От редакции

Дорогая Неля Васильевна!

Редакция и редакционная коллегия журнала "Вопросы философии" поздравляют Вас, известного российского философа, доктора философских наук, профессора, с юбилеем.

Вы один из крупнейших отечественных специалистов по истории философии. Ваши книги, посвящённые истории западноевропейской философии, в частности, философии Нового Времени, философии Канта и Гегеля, пользуются большой популярностью. Вы признанный авторитет во многих областях: от проблем феноменологии до исследований по истории русской философии Серебряного века и советского периода. Вам принадлежит оригинальная концепция социально-исторической обусловленности познания. Вы плодотворно изучаете проблемы социальной и политической философии.

Вы выдающийся организатор научных исследований, руководитель ряда международных проектов. Множество Ваших учеников заняли достойное место в философском сообществе.

Мы высоко ценим Вашу активную работу в качестве члена редакционной коллегии нашего журнала и нашего постоянного автора.

Мы желаем Вам, дорогая Неля Васильевна, доброго здоровья, дальнейших творческих успехов.

От автора

В нынешнем году в издательстве «Канон+» должна выйти моя монография «Цивилизация и варварство в эпоху глобализации» (второе, доработанное и существенно расширенное издание опубликованной годом раньше книги «Цивилизация и варварство в современную эпоху». Один из ее новых разделов посвящен остро актуальной проблеме гражданского общества. Далее читателям предлагается своего рода предпубликация частей этого раздела.

Первый, более пространный текст (I) - моя попытка принять участие в прояснении теоретического понятия гражданского общества. Второй - краткий - текст II (он взят из главы «Российские реалии и дискуссии в свете проблем гражданского общества») вводит тему и понятие «антигражданского общества» 

I

Постановка вопроса

            С проблематикой гражданского общества дело обстоит примерно так же, как и с темой цивилизации. Слова «гражданское общество» употребляют даже много чаще. О создании и совершенствовании гражданского общества много говорили и говорят, но для этого и много делают на Западе. Что до России, то в 90-х гг. XX и в начале XXI в. в литературе выработалось грустное клише: справедливо отмечают, что о гражданском обществе у нас не разглагольствовали «только совсем ленивые» - из целой армии политиков и политологов, журналистов, вообще тех, чьи громкие призывные голоса приходится слышать то и дело, причем почти одновременно на разных каналах телевидения. Они наперебой убеждали и сейчас убеждают друг друга и население, сколь важно, наконец, построить и в России гражданское общество, дефицит которого, что признано, наблюдался у нас на протяжении веков, в частности в советское время. Но сегодня для страны, которая должна выстроить демократические порядки, отсутствие или крайняя слабость такой - самой глубинной и самой широкой - современной системной демократической структуры, как гражданское общество, оправданно считается нетерпимым. Соответственно и в теоретических работах, подчас прямо посвященных теме гражданского общества, часто упоминается о том, что его построение и совершенствование в нашей стране - требование назревшее, а возможно, и перезревшее.

Но несмотря на всяческие шумы (а быть может, и «благодаря им» - из-за забалтывания проблемы) гражданское общество в специальном смысле этого слова и в новой России не оформилось[1]. Можно сказать и сильнее: в нашей стране есть в этом отношении двуединый дефицит.

Во-первых, по сути еще нет гражданского общества в затребованном историей смысле реально работающей, развитой, массовидной цивилизационной структуры, вернее, системы особых структур. А есть лишь отдельные, почти не связанные друг с другом маломощные организации, многие из которых едва ли оказывают влияние на жизнь страны и существуют как бы для самих себя и очень узкого круга лиц. Другие же организации, в классических теориях относимые к гражданскому обществу (скажем, профсоюзы или политические партии), не только не избавились от государственной опеки, типичной для советской эпохи, но и подверглись, в некоторых случаях едва возникнув, новому «огосударствлению». Во-вторых, и в теории пока нет систематических, основательных, операциональных для практики исследований на эту тему, в должной мере использующих достаточно богатый опыт истории мысли и сегодняшние достижения мировой литературы вопроса.

Вопреки расхожим представлениям, при возникновении потребности в системных действиях теоретический дефицит даже более нетерпим, чем практические просчеты. И понятно, почему: ведь ещё до действительных практических усилий по построению чего бы то ни было активным силам общества надо понимать, что же именно предстоит построить. А значит, понятийные прояснения, лучше всего в их добротной форме, следует предпослать современным практическим шагам по построению гражданского общества в нашей стране. В прояснение понятия гражданского общества должна, разумеется, внести свой вклад философия. Здесь есть на что опереться. Были достойные внимания разработки в истории философии. Были они и в отечественной философской мысли последних десятилетий: некоторые видные философы нашей страны (их имена и  ссылки на их работы тоже будут приводиться по мере дальнейшего анализа проблемы) раньше политиков почувствовали социально-исторический запрос на упомянутое прояснение и загодя, впрок предложили соответствующие идеи и концепции. Предложить-то они предложили, но воспользоваться разработками - при том, что, как сказано, о гражданском обществе «сладкоголосые птицы» политики пели на каждом углу и шагу - оказалось практически некому...

До сих пор представители достаточно многочисленной армии разглагольствующих о гражданском обществе так и не удосуживаются поискать вразумительный ответ на изначальный вопрос, который еще в 2002 г. остро поставил А.А. Гусейнов на специальном заседании «круглого стола» журналов «Вопросы философии» и «Государство и право», объединившего философов и юристов и посвященного интересующей нас проблематике: «О чем мы говорим, когда говорим о гражданском обществе?» Не устарел не только сам вопрос, но и предположение Гусейнова о том, почему в нашем обществе не торопятся получить на него достаточно основательный понятийный ответ. Приведу красноречивую цитату из его выступления: «О гражданском обществе как актуальной задаче мы начали говорить в связи с демократическими преобразованиями в стране. Если понятие гражданского общества в том виде, в каком оно фигурирует в современном российском общественно-политическом дискурсе (в СМИ, речах идеологов реформ, научной публицистике и тому подобных источниках), подвергнуть элементарному логическому анализу, взяв за критерий хотя бы простейшее требование однозначного употребления терминов, то картина получится обескураживающей. В одном случае под гражданским обществом понимается структурная единица (сфера) общества, обозначающая зону между индивидом и государством; в другом - общество в целом, рассматриваемое к тому же в качестве цели, идеала («Мы строим гражданское общество» - одно из привычных выражений реформаторской лексики); в третьем - совокупность налогоплательщиков, которые, как считается, нанимают государственных чиновников; в четвертом - негосударственная сфера политической жизни, в качестве типичного выражения который фигурирует, в частности, многопартийность; в пятом - неполитические формы общественной активности типа гражданских инициатив; и т.п. Дотошный исследователь, думаю, мог бы насчитать десятки, а то и сотни такого рода определений. Это ускользающее мерцание смыслов нельзя считать просто следствием интеллектуальной беспечности. Оно функционально и функционально именно тем, что является ускользающим. Дело в том, что понятие гражданского общества в российском общественном сознании несет на себе по преимуществу идеологическую нагрузку, призвано духовно-теоретически санкционировать происходящие в стране преобразования»[2]. К сожалению, эта тревожная констатация остается справедливой и сегодня.

Это верно зафиксировал В.М. Межуев в одной из самых последних философских работ, специально посвященных тематике гражданского общества: «Сегодня о желательности и необходимости гражданского общества пишут и говорят многие, но не всегда ясно, что, собственно, имеется в виду, какими критериями гражданственности общества и населения руководствуются те, кто рассуждает на эту тему»[3]. (Довольно часто, кстати, при попытках дать определения опираются на интуитивную этимологию - что видно и в процитированном отрывке: дело-де идет о «гражданственности» общества и населения».) Правильнее, конечно, опираться на более развернутые понятийные и продуманные формулировки, к числу которых я отношу следующее определение того же В.М. Межуева: «Под гражданским обществом (или обществом граждан) принято понимать совместные (коллективные) действия людей в сфере не их приватной (частной), а публичной (или общественной) жизни, причем в условиях, когда она перестает быть монополией властных элит - как традиционных, так и современных. Это именно сфера действий, поступков людей, которые могут носить как стихийный, так и организованный характер, получая в этом случае организационную форму неправительственных, негосударственных объединений, союзов, ассоциаций, функционирующих по принципам самоорганизации, самоуправления и, как правило, самофинансирования. Непосредственно гражданское общество предстает как сложившаяся независимо от властной вертикали, существующая помимо нее система горизонтальных связей и отношений, охватывающая собой значительную часть населения. Не паспорт, а реальная включенность человека в эту связь превращает его из гражданина de jure в гражданина de facto» (Там же. С. 6 - курсивом я выделила те узловые моменты определения, о которых вразбивку упоминают и другие специалисты). Для последующего разговора вполне можно (но чисто предварительно) опираться как на это общее философское определение, так и на разъяснение (цитируемого в статье Межуева) английского социолога Э. Гидденса о том, что «ни рыночная экономика, ни демократическое государство не могут эффективно функционировать без цивилизующего влияния гражданских ассоциаций». (Там же. С. 7 - курсив мой. Н.М.). (Однако и к этому понятийному определению у меня есть претензии. Как постараюсь показать далее, ещё предстоит трудиться над артикулированием ряда коренных черт гражданского общества, не нашедших отражения в этом и в других определениях). Итак, предстоит работа, которую должны выполнить и по традиции выполняют именно философы - ответить на весьма трудный вопрос, что такое гражданское общество согласно его теоретическому понятию?

Трудности на пути выработки понятия гражданского общества

Сначала скажу о наиболее типичных понятийных трудностях, амбивалентностях, смешениях.

Они возникают прежде всего тогда, когда «гражданское общество», - а оно должно быть специальным понятием социальной философии, других наук об обществе - неправомерно отождествляется (прав А. Гусейнов) с обществом, социумом как таковым, с деятельностью населения как таковой - на том реальном основании, что любое общество с древних времен (после появления государства) состояло и состоит из граждан того или иного государства[4]. Соответственно подразумевается мобилизация ими такого качества, как гражданственность. Конечно «гражданственность» - как характеристика активных действий, поступков, сознания отдельных людей и социальных групп главным образом в политической, государственной сфере - имеет, как мы увидим далее, отношение к гражданскому обществу. Но понятия «гражданственность», «общество» и «гражданское общество» - отнюдь не синонимы. Между тем в какой-то части литературы они именно так воспринимаются и описываются.

Следствием является во многом неопределенное, даже туманное, слишком общее содержание, вкладываемое в понятие гражданского общества. Тогда, например, оказывается, что для построения гражданского общества достаточно побуждать индивидов, вместе образующих население страны, исправно и сознательно выполнять их долг граждан государства, пользуясь гражданскими правами, зафиксированными в Конституции. Например, ходить на выборы, организуемые государственными органами. И пусть это имеет отношение к теме гражданского общества (какое именно, мы покажем впоследствии), здесь - всего лишь один момент, причем не только не исчерпывающий, но, пожалуй, не коренной для темы гражданского общества.

Ибо реальное гражданское общество как особая сумма социальных структур и функций имеет своими специфическими задачами (не исполняемыми непосредственно другими структурами, например, государством, и в их сфере) создание внутри того или иного социума дополнительных (к уже существующим) объединений, структур, полей действия, о чем подробнее речь пойдет впоследствии. Итак, говоря о трудностях на пути поисков содержательного понятия гражданского общества, необходимо прежде всего отметить и зафиксировать: хотя это понятие невозможно определить без соотнесения с другими понятиями (прежде всего с понятием государства - но не только с ним), теоретическое соотнесение не должно превращаться в смешение, отождествление с этими родственными понятиями.

В соотнесении понятий «государство» и «гражданское общество» важно следующее. Некоторые признаки второго понятия определяются в связи с первым - когда говорят, что гражданское общество это сфера жизнедеятельности между семьей и государством, имеющее целью контроль активной части населения за функционированием органов государства, т.е. действий чиновников. Но ведь одновременно следует подчеркивать: объединения, формы, процессы деятельности именно гражданского общества имеют негосударственную природу; они должны сохранять максимальную независимость от государства. И государственные формы, действия, даже структуры - и институты «содействия» всему этому - непосредственно гражданским обществом ещё не являются. Более того, раз противодействие «огосударствлению» - это modus vivendi гражданского общества, то и в теории надо заботливо следить за тем, чтобы понятия «государство», «граждане государства» и понятие «гражданское общество» не сливались друг с другом.

Сказанное относится и к соотнесению структур, форм, принципов - понятия - правового государства и гражданского общества. Конечно, тесная связь между этими двумя понятиями, соответственно, формами социальной деятельности, имеется, что и фиксируется на уровне общих ценностных преамбул. Так, Т.Б. Длугач в своей статье «Правовое государство без гражданского общества?» вполне оправданно ставит вопрос об их - на уровне принципов - неразрывной «одновременности», взаимосвязи: без гражданского общества нет правового государства во всей полноте этого понятия; в неправовом государстве гражданское общество как бы и не может возникнуть. Однако ведь на уровне исторических реалий дело нередко обстоит так, как в нашей стране - надо строить гражданское общество в условиях, когда ещё нет правового государства в строгом, полном смысле слова; одновременно нельзя отказываться от борьбы хотя бы за некоторые устои правового государства на том основании, что пока не построено гражданское общество, достойное этого названия. Весьма нередко в истории отдельные успехи в построении правового государства достигались при относительно слабом гражданском обществе (так, в частности, было в истории ряда стран, когда само государство могло ставить и частично решать проблемы прав человека, совершенствования правовой структуры и т.д.). И наоборот, если - в борьбе с диктатурой - создавались более мощные структуры гражданского общества, они могли стать мотором для построения правового государства.

Далее, Т.Б. Длугач пишет (опираясь на теоретические раскладки крупного отечественного мыслителя В.С. Библера, о его идеях - далее): «гражданское общество это общественный договор всех членов общества друг с другом относительно своих основных прав...»[5]. Согласна, что соотнесение данных понятий важно и нужно. Здесь дело, действительно, обстоит так, что понятия эти, выражаясь словами Канта (сказанными в другой связи), «ссылаются» друг на друга. Однако на уровне искомых понятийных определений нас вряд ли выручит такой (и логически не одобряемый) ход, как дефинирование одного понятия через отсылку к другому, отнюдь не очевидному в своем содержании («гражданское общество это общественный договор...»).

Итак, в той концепции, которую я развиваю и здесь кратко представляю, большое и в известном смысле исходное значение отведено спецификации, различению основных понятий, которые, как отмечено, не могут не быть соотнесены друг с другом. Как мыслится проводить такую спецификацию, покажу далее также на примере только что упоминавшихся понятий «общественный договор» и «гражданское общество».

Понятия «общественный договор» и «гражданское общество»

В данном случае считаю существенными два момента.

1) Первое понятие, как известно, появилось раньше и ещё до возникновения второго приобрело широкое распространение в философской, социально-политической литературе. А второе понятие лишь впоследствии и постепенно выделилось, отпочковалось от целой семьи родственных понятий.

Я не могу входить здесь в понятийно-теоретическую и практическую проблематику общественного договора. Скажу лишь, что это понятие, которым некоторое время пренебрегали как якобы иллюзорным, далеким от реальностей общества и истории, в наши дни обрело новую жизнь и практическую силу. Ибо обнаружилось: именно наша эпоха с её стремительными и повсеместными трансформациями стала и эпохой реальных, массовых заключений и перезаключений общественных договоров. В данной связи нам важны линии, и связывающие эти (с определенного момента) параллельно употребляющиеся понятия, и отличающие их друг от друга, именно «специфицирующие» их по отношению друг к другу.

2) При всей традиционной укорененности, а также новой актуальности общественно-договорных связей и отношений есть все основания, с одной стороны, не лишать понятие общественного договора (вообще семью «контрактных» понятий) специфического смысла, но также и не подменять им (ими) понятие гражданского общества. Ибо у каждого из них имеются своя специфика, свой смысл и своя «онтология» - как специфическое выражение ухватываемых ими реальных социально-исторических явлений или измерений. Конечно, договорные аспекты есть и в практической работе гражданского общества, и они могут, даже должны быть специально помечены, исследованы в  контексте развернутых понятийных расшифровок. И наоборот: при построении современных концепций общественного договора небезынтересно специально выявить, какой тип договорных отношений и как именно складывается в специальных сферах функционирования гражданского общества, а также в его отношениях с государством.

Отечественные авторы (среди них - В. Библер, Э. Соловьев, Т. Длугач, Т. Алексеева и другие)[6] внесли заметный вклад в осмысление исторических и актуальных аспектов проблематики общественного договора. Так, Э.Соловьев, ссылаясь на Канта, доходчиво и ярко описывает механизмы общественного договора как «намордник для Левиафана», сплетенный из ряда «правовых ремней»[7]. Что ещё весьма ценно в контексте нашего исследования: хотя идеи и концепции общественного договора описываются (у Э. Соловьева и других авторов, что исторически достоверно) вне инстанции и понятия гражданского общества, последние в первых как бы исторически «интендированы», «положены» (gesetzt sind), если воспользоваться термином немецкой классики. Ведь когда постулируется необходимость обуздать намордником грозного Левиафана - а она была доказана философской, правовой, политической мыслью Европы (по крайней мере) XVII-XVIII вв., - уже нельзя было не задуматься о «не-левиафанной», даже «контр-левиафанной» совокупности социальных сил, способных ( также и благодаря договорам, правовым механизмам и т.д.) надеть такой намордник, следить за тем, чтобы он не спадал, крепко держался. Значит, тема гражданского общества - как система свободных объединенных действий населения - была уже «запланирована» теорией и потом предъявлена практике.

Весьма тонкую и оригинальную, я бы сказала, красивую трактовку общественного договора как понятия и концепции дал крупный отечественный философ В.С. Библер. Библер с 1967 г. вел «Заметки впрок» - и упомянутая концепция была в числе таких заметок, которые уже имелись к тому времени, когда теоретическими разработками столь же глубоких, как он, философов, могли бы воспользоваться практики, вроде бы твердившие о необходимости построения гражданского общества в нашей стране. Могли бы - но, увы, не воспользовались... В. Библер избрал подзаголовком своей работы 1991 г. «О гражданском обществе и общественном договоре» слова «Размышления после пяти перестроечных лет» - когда, полагаю, он убедился: взыскуемого гражданского общества в России не собирается строить ни одно сколько-нибудь  активное и влиятельное политическое сообщество. А ведь гражданское общество, справедливо отметил Библер - «один из самых страшных дефицитов, лежащий, обобщенно говоря, - в основе даже дефицита мыла и сахара, хлеба и (культурных) зрелищ»[8]. Можно добавить: и сегодня, когда дефицита товаров в России нет, отсутствие гражданского общества по-прежнему остается «одним из самых страшных дефицитов» России.

Я не могу входить здесь в подробности библеровской концепции общественного договора и гражданского общества. Вместе с тем, выстраивая своего рода заочный диалог с Библером, отмечу следующее. Понятие «общественный договор», уже после своих первых предъявлений в истории мысли вызвавшее ожесточенные споры (и сначала задуманное первыми его «авторами» в качестве фиксирования будто бы имевших место в истории особенностей древнейшего состояния человеческого рода), в дальнейшем сохранило смысл и значение скорее в виде некоторого - в правильном изображении В.Библера (там же. С. 363) - als ob понятия. Что это значит? А то, что оно не фиксирует, вопреки идеям ряда его ранних теоретиков, некоторую отдельную реальность истории какого-то древнейшего времени. И тем не менее у него есть своя, пусть необычная «реальность». Эта причудливая реальность - в том, что ему соответствует необходимое измерение («срез») цивилизационных действий и взаимодействий индивидов, социальных групп, больших и малых, начиная примерно с эпохи промышленной цивилизации. Справедлива следующая библеровская характеристика данного измерений (вернее сказать: совокупности измерений): «В такой цивилизации общество, экономика, государство, когда-то возникшие исторически стихийно и необходимо, должны - чтобы нормально функционировать - предположить некую таинственную точку, в которой всё возникает впервые, сознательно и ответственно...» (Там же. С. 363). Конечно, у этого измерения - как измерения мысли, социально-исторического полагания - подчас имеются конкретные и наблюдаемые «актовые» проявления: они, например, имеют место тогда, когда какие-либо субъекты действия и права (индивиды, группы, организации, целые страны) в каком-то месте и в какое-то время действительно заключают или, напротив, разрывают вполне определенные договоры. Но суть, специфический акцент разбираемого понятия  - не только, осмелюсь сказать, даже не столько в этом, а в упомянутом моменте als ob: и не заключая впрямую договорных отношений de jure, отдельные люди и их объединения, включаясь в любую деятельность de facto, сразу оказываются вплетенными в систему норм, обязательств, прав. И они вынуждены действовать так, как если бы (als ob) какие-то договоры они когда-то заключали и подписывали. Здесь, кстати, вообще заключается одна из важных особенностей мировой цивилизации и одна из скреп цивилизованного взаимодействия (почему увязывание у В.Библера и других авторов цивилизационного измерения и аспектов «общественного договора» вполне оправдано и весьма ценно).

Вернемся к теме соотнесения понятий общественного договора и гражданского общества. Второе понятие имеет, по моему мнению, иную природу, иную специфику, нежели первое. Понятие гражданского общества фиксирует особые, обязательно доступные непосредственному наблюдению реальные сферы, формы, результаты действий и взаимодействий - а если их нельзя, уже без всякого als ob, наблюдать, фиксировать, гражданского общества (в данной стране, в данном регионе, в данном поселении) попросту нет.

Мне, в частности, представляется, что при систематической разработке интересующего нас понятия никак нельзя останавливаться на предварительной чисто ценностной стадии понятийной работы, когда в понятие гражданского общества включаются, вообще-то, важные общие ценностные требования свободы, активности индивидов, их групп и объединений.

Понятие гражданского общества с первых шагов его теоретической расшифровки (например, у Гегеля, что будет подробно показано далее) включало, конечно, и ценностные предпосылки, требования, но одновременно имело то огромное преимущество, что строилось как операциональное понятие социальной философии, философии права, потому и позволяющее использовать его в качестве практического ориентира. Для этого, в частности, потребовалось специфицировать его содержание, отличив его от близких, но отнюдь не тождественных понятий. Так было уяснено, что гражданское общество - сфера и форма деятельности граждан государства, но складывающаяся отдельно и при ясном отличии от собственно государственных структур. В этой деятельности есть, в частности, «общественно-договорные» аспекты (например, независимые профсоюзы договариваются с государством, с бизнесом). Но эти измерения не исчерпывают, даже не специфицируют структур, конкретных действий гражданского общества. Как и наоборот: договорные измерения только и именно гражданского общества не исчерпывают и даже не определяют специфики структурных связей и действий, относимых к категориям договора, к «контрактным» аспектам, которые должны быть взяты во всем их многообразии.

К сожалению, эти и другие понятийные тонкости, различения далеко не всегда принимаются в расчет при обсуждении понятия и проблем гражданского общества.

Есть и другие понятийные трудности - в частности, терминологические.

Терминологическое разъяснение

При позитивном анализе и построении понятия гражданского общества необходимо учитывать эти проблемы и трудности. Совершим небольшой философско-лингвистический экскурс.

В немецкой классической литературе по философии права, откуда часто и берут это понятие, фигурирует термин «bürgerliche Gesellschaft». Во избежание недоразумений следует с самого начала учесть следующее разъяснение (я цитирую известного немецкого гегелеведа В. Йешке): «Латинский аналог, «societas civilis» - это, правда, традиционный, восходящий ещё к античности термин. В естественном праве раннего нового времени, начиная с Гоббса, «гражданское (bürgerliche) общество» является понятием, противопоставленным «естественному состоянию»: человек должен покинуть естественное состояние (status naturalis) и основать гражданское общество (societas или status civilis), или «государство». Гегель, напротив, применяет термин не в таком узком смысле: «гражданское общество» у него означает расположенное между уровнями семьи и государственными институтами взаимосвязанное переплетение [действий] индивидов, преследующих свои частные интересы»[9].

Иными словами, в немецкоязычной (в частности, гегелевской и гелелеведческой) традиции в данном контексте понятие «bürgerliche Gesellschaft» равнозначно «societas civilis», что переводится именно как «гражданское общество». Трудность в том, что в некоторых других контекстах (например, в литературе ГДР) «die bürgerliche Gesellschaft» понималось и понимается как «буржуазное (т.е. капиталистическое) общество». Отсюда пошло странное толкование, которое выразил, например, В. Межуев: «Идущая от Гегеля и Маркса идея отождествления гражданского общества с буржуазным...» (что верно, да и то лишь отчасти, применительно к Марксу). Что же касается Гегеля, то у него термин «die bürgerliche Gesellschaft», как видно из сказанного крупнейшим современным гегелеведом В. Йешке, равнозначен «societas civilis», что переводится на современные языки так: civil society (англ.), société civile (франц.), società civile (итальянск.), а на русский, естественно, словами «гражданское (а не буржуазное!) общество».

Хочу предупредить: мое дальнейшее рассуждение о чертах, характеристиках понятия гражданского общества тесно переплетено с теоретическим, историко-философским «осовременивающим воспоминанием» о соответствующей концепции Гегеля. Что не случайно. Его концепция - одна из самых сложных, серьезных и зрелых не только в социально-философской, философско-политической традициях; концепция Гегеля своей глубиной, разносторонностью, богатством охватываемой проблематики превосходит многие более поздние, в том числе современные, разработки. Это и далее будет использовано.

Но сначала надо отвести устаревшее идеологическое определение гегелевского философско-правового учения (включая теорию гражданского общества) как классово-буржуазного. «Легенда» о Гегеле возникла достаточно просто. Назвав его - в духе кондовой марксистско-ленинско-сталинской традиции - «буржуазным философом», стали автоматически читать слово «bürgerlich» в гегелевских работах (что в эпоху ГДР вообще было распространено) как «буржуазный». Применительно к Гегелю здесь заключалась и заключается сегодня тройная ошибка. Во-первых, не учитывались связь и размежевание его концепции с традициями более ранней нововременной социально-политической философии, в частности, с отходом от теорий естественного права, в каковом контексте и фигурирует противопоставление status naturalis и societas, или status, civilis. Во-вторых, как бы поддерживался идеологический миф о Гегеле как философе, защитнике буржуазного (капиталистического) общества. (В своей книге «Социально-исторические корни немецкой классической философии». М., 1990 г., я пыталась текстологически, документально доказать, что Гегель не только не был, но и не мог быть идеологом буржуазного класса.) В-третьих, термин «bürgerliche Gesellschaft» в интересовавшем нас контексте «Философии права» не тождествен формационным, классовым коннотациям; приписываемого Гегелю отождествления в тексте найти невозможно.

А вот где неоднозначность историко-этимологического аспекта разбираемого термина становится более интересной, так это в прослеживании происхождения «bürgerlich» от слова Bürger, которое имеет такой разброс значений (я цитирую немецкий толковый словарь): «1) тот, кто имеет гражданство той или иной страны, гражданин государства (Staatsbürger); 2) житель какого-либо города или общины, член сообщества; 3) в историческом аспекте: бюргер - тот, кто относится к высоким слоям общества, но не к дворянству»[10].

Второй из перечисленных - историко-генетический - оттенок особенно интересен и в том плане, что, по определению И.И. Кравченко, «гражданское общество возникает в городе, это общество горожан: гражданин - это горожанин: civis (гражданин) связан с civitas (городом, это было и наименование Рима), это общество горожан (в его первоначальном значении) и ещё точнее - обществе городских буржуа (наиболее развитой и эволюционирующей части города)» (В.Ф., 2002, № 1. С. 49). Хотела бы пояснить, что мое несогласие признать, будто Гегель отождествлял гражданское общество с буржуазным, не означает полного устранения темы «буржуа», уже как капиталиста, из ракурса исследования. Ибо зарождающаяся и развивавшаяся (в Германии - медленно, с запозданием) буржуазия была одной из частей (причем с определенного момента активной частью) общества, так что о «фабрикантах» и их роли именно в гражданском обществе говорит и Гегель. Но существенно, что он и здесь имеет в виду часть «промышленного сословия», т.е. тех, кому всегда (а не только в условиях капитализма) останется место, ибо индивиды всегда будут испытывать потребность в соответствующих предметах, а «промышленники» - именно как всегда необходимые члены гражданского общества - будут участвовать в создании средств для удовлетворения этих потребностей. (Но об упомянутом отождествлении у Гегеля, повторяю, нет и речи; о Марксе же нужен особый разговор, который выходит за рамки нашего анализа.)

В силу перечисленных языково-терминологических трудностей (часто возникавших и возникающих в "пространстве" немецкого языка, как он был вплетен в историю мысли, активно разрабатывавшую интересующую нас проблематику), некоторые авторитетные современные немецкие авторы (К. Оффе и др.) употребляют - применительно именно к гражданскому обществу - только более ясный и точный термин "Zivilgesellschaft" (он применяется и в выдающемся произведении на эту тему, книге Юргена Хабермаса- "Структурные изменения общественности")[11].

В терминологическом, а одновременно содержательном аспекте для меня лично существен вот какой акцент. «Гражданское общество» как эквивалент латинского «societas civilis» напоминает нам, что от слов «civitas», «civilis» ведет свое происхождение и довольно поздно появившееся слово «цивилизация». Терминологически-словесное родство выражает проблемно-содержательную близость. Ибо гражданское общество никак нельзя определить без отнесения к цивилизации; но и современная цивилизованность страны непредставима без развитого гражданского общества.

Основные содержательные характеристики
понятия гражданского общества

Задачи предлагаемого далее развернутого понятийного определения проистекают из того, что в теоретической литературе (в философии, социологии, юриспруденции, политологии) пока не предложен такой разбор понятия, при котором были бы вычленены важнейшие оттенки смысла, причем не в догматично-указующем, а в дискуссионном стиле, предполагающем верификации, доказательства, тщательный отбор уже высказанных понятийных идей. Далее, не предприняты попытки построить систематическое понимание, увязывающее воедино эти главные оттенки и прочерчивающее (хотя бы относительный) консенсус в стихии дискурса, взятого и в историческом, и в современном разворотах. Нет, по моему мнению, таких синтезирующих формулировок, которые обладали бы достоинствами теоретической состоятельности и в то же время могли бы служить ориентирами в реальных, практических процессах построения и укрепления гражданского общества. Далее я поделюсь основными итогами такого проведенного мною понятийного исследования, нацеленного на восполнение этих и других пробелов. Хочу оговорить, что при всей разноголосице словоупотреблений (верно охарактеризованной и оцененной А.А. Гусейновым и многими другими авторами), в литературе все же накопились предпосылки, подходы к такому синтезу, на которые я опиралась в своей работе. Я стану двигаться по теоретическому пути, вычленяя главные оттенки понятийного смысла, но этот путь будет отчасти, в самой сжатой форме, фиксировать исторические этапы разработки понятия, связанные с последовательностью решения человечеством социально-исторических задач, которые формулировались «под зонтиком» проблематики и программатики гражданского общества. Но фиксировать, не для того чтобы законсервировать или, наоборот, перечеркнуть эти исторические стадии как ушедшие в прошлое, а чтобы раскрыть те моменты, которые - через движение истории - вошли или еще должны войти в понятие гражданское общество.

1. В социально-историческом смысле, как это признано в литературе, термин «гражданское общество» сначала подразумевает набор ценностных, идейных требований переходных эпох, когда человечество (на заре нового времени) начинает освобождаться от заведомых, окостеневших сословных делений или когда какие-то страны, народы начинают освобождаться от различных исторически отживших форм несвободы (от крепостного права, от диктатуры, тоталитаризма и других массовых форм угнетения). И вот начиная с нового времени термин «гражданское общество» нередко используется как синоним общества в его подобном понимании. «...Гражданское общество мыслится как сообщество граждан, равных в своем достоинстве; оно противостоит сословно-разделенному обществу, связано с идеей самодержавности народа, суверенности наций. В таком значении это понятие нам знакомо по сочинениям Ж.-Ж. Руссо, входит в идеологию Великой французской революции...» (А.А. Гусейнов. Оp. cit. С. 31).

Общая формула такого ценностного подхода: гражданское общество - это общество полноправных и свободных граждан (в смысле французского «cityoen»). Это могло бы остаться простой тавтологией, если бы не упомянутые оттенки, всякий раз добавляемые прямо, explicité или примысливаемые implicité. В современной литературе такое ценностное определение стоит на первом месте, что считаю правильным; но часто оно вообще остается единственным, о чем приходится сожалеть. Полагаю, подобная самая общая, ценностная расшифровка термина, при всей её оправданности, все же ещё не является искомым сколько-нибудь полным или даже предварительным понятием гражданского общества. Ибо в таких толкованиях это скорее термин-дезидерат, ценностный термин, привлекающий внимание к тому, каким (тем или иным людям) хотелось бы видеть общество как таковое. Но пока не отвечающим на вопрос, что и как для этого надо сделать «на линии» построения именно гражданского общества. Между тем в исторически наличествовавшей социально-политической теории, а также в современном дискурсе понятие гражданского общества должно было стать, но в лишь в малой степени стало таким оперативным, важным и для социальной практики, притом специфическим понятием.

Итак, в упомянутой формуле «гражданское общество - это общество (свободных, полноправных) граждан» имеет место скорее ценностная преамбула, которая возможна, подчас желательна, но которой никак нельзя ограничиваться. (Впрочем, даже в этом качестве многое в ходячих толкованиях должно быть пересмотрено.)

2. Цивилизационный характер структур гражданского общества и их историческая зависимость от особой стадии развития всей мировой цивилизации, как мне кажется, должны быть зафиксированы в искомом понятии в первую очередь. Итак, содержательный и конкретный понятийный разговор начинается тогда, когда гражданское общество понимается и изначально определяется как особая цивилизационная структура (вернее, совокупность специфических структур), складывающаяся на этапе становления и развития техногенной цивилизации. (Почему речь должна идти о связи с этим типом цивилизации, отличаемом от традиционных обществ, хорошо разъясняет в своей концепции В. Степин - см., в частности, материалы упомянутого «круглого стола», с. 23 и далее.) В этом отношении имеет место досадный и требующий преодоления парадокс: хотя, как мы видели, цивилизационное содержание понятия фиксируют некоторые авторитетные теоретики, в определение понятия данная составляющая, как правило, не входит.

3. В искомом понятии это не просто должно быть сделано, но должна быть разъяснена особенность таких структур (по сравнению с другими структурами техногенной цивилизации). Специфика «гражданского общества» как совокупности реальных связей и процессов, а соответственно и понятия, состоит, прежде всего в том, что оно существует и, соответственно, определяется в обязательном соотнесении с государством. Данный момент четко зафиксирован как у классиков концепции гражданского общества, так и у большинства современных авторов. Вот знаменитая, классическая формула Гегеля: «Гражданское общество есть дифференциация, которая выступает между семьей и государством, хотя развитие гражданского общества наступает позднее, чем развитие государства; ибо в качестве дифференциации оно предполагает государство...»[12]. (Обращу внимание на гегелевский термин «дифференциация»: гражданское общество означает развитие, усложнение, конкретизаций социальных связей, структур, отношений цивилизации.)

Считаю удачным следующее разъяснение юриста Л.С. Мамута (тоже сделанное на заседании «круглого стола»  - с. 27): «Понятие "гражданское общество", как уже было подмечено, не дефинируемо вне сопряжения с понятием "государство". Верна и версия: понятие "государство" нельзя строго определить, не сопоставив его с понятием "гражданское общество". Что делает такое  соотношение в принципе объективным и логически корректным? Факт тождества, идентичности людского состава... и формата обоих феноменов. Гражданское общество и государство (там, где оба наличествуют) представляют собой разные типы агрегирования одной и той же человеческой коллективности, достигшей стадии цивилизации» (курсив мой.  - Н.М.).

Зафиксировать в суммарном (относительно кратком) понятийном определении и взаимосвязь, и специфические отличия гражданского общества и государства - дело вроде бы признание в его важности, но совсем непростое. Обычно говорят (следуя Гегелю), что гражданское общество «выступает», «складывается», «функционирует» между семьей и государством. Что в принципе верно, однако ещё должно быть адекватно понято, расшифровано и истолковано. Ведь «вступая» в сферу деятельности гражданского общества, индивиды, с одной стороны, не только не утрачивают связи с семьей, а как раз частные и конкретные «семейные» чаяния, требования, опасения хотят и подчас умеют донести до государства. Вместе с тем, действуя в специфической «сфере» гражданского общества, индивиды не перестают быть членами, гражданами государства. Верно отмечает Мамут: ведь и там и здесь действуют одни и те же индивиды («людской состав» идентичен). Но, с другой стороны, весь смысл гражданского общества в том, чтобы люди - в качестве уже  его и именно его членов - выполняли вполне определенную деятельность, функции и формы которой достаточно ясно отличаются от того, что они делают, выполняют в качестве членов семьи или граждан государства. Вот почему очень частое, как было показано, простое отождествление этой деятельности, этих функций с выполнением роли граждан государства - с такой «гражданственностью» - грешит перечеркиванием специфики гражданского общества, «ради» которой оно, собственно, и возникает в истории.

4. Пусть у концепций гражданского общества, как правило, бывает некая ценностная преамбула, в понятие гражданского общества не должно, по моему мнению, входить заведомое ценностное его маркирование как чего-то безусловно, однозначно «хорошего» (или, наоборот, как только «плохого»). Ибо реальное гражданское общество, как и все, что есть в человеческом обществе и его истории, пронизано противоречиями. А потому всё более конкретное и специфическое, что было и будет сказано о гражданском обществе, повязано с противоречиями. Более того, специфическая функция, если хотите, особый телос гражданского общества в том и состоит, чтобы выявлять трудности, противоречия, самым непосредственным образом переживаемые индивидами, их семьями, через разные каналы сообщать о них государству и контролировать действия последнего в направлении если не их устранения (что далеко не всегда возможно), то хотя бы смягчения.

Большое достоинство концепции гражданского общества Гегеля состояло в том, что он уловил так или иначе зафиксированные в его время (в философии, литературе, политическом дискурсе) те главные противоречия и трудности развития цивилизации, на выявление, смягчение которых искомые структуры, объединения как раз и направлены. Гегель связывает функцию, телос гражданского общества прежде всего с тем, что на первый  план исторического развития (в результате и ходе многовековых изменений) выдвинулись не автоматическое подчинение индивида некоему всеобщему (обществу, государству, церкви и т.д.), а права, потребности, устремления переживания индивида как частного, «конкретного лица» (см. Гегель. Там же. С. 227). Но при этом в те же исторические периоды как никогда важной и ясной стала «система всесторонней зависимости индивидов» (Там же. С. 228). По выражению Гегеля, «несмотря на то что в гражданском обществе особенность и всеобщность распались, они всё-таки взаимосвязаны и взаимообусловлены» (Там же. С. 229). Осознать, зафиксировать это в виде приобретающих особую актуальность специфических сфер, способов, механизмов деятельности и есть исходная цель концепции, соответственно, понятия гражданского общества. И никакого ценностного приукрашивания тут не должно быть: гражданское общество, по Гегелю, - царство «нужды и рассудка» (с. 228), почему одной из главных тем концепции гражданского общества становится акцентирование неустранимого пюка контраста богатства и бедности как коренного порока всей цивилизации, нетерпимость которого стала особенно явной в последние века истории, в частности, в «наше время». И ясно, резко формулируется, причем на целые века вперед, требование, чтобы тема самой конкретной «работы» с теми, кто оказался в социальном «полюсе» нищеты, крайней бедности, стала заботой гражданского общества - еще и потому, что с «высот» государственной власти проследить за этой  (и иной) негативной конкретикой невозможно даже при самой доброй воле чиновников государства. Не говоря уже о том, что их «добрая воля» - большая проблема, и добиться её далеко не всегда удается «государству», т.е., собственно, другим чиновникам. И вот тут - одновременно и функция, и «телос», и центральный пункт деятельности гражданского общества: оно возникает и функционирует как (дополнительная к структурам, механизмам самого государства) социальная инстанция контроля населения над деятельностью государства, нацеленная на реальное решение самых конкретных проблем конкретных граждан, социальных групп, общественных объединений, а в общем смысле - на смягчение контраста богатства и нищеты.

Отсюда - центральные трудность и противоречие, постоянные для практики гражданского общества, важные и для его теории: индивиды заявляют в этой сфере свои конкретные, приватные, частные (особые) интересы и потребности, но для этого выходят из сугубо частной сферы (privacy) в область «публичности» (Öffentlichkeit), совместного и открытого, гласного социального действия и взаимодействия. Здесь не просто возможны, а неизбежны коллизии, конфликты, напряжения. В том числе те, которые возникают, когда в гражданском обществе как сфере, где бывают заявлены, иногда реализованы и частно-индивидуальные, и частно-групповые, частно-корпоративные интересы, наблюдается «приватизация» какой-то области деятельности некоторыми наиболее мощными силами гражданского общества, давление на другие группы населения, групповое лоббирование и т.д.

Из всего контекста гегелевской философии права вытекает верный, как я думаю, вывод о том, что в сфере нормально функционирующего гражданского общества происходит не только реализация свободы в деятельности индивидов, их объединений, но и повседневное прилаживание, восхождение индивидуального, особенного к «форме всеобщего» (Философия права, § 186). Это, кстати, важнейшая сфера гражданского воспитания, движения в сторону социальной нравственности (Sittlichkeit) и индивидуальной моральности (Moralität) - аспект, специально подчеркиваемый А.А. Гусейновым.

5. Идущее ещё от нововременной философии, в особенности от Гегеля, соотнесение понятия гражданского общества с системой потребностей и их удовлетворением почти не учитывается в современных концепциях гражданского общества. Но мне представляется, что этот аспект теории Гегеля заслуживает одобрения и продолжения, конечно, если понимать правильно его смысл. Я не могу (в данном контексте понятийного прояснения) во всех подробностях разбирать подраздел «Система потребностей» из раздела «Гражданское общество» гегелевской «Философии права». Но в силу «нетрадиционности» данного пункта для концепций гражданского общества, отечественных и зарубежных, на нем всё-таки придется задержаться.

Хотя Гегель в этом разделе сначала апеллирует к политэкономии как науке (упоминая Смита, Сэя, Рикардо), он всё-таки считает необходимым разобрать данную проблему в философии права (читай: социальной философии), и именно в разделе о гражданском обществе. Почему же? И следующий вопрос: почему в этом же разделе тема потребностей перерастает в проблемы труда, имущества и сословий? Гегель дает свои ответы на эти сложные вопросы, притом формулирует их на весьма специфическом языке своей философии права. Я отвечу на них, опираясь на собственное понимание, опосредованное и исторической практикой, и последующими теоретическими дискуссиями.

а) Рассуждение Гегеля ведется в эпоху, которая кладет начало невиданному прежде разнообразию, обогащению потребностей и по крайней мере ставит вопрос о реальном удовлетворении максимального количества базовых потребностей максимального количества людей, что уже в наше время стало своего рода законом социальной жизни во многих странах. В условиях социализма достичь чего-то подобного не удавалось, поэтому исполнения этой цели обещали добиться при коммунизме.

В условиях системы, которая по справедливости была названа командно-административной, считалось, что дело удовлетворения потребностей населения должно быть передано государству. Мы знаем, чем это кончилось и в каких формах подобная практика у нас частично «переселилась» в XXI в. Отвлечемся здесь от того момента, что Гегель весьма критически относится к тенденции, в сущности, бесконечного процесса разрастания, «партикуляризации», «рафинирования» потребностей (§ 191), т.е. к возникновению такого типа общества, которое в XX в. было названо потребительским. Но, во-первых, в процессах удовлетворения потребностей удостоверяется, по Гегелю, взаимозависимость людей, общественный характер человеческой деятельности, сопряжение частного с общественным. Во-вторых, - и это особенно существенно для темы гражданского общества - конкретность общественных потребностей (§ 192) требует столь же конкретных средств реагирования на них. Вот почему, считает Гегель, здесь должно «укореняться» именно и скорее гражданское общество, а не только (и в тенденции не столько) государство. Ибо реализовать весь конкретный набор задач, целей, средств не под силу государству (особенно распростертому, как Россия, на огромных территориях) - даже если бы государство функционировало исправно, чего добиться совсем не просто. И этот подход Гегеля считаю совершенно правильным.

Приведу простой пример. В Германии (и ряде других стран) на каждой, в сущности, улице, если не на каждом углу, есть хоть и маленькая, но прекрасная булочная (колбасная и т.д. лавочка). Чаще всего эти способы, формы ответа на потребности в хлебе насущном были и в прошлых веках. Почему? Да потому, что пекарь, булочник - и их объединение, их «цех» - сами решали и сейчас решают, какой им печь хлеб, где лучше его продавать и т.д. А теперь сопоставьте с тем, что на улицах Москвы, даже центральных, негде купить хлеба, тем более такого замечательно-свежего и разнообразного, какой продают в Германии. И ведь все это потому, что некий абстрактный «государственный» или «муниципальный», но в обоих случаях чиновный, «ум» у нас решает, где быть или не быть конкретной булочной... При распространении коррупции, чиновничьего головотяпства такие решения с необходимостью оборачиваются против потребностей граждан.

В концепции Гегеля эти «места» конкретных жизненных решений, принимаемых и исполняемых (конечно, не бесконтрольно) самим населением, и должна быть первостепенно важной, первоосновной сферой гражданского общества. Куда государству нет нужды и даже вредно вмешиваться, поскольку история испокон веков создавала для каждой из целей, для каждой из групп потребностей приспособленные для ответа именно на них коренные виды занятий, относительно однородные, изменчивые, но в своей сути и функциональной роли постоянные. Крупные группы людей, образующихся вокруг этих основных коренных и всегда востребованных занятий, названы у Гегеля сословиями гражданского общества. Отвлекаясь от всего исторического контекста и терминологии гегелевской концепции сословий, обращу внимание на то, что она тоже вплетена у Гегеля именно в теорию гражданского общества. А важность этого шага состоит в акцентировании того, что индивиды, принадлежащие к каждому сословию, именно в процессе своего основного труда прежде всего и выполняют свои функции членов гражданского общества. Иными словами: крестьянин, врач, спасатель, учитель, строитель и т.д. вправе рассчитывать на подобные же - цивилизованные по своей сути - отклик, помощь других граждан тогда, когда он сам честно, ответственно выполняет свой долг члена гражданского общества. Приведу прекрасные слова Гегеля: «Нравственной настроенностью в этой системе является поэтому добропорядочность и сословная честь, требующие, чтобы данный индивид, причем по собственному определению (это N.B. - Н.М.), сделался посредством этой деятельности, своего прилежания и умения членом одного из моментов гражданского общества и оставался таковым, чтобы он заботился о себе только через это опосредование со всеобщим, а также обретал этим признание в своем представлении и в признании других» (Там же, § 207. С. 245).

Могут спросить: возможно ли такое и как возможно в современном сложном обществе, где подобные учет и отклик требуют увязки поистине необозримого числа звеньев и факторов? Отвечу: на уровне обсуждаемой здесь проблематики гражданского общества дело обстоит достаточно просто и заключается, как и во времена Гегеля, в «добропорядочности и честности» там, где каждый из индивидов должен выполнять свои повседневные трудовые, профессиональные обязанности и где тема гражданского общества вносит хоть и дополнительные, но фундаментальные акценты. Ибо никакая активность граждан и их объединений, скажем, в политической, культурной, спортивной и т.д. областях не сможет восполнить дефицита именно гражданско-общественной ответственности всего населения, всех и буквально каждого из индивидов в основных, базовых сферах их труда. Прежде всего надо, чтобы в достаточных количествах и нужного качества выращивался хлеб, чтобы функционировала промышленность, вовремя и надежно летали самолеты, ходили поезда и т.д. Конечно, все это в большой мере зависит от управления государством, т.е. от его управленческого, чиновного слоя. Но ведь и они, как люди особого труда, выполняющего общесоциальную потребность, могут быть в данной связи рассмотрены как (потенциальные или реальные) члены гражданского общества, «добропорядочно» или совсем плохо выполняющие этот свой общественно-гражданский долг, в терминологии Гегеля - долг «всеобщего сословия». Но очень, очень многое, что хорошо известно, зависит и от отношения к труду отдельных, как принято говорить, «простых» граждан. И их возможных, даже необходимых объединений. «Сословная» часть и гордость тех, кто создает доброкачественные ответы на потребности и запросы конкретных людей - вот в чем у нас образовался дефицит и с чего следует начинать формирование действенного гражданского общества.  А поэтому, как я думаю вслед за Гегелем, включение данного аспекта в само понятие гражданского общества - необходимая и понятийная, и практическая предпосылка. Ведь нет и не может быть взаимного, т.е. цивилизованного, гражданского общества без того, чтобы конкретные индивиды рассматривали добротный, квалифицированный, ответственный труд как особое обязательство именно гражданско-общественного характера.

Всё сказанное здесь - не какие-то чисто теоретические детали и тонкости, далёкие от практики. Ведь в зависимости от того, выполняет ли большинство людей свой трудовой долг как «добропорядочные», наделенные «сословной» (и внутрисословной) честью (честью крестьянина, рабочего, инженера, менеджера и т.д.) мастера своего дела или они делают это подневольно, лениво, ненадежно, уподобляясь безымянным, безответственным винтикам безличной и плохо построенной машины - мы получаем два различных результата, два типа общества. И не случайно только первый, ответственный и высокопрофессиональный, тип деятельности великий Платон считал воплощением справедливости. В силу сказанного, следуя Гегелю, я и считаю необходимым включить в понятие гражданского общества и такой признак: быть членом гражданского общества для каждого человека значит - в своей непосредственной деятельности, кроме прочих целей, иметь в виду честное, добросовестное выполнение взаимного долга членов гражданского общества, состоящего в максимальном учете конкретных потребностей других его членов и в обеспечении возможностей для их реализации. Снова подчеркну: в этом государство (в лице чиновников) не может сколько-нибудь эффективно подменить гражданское общество, но оно, увы, своим бюрократизмом, коррупцией может сильно помешать его функционированию, тогда как его функция и цель - помогать, а по меньшей мере не вредить этому (например, не мешать тем же пекарям, булочникам, которые захотят, следуя всем здравым и сообразованным с законом требованиям, продавать свежий хлеб на наших с вами улицах).

6. В определениях гражданского общества правильно подчеркивать противоречивую специфику его организованности. С одной стороны, имеются элементы спонтанности, самоорганизации: смысл гражданского общества - в том, что его структуры, организации свободно, добровольно возникают по воле конкретных индивидов, групп населения (по преимуществу), а не «назначаются», этаблируются государством (хотя, вообще-то, исключения тут возможны). С другой стороны, элементы всяческой организованности, хоть само но управления организациями гражданского общества, превращение некоторых из них в (относительно) устойчивые, долговременные, институционализированные структуры, - всё это признаки, которые тоже должны войти в понятие гражданского общества, должны получить дополнительную определенность. Например, верно замечание Л.С. Мамута о том, что и тут необходимо сравнение с государством: если организованность государства всегда, как бы по определению («по норме») иерархическая, асимметричная, то организации в гражданском обществе, и тоже по определению, не могут быть вертикально-соподчиненными. «Поэтому вся история гражданского общества и государства есть (наряду с другими её аспектами) непрерывно идущий и чрезвычайно трудный поиск оптимума во взаимодействии систем горизонтальных и вертикальных отношений, вместе, но по-разному интегрирующих цивилизованный социум и обеспечивающих его бытие» (Оp. cit. С. 28). Вот почему попытки тех или иных госструктур подчинять себе деятельность «независимых» общественных организаций - искажение самой сути гражданского общества. А вот способствование его функционированию со стороны государства - острая тема, требующая специального операционального прояснения.

6а. В литературе, как правило, говорят о «свободных» ассоциациях как об организационных единицах, структурах гражданского общества. (О них по существу говорил и Гегель, но терминология, понятийный язык его анализа здесь в чем-то устарели. В его «Философии права» говорится о «корпорациях» - мы опустим исторические разъяснения причин и смысла данного термина).

Исследование этой тематики в более конкретном плане вообще не входит в кадр нашего понятийного анализа. Об этой теме я скажу лишь кратко, сославшись на Предисловие (1990 года) к уже упоминавшейся замечательной книге Ю. Хабермаса "Структурное изменение общественности" - в той части, которая относится к теме "ассоциации гражданского общества". «Институциональное ядро "гражданского общества" (Zivilgesellschaft) образуют негосударственные и неэкономические объединения, возникшие на добровольной основе, которые (если привести, без претензий на систему, отдельные примеры) охватывают церковные, культурные объединения, академии, включают независимые медийные средства, ферейны спорта и свободного времени, дискуссионные инициативы и простираются до профессиональных объединений, политических партий, профсоюзов и альтернативных институтов». Хабермас цитирует следующую формулу известного английского специалиста по проблемам гражданского общества Дж. Кина (J. Keane), который приписывает ассоциациям функцию «поддержания и переформулирования границ между гражданским обществом и государством благодаря двум взаимосвязанным и одновременно происходящим процессам - экспансии социального равенства, свободы и реструктуированию и демократизации государства»[13]. И далее Хабермас продолжает: «Речь идет, таким образом, об ассоциациях, способствующих выработке мнений. Они не принадлежат, подобно в высокой степени огосударствленным политическим партиям, к административной системе, но нацелены на политическое влияние - через публицистическое воздействие, потому что они либо прямо участвуют в политической коммуникации или, подобно альтернативным проектам, в силу программного характера их деятельности и благодаря силе примера вносят имплицитный вклад в публичные дискуссии. Подобным образом К. Оффе приписывает отношениям ассоциаций такую функцию - образовывать пригодные контексты для политических коммуникаций...»[14]. В западном обществе, продолжает Хабермас, «свободные ассоциации образуются внутри институциональных рамок демократического правового государства». И тут возникает другой вопрос, на который, как говорит Хабермас, невозможно ответить без солидных эмпирических исследований: дают ли массмедиа - и если да, то в какой степени - носителям гражданского общества шансы конкурировать с организованной "четвертой властью".

Между прочим в ответ на утверждения, будто электронные средства предоставляют невиданные прежде средства образовывать и консолидировать объединения гражданского общества, Хабермас, во-первых, цитирует Й. Мейровица (J. Meyrowitz), который говорит, что вторжение в "мир информации" непредставимо многих "пользователей" интернета напоминает самые примитивные формы и времена - нашествие кочевников, охотников и собирателей, в сущности, не связанных друг с другом "смыслами" или "территориями". Но, во-вторых, Хабермас и здесь не закрывает дверь будущим преобразованиям, считая важным объективирующийся в новых средствах процесс "плюрализации жизненных форм и индивидуализации жизненных проектов", хотя также определяет "сегодняшние" процессы как по меньшей мере амбивалентные (Ibidem. S. 49). Есть, впрочем, опасения, что еще раньше, чем через Интерне,т станут собираться объединения гражданского общества, тем более оппозиционные власти, последняя "засечет" их и подвергнет своему контролю.

Теперь, развивая далее понятие гражданского общества, необходимо особо подчеркнуть: из всех ареалов индивидуального и группового действия людей в социальном пространстве структуры деятельность гражданского общества, с одной стороны, образует самые близкие к повседневной, конкретной индивидуальной жизни "круги" жизнедеятельности, самые близкие к ней формы группового, коллективного объединения. С другой стороны, они имеют своей высокой целью донести рождающиеся там интересы, цели, недовольства, ожидания населения всегда так или иначе отчужденным от индивидов органам государственной власти. Добавьте сюда уже не объективно неизбежное отчуждение, а то, которое складывается, если власть коррумпирована, малоэффективна, погрязает в бюрократизме, если демократический контроль превращен в плохо работающую форму, - и гражданское общество превратится не просто в нужное, важное звено социальной жизни, но чуть ли не в залог спасения страны, ее культуры, цивилизации.

*       *       *

            Теперь, после подробного разговора  (только) о главных содержательно-проблемных аспектах понятия гражданского общества, сделаю попытку дать определение этого понятия, так или иначе включающее эти аспекты. Но хочу предупредить: я могу сегодня дать не более, чем основанное на всем предшествующем рассмотрении, обязательно отсылающее к нему чисто рабочее (т.е. требующее дальнейших доработок, дополнений, дискуссий) достаточно подробное определение. Свести его к двум-трем фразам, в принципе, можно. Но на данной стадии, когда требуются именно специфические, операциональные и систематизирующие расшифровки, считаю нецелесообразным специально и обязательно стремиться к созданию краткой дефиниции гражданского общества. (И разумеется, я предлагаю для обсуждения свое понимание, надеясь, что в предшествующем рассмотрении оно было обосновано.)

            Гражданское общество (нем. Zivilgesellschaft, англ. civil society, франц. société civile, итал. società civile) - это исторически возникающая на заре техногенной эпохи и далее через противоречия развивающаяся совокупность цивилизационных структур и форм, воплощающихся в тех функциях и действиях индивидов, социальных групп, ассоциаций, объединений, специфика которых состоит в том, чтобы, "располагаясь" между институтом семьи и институтами государства, со своей стороны способствовать выполнению следующих выпадающих именно на их долю социально-исторических задач:

            а) В экономической, трудовой областях они способствуют воспитанию, самовоспитанию индивидов, профессиональных групп в духе высокого трудового этоса - добросовестного, честного, инициативного выполнения их функций в системе разделения труда как основополагающего и взаимного социально-гражданского долга; благодаря деятельности собственных организаций (независимые профсоюзы, другие профессиональные объединения) на государственных и частных предприятиях, в учреждениях они осуществляют контроль за соблюдением трудового права, экономических и других прав и свобод человека,  осуществляют в трудовых коллективах и при их взаимодействии социальную защиту и поддержку; благодаря самостоятельности, оперативности, индивидуальной и групповой профессиональной инициативе они способствуют максимально конкретному и быстрому ответу на самые разнообразные базовые потребности членов общества.

б) В политической сфере они призваны осуществлять широкий, именно демократический контроль за различными акциями, процедурами, программами и т.п. государственных структур и институтов и разносторонне, гласно артикулировать политические мнения, чаяния, недовольства, предложения отдельных индивидов, семей, действенно защищать политические права населения в целом и его отдельных групп, для чего требуется создавать независимые от государства и противящиеся огосударствлению объединения именно политического характера (политические партии, ассоциации, группы политических инициатив и т.п.), поддерживать и проводить ad hoc спонтанные гражданско-политические акции.

            в) В сферах повседневной жизни населения должно оформляться специальное "социальное пространство" и также должны создаваться особые объединения (ассоциации), формальные и неформальные, долговременные и краткосрочные, целью которых является ответ на самые конкретные и разнообразные интересы, потребности членов общества: само население учреждает клубы, ассоциации по интересам, религиозные и иные общины,  организующие взаимопомощь, общение, освоение культуры, проведение свободного времени, занятия спортом, способствующие развитию и применению способностей, талантов, приспособленные к различным возрастным группам и т.д.

            г) В современных условиях возникает потребность в формировании "международной общественности", т.е. в создании структур, форм, возможностей, способствующих международному диалогу во всех ранее перечисленных сферах, причем именно на уровне спонтанных инициатив, объединений, контактов максимально широких слоев населения земли.

II

Трудности формирования гражданского общества в современной России как будто бы живо и горячо обсуждаются. Мне кажется, однако, что недостаточно осмыслено главное препятствие на пути его построения: то место, где должны бы утвердиться цивилизационные структуры гражданского общества, уже занято. Чем же и кем же? Полагаю, там уже угнездились многообразные связи, отношения, объединения антицивилизационного, подчас криминального, варварского характера, которые - в их совокупности - правомерно назвать «антигражданским обществом.

Что такое «антигражданское общество»?

Речь идет о хорошо известных социальных приметах жизни новой России. Как раз их совокупность, представляющую достаточно сложную, структурированную систему связей, «липовых» с точки зрения закона, но исправно исполняющих свои функции полулегальных и просто нелегальных организаций, объединенных групп, правомерно именовать «антигражданским обществом».

Почему оправдано употреблять слова «антигражданское общество»? 1) Данная система не только не служит подавляющему большинству граждан России (к чему люди, по преимуществу входящие в нее, вроде бы призваны своим социальным, служебным статусом), а способствует систематическому и чудовищному по своим масштабам ограблению, обворовыванию, угнетению, унижению именно большинства населения, граждан России. 2) Антигражданской эта система является ещё и потому, что формой и результатом её существования является наглое (возможно, и исторически беспрецедентное) попрание всех норм права, позитивных традиций и нравов народа, моральных устоев. Все это деморализует общество, далеко отодвигает достижение таких целей, как построение правового государства и воспитание правопослушных граждан. 3) Нынешним результатом является отчуждение масс народа от власти, тогда как одним из принципов работы гражданского общества является цивилизованное взаимодействие населения с государственной властью на началах взаимного доверия и одновременно нелицеприятного контроля. 4) Антигражданской эта система связей и отношений является ещё и потому, что - в силу специфических интересов ее членов - она уже сейчас сопротивляется и будет отчаянно сопротивляться построению нормального, т.е. массового и действенного гражданского общества. Ибо она, как сказано, сейчас занимает место гражданского общества.  А в случае соответствующих требований сверху или снизу она будет маскировочно создавать разные имитации и подделки, также и развращать, криминализировать уже существующие «общественные организации», - словом, создавать и поддерживать то, что Л.Кривых справедливо назвала «псевдогражданским обществом»[15].

На поверхности общественной жизни, разумеется, существовала, существует, как-то функционирует видимая, официальная система деятельности, отношений, выполняемых дел и предпринимаемых мер. Но под её покровом были прорыты «крысиные ходы», где скрыто (порой, правда, уже и цинично, открыто) двигались деньги, перераспределялась собственность, формировались новые собственники и источники доходов и т.д. (Обо всем этом можно говорить также в настоящем и будущем времени.) Скажем, мэр города выполнял и должен был выполнять официально какие-то обязанности. Но главные личные интересы (его и его семьи, друзей, знакомых) реализовались через упомянутую систему «крысиных ходов». Скоро, однако, и этого оказалось мало: официальная, так нужная именно для граждан работа власти с самими гражданами выполнялась так  плохо, неэффективно, бюрократически, что очень многих граждан принудили - и они, увы, быстро «научились» - давать взятки, платить каждому столу за работу, которую чиновники всех звеньев должны выполнять бесплатно, быстро, без бюрократических проволочек. (Вот почему столь немало бывших российских мэров - их вроде бы «выбирало» само население - сегодня находятся под судом или следствием.) Население, попавшее «в осаду» таких действий, аппетитов власти, наглости, повсеместности криминала, нечистоплотности бизнеса и т.д., тоже прониклось подобными умонастроениями: если от кого-то хоть что-то зависит, люди начинают действовать по тем же «правилам» коррупции, вымогательства, головотяпства и т.д., от которых сами же страдают.

Итак, отличия и болезненные парадоксы этой системы антигражданского общества, за очень короткое время сложившейся и закрепившейся в России, таковы:

• она пронизывает весь общественный организм, всю систему отношений сверху донизу; более того, на местном уровне это подчас единственная система «управления», в которую лишь спорадически, «точечно» может вмешиваться федеральная власть- ей могут быть подконтрольны, да и то далеко не полностью, только высшие местные чины;
• система в принципе имела и имеет неофициальный, нелегальный характер, но она никак не могла возникнуть и функционировать без опоры на официальные структуры, без сращенности с ними;
• в масштабах огромной страны о системе антигражданского общества можно говорить как о такой, которой (по крайней мере на местах) сегодня все ещё реально принадлежит власть в России, особенно на местах. Вот почему все призывы и проекты ликвидации коррупции, поскольку они исходят от достаточно сильного своими возможностями центра, до сих пор были и остаются неэффективными, в лучшем случае «точечными», выхватывающими, ликвидирующими лишь пару отдельных звеньев и по сути дела оставляющими неприкосновенной многочленную систему (более того: у «дракона» антигражданского общества вместо отрубленной головы вырастают новые и уже более «опытные» гóловы ...);
• система является предпосылкой, а также частью фундамента массового обогащения чиновничества, власти; и степень обогащения возрастает по мере продвижения вверх по лестнице властной системы;
• она не сильно обогащает, но отчасти способствует выживанию или относительному благополучию тех, кто «обслуживает» систему, находясь ближе к её нижним ступеням;
• система к настоящему времени имеет уже достаточно прочные структуры, формы функционирования, способы поддержания, выживания и даже укрепления; сказанное относится к сложившимся «сообществам», групповым связям ит.д.;
• внутри системы были быстро «освоены» антиправовые методы обхода закона и ухода от наказаний, некоторой внешней «легализации»- благодаря, в частности, целой армии профессиональных юристов, которые за немалую мзду и, конечно, при забвении профессионального долга и морали, способствовали и способствуют «легализации» этих антиправовых и по своей сути антигражданственных структур. «Правоохранительные» (по внешне определенной функции, а не по сути своих действий) властные структуры, включая законодательную власть, не противопоставили подобным действиям никаких эффективных мер, структур ит.д. Под шумные разговоры о праве, его нарушениях, о необходимости разрабатывать новые законы антигражданское общество ловко и повсеместно использовало для своего существования и укрепления «личину» законности (почему бороться с «организованной преступностью» антигражданского общества будет совсем непросто).

Обобщая сказанное, можно констатировать главное, наиболее существенное: несмотря на участие в её функционировании не только индивидов, структур, групп властной вертикали, но немалого числа «рядовых» граждан, объективно система направлена против граждан и зримо, явно - против их большинства. Вот почему быстро возникшее, но уже довольно прочное антигражданское общество справедливо считать одним из главных объективных и субъективных препятствий на пути образования и существования гражданского общества в России. Вот почему коррумпированные властные структуры в центре и на местах, официально призванные способствовать построению гражданского общества, сейчас только имитируют последнее и в будущем, скорее всего, станут делать то же самое.

В XXI в. в стране произошли значительные изменения. Но в том вопросе, о котором мы здесь толкуем, упомянутые антигражданские структуры и правила игры если и модифицировались, то лишь на поверхности. В глубине жизни страны антигражданские зоны «спайки» с криминалом и «анти-правила»» действий без оглядки на закон, особенно на местах, сколько-нибудь кардинально не изменились. Если где-то и существуют очаги гражданского общества на местах (например, все чаще заявляющие о себе экологические организации или протестная пресса[16]), то значительного, тем более решающего влияния на «локальную» жизнь и на повседневное бытие в центре они не оказывают.

Зато антигражданское общество - всегда в действии, всегда на страже. Как только открываются новые возможности урвать у населения, у государства что-то существенное, его «летучие банды» появляются молниеносно и действуют - с точки зрения своих целей - весьма «грамотно», идет ли речь о якобы, «точечной», застройке в городе - на месте скверов, детских площадок, об отхватывании (причем «себе» - за гроши) лакомых кусков исключительно дорогой земли в парках, у водоемов, о строительстве целых поселков на заповедных землях, об "участии" в строительстве объектов для будущей олимпиады, вернее, в присвоении колоссальных денежных средств или материальных ресурсов - и о многом, многом другом, до боли знакомом. Наказания за это как будто предполагаются и порою следуют. Но система, о которой идет речь, пока сильна и монолитна.

[1] Зато на его месте (о чем далее в специальном кратком разделе) угнездилось и быстро разрослось, подобно злокачественной опухоли, антигражданское общество.

[2] См.: «Вопросы философии». 2002. № 1. С. 30.

[3] Межуев В.М. Гражданское общество и современная России // Человек и культура в становлении гражданского общества в России. М., ИФРАН, 2008. С. 3. Далее цитируется как «Гражданское общество...», 2008.

[4]Уже в древности, впрочем, реально появились (и обсуждались в теории) «вычеты» из сообщества граждан и из понятия гражданственности. Например, в рабовладельческом обществе древней Греции рабы, метеки, женщины были полностью или частично лишены прав полноценных граждан государства (полиса). В современном мире сей как будто давно  отживший, вместе с рабством, способ заведомого лишения гражданских прав возродился в новых государствах Балтии, которые ввели категорию «не-граждан» для достаточно массовых групп населения, «отчуждаемых» от сфер гражданственности по национальным, этническим признакам. Какой-то части населения не только не вменяется, но даже запрещается проявлять качества активной и самостоятельной гражданственности: им не предоставляются многие права граждан, однако от них ожидается поведение, ещё более строго увязываемое с обязанностями члена государства, чем в случае «полноправных граждан».

[5] См.: Длугач Т.Б. Правовое государство без гражданского общества? // Вестник российского философского общества. 2007. № 4. С. 101.

[6] О том, что подобные разработки загодя, к началу 90-х гг. появились на переднем крае философского, социального знания - в частности, в работах В.С. Библера, М.К. Петрова, В.В. Бибихина и др. - см.: Неретина С.С. Гражданское общество или общества по интересам // Человек и культура в становлении гражданского общества в России. М., 2008. С. 25.

[7] Соловьев Э.Ю. Категорический императив нравственности и права. М., 2005. С. 217.

[8] Библер В.С. На гранях логики культуры. М., 1997. С. 356.

[9] Jaeschke W. Hegel. Handbuch. Leben-Werk-Wirkung. Stuttgart. Weimar, 2003. S. 387.

[10] Langenscheidts Groβwörterbuch. Deutsch als Fremdsprache. Brl. u. München, 1993. С. 192.

[11] Habermas J. "Strukturwandel der Öffentlichkeit" Fr. a. M., 1990. S. 45.

[12] Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. § 182. Прибавление. С. 228.

[13]  Keane J. Democracy and Civil Society. London, 1988. P. 14. См. также: Keane J. Civil Society and the State. Lnd., 1988.

[14] Habermas J. Strukturwandel der Öffentlichkeit. Fr. a/M., 1990. S. 46.

[15] Кривых Л.В. Роль самоидентификации в построении гражданского общества // Человек и культура в становлении гражданского общества в России. С. 225.

[16] Об эволюции и трудных проблемах российских экологических организаций см.: Жуков Б. Расслоение. (Типология экологических организаций) // «Отечественные записки». 2005. № 6. С. 163-176.