В статье содержится обзор физикализма - ведущего течения в англо-американской философии сознания, рассматриваются дивергентные позиции по ключевым моментам проблемы сознания - редуктивный физикализм, супервентный физикализм, разбираются концепции Д. Дэвидсона, Дж. Кима, Д. Папино. Обсуждается вопрос о наличии прогресса в объяснении феномена сознания.

The aim of the paper is to review physicalism as dominant current in Anglo-American philosophy of mind and to present the divergent positions on the key problem - how to integrate consciousness (and qualia) into causally closed physical universe. Author explicates versions of physicalism - reductive physicalism, supervenient physicalism - and examines conceptions of such philosophers of mind as D. Davidson, J. Kim, D. Papineau. Summing up discussions author considers the question "Is there any progress in explanation of consciousness?"

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА сознание, физикализм, функционализм, причинность.

KEYWORDS mind, consciousness, physicalism, functionalism, causality.

«Камни преткновения» современной философии сознания

Статус великой тайны феномен сознания приобрел в XX веке - с появлением квантовой физики. Возник вопрос, как можно интегрировать ментальную жизнь (мое сокровенное субъективное Я!) в тотальную реальность, рисуемую с учетом электронов, мезонов, полей и прочих микрофизических сущностей?

Первые шаги к ответу на этот вопрос предприняли неопозитивисты, которые в рамках идеологии «единой науки» предложили свести язык психологии к языку физики. Более масштабное наступление началось с середины ХХ века. В ходе атак были задействованы разные объяснительные стратегии. Философы предложили концептуальный и натуралистический анализ. Особые стратегии предложили ученые, апеллирующие к идеям компьютерных наук, эволюционной биологии, нейрофизиологии, квантовой физики. Ни одна из стратегий не увенчалась успехом. Выводы атакующих не вылились в консенсус ни в отношении причин сопротивляемости феномена сознания, ни в отношении его предполагаемых границ, ни в отношении возможных подступов к нему.

Ричард Рорти объяснял разноголосицу философов сознания отсутствием искомого ими реального объекта. «Сознание», говорил он, это «туманность без очертаний», и лучше было бы элиминировать этот термин из языка философии (с такими же предложениями выступили Пол Фейерабенд, Пол Черчленд, Стивен Стич и др.). Элиминативизм не пользуется особой поддержкой, поскольку противоречит интуиции человека о реальности его внутреннего Я. Усилились пессимистические настроения. В частности,  апологет «нового мистерианизма» Колин Макгинн допускает, что тема сознания находится за пределами человеческого разума, подобно тому как тема полета закрыта для черепахи. С ним не согласны оптимисты. В 1991 г. Дэниел Деннет опубликовал книгу «Сознание объясненное», в которой утверждал, что сознание может и должно быть объяснено и что для этого требуется только смелое воображение. Не страдают пессимизмом и многие философствующие ученые. Словом, ситуация с пониманием сознания противоречивая.

Пессимистические разговоры о «закрытости» сознания для человеческого ума не случайны. На пути его объяснения встречаются многочисленные «камни преткновения». Является ли сознание особой ментальной реальностью наряду с физической реальностью? Какие свойства охватываются этим понятием - только когнитивные или также феноменальные и интенциональные? Является ли сознание чистой функцией или функцией определенных свойств мозга? Возникло ли оно по законам физического мира или в результате случайного эмерджентного скачка? Что лежит в основе его генезиса: физическое (микросущности), биологическое (нейрофизиология) или социальное (социоязыковая коммуникация), и редуцируется ли оно к порождающим условиям? Как объяснить, что из материального органа - мозга - «выскакивают» не подчиняющиеся законам физики смыслы и языковые значения, образующие культуру? Существуют ли психофизические законы взаимодействия сознания и тела (bridge laws)? Можно ли интегрировать фиксируемые на обыденном уровне свойства сознания - самоактивность, ментальную каузацию, свободу воли, субъективность, в рисуемую наукой физикалистскую картину мира? Достаточно ли для объяснения сознания объективистских методов или же их следует дополнить объяснениями «с позиции первого лица»? Есть ли связь между загадками сознания и загадками материи?

Физикализм как ориентир в лабиринтах философии сознания. Три стратегии исследования

Философы второй половины ХХ - начала XXI века предложили ряд объяснений сознания, обозначенных разными словосочетаниями: логический бихевиоризм, теория тождества, элиминативизм, функционализм, биологический натурализм, редуктивный физикализм, супервентный физикализм, дуализм свойств, нейрофизиологический физикализм, квантовые и компьютерные подходы и др. Поэтому перед историком встает практически значимый вопрос о выборе стержневой линии, позволяющей выстраивать материал. В качестве таковой, с нашей точки зрения, больше всего подходит физикализм. Ведь в его рамках обсуждаются не периферийные и метафилософские проблемы, а проблемы, составляющие «сердцевину философии». Физикализм представляет собой метафизический проект, что существенно отличает его от лингвистических, коммуникативных, социологических подходов к сознанию. От способа его реализации зависит понимание многих других проблем - места человека в физическом мире, рациональности и морали, специфики научных дисциплин. Немаловажно и то, что он составляет метафизическую платформу аналитической философии - доминирующего сегодня течения англоязычной мысли. Важен и внешний фактор. В современной цивилизации доминирующей формой культуры является «Большая наука», ядро которой составляет естественные науки, а физикалистские принципы детерминизма и редукционизма по-прежнему являются рабочими. Независимо от личных убеждений ученых «Большая наука» создает мировоззренческий фон, определяющий физикалистские умонастроения и стандарты работы исследователей в других областях знания.

Замысел статьи состоит в том, чтобы нарисовать «картинку» физикализма, с помощью которой читатель мог бы представить, с какими трудностями сталкивается эта концепция в объяснении сознания. На фоне жестких (идеальных) принципов физикализма мы показываем векторы, направленные на преодоление трудностей путем смягчения этих принципов, такие как функционализм, нередуктивный (супервентный) физикализм, редуктивный («минимальный») физикализм или отказ от физикализма в пользу плюрализма. В завершение мы обсуждаем вопрос о наличии прогресса в понимании сознания. Рассмотрение оттенков точек зрения на проблему сознания тем более актуально, что в последнее время российские исследователи обнаружили интерес к этой проблеме: появились монографии и коллективные труды о сознании [Меркулов 2005; Васильев 2009; Дубровский 2007; Искусственный интеллект 2005; Проблема сознания 2009], а в Московском  университете проведены две конференции [Философия сознания 2003; Философия сознания 2007].

Вообще говоря, физикализм - определенная позиция в философии сознания, предполагающая, что все события и отношения, в том числе ментальные, являются проявлениями физических событий и отношений. Но философский физикализм не обязательно означает привязку к физике или к философии физики. Чаще всего он толкуется просто как точка зрения, которая, во-первых, приписывает физике онтологический авторитет относительно того, что есть в мире; во-вторых, приписывает ей эпистемологический авторитет как стандарту получения адекватного знания о мире.

Слово «физикализм» часто используется как синоним «материализма», однако первый термин предпочтительнее, поскольку традиционно «материя» ассоциировалась с «субстратом», тогда как физикализм сопрягается с наукой, занимающей самый высокий статус в системе знания. По мере появления в физикализме разных версий возникла потребность в разъяснении смыслов понятий «физика», «физическое», «физический объект» и др. Сразу же возникли проблемы. Дело в том, что философы пользуются обыденным представлением о «физическом», не совпадающим с представлениями физиков. А у физиков до сих пор нет ясности относительно многих вещей, например в том, является ли свойство гравитации материальным. К тому же в их среде «физика» понимается как исследование не только микроявлений, но и способов их исследования, включая свойства, которые вообще не являются пространственно-временными. В сопряжении философского физикализма с физикой есть и агностический момент. Обычно имеется в виду не нынешняя, а будущая физика, однако какая она будет, никто не знает. Из-за неопределенности термина «физикализм» снова входит в моду термин «материализм», но не в старом «субстратном» смысле, а скорее как предельно общее понятие, более подходящее для философских рефлексий и классификаций.

Еще одно важное пояснение. Понятие «сознание» толкуется по-разному в зависимости от принятого способа работы с обозначаемым им необычным объектом. В общем виде можно выделить три методологические стратегии: априорный анализ, апостериорный анализ и собственно научный анализ. Априоризм характерен для философов-аналитиков, которые в объяснении сознания исходят из эпистемологического требования приведения ясных, логически непротиворечивых, необходимых и достаточных аргументов. Желательно показать их убедительность не только на примере актуальных случаев, но и в гипотетических случаях и во всех возможных мирах. Другая стратегия - «апостериорная», называемая также «натуралистической методологией». «Методологические натуралисты» считают, что философии сознания не следует ограничиваться концептуальным анализом; необходимо также задействовать рефлексию по поводу идущей из науки информации и способов работы. Без этого философия будет ходить по кругу и порождать новые дилеммы. Третий тип методологической стратегии практикуют философствующие ученые. Они не отрицают полезность философской работы по прояснению понятий, но считают такой способ устаревшим для решения проблемы сознания. Как правило, надежды возлагаются на инструменты собственных дисциплин (кстати сказать, очень разные у физиков и, например, нейрофизиологов).

Принципы и регулятивные идеалы «жесткого» физикализма

Сегодня господствующей формой физикализма, во всяком случае, в аналитической философии является супервентный физикализм. Это - нередуктивный, «мягкий» вариант физикализма. Для большей ясности причин, толкающих к «мягким» версиям, имеет смысл схематично обозначить принципы «жесткого» физикализма, поскольку последний остается некоей идеальной позицией, с учетом которой конструируются все остальные позиции в философии сознания. Все они так или иначе являются либо попытками преодолеть его изъяны, либо реформировать его, либо предложить что-то принципиально новое. «Жесткие» принципы можно свести к следующим положениям.

• Физикализм - метафизическая монистическая позиция, согласно которой все в мире является физическим или имеет физическую основу. Его онтологическая посылка - тезис о «физической полноте Вселенной», о ее «закрытости» для не-физического.
• Тезис о «полноте» предполагает каузальный фундаментализм. Всеобщность и нормативность каузального принципа исключает такие понятия как непредсказуемые эмерджентные качества, «жизненные силы» и т.п.
• Базовой наукой считается физика, все другие области знания расцениваются как производные. Ее фундаментальность определяет регулятивный идеал физикализма - идею единой науки. (Его часто иллюстрируют фразой Эрнеста Резерфорда: «Существует физика и существует коллекционирование марок».) Предполагается, что синтез знания в «единой науке» будет достигнут через сведение разных дисциплин к единому знаменателю - квантовой физике. Сегодня идея о приоритетности редукционистской методологии - идеал, но идеал не утопический, поскольку развитие науки шло и продолжает идти в этом направлении.
• Подлинная онтология должна строиться не на основе представлений людей о реальном, а на знании базисных структур, составляющих физический мир. Макрофизическое объяснение должно основываться в конечном счете на микрофизическом объяснении. Этот тезис формулируется в виде оппозиции «научная физика versus фолк-физика».
• Сознание и ментальные свойства должны быть встроены в каузальную физическую архитектуру Вселенной и объяснены физическими причинами, а не неизвестными науке силами вроде «велений души» или «внутренней активности самости». Объяснительная стратегия физикализма в отношении сознания должна быть объективистской, осуществляться с «позиции третьего лица». Представление субъекта о своем внутреннем ментальном мире и научное описание происходящих в его мозге процессов несовместимы. В этом отношении можно говорить об оппозиции «научная психология versus фолк-психология».
• Предполагается, что имеющиеся сегодня «белые пятна» в объяснении сознательного опыта (его качественности, субъективности, моральной окрашенности и др.) будут ликвидированы, возможно, в будущей идеальной физике.

Радикальными физикалистами «первой волны» принято считать Б. Скиннера, Р. Карнапа, У. Селларса и У. Куайна. Строго говоря, их суждения о сознании, претендовавшие на статус радикальных «теорий», были скорее концептуальными проектами. За исключением концепции Скиннера, они создавались в рамках аналитической философии, несли на себе отпечаток «лингвистического поворота» и ограничивались концептуальным (априорным) анализом. Карнап предлагал говорить о «физическом» не в «материальном», а в «формальном» модусе и прогнозировал редукцию языка психологии к языку физики, а вовсе не редукцию сознания к микрофизике. Это ограничение присутствовало и у других физикалистов. Хотя Куайн верил в будущее нейрофизиологии, его внимание было сосредоточено на показе логических ошибок «менталистских идиом», а не на редукции психического к физическому. Физикалисты второй волны (Г. Фейгл, Дж.Дж. Смарт, Д. Армстронг) специально выделили психофизическую проблему и предложили развернутые аргументы в пользу теории тождества сознания и тела. Но и они не выходили за рамки лингвистического анализа. Проблема сознание/тело, с их точки зрения, решается путем показа семантического тождества высказываний о физическом и высказываний о ментальном. Хотя в семантическом отношении высказывания различаются, термины «ментальное» и «физическое» относятся к одному и тому же референту, подобно тому как термины «Утренняя звезда» и «Вечерняя звезда» относятся к одному и тому же объекту - планете Венера. Дж.Дж. Смарт практиковал семантический подход и считал, что физикализм - не эмпирический, а «онтологический тезис, включающий в себя монистическое решение проблемы сознание/тело, а грядущие революции в физике не будут иметь отношения к объяснению проблемы сознание/тело» [Смарт 1979, 404]. За всеми этими концепциями стояла метафизика «каузальной закрытости Вселенной» и регулятивный идеал «единой науки».

Теория тождества была подвергнута обстоятельной критике за логические ошибки в толковании тождества, референции, каузальности, но главным образом за противоречие редукционизма тому факту, что люди с физически одинаковыми мозгами мыслят по-разному. Однако вызванная ею критическая волна послужила мощным толчком к возникновению концепций, стремившихся представить решение психофизической проблемы в не столь упрощенной форме.

Функционализм. Сознание как нейтральные операции

В 1960-70-х годах в философии сознания появился новый фигурант - функционализм. В каком-то смысле это означало выход за пределы чисто концептуального анализа. Функционалистская методология давно использовалась в социологии, экономике, биологии и подразумевала, что объяснить объект значит объяснить механизм его функционирования с целью достижения того или иного практического результата. В философии сознания функционализм появился позднее, но очень скоро превратился в широкое течение, по сей день не потерявшее респектабельности. В «Стэндфордской энциклопедии по философии» он определяется следующим образом: «Функционализм в философии сознания - доктрина, согласно которой нечто оказывается ментальным состоянием определенного типа не благодаря его внутренней конституции, но в зависимости от способа его функционирования или ролей, выполняемых им в системе, частью которой оно является» [Функционализм].

В обращении философов к функционализму не последнюю роль сыграли дискуссии об искусственном интеллекте. Возник соблазн по аналогии объяснить деятельность естественного сознания, а различие сознания и мозга уподобить различию «мягкой» и «жесткой» программ компьютера. С легкой руки Хилари Патнэма [Патнэм 1960] главный тон в этом направлении задал так называемый «компьютерный функционализм». Именно в этом ключе создавалась «информационно-процессуальная теория AI» Д. Деннета. Были представлены другие модели: физикалистский функционализм (С. Шумейкер), психофункционализм (Н. Блок), редуктивный телеофункционализм (Ф. Дретчке), функционализм «языка мысли» (Дж. Фодор), аналитический функционализм, ролевой функционализм и др. Общий замысел сводился к тому, чтобы подчеркнуть приоритетную роль когнитивно-деятельностной компоненты сознания и одновременно обойти отождествление ментального и физического и требование редукции одного к другому.

Упрощая картину, можно сказать, что функционалистский проект сводится к двум основным тезисам: о «нейтральном характере функций» и о «множественной реализации». Первый тезис означал, что виды ментальных состояний следует считать не материальными или идеальными свойствами, а нейтральными функциональными состояниями. Для разных состояний - сознательных актов, операций машины Тьюринга, работы сердца в системе кровообращения, циркуляции денег в экономике - главным является выполнение определенных функций. Природа состояний определяется не свойством носителя, а каузальными ролями в процессе поддержки рабочего состояния объекта. Отсюда следует, что методология классического редукционизма, обращавшая внимание на мозг как субстрат в производстве сознания, для исследования этих ролей не годится. Требуется иная методология - реляционная, не связанная с природой носителя. Функционализм часто сближают с бихевиоризмом. Действительно, сознательный процесс здесь представлен схемой: чувственная информация на входе → функционирование или абстрактные действия → моторный выход c последующим состоянием. Отличие состоит в том, что, характеризуя ментальные состояния с точки зрения выполняемых ролей, функционализм приписывает им каузальную действенность в инициации поведения, а специфика функции ставится в зависимость от типа каузальной роли в сознательном процессе.

Второй тезис функционализма - о множественной реализации - указывает на изоморфизм систем, имеющих разные свойства и структуры. Это значит, что «прогонка» содержательных состояний сознания не обязательно осуществляется на материале мозга, она может происходить и на «веществе» компьютера, и на предположительно силиконовых мозгах инопланетян. Ведь функция «показывать время», например, не зависит от того, осуществляют ли ее песочные, механические или электронные часы. Ключевыми терминами в функционализме становятся не материальные свойства мозга, а «реализация», «имплантация», «воплощение». Считается, что при таком подходе старые оппозиции (сознание-тело, монизм-дуализм, редукционизм-нередукционизм) теряют смысл.

С самого появления функционализм встретил серьезные возражения. Говорилось, что в его схеме сознание разделяется как бы на два уровня - «высший уровень» активных ментальных (когнитивных) свойств и «низший уровень» физических реализаторов. Сознание сопрягается только с «высшей» - когнитивной (информационной или логической) компонентой, которая в принципе может быть выражена языковыми средствами (пропозициональными суждениями). Имея корни в физическом мире (в телесном мозге), эта компонента необходимо не связана с ним. Серьезным контраргументом против такого деления был следующий: из теоретического описания сознания выпадает феноменальная компонента (квалиа), относящаяся к качественной, субъективной окрашенности сознательного опыта. Ее невозможно отождествить с «логическим состоянием» или выразить в пропозициональных суждениях, и она не поддается компьютеризации. На этот аргумент функционалисты отвечают по-разному. Д. Деннет предложил элиминировать понятие «квалиа» из языка описания сознания как «колесо, которое не крутится», а только толкает к дуализму. Д. Чэлмерс не согласился с Деннетом: функциональные операции с когнитивным содержанием и феноменальные квалиа - взаимозависимые свойства сознания. Поэтому без «дуализма свойств» не обойтись.

Высказывается и такое критическое соображение: функционализм абстрагируется от бытийственного вопроса «что такое быть осознающим бытием?» (Т. Нагель). А он неизбежен при любом раскладе. Даже если свести сознание к функциям, возникает вопрос об их онтологическом статусе: являются ли они материальными или нематериальными? Ведь их можно помыслить и в виде деятельности бесплотного духа. Вопрос уместен и по отношению к компьютеру: каков онтологический статус его интеллектуальных операций, осуществляемых с помощью простых символов? Сторонники компьютерного подхода обычно отвечают: операции являются материальными процессами, поскольку всегда реализованы в каком-либо материальном носителе, функции же - просто абстракции от работы носителя. Однако дотошные философы снова интересуются: а какова их природа? Если они не редуцируются к носителям, значит онтологически принадлежат к сфере абстрактных сущностей, являются добавкой к свойствам материальных носителей. Получается, что функционалисты, как и эмерджентисты, подразделяют реальность на разные уровни - «низшие» и «высшие», «базисные» и «добавочные».

Один из давних оппонентов функционализма Пол Черчленд в статье «Сорокалетие функционализма: критическая ретроспектива» категорически заключает: функционализм - ложная позиция, и вся когнитивная деятельность сознания представлена в ней принципиально неверно [Черчленд 2005, 34; Юлина 2010]. Увлекшись компьютерными программами, имитирующими когнитивную деятельность человеческого сознания, функционалисты абстрагировались от исследования феномена когнитивности в природе, проявляющегося в нейробиологической деятельности мозга всех живых существ. Трудности функционализма объясняются не несовершенством нынешних компьютерных программ, а тем, что искусственный интеллект оказался бессильным в сравнении с создававшимися миллиарды лет когнитивными информационными механизмами природы. Вызов амбициям функционализма, считает Черчленд, брошен не философами, а эмпирическими и теоретическими исследованиями нейроанатомии и нейрофизиологии - базисных наук, рисующих иную картину протекания информационных процессов у человека и животных.

Несмотря на серьезность контраргументов, функционализм не сдает позиций и остается доминантным течением англоязычной философии сознания и когнитивных наук. Во многом его стойкость объясняется тем, что, переместив ментальные состояния из неопределенной сферы приватного и субъективного в сферу когнитивного, которая в принципе может быть объективирована и выражена в «пропозициональных суждениях», функционализм придал туманно представляемому феномену сознания статус, который в какой-то мере открыт для научного исследования.

Супервентный физикализм - аномальная связь ментального и физического

Как мы уже сказали, трудности, с которым столкнулись неопозитивистский физикализм и теория тождества при выявлении законов, связующих физическое и психическое (bridge laws), заставили его приверженцев смягчить принцип редукции и искать более гибкие - нередуктивные - варианты объяснения. Одним из них стал супервентный физикализм. (Слово «supervenience» имеет латинские корни и на английском языке означает «действие, возникающее как следствие чего-то другого», «дополнение прежнего чем-то новым». В философии оно имеет несколько иной смысл - «А-различие не может быть без Б-различия».) Формальный, модальный термин «супервентность» применим к отношению любых двух систем. В «Стэндфордской энциклопедии по философии» ему дается такое определение: «набор свойств А супервентен по отношению к другому набору свойств B в том случае, когда два факта не могут иметь различий в отношении А-свойств, не имея такого же различия в своих В-свойствах» [Супервентность]. В философии сознания тезис о «супервентности» сводится в общей форме к тому, что процессы ментальной жизни целиком зависимы от телесных процессов и детерминированы ими: два существа не могут быть идентичными по своим ментальным свойствам и в то же время различаться по физическим свойствам. Вместе с тем супервентный тип зависимости сознания от материи не требует его спецификации какими-то законами, действующими для сферы физического. Соответственно не требуется и применение принципа редукции. Считается, что толкование зависимости как супервентности не противоречит материалистическому монизму и в то же время сохраняет специфику сознания.

Принцип супервентности получил разные толкования, но его исходный смысл был задан Д. Дэвидсоном [Дэвидсон 1979]. Дэвидсон - аналитик-априорист, работавший в рамках традиции, в которой базисные характеристики реальности выводятся из структуры языка и интуиций социолингвистической практики. Он скептически относился к идее Куайна, что нейрофизиология мозга может пролить свет на феномен сознания. Чтобы освободить материализм от требования редукции, он предложил переопределить понятие «ментальные события», избавляя их от противопоставления «физическим событиям». Для этого нужно было доказать соединимость принципа детерминизма с признанием особого статуса ментального (способности человека принимать свободные решения, совершать рациональные и моральные действия). Каузальные посылки физикализма Дэвидсон резюмировал в позднейшей статье: «(1) ментальные события каузально относятся к физическим событиям; (2) сингулярные каузальные отношения имеют основу в строгих законах; (3) не существует строгих психофизических законов» [Дэвидсон 2003, 3].

Особенность его подхода состояла в соединении каузальных отношений, связывающих пространственно-временные события (посылки 1 и 2), с похожими на них отношениями событий, связывающих резоны и действия (посылка 3). В отличие от первых двух, которые связывают события и опираются на строгие законы, последняя посылка относится к описаниям событий и выражается в «нестрогих» законах. Это различие играет у него решающую роль во введении особой - супервентной - зависимости между ментальным и физическим. «Зависимость или супервентность такого рода не влечет за собой редуцируемости через закон или дефиницию: если б это было возможно, мы могли бы свести моральные свойства к дескриптивным, однако есть веские основания верить, что мы не можем сделать этого» [Дэвидсон 1979, 225]. Корректировка старой схемы каузальности состояла в показе совместимости онтологической идеи тождества ментального и физического с принципом, что связь физических и ментальных событий невозможно подвести ни под один естественнонаучный закон, и поэтому ее следует принять за естественную аномалию. «Аномальный монизм похож на материализм, поскольку предполагает, что все события являются физическими, но он отвергает тезис, обычно считающийся существенным для материализма, что ментальным феноменам могут быть даны чисто физические объяснения» [Там же, 224].

Дэвидсон не согласился с критиками, полагавшими, что коррекция тезиса о «каузальной закрытости Вселенной» с помощью введения нестрогих законов и аномалий противоречит этому базисному тезису и нормам науки. Позднее (в работе с характерным названием «Мыслящие причины») он сослался на то, что большинство явлений, объяснением и предсказанием которых занимаются инженеры, химики, генетики, геологи, не подпадают и вряд ли когда-либо подпадут под строгие законы [Дэвидсон 2003, 9]. В этом свете предположение о существовании нестрогой или аномальной связи психического и физического не выглядит неординарным.

Многим философам стратегия супервентности показалась перспективной и даже единственно возможной для метафизики физикализма, стремящейся сохранить специфику явлений. В разных версиях стратегия получила применение в метанауке, а специалистам дала философский аргумент для защиты автономии их дисциплин.

Редуктивный физикализм Джегвона Кима. Закрытая Вселенная, ментальная каузация и квалиа

Среди оппонентов нередуктивного физикализма самой заметной фигурой является Джегвон Ким (Университет Брауна, США). Последовательная физикалистская концепция сознания, убежден он, требует применения принципа редукции. «Если ментальность действительно имеет влияние в физической сфере <...> она должна быть физически редуцируемой» [Ким 2005, 161]. Ким стремится примирить тезис о каузальной закрытости физического мира с убеждением человека о каузальной действенности сознания. Физикализм для аналитика-априориста Кима - философский метафизический принцип, не допускающий удвоения реальности, а не концепция, опирающаяся на данные физики, когнитивных наук или нейрофизиологии. «Физическим», полагает Ким, достаточно считать то, что считается таковым на физических факультетах, не вдаваясь в вопросы микрофизики. Как в этом случае понимать редукцию? Согласно Киму отношения, порождающие иерархическую структуру мира, являются отношениями части и целого. Сущности, принадлежащие к тому или иному уровню, за исключением базисных, по мнению Кима, должны сводиться к сущностям низшего уровня. Редукция специфики уровней, в том числе уровня сознания, вполне осуществима, если их отношения понимать не на основе эмерджентистской идеи непредсказуемости и случайности появления новых качеств, а как отношение части и целого [Юлина 2010а]. В схеме Кима нет места индетерминизму.

Многим философам нередуктивный физикализм кажется оптимальным вариантом. Ким полагает, что они заблуждаются. Супервентному физикализму, «физикализму множественной реализации», эмерджентизму свойственны две противоречащих друг другу установки. Их онтологией является физический монизм, предполагающий каузальную закрытость физической Вселенной, а их «идеология» задана «ментальным реализмом», установкой, что ментальные свойства не сводятся к физико-биологическим свойствам, обладают каузальной силой. В этой связи Ким приводит слова Джерри Фодора: «На самом деле я не уверен в значимости вопроса о том, является ли ментальное физическим; еще меньше я уверен в значимости вопроса, сможем ли мы это доказать. Но разве не является истинным, что мое желание каузально ответственно за мои действия, мой зуд каузально ответствен за мое почесывание, а мое верование - за мои слова? И если ничто из сказанного не является истинным, тогда практически все, во что я верю на этом свете, является ложным, а это означает конец моего мира» [Ким 2003, 202]. Ким же полагает, что философ не может иметь желания и ощущения, не задаваясь вопросом, «являются ли они ментальными или физическими?».

«Ментальный реализм», являющийся постулатом нередуктивных стратегий, не позволяет, убежден Ким, покинуть поле картезианского дуализма. Дэвидсон заявлял о своей приверженности физическому онтологическому монизму, на самом деле его принцип супервентности, включающий «аномалии» и «не-строгие законы», - компромисс, фиксирующий корреляцию физического и ментального. «В лучшем случае супервентность может показать, что ментальные свойства каузально релевантны, но не каузально действенны» [Ким 2003а, 23]. «Аномальный монизм» логически вел Дэвидсона к «дуализму свойств» и даже к эпифеноменализму. Тем не менее многие философы (например Б. Лоуэр, Д. Фодор, Д. Папино) продолжают считать супервентный физикализм оптимальной перспективой, закрывая глаза на ведущие к дуализму компромиссы.

Изъян нередуктивного физикализма Ким видит в принципиальной неспособности разумно представить, каким образом ментальные события могут входить в каузальные отношения с физическими событиями или с другими ментальными событиями. Такой физикализм вынужден апеллировать к «аргументу каузального исключения». Согласно же Киму, если приписывать ментальным свойствам действенность, то они должны находиться в каузальных цепях физического, а следовательно быть редуцируемыми. Если же принять «ментальный реализм», то логика заставит признать, что наряду с физической существует и ментальная каузация. А последняя предполагает «каузацию сверху вниз», от ментального к физическому. Идея сомнительная, поскольку введение наряду с каузацией «снизу-вверх» еще и каузации «сверху вниз» привело бы к столкновению разнонаправленных каузаций. Словом, в случае вывода ментальной каузации за пределы причинных связей физического «базисная теория мира будет смешанной, комбинированной физико-менталистской теорией, какой она могла бы быть и под эгидой картезианского интеракционизма» [Ким 2003, 209].

Каким же должен быть непротиворечивый физикализм, отвечающий нашему интуитивному представлению о сознании как отличном от тела и каузально действенном и в то же время находящий для этого феномена место в порядке физического мира? Возможен ли такой? Ким усомнился, что физикализм обладает достаточной объяснительной силой. Хотя редукционизм остается «лучшей из имеющихся у нас опций», его не следует толковать упрощенно как сведение ментального к физическому, скорее его следует понимать как «условный». В сознании что-то редуцируется, а что-то нет. К редуцируемым состояниям можно отнести функциональные «интенционально/когнитивные свойства», такие как верования, желания, воспоминания, перцепции. Однако некоторые состояния не поддаются функциональной редукции. Таковы квалитативные характеристики феноменального опыта (квалиа) - боль, жажда, визуальный опыт, тактильное ощущение и др. К тому же деятельность сознания всегда происходит в рамках субъективности, включая самотождественность личности, моральные качества и много других жизненно важных для человека свойств, которые трудно свести к чему-либо иному. К позиции условного редукционизма Кима толкают не только трудности с квалиа и субъективностью. «Два вопроса - ментальной каузации и сознания - блокируют друг друга: проблема ментальной каузации решаема только в случае физической редуцируемости ментального; однако феноменальное сознание сопротивляется физической редукции, подвергая опасности его каузальную действенность» [Ким 2005, 1].

Ким признает, что его версия физикализма в чем-то приблизилась к версии Дэвида Чэлмерса в книге «Осознающее сознание» (1996), согласно которой интенционально/когнитивные свойства физически редуцируемы, а феноменальные - нет. Однако Чэлмерс, в отличие от Кима, не побоялся назвать свою позицию «дуализмом свойств». Вывод Кима таков: поскольку квалиа не могут быть сведены к функциональным состояниям мозга, их следует отнести в разряд аномалий или считать эпифеноменоми. (Эпифеномен - нечто добавочное к процессу, случайное качество, не принимающее в нем участие. Эпифеноменализм в философии - признание особого характера психофизической каузальности, когда каузальное действие имеет место от тела к сознанию, но не в обратном направлении.)

Ким споткнулся на тех же проблемах, что и критикуемые им философы. Объявив себя приверженцем редуктивного физикализма, он оказался перед трудным выбором между сверхдетерминацией и эпифеноменализмом. Он предпочел эпифеноменализм, признал ментальные свойства реальными и квалитативно значимыми, но физически недейственными. Однако эпифеноменализм как попытка примирить закрытость физического мира с интуицией, что ментальная жизнь оказывает воздействие на материальную жизнь, не пользуется большой поддержкой среди философов. В какой-то мере это признает и сам Ким: «О моей позиции можно сказать, что она является слегка дефектным физикализмом <...> Я верю, что в ней ровно столько физикализма, сколько мы в состоянии усвоить, и что не существует кредитоспособной альтернативы физикализму как общему мировоззрению. Физикализм - не вся истина, но все же - позиция близкая к истине» [Там же, 174]. Однако допущение любой «дефектности» логически ведет на поле дуализма.

Дэвид Папино: супервентный физикализм и микрофизикализм

Некоторые философы, в отличие от априориста Кима, посчитали непозволительным рассуждать о сознании/теле, относя микромир физики к некоей абстракции. Всякий претендент на респектабельный лейбл «физикализм» должен внятно сказать, каким образом онтология таких макрообъектов как сознательные акты и поведение человека соотносится с онтологией микрофизики. Такой вопрос задал Филипп Петит, по мнению которого подлинный физикалист должен исходить из того, что все на свете является микроскопически детерминированным, то есть придерживаться последовательного каузального детерминизма, поскольку единственными базисными законами являются законы микрофизики. Свою позицию Петит называет «микрофизикализмом». Конечно, многие действующие законы макромира нам неизвестны, как и многие законы микромира. Но все же мы должны исходить из тезиса простоты и выводить любое «макро» явление из «микро» явления.

До какого-то времени сторонники супервентного физикализма обходили щекотливый вопрос об отношении собственной позиции к микрофизикализму. Дэвидсона, выводившего представление о базисных характеристиках реальности и сознания из структуры языка, этот вопрос не интересовал. Ответить на него вызвался супервентный физикалист нового поколения Дэвид Папино (профессор Кингс Колледжа в Лондоне). В требовании Петита поставить супервентный физикализм в соотношение с микрофизикализмом, считает он, смешиваются два разных, а по сути независимых друг от друга вопроса. Первый - об отношении сущностей, обозначаемых не-физическими терминами, например в психологии или биологии, к физическим сущностям. Он касается уровней дисциплин. Его можно сформулировать и так: являются ли не-физические сущности идентичными физическим сущностям или же метафизически супервентными? Второй вопрос касается отношения физических частей и целостностей. Каким образом макроскопические сущности и явления относятся к их микроскопическим частям и можно ли, исходя из каузального фундаментализма, назвать это отношение отношением детерминации?

Папино не отрицает, что с общей эмерджентистской точки зрения макроявления возникают на базе микроявлений. Однако он не убежден, что на основании микродетерминации можно будет вывести и каузально объяснить специфику сознательных актов, феномены морали и эстетики. Поэтому он старается объяснить, каким образом не-физические явления, описываемые с использованием ментального, биологического, морального и других языков, относятся к физической сфере, будучи онтологически иными. Сторонник же микроскопизма вроде Петита обращает внимание на другое - на явления, происходящие внутри физики, и оставляет в стороне вопрос о характере их отношения с не-физическими явлениями и соответственно возможного типа детерминации.

Микрофизикалисты любят ссылаться на квантовую механику и особые локальные свойства микрочастиц. Папино же подчеркивает, что определение понятия «физическое» затруднительно и в философии, и в физике. Есть основания предположить, что квантовая физика скорее опровергает, нежели поддерживает микрофизикализм. Не исключено, что более правдоподобной окажется идея квантового холизма, согласно которой целое больше суммы его частей, а холистическое пространство простирается за пределы микросущностей (атомов, молекул и пр.) и охватывает макросущности, например «мозги, жуков и велосипеды». А что если окажется, что какие-то свойства холистического пространства тоже невыводимы из локальных свойств атомов и молекул? Конечно, некоторые физики отвергают эту идею и считают, что в природе не существует макро-холистических свойств, поскольку они привели бы к «коллапсу» волновых функций. Но другие физики верят, что они есть, но их трудно обнаружить. Однако в любом случае факты об органических объектах и артефактах будут оставаться супервентными по отношению к физическим свойствам, включая холистические не-локальные квантовые свойства. «Даже если эта не-локальность когда-либо охватит объекты большие, нежели атомы и молекулы, она все еще не выйдет из сферы физического. Таким образом, окажется, что физикалисты могут отрицать даже эту последнюю минимальную версию микрофизикализма, не подрывая собственного физикализма» [Папино 2008, 147]. Общий вывод Папино таков: микрофизикалистов и супервентных физикалистов волнуют разные вопросы, и «физикалист не обязан быть микрофизикалистом» [Там же, 127].

Стивен Хорст: «когнитивный плюрализм» как антитеза редукционизму

Выше мы рассматривали версии физикализма, предложенные философами-аналитиками. По мере обнаружения новых трудностей в объяснении сознания их априоризм становится объектом нарастающих атак. Мы остановимся на одной из них. Ее предпринял Стивен Хорст в книге «За пределы редукции. Философия сознания и постредукционистская философия науки». Хорст полагает, что «редукционизм - доктрина не только ложная, но и вредная» [Хорст 2007, 6].

Хорст критикует всякий натурализм и физикализм и концепции всех философов, в последние полвека задававших тон в философии сознания - Куайна, Дэвидсона, Папино, Чэлмерса, Серля, Деннета. Все они исходят из ложных постулатов онтологического монизма и каузальной закрытости физической Вселенной и занимаются придуманными проблемами, такими как «объяснительная пропасть», «связующие законы», виды редукции и т. д. Главными виновниками философской дезориентации Хорст считает Рудольфа Карнапа и Эрнста Нагеля, запутавших философов идеями «единой науки», «редукции языка дисциплин к языку физики» и др. Попытки функционалистов или супервентных физикалистов легализировать нередуктивные варианты объяснения сознания потерпели неудачу, поскольку они не решились порвать с этими идеями. Согласно Хорсту, самый большой недостаток нынешних концепций сознания состоит в их отрыве от практики философии науки и самой науки. Проделанная здесь огромная работа говорит не в пользу монизма и редукционизма, а в пользу нередуцируемой специфики дисциплин. Позитивистский идеал «единой науки» ушел в прошлое, его сменила убежденность в «разъединенности науки» и автономии дисциплин. Поэтому намерение философов свести сознание к физическому противоречит плюралистической (нередукционистской) тенденции современной науки.

Свою позицию Хорст называет «когнитивным плюрализмом», максима которого - не «единство», а «разнообразие». Хорст призвал на помощь все антифундаменталистские аргументы, когда-либо выдвинутые против реализма: «неустранимость наблюдателя», «интерпретативизм теорий», «семантическую несоизмеримость» и др. Все они, считает он, убеждают, что сознание так же фундаментально, как и физический мир, и что нет никакой необходимости заниматься редукцией сознания к телу. «В некотором важном смысле физические, химические и биологические процессы "не более фундаментальны", нежели сознание, поскольку конструирование соответствующих областей знания зависит от когнитивной архитектуры (человеческого) сознания». По Хорсту, науки - это когнитивные инициативы по моделированию отдельных характеристик мира (и нас самих). «Такие системы локальны и частичны. Они идеализированы множеством способов и последние могут выступать принципиальными барьерами на пути их целостной интеграции в некую единую аксиоматическую систему» [Там же, 201, 5].

Хорст признает, что его когнитивный плюрализм отчасти перекликается с «мистерианизмом» Колина Макгинна (с тезисом об ограниченности наших когнитивных способностей). Однако Макгинн вложил в «мистерианизм» эпистемологический смысл и применил свою характеристику только к психологии, к сознанию, полагая, что все другое поддается рациональному объяснению. По мнению Хорста, «в свете научного плюрализма <...> правильнее было бы принять позицию, что "все на свете пронизано мистерианизмом"» [Там же, 117].

Ссылаясь на тенденции «постредукционистской философии науки», Хорст советует философам отказаться от метафизических претензий на создание монистических систем, от поиска законосообразных связей сознания с телом, и сосредоточиться, как это принято в науке, на «case studies» - исследовании частных, локальных проблем и принять за факт плюрализм бытия. И не забывать, что наука не всемогуща и что в мире много таинственного, необъяснимого ни наукой, ни философией. Конечно, говорит он, «когнитивный плюрализм не требует, чтобы мы постулировали нематериальные сущности вроде картезианской души. Однако он и не запрещает этого. Другие "сверхестественные" сущности - Бог, ангелы, трансцендентные моральные принципы <...> по меньшей мере совместимы с когнитивным плюрализмом, хотя, повторяю, он их не требует» [Там же, 201]. Хорст понимает, что эпистемология, допускающая любые интерпретации, оборачивается релятивизмом без берегов. Такой итог ему не вполне нравится.

При знакомстве с идеями Хорста вспоминаются не упомянутые им дискуссии философов науки в 1960-70 годы о методологическом монизме и плюрализме. А ведь в 1975 году в книге «Против метода» Фейерабенд высказал сходные идеи «методологического анархизма», «вседозволенности», отсутствия непроходимых пропастей между наукой, мифом, религией. Правда, за его «анархизмом» все же стояла рациональная идея - отказ от диктатуры одной науки и свободная конкуренция методов и идей. Когнитивный плюрализм Хорста не скреплен идеей конкуренции методов в поисках наилучшего, его кредо - «пускай цветут сто цветов». Из истории философии известно, что это кредо утопично, поскольку за плюрализмом всегда маячит монизм.

Есть ли прогресс в исследовании сознания?

Можно сказать, что векторы поисков объяснения сознания по-прежнему остаются в логическом пространстве между жестким детерминизмом и дуализмом. Сложные построения редуктивного и нередуктивного физикализма - это попытки найти безопасный проход между «Демоном Лапласа», просчитывающим будущее на калькуляторе, и Декартом, разрубившим мир на вещи протяженные и вещи мыслящие и обозначившим «объяснительную пропасть» между ними. Проход этот не найден, а попытки обойти детерминизм и редукционизм, не вставая в оппозицию к материалистическому духу науки, каждый раз заканчиваются введением в объяснительные схемы разного рода «аномалий» и «дефектов».

Споры философов о феномене сознания и его «встроенности» в физическую картину мира не вылились в консенсус ни в отношении атрибутов сознания, ни в отношении языка объяснения, ни в установлении причин трудностей, ни в обозначении стратегий дальнейших исследований. Одни философы призывают смириться с фактом таинственности сознания (Макгинн), другие - отказаться от метафизических претензий и удовлетвориться изучением «локальных» черт. Существует также мнение, что проблема связана с тем, что взятые у Декарта, Локка, Юма, Спинозы и Лейбница концепции и понятия перестали работать. Поэтому нам следует либо ждать революции в физике, которая изменит представление о материи и соответственно о сознании, либо начать ломку рабочих понятий, таких как «сознание», «тело», «феноменальное», «интенциональное», «ментальная каузация», «причина», «объяснение», «редукция» и др. Скорее же всего требуется и то, и другое. Дэвид Чэлмерс считает, что нынешняя ситуация с сознанием «стала более интересной», поскольку выбраковка упрощенных методов освободила пространство для новых нередуктивных альтернатив [Чэлмерс 2007, 359]. И все же популяризаторы науки, наблюдающие со стороны царящее в философии сознания замешательство, не без основания называют ситуацию в ней «скандалом».

Можно ли говорить о прогрессе, если тайна сознания осталась неразгаданной? Не являются ли обозначенные нами оппозиции «драчкой желтых и зеленых чертей», как оценил в свое время Ленин споры эмпириокритиков? Или «языковыми играми», интересными только для их участников, как посчитал Рорти?

На эти вопросы, на наш взгляд, лучше всего ответить присказкой: «Дьявол кроется в деталях». Конечно, убедительного во всех отношениях ответа на вопрос «что такое сознание?» никто не дал. Но прогресс все же есть. Во-первых, стали более ясными общие рамки осмысления сознания, во-вторых - к нему были применены более тонкие инструменты современной когнитивной культуры.

Прояснение состоит, прежде всего, в осознании факта, что проблема сознания оказалась труднее, чем казалось раньше. Декарт считал ее сравнительно несложной, не вызывала она особого беспокойства у спекулятивных философов. Сегодня из разряда проблем, относительно которых можно создать «цельную теорию», она возвысилась на уровень великой загадки, относительно которой лучше ограничиваться гипотезами. Применение разнообразных когнитивных инструментов позволило зафиксировать упущенные философами прошлого возможные ходы мысли, увидеть в проблеме сознания сложности, которые до этого не виделись, обозначить множество подпроблем, а дифференциация и детализация сопровождалась введением новых понятий. Позитивным результатом применения разных стратегий стало разграничение «легких» и «трудных» проблем. «Легкие» - не легко решаемые, но поддающиеся решению в принципе. К «трудным вопросам» относят те, подступы к которым пока не найдены: проблема квалиа, проблема интеракции сознания и тела, проблема ментальной каузации и другие.

Говоря о прояснении как признаке философского прогресса, подчеркнем заслуги аналитической философии с ее требованиями смысловой точности понятий и доказательности аргументов. Благодаря созданному ею дискуссионному полю изменился статус философской проблемы: из предмета раздумий мыслителя-одиночки она стала предметом обсуждения многих людей и в какой то мере были переброшены междисциплинарные мосты между философией и наукой.

Что касается перспектив физикализма в нынешней многовекторной философии сознания, то вряд ли физикализм сойдет со сцены. Ведь мощный фон, создаваемый «Большая наука», распространяется на все виды интеллектуальной деятельности, и матрицы эмпирических и естественных наук, скорее всего, будут подпитывать физикалистские интенции философии.

Литература

Меркулов 2005 - Меркулов И.П. Когнитивные способности. М., 2005.

Васильев 2009 - Васильев В.В. Трудная проблема сознания. М., 2009.

Дубровский 2007 - Дубровский Д.И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М., 2007.

Искусственный интеллект 2005 - Искусственный интеллект. Междисциплинарный подход / Отв. ред. Д.И. Дубровский, В.А. Лекторский. М., 2005.

Проблема сознания 2009 - Проблема сознания в философии и науке / Отв. ред. Д.И. Дубровский. М., 2009.

Философия сознания 2003 - Философия сознания: история и современность. М., 2003.

Философия сознания 2007 - Философия сознания: классика и современность. М., 2007.

Смарт 1979 - Smart J. J. A physicalist account of psychology // The British Journal for the Philosophy of Science. 1979. № 4.

Функционализм - http://plato.stanford.edu/entries/functionalism.

Патнэм 1960 - Putnam H. Minds and machines // Dimensions of Mind / Ed. S. Hook. N. Y., 1960.

Черчленд 2005 - Churchland P.M. Functionalism at forty: a critical retrospective // Journal of Philosophy. 2005. № 1.

Юлина 2010 - Юлина Н.С. Философская мысль в США. ХХ век. М., 2010.

Супервентность - http://plato.stanford.edu/entries/supervenience.

Дэвидсон 2003 - Davidson D. Thinking causes // Mental causation / Ed J. Heil, A. Mele, Oxford, 2003.

Дэвидсон 1979 - Davidson D. Mental Events // Philosophy as It Is / Ed. T. Honderich, M. Burnyeat. Harmondsworth, 1979.

Ким 2005 - Kim J. Physicalism, or Something Near Enough. Princeton, 2005.

Юлина 2010а - Юлина Н.С. Эмерджентизм: сознание, редукция, каузальность // Вопросы философии. 2010. № 12.

Ким 2003 - Kim J. The non-reductivist's troubles with mental causation // Mental Causation.

Ким 2003а - Kim J. Can supervenience and "non-strict laws" save anomalous monism? // Mental Causation.

Папино 2008 - Papineau D. Must physicalist be a microphysicalist? // Being Reduced: New Essays on Reduction and Explanation in the Special Sciences / Ed. J. Hohwy, J. Kallestrup. Oxford, 2008.

Хорст 2007 - Horst St. Beyond Reduction. Philosophy of Mind and Post-Reductionist Philosophy of Science. Oxford, 2007.

Чэлмерс 2007 - Chalmers D. Naturalistic dualism // The Blackwell Companion to Consciousness / Ed. M. Velmans, S. Schnaider. Malden MA, Oxford, 2007.