в учебниках психологов, свидетельствуют о том, что их авторы не очень хорошо освоили основы курса этой дисциплины.

В.А. Лекторский: А.С. Карпенко, как и многие другие логики у нас и за рубежом, считает, что логика никакого отношения к мышлению не имеет.

И.Ю. Алексеева: И многие так считают. И это – пример, когда уместно говорить о конвергентном развитии разных областей знания в том смысле, что происходящее в одних областях способствует осознанию вопросов, актуальных для других областей.

Напомню еще одну из важнейших тем советской философии – материальное единство мира. Феномен НБИКС – повод вернуться к этой теме, в новом свете увидеть вопросы единства мира, и не только материального. Для философии это и вызов, и перспектива.

Новые перспективы открываются для философии, которая будет не только осмысливать процессы НБИКС-конвергенции, но и участвовать в этих процессах. Сегодня мы можем поставить вопрос о будущем философии как технонауки. Дело в том, что в число социогуманитарных технологий могут войти и философские технологии. Что именно будут представлять собой философские технологии, сегодня сказать трудно. Спектр возможностей здесь очень широк – от логических технологий, применяемых для решения узкоспециализированных задач, до технологий мировоззренческих. В советское время писателей называли инженерами человеческих душ (примечательно, что писателей, а не психологов). Современная литература от подобных задач освобождена. Кстати, немало молодых людей слушают аудиокниги по философии.

Идея философии как технонауки открывает новые пути самопознания философии. Философия долгое время познавала себя в сравнении с математикой, затем – с экспериментальным естествознанием (главным образом физикой). Толкование философии как науки, «не науки» или особого рода науки выдвигало на первый план вопрос об истине. Сопоставление философии с техникой и технонаукой выдвигает на первый план вопрос об эффективности. Здесь возникают свои «ловушки», ситуации, когда «истина и правда нас не интересуют, важна лишь эффективность».

Владислав Александрович приводил пример отношения к коррупции: оказывается, будущая наша элита убеждена в том, что коррупция необходима для функционирования социально-экономической системы, сложившейся в стране после социализма. Другой системы эти молодые люди не знали. Но мы-то помним, что одна из задач перестройки состояла в том, чтобы искоренить коррупцию в тех ее проявлениях, которые были в Советском Союзе (сегодня эти проявления кажутся детскими). Я могу привести такой пример. Студенты, будущие юристы, писали маленькое сочинение на тему: "Сократ или Протагор: кого взять в наставники?" Большинство выбрало Протагора, поскольку софистика помогает заработать деньги, а Сократ живет в бедности. А вот пример из книги «Netoкратия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма», к которой с большим почтением относятся продвинутые российские администраторы. Авторы - Александр Бард и Ян Зодерквист. Текст доступен в Интернете. Книга издана Стокгольмской школой экономики в Санкт-Петербурге. Так вот, там говорится, что русскую революцию 1917 г. можно было бы предотвратить, если бы царь «вдруг публично признался в своем атеизме».  

Оставим в стороне вопрос о том, насколько эффективным в действительности был бы такой ход. Замечательно другое – для технолога совершенно не важно то обстоятельство, что император был верующим. Главное – «вдруг признаться публично», создать событие. Это вписывается в контекст «аттенционализма» - концепции общества, где главной ценностью является внимание. Вот что издает Стокгольмская школа экономики в Петербурге.

В.А. Лекторский: А почему в Петербурге?

И.Ю. Алексеева: Есть такая организация – Стокгольмская школа экономики в России, с офисами в Москве и в Петербурге.

Наконец, хочу сказать вот о чем. Владислав Александрович поставил вопрос: возможен ли конец фундаментальных исследований? Я думаю, что конец фундаментальных исследований невозможен и не нужен. И мы со своей стороны должны делать все от нас зависящее, чтобы этого не произошло. А если речь идет о гуманитарном знании, то нужно иметь в виду, что фундаментальность здесь отличается от фундаментальности в естественных науках, при этом в каждой из гуманитарных наук фундаментальное видится по-своему. В естественных науках принято различать фундаментальные и прикладные исследования. А что мы противопоставляем фундаментальному в философии? Разве мы говорим, что вот эта философская работа фундаментальная, а та – прикладная? Фундаментальной работе мы противопоставим не прикладную, а поверхностную. Фундаментальная - глубокая. Примеры отношения к коррупции, к софистике, «рецепты» предотвращения революции, о которых мы здесь говорили – все это основано на поверхностных представлениях об обществе и человеке. Этому должно противостоять фундаментальное, связанное с классическими ценностями, носителями которых мы и являемся.

П.Д. Тищенко: Не кажется ли Вам, что Вы все-таки немного торопитесь, противопоставляя фундаментальное поверхностному? У нас в советское время, я помню, была сеть методологических семинаров с психологами, с биологами, с физиками, с генетиками. И это была прикладная работа, а не фундаментальная, и была она довольно серьезная, что зависело, конечно, от конкретного семинара и участников, но часто была очень интересной, взаимовыгодной. Поэтому я бы не торопился с поверхностностью. Плюс еще прикладная задача философии - это идеология общества, хотим мы этого или не хотим. Мировоззрение. Эти слова устарели, конечно, и немножко пугают. Но по большому счету мир в целом-то кто производит? Все видят одно: что где-то рождается общее представление, т.е. я думаю, что вот это и есть прикладные аспекты.

И.Ю. Алексеева: Павел Дмитриевич, спасибо за вопрос. То, о чем Вы сейчас сказали как о прикладном, я считаю фундаментальным. Методологические семинары побуждали разрабатывать именно фундаментальные проблемы философии. Философские проблемы естествознания всегда были фундаментальными для философии, касались сердцевины философского знания – категориального аппарата, методов, места философии в культуре. Думаю, что в этом смысле мы с вами не противоречим друг другу.

В.А. Лекторский: Лет двадцать назад мы с Т.И. Ойзерманом были на гегелевском конгрессе, и покойный ныне Гадамер в ходе беседы с ним рассказывал, как он работает: «Изучаю классические тексты, думаю, пишу. А Хабермас читает газету, а потом по какому-то конкретному поводу пишет философский текст». Последний случай, наверное, и есть пример прикладной философии. Такая философия тоже есть. И она, видимо, не бесполезна. Кант делил философию на теоретическую и практическую. Практической считалась этика, хотя этика тоже фундаментальна, конечно. А прикладное - это, видимо, что-то более конкретное.

Другая тема, которую Ирина Юрьевна подняла, тоже любопытна, идея о возможности превращения философии в технологическую дисциплину. Это будет уже не философия, а что-то совсем другое.

И.Ю. Алексеева: Но ведь философия не может быть только рефлексией, она должна предлагать и действовать, использовать современные средства и создавать новые.

В.А. Лекторский: Какая-то философская технология, рецепты - это все-таки сомнительно. Смысл философии в том, что она не рецепты даёт, а ставит под вопрос сами вопросы. Это совсем другая функция. Философия ставит под вопрос то, что есть в науке, в культуре: вможно усомниться в исходных основаниях, показать, что тут не все ясно. Помню, как много лет назад был какой-то съезд партии, и Брежнев что-то об эффективности говорил. Так один автор сразу нам в журнал статью принес "Эффективность - новая категория философии". Я его спросил: "Кто эффективней? Кант или Гегель?". Он не мог ответить.

И.Ю. Алексеева: Когда мы говорим об эффективности, предполагается, что в основе лежит мера.

В.А. Лекторский: Тогда должен существовать способ измерить разные концепции, разные способы понимания. В литературе, например, кто эффективней - Лермонтов или Пушкин? Это вопросы бессмысленные. Философия всегда использовалась для осмысления мира, человека, познания, культуры. И это новое осмысление нередко приводило к новым способам жизнедеятельности и познания.. В этом смысле философия гораздо практичнее многих абстрактных научных дисциплин.  Но способы использования философии - это нечто иное , чем технологические рецепты. .

Л.П. Киященко: Мы уже затронули довольно широкий круг вопросов, связанных с проблемами конвергенции НБИКС-технологий. Хотелось бы остановиться на некоторых из них. И в первую очередь посмотреть на этимологию слова «конвергенция», которое устойчиво воспроизводится в биологии, этнографии, языкознании, социологии, оптике для обозначения аналогичных процессов схождения в однонаправленный процесс, взаимоуподобление относительно далеких по происхождению групп организмов и явлений. Например, в офтальмологии — сведение зрительных осей обоих глаз на фиксируемом объекте, в процессе эволюции схождение признаков неблизкородственных групп организмов, приобретение ими сходного строения в результате существования в сходных условиях и одинаково направленного естественного отбора. В рассматриваемом аспекте – функциональной конвергенции − не лишним вспомнить одного из основоположников структурно-функционального анализа общественной жизни Р. Мертона. Функции, по Мертону, − те наблюдаемые следствия, которые служат саморегуляции данной системы или приспособлению её к среде.  Сама общественная жизнь понимается представителями структурно-функционального анализа как бесконечное множество и переплетение взаимодействий людей.  В рассмотренных примерах, можно сказать, идет речь о функциональном уподоблении, которое не редуцируется к субстратному носителю того или иного свойства, а создает наблюдаемый транскуммулятивный эффект из сопряжения разнородных участников этого взаимодействия. Эффект и эффективность - однокоренные слова, но они последовательны во времени, в процессе проведения описываемых технологий. Эффект дает возможность  судить, что конвергенция состоялась.

Следующий шаг в этом направлении − стоит выяснить вопрос о том, функциональна конвергенция или нет (дисфункциональна, по Мертону). Трудность выяснения вопроса об эффективности конвергенции состоит в том, что она не поддается редукции, однозначно не раскладывается на составляющие технологии, непредсказуема и потому неконтролируема в достаточной степени, чтобы появилась возможность ею безапелляционно управлять. Об этом в своем выступлении говорил Д.И. Дубровский.

В 2001 г. под эгидой Национального научного фонда и Министерства торговли США была выдвинута так называемая НБИК-инициатива, исходным пунктом которой стали успехи нанотехнологий и открывающиеся возможности  их конвергенции с биомедицинскими, информационными технологиями и когнитивной наукой.  М. Роко и В. Бейнбридж в работе «Конвергентные технологии для улучшения человеческой функциональности: нанотехнологии, биотехнологии, информационные технологии и когнитивные науки» связали перспективы  реализации  проекта в ближайшие 10-20 лет с глобальными изменениями в обеспечении национальной безопасности, управлении, экономике и т.д., а также с кардинальной трансформацией человеческого тела, достижением интерфейса человек − машина (Roco M.C. and Bainbridge W. S. Converging technologies for improving human performance: nanotechnology, biotechnology, information technology and cognitive science. Kluwer, 2002).

Ориентация НБИК-инициативы только на технологичность исполнения вызывает законные опасения из-за непредсказуемых последствий их применения, вынуждает искать контрмеры. В качестве одного из подходов можно рассматривать более широкую трактовку технологий как такое отношение человека к миру, которое включает деятельностные и рефлексивные составляющие. В таком случае есть реальная возможность учитывать в указанной конвергенции и социогуманитарную составляющую, о чем мы уже говорили. Если деятельностное начало технологии ориентировано на внешнее функциональное проявление, то рефлексивное обращается к ценностным и смысловым основаниям конвергентных технологий, проходящим «чистилище» рефлексии на всех этапах их проведения - от мотива рассмотрения, технического задания,  формулировки проблемы, поиска общего языка, подбора соответствующей методологии, апробации результата, его экспертной независимой оценки. «Прошивка» проходит по всему «телу» гибридного монстра, придавая ему человеческое измерение, которое делает явными функциональные, латентно присутствующие установки производящего ту или иную конвергенцию. Как представляется, в таком смысле или двигаясь по этому пути, можно говорить об эффективности конвергентных процессов.

Однако в связи со сказанным в новом контексте остро встает проблема двух культур. Как можно навести мост над пропастью, которая с точки зрения науки, добавим существенное с моей точки зрения, классической науки, непреодолима? Отчасти ответом может быть согласованное мнение в научном сообществе, и не только, что в НБИК-технологии необходимо включить социогуманитарные практики, т.е. конвергентные технологии перестают быть чистым технико-инструментальным средством объективистской направленности исследований. НБИКС-технологии в таком случае становятся сферой функционального проявления феномена постнеклассических практик. Концептуализация его идет в русле развития стратегий постнеклассической науки (В.С. Степин).

Скоро выйдет в свет коллективная монография «Постнеклассические практики: опыт концептуализации». Там есть моя статья «Синергетика языков постнеклассических практик», в которой, в частности, говорится. При обсуждении действия постнеклассических практик важно учитывать два вида функциональной предрасположенности субъекта действия. Первая позиция субъекта – каузальная, внешнего наблюдателя, претендующего на объективное описание. Вторая позиция – телеологическая, в прилагаемых обстоятельствах осознанно ставящего свои цели участника. Первое причинение традиционно связывается с проведением практики с большой буквы, с проверкой на практичность тех следствий, которые могут уточняться, изменяться, сохраняя до поры до времени статусную роль устойчивого фундамента. Это то, что называется прикладной аспект фундаментальной науки. Телеологичность, как вторая позиция субъекта, движется пониманием участника исследования, что нужно делать в этих обстоятельствах времени и места для достижения, например,  контингентного решения общей проблемы. Понимание неокончательно, оно открыто на расширение и уточнение, в противном случае оно становится убеждением и переходит в статус каузальной причины (основоположений). И это принципиально, поскольку сочетание разнородных установок, их учет при оценке как неклассических практик, так и при непосредственном их проведении, равно важно. Но когда основательность объяснения причин становится под вопрос, главным лейтмотивом исследования становится понимание его цели, удерживающее связь с объяснительными причинами. Эти ситуации могут быть прописаны с помощью, например, представления о рефлексивном преобразовании, введенного М.А. Розовым (Розов М.А. Теория социальных эстафет и проблемы эпистемологии. Смоленск, 2006. С. 239-249). Он объясняет эту процедуру сменой целевых установок, между которыми сохраняется  рефлексивная связь. В известной мере эта ситуация может быть представлена как растущее «рефлексивное осознание различных познавательных ситуаций как многообразия циклически самоорганизованных интерсубъективных коммуникаций, рекурсивно (самоподобно) открытых для процесса восприятия трансдисциплинарного коммуникативного субъекта» (Аршинов В.И., Свирский Я.И. Интерсубъективность в контексте постнеклассической парадигмы // Постнеклассика: философия, наука, культура. СПб., 2012. С.177). Или же можно прибегнуть к представлению о трансфлексии, которое проводится  в конвергенции через рекурсивную обращаемость и диалог в когнитивно-коммуникативных стратегиях проведения трансдисциплинарного исследования (Киященко Л.П. Опыт философии трансдисциплинарности (казус «биоэтика») // Вопросы философии. 2005. №8).

В.А. Лекторский: По поводу трансдисциплинарности. У нас раньше использовали термин «междисциплинарность». Есть ли отличие?

Л.П. Киященко: Что такое трансдисциплинарность. Надо сказать, уже не одно десятилетие за рубежом проводятся исследования, конференции, выходят статьи и труды, в которых активно обсуждаются возможности и перспективы применения такого рода разработок в теории, социально ориентированных практиках, в образовании и т.п. На вопрос можно ответить так: это современный тип производства научного знания, который представляет собой гибрид фундаментальных исследований, ориентированных на познание истины, и исследований, направленных на получение полезного эффекта. Трансдисциплинарность размещена в интервале между истиной и пользой, образуя тем самым  антитетически составленную проблематичность, разрешение которой происходит «здесь и сейчас». При этом смещаются локусы производства знаний за рамки и границы научных дисциплин и социальных институтов.

Теперь несколько слов о вызовах современной философии, об ожидании возможных ответов на поставленные в связи с проблемой конвергенции вопросы. Одним из таких ответов, как представляется, можно рассматривать философию трансдисциплинарности, которая проросла из постнеклассической философии, являясь одним из ее воплощений.

К философии трансдисциплинарности  напрямую относятся слова Мерло-Понти: «Философия существует всюду, даже в “фактах” - но у нее нет такой среды, где она не была бы заражена жизнью» (Мерло-Понти М. В защиту философии. М., 1996. С.102). Практическая направленность философии трансдисциплинарности нашла отражение в трех видах ее обоснования: апостериорной априорности оснований – на встрече дисциплинарного знания с проблемами жизненного мира; конкретной универсальности в обосновании принимаемого решения – в ее практичности; в трансфлексии морального выбора как обоснованности принимаемого решения, исповедующую ответственную непритязательность в коммуникативном взаимодействии. Как можно заметить, в основополагающих принципах трансдисциплинарности присутствует традиционная тяга философского знания к фундаментальности, обоснованности. Но произошедшая трансформация состоит в том, что она не предзадана как таковая, а формируется, создается в опыте трансдисциплинарности, в пространстве которого, как мне представляется, разворачивается рассматриваемая нами конвергенция НБИКС-технологий.

В.И.Аршинов: За последние  десять лет исследования в области философии науки и технологии в их междисциплинарном и трансдисциплинарном контекстах обзавелись новым концептом «конвергирующие технологии». Несколько раньше, в середине 90-х, на само явление «растущей конвергенции конкретных технологий в высокоинтегрированной системе, в которой старые изолированные технологические траектории становятся буквально неразличимыми», обратил внимание социолог М. Кастельс. При этом он подчеркивал, что «технологическая конвергенция все больше распространяется на растущую взаимозависимость между биологической и микроэлектронной революциями, как материально, так и методологически» (Кастельс М. Информационная эпоха. М., 2000. С.78). Фиксируя это явление, новый концепт существенно расширяет свое содержание, ставя в центр внимания синергетическое взаимодействие между самыми разными областями исследований и разработок, такими как нанонаука и нанотехнология, биотехногия и науки о жизни, информационные и коммуникационные технологии, когнитивные науки.

Однако такого рода констатациями я бы не стал ограничиваться. Ведущиеся сейчас на Западе  интенсивные дебаты по поводу конвергирующих технологий стали, по сути, форумом для исследований будущего в контексте становления современной нанотехнонауки. Новое, «посткастельсовское» прочтение понятия «конвергирующие технологии» начало стремительно формироваться начиная с 2001 г., когда под эгидой Национального научного фонда США была выдвинута так называемая НБИК–инициатива. В этой инициативе четко выделяются два целевых фокуса-аттрактора. Первый акцентирует внимание на синергетическом объединении вышеназванных областей исследований и разработок в нанометрическом масштабе, что обещает уже в обозримом будущем цепную реакцию самых разных технологических инноваций, в своей совокупности обещающих глобальную трансформацию самого способа развития человеческой цивилизации в целом. Этот фокус можно назвать также экономико-технологическим. Что же касается второго, то он акцентирует внимание на проблеме «улучшения человека», «человеческой функциональности», или «расширения человека» . Нет ничего удивительного поэтому, что НБИК-модель конвергирующих технологий (НБИК-тетраэдр) всколыхнула новую волну энтузиазма среди адептов трансгуманистического движения ( Ник Бостром, Рей Курцвейль, Вернон Уиндж), увидевших в ней реальный практический инструмент создания следующего поколения постчеловеческих существ, трансформации всего того, что Ханна Арендт назвала «человеческой обусловленностью» (Арендт Х. Vita activa или о деятельной жизни. Санкт-Петербург, 2000).

Я не ставлю здесь цели подвергнуть критике воззрения трансгуманистов. Во-первых, эти воззрения сами по себе достаточно неоднородны. Во вторых, я считаю гораздо более конструктивным рассмотрение воззрений современных трансгуманистов не с точки зрения фиксации их экстремистских экзотических характеристик, а в более широком контексте – их возможной синергийной конвергенции со всем междисциплинарным (и трансдисциплинарным) комплекстом современного социогуманитарного знания. Объектно ориентированную модель НБИК-конвергенции необходимо трансформировать в проблемно-ориентированную трансдисциплинарную модель НБИКС-конвергенции, где С символизирует весь кластер социогуманитарного знания.

Авторы «тетраэдрической» концепции взаимосвязи конвергентных технологий М. Роко и В. Бэйнбридж утверждают, что конвергенция реализуется как синергийная комбинация четырех быстро развивающихся областей науки и технологий: (а) нанотехнологии и нанонауки; (б) биотехнологии и биомедицины, включая генную инженерию; (с) информационные технологии, включая продвинутый квантовый компьютинг и новые средства сетевой коммуникации; (d) когнитивные науки, включая когнитивные нейронауки. Утверждается также, что сейчас эти области человеческой деятельности как эволюционно-сопряженной совокупности практик познания, изобретения и конструирования достигли такого уровня инструментального развития, при котором они должны вступать в интенсивное синергетическое взаимодействие, результатом которого явится становление качественно новой супернанотехнонауки, открывающей перед человеком и человечеством новые горизонты собственной эволюции как осознанно направляемого трансформативного процесса.

 Естественно, возникают вопросы. О какой собственно эволюции идет речь – о биологической, социальной или, быть может, биосоциальной? Куда и кем (или чем) эта эволюция должна «направляться»? Какие формы она может принять? Здесь кластер знания, символизируемый значком С, может и должен быть ведущим параметром трансдисциплинарной когерентизации всего процесса конвергенции в целом. Пока что концепция НБИК-конвергенции выглядит сугубо инструментальной и технократичной. За что она и подверглась критике в Европе, где как раз и предлагалось «включить» в «тетраэдрическую» НБИК-конвергенцию социогуманитарное знание.

 Как уже говорилось, тетраэдрическая НБИК-конвергенция символически  соотносится с четырьмя идеальными элементарными нанообъектами: атомами, генами, нейронами и битами. Процесс конвергенции, синергийность тетраэдра предполагает, что в техноонтологии наномира код ДНК, нейроны и биты становятся коммуникативно связанными посредством когерентно организованной совокупности гибридных интерфэйсов. Интерфэйсов между сознанием и материей. И тогда С-дополнение этой конструкции должно, как мне кажется, состоять во введении в рассмотрение понятия социокода, что-то вроде мемов Докинза или, в более широком контексте, обращения к модели культуры В.С. Степина.

 Еще раз отмечу, что нанообъекты – это не более чем символические продукты когнитивной машины Декарта, продукты практик «очищения», создающих, согласно Бруно Латуру, «две совершенно различные онтологические зоны, одну из которых оставляют люди, другую—“нечеловеки”» (Латур Б. Нового времени не было. Эссе по симметрийной антропологии. СПб., 2006. С. 71). Опять-таки не углубляясь в подробности акторно-сетевой теории Латура, замечу еще, что в фокусе внимания его симметрийной антропологии находится проблема преодоления того, что он называет Великим разделением (или разрывом) Нового времени. Это разделение отсылает к «двум совокупностям совершенно различных практик». О второй совокупности практик «критического очищения» (машинах Декарта) я уже упомянул. Что же касается первой совокупности практик, то она соответствует тому, что Латур называет сетями. Эти практики можно еще назвать машинами Деррида-Делеза. Их продуктами является вездесущая реальность гибридов природы и культуры, или квазиобъектов или, быть может, «субъект-объектов», которые «перешагивают через барьеры между культурой и природой, деятелем и материалом» (Дэвис Э. Техногнозис: мир, магия и мистицизм в информационную эпоху. Екатеринбург, 2007. С. 25). И тогда фундаментальное философское значение конвергирующих технологий состоит прежде всего в том, что внутри синергийного НБИК-тетраэдра нанообъекты как продукты декартовских («нововременных», по терминологии Б. Латура) практик «очищения» трансформируются во множество гибридных квазиобъектов, как продуктов практик медиации в смысле все того же Латура.

Итак, вместо декартовского НБИК-тетраэдра возникает технологически опосредованная конвергенция между материальными уровнями реальности и когнитивными уровнями человеческого опыта. Эта медиация семиотически процессуально реализуется в наномасштабе генерацией всё большего количества медиаторов – квазиобъектов-вещей и знаков, интерсубъективных коммуникаторов. В таковые и превращаются прежде всего предварительно «очищенные» идеальной машиной Декарта атомы, гены, нейроны и биты.

Я не случайно использую термин «наномасштаб», имея в виду подчеркнуть, что речь идет о формировании новой техноонтологии, в которой пока что места человеку не находится, а говорится нечто внушающее тревогу о постчеловеке. Природа и общество и дискурс, по словам Латура, «все еще удерживаются на расстоянии друг от друга и все три не принимают участия в работе по созданию гибридов, они формируют ужасающий образ нововременного мира: абсолютно выхолощенные природа и техника; общество, состоящее только из отражений, ложных подобий, иллюзий; дискурс, конституированный только эффектами смысла, оторванного от всего остального» (Латур Б. Указ. соч. С. 133).  

Таким образом, проблема добавления С в НБИК-тетраэдр, с тем чтобы трансформировать его  в икосаэдр, теперь состоит в том, чтобы всячески стимулировать процесс конвергентного расширения практик технокультурной антропологически ориентированной медиации, рекурсивно порождающих гибридные когнитивные интерфейсы между конвергирующими уровнями реальности. При этом сложностность как нередуцируемая целостность и есть тот потенциальный контекст, в котором эта «двойная» технокультурная конвергенция только и может в полной мере осуществляться.

П.Д. Тищенко: В связи с вопросом о трансдисциплинарности хотел бы обратить внимание на то, что существует многообразие концепций производства знаний. Не только технонаука (Б. Барнс), уже упомянутая, но еще и Второй тип производства знаний  социологов М. Гиббонса, Х. Навотной, П. Скотта и других. Существует концепция постакадемической науки по Я. Зиману, постнеклассической, по В.С. Степину, теория трансинституционального триплекса наука–правительство–бизнес (Г. Этцкович и Л. Лидесдорфф) и т.д. Во многих из этих теоретических описаний современных форм производства знаний обращается внимание на то, что принципиально важные для инновационного развития знания создаются не только в научных лабораториях, но и в сложной сети социальных субъектов, каждый из которых не просто пассивно воспринимает научные знания, но и переводит их на язык своей специфической практики, производит свое особое знание-умение. Тем самым производство знаний выходит за рамки дисциплинарно организованного научного сообщества, становится трансдисциплинарным или социально распределенным.

 Я полагаю, что когда современное общество называют «обществом знаний», то имеется в виду не просто широкое распространение научных знаний, некий новый проект тотального просвещения. Речь скорее должна идти о распределенном в социальной сети расширенном производстве и воспроизводстве (образовательные программы) гетерогенных по своей природе знаний.

Возьму пример из медицины. Представим себе, что молекулярный биолог «открыл» в лаборатории новый ген, нарушение деятельности которого обусловливает развитие некоторого заболевания. Уже на этом этапе знание теряет классический вид, приобретая статус «изобретения». Патентование генов, клеток и т.п. – это новая социально преобразованная форма знания, превращенного в товар и в этой товарной форме предполагающее в качестве условия своей реализации множественного субъекта в форме рынка.

Каким образом полученное фундаментальное знание в товарной форме может быть потреблено? Как считают М. Гиббонс и его единомышленники, новое научное фундаментальное знание «прикладывается» (применяется) другими социальными субъектами только в форме производства своего особого знания. Менеджер фабрики по производству генетических тестов должен новое знание переложить на специфический язык производственного процесса, увидеть в открытии-изобретении новый продукт. Его знание не имеет в своей основе в виду «популяризацию» научного знания. Оно имеет иную организацию и логическую структуру. Субъекты, занимающиеся маркетингом, переводят научное открытие на иной язык. Но уже с самого начала современная научная лаборатория предуговливает научное знание к такого рода потреблению. И у нас, и за рубежом отделы патентования – столь же необходимые организационные структуры научных институтов, как и лаборатории. Врач также не просто «популяризирует» научное знание, а переводит его на язык своих знаний (в том числе и знаний-умений) для оказания медицинских услуг. Для пациента также смысл научного открытия – не в популярном описании манипуляций с генетическом материалом, а в том, как можно улучшить качество его жизни, получив соответствующие услуги врачей.

Безусловно, такого рода отношения между научным и «прикладным» знанием существовали более или менее всегда. Но они существовали, выражаясь языком Гегеля, «в себе». Будучи осмыслены, они получили форму «для себя бытия» как особого рода социальные PR-технологии, роль которых растет по мере коммерциализации науки. Эти социальные технологии включают обеспечение постоянного контакта между учеными и средствами массовой информации, организацию бизнесконференций для потенциальных производителей и дистрибьютеров новых продуктов, врачебных научно-практических конференций, специальных пациентских конференций. В этом, как мне кажется, смысл тезиса о трансдисциплинарном, социально распределенном производстве знаний в обществе знаний.

В.А. Лекторский: Они продвигают свой товар.

 П.Д. Тищенко: Это не реклама. Это социальное продвижение и развитие за счет того, что различные социальные субъекты производят собственное знание и тем самым реализуют свою субъектность.

Нужно понять, что инновационное развитие происходит в сложной социальной системе производства гетерогенных по своей природе знаний. Но я хотел бы выступить в качестве адвоката дьявола в отношении, как мне кажется, некоторых фантазий, связанных с НБИК-технологиями.

В языке комсомольских аппаратчиков было такое выражение – «катить волну». Все дивиденды от любой политической компании собираются на стадии её выдвижения и обещаний решить какие-то злободневные проблемы партии, народа, человечества и т.д. и т.п. Когда же подходит время собирать «урожай» результатов, то никто уже об обещанном думать не должен. Нужно начинать новую компанию. И волна энтузиазма новых обещаний должна скрыть отсутствие результатов от компании предшествующей. И так далее.

Полагаю, что подобная технология нисколько не нова и распространена повсеместно, в том числе и в науке. И не только в плохой – типа лысенковской, но и самой что ни на есть хорошей. На заре возникновения новоевропейской науки Декарт соблазнял шведский престол (прежде всего принцессу Елизавету) сообщениями о том, что он так продвинулся в изучении устройства механизма живого тела, что станет первым человеком, который умрёт тогда, когда захочет, а не тогда, когда этого захочет природа. Через сотню лет биологи изобрели микроскоп. Открылось невидимое глазом устройство живого тела. Ходили упорные слухи, что ученые начали в своих тайных лабораториях опыты по созданию искусственных людей. Гёте в «Фаусте» и Мэри Шелли в «Франкенштейне» лишь художественно визуализировали эти вожделения, упакованные в наукообразные фантазмы. В то же время перед наукой замаячили перспективы обеспечения бессмертия человека. Было открыто гальваническое электричество. Учёный и поэт Эразм Дарвин начал использовать его для оживления мёртвых тел. Добился обнадеживающих результатов. При пропускании через труп гальванического тока мертвые тела «оживали», конвульсивно дергались. Правда, трупы вставать не научились.

Прошла ещё сотня лет. Новые завораживающие успехи науки. Новое ощущение, что наука стоит на рубеже фундаментальных открытий, которые дадут человеку в руки бессмертие. Голосом этой новой волны научно-технического энтузиазма (в том числе и ироническим) стали великолепные писатели – Ж. Верн, М. Булгаков, Г. Уэллс и др. И опять оказалось, что до истины далеко.

Волна ушла с тем, чтобы к началу 60-х годов вновь вернуться на гребне реальных, но ещё в большей степени виртуальных успехов молекулярной биологии и биохимии. Учёные не скупились на прогнозы – через столько-то лет будет побеждён рак, через столько-то лет раскроют молекулярные механизмы жизни и смерти – человек станет бессмертным. Клонированная лягушка (еще до овцы Долли) возбудила воображение философов, писателей, журналистов и кинодраматургов, став стимулом для огромного числа художественных произведений. Потом волна спала – истина вновь оказалась дальше, чем полагали, природа выскользнула из научного захвата и иллюзии пошли на нет, расчистив пространство для новой волны энтузиазма, на сей раз связанного с расшифровкой генома. Опять масса самых смелых и ошеломительных ожиданий, которые в данном случае уже технологично раскручивались отделениями пиара, возникшими в структуре научных институтов и биотехнологических компаний. Удалось аккумулировать огромные ресурсы. Геном человека был расшифрован.

Правда, отдача была опять же вполне реальная – новые сложные проблемы раскрылись на пути овладения интимными механизмами жизни. Хорошие научные результаты, но никакой фантастики – только сложная статистика и расчёт вероятностей.

 Пришел черед волны технологий на основе манипуляций со стволовыми клетками, реальные результаты которых вот-вот станут доступными, хотя пока и не стали. И последняя волна – НБИК-технологии. Только ленивый политик не использует это слово в своём лексиконе. Пока волна только поднялась, фантазии рождаются легко и беззаботно. И опять магическое словосочетание «вот-вот» решает проблему нестыковки между реальными знаниями и трансгуманистическими фантазиями. И дело не только в том, что наука чего-то не знает, но скоро (или когда-нибудь как в случае с криофантазмами) узнает. Дело в том, что «новаторы» используют допотопные, примитивные представления о природе жизни и человека. Например, болезнь ими понимается как «поломка» механизма. Поэтому стоит создать наноманипуляторы, которые доставят лекарство в нужное место и исправят поломку.

 Не берусь говорить за «всю Одессу», но биотехнологии должны скорее озадачивать, чем вдохновлять НБИК-энтузиастов. Во-первых, они по природе не имеют отношения к «манипуляциям», и образ нанороботов-манипуляторов не адекватен. Во-вторых, нужно ответить на вопрос – почему за 12 лет, прошедших с момента описания генома человека, не разработано ни одного надежного метода генотерапии? При том, что существует несколько тысяч моногенных наследственных заболеваний, где, казалось бы, исправление гена должно было бы дать позитивный эффект. Оказывается, не все так просто.

 Уверен, необходимо уйти от упрощенных машинных метафор и увидеть в живом действующем геноме сложный оркестр, играющий без дирижёров. В любом случае, прежде чем строить планы, нужно осмыслить то, что собираешься сделать. Успехи у науки и технологий есть, но успехи скромные, достойные величайшей сложности человека и природы. Поэтому, повторюсь, лишь на основе упрощенных, архаичных (если не сказать, допотопных) представлений о человеке, жизни, сознании, страдании и т.д. могут появиться «инновационные» технократические фантазии.

В 60-х годах прошлого века привлекательность философии и ее авторитет для меня (тогда студента) и моих сверстников непосредственно был связан с мощными принципиальнейшими дискуссиями о природе человека, человеческого сознания, жизни, порядке и хаосе вселенной. С течением времени эти большие вопросы отступили на задний план. Я думаю, что НБИК-технологии представляют собой вызов для философии, включают требование дать вразумительный ответ на старые философские вопросы.

Д.И. Дубровский: Действительно, это очень интересно и правильно – востребованность философии. Зачем мы нужны? Зачем мы всем занимаемся, в чем смысл нашей деятельности?

П.Д. Тищенко: Грубо говоря, мы должны выступить «тормозом» развития науки, чтобы она остановилась и задумалась - что она может знать, должна делать и на что мы все можем надеяться.

В.А. Лекторский: Вы правы, что знание не только в науке вырабатывается и знания вообще много, человек окружен знанием, он живет в мире знания. Это всегда было. Но мы считаем, что общество знания возникло сейчас. В чем же тогда особенность этапа, который наступил и получил название "общество знания"? Чем-то он отличается от того, что раньше было? В чем тогда отличие?

П.Д. Тищенко: Я думаю, что это результат определенного понимания. Повторюсь, всегда существовавшая «в себе» социальная распределенность форм производства знаний была осознана и стала действующей силой в социальных технологиях, мы осознали и начинаем использовать.

В.А. Лекторский: Мне представляется, что мы поговорили о действительно принципиальных проблемах. Начали вроде бы с очень конкретной темы: развитие современных НБИК технологий как вызова философии и закончили размышлениями о судьбе знания в современной культуре. А здесь происходят в самом деле принципиальные сдвиги. С одной стороны, это победное шествие технонауки, которое, как иногда кажется, ставит под вопрос возможности фундаментальных научных исследований, а с другой, и в самой фундаментальной науке (которая, конечно, не исчезает) происходят странные вещи, чего не было ещё в недавнем прошлом. Я имею в виду, в частности, современные космогонические теории, некоторые при всём их изяществе в принципе не проверяемы опытным путём. Старые проблемы, серьёзно обсуждавшиеся в философии науки, о взаимоотношении теоретического знания и опытной проверки (концепции логических позитивистов, Поппера, Лакатоса и др.) вновь оказываются актуальными. Что за тип знания мы имеем в этих космогонических теориях и знание ли это вообще?

Сегодня знание начинает играть новую роль и само во многом меняется. Основанные на нём технологии меняют нашу жизнь. Что ждёт человека и культуру? Вот об этом мы начали говорить. И этот разговор нужно продолжить, ибо речь идёт об одной из центральных проблем не только философии, но и всей современной жизни.

 Материалы «круглого стола» подготовил В.В. Пирожков