Собрание песка и камней (Сясэкисю:) | Печать |
Автор Мудзю: Итиэн   
14.09.2012 г.

Отрывки из свитка 1

 

 

I–1.О Великих святилищах Исэ

 

В минувшие годы Широты и Протяженности[i],когда я ходил в паломничество к Великим святилищам, я побеседовал там с одним жрецом[ii].Мы говорили о том, почему в святилищах наложен зарок на имена Трёх Сокровищ:Будды, его Закона и общины[iii].И ещё о том, почему поблизости от священных палат Исэ запрещено бывать монахам и всем храмовым людям.

 

В древние времена, когда нашей страны ещё не было, два божества Великих святилищ[iv] получили от Великого Солнечного будды[v] указ с печатью, видной даже на самом дне великого моря[vi], и протянули с неба вниз своё священное копьё. Когда вытащили копьё и капли морской воды с острия скатились, подобно росинкам[vii], их тотчас заметил государь Мара, демон с Шестого неба[viii]:

— А ведь эти капли станут страною, где разольётся широко поток Закона Будды, и люди, чего доброго, сумеют освободиться от рождений и смертей!

Он спустился, чтобы помешать. Божества Великих святилищ встретили его так:

— Мы не повторяем имён Трёх Сокровищ, к нашим телам их не подпускаем! Так что изволь вернуться к себе наверх.

Так божества зареклись, и Мара удалился восвояси.

Исполняя этот зарок, монахи и прочие храмовые люди близко не подходят к священным палатам. И сутры в святилища не вносят, и имена Трёх Сокровищ правильно не называют. Будду именуют «истуканом», сутры — «крашеной бумагой», монахов — «длинноволосыми», храмовые здания — «курильницами», и так далее[ix]. Внешне будто бы отвергают Закон Будды, но внутренне — глубоко почитают и хранят Три Сокровища. И Закон Будды в нашей стране повсюду существует, защищённый высочайшей заботой двух богинь Великих святилищ — Аматэрасу и Тоёукэ[x].

Богини в этих святилищах — как отец и мать для всех богов нашей страны. Огорчились они, когда почитаемый бог Сусаноо свершил осквернение неба[xi], затворились за дверьми небесной пещеры, сокрылись — и в Поднебесной настала вечная тьма. Восемьдесят мириад богов исполнились горя[xii], и чтобы выманить богинь Великих святилищ, зажгли огни ниваи, устроили игрища кагура[xiii]. И тогда стала богиням любопытна буйная пляска богини-жрицы[xiv], они приоткрыли немного двери пещеры, выглянули — и тут же мир озарился светом, лица людей стали видны. С той поры стали говорить: «лица белы», омосирой — это значит «любопытно». И вот, почитаемый бог по имени Великий муж Сильные Руки[xv] обхватил богинь и держал, а перед дверьми пещеры боги натянули заградительное вервие, чтобы внутрь нельзя было войти. Потом бог отпустил богинь — так явились Солнце и Луна и стали освещать Поднебесную.

Поэтому все, кто живёт под светом солнечным и лунным, принимают благодетельную заботу от богинь этих святилищ. Весь такой порядок следует из указа Великого Солнечного будды, чей свет достигает самого дна великого моря. Надобно понимать: богини Внутреннего святилища и Внешнего святилища — это и есть сам Великий Солнечный будда, каким он показан на двух частях мандалы[xvi]. Двери небесной пещеры выходят на небо Тосоцу, его же именуют Равниной Высокого Неба[xvii]. Таковы слова, дошедшие из века богов. А по сути учения Истинных слов небо Тосоцу нужно называть страною Тайного Величия[xviii], миром Закона-Дхармы — его же каждый обретает внутри своего сердца. Исходят из этого внутреннего свидетельства, в солнечной области оставляют свои следы[xix].

Внутреннее святилище таково, каков Великий Солнечный будда на мандале Чрева-вместилища[xx]. Оно подобно четырехслойной мандале, где слои — это драгоценные ограды, священные ограды, грубые ограды[xxi]. Ещё здесь есть девять бревен-тунцов поперек конька крыши: они берут за образец девятерых почитаемых, что на мандале.

Внешнее же святилище таково, каков Великий Солнечный будда на мандале Мира-Жезла[xxii], по обычаю его ещё величают буддой Амида[xxiii]. Здесь берут за образец пять мудростей Мира-Жезла — и лунные круги, их тоже пять[xxiv].

Когда подражают образцам Тёмного и Светлого начал, обеих частей мандалы, Чрева и Жезла, то тёмное начало — женское, а светлое — мужское. Поэтому Чрево следует образцу лотоса с восемью лепестками, и во Внутреннем святилище служат восемь девушек-жриц — яотомэ[xxv]. В Мире-Жезле следуют образцу пяти мудростей, вот почему во Внешнем святилище есть пятеро служителей кагуро:до[xxvi].

Далее: крыши священных палат в Исэ кроют камышом, подношения святилищам делают трижды обмолоченным рисом — каких бы хлопот то ни стоило народу, в какие бы расходы ни вводило страну. Балки берут прямые, стропила не изгибают — чтобы побудить сердца людей к прямоте. Человек выпрямляет свое сердце, думая о трудах народа, о расходах державы, — и пусть он при этом равняется на священный замысел двух богинь![xxvii]

Само собою выходит так, что жрецы в этих святилищах соблюдают десять трудных заповедей «Сутры о сетях Бона»[xxviii]. Если кто-то из них убьёт человека, его навсегда изгонят из рода — точно так же, как виновного в тяжких злодействах не допускают в общину учеников Будды. Если жрец ударит или ранит кого-нибудь, его лишают сана. Это похоже на лёгкие заповеди той же сутры.

И другие зароки здесь тоже соблюдают немного иначе, чем в других святилищах. О приюте роженицы говорят: «Народилось дыхание». Удаление от родильной скверны длится пятьдесят дней. О кончине же говорят: «Пресеклось дыхание», и удаление длится опять-таки пятьдесят дней[xxix]. Ибо смерть начинается с рождения, а рождение даёт начало смерти. Раз так, то надобно удаляться и от родильной, и от смертной скверны. Так мне рассказывал тот жрец.

Поистине, нерождённый и бессмертный будда Бирусяна[xxx] выходит из внутреннего свидетельства как будда в теле Закона, оставляет свои следы, чтобы помочь живым существам всех родов — глупым, безумным, блуждающим в неведении. Главный замысел его — прекратить круговорот рождений и смертей, по пути Будды вести нас всех к вечному пристанищу. А раз так, то удаляться от родильной и смертной скверны означает избегать помрачённых деяний в круговороте рождений и смертей, мучительном и бессмысленном. Это означает подвижничать, постигая мудрый, чудесный Закон Будды, стремиться к Чистой земле и к просветлению[xxxi]. Кто почтительно верит в Путь Будды и движется по нему — тот как раз и равняется на священный замысел Великих святилищ. А кто помышляет лишь о пышной славе в нынешней жизни, молится о счастье, доблести, о долголетии и об удалении от скверны, в чьём сердце привязанности глубоки, а стремления к Пути вовсе нет, — тот не может соразмериться также и со священным замыслом.

Поэтому, хотя святые обряды и различаются в исконной основе и в оставленных ею следах, но по смыслу они ничуть не различны. Чтобы распространить Закон Будды в Китае, трое бодхисаттв — имена их были Ученик Книжников, Напоённый Светом и Постоянный Свет, — явились там как мудрецы Ко, Ро и Ганкай[xxxii]. Сначала они с помощью мирских книг смягчили сердца людей, и затем, когда уже начал разливаться там Закон Будды, все люди в него поверили. В нашей стране сначала оставили следы светлые боги, умерившие своё сияние[xxxiii]. Они смягчили грубые людские сердца, и это была уловка — удобный способ привести людей к вере в Закон Будды. Когда почтительно взираешь на исконную ступень и видишь, как глубоки её польза и выгода, когда веришь, сколь удачны уловки богов, смягчивших свой свет, — то уже в нынешнем рождении понимаешь, как предотвратить бедствия и прийти к покою, и тогда в тебе раскрывается то озарение, которое не рождено, но извечно. Люди, кому довелось жить в нашей стране, могут и должны особенно ясно понимать смысл всего этого.

 

I–3. Молиться богам, чтобы выйти из круговорота перерождений

Распорядитель храма Миидэра[xxxiv], общинный начальник по имени Ко:кэн[xxxv], славился как знаток явного и тайного учений и как человек, чьё сердце устремлено к просветлению. Когда про его подвижнические деяния услышал общинный глава Мё:хэн с горы Ко:я[xxxvi], он усомнился, что такое возможно. Мё:хэн призвал странника-отшельника по прозванию Дзэннамидабуцу[xxxvii] и велел ему разведать, каким правилам следует этот человек.

Дзэнна отправился в келью общинного начальника. Хотя странник и выглядел необычно — в короткой чёрной одежде, в шляпе из кипарисовика с горы Ко:я — но запросто явился и попросился войти. Ко:кэн, узнав, откуда он, принял его радушно и пригласил в своё убогое жилище. Всю ночь они толковали о делах горы Ко:я и о будущем веке.

А утром общинный начальник надел чистое жреческое одеяние[xxxviii], взял подношения для богов, встал перед опущенными занавесями с просветом за ними — и начал обряд.

Дзэннамидабуцу увидел: неожиданное действо! И точно так же Ко:кэн провёл два следующие утра. Хорошенько разглядев, что он делает, Дзэнна сказал:

— Я видел твой утренний обряд: он необычен! Что это за действо?

Общинный начальник ответил ему так:

— Ты затем и пришёл, чтобы поговорить со мной. И правильно делаешь, что спрашиваешь! Что до меня, то я изучал наставления мудрецов, явные и тайные, измерил мыслью, что главное на путях выхода из круговорота рождений и смертей. Но собственные силы мои ничтожны, неглубокий я сосуд для мудрости. Без поддержки тех, кто уже освободился, вышел из круговорота — трудно преуспеть в освоении пути. Поэтому я записал высочайшие имена всех великих и малых богов страны Японии[xxxix]: не только тех, кого в Столице величают великими и малыми небесными и земными божествами, но и тех, о ком я слышал в дальних краях, в отдалённых землях. Этот список я поместил с молитвой вон там, за занавесями. Я по тридцать раз читаю «Сутру-сердце»[xl], возглашаю заклятия для богов, чтобы порадовать их Законом Будды, — на пути к освобождению я всего лишь почитаю уловки тех, кто смягчил свой свет, и больше ничего не делаю.

Ибо уловки Великого мудреца[xli], — продолжал он, — соразмеряются со страной, следуют склонностям её жителей, и здесь нет никакого правила, определённого раз и навсегда. «Мудрец не имеет постоянного сердца: его сердцем становятся сердца десятитысячного народа»[xlii]. И точно так же тело Закона не имеет определённого тела: его тело составляют тела десяти тысяч вещей[xliii]. Десять миров[xliv] — оболочка, наполнена же она телом Закона, не имеющим собственного облика; все вместе эти миры составляют целостную сущность будды Бирусяны — ибо он постигает их в единстве.

Вот какова сердцевина учения Тэндай: в трёх тысячах миров[xlv] всё доступное знанию, истинному либо условному, — это десятки тысяч благих свойств, облекающих собою тело Закона. А потому при подвижничестве раскрываются те самые благие свойства, которые по природе присущи десяти мирам; будды и бодхисаттвы вмещают вселенскую мудрость в свои зримые тела, и, как и поклялись, избавляют жителей десяти миров от ложных пристрастий.

А  вот какова сердцевина тайного учения: четыре уровня мандал изображают десять миров как оболочку для тела Закона[xlvi]. Мандалы воспроизводят главное свойство будд и бодхисаттв, собравшихся, чтобы найти внутри себя будду и засвидетельствовать, каков он сам по себе; эти картины показывают, какую пользу и выгоду даёт нам великое милосердие тела Закона, когда оно действует вовне.

Это я усвоил, следуя смыслу явных и тайных учений. Тело Закона проявляется в телах обитателей десяти миров и так приносит пользу и выгоду живым существам. Высшие чудесные действия совершает чудесная сущность. Подобно тому как нет потоков отдельно от воды, нет причинно-следственных связей в мире явлений отдельно от их истинной сущности.

А потому будды и бодхисаттвы в западной стороне, в Индии, являли свои образы соразмерно склонностям тогдашнего, лучшего века[xlvii], переправляли тамошних жителей на берег спасения. Наша страна — окраинная земля, подобная рассыпанным зернышкам[xlviii]. Грубые и дикие[xlix] её жители не знали связи причин и последствий, но равно-сущностное безусловное милосердие наделило эту породу дикарей, не верящих в Закон Будды, соразмерными ей дарами тела Закона, что равно изливаются на всех. Здесь бодхисаттвы и будды являются в телах злых демонов и лживых духов[l], предстают в телах ядовитых змей и хищных зверей, и так укрощают толпу злых и буйных людей, вводят их на путь Будды. И раз уж мы высоко ценим тех, кто был связан с Буддой в иных странах, то не нужно пренебрегать и теми его образами, что приспособлены для нашей страны!

Наша страна — страна богов, в ней оставили свои следы боги и будды, великие в своих условных обличиях[li]. И все мы — их потомки. Наше дыхание — такое же, как у них, наша связь с ними не поверхностна. Если же будем служить иным исконно-чтимым, то с ними у нас слишком мало будет общих пристрастий. Поэтому лучше всего нам чтить уловки богов, смягчивших свой свет соразмерно нашим склонностям и страстям, совершать обряды, моля их указать нам путь к выходу из круговорота рождений и смертей.

Когда мы смотрим на золотые изваяния людей или зверей и забываем, что они из золота, то кто-то из изображённых нам кажется лучше, а кто-то хуже. А если смотреть на золото и забыть, чьи образы ему приданы, то все они будут одинаковы, никакой разницы. Из золота тела Закона, не имеющего свойств, изваяны образы всевозможных существ на четырёх уровнях мандал и в десяти мирах. Если забыть об образах и довериться сущности, то разве кто-то и что-то здесь не несёт пользы, даруемой телом Закона? Врата мудрости всё превосходят высотою — а врата милосердия низки и тем чудесны. Если бы карлики состязались в росте, выиграл бы самый маленький. Так же и здесь: чем ниже, тем лучше.

Польза и выгода исходит от тела Закона, чьё великое милосердие равно изливается на всех, в том числе и на самых неспособных. Его наивысшее милосердие приносит благо самому дикому и грубому отродью. И я верю в тех, в ком милосердие будд доходит до предела: в богов, смягчивших свой свет, сравнявшихся с пылью.

Вот и все мои правила, им я следую уже многие годы, — заключил Ко:кэн.

Дзэнна возрадовался, понимая, что это всё и в самом деле ценное наставление. Вернулся и рассказал общинному главе:

— Он мудр и не предаётся дурному подвижничеству. Я так и думал, а теперь восхищаюсь им!

И Мё:хэн пролил слёзы радости. Так рассказывал мне досточтимый отшельник.

 

Великий учитель Тэндай в «Махаянском прекращении неведения и постижении сути» учит: «Прекращением и постижением называется то, когда высший мудрец держит себя высоко и мудро, а низкий глупец держит себя низко и глупо»[lii]. Так и со следами богов, смягчивших свой свет, мудрый обращается мудро.

Глубокая сердцевина тайного учения такова: в каждом из обитателей десяти миров являет себя тело Закона, не имеющее собственного облика, а значит, и тело адского государя Эммы[liii], и образ будды Бирусяны поистине облекают собою четвероякое тело Закона[liv], полнятся беспредельной пятеричной мудростью[lv]. Если сумеешь засвидетельствовать это изнутри себя самого, тогда, не избавляясь от нынешнего тела — будь то даже тело Эммы, демона или зверя, — сможешь открыть в своём сердце ту ступень, где пребывает тело Закона как оно есть само по себе. Достойный муж старинных времен говорит об этом: «Всё условное и истинное, что есть в аду Беспросветном, полностью вмещается в собственное сердце высшего из мудрецов, а тело будды Бирусяны и страна его не выходят за пределы любой из мыслей низшего глупца»[lvi].

Троякое значение слов «стать буддой в этом теле»[lvii] таково: стать буддой в смысле «одной и той же основы» означает, что любой человек изначально есть будда, хотя из-за его привязанности к собственному «я» у него эта основа не проявляется. Будды становятся буддами за счёт «выявления благих свойств»: природа их такова, что они приносят пользу и выгоду другим существам. Стать буддой, «приняв дар», означает, что мы усваиваем три чудесных действия будды[lviii] в нашем собственном становлении и являем достойные деяния, многочисленные, как песчинки в реке Ганг, величественные и неисчерпаемые, ведь наше сердце наполняется той силой, которая возникает от связи с буддой. Когда сердце поистине верит, то три моих действия тождественны трём действиям будды, и тогда подвижник и есть будда.

 

В пору правления государя Мураками[lix] во дворце устроили обряд Пяти жертвенников. При срединном жертвеннике таинство совершал общинный начальник Дзиэ[lx]. Государь изволил тайком наблюдать за ним. И вот, посреди действа Дзиэ стал Светлым государем Неподвижным, ничуть не отличался от главного почитаемого, перед кем творил обряд. Общинный начальник Кантё: совершал таинство перед Светлым государем Повелителем Трёх Миров и временами становился своим почитаемым, а временами — опять общинным начальником. Видя это, государь молвил:

— Как досадно! Мысли Кантё: помрачаются!

Другие монахи имели свой обычный вид.

В сутре сказано: «Все живые существа — это вместилище будды, Пришедшего Своим Путём. Ибо собственная сущность бодхисаттвы Всеобъемлющей Мудрости охватывает их всех»[lxi]. Мы все составляем целостную сущность, тело Закона, а различия между нами происходят от того, заблуждаемся мы или просветлены. Поэтому в «Сутре о том, что не растёт и не исчезает» говорится: «Тело Закона называют “живым существом”, имея в виду его развёртывание и преображение на пяти путях, или же его именуют “бодхисаттвой”, когда ведут речь о его подвижничестве на шести переправах. “Буддой” же величают тело Закона, когда оно исчерпывает источник страданий и обращает вспять поток рождений и смертей»[lxii]. Думая сейчас о богах, отпечатанных следах будд, я продолжил бы так: «…а когда тело Закона смягчает свой свет и смешивается с мирскою пылью, его называют божеством»!

Итак, по сути исконная ступень и оставленный ею след тождественны, но порою одно приносит людям большую пользу, чем другое, в зависимости от людских склонностей. В нашей стране от отпечатанных следов — польза больше!

Вот откуда это пошло. В древние времена подвижник Эн[lxiii] странствовал в горах Ёсино, и будда Сякамуни явил ему свой облик. Эн сказал:

— В таком обличии трудно будет обратить к вере сердца жителей здешней страны. Сокройся же, сделай милость!

Потом ему явился образ будды Мироку. Эн отозвался:

— Так тоже не годится!

И тут пред ним предстал в своём страшном образе условно-явленный Государь Хранилища — Дзао:-гонгэн[lxiv]. Эн воскликнул:

— Вот кто сможет преобразовать нашу страну![lxv]

И до сих пор будды оставляют у нас свои следы.

 

После того как Будда Сякамуни исчерпал срок своего пребывания в мире, он снова явился — в виде демона-людоеда[lxvi]. И стал пожирать тех, чьё сердце не встало на путь, и так обращал людей, пробуждая в их сердцах стремление к пути. Вот в чём тут суть. Когда вера в сердце подвижника глубока и он предан почитаемому всецело, он обретает пользу и выгоду. По обычаю нашей страны боги скоры и ясны в своих дарах и карах, и потому вера и почтение к ним горячи. Будды же и бодхисаттвы соразмеряются с основой, польза от них — на долгий срок, но в сравнении с уловками богов, смягчивших свой свет, они смиренны, и глупые люди редко верят в них.

Польза и выгода от будд особенно весомы для тех, кто страдает. А значит, как раз уловки, приносящие пользу толпе глупцов и безумцев, поистине окрашены в цвет глубокого милосердия, являют образ щедрого благодеяния. Как синяя краска, добытая из растения индиго, синее, чем само растение[lxvii], так и благодеяния, исходящие от будд, более драгоценны для нас, чем сами будды, — и именно такова польза и выгода от богов, смягчивших свой свет!

Достойные мужи древности строили храмы и непременно поклонялись богам, побуждая их отозваться на молитву. Трудно утвердить Закон Будды, не обращаясь к уловкам смягчённого света! Наставление общинного начальника Ко:кэна имело как раз такой смысл. Люди, у кого есть сердце, пусть учатся на его примере!


Примечания

[i] Ко:тё:, третий из четырёх девизов правления государя Камэяма, относится к 1261–1264 гг.

[ii] Жрец, с которым беседовал Мудзю:, обозначен как сякан, «святилищный служитель». Вероятно, он служил во Внешнем святилище Исэ. По мере записи учения о божествах Исэ Внешнее святилище и его богиня Тоёукэ, Восприемница Изобильных Даров, становятся почти равными по значимости Внутреннему святилищу и богине Аматэрасу. Исходно Тоёукэ почиталась как богиня священных яств, одна из хранительниц обряда Исэ. Затем в текстах Внешнего святилища она становится подательницей пищи вообще, богиней воды и луны; получается, что и свет в мире, и урожай на полях обеспечивают две богини совместно, а потому все жители страны могут почитать Тоёукэ и Аматэрасу как своих собственных покровительниц.

[iii] В Исэ были приняты особенно строгие правила поддержания обрядовой чистоты и избегания скверны. В частности, в этих святилищах существовал запрет на всё, что связано с буддизмом, — коль скоро любое соприкосновение со смертью оскверняет, а монахи совершают похоронные обряды. Мудзю: Итиэн излагает одну из версий объяснения запрета. Кроме него этой версии придерживается, например, Цу:кай в «Записках о паломничестве в Великое святилище».

[iv] «Божества Великих святилищ» — Аматэрасу и Тоёукэ. Р. Моррелл толкует эту часть рассказа в том смысле, что речь идёт только об Аматэрасу. Как мне кажется, возможно предположить, что с самого начала в рассказе действуют две богини: ведь дальше их будет две, а появление Тоёукэ в паре с Аматэрасу в тексте специально не обозначено.

[v] Великий Солнечный будда — Дайнити, санскр. Махавайрочана, в буддийском «тайном учении» почитается как главный будда, как вселенское «тело Закона-Дхармы». У Мудзю: Дайнити выступает как верховный правитель мироздания, по чьему велению божества ками начинают создавать земной мир. Он вручает богиням «указ», «запись», мон, руководя миром через письменное слово, — как и подобает правителю по китайским представлениям о высшей власти, усвоенным в Японии. Согласно «тайному учению», всюду в видимом мире можно прочесть «узоры» будды, письмена его учения, как и в любом звуке – услышать его голос.

[vi] На «указе» будды стоит «печать», ин. Она пребывала «на дне Великого моря», Дайкай-но соко-ни, — отсылка к понятию «сосредоточения, чей образ подобен морю», кайин саммай (санскр. сагара-мудра-самадхи). Будда в «теле Закона» пребывает в сосредоточении, которое подобно морю, всё объемлет и всё в себе отражает, «отпечатывает», ин. Мудзю: переосмысливает это понятие и через него вписывает вселенского будду внутрь японского мифа, где речь идёт о мировых водах, в которых божествам предстоит создать Японские острова.

[vii] О появлении «восьми великих островов» из капель, падающих в море с наконечника копья, говорится уже в летописях начала VIII в. («Записи о деяниях древности», «Кодзики», и «Анналы Японии»). Но там копьё опускают в море богиня Идзанами и бог Идзанаги, супруги-прародители. Здесь же это делают божества Внешнего и Внутреннего святилищ Исэ, Тоёукэ и Аматэрасу. Ниже богини будут соотноситься с Темным и Светлым началами, Инь–Ян, так что Тоёукэ в этой версии мифа принимает на себя «мужскую» роль.

[viii] Дайрокутэн Мао:, — демон Мара, главный враг Будды, его учения и общины. По преданиям, он всячески мешал земному Будде Сякамуни, ещё когда тот только шёл к просветлению, а потом подговаривал его сразу уйти в нирвану, не проповедовать учение непросветлённым существам. Будда одолел козни демона, но Мара со своими демонами-приспешниками продолжает мучить приверженцев Будды. Государя Мару отождествляют с правителем Шестого неба — высшего из небес Мира желаний.

[ix] «Длинноволосыми», каминага, монахов называют от противного: на самом деле они бреют головы. Курильницы с благовониями непременно используются в буддийском храме при обряде.

[x] Итак, запреты на всё буддийское в святилищах Исэ объясняются не неприятием Закона Будды, а заботой о нём. Исэ выглядит при этом как главный канал связи между землёй и небесами: если через него демон Мара с Шестого неба не будет видеть и слышать ничего, что связано с Законом Будды, то он и не станет посягать на острова, так что буддийское учение и община смогут процветать в Японии без помех.

[xi] По «Записям о деяниях древности» и «Анналам Японии», Сусаноо — брат богини Аматэрасу, вместе с нею рождённый либо от Идзанаги и Идзанами, либо, по другой версии, явившийся в мир уже после смерти богини Идзанами, при очищении, которое совершал над собою бог Идзанаги. В мифах Сусаноо принадлежит роль первого деятельного осквернителя: он разрушает межи на полях, уничтожает посевы, испражняется в чистом месте. После этого богиня Аматэрасу затворяется в пещере. Другие боги стараются её вернуть, и их действия задают главный образец для обряда синто: — распределение ролей между жрецами, состав и способ преподнесения даров.

[xii] 80 раз по 10000 — обычное общее число богов, называемое в мифах.

[xiii] Огни ниваи — священные костры; кагура — пляски, исполняемые для богов.

[xiv] «Богиня-жрица» — Амэ-но Удзумэ. В других изложениях мифа о возвращении Солнца эта богиня также исполняет священную пляску, боги хохочут, глядя на неё, и Аматэрасу тоже выглядывает из пещеры.

[xv] Великий муж Сильные Руки, Тадзикара-но Ооно, в летописях тоже появляется в этой роли: он вытаскивает богиню Аматэрасу из пещеры.

[xvi] «Две части мандалы», рё:бу мандара — два изображения, вокруг которых строится буддийский «тайный» обряд. Они представляют мир таким, каким его постигает вселенский будда. Одна мандала называется «Миром-Чревом», Тайдзо:кай, другая — «Миром-Жезлом», Конго:кай. Мандалы соответствуют Темному и Светлому началам, а в Японии также и двум святилищам Исэ.

[xvii] Небо Тосоцу, санскр. Тушита, — одно из небес в буддийской картине мира; на этом небе пребывает Мироку, санскр. Майтрейя, будда, которому предстоит прийти в земной мир после ухода будды Шакьямуни. Мудзю: отождествляет Тосоцу с Равниной высокого неба, Такама-га хара, обиталищем небесных богов из японских мифов.

[xviii]Страна тайного величия, Мицугон — «Чистая земля» будды Дайнити. У каждого из будд есть такая земля: мир, который создаётся просветленным сознанием будды. Коль скоро Дайнити — это всеобъемлющее «тело Закона», то и страна этого будды объемлет все другие «чистые земли», равно как и все помрачённые миры. Такой взгляд на весь мир как страну Солнечного будды свойствен буддийскому «тайному учению», оно же учение «Истинных слов», Сингон. Мудзю: согласовывает почитание неба Тосоцу, принятое во многих местностях Японии, с «таинствами», где страна будды называется Мицугон. Обе эти страны приравниваются к Равнине высокого неба. Непросветленное живое существо может «свидетельствовать изнутри сердца» о том, что оно тождественно будде. Коль скоро все существа пребывают внутри страны Мицугон, то любое из них, осмыслив своё тождество с буддой, может назвать свой мир «страной Тайного величия». Здесь это означает — отождествить земной мир с Равниной высокого неба, понять, что божества Исэ, тоже тождественные будде, внутренне едины с каждым из жителей Японии.

[xix] «Отпечатыванием следа исконной основы», хондзи суйдзяку, называют воплощение будд в божествах ками.

[xx]Мандала «Мир-Чрево» в середине имеет прямоугольное поле с восьмилепестковым лотосом, обведенное четырьмя «слоями» полей-рамок. Во всех полях находятся многочисленные изображения будд, бодхисаттв и других почитаемых существ. Устройство этой мандалы Мудзю: сопоставляет с планировкой Внутреннего святилища Исэ. «Драгоценная ограда», тамагаки, — внешняя ограда, каменная или деревянная, вокруг священного места. «Священная ограда», мидзугаки, из досок, брёвен или небольших деревец, воткнутых в землю, — внутренняя ограда святого места. «Грубая ограда», арагаки, — другое название для «драгоценной ограды»; в случаях, когда оград больше двух, так называется наиболее отдалённая от святыни. Святилища Исэ окружаются четырьмя оградами: внешняя «ограда из досок», итагаки, она же «грубая ограда», затем две «драгоценные ограды», наружная и внутренняя, и наконец, ближе всего к зданию святилища — «священная ограда».

[xxi] «Брёвна-тунцы», кацуоги, — короткие брёвна, которые кладутся поперек конька крыши святилища (им приписывается защитная роль). В Исэ таких брёвен девять, их соотносят с девятью почитаемыми существами в середине мандалы «Мира-Чрева»: на каждом из восьми лепестков лотоса и в середине цветка.

[xxii] На мандале «Мира-Жезла» несколько раз повторяется одна и та же схема: будда Дайнити в центре, а по четырем сторонам от него четверо других будд. Каждому из будд соответствует один из видов мудрости. Все будды на мандале изображаются на «лунных кругах» — круглых полях, вписанных в общую крестообразную схему.

[xxiii] Обычно Амида, санскр. Амитабха, будда Неизмеримого Света, помещается на мандалах к западу от Дайнити. Будду Амида почитают как создателя и правителя Чистой земли Высшей Радости (Гокураку, санскр. Сукхавати), где может возродиться каждый почитатель этого будды. Амида, как и все другие будды, тождествен вселенскому будде Дайнити; рассуждая о Внешнем святилище Исэ, Мудзю: указывает на связь тамошних обрядов с почитанием Амида.

[xxiv] Для Внутреннего святилища Исэ сопоставление с мандалой по числовому признаку строится вокруг числа 9, а для Внешнего – вокруг числа 5. Правда, в убранстве Внешнего святилища нет чего-либо, что соотносилось бы с пятёркой, но здесь служат пятеро жрецов, см. ниже.

[xxv]Девы яотомэ — восемь младших жриц Внутреннего святилища Исэ, исполнительницы священных плясок. Вместе с царевной-жрицей их получается девять — по числу почитаемых существ на лотосе в середине мандалы «Мира-Чрева».

[xxvi]Служители кагуро:до — исполнители священных плясок во Внешнем святилище. Их пятеро, что соответствует пяти буддам на мандале «Мира-Жезла».

[xxvii] Не только внешний облик святилищ Исэ с их прямыми балками и камышовыми крышами задаёт людям образец «прямоты» (сугу). Той же цели служат и подношения из казны: размышляя о святилищах, человек думает также о расходах на них, а значит, о державе и о народе, чьими трудами пополняется казна.

[xxviii] «Сутра о сетях Бона», кит. «Фаньван-цзин», яп. «Боммо:кё:», санскр. «Брахмаджала-сутра», содержит пятьдесят восемь заповедей бодхисаттвы. Мудзю: указывает, что жрецы Исэ с их строгим соблюдением чистоты «естественно» (дзинэн) соблюдают и буддийские заповеди милосердия.

[xxix] Не только смерть, но и роды, по представлениям синто:, несут сильнейшую скверну. Отсюда особые хижины для рожениц и требования к родичам новорожденного младенца проходить очищение, подобное тому, какое необходимо для родни недавно умершего человека. Мудзю: и в этом видит близость установлений синто: и буддийского учения, чья конечная цель — освобождение из круговорота рождений и смертей. Долгое очищение от родильной и смертной скверны в Исэ здесь толкуется как установка на преодоление круговорота перерождений.

[xxx] Бирусяна (санскр.Вайрочана) — Солнечный будда, см. прим. 5.

[xxxi] «Просветление» здесь — бодай, санскр. бодхи.

[xxxii] Отсылка к китайскому буддийскому преданию, по которому учение Будды начало распространяться в Китае задолго до того, как туда прибыли первые монахи с запада. Мудзю: приводит тот извод этого предания, по которому в Китае проповедовали милосердные подвижники Манава, яп. Дзюдо: Ученик Книжников, Кашьяпа, яп. Касё: (его имя на санскрите значит Напоённый Светом) и Дипамкара, яп. Дзё:ко:, Постоянный Свет. В Китае же эти подвижники были известны как, соответственно, Конфуций, Лао-цзы и ученик Конфуция Янь Хуэй.

[xxxiii] «Смягчить свой свет и уподобиться пыли», вако: до:дзин, — слова из древней китайской «Книги о Пути и Доблести», «Дао-дэ цзин» (4). В ней так описано состояние, к которому приходит приверженец Пути, Дао. В Японии эти слова относят к богам ками, имея в виду, что боги пребывают в здешнем земном мире, хотя и не принадлежат ему. При этом одни авторы понимают выражение вако: до:дзин так, что свет свой смягчили будды и бодхисаттвы, желая помочь живым существам в мире страданий, и из этого их нисхождения в мирскую пыль получились боги: так обосновывают совместное почитание богов и будд. Другие, в том числе Мудзю:, говорят о том, что сами боги смягчают свой свет.

[xxxiv] Храм Миидэра, он же Ондзё:дзи у подножия горы Хиэй принадлежал к школе Тэндай, но начиная с X в. постоянно враждовал с главными храмами этой школы на горе Хиэй. Распорядитель, тё:ри, отвечал за внешние связи храма — с другими храмами, святилищами, мирянами-дарителями, мирскими властями.

[xxxv] Общинный начальник, со:дзё:, — одно из высших монашеских званий в Японии. Хонгакубо: Ко:кэн (1110–1193), видимо, был известен на рубеже XII–XIII в., но в более поздних источниках он почти не упоминается.

[xxxvi] Общинный глава, со:дзу, — одно из высших монашеских званий в Японии. На горе Ко:я находились храмы школы Сингон. Мё:хэн (1142–1224) был наставником «тайного учения» Сингон, а кроме того, разрабатывал «тайные» руководства к обрядам почитания будды Амида.

[xxxvii] Отшельник назван не монашеским именем, а прозвищем: оно значит «Благо будды Амида», «Дзэнна» — сокращённый вариант этого прозвища. В келье у Ко:кэна он появляется в одежде «странника с горы Ко:я», Ко:я-хидзири. Такие монахи проповедовали по разным землям Японии и собирали пожертвования на храмы горы Ко:я. Они носили короткие штаны и поножи, рубахи и монашеские накидки тёмного цвета, а на голову надевали коническую шляпу из коры кипарисовика хиноки, закрывающую почти всё лицо. Странники принимали подаяние, а потому считались нечистыми — ведь часто им отдавали имущество умерших. Тем больше удивился Дзэнна, когда его принял у себя Ко:кэн — высокопоставленный монах в государственном храме, строго соблюдавший обрядовую чистоту.

[xxxviii] Чистое одеяние, дзё:э, — белая одежда для обрядов, обращённых к богам ками. Подношения для богов, нуса, часто имеют вид бумажных полос или тканей. За занавесями находились надписи, о которых Ко:кэн рассказывает ниже. Как и в настоящих святилищах, в его келье «тела» богов (в данном случае, надписи с их именами) скрыты от людских глаз. Обряд Ко:кэна не похож на большинство буддийских обрядов, совершаемых перед статуей, свитком или ещё каким-то зримым изображением.

[xxxix] Ко:кэн указывает, что вписал в свой перечень и местно-чтимых богов, а не только тех, чьи святилища получали подношения из Столицы.

[xl] «Сутра-сердце праджня-парамиты», яп. «Хання харамицута сингё:», санскр. Праджняпарамита-хридая-сутра, — один из самых кратких текстов буддийского канона. Как считается, она предельно сжато выражает запредельную мудрость, в свёрнутом виде содержит в себе все буддийские учения. В Японии эту сутру почитали как особенно чудесную; её часто читали и переписывали для богов ками.

[xli] Великий мудрец здесь — Будда.

[xlii] Цитата из «Дао-дэ-цзин» (49). Ср. в переводе Е.А. Торчинова: «Нет постоянного сердца-разума у совершенномудрого. Сердца всех людей в Поднебесной образуют его разум-сердце» [Торчинов 1993, 261]; в переводе Г.А. Ткаченко: «У мудреца нет собственных идей, он использует в качестве таковых мысли простонародья» [Люйши чуньцю 2001, 471].

[xliii] «Тело Закона» — вселенский будда Дайнити, см. прим. 5.

[xliv] Десять миров — миры ада («подземных темниц»), голодных духов, животных, людей, демонов-асур, богов, слушателей голоса Будды, подвижников-одиночек, бодхисаттв и будд. По закону воздаяния каждое живое существо осознаёт себя живущим в одном из этих миров.

[xlv] По учению Тэндай, в каждом из десяти миров содержатся все остальные, так как мыслить себя обитателем данного мира можно только соотнося его с остальными мирами (итого сто миров); каждый из миров для данного существа имеет три области: ближайшую, ближнюю и дальнюю (итого триста областей); каждая из областей может быть рассмотрена с десяти точек зрения (с точки зрения природы, свойств, действий и др.), итого три тысячи областей. Подвижнику школы Тэндай надлежит созерцать все мировые области в единстве, подобно тому как их видит будда. Такое созерцание позволяет преодолеть обычную односторонность взгляда и делает возможной сострадательную заботу обо всех существах во всех мирах.

[xlvi] Четыре уровня мандал, по учению школы Сингон, — четыре способа заполнения одной и той же схемы (см. выше): человекоподобными изображениями будд, бодхисаттв и других существ, их же символами (мечами, лотосами и др.), знаками индийского письма сиддхам, которые соответствуют каждому из них, или образами их деяний.

[xlvii] Лучший век — время, когда в Индии проповедовал Будда.

[xlviii] «Окраинная земля, подобная упавшему зернышку», дзокусан хэндо. См. статью А.Н. Мещерякова в этом номере журнала.

[xlix] Грубые и дикие — тж. «сильно-мощные» в отрицательном смысле слова.

[l] «Злые демоны и лживые духи», акуки дзясин — те, о ком в буддийских текстах обычно говорится, что последователь Будды им служить не должен.

[li] Условно-явленные боги, гонгэн, — божества, исходно чтимые как воплощения будд и бодхисаттв, а не соотнесённые с ними задним числом. В Японии к божествам гонгэн относятся в основном существа, чтимые в горных обрядах «пути упражнений и испытаний», сюгэндо:. Коль скоро в конечном счёте все боги мыслятся как «отпечатки-следы» будд и бодхисаттв, словом гонгэн могут называться они все.

[lii] Китайский наставник Тянь-тай Чжи-и (538–597), основатель учения школы Тяньтай, чью традицию в Японии продолжает Тэндай. Цитируется его сочинение «Махаянское прекращение неведения и постижение сути», кит. «Мохэ чжигуань», яп. «Мака сикан» (ТСД 46, № 1911, 49а).

[liii] Санскр. Яма, — судья мёртвых, правитель буддийского ада.

[liv] Хотя будда в «теле Закона» и не поддаётся описанию словами, школа Сингон в своих рассуждениях о нём различает четыре подхода». 1) Можно говорить о «теле Закона» как таковом, о его «собственной природе», дзисё:-хоссин. 2) Можно обсуждать его как действующее — дзи/та-дзюё:-хоссин, причём действие рассматривается как направленное на само это тело или же вовне (условно, ведь вне «тела Закона», по сути, ничего нет).  3) Наставники Сингон говорят и о «превращенном теле Закона», хэнка-хоссин, его отождествляют с Буддой Шакьямуни. 4) «Тело Закона» равно изливает свои дары на всех, то:ру-хоссин, и в этом смысле с ним можно отождествить любого бодхисаттву, бога и т.д.

[lv] По учению Сингон, целостная мудрость будды может быть представлена как единство пяти мудростей. Они отождествляются с разными уровнями сознания обычного человека, со сторонами света, с пятью буддами, изображаемыми на мандалах, и т.д.

[lvi] Мяо-лэ Чжань-жань (711–782), наставник школы Тяньтай. Цитируется его сочинение «Алмазный резец», кит. «Цзиньган-би», яп. «Конго:-хи» (ТСД 46, № 1932, 781а).

[lvii] Школа Сингон различает три значения слов «стать буддой в этом теле», сокусин дзё:буцу, а именно: стать буддой в смысле «одной и той же основы», рисоку дзё:буцу; стать буддой в смысле «выявления благих свойств», кэнтоку дзё:буцу; стать буддой в смысле «принятия дара», кадзи дзё:буцу.

[lviii] «Три действия» — действия тела, речи и мысли.

[lix] Государь Мураками правил в 946–967 гг.; в источниках эпохи Камакура его правление описывают как праведное и счастливое. При нём при дворе проводилось множество буддийских обрядов, в том числе таинство по «закону пяти жертвенников», годампо:. Этот обряд обращён к пяти помощникам на пути буддийского подвижничества — «светлым государям», они же «государи знания», мё:о:. Привлекая на свою сторону «светлых государей», подвижник подчиняет людские страсти и обращает их на пользу людям. Ниже упомянуты двое из «светлых государей»: Неподвижный, Фудо:-мё:о:, санскр. Ачаланатха (его место в центре) и Повелитель Трёх Миров, Госандзэ-мё:о:, санскр. Трайлокья-виджая (его место на востоке).

[lx] Дзиэ-дайси Рё:гэн (912–985) — знаменитый наставник школы Тэндай, происходил из незнатной семьи, прославился как чудотворец. «Совершал таинство» — выступал как адзяри, санскр. ачарья, исполнитель «тайного» обряда, прошедший все необходимые для этого посвящения. Монах Кантё: (918–998) происходил из государева рода, доводился дядей государю Мураками и считался крупным знатоком «тайного учения». И по происхождению, и по званию он был старше, мог бы руководить обрядом, но в этой роли выступает Рё:гэн — видимо, по воле государя, и правильность этого решения подтверждается чудесами.

[lxi] На самом деле цитируется не сутра, а сочинение китайского наставника Чжэн-гуаня (738–839) «Ключ к полным значениям в дополнение к толкованию Сутры цветочного убранства», кит. «Да фангуан фо Хуаянь-цзин суйшу янь-и чжао», яп. «Дайхо:ко: буцу Кэгон-кё: дзуйсё энгисё:» (ТСД 36, № 1736, 189b). Бодхисаттва Всеобъемлющая Мудрость, яп. Фугэн, санскр. Самантабхадра, — по учению Тэндай, помощник на пути подвижничества, заступник всех тех, кто следует учению «Лотосовой сутры».

[lxii] «Сутра о том, что не растёт и не уничтожается», кит. «Фошо буцзэн буцзянь-цзин», яп. «Буссэцу фудзо: фукан-кё:» (ТСД 16, № 668, 467b). Пять путей здесь — те же шесть, ад и мир асур считаются за один путь. Шесть переправ, рокудо, санскр. шад парамита — шесть уровней совершенствования бодхисаттвы: подаяние, соблюдение заповедей, терпение, продвижение к сути, спокойное размышление, мудрость и разумение.

[lxiii] Эн-но гё:дзя (VII–VIII вв.) — знаменитый чудотворец, считается основателем японского горного подвижничества сюгэндо:.

[lxiv] Государь Хранилища. Дзао:-гонгэн — один из богов, особенно чтимых в горном подвижничестве Японии. Изображается окружённым языками пламени, в динамичной позе, волосы дыбом, цвет кожи тёмно-синий.

[lxv] Предание, которое пересказывает Мудзю:, существует и в другом изводе: будто бы сначала Будда явился подвижнику Эну в образе милосердного бодхисаттвы Дзидзо:. Эн сказал, что подобное обличие для Японии не годится, и тогда Будда принял облик Дзао:. В горах Кимпусэн недалеко от города Нара бога Дзао: чтили как «условно-явленное обличье» будущего будды Мироку. Название этого края буквально значит «Золотые горы», и имя Дзао: объяснялось так: сейчас бог Дзао: хранит золото в недрах гор, а когда он явится в мир как новый будда, залежи золота откроются людям.

[lxvi] Источник этого предания неизвестен.

[lxvii] Отсылка к китайской книге «Сюнь-цзы» (III в. до н.э.), глава I, «Наставления к учёбе»: «Вот синяя краска: получают ее из травы индиго, но синий цвет темнее, чем цвет травы индиго. Лед образуется из воды, но холоднее ее. <…> Когда совершенный человек обладает большими знаниями да к тому же ежедневно проверяет себя и анализирует свое поведение, тогда он мудр и не совершает ошибок» [Феоктистов 1976, 175].

Перевод со старояпонского и примечания Н.Н. Трубниковой
 
« Пред.   След. »
Вернуться