Статья посвящена основным тезисам марксизма. Карл Маркс рассматривается как величайший мыслитель современности. Никто не смог превзойти достижений Маркса в понимании человеческой истории и в экономических науках. В то же время автор ставит под вопрос некоторые утверждения марксизма, особенно понятия общественного прогресса, стихийности человеческой истории и проблемы общения. Автор предлагает некоторые новые подходы к этим темам.

The article is devoted to the basic theses of Marxism. Karl Marx is viewed as the greatest thinker of modern age, nobody could exceeded Marx's achievements of understanding of human history and economical sciences. At the same time the author queries some statements of Marxism, especially concepts of the human progress, spontaneity of human history and the problems of communication. The author is giving some new approaches to these topics.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: прогресс, стихийность, материальные производительные силы, материальные производственные отношения, общения, базис и надстройка, история, развитие науки.

KEYWORDS: progress, spontaneity, material productive forces, material relations of production, communication, basis and superstructure, history, scientific developments.

То, что Карл Маркс был величайшим мыслителем XIX в., не оспаривается сегодня никем. Напротив, за последние 20-30 лет интерес к нему вновь возрос, особенно на Западе (который не подвергался в течение долгих лет оглупляющему воздействию диамата и истмата). Во многих книгах и статьях внимательно анализируются разные стороны деятельности Маркса. Можно сказать, что сейчас на Западе возник своеобразный марксовский «бум».

Многие современные западные авторы, воздавая должное Марксу как величайшему мыслителю современности, в то же время считают его идеалистом и вообще последним представителем немецкой классической философии.

Вряд ли с этим можно согласиться. И в «Немецкой идеологии», и в «Капитале», и в «Тезисах о Фейербахе» Маркс подчеркивает, что в отличие от идеалистов он исходит не из того, что люди говорят или что они думают, а из того, что они делают. Критикуя Гегеля и Фейербаха, он пишет о том, что «деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной чувственной деятельности как таковой» [Маркс, Энгельс1955-1981 III, 1].

И Кант, и Фихте видели, разумеется, практическую человеческую деятельность; Кант в Предисловии ко 2-ому изданию « Критики чистого разума» много писал о реально проводившихся экспериментах; но импульсом этих реальных действий он считал мысленное конструирование предметов познания. По Марксу, дело обстоит как раз наоборот: должна начаться материальная деятельность (руками и орудиями), чтобы возникла цель этой деятельности, целеполагание, т. е. сознание. И в «К критике политической экономии», и в «Капитале» Маркс не раз употребляет понятия «материальные производственные отношения», «материальные производительные силы».

Маркса в известной мере можно считать и гегельянцем, поскольку он позаимствовал у Гегеля и учение о борьбе противоположностей, и идею прогресса в истории, и принцип снятия, и, более того, весь его способ рассуждения, о чем речь пойдет ниже. И тем не менее не Дух и не категории являются образующей силой действительности - об этом четко было сказано уже в «Критике гегелевской философии права».

   В нашей стране идеи Маркса до сих пор властвуют над многими умами. Это касается даже его идеологии, хотя, казалось бы, за истекшие 50 лет она окончательно себя изжила и дискредитировала.  В значительной мере этот феномен объясняется неграмотностью советских людей: все сочинения К. Маркса и В. И. Ленина стоят в открытом доступе - бери и читай, но советский человек, возможно, по многолетней привычке, предпочитает не знать, но верить - в Маркса, в Ленина, в судьбу. Но если относительно идеологии ясно, что ее принимают сегодня не только неграмотные, но и самые догматичные, консервативные головы, то не так все ясно с другими аспектами Марксова учения. Продолжать ли считать верными положения о прогрессивном ходе истории, о смене низшей формации более высокой, о бессознательности исторического процесса? Некоторые другие аспекты учения Маркса требуют, по меньшей мере, объяснения.

Совсем не касаясь анализа политэкономического и идеологического учения Маркса, мы сосредоточимся на философской стороне его творчества, которая связана с выяснением сущности человека, смысла человеческого существования, вектора исторического движения.

Наиболее уязвимым кажется учение о движении истории как прогрессивно развивающейся материальной деятельности, преобразующей природу и обусловливающей переход от одной общественно-экономической структуры к другой. В разных работах - «К критике политической экономии», «Капитале», «Немецкой идеологии» - материальная деятельность - хотя здесь нет такого определения (в «К критике политической экономии» есть определение «материальные производительные силы»; в «Капитале речь все время идет о труде, который определяется через средства труда, предмет труда и целесообразную деятельность) - отождествляется со способом производства, с предметной деятельностью, с практикой. Все они в свою очередь определяются как деятельность людей посредством орудий труда. Способ производства складывается из производительных сил, куда входят орудия труда и люди, и производственных отношений, возникающих между людьми на основе употребляемых ими орудий (собственно отношения в производстве, распределение и обмен).

Маркс считает, что сначала человек создает реальные предметы посредством орудий труда, а затем осознает эти предметы и возникшие на их основе другие идеальные структуры. Причем главным в производительной деятельности является создание материальных благ - предметов потребления, ибо люди сначала должны есть, пить и одеваться (что обусловлено, как говорит Маркс, их телесной организацией), а потом уже переходить к производству всех других - бесконечно разнообразных и нужных ему - предметов.

Производя необходимые им средства к жизни, люди порождают у себя в связи с ними новые потребности, удовлетворяют и их и т. д. «Таким образом, это понимание истории и заключается в том, чтобы, исходя именно из материального производства непосредственной жизни, рассмотреть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму общения...» (курсив мой. - Т.Д.) [Маркс, Энгельс 1955-1981 III, 36].

В противоположность всякому идеализму, Маркс утверждает, что стоит на почве действительной истории, т. е. «объясняет не практику из идей, а объясняет идейные образования из материальной практики» [Там же, 37]. Мы видим, что впервые появляются термины «практика», «чувственная деятельность» и «материальная практика».

Все прежнее понимание истории, - продолжает Маркс, - совершенно игнорировало эту действительную основу истории, или же рассматривало её как побочный фактор, лишенный какой бы то ни было связи с историческим процессом. Поэтому эта концепция могла видеть в истории только громкие деяния и религиозную или вообще теоретическую борьбу.

Надо признать, что, действительно, Маркс совершил «коперниканский переворот» в понимании истории. Правда, и ранее разные мыслители указывали на действия человека и на орудия труда, которыми он действует. Но К.Маркс положил трудовую материальную орудийную деятельность в основу всей человеческой жизни: «Людей можно отличать от животных по сознанию, по религии - вообще по чему угодно. Сами они начинают отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им средства к жизни, - шаг, который обусловлен их телесной организацией. Производя необходимые им средства к жизни, люди косвенным образом производят и самоё свою материальную жизнь» [Там же, 19]. И первым - и неустранимым - актом подобного «деяния» является делание орудий. Поэтому, еще раз повторяет Маркс, не идеальная деятельность и не созерцание - основа жизни. Итак, производство орудий - первый акт драмы человеческой истории, возникающий вследствие употребления определенных орудий; способ производства разнообразных предметов является не только производством нужных человеку вещей, но фактически производством всего образа жизни. Появляются новые понятия - способ производства, производительные силы и производственные отношения.

В подготовительных работах к «Капиталу» 1857 - 1859 гг. (так называемые Grundrisse) и в «Капитале» появляется понятие «труда как общечеловеческой субстанции. Далее Маркс поясняет, что труд есть общее богатство в качестве всеобщей возможности богатства. Позже он будет говорить об уничтожении труда, имея в виду отчужденный труд, т. е. деятельность человека при классовых формациях.

Подробно и в разных местах Маркс описывает развитие способа производства, привлекая и принятый Гегелем принцип снятия: «Буржуазное общество есть наиболее развитая и наиболее многообразная историческая организация производства. Поэтому категории, выражающие его отношения, понимание его структуры, дают вместе с тем возможность заглянуть в структуру и производственные отношения всех тех погибших форм общества, из обломков и элементов которых оно было построено. Некоторые еще не преодоленные остатки этих обломков и элементов продолжают влачить существование внутри буржуазного общества, а то, что в прежних формах имелось лишь в виде намека, развилось здесь до полного значения. Анатомия человека - ключ к анатомии обезьяны (курсив мой. - Т.Д.) [Маркс, Энгельс 1955-1981 ILVI (1), 42]. Проследим, как Маркс понимает историческое движение. Оно осуществляется путем перехода от одного способа производства к другому в результате развития производительных сил и производственных отношений. Так, когда возникает мануфактура, она требует свободных рабочих рук, вследствие чего происходит освобождение крестьян от феодальной зависимости и от прикрепления к земле. Рождается новый капиталистический промышленный способ производства. Вместе с ним появляется новая общественно-экономическая формация, т. е. весь определенный, отличный от других тип жизни и культуры. Как известно, Маркс насчитал таких формаций пять: первобытно-общинную, феодальную, рабовладельческую, капиталистическую и будущую, коммунистическую. И движение внутри каждой формации, и переход от одного способа производства к другому, соответственно, от одной формации к другой происходит независимо от человека: появившись на свет, он застает уже готовыми орудия, отношения людей, всю культуру данного периода и вписывается в них. Сам же переход от одной формации к другой осуществляется посредством революций, которые Маркс называет «локомотивами истории». Классическое определение развития общественно-экономических формаций дается в Предисловии « К критике политической экономии»(1859 г.): «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения - производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил».

Все это в общем хорошо известно, во всяком случае представителям старшего поколения, но мы ведь предпринимаем достаточно подробное рассмотрение известных положений Маркса для того, чтобы проверить их «на истинность». Сомнения по поводу этих известных вещей вызывают несколько пунктов. 1. Почему история должна развиваться прогрессивно? В чем обоснование неизбежности прогресса? И что такое прогресс? 2. Всегда ли необходима революция?

Для Маркса прогресс был поступательным движением от низшего к высшему человеческому обществу; в основе прогресса лежит развитие производительных сил и производственных отношений. Высшим, в полном соответствии с гегелевским пониманием, считается более позднее по времени образование; предполагалось, что оно включает в себя низшее (предшествующее) в снятой (т. е. несамостоятельной и к тому же похожей на последующую) форме.

Эти представления о прогрессе превалируют и в наше время. Но они заимствованы у Гегеля и появились в его философии не случайно: он строил свою логику, ориентируясь на науку, господствовавшую тогда форму духовного производства, и в известной мере воспроизводя логику науки.

Вся немецкая классическая философия была верно названа Фихте «наукоучением», поскольку она ориентировалась на науку; вот Гегель и воспринял основные черты её логики - отсутствие обоснования «начального» пункта логики (у Гегеля это просто «начало» или даже «ничто»), а также прогрессивный ход развития - до тех пор, пока научный разум не поймет, что его суть - в понятии. И хотя уже во времена Гегеля складывалась оппозиция к его концепции, наиболее общепринятой остается все же до сих пор гегелевская теория.

К. Маркс воспринимает её прогрессистский пафос, деление цивилизаций на высшие и низшие, её принцип снятия. Однако становится все более очевидной неприменимость к истории гегелевского подхода. Чрезвычайно сомнительным кажется теперь и «снятие»: ведь если из предшествующей истории берется только то, что соответствует более высокой ступени, что входит в неё, и фактически устраняется всё непохожее, то, может быть, вместе с этим уничтожается специфика прошлого? Она непохожа на последующее, и в этом несходстве - особенность прошлого, которое не выше и не ниже будущего, оно просто - индивидуально - особенное.

Верен ли гегелевский и марксовский прогрессистский подход? Вопрос можно поставить теперь так: может быть, не от непрерывного развития способов производства и орудий труда зависит целостная структура общества? Может быть, не вследствие совершенствования орудий производства развивается вся общественно-культурная структура? Возможно, речь должна идти о развитии разных (не ниже и не выше стоящих) способностей человека, тем более что сам Маркс определяет его как самоустремленное существо.

А как обстоит дело с революцией?

Относительно революции также возникают сомнения. Для Маркса пролетариат был самым революционно-настроенным классом, поскольку он на то время был связан с самым передовым производством и к тому же меньше всех был заинтересован в сохранении status quo. Но даже у самого Маркса в «Капитале» есть определение передового рабочего не как пролетария, а как «совокупного наёмного работника», «части» которого составляют, кроме пролетария, и бухгалтер, и даже собственник производства. И, следовательно, общественные противоречия сглаживаются. Еще более сглаживаются они, если признать усиление позиций гражданского общества. Сам Маркс, значит, усомнился в необходимости революции.

Вопрос о революционном классе был - хотя очень-очень бегло - поставлен, как мы видели, под сомнение самим Марксом. Сомнение еще более усиливается при рассмотрении соотношения совместного и всеобщего труда. Ниже эта тема будет разобрана в связи с отчуждением труда, теперь она затрагивается по отношению к революции. Это - одна из любимых тем самого Маркса, т. к. именно её разработка связана с пониманием перехода от капитализма к социализму.

Поскольку постепенно в результате прогресса техники исчезает не только частичный работник, но и сам пролетариат, постольку совместный труд в ходе этого прогресса сменяется всеобщим трудом, постольку на арену выходит новый работник и новое общество - в наше время информационное. Технический прогресс выступает при этом как мирная нереволюционная смена отношений социальных групп.

Происходит своеобразное «переворачивание» средств и целей производства: сначала индивиды «вписываются» в сложившиеся ко времени их рождения производительные силы и производственные отношения. Существующее общественное разделение труда заставляет работника быть «частичным», включаться в совместные и нетворческие действия по производству массы продуктов. Продукт в капиталистическом обществе перестает быть делом одного работника: все они действуют вместе (совместный труд), постепенно, в результате соединения множества операций создавая цельный предмет. Где-то на обочине производства, правда, существует труд, который Маркс назвал всеобщим духовным трудом; в этом случае осуществляется неделимая деятельность на основе творческого общения работников - может быть, и через века - и вовсе не надо, чтобы каждый производил все предметы, нужные человеку. В этом труде не эксплуатируются и не угасают творческие человеческие потенции - они развиваются. Не всеобщий труд становится производным от совместного, а наоборот; постепенно совместное производство продуктов превращается в удел машин, а работники перестают общаться на утилитарной почве.

Так отпадает нужда в насильственном изменении общения, в революции. «Переворачивание» состоит в том, что не частичный рабочий вызывается к жизни стихийным развитием производства, а наоборот, развитие производства обусловливается действиями совершающих всеобщий сознательный духовный труд работников.

И самый трудный вопрос касается бессознательного, стихийного хода истории. Маркс оговаривается, что стихийность характеризует только классовые формации, в которых существует отчуждение труда. Этой теме он также посвящает многие страницы и даже целые разделы и в «Капитале», и в «Немецкой идеологии».

Тема отчуждения взята из предшествующей философии - от Фихте, Гегеля и Фейербаха. Но Маркс, как известно, связывает отчуждение с классовым расслоением общества. «Общественный характер деятельности, как и общественная форма продукта, как и участие индивида в производстве, выступает здесь как нечто чуждое индивидам, как нечто вещное; не как отношение индивидов друг к другу, а как их подчинение отношениям, существующим независимо от них и возникающим из столкновения безразличных индивидов друг с другом. Всеобщий обмен деятельностями и продуктами, ставший жизненным условием для каждого отдельного индивида, их взаимная связь представляются им самим как нечто чуждое, от них независимое, как некая вещь» [Маркс, Энгельс 1955-1981 ILVI (1), 100]. Маркс разъясняет смысл отчуждения во многих местах своих работ. Отчуждается и продукт труда, отчуждается и сам процесс, и человек чувствует себя человеком не в своих собственно человеческих - трудовых функциях, а в животных - еде, питье, половом акте и т.п.

Столкновение индивидов друг с другом создает для них некую стоящую над ними чуждую им общественную силу, их взаимодействие выступает для них как не зависящий от них процесс и не зависящая от них власть.

В первом томе «Капитала» Маркс вводит специальный раздел, посвященный отчуждению труда в связи с общественным разделением труда и формированием так называемого «частичного работника». Последний выполняет только часть операций по производству какого-либо предмета, а цельный предмет представляет собой продукт совместного труда многих рабочих. Каждый из них не развивает при этом свои способности, а, напротив, убивает их, т. к. перед ним стоит задача воспроизводства массы одинаковых частей (или изделий); тогда дело созидания превращается в машинообразную, повторяющуюся работу.

Маркс говорит и о том, что по мере развития производства будет изменяться характер труда; отчуждение будет снято, ибо оно - «исторический продукт» и принадлежит определенной фазе развития индивидов. Отчужденность, как полагает Маркс, доказывает, что « люди находятся еще в процессе созидания своей социальной жизни, еще не живут ею» [Маркс, Энгельс 1955-1981 ILVI (1), 105].

Человека, который сформируется позже, после устранения классов и отчуждения труда, Маркс называет универсальным, коллективные отношения людей подчинены теперь их собственному контролю. Совместный труд уступает свое место «всеобщему духовному труду», при котором главное место занимает не количество (одинаковых) изделий, а качество. Это вовсе не означает, что каждый индивид должен создавать множество разных предметов, скорее, может быть, он создает даже один-единственный, но ни содержание такого труда, ни продукт не будут противостоять работнику. Не утилитарное использование другого индивида, в процессе чего подавляются его способности, а свободное развитие каждого в процессе взаимного обогащения способностями станет в будущем обществе определяющим.

Всеобщий духовный труд, ютившийся ранее где-то на обочине производства, становится главной определяющей силой общественного развития; само производство материальных благ превращается в побочный продукт развития личностей. Стихийность уступает место сознательному развитию человека.

Таким образом, все разъясняется: уже превращение «всеобщего духовного труда» в главный вид деятельности означает, что человек сосредоточивается на своих общественных связях, на своих способностях, т. е. на развитии своей личности, вместо того, чтобы подчинять её независимому от себя и чуждому себе производству. Таким образом, сначала человек - всего лишь орудие труда, средство производства, которое в целом прогрессирует независимо от него; в дальнейшем (при коммунизме) человек - цель, а производство превращается в средство (для развития человека).

Можно выдвинуть еще одно возражение против убеждения Маркса в том, что человека определяет внешняя среда, поскольку, родившись, он вписывается в уже сложившиеся производительные силы и производственные отношения, во всю культуру, и все они вместе определяют его настоящую и будущую жизнь, о чем мы уже упомянули. Дело в том, что, обладая творческими потенциями, точнее - являясь творческим существом, человек переделывает все то, что застает вокруг себя. Он подвергает переделке машины, дома, автоматику, предметы быта и т. д. Это означает, что фактически человек переделывает... свое прошлое, которое его как будто определяет. Раз он его изменяет, значит, прошлое его не определяет, во всяком случае определяет нежестко, неоднозначно. И так человек выходит к свободе.

Но можно еще более остро поставить вопрос о стихийном ходе истории, тогда он прозвучит так. Если в самом начале человеческой истории она развивается как нечеловеческая - как развитие производительных сил и производственных отношений - то каким образом потом она станет историей самого человека? Маркс, как мы видели, объясняет это тем, что в развитии производства происходит определенное «переворачивание» цели и средства: по мере своего развития производительные силы, прогресс техники приводят к высвобождению рабочего времени и превращению всеобщего духовного труда в главный фактор производства. Нечеловеческая история становится человеческой, стихийность превращается в сознательность. Подобный ход рассуждения Маркс, несомненно, заимствует у Гегеля, у которого лишь с развитием « ничто» превращается в « нечто», а абстрактное в конкретное.

Можно рассуждать так, как рассуждает Маркс; но можно не снимать тот вопрос, который был поставлен, и он очень похож на упрек, который предъявляли Гегелю по другому поводу: если в самом начале его логики находится «ничто» (чистое бытие, чистое мышление), то каким образом из «ничто» может возникнуть «нечто»? Ответ Гегеля звучит так же, как ответ Маркса: на пути движения дух превращается в иное, и противоречие между ними создает движение. Правда, в самом конце пути противоречие окончательно устраняется, но и движение прекращается. У Маркса, как и у Гегеля, нет серьезной определенности относительно дальнейшего, хотя у Маркса этот процесс нацелен на будущее, а не на настоящее.

И тем не менее хотелось бы, чтобы упомянутое выше «переворачивание» (цели и средства) совершалось не в конце существования классового общества, а в исходной точке человеческой истории, когда она с самого начала была бы человеческой. Одно из объяснений предлагает В.С. Библер в работе «Самостоянье человека» [Библер 1993]. Он исходит из объяснений самого Маркса (см.: «Из ранних произведений»), но развивает их до логического предела, до которого сам Маркс не дошел. Там говорится о том, что человек от всех животных отличается тем, что его собственная жизнедеятельность не сливается с ним, а противостоит ему; еще точнее: предметом жизнедеятельности человека является его же собственная жизнедеятельность. Это означает, что человек, начиная производить, как бы раздваивается, он «устремлен» на себя, он делает себя своим объектом. А это значит, далее, что он определяет себя сам, он является причиной самого себя, causa sui. Его история - это его собственная история, а не история орудий труда, а человека - лишь в качестве средства. Почему же Марксу (и не только ему) кажется, что дело обстоит как раз наоборот? Да потому, что, как полагает В.С. Библер, у Маркса истинным субъектом истории является не человек - субъект, а его деятельность. Практическая деятельность становится субъектом, «сам этот субъект (человек. - Т.Д.) деятельности определен во всех своих психологических, логических и социологических определениях через ту деятельность, которую он осуществляет. Субъектом по отношению к субъекту деятельности оказывается сама, осуществляемая этим субъектом деятельность» [Библер 1993, 23-24].

При этом В.С. Библер поясняет: если настоящим субъектом признается деятельность, то она должна обратным вектором его определять - даже без всякой фетишизации, без всякого отщепления деятельности в форме независимого от человека социального феномена (отчуждения). Из этого и вытекает определение стихийности - не от человека зависит, как история осуществляется. Но если исходить из того (как и происходит на самом деле), что деятельность направлена на себя только постольку, поскольку субъект деятельности обращен на себя (ведь не она сама себя осуществляет, а её осуществляет индивид), то речь должна идти о том, что он сам себя детерминирует, т. е. является причиной самого себя, causa sui. Тогда процесс изменения следует считать не стихийным, а сознательным, тогда надо признать, что нет ничего за спиной человека, что определяло бы его действия, а что он сам их обдумывает и совершает. Человек детерминирует сам себя - это значит, что в такой детерминации участвуют и сознание человека, и его воля, они стимулируют все его действия.

Предположим, что человек начинает обтесывать камень, из которого хочет сделать топор. Топора еще нет, - нет в реальности, но он уже существует как идеальная цель реальных действий человека в его голове. Не начнись деятельность, не появилась бы её цель, т. е. сознание - из этого Маркс и сделал вывод о том, что сознание вторично. Но ведь деятельность, во всяком случае человеческая, не бывает без цели. «Сознательность (или пред-определение сознательности) - это не нечто вторичное по определению к деятельности, это - само определение предметной деятельности, коль скоро она направлена на самое себя, не совпадает с самой собой, исходно (пред-психологически) рефлективна» [Библер 1993, 25]. Иначе говоря, рефлективность, т. е. обращенность деятельности на себя, и означает появление сознания. Это прослеживается, как мы видели, на простейшем трудовом акте, и именно это означает, что человек действует сознательно и направляется в действиях своей волей. Представление о бессознательности исторического процесса возникло у Маркса, скорее всего, только потому, что он принял за субъекта не настоящего субъекта-человека, а предметную деятельность. Отсюда же возникло и Марксово убеждение во вторичности сознания и первичности бытия (как будто бытие может существовать без сознания). Маркс имел в виду, что первичным является производство материальных благ, а вторичным - деятельность за письменным столом.

Тогда и бытие, включающее в себя сознание, не противостоит этому сознанию. Наверное, речь опять должна идти о развитии каких-то (не всех), вполне определенных способностей человека; тех, которые обусловливают удовлетворение материальных его потребностей, но, конечно, не только их - и потребностей в искусстве, познании, нравственности. Ведь нельзя однозначно утверждать, как это сделал К.Маркс, что войны, например, начинаются в конечном счете по экономическим причинам, а не по причине поисков Гроба Господня или из-за, скажем, испанского наследства. И люди ясно осознают, что надо делать (не только производить материальные блага), осознают также и отношения, в которые вступают между собой.

Можно, конечно, рассуждать по-марксовски, т.е. придерживаться теории прогресса и стихийности. Но можно разделять другую точку зрения, когда история предстает как появление и общение разных (не выше и не ниже стоящих) культурно-цивилизационных структур, связанных не орудиями, а человеческими способностями (здесь вообще трудно провести различие по принципу «выше - ниже», поскольку речь идет просто о разных).

Эта точка зрения «работает» в искусстве, где не действует схематизм «восходящей лестницы». Старые персонажи искусства с появлением нового не исчезают, они остаются, более того, новые герои актуализируют свойства и устремления прежних героев [Библер 1997, 222]. Вот этот второй подход развивали - по отношению к искусству и культуре - М.М.Бахтин, по отношению к философии и культуре - В.С.Библер.

Маркс обращает внимание - и в этом также состоит его огромное достижение - еще на несколько важных характеристик деятельного субъекта, которые нельзя игнорировать. Во-первых, это универсальность человека. В отличие от животных, каждое из которых проживает ту жизнь, к которой его предназначила природа, и это - тот путь, который отличает его от всех других животных. И ещё: человек действует на каждый предмет в соответствии с его свойствами: так, на камень я действую не так и не тем орудием, как на землю; на дерево - не так, как на стекло. Благодаря этому деятельность становится универсальной - по мерке любого предмета природы. Благодаря ей человек освобождается от любой заданности, т. е. ограниченности.

Надо учесть и то, о чем Маркс не говорил, но что, конечно, он имел в виду: человек делает из природного предмета то, чем тот никогда не бывает в действительности без человека. Из дерева он делает стрелу, стол, скамью; из камня - топор, нож. Это, если можно так сказать, вторая, потенциальная универсальность. Сюда включается и некая «отрицательная» универсальность: что из камня нельзя сделать (из стекла - топор и т. д.). Об этом Маркс не упоминал. Но смысл мышления не в том (не только в том), чтобы двигаться по формам предметного мира, а в том, чтобы создавать невозможные (без человека) формы.

Итак, мышление не только несводимо к бытию (к материальной действительности); оно делает его совершенно другим. Но и бытие несводимо к сознанию. Это, как сказал бы Спиноза, две стороны одного и того же.

Продолжая разбор Марксовых основных положений и учитывая его огромные заслуги в понимании практической предметной деятельности, надо попытаться обратить  внимание и на то, чего он не предусмотрел - может быть, потому, что был слишком сосредоточен на производстве своего времени. Необычайно ценно то, что он увидел  двойственность орудия труда, причем многозначную двойственность. Любое орудие совмещает в себе субъекта и объекта; на одном конце орудия стоит субъект, на другом - объект. Орудие и связывает, и разделяет их. Далее: уже в орудии (в любом) человек противостоит сам себе, потому что в произведённом им орудии воплощена способность человека, но она отлична, отделена от него: он и тот, кто делает орудие, и тот, кто будет им работать. Но не орудие детерминирует человека: ведь его создаёт и изменяет человек. Ещё надо заметить, что работник никогда не срастается с орудием, и это тоже определяет особый характер его деятельности. Хотя мы говорим (и думаем), что, например, «рабочий - это придаток машины» (по Марксу), это не совсем так - работник уходит домой, оставляет орудие, ест, играет с детьми, занимается другими делами. Работник должен, далее, овладеть орудием - ведь он рождается без такого умения; и именно в подобном действии он развивает себя, свою способность, и цель переходит от орудия к субъекту (изменить себя, сформировать себя определённым образом). Здесь же следует зафиксировать и другие важные черты орудийной деятельности: человек может повременить действовать с орудием, в связи с чем у него появляется созерцание, то есть не-деятельность (что и подметил Фейербах). Таким образом, деятельность включает в себя момент не-деятельности, возможность деятельности. Тогда надо признать, что у человека появляется возможность - быть тем или другим, делать то или не делать, развивать одни или другие способности, причём прижизненно.

Другие краеугольные камни и одновременно камни преткновения марксовской концепции обусловлены сложным изменением в процессе деятельности её исходного предмета и её результата.

Исходим из того, что, так как моя жизнь не совпадает с самой собой (становится предметом моей жизнедеятельности), деятельность по отношению к себе уже требует сознания и воли. Дело теперь заключается в несовпадении исходного предмета с самим собой: ведь передо мной камень, а я делаю из него, скажем, топор. Камень исчезает, его уже нет, а топор пока не появился, его ещё нет, и сознание как бы попадает в пустоту, в зазор между исчезающим и появляющимся предметами. Здесь вновь имеет смысл говорить о двойственности предмета, о двоякой человеческой универсальности, но особого типа: я хочу оторваться от наличного бытия и перевести его в иное бытие. Таким образом усиливается также и углублённость в себя как субъекта: я должен мысленно проиграть все действия, возможные и невозможные; в такие моменты я не действую, и так я свободен по отношению к деятельности. Я остаюсь стоять в стороне несколько загадочным субъектом, отделённым и от орудия (я не действую), и от предмета (на который не действую). Всё это время я размышляю.

Здесь вновь приоткрывается парадокс: предметная деятельность определяет мышление, сознание таким странным образом, что оно обретает свободу по отношению к той деятельности, которая их определяет. Возникает свобода. Маркс же остался в рамках принципа необходимости, знание которой якобы рождает свободу. Но это не так. Знание необходимости не рождает свободу. Дело всё в том, что внешняя детерминация на деле превращается в ходе деятельности в самодетерминацию в самом начале. То есть человек свободен изначально, как только он начинает действовать, т.е. как только он становится человеком.

Ещё один камень преткновения заложен в ограду гражданского союза, или общения. Маркс исходил из общения, оно признавалось неустранимой оборотной стороной производительных сил, и более того, базисом всего общества: действуя на природу, изменяя её и тем самым себя, человек всегда действует рядом с другими людьми. И в «Капитале», и в работе «К критике политической экономии», и в «Немецкой идеологии» Маркс делает акцент на том, что человек - это общественное существо. Всякое проявление жизни индивида, даже если оно и не выступает непосредственно в коллективной форме, является по сути проявлением и утверждением общественной жизни. Маркс подчеркивает, что отношение человека к самому себе становится для него предметным лишь через посредство его отношения к другому человеку. И очень важное определение из «Экономическо-философских рукописей 1844 г.: «Непосредственным предметом деятельности человека всегда выступает другой человек, но именно тем самым он, этот особенный человек как личность».

Особый способ производства предметов и общественных отношений - это есть особый способ «производства и саморазвития человеческой личности». К сожалению, дальше тему личностного общения Маркс не развил, вследствие чего общение и толкуется, как нам кажется, ограниченным образом.

В данном случает размышления основоположника марксизма касаются общения как внешних взаимосвязей людей : орудий - огромное множество, предметов - также, да еще существует общественное разделение труда , когда один работник выполняет одну операцию, а другие - остальные; поэтому множество людей связаны друг с другом в процессе совместного труда, иначе продукт как целостный не появляется. Для Маркса внешнее общение - образец общения вообще, и сосредоточенность именно на нем его взгляда , как нам кажется, есть результат внимания главным образом к капиталистическому способу производства. Именно здесь господствует совместный труд; сокращение творческих потенций вследствие общественного разделения труда (и отделения умственного труда от физического) создает впечатление того, что люди связаны друг с другом только внешней связью.

То же относится даже к всеобщему духовному труду, который, по мысли Маркса, включает в собственную, но подчеркнем - творческую деятельность каждого человека деятельность других людей, даже живших когда-то давно и соучаствовавших в создании этого произведения искусства, науки, философии. Несмотря на то, что в рамках всеобщего духовного труда речь о сокращении творческих потенций не идет, все же и здесь Маркс имеет в виду внешнее общение личностей.

А между тем общение заключено уже в самом первоначальном акте труда. Ситуация складывается так: когда работник начинает делать, скажем, топор, он уже противостоит себе (не совпадает с собой) как тот, кто будет затем работать этим топором. В этом проявляется самоустремленный характер деятельности человека. «Я» общается здесь с самим собой, как с другим «Я», как с «Ты». Но и это еще не завершение внутреннего общения: производя нужный мне предмет, я не обязательно сразу начну работать с ним - я могу его сначала только наблюдать. Кроме того, могу сделать этот топор предметом эстетической обработки, украшая его рукоять - я общаюсь с собой тогда как с художником. И еще: я могу сразу предназначать его другому человеку, это - потенциальное общение.

Таким образом, одно-единственное «Я» в процессе труда раздваивается, растраивается, учетверяется; самый простой акт трудовой деятельности порождает внутреннее общение. Индивид не может не общаться с собой как с другими субъектами, они рождаются внутри действующего «Я». И только такое внутреннее общение становится условием внешнего общения.

Это не означает, что человек теряет свою личность в таком внутреннем взаимодействии с другими. Нет, он включает их в себя как раз для того, чтобы отстоять особенность своего Я. В этом взаимодействии  - в отличие от других - оно только и формируется. И именно это служит основой внешнего диалога (полилога) и понимания других людей; без этого нет ни особенной личности, ни ее внешнего общения с другими, такими же особенными личностями.

Теперь становится яснее и ответ на вопрос о стихийности исторического движения. Если бы за спиной человека стоял Мировой Дух (Гегель), или способ производства (Маркс), или судьба -  вообще нечто внешнее человеку - и диктовал ему его поступки, то, конечно, человек был всего лишь средством , а не целью истории ( таким он выступил у Гегеля, таким он выступил у Маркса в определении производительных сил наряду с орудиями ). Но, как мы хотели показать, в самый первый момент деятельности, когда человек - уже человек, происходит такое «переворачивание» всех аспектов деятельности, когда сама деятельность обусловливает возникновение целевой детерминации, когда не орудие и не деятельность определяют человека, а он определяет их, прежде всего определяя себя. Тогда сознание и воля (настойчивое стремление изменить себя и предмет) включены в действия. Деятельность человека всегда сознательна, действия человека всегда зависят от его сознания и воли, а впечатления о стихийности возникают только потому, что Маркс ориентирован на будущее, оценивает настоящее с его позиций, т.е. как неразвитое и вообще не отвечающее сущности человека. На деле же речь должна идти об определенном (не выше и не ниже другого) состоянии общества и его сознательности. Человек не может предусмотреть, разумеется, всего, что последует из его действий, ибо влияние Универсума многогранно и бесконечно, но он всегда сознает то, что делает и в какие отношения вступает. История с самого начала осуществляется сознательно.

Идеи Маркса стимулируют нас на поиск решений, как мы хотели показать, многих важных вопросов. И в этом он также наш современник, наш Собеседник, не ушедший в безвозвратное прошлое.

Литература

Бахтин 1970 - Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М.,1970.

Библер 1997 - Библер В.С. На гранях культуры. М., 1997.

Библер 1993 - Библер В.С. Самостоянье человека. Кемерово, 1993.

Длугач 1983 - Длугач Т.Б. La République des Lettres XVII в. и «натуральная философия» Исаака Ньютона / Философия эпохи ранних буржуазных революций. М., 1983.

Кант 1965 - Кант И. Соч. В 6 т. Т. 5. М., 1965.

Маркс, Энгельс 1956 - Маркс К. и Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956.

Маркс, Энгельс 1955-1981 - Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 1-50. 2-е изд. М., 1955-1981.

Туманова 2010 - Туманова Л.Б. Свобода и разум. Избранные философские работы. М., 2010.