Известный философский спор о природе общих понятий, или спор об универсалиях, в XX веке переживает возрождение. Развитие логики, языкознания и лингвистики, возникновение аналитической традиции и философии языка объясняют внезапное обращение философов к одному из главных вопросов средневековой мысли. Наследие Львовско-Варшавской школы хорошо иллюстрирует живой интерес к данной теме и вместе с тем доказывает значение проблемы универсалий для формирования философской логики. В тексте этой статьи история Львовско-Варшавской школы будет рассмотрена через призму спора об универсалиях, который представляется вполне последовательным и целостным диалогом его участников.

A well-known philosophic dispute on the nature of common terms or the problem of universals experiences its revival during the 20th century. The development of logics, philology and linguistics, the emergence of the analytic tradition and the philosophy of language explain the reason why at a certain point philosophers tackle one of the main topics of medieval thought. The heritage of the Lwów-Warsaw school serves as an illustration of keen interest in this problem and at the same time proves the importance of the problem of universals for the development of philosophic logics. The given article dwells on the history of the Lwów-Warsaw school in the light of the problem of universals which is portrayed as a well consequential and coherent dialogue of those debating.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Львовско-Варшавская школа, универсалии, общие понятия, закон противоречия, номинализм, Айдукевич, Котарбиньский, Лесьневский, Лукасевич, Твардовский.

KEY WORDS: Lwów-Warsaw school, universals, common terms, law of noncontradiction, nominalism, Ajdukiewicz, Kotarbiński, Leśniewski,  Łukasiewicz, Twardowski.

Изучение истории спора об универсалиях в рамках Львовско-Варшавской школы представляется достаточно интересным вопросом, который может поставить перед собой историк философии. Такое предприятие тем важнее, что спор этот имел большее  влияние на развитие самой школы, чем то освещает существующая по данной тематике литература[i]. Нельзя сказать, что такой литературы нет вообще. Однако исследования, которые были мне доступны, освещают поднятую проблему фрагментарно: чаще всего они касаются взглядов конкретного представителя Львовско-Варшавской школы. В результате довольно сложно составить целостное представление о развитии этой проблематики в историческом срезе. Тем не менее, мне бы хотелось сделать именно такой исторический очерк спора об универсалиях, который имел место в самой известной и влиятельной польской философской школе, чтобы оторванные друг от друга эпизоды, —известные как, например, реизм Тадеуша Котарбиньского, «Основания математики» Станислава Лесьневского, исследование Яном Лукасевичем наследия Аристотеля, — не представлялись разрозненными явлениями, а сложились в последовательный рассказ, в целую историю, которая сама была бы свидетельством целостности школы.

Говорить о некой целостности в отношении философских школ вообще трудно и не всегда оправданно. Принято искать и находить общие основания для тех, кого мы называем, скажем, стоиками, неоплатониками, оккамистами и т.п. — хотя мы и отдаём себе отчёт в том, что не следует забывать о множестве различий между конкретными мыслителями, концепциями, аргументациями. Тем не менее, в отношении Львовско-Варшавской школы может показаться, что таких оснований гораздо меньше, и ни одно из них не способно обеспечить целостное восприятие школы как феномена, кроме разве что генезиса школы, т.е. учительско-ученических отношений, и географического критерия (и вместе с ним языкового). Трудно найти в этой школе общую проблематику, или методологию, или — совсем невозможно — единую философскую концепцию, присущую всем её представителям[ii]. Объединяющим был, прежде всего, сам импульс, поданный через основателя школы Казимежа Твардовского. Это было желание создать в польской академической среде настоящую научную философию (импульс, идущий, в свою очередь, от брентановской традиции, и также не получивший некой единой интерпретации в рамках школы). Впрочем, здесь я не буду углубляться в вопрос о том, можно ли говорить об этом единстве школы и было ли оно скорее искусственным, нежели само собой разумеющимся. На этот счёт существуют самые противоположные мнения, и аргументации в пользу той или иной позиции, опять же, зависят от критериев и оснований, по которым можно его определить, сопоставляя различных философов. Однако важно то, что поднятая в Львовско-Варшавской школе проблема универсалий является одним из возможных оснований, позволяющим протянуть единую нить (но не единственную) через всю историю школы и нанизать на неё интереснейшие концепции и интерпретации старого философского спора.

Претензия на исторический очерк, сколь бы кратким он ни был, обязывает меня, во-первых, провести условные границы во времени, а во-вторых, предполагает некую периодизацию. Я не буду ставить сейчас этот вопрос по отношению к Львовско-Варшавской школе вообще: если можно чётко сказать, когда она появилась, то этого нельзя сделать, говоря о прекращении её деятельности. Однако ограничить во времени сам спор об универсалиях я всё же попытаюсь, а также выделить основные этапы в развитии этого спора. Его основания закладываются в габилитационной работе основателя школы Казимежа Твардовского, защищённой в 1894 г. Заканчивается эта полемика в конце 30-х гг., когда в силу известных исторических обстоятельств академическая философия в Польше на некоторое время вообще прекращает своё существование; в послевоенное же время спор об универсалиях не имел концептуального продолжения в собственном смысле слова. Скорее он уже становится предметом исследования; в крайнем случае, производились корректировки основных концепций, заявленных ещё до войны. Это также представляет собой интереснейший материал для исследования, однако здесь мы не будем останавливаться на подробном рассмотрении этого периода. На наш взгляд, наиболее удобно и оправданно выделить три основные фазы этого спора.

1. 1894-1910 гг.

Первый этап, на котором проблема универсалий ещё не выражена эксплицитно, можно было бы назвать подготовительным. В этот период закладываются основания для того, чтобы спор об универсалиях мог начаться и найти сторонников как номиналистической, так и реалистической позиций. Его формулировка по отношению ко всем представителям Львовско-Варшавской школы, поднимающим эту проблематику, могла бы выглядеть так: «существуют ли общие понятия?»[iii] В 1894 г. К. Твардовский защищает своё сочинение «К учению о содержании и предмете представлений. Психологические исследования» [Твардовский 1974; Твардовский 1964], которое задаёт тон для дальнейшего развития определенного рода проблематики (прежде всего, философии и психологии в русле брентановской традиции), вводит в польскую академическую среду соответствующую терминологию. Но более существенным является то, что именно в этой работе была намечена концепция общих предметов, к которой, как окажется в дальнейшем, обращались почти все участники спора об универсалиях. Наиболее ясно это покажет позднейшая аргументация Лесьневского, который, рассматривая вопрос об общих понятиях, нападал на теорию, сформулированную его учителем. Сам Твардовский в 1924 г. снова обратится к этой теме отдельно, в работе «О сущности понятий» [Твардовский 1924]; см. тж.: [Чежовский 1925].

В 1906 г. ближайший ученик Твардовского Ян Лукасевич выступил со статьёй «Анализ и конструкция понятия причины», в которой, впрочем, касается понятий как таковых, а идея причинности выступает в качестве развёрнутого примера [Лукасевич 1906]. Представленные в этой работе взгляды в большей степени соотносятся с брентановской онтологией и являются её дальнейшим развитием, но они также показывают определённое влияние концепции самого Твардовского. С другой стороны, Лукасевич не разделяет со своим учителем  психологических положений анализа понятий. В первую очередь это касается идеальных понятий, к которым применимы, по его мнению, только логические методы. Данная статья, а также более известное исследование «О принципе противоречия у Аристотеля» [Лукасевич 1910^а] и доклад «О принципе исключённого третьего», прочитанный на заседании Польского Философского Общества 26 февраля 1910 г. [Лукасевич 1910^б], инициировали действительное начало спора об универсалиях. Наиболее интересным для нас здесь оказывается следующее: Лукасевич поднимает вопрос о границах применимости принципа противоречия в его онтологической интерпретации, что приводит его к необходимости классификации разного рода предметов, а значит, к попытке разъяснения своего понимания предметности вообще. Более того, для Лукасевича определение предмета окажется единственным формальным основанием для доказательства принципа противоречия[iv]. Оно вырисовывается уже в статье 1906 г. «Логика и психология»: именно там он определяет предмет как не обладающий противоречивыми свойствами[v], и там же накладывает важное ограничение — этот критерий применим только к конкретным предметам, но не к абстрактным. Вот почему в ходе дальнейшего развития спора об универсалиях в Львовско-Варшавской школе понятие общего предмета (идеального, абстрактного — в зависимости от интерпретации) и упомянутый принцип всегда будут идти рука об руку, причём этим соседством воспользуются обе полемизирующих стороны: как номиналистическая, так и реалистическая.

2. 1911-1927 гг.

Станислав Лесьневский, ещё один известнейший ученик Твардовского, в 1911 г. защищает свою докторскую работу «К вопросу о анализе экзистенциальных предложений»[vi], где он начинает развивать свою концепцию имени и именования, и в том же году знакомится с монографией Лукасевича об Аристотеле. Работа эта произвела на него самое глубокое впечатление и повернула его мысль к анализу принципа противоречия[vii]. Именно исходя из этого анализа в скором времени появляется номиналистическая аргументация Лесьневского, как, собственно, появляется в Львовско-Варшавской школе и сама проблема существования общих предметов. Это развитие событий представлено в статьях «Попытка доказательства онтологического принципа противоречия» [Лесьневский 1912][viii] и «Критика логического принципа исключённого третьего» [Лесьневский 1913^б], где Лесьневский формулирует свой главный довод против существования общих предметов, который основывается на выявлении внутренней противоречивости любой универсалии. Это доказательство (известное позже как «аргумент 1913 года») впоследствии  прошло через весь спор об универсалиях в Львовско-Варшавской школе; опирается оно на принципиальную возможность применения принципа противоречия к универсалиям. И опять же благодаря Лукасевичу, Лесьневский впервые столкнулся с парадоксом Рассела[ix], касающимся множества всех множеств, не являющихся элементами самих себя, что обратило его интерес к теории множеств вообще, а значит, к анализу понятия класса. Именно это в 1914-1917 годах[x] позволило ему создать новую дедуктивную систему, известную как «мереология Лесьневского» [Рогальский 1995, 13]. Эта концепция также имеет косвенное отношение к пониманию Лесьневским общих предметов и их существования.

Взгляды Лесьневского на проблему существования универсалий стали первой чётко выраженной номиналистической позицией со своей аргументацией, что спровоцировало, во-первых, дальнейшее развитие номиналистических тенденций в рамках школы, а во-вторых, ответные реакции со стороны тех, кто так или иначе был более близок к позиции реалистической. Первым на номиналистические выводы Лесьневского отозвался Владислав Татаркевич в 1913 г. на собрании Польского Философского Общества (краткий конспект его выступления содержится в отчёте Общества за 1914 г. в журнале «Ruch Filozoficzny»[xi]). В своём выступлении «Являются ли идеальные предметы предметами общими?» Татаркевич представил собственную концепцию идеальных предметов и первым подверг критике доказательство Лесьневского [Татаркевич 1914-1917]. К сожалению, подробности этой критики сохранились только в конспективном варианте в упомянутом выше докладе.

Следующим ясно выраженным антиноминалистическим выступлением стали работы Мариана Боровского, появившиеся в «Философском обозрении» в начале 20-х годов. Нельзя сказать, что в предыдущие годы (1914-1920 гг.) обсуждение проблемы общих понятий было приостановлено. В это время появляется несколько статей, проблематика которых тесно связана с возникшим спором или даже напрямую касается вопроса об универсалиях, хотя эти статьи несколько выпадают из общего русла, в котором спор получил своё продолжение в дальнейшем. Однако все эти тексты свидетельствуют о том, что внимание польских логиков и философов теперь было прочно привязано к данной проблеме[xii]. Прежде всего, речь идёт о статье З. Янишевского «О реализме и идеализме в математике» [Янишевский 1916] и докладе Л. Хвистека «Три лекции о понятии существования», прочитанном 19 апреля 1917 года в Кракове на заседании Философского Общества [Хвистек 1917].

В статье «Что есть предмет?» [Боровский 1920] М. Боровский открыто полемизирует с доказательством Лесьневского от 1912-1913 гг., опираясь на собственное убеждение, что принцип противоречия не может быть применён к общим предметам (подобная точка зрения уже выражалась ранее Лукасевичем, однако менее эксплицитно и ещё до появления номиналистической аргументации Лесьневского). Ещё через год появляется статья «О предметах физических, психических, идеальных и мнимых» [Боровский 1921], в которой он продолжает поднятую ранее проблематику определения и классификации предметов, защищая реалистическую точку зрения на вопрос об универсалиях. Работы Боровского и его атака на основное доказательство польских номиналистов спровоцировали новую волну спора. На этот раз её «лицом» становится Тадеуш Котарбиньский, который в том же 1921 г. выступает в полемической по отношении к позиции реализма статьёй «Вопрос существования идеальных предметов» [Котарбиньский 1921]. Причём если изначально данный текст не был направлен на защиту именно Лесьневского, то с содержательной стороны это было практически повторение и «усиление» его аргументации. Эта работа и последующее за ней укрепление позиции Котарбиньского получили вскоре название «расправы с идеальными предметами»[xiii], хотя ядро этой позиции и собственного доказательства Котарбиньского было во многом заимствовано из рассуждений Лесьневского 1913 года. Сам Котарбиньский пишет следующее: «Пониманием выражений ''существующий'', ''предмет'', ''множество'', ''класс'', ''элемент'' и ''часть'', первым доказательством противоречивости общих предметов, формулировкой антиномии свойств и антиномии отношений, а также множеством других вещей я обязан Станиславу Лесьневскому» [Котарбиньский 1921, 116]. Однако, чтобы не ставить Котарбиньского в полную зависимость от мысли Лесьневского, отмечу, что упомянутая статья стала началом формирования концепции, которую сам Котарбиньский назовёт «реизмом»[xiv] (в противоположность традиционному пониманию реализма), нашедшем более полное выражение несколько позже, а именно в 1929 г.

Спор об универсалиях становится более похожим на диалог, причём диалог достаточно интенсивный, к которому присоединяются всё новые участники. Во-первых, на статью Котарбиньского тут же отвечает Боровский («К вопросу о существовании идеальных предметов» [Боровский 1922]), который явным образом не принимает аргументов своего коллеги, защищая идеалистическую точку зрения (для Боровского понятия идеализма и реализма в рамках спора об универсалиях практически всегда приравниваются), и продолжает дискуссию путём уточнения терминологии и тщательного анализа предыдущей статьи Котарбиньского. Следующая реакция на реистическую позицию последовала от Романа Ингардена в 1923 г. [Ингарден 1972]; замечу, что параллельно с анализом существования идеальных предметов эти же три автора ведут дискуссию о сущности внутреннего опыта, также начатую выступлением и статьёй Котарбиньского [Котарбиньский 1922^а][xv], где он поднимает проблему интенциональности и существования интенциональных предметов (в чём он им также отказывает, хотя эти предметы не отождествляются им с идеальными). С содержательной точки зрения эта полемика под новым названием имеет непосредственное отношение к основной обсуждаемой проблеме универсалий, однако внешне, как свидетельствуют о том и заголовки статей, дискурс ведётся в иной плоскости, а именно на почве феноменологии и психологии. В этом проявляется достаточно важная характерная черта развития спора об универсалиях в Львовско-Варшаской школе, а именно постоянное перекрещивание различный философских традиций (философской логики, к которой больше тяготели, например, Лукасевич, Лесьневский, описательной психологии и феноменологии, поддерживаемой, прежде всего, Твардовским). Впрочем, Котарбиньский отвечает Боровскому и Ингардену ещё в 1922 г. сразу по всем направлениям их критики текстом с лаконичным названием «Ответ» [Котарбиньский 1922^б].

Несколькими годами позже спор об общих понятиях возник между Т. Чежовским и А. Вегнером [Чежовский 1926; Вегнер 1927]. Данная полемика, правда, не была непосредственно привязана к только что минувшей, однако касалась всё той же проблематики. Следует также упомянуть о статье М. Вальфиша «На каком основании мы связываем действительные предметы в классы?» [Вальфиш 1925].

Полемика, в первую очередь вызванная ярко выраженными антиреалистическими концепциями Лесьневского и Котарбиньского, а также их спорными аргументациями (обе  они могут быть рассмотрены как два варианта одного и того же хода мысли) постепенно исчерпывает себя, поэтому второй этап в дискусии об общих понятиях постепенно уступает место новому витку в развитии спора.

3. 1927-1939

Следующий шаг в споре об универсалиях снова делают представители номинализма. В 1927 г. Лесьневский предлагает новое доказательство против существования общих предметов, сформулированное в языке Онтологии [Лесьневский 1927][xvi], одной из логических его систем. В свою очередь Котарбиньский в 1929 г. издаёт свой основной труд «Элементы теории познания, формальной логики и методологии наук» [Котарбиньский 1929], в котором снова представляет доказательства против существования универсалий (и против существования «идеальных предметов» вообще, что в понимании Котарбиньского приравнивается к «предметам мыслимым») и окончательно формулирует свою концепцию[xvii], выдвигая три базовых тезиса реизма. Именно это стало главным поводом для начала нового витка в обсуждении проблемы универсалий и для возобновления антиноминалистической критики, последовавшей сразу после выхода упомянутого труда.

Коротко говоря, эта концепция (пожалуй, одна из наиболее известных в истории Львовско-Варшавской школы) базируется на следующих положениях. Предметами являются только конкретные материальные вещи, тогда как никакие свойства, отношения или события, а также время и пространство[xviii] не обладают статусом предметности и вообще каким-либо онтологическим статусом (об этом Котарбиньский говорил ещё в 1921 г. в статье «Вопрос существования идеальных предметов»). Более того, только те имена в языке, которые являются именами вещей, суть подлинные имена и могут выступать в качестве подлежащего в предложениях типа «а есть В»; использование же остальных имён ведёт к ошибочному гипостазированию[xix]. Таким образом, реизм выступает сразу в двух аспектах: онтологическом и семантическом.

Если своеобразный довод Лесьневского не стал предметом столь живого спора, то номиналистические воззрения Котарбиньского, изложенные в книге гораздо более известной, встретились с незамедлительной реакцией. Сначала появилась неодобрительная рецензия краковского философа Владислава Голембского, который в статье «Критика реизма» [Голембский 1930] попытался опровергнуть концепцию Котарбиньского (нельзя сказать, что у него это получилось достаточно солидно) и дискредитировать её как «антифилософский бунт». Впрочем, в данной рецензии мы не найдём практически ничего интересного по существу проблемы универсалий, а только эмоционально выраженную личную позицию автора, что, вероятно, стало причиной отсутствия какой бы то ни было реакции на данный текст. Зато в этом же году появляется гораздо более содержательная критика реизма со стороны Казимежа Айдукевича, выраженная, прежде всего, в его рецензии на упомянутую книгу [Айдукевич 1930], а чуть позже в статьях «В защиту универсалий» [Айдукевич 1932] и «К вопросу об универсалиях» [Айдукевич 1934]. К. Айдукевич подвергает обстоятельному анализу, прежде всего, саму реистическую концепцию, а также номиналистическую аргументацию против существования «общих предметов». Он приписывает главным тезисам Котарбиньского тавтологичность, упрекает его за неразличение (точнее, за смешение) метафизической и семантической составляющих, демонстрирует недостаточность условий, при которых «доказательство против универсалий» могло бы быть верным. При введении же этих условий реизм становился бы в ещё большей степени программой, нежели теорией. Здесь следует заметить, что если для Котарбиньского реизм семантический был скорее следствием реизма онтологического, то для Айдукевича эта связь строилась в обратном направлении, поэтому он и кладет в основу критики собственную концепцию конвенционального использования языка. Айдукевич не был одинок в подобном «гносеологическом крене» (хотя немного странно говорить о таком крене с точки зрения общих тенденций в философии XX в.): в 1935 г. к критике реизма и проявлению симпатии к универсалиям присоединяется также Тадеуш Витвицкий [xx], выступая в своей книге «О репрезентации, или об отношении образа к воспроизведённому предмету» с некой средней позиции между гносеологией и психологией [Витвицкий 1935].

К критике присоединяются также Р. Ингарден [Ингарден 1935], С. Виткевич [Виткевич 1978] (ок. 1934 года); в 1938 г. И. Бохеньский выступает с реконструкцией концепции универсалий Фомы Аквинского [Бохеньский 1938], и в этом тексте он не только производит анализ мысли средневекового философа, но также подвергает критике номинализм Лесьневского и Котарбиньского. Однако наибольшее влияние на дальнейшее развитие и корректировку конкретизма оказал именно Айдукевич. Котарбиньский, уже в 1930 г. написавший «Замечания на тему реизма», заметил, что у данной концепции  быстро появились не только сторонники и противники, но также и аналитики [Котарбиньский 1930-1931] — под последними он имел ввиду в первую очередь Айдукевича.

В этот же период (1936-1938 гг.) о своей симпатии к реалистической позиции снова заявляет Ян Лукасевич, который в ряде публикаций спорит с А. Якубищаком, защищающим то мнение, что вся современная логика в сущности своей номиналистична и не может быть никакой иной [Якубищак 1936; Лукасевич 1936; Лукасевич 1937, 22].

Таково краткое описание, обозначившее лишь самые главные вехи, развития проблемы «общих предметов» в Львовско-Варшавской школе до 1939 г. После второй мировой войны спор об универсалиях перестал быть именно тем живым «спором», каким он ещё представлялся в конце 30-х гг., однако нельзя также сказать, что проблематика окончательно ушла в историю Львовско-Варшавской школы. Скорее он вошёл в фазу, которую можно было бы назвать переформулировкой позиций, заявленных участниками спора ранее, уточнением этих позиций и исследованием того, что уже было сделано. Было произведено, с одной стороны, несколько попыток формальной реконструкции системы реизма, которые позволили бы теперь избежать упрёков, высказанных Айдукевичем; с другой же стороны, были и попытки, направленные на преодоление номинализма Лесьневского. Наибольшего внимания здесь заслуживают работы следующих авторов: Чеслав Леевский («О драматичной фазе в развитии пансоматизма Котарбиньского» [Леевский 1979]), Хенрик Хиж («О вещах» [Хиж 1959]), Янина Котарбиньская («Проблемы с существованием» [Котарбиньская 1967]), Тадеуш Чежовский («Является ли современная логика номиналистичной?» [Чежовский 1958]), Йозеф Мария Бохеньский («Проблема универсалий» [Бохеньский 1956]) и другие.

Хотя мы не рассматривали подробно каждую концепцию, все доказательства, критические замечания, а лишь проследили за общим развитием спора в его историческом срезе, всё же можно сделать несколько обобщений, позволяющих более целостно взглянуть на спор об универсалиях в традиции Львовско-Варшавской школы.

Начало каждой фазы спора (за исключением первой, «подготовительной») обусловлено активной позицией номиналистов, которые приводят всё новые доводы и конкретизируют свои концепции. Сторонники реалистической точки зрения не обладали здесь такой же заметной инициативой, и их выступления носили ответный характер, прежде всего, критический. Можно сказать, что аргументация со стороны реалистов была преимущественно негативной, т.е. основывалась на опровержении уже предложенных доказательств (исключений здесь немного, но они существуют: уже в 30-х годах несколько «позитивных» доказательств в пользу существования универсалий выдвинули Айдукевич и Лукасевич). Таким образом, само развитие спора носило шло волнообразно. В Львовско-Варшавской школе проблема универсалий была воспринята не только как логическая или гносеологическая, но в первую очередь как онтологическая[xxi]; это позволяет утверждать, что деятельность представителей школы не имела антиметафизического характера, несмотря на довольно частое сопоставление её с Венским кружком[xxii].

Спор об универсалиях был сформулирован польскими философами в языке своего времени (а это был и язык формальной логики, а также феноменологический и психологический дискурсы) и, с одной стороны, был напрямую привязан к традиционной метафизической проблеме, известной со времён Платона, с другой же имел непосредственное отношение к вопросам, поставленным перед представителями школы современностью и затронувшим помимо философии логику, математику, лингвистическую науку.

Литература

Айдукевич 1930 — Ajdukiewicz K. Reizm. Studium krytyczne: Elementy teorii poznania, logiki formalnej i metodologji nauk Tadeusza Kotarbińskiego // Przegląd Filozoficzny, 33 (1930). S. 140-160.

Айдукевич 1932 — Ajdukiewicz K. W obronie uniwersaliów // Przegląd Filozoficzny, 35 (1932). S. 40b-41b.

Айдукевич 1934 — Ajdukiewicz K. W sprawie uniwersaliów // Przegląd Filozoficzny, 37 (1934). S. 219-234.

Борзым 1987 — Borzym S. Z dziejów szkoły Lwowsko-Warszawskiej / Polska filozofia analityczna. Analiza logiczna i semiotyczna w szkole Lwowsko-Warszawskiej. Praca zbiorowa pod redakcją M. Hempolińskiego. Wrocław, 1987. S. 49.

Боровский 1920 — Borowski M. Co to jest przedmiot? // Przegląd Filozoficzny, 23 (1920). S. 55-86.

Боровский 1921 — Borowski M. O przedmiotach fizycznych, psychycznych, idealnych i fikcyjnych // Przegląd Filozoficzny, 24 (1921). S. 139-163.

Боровский 1922 — Borowski M. W sprawie istnienia przedmiotów idealnych // Przegląd Filozoficzny, 25 (1922). S. 491-505.

Бохеньский 1938 — Bocheński J.M. Powszechniki jako treści cech w filozofii św. Tomasza z Akwinu // Przegląd Filozoficzny, 41 (1938). S. 136-149.

Бохеньский 1956 — Bocheński J.M. The Problem of Universals // The Problem of Universals. (Red.: J.M. Bocheński, A. Church, N. Goodman). Notre Dame, 1956. Р. 33-54.

Вальфиш 1925 — Walfisz M. Na podstawie jakiego stosunku lączymy przedmioty rzeczywiste w klasy? // Przegląd Filozoficzny, 28 (1925). S. 291-292.

Васюков 2006 — Васюков В.Л. Метапарадигма Львовско-Варшавской философской школы / Исследования аналитического наследия Львовско-Варшавской философской школы. Выпуск 1. Отв. ред. В.Л. Васюков. СПб., 2006. С. 11–18.

Вегнер 1927 — Wiegner A. Przedmioty pojęć ogólnych // Przegląd Filozoficzny, 30 (1927). S. 211-213.

Верников 1978 — Верников М.Н. Методологический анализ кризиса философского идеализма. На материалах польской философии конца XIX – 1-й трети XX вв. Киев, 1978.

Витвицкий 1935 — Witwicki T. O reprezentacji, czyki o stosunku obrazu do przedmiotu odtworzonego. Lwów, 1935.

Виткевич 1978 — Witkiewicz S.I. Krytyka reizmu – poglądu Tadeusza Kotarbińskiego // Witkiewicz S.I. Zagadnienie psychofizyczne. Warszawa, 1978. S. 117-167.

Воленьский 1984 — Woleński J. Reizm a ontologia Leśniewskiego // Studia Filozoficzne, 22 (1984). S. 37-41.

Воленьский 1985 — Woleński J. Filozoficzna szkoła Lwowsko-Warszawska. Warszawa, 1985. S. 296-305.

Воленьский 1997 — Woleński J. Szkoła Lwowsko-Warszawska w polemikach. Warszawa, 1997.

Голембский 1930 — Gołembski Wł. Krytyka reizmu // Kwartalnik filozoficzny, 8 (1930). S. 255-274.

Грыгянец 2000 — Grygianiec M. Spór o uniwersalia w szkole Lwowsko-Warszawskiej. Rozprawa doktorska. Warszawa, 2000.

Ингарден 1922 — Ingarden R. W sprawie ''istoty doświadczenia wewnętrzego'' // Przegląd Filozoficzny, 25/4 (1922). S. 512-534.

Ингарден 1935 — Ingarden R. Vom formalen Aufbau des individullen Gegenstandes // Studia Philosophica I (1935). S. 29-106.

Ингарден 1972 — Ingarden R. W sprawie istnienia przedmiotów idealnych / Ingarden R. Z filozoficznych podstaw logiki. Warszawa, 1972. S. 483-507.

Котарбиньская 1967 — Kotarbińska J. Kłopoty z istnieniem / Fragmenty filozoficzne. Seria III. Księga pamiątkowa ku czci Tadeusza Kotarbińskiego w 80-tą rocznicę urodzin. Warszawa, 1967. S. 129-146.

Котарбиньский 1921 — Kotarbiński T. Sprawa istnienia przedmiotów idealnych / Księga pamiątkowa ku uczczeniu 25-rocznej działalności nauczycielskie na katedrze filozofii w Uniwersytecie Lwowskim Kazimierza Twardowskiego. Lwów, 1921. s. 149-170.

Котарбиньский 1922^а — Kotarbiński T. O istocie doświadczenia wewnętrzego // Przegląd Filozoficzny, 25/2 (1922). S. 184-196.

Котарбиньский 1922^б — Kotarbiński T. Odpowiedź // Przegląd Filozoficzny, 25/4 (1922). S. 535-540.

Котарбиньский 1929 — Kotarbiński T. Elementy teorii poznania, logiki formalnej i metodologji nauk. Lwów, 1929.

Котарбиньский 1930-1931 — Kotarbiński T. Uwagi na temat reizmu // Ruch Filozoficzny, 12 (1930-1931). S. 1-7.

Котарбиньский 1958 — Kotarbiński T. Fazy rozwojowe konkretyzmu // Studia Filozoficzne, 4 (1958).

Леевский 1979 — Lejewski Cz. On the Dramatic Stage in the Development of Kotarbiński's Pansomatism / Ontology und Logik. Berlin, 1979.

Лесьневский 1911 — Leśniewski S. Przyczynek do analizy zdań egzystencjalnych // Przegląd Filozoficzny, 14 (1911). S. 329–345.

Лесьневский 1912 — Leśniewski S. Próba dowodu ontologicznej zasady sprzeczności // Przegląd Filozoficzny, 15 (1912). S. 202–226.

Лесьневский 1913^а — Лесневскiй С.И. Логическiя разсужденiя. СПб, 1913.

Лесьневский 1913^б — Leśniewski S. Krytyka logicznej zasady wyłączonego środka //  Przegląd Filozoficzny, 16 (1913). S. 315-352.

Лесьневский 1914 — Leśniewski S. Czy klasa klas, nie podporząkowanych sobie, jest podporząkowana sobie? //  Przegląd Filozoficzny. 17 (1914. S. 63-75.

Лесьневский 1927 — Leśniewski S. O podstawach matematyki, I // Przegląd Filozoficzny, 30 (1927). S. 164-206.

Лукасевич 1906 — Łukasiewicz J. Analiza i konstrukcja pojęcia przyczyny // Przegląd Filozoficzny, 9 (1906). S. 105–179.

Лукасевич 1907 — Łukasiewicz J. Logika a psychologja // Przegląd Filozoficzny, 10 (1907). S. 489–492.

Лукасевич 1910^а — Łukasiewicz J. O zasadzie sprzeczności u Arystotelesa. Kraków, 1910.

Лукасевич 1910^б — Łukasiewicz J. O zasadzie wyłączonego środka // Przegląd Filozoficzny, 13 (1910). S. 372–373.

Лукасевич 1930 — Łukasiewicz J. Logistyka a filozofia // Przegląd Filozoficzny, 39 (1936). S. 115-131.

Лукасевич 1937 — Łukasiewicz J. W obronie logistyki // Studia Gnesnensia, 15 (1937). S. 22.

Рогальский 1995 — Rogalski A.K. Z zastosowań ontologii Stanisława Leśniewskiego. Lublin, 1995.

Синиси 1969 — Sinisi V.F. Leśniewski and Frege on Collective Classes // Notre Dame Journal of Formal Logic, 10 (1969). S. 239.

Татаркевич 1914-1917 — Tatarkiewicz Wł. Czy przedmioty idealne są przedmiotami ogólnymi? // Ruch Filozoficzny, 5 (1914-1917). S. 28a-29b.

Твардовский 1924 —  Twardowski K. O istocie pojęć / Odczyty filozoficzne, II. Lwów, 1924.

Твардовский 1964 —  Twardowski K. O treści i przedmiocie przedstawień. Z badań psychologicznych / Twardowski K. Wybrane pisma filozoficzne, tłum. I. Dąbska. Warszawa, 1964. S.3–91.

Твардовский 1982 — Twardowski K. Zur Lehre von Inhalt und Gegenstand der Vortellungen. Eine psychologische Untersuchung. München–Wien, 1982

Хвистек 1917 ­— Chwistek L. Trzy odczyty, odnoszące się do pojęcia istnienia // Przegląd Filozoficzny, 20 (1917). S. 122-151.

Хиж 1959 — Hiż H. O rzeczach / Fragmenty filozoficzne. Seria II. Księga pamiątkowa ku uczczeniu czterdziestolecia pracy nauczycielskiej w Uniwersytecie Warszawskim profesora Tadeusza Kotarbińskiego. Warszawa, 1959.

Чежовский 1925 — Czeżowski T. Teoria pojęć Kazimierza Twardowskiego // Przegląd Filozoficzny, 28 (1925). S. 106–110.

Чежовский 1926 — Czeżowski T. Kilka uwag o uogólnieniu i o przedmiotach pojęć ogólnych //  Przegląd Filozoficzny, 29 (1926). S. 195-199

Чежовский 1958 — Czeżowski T. Czy współczesna logika jest nominalistyczna? / Czeżowski T. Odczyty filozoficzne. Toruń, 1958.

Шанявский (ред.) 1989 — The Vienna Circle and the Lvov-Warsaw School. Ed. by Szaniawski K. Dordrecht; Boston: Kluwer Academic Publishers, 1989.

Ядацкий 1987 — Jadacki J.J. Semiotyka szkoły Lwowsko-Warszawskiej: główne pojęcia / Polska filozofia analityczna. Analiza logiczna i semiotyczna w szkole Lwowsko-Warszawskiej. Praca zbiorowa pod redakcją M. Hempolińskiego. Wrocław, 1987. S. 131–138.

Якубищяк 1936 — Jakubisiak A. Od zakresu do treści. Warszawa, 1936. T. 7.

Янишевский 1916 — Janiszewski Z. O realizmie i idealizmie w matematyce // Przegląd Filozoficzny, 19 (1916). S. 161-170.