В центре данной работы находится различие между воспоминанием и повторением как двумя типами отношения субъекта со своим прошлым. Принципиальное различие состоит как в способах воспроизведения прошлого, так и в его аффективном статусе: воспоминание представляет прошедшее событие в перспективе временной дистанции и в качестве более не актуального, тогда как повторение, согласно Фрейду, свидетельствует об активном присутствии прошлого в психической жизни субъекта. Для возможного решения этой проблемы мы обращаемся к феноменологическому анализу аффективной силы свойственной сознанию и вопросу относительно её темпоральной модификации. На основании исследований Гуссерля о природе аффективности, представленных в «Анализах пассивного синтеза», в статье последовательно рассматриваются: (1) ретенция как темпоральная и аффективная модификация; (2) репродукция как «пробуждение» аффективно пустого смысла; (3) проблема сохранения аффективной силы в бессознательном и загадка аффективности в действии.

This paper explores the distinction between recollection and repetition as two types of subjective relation to the past. The principal difference consists in the ways of reproduction of past events, as well as in the affective status of the past itself. The recollection represents a past event in the temporal distance perspective, whereas the repetition, according to Freud, attests the effective presence of the past in the actual psychical life. As a possible way for solving this problem we turn to the phenomenological analysis of affective force inherent to the consciousness and to the question of its temporal modification. On the basis of Husserl´s researches on the nature of affectivity in the “Analysis concerning passive synthesis”, we are examining three following questions: (1) retention as temporal and affective modification; (2) reproduction as “awakening” of affectively empty sense; (3) the problem of storing the affective force in the unconscious and the riddle of affectivity in action.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: феноменология, память, воспоминание, повторение, аффективность, бессознательное, ретенция, репродукция.

KEY WORDS: phenomenology, memory, recollection, repetition, affection, unconscious, retention, reproduction.

В статье «Воспоминание, повторение, переработка», опубликованной в 1914 г., З. Фрейд затрагивает многие проблемы, выходящие за рамки обсуждения технических вопросов психоанализа, которым посвящена эта небольшая работа, а потому существенные для теоретического осмысления феномена воспоминания. Мы позволим себе поэтому прочитать этот текст не как памятник истории развития психоаналитической техники, а как размышление о различных способах отношения пациента с прошлым, которые проявляют себя в ситуации анализа.

Фрейд отталкивается от негативной характеристики опыта воспоминания: несмотря на своего рода «идеал» воспоминания, заявляющий о себе в качестве цели аналитической работы, реальная практика и многочисленные феномены психической жизни показывают, насколько они далеки от этого идеала и что схематизированное понимание воспоминания и связанного с ним забывания не может дать ни адекватной трактовки этим феноменам, ни служить основанием для прогресса в анализе. На деле, несмотря на то, что все основные события анализа разворачиваются в отношениях пациента с прошлым (даже в его трансформированном виде в отношениях перенесения), и на то, что именно это «прошлое» является постоянным «участником» настоящего диалога, оно само оказывается наиболее проблематичным и не поддающимся заключению в тесные рамки воспоминания, которое лишает его активной силы воздействия на настоящую жизнь. В этом несовпадении «того, что я помню» и «того, что помнит меня» разворачивается своеобразная диалектика отношений с прошлым, которая находит выражение в различии между воспоминанием и повторением.

Это различие между двумя типами переживания прошлого или отношения с прошлым относится, однако, к настоящему опыту. Фрейд определяет воспоминание как воспроизведение прошлого в психической сфере, как воспроизведение в настоящем психическом акте событий в качестве уже истекших, что предполагает отсутствие той же степени вовлеченности и аффективности по отношению к этим переживаниям, которые больше не являются актуальными, переживаемыми здесь и сейчас. Повторение, напротив, есть «отрывок реальной жизни», воспроизведение прошлого в действии. Подобное действие (Aktion), с одной стороны, может относиться к моторной сфере, с другой – к поступкам и психическим проявлениям. «Анализируемый не вспоминает абсолютно ничего из того, что было забыто или вытеснено, скорее он проделывает это. Он воспроизводит это не в качестве воспоминания, но в качестве поступка, он повторяет это, естественно не зная о том, что это повторение» [Фрейд 1978, 520]. «Принуждение повторения» реализуется в форме переноса «забытого прошлого не только на врача, но равным образом и на все прочие сферы настоящей ситуации» [Фрейд 1978, 521]. Отношение к прошлому и само это прошлое в случае воспоминания и повторения обладают различными особенностями как в том, что касается их аффективного статуса, так и в отношении самого их конституирования. Прошлое воспоминания уже переработано и дано нам в новом переживании, которое занимает определенную дистанцию по отношению к этому прошлому. Прошлое повторения в свою очередь противостоит этой модификации, присущей временности сознания, и находит способ оказывать непосредственное влияние на жизнь субъекта. Ж. Делез рассматривает это различие между двумя временными порядками в терминах феноменологии Гуссерля как различие между непосредственным прошлым ретенции и рефлексивным прошлым репродукции, которым соответствуют уровень пассивности импрессионального сознания и уровень репродуктивного сознания [Делез 1968, 98]. Удивительно в данном случае то, каким образом переживания, относящиеся к отдаленному прошлому, способны поддерживать это состояние непосредственности ретенции, которое, согласно Гуссерлю, характеризует лишь сознание переживаний темпорально приближенных к импрессиональному настоящему. С одной стороны, парадоксальным образом речь идет о действительном, активном присутствии прошлого в настоящем психической жизни. С другой стороны, это предполагает, что условно «нормальный» опыт прошлого в форме «воспоминания» не оставляет места такой же вовлеченности и задействованности в отношении того, что мы вспоминаем. Воспоминание о боли или о радости может одновременно вызывать эти же эмоции только при условии, что само наше настоящее предрасположено к ним. Легко можно заметить, что довольно часто мы вспоминаем без малейшего аффекта о тех вещах, которые ранее столь сильно нас задевали. И не в этом ли заключается наибольшее разочарование в способностях нашей памяти, что она никогда по силе воздействия не может равняться с реальностью, даже если дистанция позволяет извлечь определенную пользу от бесстрастного созерцания?

Проблема, которая настоятельно обнаруживает себя в тексте Фрейда в этом различии между двумя отношениями к прошлому, может быть сформулирована в феноменологическом ключе следующим образом: с одной стороны, что делает возможным сохранение аффективной силы переживаний прошлого в случае их воспроизведения в форме повторения? И с другой стороны, что делает возможным радикальное изменение интенсивности аффекта в воспоминании? Чтобы попытаться понять это противоречивое отношение сознания со своим прошлым, мы предлагаем обратиться к феноменологическому анализу аффективной силы свойственной сознанию и вопросу её темпоральной модификации.

Гуссерль: феноменологическое исследование аффективной силы сознания

В исследованиях Эдмунда Гуссерля, соответствующих этапу генетической феноменологии [Гуссерль 1966], вопросу о данности мира предшествует вопрос о его предданности (Vorgegebenheit). Понятие феномена приобретает двойное измерение, а конституирование предметности происходит на двух уровнях: с одной стороны, на уровне аффективности сознания, а с другой – на уровне активного интенционального схватывания аффективных единств. Это позволяет нам вслед за Гуссерлем зафиксировать принципиальное различие между интенциональностью, которая ответственна за смысл акта, и аффективностью (Affektivität), которая обозначает интуитивный и импрессиональный характер интенциональных переживаний.

Аффицирование (Affektion), о котором идет речь в «Анализах пассивного синтеза», не связано в данном случае с эмоциями и не сводится к сфере аффектов[1]. Гуссерль определяет аффицирование как «возбуждение соразмерное сознанию, специфическое притяжение, которое сознаваемый предмет оказывает на Я» [Гуссерль 1966, 148]. Б. Бегу уточняет, что аффицирование означает для Гуссерля «простой факт ощущения эффекта, вызванного чем-либо, причем неважно, относится ли в силу этого данный эффект к аффективному или когнитивному порядку» [Бегу 2000, 167–168]. Таким образом, аффицирование обозначает в определенном смысле качественный аспект импрессиональной сферы сознания, которому всегда соответствует тот или иной уровень силы воздействия, благодаря которой выделяются на фоне остальных наиболее сильные впечатления. Именно аффективная сила (affektive Kraft) ответственна за то, чтобы различные «аффективные тенденции» могли достичь внимания и стать осознанными[2].

Необходимо уточнить, в каком смысле мы говорим здесь об аффективной интенсивности или, как её предпочитает называть Гуссерль, об аффективной силе или живости (Lebendigkeit). Прежде всего, речь не идет о конкретной, объективной интенсивности в значении меры качественных переходов. Гуссерль подчеркивает, что существует градация интенсивности иного рода, а именно: «которая определяет понятие сознания и степеней осознанности, а также противопоставление бессознательному в соответствующем смысле. Это последнее обозначает нулевой уровень этой живости сознания (Bewußtseinslebendigkeit), но никоим образом, как это будет показано в дальнейшем, не ничто. Ничто только в отношении аффективной силы и поэтому в отношении тех операций, которые справедливо предполагают положительное значение аффективности (Affektivität) (превышающее нулевую точку)» [Гуссерль 1966, 167].

Таким образом, интенсивность аффективности относится не к качественным характеристикам объекта, но к уровням осознанности, где наивысшая точка, «вершина интуитивности» – это первичная импрессия в ее живом присутствии, а низшая – «нулевая живость сознания», которой свойственен упадок аффективной силы вплоть до нулевого уровня, который Гуссерль называет «бессознательным» (Unbewußten). Бессознательное, в том смысле, в котором о нем говорит Гуссерль, «как последнее вместилище всех аффективно обезболенных пустых “представлений”» [Бегу 2000, 202], – это бессознательное, наполненное смыслами, абсолютно лишенными аффективной силы. Интенциональное содержание сохраняется в бессознательном в форме пустых представлений, которые могут реактивироваться, но больше не обладают способностью аффицировать сознание в его живой действительности.

Радикальное различие между понятиями бессознательного у Гуссерля и Фрейда связано с проблемой эффективности аффективной силы или, иными словами, с аффективным статусом прошлого. Для Гуссерля бессознательное соответствует нулевому уровню аффективности, тогда как для Фрейда именно аффективный потенциал бессознательного играет принципиальную роль. Далее мы увидим, что этот вопрос не остался незамеченным также и для Гуссерля, и что аффективный статус бессознательного представляет серьезную проблему для генетической феноменологии.

Тот смысл, которой приобрело понятие бессознательного в философии Гуссерля, тесно связан с его теорией временности сознания и в особенности с идеей ретенциальной модификации, а также с его размышлениями о возможности репродуктивного пробуждения прошлого в воспоминании.

Ретенция как темпоральная и аффективная модификация

Ретенциальная модификация, с одной стороны, ответственна за ослабление аффективной силы до нулевой степени. С другой стороны, сфера ее влияния распространяется на конституирование временной непрерывности сознания, сохранение первичных впечатлений, которые удерживаются в сознании в качестве уже истекших.

Довольно часто Гуссерль отмечает, что ретенциальная модификация не затрагивает смысл переживаний, который сохраняет свою идентичность на протяжении всех темпоральных изменений. Модификация касается, с одной стороны, временности переживаний, а с другой, – их аффективной силы. Если мы предположим, например, что ретенциальная модификация ответственна лишь за конституирование длительности временных объектов и за трансформацию настоящих впечатлений в пустые представления прошлого, остается тем не менее не проясненным вопрос, почему эти ставшие прошлыми интенции больше не могут воздействовать на актуальную жизнь сознания? Иными словами, остается не проясненным вопрос: каким образом темпоральный статус прошлого связан с ослаблением его аффективной силы, его действительности для настоящего? Как возможно забывание, если смыслы прошедших переживаний остаются нетронутыми в результате темпоральных модификаций?

В качестве возможного подхода к решению этой проблемы мы предлагаем провести различие, основанное на этом двойственном характере ретенциальной модификации, между прошлым в темпоральном и прошлым в аффективном смысле. В первом случае речь идет о процессе постоянной модификации импрессионального сознания в сознание ретенциальное, которая конституирует длительность переживаний с присущими им моментами прошедшего, настоящего и будущего. Прошлое в этом смысле обозначает лишь то, что переживания сознания утратили свой статус «настоящих» и приобрели характеристику временного отстояния по отношению к живому настоящему жизни сознания и по отношению к другим прошлым переживаниям. Во втором случае, мы имеем дело с «аффективным горизонтом прошлого» [Гуссерль 1966, 157], с прошлым как неизбежно аффективно более слабым по отношению к настоящему. Как замечает Гуссерль: «Ретенциальный процесс уже в фазе его интуитивности есть процесс постоянного истощения (обеднения), несмотря на непрерывную идентичность смысла; смыслу всегда сопутствует уменьшение его интуитивной полноты. <…> С этим связан прогрессирующий спад аффективной силы» [Гуссерль 1966, 174].

Приведем пример: шум проезжающей сейчас под окнами машины становится все более и более прошлым, сохраняя при этом свой смысл «шума машины». Я больше его не слышу, он больше меня не аффицирует, а это значит, что наряду с тем, что его длительность истекла, также уменьшилась и его аффективная интенсивность, а впоследствии и стала равной нулю. Безусловно, мы проводим это различие, абстрагируя различные смыслы ретенциальной модификации, которые изначально едины в потоке сознания. Тем не менее, подобное разграничение в наших глазах оправдано и необходимо для того, чтобы понять те механизмы, которые свойственны уменьшению или увеличению аффективной силы, и в особенности, для понимания аффективного статуса прошлого.

Мы уже отметили, что Гуссерль предпочитает говорить об этом прошлом в аффективном смысле, используя термин «бессознательное», который «обозначает нулевую живость сознания» [Гуссерль 1966, 167]. Термин «бессознательное» отсылает к смыслу прошлого, находящемуся по ту сторону темпоральных различий, в котором оседают пустые и «аффективно обезболенные» представления.

Репродукция как «пробуждение» аффективно пустого смысла

В этой перспективе проблема воспоминания как воспроизведения в настоящем прошедших переживаний приобретает новое аффективное измерение. С этой точки зрения, основной вопрос состоит в понимании того, каким образом пустые и лишенные аффективной силы представления могут, тем не менее, достичь сферы настоящего, импрессионального сознания. Таким образом, мы оставляем сейчас в стороне вопрос о возможности, которая находится в основании самого внутреннего сознания времени, принимать форму репродуктивного сознания как источника всех ре-презентирующих актов (Vergegenwärtigungen). Здесь мы попробуем подойти к проблеме воспоминания со стороны того, что Гуссерль называет «аффективным пробуждением» (Weckung).

Необходимо отметить, что Гуссерль различает два типа «пробуждения» (Weckung): «Пробуждение того, что уже для себя осознано, и пробуждение того, что скрыто» [Гуссерль 1966, 172]. Это подразумевает, что каждое аффицирование есть своего рода пробуждение как тот способ, каким первичные впечатления достигают статуса осознанности. Пробуждение в воспоминании есть лишь один из возможных типов аффективного пробуждения. Это различие, довольно тонкое, между воспоминанием и аффективным пробуждением («Пробуждение превращается в воспоминание» в синтезе идентичности) оставляет место также и для других форм репродуктивного пробуждения аффективности, как например – в форме фантазии или же в форме действия, о котором говорил Фрейд в работе, с которой мы начали нашу статью. Гуссерль замечает, что согласно «закону», «воспоминания могут возникнуть только в силу пробуждения пустых представлений» [Гуссерль 1966, 181]. Однако, никакой закон не делает необходимым преобразование пробужденной аффективности в форме воспоминания. Сам этот переход является довольно проблематичным.

Аффективное пробуждение означает восстановление утраченной в результате ретенциальной модификации аффективной силы пустого представления. Это происходит благодаря «уже ретро-активной (rück-wirkende) аффективной силе» [Гуссерль 1966, 174], поскольку первичное аффицирование более не является действительным. Вопрос, таким образом, состоит в том, что делает возможной эту реактивацию аффективности сохраненного в форме пустого представления смысла? С одной стороны, Гуссерль отмечает, что «пробуждение возможно, прежде всего поскольку смысл, конституированный в сознании заднего плана, действительно присутствует в имплицитной и неодушевленной форме, которую мы называем здесь бессознательным» [Гуссерль 1966, 179]. С другой стороны, мотивы для этого пробуждения «должны находиться в живом настоящем, в котором наиболее эффективными являются те мотивы, о которых мы не можем отдать себе отчет, те, которые являются «интересами» в широком и привычном смысле слова, первичные или же приобретенные оценки души (Gemüt), инстинктивные или уже высшие влечения и т.д.» [Гуссерль 1966, 178].

Неожиданный поворот в этой проблематике мы можем найти в более поздних текстах Гуссерля (например, приложение XIX к «Анализам пассивного синтеза»), а также в неопубликованных рукописях, на которые в своем исследовании ссылается Б. Бегу. В них речь идет о вытесненных впечатлениях[3], т.е. оттесненных вниз (hinunterdrückt) в силу конфликта интересов, который отвергает или поощряет те или иные впечатления. Бессознательное в данном случае оказывается местом «хранения» вытесненного. Гуссерль описывает это вытеснение как подавление (Verdrängung als Unterdrückung) [Гуссерль 1966, 413], которому соответствует отсутствие интуитивности, но не аффективной живости, которая, напротив, возрастает в результате этого конфликта.

Судьба вытесненных впечатлений отличается от условно «нормального» процесса ретенциальной модификации. Б. Бегу отмечает, что «Гуссерль развивает на деле определяющую идею, согласно которой вытесненные впечатления, вопреки возможным мнениям, не теряют свою аффективную значимость и действенность. На самом деле, вытеснение одного впечатления другим, привилегированным впечатлением не аннулирует его аффективную силу» (выделено мной – А.К.). Далее автор приводит цитату из самого Гуссерля: «Но впечатление лишь перекрыто, оттеснено вниз, и тем не менее еще там оно остается эффективным как и все, что вытеснено и перекрыто (Ms. E III 10)» [Бегу 2000, 187–188].

Таким образом, мы видим здесь дополнение к первоначальной теории Гуссерля относительно судьбы аффективной силы интенциональных переживаний. Оно состоит в том, что подавление и вытеснение впечатлений не подразумевает с необходимостью ослабление их аффективной силы воздействия и, даже напротив, может привести к ее увеличению. Рост аффективной силы в этом случае есть следствие аффективного конфликта, который противостоит процессу постепенного ослабления аффективности и забыванию.

Б. Бегу делает из этого вывод: возвращение смыслов в настоящее сознание не зависит от аффективной интенсивности так же, как и их исчезновение не является следствием ослабления этой силы [Бегу 2000, 188]. Однако такой подход оставляет нерешенным вопрос о судьбе самой этой аффективной силы, которая оказывается индифферентной по отношению к смысловой составляющей интенционального акта и самой темпоральной модификации. Более того, феноменальное наличие таких актов, от самого смысла которых неотделима их аффективная составляющая, ставит проблему модификации присущей им аффективности. Речь идет о переживаниях, относящихся к эмоциональной сфере или сфере аффектов в этом более узком, но и более привычном смысле слова. От смысла радости или печали невозможно отнять соответствующую им аффективную силу, не изменив тем самым и саму суть этих переживаний. Равным образом и пробуждение в сознании этих эмоций не тождественно воспоминанию о них в качестве уже прошедших.

Повторение и загадка аффективности в действии

Пытаясь разрешить проблему аффективного статуса прошлого, мы столкнулись со следующей альтернативой. С одной стороны, в тексте Гуссерля речь идет об уменьшении аффективной силы переживаний по мере их ретенциальной модификации: прошлое в аффективном смысле стремится к нулевой точке, когда оно уже не может аффицировать сознание и сохраняет в неизменной форме лишь предметные смыслы, которые могут быть оживлены вновь в воспоминании. Поскольку эти смыслы, сохраненные в форме пустых представлений, уже не имеют своей собственной аффективной силы, они нуждаются в пробуждении посредством некоторой принадлежащей настоящему импрессиональному сознанию аффективной силы (интересы, влечения, ассоциации). Нужно отметить, что актуализация этой аффективной силы требует связи с прошедшими смыслами, иначе она не может достичь сознания как определенное интенциональное переживание, в нашем случае – как воспоминание. Эта схема подразумевает, что пустые представления бессознательной сферы не обладают никакой аффективной силой.

С другой стороны, картина существенно корректируется, после того как Гуссерль привлекает к анализу аффективности сознания понятие вытеснения. В данном случае основной проблемой становится сохранение и преобразование аффективной силы прошедших переживаний, которая оказывается не только не равной нулю, но даже и более сильной, чем изначальная. Согласно этому повороту в исследовании, определение бессознательного в качестве нулевой степени аффективности не следует понимать как «ничто» и абсолютное отсутствие аффективной силы. Имеем ли мы дело, таким образом, с двумя противоречивыми теориями? Прежде чем делать подобные выводы, обратимся еще раз к идее бессознательного в «Анализах пассивного синтеза».

Следуя логике нашего рассуждения, мы можем провести различие в понятии бессознательного как нулевой степени аффективности между его способностью аффицировать настоящее сознание, с одной стороны, и возможностью быть пробужденным посредством аффективной силы, которая уже принадлежит настоящему сознанию, с другой.

Первый вариант близок решению Фрейда: если бессознательное может аффицировать настоящее сознание, т.е. если оно обладает аффективной силой в некоем сохранившемся виде, то тогда сознание должно постоянно противостоять этим аффектам, прорывающимся из сферы бессознательного. Отсутствие аффективности прошлого, уменьшение аффективной силы до нулевого уровня в процессе постоянной ретенциальной модификации подразумевает для Гуссерля отсутствие актуальной способности аффицировать сознание. Однако это не означает, что бессознательное для него предполагает тотальное отсутствие аффективности, которая могла бы быть реактивирована. Напротив, можно было бы сказать, что здесь мы видим два основных типа сохранения и преобразования аффективной силы: с одной стороны, это нулевая аффективность, т.е. радикальное уменьшение аффективной интенсивности вплоть до нулевой степени, а с другой – процесс вытеснения, который может означать даже увеличение аффективной силы вытесненных переживаний.

Реактуализацию аффективной силы в случае повторения можно рассматривать в качестве примера активности вытесненных представлений, а также как пример противоположный тому, что происходит в случае репродуктивной активности воспоминания. В случае повторения именно аффективная сила сохраняет свою потенциальную мощь, даже в вытесненном виде, тогда как смысловая составляющая акта претерпевает существенные изменения[4].

Это дает нам возможность найти определенные точки соприкосновения между понятиями бессознательного как вытесненного и как «аффективно обезболенной» сферы пустых представлений и, тем самым, между психоаналитической и феноменологической концепциями. Б. Бегу подчеркивает, что основное их различие состоит в том, что вытесненные переживания для Гуссерля сохраняют неизменным свой объективный смысл, тогда как для Фрейда процесс вытеснения связан также с возможными преобразованиями смысла психических переживаний. На наш взгляд, различие в судьбе аффективной силы переживаний также играет здесь важную роль и предоставляет возможность для феноменологической тематизации двух непротиворечивых концепций аффективного горизонта прошлого. Для нашей темы это означает, что в рамках феноменологического анализа аффективной силы сознания классическое понимание воспоминания как воспроизведения прошлых событий в настоящем может быть дополнено за счет анализа других возможных форм отношения субъекта со своим прошлым, равно как и сама идея «прошлого» может получить в этом горизонте исследования новое значение.

Примечания