Религиозно - философские собрания Москвы  и  Петербургаконца XIX - начала XXв. как институциональные формы «нового религиозного сознания

В статье последовательно рассмотрены религиозно-философские Собрания Москвы и Петербурга с точки зрения критериев социального института. Автор сопоставляет Собрания Москвы и Петербурга и их роль в общественно-политической и культурно-исторической жизни России в эпоху Серебряного века.

Moscow and St.Petersburg's religious - philosophical Assemblies are consequently (respectively) considered in this article with the point of view on criteria of social institution. The author uses the idea of comparison Assemblies of Moscow and St. Petersburg for better understanding of significance and meaning of this phenomena which played an essential role in political, cultural, historical, social reality in Russian life of epoch of silver century.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Москва, Петербург, государство, церковь, «новое религиозное сознание», религиозно-философские Собрания, институциональный подход, культура, религия, гражданское общество.

KEYWORDS: Moscow, St. Petersburg, state, church, «new religious consciousness», religious-philosophical Assemblies, institutional approach, culture, religion, citizen society.

«Новое религиозное сознание» - движение, объединившее  на рубеже XIX -XX вв. представителей интеллигенции и духовенства в их стремлении «к обновлению церковно-общественных отношений» [Воронцова 2008, 5], в желании придать обществу новый религиозный импульс, сделать религию реальным инструментом в решении социальных проблем[1]. Особый интерес в связи с этим  вызывают религиозно-философские собрания (далее Собрания), возникавшие в ту пору во многих городах России, и в первую очередь, конечно, в Петербурге («Религиозно - философские собрания» 1901 - 1903 гг. и «Религиозно - философское общество» 1907 - 1917 гг.) и в Москве («Религиозно - философское общество памяти Вл. Соловьева» 1905 -1918 гг. и «Кружок ищущих христианского просвещения» 1907 - 1918 гг.)[2]. И если Собраниям Петербурга существующие исследования уделяли достаточно внимания, то московские до сих пор мало изучены.

Уже наметился и такой подход к изучению Собраний,  который можно охарактеризовать как институциональный, но развернутого выражения он пока что не получил. В связи с этим мы хотели бы попытаться осмыслить деятельность Собраний в контексте понятия «социальный институт». И хотя основное внимание будет уделено московским Собраниям, однако  без сравнительного анализа деятельности «москвичей» и «петербуржцев» нам, разумеется, не обойтись.

Существующая в современной социологии характеристика социального института (см. [Осипов 1998, 105]) дает возможность увидеть его черты в структуре Собраний, поэтому мы будем рассматривать последние как особую - институциональную - форму «нового религиозного сознания». Мы предлагаем проанализировать следующие критерии Собраний как социальных институтов: специфические нормы и предписания, роль в социально-политической структуре общества, правовая основа и социальный контроль, финансовые средства, цели института[3].

Приступая к изучению специфических норм и предписаний, следует отметить важность этого критерия в становлении Собраний. Они нашли отражение в Уставах религиозно-философских собраний Москвы[4], которые излагали цели, состав, средства, структуру и организацию секционной деятельности и заседаний. Устав, как документ, налагал на участников Собраний определенные обязательства, которые непременно должны были выполняться. Несоблюдение установленных требований могло быть причиной исключения.

Полномочия участников Собраний выдвигались на основе специфических ролей, которые они выполняли, ибо любой социальный институт всегда эти роли делегирует. Среди них можно отметить роль председателя, который отвечал за всю подготовительную и организационную работу: определение тем заседаний, очередность выступлений, выбор участвующих в дискуссиях. Кроме того, он  всегда был сдерживающим, организующим фактором, дабы исключить какую-либо анархию при обсуждении тех или иных вопросов. Помощь председателю оказывали избранные товарищ председателя и три члена-учредителя. Участвуя в рассмотрении докладов, они занимались также хозяйственными, издательскими и административными делами, созывом общих собраний, объявлением закрытых и публичных заседаний и отвечали за финансовую деятельность. В составе Собраний имелись должности казначея, библиотекаря, секретаря. Существовала и градация участников, которые делились на почетных членов Собраний (это известные философы, освобожденные от членских взносов), действительных членов (члены-учредители, голоса которых были определяющими в вопросах приема и исключения, создании секций, изменении Устава) и членов-соревнователей (все желающие, которые хотели участвовать в деятельности Собраний). Участники, наделенные перечисленными полномочиями, составляли Совет, по решению которого можно было приглашать с правом совещательного голоса посторонних лиц, чье мнение по обсуждаемому вопросу считалось важным. Выборы в Совет проходили ежегодно.

Устав петербургских Собраний имел некоторые отличия от московских. Так, например, в помощь председателю избирались не три, а пять членов-учредителей. Посторонние лица, даже если их мнение было важно, права совещательного голоса не имели. И, наконец, председатель не мог быть переизбран «до истечения срока полномочий».

Система специфических ролей во многом определяла сущность московских и петербургских Собраний как социальных институтов. Роль, которую Собрания играли в структуре церковно-государственных отношений, была весьма значимой. Интеграция Собраний в социально-политическую среду осуществлялась за счет печатных изданий и лекционной работы. Кроме того, существуя на средства меценатов, деятели московских Собраний чувствовали себя независимыми и вели активную полемику с синодальной властью, а потому пользовались доверием широких кругов образованного общества и с успехом играли роль посредника между этим самым обществом и церковью. Необходимо также отметить как важнейшую религиозно-просветительскую роль Собраний: члены Собраний в личных беседах, публичных выступлениях, книгах, брошюрах приобщали публику к христианской догматике, мистике, к идеям христианского гуманизма [Воронцова 2008, 303], способствовали воцерковлению молодежи. Именно благодаря деятельности Собраний религиозная философия с невиданной быстротой завладела умами,  пробудила потребность в знании о вечном и надмирном (вспомним акцию «воцерковления молодежи», проводившуюся  М.А. Новоселовым в период с 1902 по 1917 г., с которой было связано создание «Религиозно-философской библиотеки» - в итоге было выпущено 39 брошюр в Москве и Сергиевом Посаде). Касаясь той же роли Собраний в Петербурге, нельзя не заметить ярко выраженный уклон их деятельности в сторону политики и небезуспешное влияние на политическую среду.

Изучение места социального института в политической структуре общества подводит к вопросу о правовой основе Собраний и социальном контроле над ними, в связи с чем важно определить меру участия в их судьбе государства и Синода.

Конечно, московские Собрания, как любые легальные и достаточно долго существовавшие социальные институты, не могли функционировать вне связи с государством. Но работа московских Собраний не была подчинена глобальному контролю со стороны власти. Во-первых, государство не финансировало их и не наделяло участников специальными полномочиями. Власть не принимала участия и в закрытии Собраний. Со своей стороны, несмотря на критику деятельности Синода, московские Собрания, никогда не ставили собственно политические вопросы в центр внимания. Помимо того, участники Собраний никогда не требовали от государства предоставления помещений для проведения заседаний (все перечисленные факторы относились  к петербургским Собраниям)[5].

А вот с церковной властью трения имелись. Так представитель «Кружка ищущих христианского просвещения» Н.А. Новоселов критиковал Синод за отстранение мирян от церковной политики и действия без опоры на сам православный народ. По мнению Новоселова, во главе Церкви должны находиться Патриарх вместе с Синодом, который включал бы в себя не только «...разные чины священства, но и мирян» [Воронцова 2008, 303], что помогло бы церкви «...уйти от обрядового христианства» [Половинкин 2000, 473].  Понимая, что церковные реформы неизбежны, созыв Поместного Собора он считал преждевременным, так как корректирование всех ошибок церковных властей требовало времени. Кроме того, участники кружка, находясь в оппозиции к церковной иерархии, выступали против возведения Григория Распутина в сан священника. Еще более крупное столкновение возникло по поводу вопроса «о почитании имени Божьего» [Воронцова 2008, 308], завершившееся тем, что учение имяславия Синод объявил  ересью.

Заметим, что контроль со стороны духовных и светских властей в Петербурге был гораздо жестче. Несмотря на то что участники от духовенства на Собраниях 1901-1903 гг. первоначально были наделены дипломатическими полномочиями от Синода, 5 апреля 1903 г. Собрания  были закрыты его же указом ввиду нежелания выслушивать обращенные к церкви упреки[6].

Степень контроля со стороны государства часто зависела от источников финансирования, без которых социальный институт не может существовать. Финансовая база московских Собраний слагалась прежде всего благодаря поддержке благотворителей А.А. Корнилова («Кружок ищущих христианского просвещения») и М.К. Морозовой («Религиозно-философское общество памяти Вл. Соловьева»), причем и А.А. Корнилов, и М.К. Морозова были их активными участниками. Заслуга меценатов в становлении и эволюции московских религиозно-философских Собраний чрезвычайно велика. Благодаря их помощи появилась возможность объединить под одной крышей весь цвет столичной интеллигенции и создать условия, для того чтобы деятельность выдающихся мыслителей в области философии и религии, свободно развиваясь, интегрировалась в общественную жизнь. Петербургские Собрания, в отличие от московских, не имели такой мощной финансовой базы, и их функционирование не было связано с деятельностью меценатов. Средства складывались из членских взносов, сборов от платных лекций и доходов от изданий.

Что касается такого важного аспекта социального института, как преследуемые им цели, то по поводу цели Собраний сошлюсь на мнение А.А. Ермичева [Ермичев 2007], который утверждает, что Собрания в Петербурге и Москве имели единую цель, хотя пути ее реализации были различными. Собрания характеризовались безусловной близостью взглядов и интересов, преследуя единую идею «всесторонней разработки вопросов религии и философии, возвращения им передовых позиций в обществе» [Соболев 1924, 102]. Но московские Собрания более «отличались духовным напряжением, нежели опирались на общественный результат» [Прокопова 2006, 65]. Так, в уставе «Кружка ищущих христианского просвещения» напрямую говорилось, что политических целей он не преследует, а главной своей задачей считает помощь в усвоении христианских начал [Воронцова 2008, 295]. На заседаниях же петербургских Собраний обсуждались социальные и политические аспекты религии, ставились задачи усиления влияния православия в социуме. Со временем роль социальной проблематики в деятельности петербуржцев только росла, в связи с чем начали меняться и цели, вплоть до поиска идеала без религии или поиска взаимопонимания с религиозно индифферентной интеллигенцией.

Вопрос о целях Собраний напрямую связан с вопросом о средствах их достижения - формах пропаганды идей, которые несет обществу социальный институт. Речь идет о проведении заседаний, о самом их характере, а также об издании книг и периодики, о деятельности секций.

Если мы возьмем «Кружок ищущих христианского просвещения», который проповедовал «церковную укорененность» и «христианскую духовность», то заседания его носили характер «созерцательный»: приглашенные гости внимали выступлениям В.А. Кожевникова, Ф.Д. Самарина, М.А. Новоселова[7], иногда вступая в дискуссии, но не помышляя о напряженных  диспутах. Иная ситуация наблюдалась в «Религиозно-философском обществе памяти Вл. Соловьева», с его интересом к античности и языческим мотивам. «Христианство здесь погрузилось в море буйно-оргиастических, чувственно-гностических переживаний» [Арсеньев 1993, 305]: вопросы религиозной мистики и культуры были основными[8], жанры смешивались, эмоции накалялись, поскольку имелась возможность защищать свои убеждения. И в этой, на первый взгляд, хаотичной атмосфере происходил важный процесс «разрыхления духовной почвы», велась беспощадная борьба с пресловутым «нигилизмом» [Прокопова 2006, 56]. В Петербурге заседания Собраний характеризовались особо напряженными дискуссиями и смелостью суждений[9]. Вопросы нового религиозного сознания занимали здесь всё имеющееся пространство (что было основным отличием от Москвы)[10]. Порой жесткий тон петербургских Собраний объяснялся конфронтацией духовенства и интеллигенции, болезненно воспринимавшей несогласованность «христианства с наукой и его неумение ответить на самые мучительные вопросы ума, на самые законные требования жизни» [Розанов 1992, 307].

В результате растущей популярности религиозно-философских Собраний, вызывавших все больший резонанс в обществе, появилась необходимость в информировании о происходящих в Собраниях событиях. Эту информативную функцию осуществляли печатные издания, через которые можно было следить за перипетиями дискуссий. Работу «Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева» освещали общественно-политический журнал «Московский еженедельник» под редакцией братьев Трубецких и издательство «Путь», выпустившее в свет знаковые произведения знаменитых философов начала ХХ в.[11]. Информация о «Кружке ищущих христианского просвещения размещалась в ведущих изданиях - «Московских ведомостях», «Русском деле», «Московском еженедельнике». М.А. Новоселовым была создана уже упомянутая выше «Религиозно-философская библиотека». Иначе обстояло дело в Петербурге, где Собрания не имели своего печатного органа, за исключением вышедших в свет трех номеров журнала «Мысль». Стенограммы Собраний 1901-1903 гг. были опубликованы в журналах «Новый путь», «Мир искусства», а материалы Петербургского религиозно-философского общества (за 1907-1917 гг.) - в журнале «Русская мысль».

Отметим, что в Москве регулярно проводилась секционная работа, заключавшаяся в обсуждении докладов, проведении лекций, объявлении открытых и закрытых заседаний. Особенной активностью отличался «Кружок ищущих христианского просвещения». В 1908-1909 гг. в нем образовалась секция по «Изучению Нового Завета» под руководством Ф.Д. Самарина[12]. А в 1918 г. на квартире М.А. Новоселова были организованы «Богословские курсы», что подтверждает верность участников Собраний первоначальным идеям религиозного возрождения[13].

На стыке XIX и XX вв. в России появилось множество социальных институциональных образований: кружков, салонов, клубов, журфиксов, - различных по тематике и содержанию[14]. Среди них выделялись литературные, художественные, музыкальные, архитектурные, а также религиозно-философские собрания, имевшие историческое для того времени значение. Собрания способствовали распространению религиозно-философской мысли, научному изучению первоисточников христианства, укреплению позиций церкви в обществе, возвращению интереса к вопросам религии.  К этой деятельности были привлечены лучшие представителей интеллигенции, выдающиеся деятели русской культуры[15]. В связи с этим, мы не можем говорить о Собраниях только как о религиозном явлении.

В 2009 г. в своем обращении к гражданам России  Патриарх Московский и всея Руси Кирилл сказал: «Свидетельство церкви миру предполагает не только проповедь с церковной кафедры, но и открытый, доброжелательный диалог, в котором обе стороны говорят и слушают. Такой диалог способствует также большему взаимопониманию...»[16]. В этом отношении опыт религиозно-философских собраний нач. XX в. чрезвычайно важен[17]. Хочется верить, что и наш век ознаменуется  формированием подобных Собраний уже в современных условиях. В связи с этим изучение их деятельности не только в Москве и Петербурге, но и в других городах России, представляется весьма актуальным.

Литература

Арсеньев 1993 - Арсеньев Н.С. О московских религиозно-философских и литературных кружках и собраниях начала ХХ века // Воспоминания о серебряном веке. М.: Правда, 1993.

Бердяев 2006 - Бердяев Н.А. Царство Духа и Царство Кесаря // Дух и реальность. Харьков: Фолио, 2006.

Булгаков 2007 - Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество // Вехи. М.: Грифон, 2007.

Воронцова 2008 - Воронцова И.В. Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века. М.: ПСТГУ, 2008.

Ермичев 2007 - Религиозно-философское общество в Петербурге (1907-1917): Хроника заседаний. СПб.: Изд. СПбГУ, 2007.

Ермишин 2009 - Ермишин О.Т. Вехи истории, тематика заседаний, дискуссии // Религиозно-философское общество в С.-Петербурге (Петрограде) - 1907-1917 гг. / Под редакцией Т.М. Горяевой. М.: Русский путь. Т.1, 2009.

Карташев 1993 - Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М.: Изд-во Бел. Экзархата. Т.1, 1993.

Осипов 1998 - Осипов Г.В.  Социологический энциклопедический словарь. М.: НОРМА - ИНФРА, 1998.

Половинкин 2000 - Половинкин С.М. Русская религиозная философия // Православная энциклопедия. М.: Церковно - научный центр, 2000.

Прокопова 2006 - Прокопова Т.Ф. Московский Парнас. М.: Интелвак, 2006.

Розанов 1992 - Розанов В.В. Русская церковь // Религия. Философия. Культура. М.: Республика, 1992.

Соболев 1924 - Соболев А.В. К истории религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева // Историко-философский ежегодник. М.: Наука, 1924.

Соловьев 1984 - Соловьев В.С. Чтения о Богочеловечестве. СПб.: Художественная литература, 1984.

Примечания

[1] Феномен этот активно обсуждается в современной научной литературе (в работах И.В. Воронцовой, А.А. Ермичева, О.Т. Ермишина, О.А. Коростелева, Т.Ф. Прокоповой и др.). Некоторые особенности НРС стали объектом нашего исследования в статьях: «Специфика нового религиозного сознания» (Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова (Философия. Этика. Эстетика). №4. Кострома: Изд-во КГУ, 2010.  С. 43-46) и «Религия в структуре культуры по трудам В.В. Розанова» (конференция «Качество жизни и мегаполис образования». №3. Зеленоград: Изд-во МГАДА, 2010. 90-94).

[2] Кроме Москвы и Петербурга, подобные Собрания были открыты в Киеве, Тифлисе, Ярославле, Нижнем Новгороде, Рыбинске, Симферополе. Отметим, что подобные Собрания, с присущим им своеобразием, чуть позже возникли и за границей, например, в Париже.

[3]При этом мы опирались на материалы, опубликованные в следующих изданиях: Воронцова И.В. Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века. М.: ПСТГУ, 2008; Ермичев А.А. Религиозно-философское общество в Петербурге (1907-1917). Хроника заседаний. СПб: Изд. СПбГУ, 2007; Прокопова Т.Ф. Московский Парнас. М.: Интелвак, 2006; Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (1914-1917). История в материалах и документах / под редакцией Т.М. Горяевой. М.: Русский путь. Т.3, 2009; Соболев А.В. К истории религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева // Историко-философский ежегодник. М.: Наука, 1924.

[4] Например, в Уставах «Кружка ищущих христианского просвещения» (Ф.Д. Самарин, Г.А. Рачинский) и «Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева» (Е.Н. Трубецкой, С.Н. Булгаков).

[5]В Москве закрытые заседания всегда проходили в частных особняках. Лишь открытые заседания и лекции  «Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева» могли проводиться в крупных залах - «Политехническом музее» или «Польской библиотеке».

[6]Впоследствии возникшее в Петербурге «Религиозно-философское общество» (1907-1917 гг.) уже не получило былых полномочий от руководящих структур, что роднило его с  московскими кружками.

[7]Отметим некоторые доклады, прозвучавшие на заседаниях «Кружка ищущих христианского просвещения»: В.А. Кожевников. «О буддизме и христианстве», «О святом Игнатии Богоносце», «Исповедь атеиста»; Ф.Д. Самарин. «О первых временах Иерусалимской Церкви».

[8]Среди докладов, прозвучавших в «Религиозно-философском обществе памяти Вл. Соловьева» отметим следующие: Д.Д. Галанин. «Мое религиозное мировоззрение»; Архиепископ Михаил.  «О будущем христианстве»; В.П. Свенцицкий. «Мировое значение аскетического христианства» (29.01.1909 г.); С.Н. Булгаков. «О первохристианстве» (31.01.1909 г.); С.Н. Дурылин. «Апокалипсис и Россия» (29.04.1918 г.) -   (материалы немецкого исследователя Ютты Шерер - см.: [Соболев 1924,  105-106]).

[9]В этом их сходство с «Религиозно-философским обществом памяти Вл. Соловьева» и отличае от «Кружка ищущих христианского просвещения». Но на Собраниях в Петербурге не могли присутствовать все желающие,  как это было в Москве. Вспомним случай с Ф.М. Плевако, который не был допущен на заседание участниками, испугавшимися возможной дискуссии с ним.

[10]Собрания, однако, имели много общего в структуре заседаний. И в Петербурге, и в Москве они были двух видов: закрытые (без привлечения гостей) и открытые (с приглашением общественности и представителей прессы). Заметим, открытые заседания в Петербурге напоминали отрепетированный спектакль, так как важные проблемы обсуждались предварительно в узком кругу идеологов упомянутых Собраний, а затем выносились на совет, где решения принимались коллегиально. Среди докладов за период с 1901 по 1903 г. можно отметить следующие: Д.С. Мережковский. «Гоголь и о. Матфей», «Н.В. Гоголь и православие», «О Толстом и Достоевском»; В.В. Розанов. «О некоторых подробностях церковного воззрения на брак». К теме НРС относились доклады (1907-1917 гг.): В.Ф. Эрна «Идея христианского прогресса», В.А. Тернавцева «Империя и христианство», Е.В. Иванова «Нация и религия» - см.: [Воронцова 2008, 209-210].

[11]Журнал «Московский еженедельник» объединял таких философов как Н.А. Бердяев, Е.Н. Трубецкой, С.Н. Булгаков, В.Ф. Эрн, С.Л. Франк, С.А. Аскольдов.

[12] Секция была создана для молодых людей, преимущественно студентов.

[13]На курсах преподавали о. Феодор (Поздеевский) - «Священное писание», М.А. Новоселов - «Святые Отцы, их жизнь и писания», М.И. Смирнов - «Богослужения», С.П. Мансуров - «История церкви», А.Г. Кулешов - «Апологетика», С.М. Дурылин - «Церковное искусство». В Петербурге отметим «Христианскую секцию», изучавшую мистику христианства, его историю (С.А. Аскольдов) и секцию «Истории, философии и религии» (С.П. Каблуков). В них шли непрекращающиеся дискуссии богословского характера, вызывавшие негодование со стороны церковных изданий.

[14]Назовем некоторые из них:  «Кружок любителей русской музыки» (1896-1912 гг.) - музыкально-просветительское общество, основанное А.М. и М.С. Керзиными, «Историко-филологическое общество» (1902-1904 гг.) - студенческое собрание при Московском университете, организованное С.Н. Трубецким, кружок «Аргонавты» (1903-1906 гг.) - А. Белый, Л.Л. Кобылинский, «Бубновый валет» (1910-1926 гг.) - общество художников авангардистов-кубистов, основанное П.П. Кончаловским, «Звено» (1918-1929 гг.) - творческое объединение московских поэтов и прозаиков, организатором которого был П.Н. Зайцев, «Религиозно-философский кружок» (1903-1904 гг.)  В.Ф.  Эрна, «Четверги Н.А. Новоселова» (1905-1906 гг.) - религиозно-философское объединение, философский кружок «Мусагета» (1910 г.) Ф.А. Степуна. К сожалению, с революцией много ценной информации о работе этих союзов было утеряно.

[15]Это - А.А. Мейер, П.Б. Струве, Д.В. Философов, Н.М. Минский, М.О. Гершензон, А.С. Изгоев, Б.А. Кистяковский, З.Н. Гиппиус, С.Л. Франк.

[16]Слово Святейшего Патриарха Московского и всея Руси после интронизации 1 февраля 2009 г. в соборе Храма Христа Спасителя (см.: http://www.sobor.2009ru/print(547287)index.html).

[17]Отметим представителей церкви, которые играли важную роль в становлении собраний. Это архимандрит Феодор (Поздеевский), епископ Иннокентий (Усов), протоиерей Г. Флоровский и др.