Г.Д. ЛЕВИН. Истинность и рациональность. М.: «Канон+», 2011, 224 с. 

Теория истинности и теория  рациональности до сих пор развиваются независимо друг от друга. Такой подход,  естественный для начальных этапов исследований, сегодня, по мнению автора рецензируемой монографии,  исчерпал свои возможности. Кризисное состояние обеих теорий общепризнано. Оно проявляется и в утверждениях, что мы присутствуем при кончине классической теории истины, и в том, что неопределенность термина «рациональность» объявляют  чуть ли не его дефинитивным признаком.

Средством выхода из этой ситуации  автор считает  устранение границы, разделяющей теорию истинности и теорию рациональности,        объединение их в единую теорию. Это откроет, по его мнению,    и новые средства   для решения старых проблем, и новые проблемы,  обсуждение  которых обогатит эпистемологию.  Цель книги - продвинуться в решении этой задачи.

Первым шагом на этом пути  автор считает  деление всех знаний  на описывающие (дескриптивные)  и предписывающие (прескриптивные). На   основе  этой дихотомии формулируется главный тезис книги: дескрипции истинны или ложны, прескрипции рациональны или нерациональны. Термин «рациональность» в этой формуле трактуется как   парный истинности. Но является ли это деление  полным? Как быть, например, с нормативными суждениями, которые часто исследователи не относят  ни к описаниям, ни к предписаниям? Автор, на мой взгляд, достаточно   убедительно показывает, что все такого рода суждения  являются описаниями и, следовательно, делятся на истинные и ложные. Их отличие от чисто констатирующих суждений типа «Снег бел» в том, что они указывают на соответствие или несоответствие описываемого объекта человеческим потребностям, т.е. оценивают его.

Деление всех знаний на дескриптивные и прескриптивные определяет  структуру книги.  Первая, большая  ее часть посвящена истинности дескрипций, вторая, меньшая, - рациональности прескрипций. При первом знакомстве вызывает недоумение диспропорция между этими двумя частями книги: рациональности посвящена лишь одна  последняя, десятая её глава. Но при ближайшем рассмотрении такая структура   представляется   обоснованной: необходимый материал для анализа рациональности автор  излагает   в  предыдущих главах. Затем    ему остается  лишь проследить  следствия из него и выявить  смысловые связи между  различными значениями   рациональности.

Первая глава посвящена краткому обзору   истории классической теории истины, фигурирующая в книге также под названиями «теория корреспонденции», «теория соответствия» (или корреспонденции), и выявлению её конкуренток. Ссылаясь на Стэнфордскую философскую энциклопедию, Г.Д. Левин называет пять соперниц теории соответствия – теория когеренции, прагматическая теория, дефляторная, ревизионная и идентичности.  Автор уделяет внимание дишь одной из них – дефляторной теории. Его анализ приводит к вполне оправданному выводу, что «дефляционизм – это система точек зрения, общая цель которых – понять природу предиката “истинно“ из контекстов, в которых он употребляется», причём «не различая объектный язык и метаязык» (с. 19). Столь узкая задача и методологический порок (а различать-то нужно!) не позволяет отнести дефляторную теорию к числу соперниц теории когерентности. К сожалению, о других конкурентках не сказано ничего, нет и каких-либо объяснений данной странности. А жаль!

 По мнению автора, современный кризис теории корреспонденции созревал постепенно по мере возникновения вопросов, на которые её сторонники не могли дать удовлетворительных ответов. Например, истина согласно теории есть соответствие знания своему предмету. Но как может идеальное (знание) соответствовать материальному (предмету)? Как узнать, что существующие в субъективной реальности образы предметов соответствуют самим предметам? В каком смысле можно говорить об истинности теоретических знаний? Утверждению, что затруднения, которые испытывают сторонники теории, неразрешимы и свидетельствуют о близости  её «кончины», автор противопоставляет тезис, согласно которому эти затруднения, если воспользоваться терминологией Т. Куна, суть  обычные «головоломки», возникающие в ходе развития нормальной науки.

Доказательство тезиса, что современные трудности теории корреспонденции вполне разрешимы на основе ее исходных принципов, автор  начинает с тщательной   формулировки каждой из них.  Этой работе он придает принципиальное значение, поскольку именно нестрогое их понимание является, как он считает,  «теоретической основой» для утверждения об их неразрешимости.

Первая из этих трудностей    обсуждалась еще Гомером и Эмпедоклом: истинность - это соответствие между предметом и знанием о нем; соответствие - это вид сходства; но знание  может быть сходно только с другим  знанием; следовательно, говорить о соответствии  знания своему предмету можно только в том случае, если этот предмет сам   есть знание.

Доказательство тезиса, что знание может соответствовать и материальному  предмету, автор базирует на двух   краеугольных    принципах всего научного познания: принципе сохранения и принципе монизма. Он показывает, что именно они являются основой теории соответствия (глава 2).

Перед теми, кто признает, что соответствие знания объективно существующему предмету возможно, встает новый вопрос: как убедиться в этом соответствии. Ведь нам непосредственно дано только знание о предмете, а не сам предмет. Как убедиться в соответствии между А и В, если дано только В?     В  классической теории истины эта проблема,  известная как проблема критерия истины, считается  центральной.  Именно неспособность решить ее  лежит в основе агностицизма. Показано (глава 3), что  в реальной истории познания она была решена задолго до осознания ее философами. В основе ее  разрешения лежат два  фундаментальных  метода, общих и для донаучного, и для научного познания: гипотетико-дедуктивный и метод умозаключения по аналогии, развитый позднее в метод моделирования.

Парадоксы всегда считались признаком неблагополучия в системе исходных принципов, в рамках которой они возникают. Парадокс «Лжец», разбору которого посвящена целая глава, принадлежит к их числу. Г.Д. Левин   принимает его решение, содержащееся   в теории типов Б. Рассела, заключающееся в запрете любой самоотнесенности, и предлагает способ, позволяющий  устранить общеизвестный недостаток этой теории - ее нелокальность: она запрещает не только парадоксальную, но и   безвредную  самоотнесенность.  Для этого, по мнению автора, нужно различить    нестрогую  и строгую самоотнесенность и запретить  лишь последнюю.  Но как формализовать этот запрет? К сожалению, автор на этот вопрос не отвечает.

Самой трудной для Г.Д. Левина оказалась проблема теоретических и эмпирических истин.  Это проявляется и в объеме посвященной ей главы (она занимает почти четверть книги), и в недостаточной четкости ее содержания.  В этом не всегда виноват автор.  Ведь даже по вопросу о том, что такое теоретическое знание, в отечественной литературе существуют три несовместимые точки зрения. Автор выбирает ту из них, согласно которой все события в мире необходимы, а теоретическое знание отличается от эмпирического лишь глубиной проникновения в эту необходимость. Для ответа на вопрос, как возможно  соответствие так понимаемого теоретического знания действительности, автор   использует популярный в отечественной литературе  интервальный  подход.  Согласно нему  существуют границы, в  которых    реальный предмет ведет себя в полном соответствии с теорией. 

Глава, посвященная рациональности, начинается с различения истинности описаний и рациональности предписаний. Истинность автор понимает традиционно - как  бинарное отношение соответствия между дескрипцией и ее предметом. Предписание же, по его мнению, делает рациональным не одно, а три соответствия: во-первых, потребностям людей, во-вторых, законам природы и, в-третьих, исторически ограниченному уровню развития производительных сил. Предписание может обладать первыми двумя соответствиями, но не обладать третьим, и это не позволит считать его рациональным.  Главным из этих трех соответствий  объявляется соответствие потребностям. Это ставит автора перед очень сложными и слабо разработанными вопросами: что такое потребность? Чем она отличается от желания, с одной стороны, и от патологических зависимостей типа наркотической - с другой? Желание автор определяет как субъективную форму осознания потребностей, а в качестве  критерия  для отличения потребности от патологической  зависимости использует  смысл человеческой жизни. Таким образом, чисто гносеологическую проблему он расширяет до размеров мировоззренческой.

В данной рецензии отмечена лишь часть проблем и идей, обсуждаемых в  монографии. Очень интересно ставится в ней проблема истинности чувственного восприятия. Детально  анализируется  в книге  также комплекс  трудностей, связанных с проблемой  истинности отрицательных, дизъюнктивных, тавтологических, аналитических и синтетических суждений.  В главах, посвященных им,  выдвигается ряд соображений, однако полной ясности в их решении автору, на мой взгляд, достичь не удалось. Книга, впрочем, и не претендует на исчерпывающее решение всех  аспектов проблемы истинности и рациональности. Ее главная цель - показать, что трудности классических   теорий истины и рациональности - это «головоломки», естественно возникающие в ходе развития нормальной  науки и вполне разрешимые в ее рамках.

     Автору и редактору книги не удалось избежать некоторых промахов и ошибок. Например, Галилею приписывается наблюдение впервые «спутников Марса», а не Юпитера, если следовать истине (см. с. 137); вопреки автору треки частиц в камере Вильсона различимы (см. с. 176). Или попробуйте осмыслить фразу: «Истине в те времена противостояла, а тайна не заблуждение» (с. 12). К счастью, стиль изложения таков, что в последнем случае и в других подобных ситуациях реальный смысл легко восстанавливается из контекста.

     Необходимо отметить, что содержание монографии выстроено согласно принципам,  заявленным Г.Д. Левиным в «Методологическом введении»: мир первичен, существует независимо от сознания, познаваем и преобразуем на основе научного знания, и только теория корреспонденции позволяет вразумительно объяснить, почему мы можем предвидеть будущие состояния реальности и последствия человеческих действий.  Но если мир не познаваем, законы науки – лишь наши догадки и предписания природе, а истинность – это отношение суждения к миру догадок и теорий (Мир–3 по К. Попперу), на что мы можем надеяться? Только на удачу, пробуя и ошибаясь, а задачей науки становится объяснение принятых (или предписанных природе) законов и теорий. Поэтому, несомненно, книга вызовет серьёзные соображения разного рода, позитивные и негативные: последние особенно со стороны представителей модного ныне конструктивизма – будем надеяться, что соображения эти окажутся «конструктивными».

С.В. Пирожкова