ПРЕДИСЛОВИЕ К ПУБЛИКАЦИИ

Рукопись Э.В. Ильенкова «Психология» - удивительный по яркости и творческой мощи набросок, эскиз, выполненный уверенной рукой мастера, ясно передающий суть фундаментального теоретико-психологического и одновременно историко-философского замысла. Работа выполнена во второй половине 1970-х гг. (не ранее 1976 г.) и отражает внутренне связанную совокупность идей, находившихся в центре внимания автора в этот период. Огромное впечатление производит также проблемная насыщенность статьи. Несмотря на свою незавершенность, а отчасти и благодаря ей, публикуемая рукопись имеет дополнительную ценность: это действительно первичный, написанный на едином дыхании текст, который вводит нас в мир ильенковской мысли в самый момент ее рождения, в ее, так сказать, лабораторию, и бросает дополнительный свет на то, что принято называть «творческим почерком» автора.

Совсем не трудно предположить, что появление рукописи имело свои формальные предпосылки, т.е. вполне определенный историко-научный контекст - цикл статей и устных выступлений прежде всего А.Н. Леонтьева (а также А.Р. Лурии, П.Я. Гальперина, В.В. Давыдова, Д.Б. Эльконина, В.П. Зинченко) о насущных проблемах психологии и объективном содержании предмета психологии как науки. Однако по существу «Психология» подготовлена более глубокой эволюцией ильенковской мысли, принявшей четко выраженное направление сначала в статье «Идеальное» (Философская энциклопедия. М., 1962. Т. 2), а несколько позднее в опыте историко-философского, теоретического и экспериментально-психологического осознания уникальности исследований А.И. Мещерякова по тифлосурдопедагогике.

Уже докторская диссертация «К вопросу о природе мышления» (1968 г.), как и изданная на ее основе «Диалектическая логика» (1974 г.) явно не вписываются, «не вмещаются» в устоявшиеся стандарты историко-философского исследования. Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель рассматриваются не только в традиционном, но одновременно и в новом измерении - как прямые предшественники, а по целому ряду проблем и родоначальники современной психологии. Ильенков впервые раскрывает глубочайшее теоретико-психологическое содержание немецкой философской классики.

Таким образом, «поздний» Ильенков - это не только новый круг исследований «диалектики идеального», это одновременно и непосредственно с ними связанное возвращение к специальному анализу оснований теоретической психологии как науки.

В связи с этим хотелось бы обратить внимание на совершенно поразительный фихтевский парадокс, который заинтересовал Ильенкова: «...На первый взгляд странно - Фихте считает Канта прямым наследником Платона, - между ними он не видит посредника, в промежутке между Платоном и Кантом - «один мрак», тот же самый мрак, что и "от сотворения мира - до Платона"...».

Кант действительно самая глубокая и радикальная противоположность платонизму. Разумеется, это требует особого, обстоятельного разговора, и тем не менее вся эвристичность теоретико-познавательных исканий Канта заключена в необходимости вернуться от юмистских принципов, служивших, как известно, предпосылками его «коперниканского переворота», его антропологии, к платоновскому миру идей. Но как необычно, как основательно это «возвращение» Кантом продумано и выполнено!

Ильенков вслед за Фихте считает, что кантовская антропология, выстроенная как целостная совокупность всех «Критик», даже своим волшебным светом не может выявить мало-мальски значимых посредников в «мрачном» промежутке между Платоном и Кантом. Соизмеримых фигур между двумя этими вершинами нет. Кроме одной, не соглашается Ильенков: это фигура Спинозы.

ПСИХОЛОГИЯ

Определение Леонтьева[i] - наука о порождении и функционировании образа. Это - психология в целом, т.е. включающая зоопсихологию, или, м.<ожет> б.<ыть> точнее - в своей общей форме как раз именно к ней и только к ней и относящееся определение.

Психология человека. Видимо, вопрос упирается в определение конкретно-специфической определенности человеческого образа.

Наверное, она - в универсальности. В способности «порождать» образ любой вещи, - любой образ. От образа восприятия простейшей геометрической формы - до образа «субстанции», до логической категории, до образа нравственного закона, до образа «красоты» т.п. И наука, и искусство - все это образы (отображения, изображенные - и выполненные в том или другом чувственно-воспринимаемом материале - формы существования и движения) внешнего мира. Без этого материализм - пустое слово.

Секрет «образа вообще» нужно, вероятно, искать в анализе простейшего образа, простейшего психического феномена, простейшего продукта психической деятельности, в которой она впервые и выступает, впервые «является».

Тут то же самое, что и со стоимостью.

Понять, что такое стоимость ВООБЩЕ - не значит создать абстракцию, в которой были бы погашены все различия между сюртуком и холстом, между товаром и деньгами, между стоимостью вообще - и прибавочной стоимостью во всех ее частных видах (прибыль, рента, процент и пр.).

Нужно проанализировать ПРОСТУЮ (исторически и логически первую) форму стоимости, ее первый вид = роду.

Где она - эта «сведенная к простейшей определенности конкретность» образа, продукта и формы протекания процесса, этот образ созидающего.

Нелепо искать «общее» между образом восприятия и фантазии, между образом представления - и образом понятия. Сложных (развитых, конкретных) образов для нас на этой ступени анализа не должно существовать, их еще предстоит «вывести» - т.е. понять.

Поступим как Маркс - не будем уходить в глубь истории - в исследование животных форм психики (и образа), - ибо абстрактные характеристики сохраняются (воспроизводятся) и в онтогенезе ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ психики, как первые стадии ее развития, вкратце повторяющие филогенез.

Зоопсихические предпосылки и тут воспроизводятся в качестве ее продукта, в их «очищенной» форме, в качестве действительно необходимых УСЛОВИЙ возникновения специально-человеческой психики,

Первая, по-видимому это очевидно - способность активного перемещения в пространстве, в поисках пищи, воды и пр. О психике растения говорить - очевидно - неправомерно,

«В поисках», в «нацеленности» на определенный предмет - на предмет потребности - вначале на предмет органической «нужды».

В виде «орг-нужды» - в виде биохимически закодированной в организме необходимости определенного - циклически возобновляющегося обмена веществ - и нужно, видимо, видеть первую (и еще неспецифическую) предпосылку психики. /Неспецифическую, поскольку растение тоже ею в полной мере обладает/.

Т.о., обмен веществ как таковой, прекрасно могущий возобновлять свои циклы без какой-либо психики и вовсе ее не предполагающий.

/А на высших этажах он выступает как ее «следствие», как результат психической деятельности = деятельности поиска, - активного передвижения организма среди тел внешнего мира, среди «препятствий», мешающих циклу обмена «замкнуться»/.

Т.е. активно протекающий обмен веществ организма с внешней средой - это абсолютное - неспецифическое - условие психики, ее предпосылка. У растения он протекает при неподвижности, и если компоненты внешней среды отделены в пространстве и времени от организма, если оно не имеет непосредственного контакта с внешними условиями протекания цикла, оно погибает. Диссимиляция без ассимиляции - смерть.

Животное - нет. Оно преодолевает зазор собственным передвижением к ним, «влечется к корму бичом необходимости»[ii] и замыкает цикл. Оно вынуждено искать, т.е. перемещаться в пространстве по направлению. к недостающему компоненту цикла, к предмету орг.<анической> нужды (пища, вода).

/Новорожденный младенец тут целиком подобен еще растению. Он живет пока «внешние» условия обмена веществ «приходят к нему сами» - мать. Он еще не животное - и в психике тут никакой нужды нет/.

Первый элемент психики может возникнуть только там, где начинается СОБСТВЕННОЕ «самодвижение» его организма по пути к пище, - к материнской груди. Зародышевая форма - младенец «тянется» по направлению к материнской груди, к молоку.

У животного эта психика врождена. У человечка - нет, она должна формироваться, - никаких, самых неуклюжих попыток двигаться в определенном направлении младенец не обнаруживает. /Это хорошо, как факт, описал Фихте: вегетативный «инстинкт» без наличия ЖИВОТНОГО инстинкта - т.е. морфологически врожденной схемы движения, перемещения в пространстве, необходимой для ликвидации пространственного «препятствия»/. Способности путем организованных действий преодолевать зазор между собственным телом - и внешним условием его существования.

Возникновение психических функций (= образа) неразрывно связано как раз с наличием этого - животного - «инстинкта», хотя это совсем не «инстинкт» - см. статью Гальперина[iii], а прижизненное образование.

Если это не «инстинкт», а сложнейшее прижизненное образование, требующее онтогенетического развития соответствующего «функционального органа», - то проблема возникновения психики совпадает с проблемой онтогенеза соответствующих зон мозга, а не противопоставляется ей. Но орган тут создается функцией, а не наоборот, не функция органом, его априорным по отношению к ней «устройством».

Безусловные рефлексы составляют тут доисторическую предпосылку возникновения психики, которая, как первая ступень ракеты, отбрасывается за ненадобностью, и в дальнейшем функционировании психики уже не воспроизводится, не выступает как ее внутренне-необходимый компонент.

В состав «органов психики» входят поэтому (становятся внутренним условием ее функционирования) только те нервные механизмы, которые представляют собою не только УСЛОВИЕ, но и СЛЕДСТВИЕ «психической» деятельности, - деятельности организма во внешнем пространстве, деятельности с внешними предметами, отличными от самого тела организма, и вне его (и независимо от него) находящимися.

Тут-то, собственно, только и возникает нужда в особом - СУБЪЕКТИВНОМ ОБРАЗЕ внешнего предмета. Нужда становится ПОТРЕБНОСТЬЮ тела только вместе с появлением в составе деятельности соответствующего нужде ПРЕДМЕТА, и не ранее.

Потребность («установка») у человека становится ЦЕЛЬЮ, и как компонент целенаправленной деятельности и становится и возникает ОБРАЗ.

Ребенок не обладает ни образом, ни психикой по той простой причине, что, обладая органической нуждой (в материнском молоке), не обладает ПОТРЕБНОСТЬЮ в нем - так, как и растение. Он не есть СУБЪЕКТ ПИТАНИЯ, а только ОБЪЕКТ КОРМЛЕНИЯ.

/Субъектом он оказывается только в акте заглатывания, сосания, переваривания - чисто вегетативных функций организма, и никак не психических/.

«Пусковым эффектом» тут оказывается лишь тот компонент обмена веществ, который уже попал, независимо от его активных действий, внутрь его тела - хотя бы в рот, в губы. Материнское молоко может находиться всего в полуметре от его рта - и он при этом сдохнет, если это полуметровое расстояние не преодолеет мать. Своего он не совершит (что совершает щенок и котенок уже через полчаса после появления на свет).

А он лишь через полгода начинает ТЯНУТЬСЯ к груди, - тут и возникает первая форма ПСИХИЧЕСКИ-ОФОРМЛЕНЫЫХ действий. Лишь интенция НАПРАВЛЕНИЯ действий, а не сами еще действия...

Действия перемещения в пространстве по направлению к груди матери не врождены, они формируются, и именно потому, что мать не может постоянно держать младенца у своей груди, и он совершает путь вначале пассивно, всем телом - всем телом он к ней и «тянется». Передвигаться же самому - вначале на четырех, а потом и на двух конечностях - он учится. Еще точнее - ЕГО учат.

Психикой он овладевает с того момента, когда научается перемещать СЕБЯ - сам. Это и есть первый образ «самости» (дас Зельбст`а <das Selbst>)...

Когда он научится управлять СВОИМИ КОНЕЧНОСТЯМИ (губами он управляет с первого дня). Руки и ноги - вот первый орган ПСИХИЧЕСКОЙ деятельности. Способ - образ - их действий И ЕСТЬ первый ОБРАЗ, в составе коего форма пути и активно проделываемая траектория этого пути - суть ОДНО И ТО ЖЕ. Это геометрическая фигура, ставшая фигурой действий, их схемой. Форма вещи - вне вещи, в теле субъекта, как схема его активного перемещения. Она тем самым не «в мозгу», - в мозгу лишь управляющий движением тела нервный механизм. Мозг - часть тела, а не «мыслящее тело», каким он может показаться, когда психическая деятельность развита до ее рафинированных форм, - до способности заранее, до реального действия, строить ИДЕАЛЬНЫЙ образ предстоящих действий, их схему, как бы проигрывая ее «субъективно» ДО действия.

(«Заторможенное действие» у Сеченова).

Называть акт СОСАНИЯ «психическим» нелепо. Он совершается без всякого предварительного «промеривания» действий, как и глотание, как и перистальтика пищевода. Как и всасывание растением раствора. Совершается он часто и вхолостую, и с пустышкой. Никакого элемента ПСИХИКИ тут нет еще и в помине. Это лишь физиологическая предпосылка, лишь ее доисторическое УСЛОВИЕ.

Другое дело - действия по перемещению в пространстве, имеющие «целью» восстановить прерванный контакт между своим телом - и предметом органической нужды, замкнуть цикл обмена веществ ЧЕРЕЗ СВОИ СОБСТВЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ. Тут уже без ОБРАЗА не обойтись. Причем образ непременно должен быть дан через действие ДИСТАНТНЫХ рецепторов (хотя бы - обоняния, - у слепых это видно отчетливее).

Органом психики мозг делается только по мере того, как он становится органом управления самодвижения тела в пространстве, заполненном внешними предметами, одни из коих - потенциальные предметы потребности, а другие - «мешающие» свершению акта удовлетворения потребности (нужды) препятствия. Одни от других организм должен научиться различать НА РАССТОЯНИИ, т.е. до физического контакта с ними. С этим и связана чрезвычайная замедленность (а то и полная заторможенность) процесса формирования психических функций мозга у слепоглухих детей, где единственным рецептором, позволяющим делать «снимок» с формы предмета (т.е. создавать его образ) оказывается ОСЯЗАНИЕ (точнее - двигательно-моторное действие, компонентом коего является осязание как «рецептор» - рецептор вообще становится органом психики лишь постольку, поскольку он становится вспомогательным органом ЭФФЕКТОРА. «В себе» он никакой не орган психики, а лишь его необходимая предпосылка, имеющая также полностью физиологическую природу и происхождение).

Так или иначе, а именно <здесь необходим> анализ становления функции осязания (ощупывания, <так будет> точнее, <поскольку именно ощупывание здесь выступает> как действие, в ходе его свершения тут же и «отражающееся» внутрь организма, как совокупность не хаотически, а ДЕЙСТВИЕМ ОРГАНИЗОВАННЫХ «ощущений»). Не хаос, не «поток», а именно организованная система ощущений - ОБРАЗ.

Тут именно и решается вопрос Канта, - как, почему и что организует «хаос ощущений» - в ОБРАЗ. По Канту - априорная СХЕМА, - Кант блестяще показал, что без ее наличия невозможно и само возникновение ОБРАЗА[iv].

Схема действительно ОБРАЗУ предшествует, - но не как «трансцендентальная схема», а как вполне реальная - предметно-обусловленная - схема работы ОРГАНОВ ПРЕДМЕТНОГО ДЕЙСТВИЯ, - прежде всего РУКИ, как бы скользящей по контуру вещи, и движением своим копирующая этот контур, тут же «ощущаемый» (осязаемый) ВНЕШНИЙ КОНТУР. Образ геометрии внешнего тела, мира тел, - и именно ПРЕПЯТСТВИЙ на пути активного действия, - тут, не где-нибудь рациональное зерно психологии Фихте.

Действие ОТРАЖАЕТСЯ в себя, - в тело действующего организма, - и чего не было в ДЕЙСТВИИ - ТОГО НЕ БУДЕТ И В ЧУВСТВАХ.

«Нет ничего в интеллекте, чего не было бы в чувствах»[v], - но «нет ничего в чувствах, чего не было бы в ОРГАНИЗОВАННОМ действии», - эту истину идеализм и выражает на своем языке так, - «кроме самого интеллекта», ибо СХЕМА организации внешнего действия приписывается ИНТЕЛЛЕКТУ - началу, привходящему «в действие», данному РАНЕЕ действия, - «ДУШЕ» как бестелесной субстанции.

Между тем «душа» - в том числе «душа» (психика) ЖИВОТНОГО это и есть совокупность СХЕМ ВНЕШНЕГО ДЕЙСТВОВАНИЯ тела, схема их организации в ряд последовательных операций, и развертывающаяся как цепь таких «операций».

Да, деятельность последовательно разлагается (ветвится), но не «собирается» из своих якобы заранее данных компонентов. Изначальное единство задается составом простейшей - ВСЕОБЩЕЙ - «операции-действия».

Простая - единичная, случайная - форма деятельности, - действие-операция организма, направленная на достижение в пространстве предмета органически-встроенной нужды. Материнское молоко. В мозгу ребенка не записано - где и как его искать, какие препятствия надо обходить и как это надо делать. Он и не ищет. Его губы ищет грудь матери, - она, а не губы тут орган СУБЪЕКТА, каковым организм младенца попросту не является.

Вот когда ребенок начинает ТЯНУТЬСЯ к ней - «искать» ее своим телом - тут-то и появляется первый зачаток ПСИХИЧЕСКОЙ деятельности, в которой, кроме мозга, участвует и все тельце, активно тянущееся у предмету органической нужды, и тем самым превращающее нужду - в ПОТРЕБНОСТЬ, а внешний предмет, ее могущий удовлетворить (но в данный момент НЕ удовлетворяющий, поскольку он еще далеко от губ) - в ПРЕДМЕТ ПОТРЕБНОСТИ, в компонент ПСИХИЧЕСКОГО АКТА (действия-операции) - или ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВООБЩЕ, как еще не расчлененной и потому всеобщей, могущей «ветвиться», формы.

При этом нас интересует тут не то, как сам младенец «переживает» это свое собственное «внутреннее состояние», а объективный состав этого самого «внутреннего состояния».

А это - «идеальное» присутствие реально отсутствующего предмета, данное через реальное наличие схемы действий, необходимых для его достижения. Схема действий, данная СИМУЛЬТАННО, как наличное состояние, с необходимостью развертывающая себя в реальном порядке действий во времени, - это и есть ОБРАЗ действия (контур, траектория, действия до его реального свершения = геометрия внешнего пути по форме вещи, форма вещи, описываемая движением организма в пространстве).

В виде схемы-образа она дана субъекту одномоментно, вне времени, до и вне ее реального развертывания в пространстве-времени.

Можно поэтому достаточно четко отделить физиологический акт от психического.

Сосание - акт чисто-физиологический, встроенный.

Но вот уже малейшее движение, - хотя бы его «начало» (ребенок «тянется», «влечется к корму бичом необходимости») - это уже акт психический, никак не встроенный, формируемый только в ходе свершения самого действия, хотя и стимулируемого изнутри, но никак «изнутри» не оформляемого.

С этим «тянется» и связан тот простейший феномен, о коем говорил В.П. Зинченко, - ВЛЕЧЕНИЕ, «ПОТРЕБНОСТНОЕ» состояние (а уже не неопределенная, предметно не оформленная, «нужда»).

Ощущение нужды, - своего внутреннего состояния - тем самым тоже акт (феномен) чисто-физиологический. Самоощущение и не есть поэтому первый «психический» феномен, данный в интроспекции. Тут в интроспекции дано именно только внутренне-физиологическое состояние.

А вот когда оно превращается в потребность, оно срастается в «комплекс ощущений», составляющих ОБРАЗ действия и его предмета, а точнее - образ предмета нужды вместе с образом ПРОСТРАНСТВА, его от тела отделяющего (а потому и «препятствий», коими оно заполнено, и путей, зигзагов обхода их), - то тут и возникает (и функционирует) ОБРАЗ. Как образ ВНЕШНЕЙ ВЕЩИ И СПОСОБА ДЕЙСТВИЯ С НЕЮ, по поводу нее, где вещь - как внешняя цель, а действия - средства ее достижения...

Цель - субъективно-воспринимаемая форма вещи-цели, а средства - геометрически-определенная траектория обхода «препятствий», и тем самым - контур этих препятствий, которые сами по себе - чисто-физиологически - абсолютно бионейтральны.

Непосредственное ощущение этих ВНЕШНИХ контуров вещей, как цели, так и средств-препятствий на пути к ее достижению - И ЕСТЬ ОБРАЗ, и есть клеточная форма психической деятельности, ее простая абстрактная схема. Схема затем РЕАЛИЗУЕТСЯ в образе восприятия, и тут были правы и Кант, и Фихте, и Шеллинг, - она становится схемой актуально осуществляющегося акта восприятия внешней формы.

«В мозгу хранится не образ, а СПОСОБ ПОСТРОЕНИЯ ОБРАЗА» (Фихте), и в этом глубокая истина. Образ «существует» только в ходе и во время его активного ПОСТРОЕНИЯ, хотя бы и очень быстрого, почти мгновенного, в микросекунды осуществляемого действия.

В мозгу же хранится автоматизированная схема его построения, и если она «срабатывает» молниеносно, не встречая «препятствий» со стороны «не укладывающихся в нее» ощущений, то ОБРАЗ и строится вполне автоматически, без участия ПСИХИЧЕСКОЙ paботы.

А вся психическая работа состоит только в акте КОРРЕКТИРОВАНИЯ готовой (физиологически зафиксированной) схемы действия в самый момент ее превращения в «образ», в готовую «картинку-копию» вещи.

Если схема «срабатывает» не утыкаясь в серьезные препятствия, то она и в образ превращается безболезненно.

(Но тут-то и возникает проблема - что важно, а что нет, - Фихте о различии восприятия одного и того же предмета - растения - ребенком и естествоиспытателем).

Тут может помочь аналогия с работой автопилота. Он выдерживает заданное компасом и гироскопом НАПРАВЛЕНИЕ, и потому пилот-человек поручает ему дело целиком в пространстве, где нет ПРЕПЯТСТВИЙ. Но вот на направлении появилась гора, грозовое облако и т.п., - и одной схемы направления уже недостаточно. Надо включить другую схему - схему обхода препятствия и корректировать ее во время обхода, считаясь с впервые встреченными вариациями контуров препятствия. Вот тут-то и вступает в действие ПСИХИКА, - в данном случае - психика человека-пилота...

А пока схема «реализуется» гладко, не утыкаясь в препятствие она и не вынуждена «превращаться» в образ, не вынуждена «изгибаться» в согласии с контуром-схемой внешнего предмета-препятствия... Образ это и есть каждый раз индивидуально-корректируемая схема внешнего действия, схема, измененная в согласии с индивидуально-неповторимым (а потому и не предусматриваемым в ней и ею) стечением обстоятельств - препятствий на пути к цели.

Поэтому психика и есть там и только там, где есть индивидуально-вариируемая схема действия, где есть коррекция схемы единичными, никак не предусматриваемыми в автоматизмах обстоятельствами, - там, где материальная схема движения тела корректируется НЕОЖИДАННЫМИ (для нее) препятствиями, необходимостью считаться с ними.

И пилот предоставляет автопилоту пронизывать облако, но не грозовую тучу.

И человек «видит» КОШКУ, - любую кошку там, где «схема» кошки не ломается о неожиданные «признаки», хотя и не может дать словесно точного «определения» кошки вообще, ибо его не может дать и естествоиспытатель - отличает кошку от собаки (Шеллинг).

Причем это и происходит как раз в акте ВОСПРИЯТИЯ - превращения СХЕМЫ - В ОБРАЗ. А «образа» до и вне акта восприятия - притом именно в момент его протекания - нет.

А уже отсюда можно понять и акт фантазии (сновидения).

Физиологически-зафиксированные в мозгу, «схемы» работы начинают разворачиваться, не встречая никаких внешних препятствий, искажая их так, что они перестают быть «препятствиями».

Образ и есть результат «встречи» активной - физиологически-зафиксированной в нервах - «схемы» действий - с корректирующими акт ее реализации актуальными ощущениями, становится «образом».

А иначе действует одна «установка» (понятие, строго говоря, чисто физиологическое) и получается тогда иллюзия, сновидение, а также все формы безумия - идеи фикс.

Ощущения при этом тоже есть, но только интероцептивные, идущие от интерорецепторов, поскольку экстрарецепторы либо безмолвствуют, либо мозг с их показаниями просто «не считается», игнорирует их, либо обращается с ними как с глиной, превращая их просто в пассивный материал реализации схемы, а не превращения схемы в образ.

Поэтому и вся пресловутая сфера «подсознания» (бессознательного в психике) - это просто переданная на уровень автоматики - на уровень уже чисто-физиологически зафиксированных схем действий - система когда-то вполне СОЗНАТЕЛЬНО-ПСИХИЧЕСКИ осуществлявшихся действий и образов.

Она - ВТОРИЧНА по отношению к СОЗНАНИЮ, а вовсе не изначальна, как у Шопенгауэра, Фрейда и прочих, вплоть до Узнадзе и Бассина.

/Это прекрасно видно в свете экспериментов Харлоу[vi] с «безмамными мамами»/.

Поэтому «подсознание» нельзя ставить рядом с СОЗНАНИЕМ как два равноправных компонента психики. Всеобще - СОЗНАНИЕ, а подсознание - его особенный - производный вид, и только.

Психология все-таки остается наукой «о сознании» и его превращенных формах, а не становится наукой о психике, как сфере, состоящей априори из «сознательной воли» и «бессознательной воли», как из двух самостоятельных компонентов, ибо это сразу же возвращает нас к картезианству.

Вопрос о «локализации» образов, занимающий и Прибрама[vii], т.е. вопрос о том, каким чудом мы видим ФОРМУ ВЕЩИ ВНЕ ГЛАЗА, а не просто испытываем раздражение сетчатки, кончика зрительного нерва.

/Сюда же - боль в пальце отрезанной ноги[viii] и т.д./.

«Образы формируют мозг, но почему же мы локализуем, предметы именно так, а не иначе?» / К. Прибрам, «Языки мозга», Прогресс, М., 1975. с. 192/.

«Отраженный от внешнего объекта свет создает на сетчатке образ. Ощущения существуют только внутри нашего тела, хотя мы локализуем образ по другую сторожу глаза...». Это [у Прибрама] цитата из Бекеши[ix] и далее - описание им эксперимента по локализации осязательных раздражений, - вибрационные щелчки, подаваемые на кончики раздвинутых пальцев, воспринимаются как «событие», происходящее где-то в пространстве между пальцами, - точь-в-точъ как это происходит при стереофоническом воспроизведении звука_э - если они подаются одновременно, и, если не одновременно, в интервале 3-4 микросекунды, то два разных ощущения на кончиках разных пальцев. Сокращается интервал - до 1 мксек., то «две серии щелчков сливались в одну», и ощущение вибрации локализовалось в одном пальце, - «в том, который стимулировался раньше».

«Интересным в этом эксперименте является то, что при отсутствии интервала вибрации локализуются где-то в пространстве между пальцами» (с. 193).

«Вариируя временной интервал, можно соответственно перемещать ощущение в свободном пространстве между пальцами»

Такой «способ внешнего проецирования» известен - палка слепого, зонд хирурга, отвертка в руке слесаря.

Это, де, настолько привычно, что люди «не сознают его своеобразия».

ОБРАЗ тут явно рассматривается как событие в мире «внутри нас», а не в «мире вне нас», - как ИЛЛЮЗИЯ, как «ПРИЗРАК В МАШИНЕ» мозга.

«В 60-е годы ХХ века поведенческая психология оценила основную идею гештальтпсихологии о том, субъективно переживаемое сознание является столь важной составной частью биологического и социального мира и что его нельзя игнорировать при изучении поведения». (стр. 120).

«Бихевиористский» жаргон не позволяет дать полную картину даже «поведения». Отсюда обращение к терминам «субъективной психологии» - Гилберта Райла «Призраки в машине»[x].

«Образы и чувства - это призраки, которые населяют мой собственный субъективный мир, как и субъективный мир моих пациентов... И хотя эти призраки заключены в машине, которая называется мозгом, мы не можем пока точно определить их. Если же мы будем их игнорировать, то окажемся лишь перед бездушной поведенческой машиной. Меня интересуют призраки - психологические функции, а не сама эта машина-мозг и не осуществляемая ею регуляция поведения» (стр. 121).

Прибрам приводит пассаж из Шеррингтона[xi].

Инструментальное поведение и его осознание часто (!) противоположны друг другу: чем эффективнее выполняемые действия, тем меньше мы их осознаем. Шеррингтон выразил этот антагонизм в след.<ующем > кратком тезисе: «Между рефлекторным действием и сознанием существует, по-видимому, настоящая противоположность. Рефлекторное действие и сознание как бы взаимно исключают друг друга - чем больше рефлекс является рефлексом, тем меньше он осознается».

/И тут, конечно, совершенно безразлично - врожден или благоприобретен «рефлекс», к безусловным или же к условным его относят, - важно одно, что он есть наличная схема автоматизма/. «Привычка - вторая натура» - это важно и тут.

Первая эта «натура» или «вторая» - тут совершенно безразлично, - важно одно, что сознание (психика) вообще начинается там, где привычка (рефлекс, рефлекторно-зафиксированная схема действия) приводит организм в конфликтное отношение с условиями действия, со средой.

Тут - в зазоре конфликта, в тисках конфликта, только и существует - только и возникает - ПСИХИКА - спец.<иальная> деятельность корректировки рефлекса.

Психика вообще там, где организм испытывает «сопротивление» предмета - рефлекторно-осуществляемой схеме действия.

Действие отражается обратно, и это противодействие предмета и вызывает «преломление» схемы действия в ней самой. Действие, отраженное от предмета обратно в себя = схема, преломленная через ее собственное предметное воплощение, - напряжение-противоречение внутри схемы, выступает «субъективно» как противоречие схемы самой себе, внутри ее, как «самочувствие» активно внедряемой в предмет схемы.

Простейший случай - движение по прямой. Действие по прямой «утыкается», движение делается невозможным - противодействие тоже по прямой - и чем интенсивнее действие, тем сильней «противодействие» препятствия, - это прекрасно у Фихте.

Ну - и либо «ломается» действие, либо препятствие, - кто сильней. Либо - схема действия, либо - форма предмета действия, - и тут форма предмета «представлена» в организме как невозможность реализовать в предмете схему-рефлекс, - как столкновение схемы и условий ее реализаций (муха бьется о стекло, дурак ломится в стену).

У человека: «перед нами - стена; стена гнилая - ткни и рухнет». Т.е. - в факте сознания представлены одинаково как «схема», так и противостоящая ей форма предмета, - предмет как ПРОТИВО-СТОЯЩЕЕ (Gegenstand). Нет давления схемы - нет противодавления, нет «субъективного чувства» этого противо-давления, и если схематизированное действие свершается беспрепятственно, - то нет и ОБРАЗА.

В этом случае схема «отпечатывается» в материале, а материал в субъекте - нет. Нож проходит сквозь масло, но, столкнувшись с камнем, - тупится, и камень отпечатывает свою форму в виде зазубрин на лезвии. Столкновение «субъекта» и «объекта» - схемы-рефлекса-инстинкта и препятствия на пути реализации ее - кончается двояко: либо форма действия отпечатывается в материале, либо наоборот, вплоть до полного разрушения схемы или формы материала.

Если же схема все-таки осуществляется, будучи скорректированной противодействием, то вот этот процесс и есть процесс, в ходе коего только и «существует» (возникает) ПСИХИКА, «сознание», как представленность формы вещи - в живом действии, отразившемся от предмета - в самое себя.

Это необходимо изобразить вполне наглядно. Предмет «возникает» в сознании как нечто ПРТИВОСТОЯЩЕЕ действию, как GEGENSTAND. Вот в чем смысл тирады Шеррингтона. Фихте!

ОБРАЗ и есть СХЕМА, скорректированная формой препятствия ее осуществлению. Представленность формы предмета в форме действия, отражение. Когда предмет не оказывает никакого сопротивления действию, реализации схемы, от и не «отпечатывается» в ней.

Муха, бьющаяся о стекло. Инстинкт - движение по прямой, сознание - траектория, изогнутая в согласии с формой препятстявия.

Рассмотрим «черепаху» Уолтера Грея[xii], эту ситуацию моделирующую. Механизм тут - эффектор-рецептор: одновременное действию противодействие, - напряжение, возникающее внутри этой системы.

Механический образ «сознательной воли» у Фихте - образ ПРУЖИНЫ. Пока она развертывается в пустоте, внутри нее самой не возникает никакого напряжения, напротив, «внутреннее напряжение» как раз и уменьшается - это и есть «чувство освобождения». Чувство же противодействия ее «свободному» распространению - чувство препятствия.

Форма предмета отпечатывается в субъекте = в «изгибании» траектории его движения. Вода, ОБТЕКАЮЩАЯ камень. Рисунок русла - рисунок неодолимых для течения воды препятствий.

ОБРАЗ - не «призрак», не «субъективное состояние», интроспективно фиксируемое мозгом в себе самом. Образ - это форма вещи, отпечатавшаяся в теле субъекта, в виде того «изгиба», который внес в траекторию движения тела субъекта ПРЕДМЕТ, «объект», - это представленность формы предмета в форме траектории движения субъекта, субъективно испытываемая им как «вынужденное» - «несвободное» - изменение в схеме рефлекторно-осуществляемого движения.

У Прибрама - это «призрак» уже потому, что ОБРАЗ сразу же фиксируется как «состояние мозга», в то время как это лишь способ кодирования «образа» на «языке мозга», а вовсе не сам образ.

ОБРАЗ - в реальном теле реального субъекта, - там он и «локализуется», - сначала как событие «на границе» рецептора и предмета, - но предмет-посредник реально выступает как часть тела субъекта, а не как часть тела предмета, - палка в руках слепого, зонд в руке хирурга, - поскольку он осуществляет схему действия субъекта и реально - в действии - находится «по эту сторону субъекта», а не «по ту».

Поэтому-то и «ощущение» препятствия СДВИГАЕТСЯ на кончик палки, - «образ» рисуется кончиком палки, а не на ее рукоятке, - мозг управляет тут движением КОНЧИКА палки (кисти, карандаша, отвертки), - ибо именно он описывает КОНТУР ПРЕДМЕТА, а не рукоять.

Поэтому-то ОБРАЗ и есть наделенный «самочувствием» контур самого предмета рецепции, его геометрическая форма, а не контур движения кисти руки, держащей палку-зонд. Тем более - не «пространственный рисунок события внутри мозга», «в нервной системе».

Именно поэтому ОБРАЗ есть субъективно-данная форма вещи, а вовсе не внутреннее состояние моего тела, иллюзорно относимое к вещи, ложно переживаемое как ФОРМА ВНЕШНЕЙ ВЕЩИ.

Это именно форма ВНЕШНЕЙ вещи, копируемая действием рецептора-эффектора, и потому «переживаемая» именно там, где этот образ и существует («возникает»).

ОБРАЗ не «локализуется» мозгом в точке физического контакта рецептора с поверхностью предмета, а ВОЗНИКАЕТ (и существует) там с самого начала, и мозг его там и «переживает».

Он возникает в точке соприкосновения «кончика» рецептора - с поверхностью предмета, коей он касается, - и испытывается именно как факт сопротивления поверхности - движению кончика тела субъекта. Он - там. «Там» он и переживается. Именно там где существует.

«Испытывает» реальное сопротивление поверхности не мозг, а именно система МОЗГ-РЕЦЕПТОР, система «мозг - кисть руки», или, если кисть держит свое искусственное продолжение, - то там, на конце зонда. Именно конец зонда, а не рукоять, непосредственно описывает форму вещи, контур ее поверхности - как контур своей собственной траектории по форме предмета.

И «ощущает» вовсе не мозг, а кончик рецептора. Образ это именно форма вещи, активно воспроизводимая действием «кончика» рецептора в самый момент его действия, его движения, «скользящего» по внешнему контуру.

Поэтому нет и не может быть «образа» пустого пространства, - пустое пространство не оказывает сопротивления, потому - не ощущается, - а «ощущается» лишь «свобода самого действия», - отсутствия препятствий.

Перемещаюсь «я» в пустом пространстве или остаюсь в покое - это неразрешимый для «самочувствия» - для интроспекции - вопрос.

Но «свободное» перемещение тоже не ощущается, а «свобода» дана только в форме ПРЕОДОЛЕНИЯ препятствий, а не в акте беспрепятственного движения, перемещения.

В этом - весь Фихте, вся мудрость его образа сжатой пружины, ее внутреннего «напряжения».

Когда вся энергия сжатой пружины израсходована, - она перестает и «ощущать» ПРЕПЯТСТВИЯ, противодействующую ему косную силу противодействия, - как движение себя, натолкнувшееся на предмет и отразившееся обратно в себя.

/Срв. фихтеанскую трактовку «стоимости» у Бакхауса[xiii], - как косную силу «сопротивления» всей массы косных социальных «рефлексов» привычных социальных стереотипов, заранее ставящих пределы-границы развертыванию человеческой трудовой активности/.

Чем сильнее я «давлю» на предмет, тем сильнее «он» давит на меня. Чем я активнее - тем активнее предмет отпечатывается во мне, а я приписываю это «предмету», его активности, как изначальной силе.

Не мир отпечатывается «во мне», а я активно его ощупываю с помощью своих вполне телесных органов, прежде всего - кистью руки и кончиками пальцев. В них - «формирующая сила», образующая форму способность, - ОБРАЗ, - и именно в его изначальном значении, как ЭЙДОС, как «идея», как СХЕМА, в согласии с коей организуется «хаос ощущений».

Поэтому - что на первый взгляд странно - Фихте считает Канта прямым наследником Платона, - между ними он не видит посредника, в промежутке между Платоном и Кантом - «один мрак», тот же самый мрак, что и «от сотворения мира - до Платона»...

В самом деле - откуда может возникнуть схема «треугольника вообще»? Путем абстракции «одинакового» между всеми возможными треугольниками? Тогда «схема» - только схематизированный ОБРАЗ, точнее - то общее, что имеется «во всех образах».

Но мы не нуждаемся в полном переборе «всех» единичных случаев реализации «схемы», чтобы обрести «схему». Так, как не нуждаемся в «индуктивном обобщении» всех бесконечных случаев «треугольника» - нам достаточно ОДНОГО, чтобы извлечь из него схему, по которой мы далее спокойно будем строить ОБРАЗ любого другого треугольника.

Поэтому «схемы» - трансцендентальны, априорны по отношению к своему «воплощению» в материале ощущений, во внешнем по отношению к ним материале. Срв. рассуждения Шеллинга.

Фихте: «...теперь представьте себе того, кто мыслит эту вещь». Представление «Я» тут сразу же предполагается в том виде, в каком это «Я» непосредственно «дано» самому себе, - в акте «интроспекции».

То же и Мах:

«Установление границ между Я и миром - дело не легкое и не свободное от произвола. Будем рассматривать как Я совокупность связанных между собою представлений, т.е. то, что непосредственно существует только для них самих. Тогда наше Я состоит из воспоминаний наших переживаний вместе с обусловленными ими самими ассоциаци...».

/Э. Мах, «Познание и заблуждение», изд. Скирмунта, М., 1909, с.73/.

Т.е. Я заранее «мыслится» как нечто совершенно отличное от мира и этому миру противопоставленное. А затем к нему начинают «подключаться» те вещи, с которыми это Я на самом деле неразрывно связано и без коих его «мыслить» было нельзя: мозг, «все тело» и т.д., а в итоге - и «весь дар», но уже в качестве «составных частей Я». Вот и становится возможной схема - «Я» само в ceбe противополагает себя самого (Я) - всему остальному (Не-Я), а «весь мир» делается = «Не-Я».

У Спинозы ход прямо противоположный, идущий не от «Я», а от мира и приводящий к Я как «составной части» этого мира. Движение - по той же самой ниточке-цепочке связей, но с обратного конца ее.

Примечания

[i] Имеется в виду определение предмета психологии, данное А.Н. Леонтьевым в его знаменитой (сегодня уже переведенной на двенадцать языков) книге. См.: Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 2004. С. 12. Э.В. Ильенков пользовался первым изданием книги (1975), но ему, разумеется, были хорошо известны уже первые, более ранние публикации ее глав в виде статей журналах «Вопросы психологии» и «Вопросы философии». Здесь уместно упомянуть о некоторых жизненных обстоятельствах самого Ильенкова. Общий их фон был для него тяжелейший и переносился в последние годы жизни с трудом. Находясь в Институте философии в обстановке открытой травли, развязанной его директором Б.С. Украинцевым, Ильенков даже допускал возможность перехода «к Давыдову», «заниматься Спинозой», но он держался и на что-то надеялся. Во второй половине 1970-х гг. В.В. Давыдов, будучи директором НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР, спас от идейного и бюрократического преследования и неминуемого разгрома (ставшего возможным только после отставки президента АПН СССР В.Н. Столетова) «методологическую группу» Ф.Т. Михайлова, предоставив ему возможность организовать и возглавить сначала лабораторию теоретических проблем психологии деятельности, а потом и теоретический отдел института. Смерть А.Н. Леонтьева в январе 1979 г. тяжелейшим образом сказалась и на Ильенкове. Он переживал ее крайне болезненно, порой даже мучительно - вплоть до самых последних дней жизни. А.Н. Леонтьев всегда вызывал восхищение в его душе не только как великий человек и великий ученый. Это был еще и великий собеседник, возможно, единственный, кто наиболее тонко чувствовал и понимал весь диапазон философско-психологических исканий Ильенкова. Он составлял ту непостижимую часть его личностного мира, приносил ему естественную радость, о которой Эвальд Васильевич успел нам сказать в своей статье-завещании «Что же такое личность?».

[ii] Гераклит. См.: Фрагменты произведений и высказывания древнегреческого философа Гераклита. Перевод с древнегреческого М.А. Дынника.

[iii] Гальперин П.Я (1902-1986) - советский психолог, крупнейший специалист по детской психологии.

[iv] Кант И. Соч. в шести томах. М., 1964. Т. 3. С. 220-227.

[v] Лейбниц «Новые опыты о человеческом разумении».

[vi] Харлоу - речь идет об исследовательской группе американских ученых-этологов в составе Г. Харлоу, М. Харлоу, С. Суоми. На одном из методологических семинаров в НИИ общей и педагогической психологии Ильенков обратил внимание на выдающиеся, по его словам, результаты исследований американских этологов Г. Харлоу, М. Харлоу и С. Суоми. В 1975 г. в журнале «Наука и жизнь» (№2) материалы этих исследований были представлены в виде публикации под названием «От размышления к лечению». В ней нашли отражение главные итоги оригинального многолетнего эксперимента по этологическому изучению психики обезьян. Ильенков проявил к статье огромный интерес - особенно к той части, где авторы излагают строго фактическую сторону своих наблюдений за частичной (на 3 месяца) и полной (на 12 месяцев) «социальной» изоляцией обезьян. Изоляция детенышей человекообразных обезьян, с момента рождения лишенных возможности любого «общения», последовательно вела к тяжелейшим последствиям: в поведении этих животных вообще не формировалась и генетически не проявлялась хоть какая-нибудь потребность в ориентировочно-исследовательской деятельности; а у «безмамных мам» (т.е., по условиям эксперимента, у искусственных мам второго поколения) совершенно отсутствовала, никак не обнаруживалась даже пресловутая «сексуальная» потребность! Не говоря уже о предполагавшемся «инстинкте материнства» - к родившимся собственным детенышам «безмамные мамы» не проявляли никакого интереса. Выросшие в изоляции обезьяны не испытывали нужды в простейшей игре, характерной для их сверстников в контрольной группе. Полное отсутствие «общения» с себе подобными имело своим следствием только страх, беспокойство, дрожь. Иногда все это сменялось полной апатией, особенно в экспериментально создаваемых ситуациях, когда от «робинзонов» ожидалась хотя бы элементарная защита (желание, так сказать, постоять за себя), если не агрессивность. Никакой потребности в «общении» они не испытывали - ни положительной, ни отрицательной. Типичной оказывалась ситуация, когда «нормальные» сверстники сначала пытались с ними играть (что они обычно делали в своем кругу), в ответ - никакой реакции, кроме тревоги и беспокойства, затем «робинзонов» начинали толкать, бить, а вскоре просто в буквальном смысле рвать на части. Данный эксперимент на десятой неделе пришлось прекратить.

[vii] Прибрам Карл (1919) - американский ученый, специалист в области экспериментальной и сравнительной психологии, психофизиологии, нейропсихологии и психоанализа, врач-нейрохирург. Профессор Йельского и Стэнфордского университетов. Вместе с Дж. Миллером, Ю. Галантером и др. изучал проблемы взаимоотношений мозга, поведения и сознания. Предложил новый подход к анализу поведения человека и животных - так называемую концепцию «языков мозга», опирающуюся на кибернетические идеи переработки информации посредством «образов» и «планов». Автор книг: «Планы и структура поведения» (совместно с Дж. Миллером и Ю. Галантером, 1960); «Языки мозга: экспериментальные парадоксы и принципы в нейропсихологии» (1971); «Психофизиология лобных долей мозга» (1973) и др. В библиотеке Ильенкова содержится довольно внушительный круг источников по психофизиологии, нейропсихологии, нейрокибернетике, включая основные книги Прибрама, выходившие на русском языке.

[viii] Хрестоматийный пример Декарта. См. «Метафизические размышления».

[ix] Бекеши Георг (1899-1972) - венгеро-американский физик. С 1939 г. профессор кафедры экспериментальной физики в Будапештском университете, где занимался моделированием звукового восприятия. В 1946 г. эмигрировал в Швецию, с 1947 - в США, где в лаборатории Гарвардского университета ему удалось построить механическую модель внутреннего уха, а в конце 1950-х гг. полностью воссоздать картину биомеханики в ушной улитке, что открыло возможность отохирургам имплантировать искусственные барабанные перепонки. Нобелевская премия по физиологии и медицине была ему присуждена в 1961 г. «за открытие физических механизмов стимуляции в ушной улитке». В последние годы жизни работал в Гавайском университете. Почетный доктор университетов Мюнстера и Берна. Помимо Нобелевской премии был удостоен премии Денкера в отологии (1931), премии Шамбау в отологии (1950), медали Лейбница Берлинской академии наук (1937), награды Академии наук Будапешта (1946), медали Говарда Кросби Уоррена общества психологов-экспериментаторов (1955), золотой медали Американского отологического общества (1957), золотой медали Акустического общества Америки (1961).

[x] Райл Гилберт (1900-1976) - английский философ. В 1925 г. член совета, а с 1945 г. заслуженный профессор Крайст-Черч-колледжа Оксфордского университета. В годы Второй мировой войны служил в контрразведке. Наряду с Д. Остином ведущий представитель лингвистической философии. В 1949 г. вышла книга «Понятие сознания», где содержится критика декартовской метафизики с позиций лингвистической философии. Картезианская концепция человека основывается, в понимании Райла, на неправильных приемах истолкования терминов «ментального ряда», что неминуемо ведет к догматическому признанию «призрака в машине». Человек не дуалистическое существо, а разумное животное, «ментальный ряд» которого прозрачен, поскольку полностью раскрывается в поступках, суждениях и диспозициях языка. Лингвистический анализ «менталистских» терминов выходит, согласно Райлу, за пределы интроспективной психологии и исчерпывающим образом раскрывает псевдо-таинственную природу сознания. Работы Райла «Систематически дезориентирующие выражения» (1931) и «Категории» (1938), а также «Понятие сознания» оказали большое влияние на развитие философии сознания в современной англо-американской философии. Концепция Райла представлена также в его трудах «Разумное животное» (1962), «Развитие взглядов Платона» (1966), «Деятельность мышления» (1968) и др.

[xi] Шеррингтон Чарлз Скотт (1857-1952) - английский физиолог, лауреат Нобелевской премии (1932 г.) по физиологии и медицине за исследование функций нейронов. Сформулировал общие принципы деятельности центральной нервной системы, создал учение о рецептивных полях, выявил роль особых нервных окончаний (проприорецепторов) в координации движений. Разработал учение о синапсе - области контакта нейронов друг с другом - и установил существование так называемых антагонистических рефлексов. С 1913 по 1936 г. Шеррингтон - профессор физиологии Оксфордского университета. С его именем связано развитие экспериментальной и клинической неврологии. Создал крупную научную школу нейрофизиологи в Англии и Америке. Почетный член Академий наук многих стран мира, в 1920-е гг. - президент Лондонского королевского общества. Одна из классических работ Шеррингтона - «Интегративная деятельность нервной системы» (1906).

[xii] Уолтер Уильям Грей (1910) - английский нейрофизиолог. В 1931 г. окончил Кембриджский университет. Один из основателей электроэнцефалографии и пионер робототехники. Открыл дельта-ритмы, альфа-ритмы, а также тета-ритмы, сопровождающие эмоциональные реакции. Автор моделей нерва и центральной нервной системы, изобретатель первых простейших кибернетических самообучающихся моделей, первых биоморфных роботов, которые он чал создавать в конце 1940-х - начале 1950-х гг. (так называемые «черепашки Уолтера»). Это были самодвижущиеся, внешним видом и медлительностью действий напоминающие черепаху, электромеханические и светочувствительные тележки, способные не только действовать по жестко заданной программе, но и с учетом простейших условий среды, внешних обстоятельств. На русский язык переведены статья Уолтера «Электрическая активность головного мозга» (Физика и химия жизни. М.: ИИЛ, 1960) и монография «Живой мозг» (М.: Мир, 1966).

[xiii] Бакхаус - современный западногерманский экономист. Ильенков проявил особый интерес к его творчеству. В архиве сохранился выполненный им перевод на русский язык статьи Бакхауса «К диалектике формы стоимости».

Подготовка текста к публикации, предисловие и примечания А.Г. Новохатько