Л.П. КИЯЩЕНКО, В.И. МОИСЕЕВ. Философия трансдисциплинарности. М.: Институт философии РАН, 2009,  203 с.

Тема трансдисциплинарности звучит в современной философии и науке весьма многоголосно, предоставляя возможности для выражения широкого спектра конкурирующих за право на существование исследовательских подходов и перспектив. Рецензируемая книга занимает в этом многообразии истолкований свое особое место, поскольку в ней речь идет об инспирировании  определенного типа стилистики философствования, исходящей из опыта трансдисциплинарности. Авторы неслучайно делают акцент на интервале между конкретным философским конструированием трансдисциплинарной методологии (в книге присутствует несколько интересных вариантов подобного рода конструирования) и более широким интегральным понятием трансдисциплинарного опыта философствования. Хотелось бы подчеркнуть, что проблема трансдисциплинарности для авторов выступает одновременно и как осмысление в традициях отечественной философской школы новейших тенденций развития науки, и как разработка оригинального рационалистического варианта постметафизической философии, осмысляющей эффекты «становления в бытии и бытия в становлении» (Ж. Делёз). Основным проблемным полем при этом выступает биоэтика.

Предложенный авторами подход в определенной степени предопределен традициями и тенденциями развития философии науки в Институте философии РАН. Причем важно, что с самого начала своей исследовательской деятельности в Институте оба автора занимались проблемами наук о жизни: Л.П. Киященко – экологии, , а В.И. Моисеев– биологии. Жизнь как феномен сложный, и даже «сложностный» (термин все  чаще встречающийся в философской литературе) неслучайно оказывается привилегированным предметом для раскрытия темы трансдисциплинарности, поскольку воплощает в себе двуплановость семантики, выраженную в античной философии в дополнительности идей zoan и bios. Напомню, zoan как идея указывает на природные, животные начала человеческого существования, в то время как bios – на жизнь окультуренную, «политическую» гражданина полиса, в частности созерцательную жизнь философа. Можно сказать, используя язык авторов, что отмеченная семантическая двуплановость образует био-концепто-графический интервал написания обсуждаемой книги. Zoan как «сложностный» предмет исследования провоцирует или, точнее сказать, предопределяет формирование особого bios’а философствования, стиль философского рассуждения. Авторы подчеркивают: «… рефлексия над  проблемами, которые объединены темой философии трансдисциплинарности, совершается в реальном режиме времени, совпадая с событиями научной биографии самих авторов» (с. 9). Добавлю также, что интервал zoan – bios схватывает апорийный семантический интервал трансдисциплинарного предмета исследования, анализируемого в книги – биоэтики. Один из соавторов (В.И. Моисеев) неслучайно вводит в этой ситуации термин «биоэта».

Принципиально важно отметить, поскольку данное обстоятельство относится к самой сути трансдисциплинарного опыта, что совместная (соавторская) рефлексия не приводит к снятию особенных точек зрения авторов в некоторую форму обобщенного понимания. Так же, как не происходит этого в солидных трансдисциплинарных проектах. Существенная новация трансдисциплинарного подхода заключается  «в совпадении получения интегрального результата совместной реализации научного проекта и формирования уникальной авторской позиции каждым из его участников» (там же). В этой связи можно сказать, что соавторство оказывается особого диалогическим методом предлагаемого варианта философии трансдисциплинарности. Перед читателем своеобразный интеллектуальный «дуэт»: смысл написанного одним автором раскрывается не только сам по себе, но и через истолкование текста другого автора. В каждой из глав солирует один из «голосов», а второй играет роль фонового аккомпанемента. И если «голос» Л.П. Киященко звучит в традициях философии языка, нарративного подхода и герменевтики, то голос В. И. Моисеева представляет аналитический подход с мощной тенденцией к логическому конструированию. Тем самым достигается характерный для трансдисциплинарной методологии эффект интерконтекстуальности (Ю. Кристева), а само произведение приобретает характер «открытого произведения» (по У. Эко). Диалогичность пронизывает всю книгу, начиная с первого раздела, посвященного истории формирования трансдисциплинарной идеологии в ее соотношении с междисциплинарным методом.

В чем суть опыта трансдисциплинарности, какого рода ситуации с необходимостью принуждают мысль мыслить свой предмет иначе, чем мы имеем дело в традиционных научных и философских дисциплинах и междисциплинарных методологиях? Авторы дают парадоксальный ответ: «При этом трансдисциплинарными мы называем такие познавательные ситуации, в которых по разным причинам… научный разум (как в науке, так и в философии) вынужден в поисках целостности и собственной обоснованности (прояснения условий возможного опыта) осуществить трансцендирующий сдвиг  в пограничную сферу с жизненным миром» (с. 17).

Парадоксальность в том, что в рамках классического рационализма как раз погруженность ученого и философа в многообразие жизненного мира («мира по мнению» античной философии) и заставляла мыслящего искать основания в некотором «мире по истине» идеальных конструкций. В том числе в идеальных конструкциях философских и научных теорий. В каком случае «трансцендирующий сдвиг» на «границу» с жизненным миром не окажется достаточно банальной уступкой философии в пользу многознающей «филодоксии» (И. Кант)? Как часто философы, теряя собственную укорененность в самообосновании, спешат воспользоваться как «костылем» данными других наук и других форм духовного опыта.

Не так давно в философии науки как один из наиболее принципиальных стоял вопрос о демаркации науки и ненауки. Опыт неудачи демаркации, как известно, оказал решающее влияние на развитие многих направлений современной философии науки, в том числе стал поводом возникновения идей меж- и трансдисциплинарности. Особенностью этих идей является понимание границы между наукой и ненаукой не как разделительной полосы между истиной и заблуждением, а как коммуникативный канал «между» различными пониманиями идей истины или блага, как трансгрессирующее движение («транс») – к тем началам, из которых в исторической ретроспективе формировались различные дисциплинарные подходы. Поэтому целостность, а точнее сказать – единство, которое обретается в опыте трансдисциплинарности, имеет природу, отличную от той, на которую может претендовать опыт дисциплинарного познания, стремящегося к единообразию  результатов научного поиска.

Авторы неслучайно используют термин «транс-единое», который еще требует серьезных прояснений (и с моей точки зрения - ограничений), но на первый взгляд напоминает неоплатоническое сверх-сущее единое. Если под сущим будем понимать то, что дано в качестве фактичности многообразия дисциплинарных «взглядов». В этом была выражена кардинальная особенность в подходе к пониманию подобного рода проблем, сложившемся в исследовательской группе В.И. Аршинова в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого столетия. Собственно говоря, описанные авторами во введении к книге внешние и внутренние причины формирования идей трансдисциплинарного подхода в определенной степени могут прояснить основную мотивацию формирования этого исследовательского направления.

К внешним причинам авторы относят, прежде всего, одновременно практическую и фундаментально теоретическую необходимость дать философско-методологическое обоснование подхода к осмыслению экологических, демографических, биоэтических и других экзистенциально значимых проблем. Проблемы инициируют конкретные дисциплинарные исследования и одновременно связывают их в координированные «пучки» меж- и трансдисциплинарных проектов. В этом смысл проблемоцентризма трансдисциплинарности.

Другой внешней причиной формирования трансдисциплинарного опыта авторы рассматривают радикальные изменения в характере науки, происходящие в конце XX – начале XXI вв. Хотелось бы подчеркнуть, что первоначально осмысление этих изменений строились вокруг идей классической, неклассической и постнеклассической рациональности, возникших в тот период в отечественной философии науки и получивших общепринятое истолкование в работах акад. В.С. Степина. Парадигмальным примером стала синергетика, в продвижении идей которой особую роль сыграл Ю.А. Данилов. Эти идеи, имея оригинальное отечественное происхождение, оказались синхронны с возникшим в тот же период целым спектром философских, социологических и научных истолкований нового типа научного производства знаний. Упомяну лишь те, на которые ссылаются авторы – второй тип производства знаний (М. Гиббонс, Х. Новотная, П. Скотт и др.), постакадемическая наука (Я.Зиман), технонаука (Б. Барнс) и теория трансинституционального триплекса наука-правительство-бизнес (Г. Этцкович и Л. Лидесдорфф). Не последнюю роль эта синхрония имела в отношении развития в разных странах, но практически в один и тот же период времени, идей трансдисциплинарного подхода (Б. Николеску).  

Производство знаний выходит за рамки научных лабораторий, становясь формой общественного производства (структурами «общества знаний») – гибридом фундаментального (заинтересованного в получении истинностного знания) и прагматического (заинтересованного в получении полезного эффекта) исследования. Наука преступает дисциплинарные границы, становясь транс-дисциплинарной.

К внутринаучной причине «появления и проявления феномена трансдисциплинарности относится возрастание значения проблемно-ориентированных форм исследовательской деятельности, таких как проектирование, прогнозирование, конструирование, целевое программирование. В контексте подобного рода исследований происходит многомерная трансгрессия дисциплинарного знания за границы своей классической самоидентификации за счет существенного усложнения как предмета, так и методов исследования. Имеется в виду сложность, связанная не только с нередуцируемой многомерностью исследуемой проблемы, но и (в первую очередь) с тем обстоятельством, что в ситуации трансгрессии предмет и метод сами оказываются в среде становления» (с. 11). Это понимание всегда несет в себе два аспекта. Один я бы назвал, вслед за Ю. Хабермасом, непритязательностью. Исходным ограничением своего понимания того, что есть всеобщее. Нуждой в другом для восполнения себя. Время вождей и фюреров кончилось в политике. В философии его никогда не было – любое самое авторитетное и, даже, авторитарное утверждение, требовало публикации.  И, тем самым, должно было быть выставлено в ситуацию спора. Второй аспкт заключается в том, что сама попытка отследить бытие в становлении ничего, кроме следа бытия не обнаружит. Множественность представлений оказывается роковой неизбежностью. Неклассическая рациональность ослабляет экзистенциальное напряжение отсылкой к конкретным методам представления и конкретному языку описания разно представимых событий. Тем самым многообразие всеобщих представлений и истолкований легитимируется.

В контексте проблемоцентричных трансдисциплинарных исследований этот шаг важен, но явно недостаточен. Конечно, важно понять, что мнение эколога, психолога, философа или богослова в осмыслении биоэтических проблем  (так же как и других – экологических, демографических и т.п.) – равно-правны. Что различия между ними определены не степенью истинности суждений, а разными исследовательскими перспективами, различными аналитическими аппаратами и языками теоретических описаний. Но сама по себе множественность претензий на всеобщность ничего кроме субъективизма и релятивизма (в дурном смысле) дать не может. Необходим следующий шаг, который позволил бы восстановить утраченное единство, не посягая на равно-правность всеобщих претензий. В философии трансдисциплинарности этот шаг заключается в переосмыслении идеи субъектности. Восстановление утраченного единства осуществляется не на объективном основании, как это имело место в классическом рационализме, а на личностном. Это переосмысление намечается в книге в общем виде. Впоследствии в более конкретном виде оно получает дополнительную проработку в работах Л.П. Киященко[1].

Понять особенность трансдисциплинарного переосмысления идеи субъектности научного опыта поможет странная по меркам классической науки тенденция «клясться», как непреодолимая нужда, вдруг возникающая в науке конца ХХ в. Только по проблемам геномики можно насчитать свыше полусотни всевозможных деклараций, уставов, заявлений, моральных кодексов и т.д. и т.п. Вот и рецензируемая книга неслучайно начинается с «Хартии трансдисциплинарности», предложенной Международныым Центром Трансдисциплинарных исследований (CIRET - Centre International de Recherches et Études Transdisciplinaires[2]) и заканчивается вариантом   Хартии, разработанной самими авторами на основе проведенных углубленных исследований. В реанимации клятвы с наибольшей силой выражается нового типа субъектность, которая, начав с очевидности отстраненного, почти божественного субъекта, прошла искушение позицией «погруженной» в опыт и язык множественной субъективности, выработала этос участного (в терминологии М. Бахтина) ответственно поступающего субъекта, смысл которого подробно раскрыт в книге. Личностно удостоверенное единство является ответом авторов книги на вызов множественности, который формируется в рамках неклассической науки и постмодернизма в философии.

Участный субъект соответствует субъекту постнеклассической научной рациональности. Предметность участного субъекта категориально осмысливается в виде лично удостоверенного единства, или единства на основании аттестации (П. Рикёр). Аттестация в отличие от научного свидетельства, основанного на понимании истины, предполагает последнюю, но в пределе строится на ответственном заключении в ситуации неискоренимой неполноты, множественности и неопределенности знания. Она включает не только процедуры объяснения и понимания, но и интуицию, опыт эксперта совместного обсуждения проблемы с другими. В конечном счете весомость экспертного заключения базируется не только на продемонстрированной очевидности результата, но и на доверии к эксперту, его профессиональном статусе и престиже – его компетентности. Клятвы, заявления, декларации, хартии и т.д. нужны именно как основания личностного единства современного научного познания, включая опыт трансдисциплинарности. В книге поэтому неслучайно появляется идея личностной онтологии (в отличие от объективистских онтологий классического типа).

Еще раз подчеркну, диалогичность пронизывает всю книгу, начиная с первого раздела, посвященного истории формирования трансдисциплинарной идеологии в ее соотношении с междисциплинарным методом. Наиболее выразительно она представлена во втором разделе в переинтерпретации идей интервального подхода, выдвинутых в 60-х годах прошлого века советскими  философами-методологами М.М. Новоселовым и Ф.В. Лазаревым в гносеологическом и антропологическом вариантах соответственно. Смысл центрального для этой концепции понятия «интервал» в истолковании с точки зрения философии трансдисциплинарности  сам оказывается развернутым интервалом между 1) идеей антитетической связанности взаимодополняющих полярностей (Л.П. Киященко) и 2) идеей системы ограничивающих условий, представляемых логически непротиворечивыми редукциями (В.И. Моисеев). Такой подход оказался эвристически плодотворным, в него гармонично вписалась идея «включенного третьего» (Б. Николеску),  дающая возможность интегрировать разнокачественные характеристики сложностных систем.

В той же диалогической манере истолковываются другие составляющие трансдисциплинарной методологии (интегральный и субъектно ориентированный подходы) в контексте динамической среды трансдисциплинарного опыта.

В последнем, третьем разделе книги рассматриваются те особенности    философии трансдисциплинарности, которые подчеркивают ее срединный промежуточный  характер, по типу включенного третьего, сочетающий естественно-научное и социогуманитарное знание, дисциплинарное знание и знание жизненного мира. Дается истолкование трансдисциплинарности как опыта практической философии, формирующего новую идею научной рациональности. По мнению авторов, этот тип научной рациональности включает новый образ субъектной объективности, в котором сближаются полюса субъектного (относящегося к миру субъектов, живых существ) и объектного (относящегося к миру натуральных объектов). На первый план выходит новый критерий объективности, опирающийся на субъектные обобщения, схемы симметрии и ассимметричности,  инвариантности и вариативности. Причем сами образы научного знания рассматриваются существенно антитетически, включая в себя а) синхронно-диахронные изменения самих субъектно-объектных отношений и б) становящиеся измерения различных интервалов: апостериорности и априорности, конкретности и универсальности, практического и теоретического, истинного и полезного и т.д. Идея единства множественности единств является кардинальной для понимания сути философии трансдисциплинарности, изложенной в книге, и продолжающей свое развитие в настоящий момент. Еще раз повторю, основанием нового понимания единства оказывается не объективность и всеобщность полубожественного субъекта классической науки, а личностно мотивированный ответственный поступок субъекта трансдисциплинарного опыта. Он дает возможность участному субъекту мыслить в ситуациях перманентного кризиса и неустойчивости, с которыми современный человек сталкивается в своем опыте «бытия в становлении и становления в бытии» (Ж. Делёз), выстраивая тем самым ответственные отношения с миром и  самим собой.

На основе сформулированных новых идей авторы книги приводят свою соответствующую новым тенденциям XXI в. версию «Хартии трансдисциплинарности», по аналогии с таковой Центра трансдисциплинарных исследований (CIRET), которая ими была описана и истолкована в первом разделе. В частности, статья 1 нового варианта Хартии гласит: «Трансдисциплинарность выражает себя как трансцендирующий сдвиг дисциплинарного научного знания в область объемлющего это знание жизненного мира».  Тем самым достигается сюжетная связанность всего произведения.

П.Д. Тищенко