Россия. История Политика. М.: Идея-Пресс, 2011, 224 с.

            Предлагаемая вниманию читателя книга посвящена 80-летнему юбилею крупнейшего российского политолога и философа Игоря Константиновича Пантина. Доктор философских наук, профессор, опубликовавший свыше 200 научных работ, главный научный сотрудник ИФ РАН, политический директор одного из лучших российских научных и культурно-просветительских журналов "Политические исследования" («Полис») – фигура выдающаяся, уникальная, глубокая.

            В создании книги приняли участие известные философы, историки, политологи. В результате их усилий был очерчен круг теоретических интересов юбиляра – признанного знатока "высокой" политической теории. Авторский коллектив сборника отмечает удивительную многогранность творчества

И.К. Пантина, а также высокую степень общественного и нравственного значения его ученой деятельности.

            Открывает юбилейный сборник статья Б.Г. Капустина "О политическом философе и политической философии", в которой автор представляет И.К. Пантина, отмечая широту и разносторонность его творчества, прежде всего как политического философа. Поясняя свою позицию, Б.Г. Капустин акцентирует внимание читателя на том, что руководимый Игорем Константиновичем "Полис" в 1990-х годах был главной площадкой, на которой происходило строительство современной отечественной политической философии, формировавшейся в России практически "с нуля", к тому же в неблагоприятных условиях идейной и нравственной дезориентации первых постсоветских лет. Чтобы стоять в центре формирования новой российской политической философии, необходимо было обладать отменным философским вкусом, тонким теоретическим чутьем, стратегическим видением развития отечественного обществознания – качествами, несомненно, присущими И.К. Пантину. И то, что делал Игорь Константинович, было не знанием о политической философии, но было ею самою. Именно этому способу быть в политической философии, по собственному признанию автора статьи, он старался научиться у И.К. Пантина и именно описанием этого способа является его ответ, следующий далее, на вопрос "что такое политическая философия".

            Автор другой статьи сборника "Идеологии как политическое воображаемое" Т.А. Алексеева самим выбором темы отдает должное тому творческому интересу, который на протяжении многих лет уделял И.К. Пантин. В работе подробно анализируется понятие идеологии, вошедшее в употребление в период Великой Французской революции, впервые сформулированное де Трасе. Однако со временем данная категория трансформируется, приобретает различные смыслы. Т.А. Алексеева исследует отношения между идеологией и политикой, идеологией и религией, идеологией и дискурсом, идеологией и философией в контексте взглядов политических философов (Дж. Пламенатца, Т. Иглтона, М. Фридэна, А. Пиццорно, Дж. Роулса и др.). Особое внимание обращается на попытку переосмысления проблематики идеологии и политического и социального воображаемого. При этом подчеркивается, что труды исследователей, посвященных этой важной теме, остаются преимущественно достоянием научной общественности, в то время как политики и обычные люди, особенно в нашей стране в силу известных исторических причин, продолжают подходить к идеологиям в основном с традиционных марксистских позиций.

            Название следующей статьи особо примечательно тем, что представляет собой девиз "Мы в мире – мир в нас", появляющийся на обороте обложки журнала "Полис" из номера в номер, придуманный самим И.К. Пантиным. По мысли автора статьи М.В. Ильина, смысл этого девиза заключается не только в идее приобщения к человечеству и присвоения его достижений. Его смысловым центром является местоимение "Мы" – субъект, создающий себя за счет двойного хода включения мира в себя и включения себя в мир. М.В. Ильин указывает на то, что этот двойной ход крайне проблематичен и неоднозначен, поскольку совокупный субъект "Мы" образуют множество "Я". Как при этом не утратить личностные качества? Как одни личные качества могут соотнестись с другими, или превратиться в другие? Данные вопросы, отмечает М.В. Ильин, являются не только и не столько эпистемологическими, философскими, сколько политическими.

            Автором трактуется изречение "Познай самого себя". В результате самопознания вырабатывается специфические категории знания своей меры и знания своего места, которые концептуализировали принадлежность, место (семья, домохозяйство, дем, полис, амфиктиония, общеэоинская койнония и, в перспективе, всечеловеческий космополис) через масштаб, меру личности.

            М.В. Ильин особое внимание обращает на актуальность и значимость данной идеи для сегодняшних россиян, поскольку мера и масштаб – вот ключи, которые необходимы для достойного преодоления кризиса. Это, в свою очередь, предполагает уяснение своего места в геополитическом пространстве и во времени политической эволюции. В этой связи автор размышляет о политическом самоопределении России для мира и для себя, рассуждает о том, чем Россия является и чем может стать. Автор выражает надежду на возможную для России роль стабилизатора мирового развития при условии обеспечения своей собственной устойчивости, нереволюционного (некатастрофического) исхода политической и культурной перестройки в России и Евразии в целом и, конечно же, понимания того, кто мы в мире и что мир для нас.

            Статья М.М. Федоровой "Рациональность и политическая философия"

М.М. Федоровой представляет интерес с точки зрения выявления автором возможности рефлексии относительно новых оснований политической философии и политической рациональности, поскольку одна из принципиальных трудностей, с которой столкнулась политическая рефлексия в ХХ в., состоит в том, что Современность выявила и теоретически обосновала четкое разделение двух порядков – сущего и должного, теоретического и практического разума, науки и этики. Это требует разработки принципиально новых когнитивных средств, новых способов конституирования объекта рефлексии.

            Г.Г. Водолазов в статье "Пролог – XIX – XX – XXI вв. Иль надо оказать сопротивленье?" выражает свое восхищение  научной деятельностью и личностью И.К. Пантина, называя его Просветителем, Педагогом, Человеком. Все содержание статьи – это очень эмоциональное, искреннее повествование о людях, которые смогли возжечь лампаду, освещающую дорогу к Добру и Истине, воспитать пламень, который, не затухая, будет согревать души учеников.

            Нельзя без волнения читать, например, строки, посвященные декабристам. Автор пытается защитить лучших сынов Отечества, явившим миру, по его убеждению, невероятное мужество и достоинство. Жизнь одного из тех, кто вышел на Сенатскую площадь, И.Д. Якушкина, обучившего в "непролазно-темной крепостнической России... почти тысячу (!) мальчиков и девочек" (с. 85), автор называет подвигом Педагога.

            В.Г. Хорос посвятил свою статью М.М. Сперанскому – крупнейшей исторической личности, два века назад разработавшей грандиозный проект политического переустройства России. Автор верно замечает, что фигура Сперанского и по прошествии веков окутана тайной. Многие его современники, а также поколение, пришедшее после смерти Сперанского, были склонны к критическим суждениям и о его личности, и о его деятельности. В конце XIX – начале XX вв. оценки Сперанского становятся более взвешенными и объективными, хотя и в них слышатся отголоски прежних критических отзывов. Советские историки писали о нем мало. Зато в последние годы преобладают сугубо позитивные клише. Обозначенные характеристики, как представляется автору, сильно упрощают реальную картину: то, что можно назвать личной и политической драмой Сперанского. В.Г. Хорос предлагает читателю разобраться в этом не только применительно к данной конкретной исторической личности, но и потому, что деятельность Сперанского проливает свет на характерные особенности реформаторства России. Автор статьи приходит к выводу, что проведение реформ Сперанского затрудняла бюрократическая вертикаль с доминацией первого лица, с одной стороны, и пассивность общества, неартикулированность политических и гражданских интересов, с другой. Указанные ограничители продолжали действовать и в дальнейшем. Автор также выражает опасение, что и в настоящее время в России обнаруживается дефицит социального субъекта преобразований. Потенциально такой субъект есть (ученые, инженеры, гуманитарии и др.) Но как скоро он превратится из потенциального в реальный социальный и политический субъект, пока неясно.

Повествование своей статьи "Борис Николаевич Чичерин: личность, свобода и религиозное мировоззрение" С.Л. Чижков начинает с рассуждения о существовании исторической связи между развитием христианства и развитием либерализма и тождестве христианских и либеральных ценностей. Далее автор на примере одного из достойных представителей течения либеральной мысли России конца XIX – начала XX вв. показывает, что в либерализме могут присутствовать учения не только воспринимающие религиозные идеи и ценности, но и вполне осознанно включающие вопросы веры в свое учение.

С.Л. Чижков обращает внимание на две области, в которых философские и религиозные взгляды Чичерина тесно переплетаются. Одна из них лежит на поверхности и, как правило, не вызывает особых затруднений у исследователей – это взаимосвязь знания и веры в человеческом познании. Вторая область – это философская антропология мыслителя, которая лежит в основании его нравственного учения, учения о свободе и правового учения. Философская антропология составляет также и основу политического либерализма Чичерина. Ключевая идея философской антропологии, согласно которой человек является носителем абсолютного, многое предопределяет в учении Чичерина. Эта идея, отмечает автор, позволяет ученому создать прочный фундамент основных либеральных принципов и понятий. И непосредственное приложение обсуждаемой идеи касается концепции свободы личности, основанной у Чичерина на принципе самоопределения разумного существа.

            С.Л. Чижков подчеркивает, что взаимовлияние либеральных идей и религиозного мировоззрения у Чичерина многообразно и обнаруживается в самых разных аспектах его учения и что в данной статье рассмотрен только один из них, наглядно показывающий, что философски состоятельный либерализм не только не чужд религиозному мировоззрению, но может извлекать из него фундаментальные идеи на все времена.

            В статье "Данте и Пушкин (Флорентийско-московские размышления Бориса Константиновича Зайцева) А.А. Кара-Мурза пишет о лидере русской культуры в эмиграции Б.К. Зайцеве, подробно исследуя его приобщение к европейской культуре, и, в первую очередь, – к культуре Италии, которое имело большое значение в становлении его литературного таланта. Автор утверждает, что именно во Флоренции Б.К. Зайцев выбрал себе на всю жизнь духовного водителя Данте Алигьери. Интересны рассуждения автора о том, что для Б.К. Зайцева политика и культура – метафизически разнородные субстанции.

            Автор пишет о драматических для Бориса Зайцева революционных и послереволюционных годах, о том, как "русский флорентиец" становится безоговорочным лидером русской литературы (сначала в большевистской Москве, а потом и в эмиграции), об "Итальянских очерках", написанных вдали от Италии, о том, что наблюдения над большевистской повседневностью постоянно выводили мысли Б.К. Зайцева к теме любимого им Данте.

            В заключение статьи А.А. Кара-Мурза рассказывает о жизни Б.К. Зайцева в эмиграции, во время которой никогда не нарушалась бесконечно ценимая им "мистическая связь" с Данте (аналогом флорентийца Данте Борис Зайцев считает А.С. Пушкина, которому посвятил ряд глубоких текстов).

            В.К. Кантор в статье "Пути катастрофы русской мысли (Кого будил Александр Иванович Герцен?)» находит очень емкий по содержанию эпиграф, взятый из произведения А.И. Герцена "Доктор Крупов". В работе несколько глав, первая из которых выражает стремление автора заинтересовать читателя неоднозначным образом человека, державшего в напряжении в течение нескольких десятилетий предыдущего столетия всю интеллектуальную отечественную общественность. В.К. Кантор пытается донести до читателя, что "Герцен наиболее резко выговорил суть всей русской мысли первой половины XIX века" (с. 156).

            Глава "Будущий разрушитель Римской империи" подробно знакомит с биографией "русского мыслителя-бунтаря", которая предопределила его мировоззрение. Примечателен рассказ автора о взаимоотношениях А.И. Герцена и В.Г. Белинского, а также размышления о том, что Герцен, романтик и идеалист, верил, что активное начало жизни он найдет на Западе, о его желании рассказать Европе о стране, которая должна осуществить идеалы социализма. В.К. Кантор подробно повествует, как встретил писателя Запад, жестоко разрушив все его иллюзии и идеалистические настроения о том, что Запад своим революционным мышлением преобразует мир, в том числе и Россию. Говоря о жизни писателя в эмиграции, В.К. Кантор подводит читателя к выводу, что разочарование в собственных утопических чаяниях бросило Герцена в иную крайность: Герцен становится самым ярким антизападником, считая, что "нет живого духа на Западе" (с. 168) и что, более того, Запад стал виновником и его семейной драмы.

            Интересна мысль автора статьи представить Герцена как прототипа одного из героев романа Ф.М. Достоевского "Бесы" – Ставрогина. В последней главе "Прозрение" В.К. Кантор говорит о Герцене как о мужественном, действительном бойце, обращает внимание на цикл из четырех писем "К старому товарищу". Эта работа Герцена, считает автор, является одной из лучших и входит в сокровищницу историко-философской мысли человечества.

            Автор заключительной статьи сборника В.Н. Шевченко размышляет об отечественной философии второй половины ХХ в., отмечая, что вскоре после смерти Сталина в духовно-нравственной сфере советского общества начались позитивные изменения. С середины 1950-х гг. творчески мыслящие философы стали систематически выходить за жесткие рамки, очерченные партийными идеологами. Анализ творчества философов 1960 – 1980-х гг. (среди которых автор выделяет А.В. Гулыгу, П.П. Гайденко, В.Ж. Келле, а также И.К. Пантина, отмечая заслуги его большой аналитической работы, проделанной по истории социалистической мысли и революционного движения в дореволюционной России ) опровергает домыслы об отсутствии в тот период всякой живой мысли. И в целом, по мнению автора статьи, марксистская философия в работах творческого характера того периода обрела хотя и ограниченный по тематике, но вполне жизнеспособный облик, сущностную основу, несла в себе определенные перспективы.

            Особый интерес в плане изучения истории отечественной мысли представляет период перестройки, к которому обращается автор в заключительном параграфе "Перестройка и гибель советского социализма: конец государственного марксизма". После фактической отмены цензуры ученые стали много писать на запретные ранее темы, выступать в СМИ. Философское сообщество получило долгожданную свободу. Как оно распорядилось своей свободой, – об этом другой разговор. Автор убежден, что желание поскорее избавиться от пресса идеологии привело к возникновению наивных, но очень опасных иллюзий в отношении скорого и полного торжества западной модели демократии. В начале 1990-х гг. вновь был осуществлен революционный разрыв с прошлым.

            Подводя итог, хочется особенно отметить, что обширное научное творчество И.К. Пантина объединило многих интересных исследователей, каждый из которых является яркой личностью, отличающейся особой мировоззренческой позицией. Книга приглашает читателя к дискуссии, к попытке осмысления насущных проблем современной России. Многие размышления и выводы авторов книги имеют не только научную, но и практическую значимость в процессе формирования российской правовой и политической реальности.