В статье обсуждается книга В.В. Васильева «Трудная проблема сознания» (М., 2009).

Review article on: V. Vasilyev.  Hard problem of consciousness (2009)

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: «трудная» проблема сознания, проблема «сознание и мозг», Чалмерс, Сёрл, Деннет

KEY WORDS: "hard" problem of consciousness, mind-brain problem, Chalmers, Searle, Dennett

Проблема сознания стала в наше время чрезвычайно актуальной. В тех ее аспектах, которые связаны с научными исследованиями психики, мозга, информационных процессов на первом плане продолжает оставаться классическая проблема «сознание и мозг». Вот уже более полувека она находится в центре внимания аналитической философии, представлена в ней поистине огромной литературой (порядка тысячи книг и сборников, не говоря уже о статьях). Ее теоретический опыт в этом отношении является весьма ценным и пока еще у нас недостаточно освоен.

 Вместе с тем, несмотря на интенсивные дискуссии и чрезвычайное обилие публикаций, трудно говорить, что в аналитической философии достигнуты какие-то крупные концептуальные прорывы. Создается впечатление о несоразмерности гигантского полувекового труда и его результатов. Однако же именно в рамках этого философского направления, как ни в каком другом, ведется столь длительная, систематическая и целенаправленная разработка указанной проблемы. И она требует квалифицированного критического анализа, что является важным условием дальнейших творческих поисков и решений. Этим определяется значение книги В.В. Васильева [Васильев 2009], в которой масштабно рассмотрены основные идеи и результаты аналитической философии в области разработки проблемы «сознание и мозг» (mind-brain problem). Более того, В.В. Васильев предлагает собственное решение этой проблемы (его концепцию я попытаюсь подробно рассмотреть ниже).

 Автор - высоко эрудированный специалист в этой области. Будучи историком западной философии, он прекрасно осведомлен о положении дел в современной аналитической философии, лично общался не раз с крупными ее представителями на конференциях и в неформальной обстановке (в книге весьма интересны описания его встреч с Д. Деннетом, Д.Чалмерсом, Н.Блоком, М. Маккинси и др.). Книга В.В. Васильева содержит обширный, наиболее репрезентативный в нашей философской литературе материал по главным вопросам дискуссий в современной аналитической философии; ее библиография насчитывает более 300 англоязычных источников. В этом ее несомненная ценность для всех, кто интересуется проблемой «сознание и мозг».

 В центре внимания автора так называемая «трудная проблема сознания» и три главные фигуры - Дж. Сёрл, Д. Деннет и Д. Чалмерс, По его словам, «речь идет о ведущих философах начала ХХI столетия» [Там же, 248]. Он весьма подробно анализирует их взгляды на фоне сложного переплетения различных идей, мнений, подходов, характерных для современной аналитической философии.

 Заслуживает поддержки общая позиция В.В. Васильева, ориентированная на теоретическое решение философских вопросов, подчеркивающая связь философии с опытом здравого смысла. Это относится и к его довольно резким критическим оценкам претензий «ведущих философов» на решение «трудной проблемы сознания».

 Существенным недостатком книги является то, что В.В. Васильев игнорирует работы своих отечественных коллег, которые основательно занимаются проблемой «сознание и мозг» (А.Ю. Алексеев, С.Ф. Нагуманова, Н.С. Юлина и др.); важные публикации ряда из них не приведены даже в общем списке литературы[1].

 Наверное, я обязан сказать и о том, что автор оставил без внимания не только три мои статьи, специально посвященные критическому анализу концепций его главных фигурантов - Дж. Серла, Д. Деннета и Д. Чалмерса [Дубровский 2003^а; Дубровский 2003^б; Дубровский 2007^а], но и пять (!) моих книг, в которых все основные сюжеты его книги подробно обсуждались, начиная еще с 1971 г. [Дубровский 1971], когда мною был предложен информационный подход к проблеме «сознание и мозг» и предпринята попытка ее теоретического решения. Эта концепция развивалась в последующих моих книгах и статьях ([Дубровский 1980; Дубровский 1983; Дубровский 2007^б] (11; 12, 13 и др.). Мне кажется, что автор, претендующий на решение проблемы «сознание и мозг», обязан был рассмотреть и подвергнуть основательной критике альтернативную концепцию своего коллеги. Вместо этого он только в одном месте своей книги и лишь в разделе примечаний высказывает в нескольких строчках свои сомнения по поводу моей трактовки понятия информационной причинности [Васильев 2009, 185]. Надо ли говорить, что всякая авторская концепция должна пройти тщательный критический анализ? Каждый из нас остро нуждается в серьезном оппоненте. Я ожидал встретить его в лице такого эрудированного специалиста как В.В. Васильев. К сожалению, этого не случилось.

 В.В. Васильев может сослаться на то, что рассматривает разработку проблемы «сознание и мозг» в рамках западной аналитической философии. Но ведь это - фундаментальная проблема, речь в его книге идет о ее анализе и решении, что исключает какие-либо «территориальные» границы.

 Надо отдать должное автору: он уверенно и зачастую эмоционально высказывает свои суждения и оценки по широкому кругу спорных вопросов проблемы «сознание и мозг». Его книга дает хороший повод для дискуссий, и в этом также ее немалая ценность. Я считаю своим долгом воспользоваться таким поводом в надежде, что это послужит преодолению своего рода изолированности между философами, которые занимаются у нас проблемой сознания, будет способствовать развитию между ними плодотворных дискуссий.

1. «Новости» от Д.Чалмерса?

 В последние годы заметно увеличилось число наших коллег, которые принимают участие в разработке проблемы «сознание и мозг», опираясь на материалы аналитической философии. Однако, на мой взгляд, многие из них слишком увязают в специфических концептуальных структурах, выработанных аналитической философией, не выходят за их пределы и потому зауживают свое видение возможностей теоретической разработки этой проблемы. Отсюда и проявления апологетики в некоторых публикациях, сильное стремление быть «совсем своим» среди представителей аналитической философии. Они как бы не замечают иных подходов, иных концептуальных возможностей, в том числе теоретических результатов и обобщений, связанных с новейшими достижениями нейронауки, которые способны существенно стимулировать и корректировать философские размышления и средства анализа проблемы. Мы видим, что эти авторы зачастую используют в качестве оснований для своих рассуждений и выводов обкатанные клише, точки зрения, оценки, бытующие в аналитической философии, которые, однако, способны вызывать серьезные возражения. Это ярко проявляется и у В.В. Васильева при рассмотрении им так называемой «трудной проблемы сознания».

 Как известно, термин «трудная проблема сознания» был пущен в оборот Д. Чалмерсом в 1994 г. на Туссанской конференции и, как пишет В.В. Васильев, «обеспечил ему мгновенную славу», эта конференция «принесла ему мировую известность» [Васильев 2009, 152]. В.В. Васильев многократно подчеркивает эту заслугу Чалмерса, подробно рассматривает те его публикации и даже рукописные материалы, в которых автором «готовится почва для появления на свет "трудной проблемы сознания"» [Там же, 153]. Чалмерс, по его словам, является тем философом, «который, собственно, и изобрел "трудную проблему"», выступает ее «первооткрывателем» [Там же, 140, 176, 190].

 Но в чем же здесь новация? Оказывается, в том, что есть «легкие проблемы» сознания, такие как дискриминация и категоризация внешних стимулов, контроль поведения, словесные отчеты и др., для которых имеются адекватные методы исследования. А «трудная проблема» состоит в объяснении самого качества субъективной реальности («субъективного опыта», как предпочитает выражаться Д. Чалмерс). Но ведь как раз в этом и заключается суть проблемы сознания, поскольку специфическим и неотъемлемым качеством сознания является именно субъективная реальность. Разграничение «легкой» и «трудной» проблем весьма условно и в общем-то малопродуктивно, что неоднократно отмечали многие авторы (в том числе и я). Единственный полезный момент такого разграничения состоит в том, что в пику редукционистским установкам подчеркивается и лаконично обозначается подлинная суть проблемы сознания.

 Что же тут нового, кроме слов? Вот формулировка «трудной проблемы», данная Чалмерсом, которую воспроизводит В.В. Васильев: «Как мозг может быть основой субъективного опыта?» [Васильев 2009, 36]. Но ведь тот же вопрос четко ставил еще И.П. Павлов: «Каким образом материя мозга производит субъективное явление» [Павлов 1951, 247]. Этот ключевой вопрос был на первом плане и подробно обсуждался в 1960-1970-х гг. многими советскими философами (А. Г. Спиркиным, В.С. Тюхтиным, А. М. Коршуновым и др.). Проблема субъективной реальности как специфического качества, без которого нет сознания, и связь этого качества с физиологическими и физическими процессами была главным предметом тщательного анализа во всех моих пяти книгах и многих статьях. Наконец, сам В.В. Васильев отмечает, что «трудная проблема сознания» до Чалмерса ясно ставилась Дж.Сёрлом, Г. Стросоном; он находит ее у У. Джемса и, не без оснований, даже у Р. Декарта [Васильев 2009, 186-187]. Так почему же он именует Чалмерса ее «первооткрывателем», «изобретателем»? В чем тут его великая заслуга? Если отойти немного от расхожих клише и коммуникативно-конкурентных игр, характерных для представителей аналитической философии, то остается только развести руками.

 Посмотрим, однако, как решается Чалмерсом «трудная проблема». Здесь В.В. Васильев гораздо более строг. Он подробно рассматривает положения Чалмерса, начиная с его первых работ, показывает частые изменения в его взглядах, присущие им рассогласования и концептуальные противоречия.

 В противовес Д. Деннету Чалмерс признает реальность «квалитативных» состояний и пытается уже в ранних работах решать вопрос об их связи с мозговыми процессами на основе информационного подхода, описывая ее как связь «паттерна и информации»: паттерны существуют в мозге в виде функциональных схем, а «квалиа не что иное как информация». Приведя эти слова Чалмерса [Там же, 155], В.В. Васильев дает сноску и в примечании пишет: «Сходную теорию разрабатывает российский философ Д.И. Дубровский. См.: Дубровский Д.И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М., 2007. С. 114-163. В отличие от Чалмерса, однако, Дубровский утверждает, что квалиа, субъективные состояния обладают реальным каузальным воздействием на организм - и это воздействие является одним из примеров так называемой "психической причинности"» [Там же, 185]. И далее В.В. Васильев высказывает критическое замечание по поводу «психической причинности». При этом он отрицает правомерность истолкования Чалмерсом квалиа в качестве информации, а мозгового паттерна как ее носителя (а это целиком относится и к моей концепции).

 Эти вопросы имеют принципиальный характер, и я еще вернусь к ним. А пока продолжим рассмотрение приведенных положений Чалмерса, их оценку В.В. Васильевым, а так же некоторых исторических сюжетов, имеющих к этому прямое отношение.

 Действительно, я тоже разрабатываю «сходную теорию». Мысль о том, что явление субъективной реальности связано с определенной мозговой нейродинамической системой как информация со свои носителем, что оно есть информация, воплощенная в мозговом паттерне, развивалась мной еще с первой половины 60-х годов[2], когда, извините, Чалмерса не было на свете. А в то время, когда ему исполнилось 5 лет, у меня в издательстве «Наука» вышла книга в 25 а.л., специально посвященная обоснованию «сходной теории» [Дубровский 1971][3]. В ней подробно анализируется категория информации, связь информации с физическими процессами, ее роль в функционировании самоорганизующихся систем, организма, мозга. В центре внимания находятся два главных вопроса «трудной проблемы»: если явлениям субъективной реальности нельзя приписывать физические свойства - массу, энергию, пространственные характеристики, - то, как объяснить 1) их связь с мозговыми процессами и 2) их каузальное действие на телесные процессы.

 Разумеется, есть и другие «трудные» вопросы: почему в эволюции возникло качество субъективной реальности, почему информация в мозгу не просто репрезентируется, но и субъективно переживается, как совместить свободу воли с детерминизмом мозговых процессов и др.; но основными являются именно указанные два вопроса; получив на них ответ, мы можем решать и остальные. В моей книге дается развернутое обоснование теоретического решения этих вопросов [там же, 241-358].

 В.В. Васильев упоминает эту книгу в своем списке литературы, но чисто декларативно, ссылаясь в примечании на другую книгу, вышедшую сравнительно недавно. Однако вслед за первой, 30 лет тому назад вышла вторая моя книга [Дубровский 1980], в которой первая часть «Критика физикалистского подхода к проблеме "сознание и мозг"» (почти 100 страниц текста) была посвящена подробному критическому анализу таких направлений аналитической философии, как «научный материализм» с его различными версиями «теории тождества» ментального и физического, «элиминативный материализм», «теоретический материализм», «функциональный материализм», «эмерджентистский материализм» и др. - концепциям Г. Фейгла, У. Плэйса, Дж. Смарта, Д. Армстронга, П. Фейерабенда, Р. Рорти, Х. Патнема, Дж. Марголиса, Т. Нагеля, Дж. Фодора, Дж. Кима, Д. Льюиса и др. С тех пор, на мой взгляд, концептуальная панорама аналитической философии мало изменилась, несмотря на проработку значительного числа вопросов данной проблемы.

 В этой книге подвергается критическому анализу редукционистская программа, задаваемая парадигмой физикализма, выясняются «Методологические тупики парадигмы физикализма» - так называется один из разделов книги [Там же, 53-82]. Во второй части книги развивается моя концепция путем анализа понятия кодовой зависимости, способов образования и особенностей функциональной связи между информацией и ее носителем (важнейший пункт информационного подхода!), а также рассматриваются теоретические и методологические вопросы расшифровки мозговых кодов явлений субъективной реальности. В ней есть специальный раздел: «Свобода воли и детерминированность мозговых процессов» [Там же, 190-213], в котором детально обсуждается этот вопрос.

 Я привел все эти подробности, поскольку В.В. Васильев является историком философии, и если он их не знал, то в дальнейшем они могут быть полезны для него в ходе изучения и описания истории разработки проблемы «сознание и мозг» - дело ведь не столько в моей концепции, сколько в тех обширных материалах (малоизвестных или забытых) из области аналитической философии, отечественной философии и различных научных дисциплин, которые содержатся в трех моих давних книгах (в издании [Дубровский 1971, 279-300], например, библиография составляет около 1000 источников). Некоторые из этих материалов, думаю, сохраняют свое значение и сегодня.

 В качестве еще одной новации В.В. Васильев отмечает выдвинутые якобы Чалмерсом положения о «структурной когеренции» и «организационной инвариантности» ментальных и функциональных состояний. Но ведь эти положения высказывались и разрабатывались задолго до Чалмерса многими авторами. Особенно интересно и продуктивно эта идея использовалась Ж. Пиаже для объяснения психо-физиологических отношений (его концепция подробно рассматривалась мной - см.: [Дубровский 1971, 267-271]. Эти сюжеты многократно обсуждались в моих работах начиная с 1971 г.[4]

 Вопрос, однако, в том, как интерпретируются и развиваются приведенные абстрактные теоретические положения. Здесь, как показывает В.В. Васильев, у Чалмерса возникают многочисленные неопределенности, концептуальные нестыковки и противоречивые решения. Чалмерс дрейфует к панпсихизму, признавая «протоментальные», «протофеноменальные» свойства физического, временами склоняется то к эпифеноменализму (полагая, что это может быть «единственной приемлемой позицией»), то к «мистерианству Макгинна». Решительно отрицая материализм, Чалмерс колеблется в выборе своей позиции, размывает альтернативы, «отказывается от радикальной критики интеракционизма», заявляет о своем «эпистемологическом релятивизме», Вместе с тем он претендует на концептуальную оригинальность, называя свою позицию «натуралистическим дуализмом» [Васильев 2009, 157,161-162, 168, 172, 174-175, 181, 183-184]. Как будто слово «натуралистический» может компенсировать теоретическую неопределенность. При условии же признания Чалмерсом «фундаментальности сознания», «ментального» в структуре мира наряду с «физическим», «натуралистический дуализм» трудно отграничить от хорошо известного нам дуализма картезианского типа[5].

 В результате анализа основной книги Чалмерса «Сознающий ум» и других его публикаций В.В. Васильев приходит к выводу, что Чалмерс крайне далек от решения «трудной проблемы», с чем надо полностью согласиться. Мы видели, что в своих построениях Чалмерс воспроизводит и аранжирует давно известные идеи, демонстрирует слишком много повторений пройденного; в его работах, на мой взгляд, мало действительно оригинальных ходов мысли и много неопределенностей и противоречий, часть которых обрисована В.В. Васильевым. Однако он не скупится на восхваления в адрес Чалмерса. По его словам, Чалмерс «очень глубокий и оригинальный мыслитель» [Васильев 2009, 152]. Он относит книгу Чалмерса «Сознающий ум» «к числу самых значительных философских работ, созданных в последние десятилетия» [Там же, 176].

 Но в чем именно «значительность» В.В. Васильев не определяет, более того, говорит, что эта книга является «лабиринтом для любого интерпретатора» [Там же, 179].

 Какие именно новые идеи и положения обоснованы Чалмерсом и на самом деле продвигают нас к решению проблемы, - это остается неизвестным.

2. Дж. Сёрл и Д. Деннет как «предтечи» Д. Чалмерса

 В аналитической философии по-прежнему преобладают редукционистские концепции и установки (если раньше доминировали физикалисты, то теперь, пожалуй, пальму первенства надо отдать функционалистам). Некоторые же ее представители решительно выступают против редукции «ментального» к «физическому» или к «функциональному» (например, Т. Нагель, Дж. Сёрл), Те же из них, кто претендует в какой-то мере на решение «трудной проблемы», предъявляют нам такой набор суждений, который трудно назвать концепцией в силу высокой степени неопределенности и рассогласованности их объяснительных построений.

 К числу последних могут быть отнесены взгляды Дж. Сёрла. Правда, в отличие от Д. Деннета, который является радикальным функционалистом-редукционистом и, войдя в раж, утверждает даже, что «все мы - зомби», Сёрл «реабилитирует сознание» (якобы «Открывая сознание заново» - так называется его известная книга: [Сёрл 2002]). Он резко выступает против редукционистов, против того же Деннета, громит функционализм и даже всю когнитивную науку за ее приверженность к функционалистским моделям, использует для обозначения специфики сознания, его нередуцируемости, термин «субъективная реальность», призывает в союзники здравый смысл.

 В.В. Васильев выбирает этих двух антагонистов в роли предтеч Чалмерса, который «попытался найти средний путь между установками Деннета и Сёрла, объединив их позитивные интуиции» [Васильев 2002, 152]. Имеется в виду прежде всего идея функционализма (у Деннета) и убеждение в нередуцируемости качества субъективной реальности, «квалиа» (у Сёрла).

 Такое «объединение» весьма близко и мне, начиная еще с 60-х годов; думаю, оно близко и многим другим. Вопрос в том, как оно производится. Ведь сама по себе общая предпосылка далеко не гарантирует концептуального объяснения. Что из этого вышло у Чалмерса, - мы видели.

 В.В. Васильев проводит основательный анализ взглядов Сёрла и Деннета, отводя каждому отдельную главу (без малого 100 страниц книги); он тщательно прослеживает их родословную. Эти его исторические экскурсы представляет интерес. Я разделяю его главные критические оценки и общий вывод, что Сёрл и Деннет, как и Чалмерс, весьма далеки от решения «трудной проблемы»[6].

 Здесь на первом плане вопрос о «ментальной причинности» и ее отношении к «физическому». У Деннета этот вопрос «легко» решается, поскольку, как он считает, «ментального» в его онтологической специфике вообще не существует. Что касается Сёрла, то он пытается объяснять «ментальную причинность, опираясь на концепцию эмерджентности. Однако это объяснение неудовлетворительно, так как само качество субъективной реальности у него тут сразу «улетучивается», превращается в биологическое или физическое свойство: «Сознание есть ментальное и потому физическое свойство мозга в том смысле, в каком жидкое состояние есть свойство системы молекул» [Сёрл 2002, 35]. Оно «есть каузально эмерджентное свойство систем» [Там же, 115], представляет собой «нередуцируемо субъективный физический компонент» [Там же, 125] (курсив всюду мой - Д.Д.). Мы видим, что Сёрл, признавая качество субъективной реальности и его нередуцируемость, то и дело проявляет непоследовательность, сводит его к физическому свойству. О каком же концептуальном объяснении здесь может идти речь? На эту особенность взглядов Сёрла  В.В. Васильев, к сожалению, не обращает внимания, что не случайно, ибо такая непоследовательность весьма характерна и для его концепции.

3. «Назад в будущее»

Так, несколько игриво, названа последняя глава книги, в которой В.В. Васильев предлагает собственную концепцию, претендующую на оригинальность. По его словам, «в системах Сёрла, Деннета и Чалмерса нет, пожалуй, ни одного принципиального положения, касающегося "трудной проблемы", под которым я бы мог подписаться» [Васильев 2009, 234]. Более того, он говорит о «драматизме» ситуации в современной аналитической философии, состоящей в том, что в ней «пока мы просто не увидели реальных попыток позитивно решить "трудную проблему"» [Там же, 190]. Против этого трудно возразить.

 В чем же заключается оригинальность? В.В. Васильев считает, что для решения «трудной проблемы» нужно исходить из «истин здравого смысла», из их феноменологического анализа. Именно такой подход может дать желаемый результат. Он предупреждает читателя, что его феноменология «будет не совсем обычной», что «это будет не дескриптивная феноменология, характерная, к примеру, для Гуссерля, а аргументативная, или аналитическая, феноменология, с давних пор привлекавшая мое внимание» [Там же, 206].

 В ходе рассуждений, которые, на мой взгляд, мало напоминают феноменологический анализ (и тем более оставляют совершенно неясной заявленную особенность «аргументативной, или аналитической, феноменологии»), автор заключает, что «к истинам здравого смысла можно причислить универсальные положения, необходимо связанные с механизмом человеческого познания. И мы, - заявляет он, - нашли такое положение - принцип тождества прошлого и будущего» [Там же, 210]. Он называет его «аксиомой тождества» и подчеркивает, что это «строгое тождество», так как оно «имеет силу в обоих направлениях» [Там же, 223]. Однако В.В. Васильев оговаривается, что «принцип тождества» «не является тезисом здравого смысла. Скорее, его надо выявлять с помощью рефлексии» [Там же, 210]. И он предпринимает ряд «рефлексий» с целью обоснования универсальности «тождества прошлого и будущего», рассуждая о связи «сингулярного» и «совокупного события», об «устройстве моей когнитивной способности», подтверждающем якобы такое «тождество».

 На мой взгляд, его рефлексии и интерпретации «строгого тождества» прошлого и будущего слишком абстрактны и «безразмерны», вступают в противоречие со многими суждениями здравого смысла, не говоря уже о теоретическом понимании соотношения прошлого и будущего, о решении этих вопросов в современной физике и синергетике, от которых автор полностью отрешен. Вряд ли нужно доказывать, что «принцип тождества», полагаемый в качестве универсального и строгого, является в высшей степени сомнительным.

 Тем не менее, автор кладет этот «принцип» в основу своей концепции решения «трудной проблемы сознания» и выводит из него положение о том, что «каждое событие имеет причину» [Там же]. А она, конечно, является физической. Таким образом, «само устройство моей когнитивной способности навязывает мне тезис о каузальной замкнутости физического» [Там же, 211].

 Но как быть с ментальной причиной? Ей ведь не остается места. В.В. Васильев признает, что тут «мы сбились с пути» [Там же, 213] и что «сбой» произошел из-за того, что «анализ истоков каузальной веры проводился на поверхностном уровне» [Там же, 214]. Он «углубляет анализ», обнаруживая сложность структуры причинного действия, в частности, возможность одного и того же события быть следствием разных причин, и приходит к выводу, что «причины событий с необходимостью проявляют свою каузальность лишь при наличии у них тождественной каузальной истории. Таким образом, мы допускаем возможность влияния прошлого на ход событий» [Там же, 214-215]. Прошлое же индивида сохраняется на его «приватном уровне». «И теперь ясно, что оно действительно может играть роль в детерминации нашего поведения, при том, что каждое событие нашей жизни имеет публичную, физическую причину. Все дело в том, что эти физические причины необходимо вынуждают наше поведение лишь при условии их встроенности в те ряды событий, которые имели место в нашем прошлом, а оно оседает в образной памяти, фундирующей объекты наших интенций, т.е. в приватных ментальных состояниях. Вот мы и отыскали выход из старого лабиринта ментальной каузальности» [Там же, 215] (курсив мой - Д.Д.).

 Но не будем спешить с поздравлениями. Автор заявляет, что ему удалось совместить принцип каузальной замкнутости физического с признанием ментальной причинности. Но ведь то, что «оседает в образной памяти», есть бывшее ментальное; до тех пор, пока оно хранится в памяти, оно лишено качества субъективной реальности, обретая его снова лишь в результате актуализации. Только тогда оно может быть названо ментальным и, значит, выступать в роли ментальной причины. Как видим, само качество ментального у автора вынесено за скобки, а в таком случае неправомерно вести речь о ментальной причине. Часто он отождествляет ментальное с «контентом» (с его «содержанием»). Однако «контент» может существовать на бессознательном уровне, может быть отчужден и существовать в виде записанных на бумаге слов и в иных формах объективации, в которых нет ментального качества. Кроме того, остается неясным, что такое «тождественная каузальная история» причины события. Для прояснения этого автору надо, конечно, привлечь «Демона Лапласа», которому известны абсолютно все начальные условия.

 Но главный вопрос всё же в следующем: если автор признает каузальную роль ментального («нефизического», «непространственного»), то каким образом и чем оно способно действовать на физическое, вызывать поведенческие акты? Это пока остается полнейшей загадкой.

 Автор предпринимает непомерные (и, думаю, излишние) усилия для опровержения эпифеноменализма. Ведь для этого достаточно лишь ответить на поставленный выше главный вопрос. В.В. Васильев все время уходит от этого вопроса, рассуждая о вещах, которые не имеют к нему прямого отношения (о «зомби», «двойниках», о «локальных» и «нелокальных физических коррелятах моего поведения» и др.). И вот, наконец, вывод: «Главный результат: есть все основания считать, что наши приватные квалитативные состояния оказывают реальное влияние на наше поведение. И это реальное влияние не связано с тем, что данные состояния просто тождественны физическим процессам в мозге и оказывают воздействие в силу такого тождества» [Там же, 219].

 В этом «главном результате» («результате»??) тоже нет ответа на главный вопрос. Ментальное не тождественно «процессам в мозге» и не находится с ними в отношении однозначного соответствия. Так что же это такое? И как оно оказывает свое «реальное влияние», если не является физическим?

 Поскольку при попытках объяснить ментальную причинность В.В. Васильев очень много места уделяет соотношению «локальных» и «нелокальных физических факторов», полагая, что именно тут кроется ключ к решению вопроса, приведу еще одно высказывание: «При понимании того, что нелокальные физические причины могут действовать только через локальные в одном смысле - т.е. сопряженные с данным автономным рядом - и нелокальные в другом смысле - приватные факторы, становится очевидной невозможность обойтись без квалиа, без приватного измерения» [Там же, 227].

 Вот, собственно, и вся концепция В.В. Васильева, ее «сухой остаток». Это подтверждается итоговым определением: «Итак, «трудная проблема» получает следующее решение: квалиа сопровождают функционирование человеческого мозга (а, вероятно, и других неклассических систем), потому, что они являются необходимыми условиями продуцирования мозгом такого поведения организма, которое он фактически продуцирует и которое учитывает его индивидуализированный опыт» [Там же, 232].

 Прошу извинить меня за слишком обильное цитирование текстов В.В. Васильева, но я хотел, чтобы автор говорил сам за себя. Читатель может самостоятельно оценить качество предлагаемой концепции. На мой же взгляд, она ограничивается общеизвестными или не вполне определенными абстрактными положениями, и не только не решает «трудную проблему сознания», но даже не ставит ее достаточно полно и четко. Ведь автор обходит, затушевывает ее ключевой пункт - способ действия ментального («нефизического» на «физическое»), характеризуя, однако, ментальные состояния как «онтологически отличные от физических процессов» [Там же, 235].

 Когда В.В. Васильеву приходится говорить о конкретных вопросах связи ментального с мозговыми нейронными процессами, о «порождении» ментального мозгом, отмеченные неопределенности и некорректности усугубляются [Там же, 219, 220, 221, 225, 251]. Например, он утверждает, что его концепция, отрицающая отношение супервентности, «сразу заставляет пересмотреть ряд распространенных представлений о связи мозга и сознания» [Там же, 119]. В частности, она, по его словам, «ставит под сомнение возможность отыскания фиксированных нейронных коррелятов сознательных состояний» и прежде всего «ментальных образов» [Там же]. Крайне упрощенная трактовка возможности отыскания корреляции, игнорирующая вопросы соотношение единичного и общего, оригинального и инвариантного, содержательного и формального в описаниях ментальных явлений и соответственно нейронных процессов, способна создать впечатление о правдоподобности выводов автора. Однако они вопиюще противоречат действительности. В последние годы достигнуты выдающиеся результаты в установлении именно таких нейронных коррелятов путем расшифровки нейродинамических кодов «ментальных образов» в работах Гэлэнта, Нишимото, Николелиса и др.; см.: [Аршинов, Лебедев 2008]. Как говорится: тем хуже для фактов!

 Нередко создается впечатление, что для автора ментальное - это все-таки какое-то «особое», «микроуровневое» физическое явление, обусловленное квантовыми феноменами [Васильев 2009, 331-332]. Несмотря на многочисленные заявления В.В. Васильева, что он решительный противник физикалистского редукционизма, проводимое им истолкование принципа каузальной замкнутости физического неотступно влечет его именно к физическому (в данном случае к квантово-механическому) объяснению природы ментального, иначе «ментальному» нечем «зацепиться» за «физическое». Отсюда и его предположение, что «возникновение сознания» зависит от «квантовых макроэффектов в мозге» [Там же, 227-228][7].

 Но особенно ярко подобная физикалистская ориентация автора, замкнутость его мысли в рамках парадигмы физикализма, проявляется в том, что он смело отрицает свободу воли, повторяя точь-в-точь аргументы радикальных физикалистов (см., например: [Пратт 1966]; подробно эти вопросы обсуждаются мной в работах [Дубровский 1980, 205-207] и др. ).

 На этом стоит остановиться. Верно отмечая, что наше Я так же зависит от мозга как любое квалиа, В.В. Васильев считает, что оно «не может быть центром ментальной каузальности...Не может это Я быть и источником свободных решений» [Васильев 2009, 229].

 Посмотрим, как автор аргументирует отрицание свободы воли. Истоком представления о свободе воли, по его словам, «служит то, что можно назвать "чувством свободы". И говорит оно том, что, скажем, через секунду я могу поступить так или иначе. Но если мы проанализируем его, мы убедимся в его иллюзорности» [Там же, 230].Читатель может сам оценить уровень этого «анализа» и его результат [Там же]. Забавно, что этот результат автор не прилагает к самому себе. А ведь у него выходит, что когда он писал приведенные строки, то каждый фрагмент его мысли, водивший в соответствующую секунду его рукой, был предзадан его физическим прошлым и ему только казалось, что именно он, сам решает, какое слово надо написать следующим. Эта кажимость проистекала от незнания скрытых от него причин. Тем не менее, В.В. Васильев верит и готов убедить нас, что именно он создал этот текст и что этот текст является оригинальным и правильным, а вот его оппоненты заблуждаются; и у него нет даже малейшего «ощущения вероятности» собственных суждений.

 Парадоксальность отрицания свободы воли лежит здесь на поверхности. Она аннулирует авторство В.В. Васильева, его личную ответственность за написанные им слова, перечеркивает понятие творчества, более того - те «истины здравого смысла», которые он так высоко ставил в начале своих рассуждений о «трудной проблеме».

 Любопытно, что вера В.В. Васильева в собственное решение «трудной проблемы» столь велика, что он не допускает возможности альтернативных концепций. В «Послесловии» он прямо говорит, что после того как в его книге были раскритикованы и отвергнуты концепции «ведущих философов ХХI века» Сёрла, Деннета и Чалмерса, во взглядах этих авторов возможно «произойдут какие-то подвижки». Но «они могут свестись либо к тому, что они просто обменяются взглядами - и тогда мы не увидим прогресса в решении проблемы сознания, - либо они могут стать движением в направлении той концепции, которая была развернута в последней главе» [Там же, 248] (курсив мой - Д.Д.). Третьего не дано! Пожелаем Сёрлу, Деннету и Чалмерсу успешного выбора (если только они, конечно, обладают свободой воли!).

 В.В. Васильев именует свою концепцию «локальным интеракционизмом» или еще «эмерджентным интеракционизмом». В последнем случае - это напоминает позицию Сёрла, несостоятельность которой отмечалась выше. Первое название, говорит автор, является «наиболее точным» [Там же, 233]. Но что такое «локальный интеракционизм»? Он поясняет: признавая каузальную действенность сознания, «я тем самым сближаюсь с интеракционистской позицией», но «этот интеракционизм позволяет избежать нарушения принципа каузальной замкнутости физического» [Там же]. Однако, в том-то и дело, что остается теоретически неясным, как осуществляется «интеракция», каков способ связи явлений сознания, субъективной реальности (ментального, квалиа) с мозговыми процессами и с физическим объектами вообще. Этот главный вопрос остался нерешенным.

4. Вместо заключения

 Цель этой статьи состояла не только в критическом разборе книги В.В. Васильева, но и в том, чтобы на ее примере показать ограниченность теоретических возможностей современной аналитической философии в разработке проблемы «сознание и мозг». Ведь В.В. Васильев строго движется в ее концептуальном русле. Обсуждая эту проблему и пытаясь ее решить, он использует основной арсенал теоретических средств и методов анализа, выработанный в аналитической философии, типичные для нее постановки вопросов, подходы, способы мышления. Автор прямо заявляет, что именно к аналитическим философам «в первую очередь обращена эта книга» [Там же, 216], что его аргументы и решения, касающиеся соотношения мозга и сознания, «можно классифицировать в качестве вариаций на тему аналитической философии» [Там же, 248].

 Трудно, однако, подумать, что концепция В.В. Васильева, претендующая на решение «трудной» проблемы, помогает преодолеть сложившийся в ней, по его словам, «драматизм» ситуации,

 Хорошо известны крупные достижения аналитической философии в области анализа языка, методологии науки, в исследовании ряда важных эпистемологических и онтологических вопросов. Для меня школа аналитической философии, которую я прошел, к сожалению, уже в весьма зрелом возрасте, была крайне полезна, и я уверен, что те, кто ее не прошел, многое теряют в своем философском развитии. Полувековой опыт разработки проблемы «сознание и мозг» в аналитической философии тоже был и остается для меня весьма ценным. Но почему же, несмотря на столь длительный, огромный труд многих серьезных и одаренных мыслителей в разработке этой проблемы не были достигнуты значительные теоретические прорывы? [8]

 Не берусь однозначно ответить на этот вопрос. Но все же рискну высказать несколько соображений. Ведь и я более полувека работаю в этой области, развиваю свою концепцию, хорошо сознавая ее не более чем пробный характер, знаю ее слабые места, но пока еще верю, что информационный подход имеет смысл и способен развиваться в контексте НБИК - процесса конвергенции нано (науки и технологии), био (науки и технологии), инфо (науки и технологии) и когнитивной (науки и технологии). Этот контекст во все большей мере включает социо-гуманитарную составляющую, социальные науки и социальные технологии; и теперь аббревиатуру НБИК, введенную более 10 лет назад, пора заменить на НБИКС.

 Именно конвергентное развитие НБИКС определяет в наше время парадигмальное содержание научной картины мира и стратегические ориентиры земной цивилизации. Разработка проблемы «сознание и мозг» - важнейшее звено когнитивных наук и когнитивных технологий; она в существенной степени формирует новые подходы в информатике, компьютерном моделировании, в развитии информационных технологий и тем самым во всей системе НБИКС. В свою очередь, разработка проблемы «сознание и мозг» будет все шире использовать теоретические, экспериментальные и методические достижения конвергентного развития НБИКС, которые ярко выражают свой постнеклассический характер.

 Как мне кажется, недостаточная эффективность разработки проблемы «сознание и мозг» в аналитической философии связана во многом с инерцией классических установок физикалистского и редукционистского типа. Это проявлялось и в узком, сугубо бихевиоральном истолковании функционализма, в недооценке его парадигмального значения для исследования самоорганизующихся систем и психических явлений. На мой взгляд, столь актуальная для второй половины прошлого века проблематика самоорганизации и самодетерминации осталась на периферии теоретических интересов и разработок аналитической философии, касающихся явлений сознания. Бурное развитие информационных технологий и информационного общества довольно слабо сказалось на устоявшихся подходах к проблеме «сознание и мозг» и на используемом концептуальном аппарате (в нем, в частности, не нашла должного выражения специфика информационных процессов по сравнению с физическими, недостаточно осмыслен характер связи между информацией и ее носителем, не говоря уже о том, что в нем трудно заметить какое-либо влияние со стороны результатов конвергентного развития НБИКС). Сам по себе высоко профессиональный логико-лингвистический анализ без новых подходов и новых идей, без учета тех крупных достижений, которые демонстрирует нейронаука и система НБИКС в целом, вряд ли способен привести к желаемым результатам. Несмотря на колоссальное число англоязычных философских публикаций по проблеме «сознание и мозг», крайне трудно найти на них какие-либо ссылки в работах ведущих представителей нейронауки, занимающихся той же проблемой.

 Конвергентное развитие НБИКС существенно изменяет отношения между классическими разделами научного знания; оно органически сочетает функции научного познания и технологического конструирования, создавая новые интегральные объекты, которые объединяют в себе физические, химические, биологические, информационные, психические и социально значимые свойства. «Великий синтез наук и технологий ХХI века», как его часто называют [Ковальчук 2008; Ковальчук 2009], носит трансдисциплинарный характер, ставит острые эпистемологические, экзистенциальные и социальные проблемы, но вместе с тем открывает небывалые перспективы преобразования человека и общества. Он формирует новые познавательные средства и концептуальные структуры, новые теоретические и экспериментальные подходы к решению фундаментальных проблем ([Аршинов, Лебедев 2008; Горохов 2009] и др.). И это целиком относится к проблеме «сознание и мозг». Открывается качественно новый этап ее разработки, в которой философы призваны принять активное участие.

Литература

Алексеев 2009 - Алексеев А. Ю. Понятие «Зомби» и проблема сознания // Проблема сознания в философии и науке. Под ред. Д.И. Дубровского. М., 2009.

Аршинов, Лебедев 2008 - Аршинов В.И., Лебедев М.В. Философские проблемы развития и применения нанотехнологий // Философские науки. 2008. № 1.

Васильев 2009 - Васильев В.В. Трудная проблема сознания. М., 2009.

Горохов 2009 - Горохов В.Г. Трансформация понятия «машина» в нанотехнологии // Вопросы философии. 2009. № 9.

Данто 1973 - Danto A.C. Representional Properties and Mind-Body Identity // Review of Metaphysics. 1973. Vol. XXVI. № 3.

Дубровский (ред.) 2009 - Проблема сознания в философии и науке. Под ред. Д.И. Дубровского. М., 2009.

Дубровский 1964 - Дубровский Д.И. По поводу статьи Э.В. Ильенкова «Психика и мозг» // Вопросы философии. 1969. № 3.

Дубровский 1964^а - Дубровский Д.И. Соотношение психического и физиологического (в свете некоторых понятий кибернетики) // VII съезд Украинского физиологического общества. Тезисы докладов. АН УССР. Киев, 1964 (на украинском языке).

Дубровский 1964^б - Дубровский Д.И. Методологические вопросы исследования психо-соматических корреляций // Вопросы гигиены и эпидемиологии Донбасса. Донец, 1964;

Дубровский 1965- Дубровский Д.И. Философия и медицина // Вестник Академии медицинских наук СССР. 1965. № 1

Дубровский 1966 - Дубровский Д.И. Физиологическое и логическое // Вопросы философии. 1966. № 8

Дубровский 1967 - Дубровский Д.И. К проблеме «сознание и мозг» / Сознание. М., 1967

Дубровский 1968^а - Дубровский Д.И. Мозг и психика // Вопросы философии. 1968. № 8

Дубровский 1968^б - Дубровский Д.И. Философский анализ психо-физиологической проблемы. Автореф. диссерт. на соискание ученой степени доктора филос. наук. Ростов-на-Дону, 1968

Дубровский 1971 - Дубровский Д.И. Психические явления и мозг. Философский анализ проблемы в связи с некоторыми актуальными задачами нейрофизиологии, психологии и кибернетики. М., 1971.

Дубровский 1976 - Дубровский Д.И. Информационный подход к проблеме «сознание и мозг» // Вопросы философии. 1976. № 11.

Дубровский 1980 - Дубровский Д.И. Информация, сознание, мозг. М., 1980.

Дубровский 1983 - Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. М., 1983. Изд. 2-е, доп., М., 2002.

Дубровский 2002 - Дубровский Д.И. Проблема духа и тела: возможности решения (в связи со статьей Т. Нагеля «Мыслимость невозможного и проблема духа и тела» // Вопросы философии. 2002. № 10.

Дубровский 2003^а - Дубровский Д.И. Новое открытие сознания? По поводу книги Джона Серла «Открывая сознание заново» // Вопросы философии. 2003. № 7.

Дубровский 2003^б - Дубровский Д. И. В «Театре» Дэниэла Деннета (Об одной популярной концепции сознания) // Философия сознания: история и современность. М., 2003.

Дубровский 2006 - Дубровский Д.И. Бессознательное (в его отношениях к сознательному) и квантовая механика // Философские науки. 2006. № 8.

Дубровский 2007^а - Дубровский Д. И. Зачем субъективная реальность, или «почему информационные процессы не идут в темноте?» (Ответ Д. Чалмерсу) // Вопросы философии. 2007. № 3.

Дубровский 2007^б - Дубровский Д.И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М., 2007.

Ковальчук 2008 - Ковальчук М.В. Нанотехнология и научный прогресс // Философские науки. 2008. №1

Ковальчук 2009 - Ковальчук М.В. Направление прорыва: конвергентные НБИК-технологии // Технополис ХХI. 2009. № 3 (19).

Нагель 2001 - Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа и тела // Вопросы философии, 2001. № 8.

Нагуманова 2008 - Нагуманова С.Ф. Аргумент знания в дискуссиях о природе сознания // Вопросы философии. 2008. № 8.

Нагуманова 2009^а - Нагуманова С.Ф. Проблема материалистического объяснения сознания в аналитической философии // Проблема сознания в философии и науке. Под ред. Д.И. Дубровского. М., 2009.

Нагуманова 2009^б - Нагуманова С. Ф. Достаточен ли «Аргумент мыслимости» для опровержения материалистического понимания сознания // Проблема сознания философии и науке. Под ред. Д.И. Дубровского. М., 2009.

Павлов И.П. Полное собр. соч. Изд. 2, т.2, кн. 2. М.- Л., 1951.

Пратт 1966 - Pratt C.C. Free Will / Mind, Matter and Method. Minneapolis, 1966.

Сёрл 2002 - Сёрл Дж. Открывая сознание заново. М., 2002.

Хукер 1975 - Hoocker C.A. The Information-processing Approach to the Brsin-Mind and its Philosophical Ramification // Philosophy and Phenomenological Research. 1975. Vol. XXXVI. № 1.

Чалмерс 1995 - Chalmers D.J. Fasing up to the problem of consciousness // Journal of Consciousness Studies. 1995. 2 (3).

Примечания

[1] Для примера укажу на весьма содержательные работы [Нагуманова 2008; Нагуманова 2009^а; Нагуманова 2009^б; Алексеев 2009], опубликованные в центральных журналах, а затем в коллективной монографии [Дубровский (ред.) 2009]. В них автор книги мог бы найти немало для себя полезного.

[2] Эти положения были выдвинуты и развивались в ряде небольших статей и выступлений на научных конференциях, а затем в публикациях 1966-1969 гг. и в автореферате докторской диссертации в 1968 г. [Дубровский 1964^а; Дубровский 1964^б; Дубровский 1965; Дубровский 1966; Дубровский 1967; Дубровский 1964^а; Дубровский 1968^б].

[3] В аналитической философии, насколько мне известно, мысль о возможности интерпретации ментальных явлений в качестве информации, которая воплощена в мозговых процессах, представляющих собой «подобие знаковых систем», была впервые четко высказана А. Данто [Данто1973], а затем К. Хукером [Хукер 1975]. Последний, правда, склонялся к онтологическому истолкованию информации в духе Платона. Работы этих авторов под критическим углом зрения рассматривались мной в статье, опубликованной вскоре в журнале «Вопросы философии» [Дубровский 1968]. В работах Чалмерса я не обнаружил ссылок на эти публикации его коллег.

[4] Принцип «структурной когеренции» по-разному интерпретируется в зависимости от тех концепций, в которых он используется. Во всех случаях, однако, имеется виду определенный тип соответствия между ментальным и мозговыми паттернами, включая отношения гомоморфизма и изоморфизма. Мною была предпринята попытка тщательного анализа этого вопроса и обоснования изоморфного соответствия между чувственным образом (квантифицированным зрительным восприятием) и его нейродинамическим эквивалентом (паттерном). Этому был посвящен специальный раздел книги и в нем ставилась задача показать, что определенное описание инвариантов зрительного восприятия может служить первичной моделью для исследования его нейродинамического эквивалента [Дубровский 1971, 279-300].

[5] Можно было бы высказать еще ряд других серьезных критических замечаний, по сравнению с теми, которые сделаны В.В. Васильевым, но это потребовало бы слишком много места. Те, кому это интересно, могут познакомиться с моей статьей, посвященной анализу концепции Чалмерса  [Дубровский 2007^а]. Она представляла ответы на вопросы Чалмерса, поставленные им в краткой переписке между нами. В частности, я пытаюсь обосновать ответы на следующие «трудные» вопросы: 1) почему в ходе эволюции возникло качество субъективной реальности и 2) почему некоторые информационные процессы в мозгу, по выражению Чалмерса, «не идут в темноте».

[6] Дополнительные критические аргументы содержатся в моих статьях, специально посвященных анализу концепций Дж. Сёрла [Дубровский 2003^а] и Д. Деннета [Дубровский 2003^б]. .

[7] Критический анализ попыток квантово-механического объяснения сознания содержится в одной из моих работ [Дубровский 2006].

[8] Еще более мрачную оценку результатов разработки этой проблемы дают некоторые ведущие представители аналитической философии. Так, по мнению Т. Нагеля, сейчас «ни у кого нет правдоподобного ответа на проблему духа и тела» [Нагель 2001, 101]; в решении этой проблемы возник «тупик» [Там же, 102]; между сознанием и мозговыми процессами существует связь, «остающаяся для нас непостижимой» [Там же, 107].