1. Аналитика органичности

Внутренние противоречия культуры - таково одно из существеннейших выставляемых против новоевропейской культуры возражений. Я вовсе не собираюсь отвергать этой характеристики или этого обвинения; нисколько не хочу отрицать той вечной имманентной опасности, а может быть, и внутреннего рока саморазрушения, к которым влекут её внутренние противоречия. Я только хочу отметить, что внутренняя противоречивость есть не противопоказание, не возражение, не патология, хотя оно бывает разрушительным, - а есть конститутивное явление всякой жизненности, всякой органичности.

В механике действие признаётся равным противодействию, и игрой этих взаимно вызывающих и обусловленных действий и противодействий и производится механическая работа; но движущая сила, вызывающая их, в них переливающаяся, даётся извне, и лишь в меру этой извне данной движущей силы и осуществляется игра противодействий и производится их работа. Организм от механизма, жизнь от механической работы в существе своем тем и отличается, что к механизму движущая сила прикладывается извне, в организме же - она ему имманентна; что организм в себе самом носит источник своего движения, что организм есть одновременно - в переносном смысле - и механизм, и двигатель, и регулятор. Если источник движения химический, то всё же материал должен быть извне ему доставляем; так же и вообще к механизму извне, из среды подносятся подвергающиеся его переработке материалы. Организм же нужный ему материал черпает сам из среды. Механизм как бы расположен на некотором пункте независимого от него пути. Он являет собой момент в некотором до него начинающемся и за ним продолжающемся процессе, момент на пути определённых претворений, смысл которых в том, к чему они приводят в его произведении; его назначение - в его работе. Производимое же организмом не есть его произведение, а его отбросы; они, разумеется, могут быть используемы другими организмами как материал и в этом смысле оказываться средством; но всё же они производные, а не произведения. Производное вытекает из производящего, а не производящее обусловливается имеющим быть произведенным. Так обстоит дело в генезисе механизмов и организмов, так обстоит дело и в их функционировании. И даже в том единственном случае, где производимое организмом не есть функциональный отброс, а некое самодовлеющее бытие, именно в самовоспроизведении организма, в рождении (уже не говоря о том, что процесс происходит в плоскости самоудовлетворения творящего организма, а не приспособления его к творимому) продуктами является воспроизведение самодовлеющего производителя, а не инородный по отношению к нему продукт: в механизме продукт есть претворённый материал работы механизма, в организме - повторенный производитель. Но, впрочем, это последнее относится уже только к организмам, взятым в самом тесном смысле слова, а не в более широком смысле - некоторой самодовлеюще функционирующей цельности частей. Но и в этом расширенном смысле - организм* есть некое единство, функционирующее из себя (а не приводимое извне в движение), функционирующее в себе, замкнуто (а не применительно к претворению извне приходящего и вовне уходящего материала), функционирующее для себя, для своих собственных потребностей и целей, субъективно ставимых или объективно заданных (а не применительно к задаче, сущей вовне). Такое функционирование из себя, в себе и для себя - и может в широком смысле слова быть названо жизнью. Работа механизма производится игрой его внутренних действий и противодействий, вызываемой внешними силами; в организме же - источник движения, источник жизни ему имманентен и потому имманентны ему те взаимные противонапряжения, игра которых и составляет его деятельность, его работу, его жизнь. В механизме противодействия пассивны, уравновешены, согласованы и приводятся в актуальность внешним двигателем; в организме двигателем и являются внутренние противодействующие факторы; они сами носители его активности, они напряжены на взаимное противодействие, иначе не было бы их согласованной игры, их функционирования в себе, не было бы жизни.

Организм самодовлеющ; если бы его деятельность, движение и проявление были обусловлены одним двигателем или одним рядом согласованных двигателей - получился бы непрекращающийся бег в одном направлении, слепое устремление, а не жизнь. Неизбежное внутреннее действие и противодействие в нём не пассивно зависимы извне, а изнутри самостоятельно активны. Иными словами, организму должна быть неизбежно присуща самочинная противоположность противодействующих внутренних его сил, устремлений, двигателей и способностей. Иными словами, понятию организма, взятому в самом широком смысле слова, - неизбежно присуща противонаправленность внутренних сил, которая только таким образом и осуществляет его жизнь. В этом смысле можно сказать, что организм есть согласование внутренних противодействий. Для того чтобы из них получилось единство, необходимо, чтобы они были между собой так или иначе согласованы в существовании целого; но с точки зрения внутренней, каждая действующая функция направлена против других, некоторым другим противоположна или противоречит; она давит на других, чтобы вызвать их действие или чтобы его остановить на тех пределах, за которыми оно становится вредным для неё, а следовательно, и для целого; она противодействует давлению, ограничивает и подвергается ограничению, регулирует и подвергается регулировке. Органичность есть, конечно, согласованность, но согласованность в противодействиях.

Механизм состоит из механизмов; организм состоит, если не из организмов, то всё же из частичных синтезов, в своём роде живущих активно. И потому синтез организма заключается в согласовании самодеятельности, самостоятельного бытия частей с частичным их бытием в целом. И из этого опять вытекает взаимное соревнование, противодействие и сопротивление частей как имманентная основа органической жизни. Из общего запаса воспринимаемой организмом «пищи» отдельные ткани должны получать своё частное питание; расходы организма должны ложиться на его органы в некотором распорядке, иначе произойдёт крушение; большие расходы одного органа требуют и соответствующего возмещения; чрезмерное разрастание какой-либо из функций вызывает сопротивление других. То же и в обществе, как оформленной организации, - отдельные классы, сословия, учреждения и лица живут своей жизнью и тем осуществляют жизнь целого; взаимно связанные и тем самым взаимно противодействуя друг другу; из общей массы благ стремятся получить нужное и желательное и тем самым вступают в конфликты; но этими конфликтами и осуществляют и поддерживают жизнь целого.

И не только к субъектам и субстратам органической жизни относимо это положение. То же и к духовным ценностям в их реальном бытии. Духовные ценности борются, соревнуют за внимание. Тесно связанные между собой, одна другую взаимно вызывающие, они вместе с тем существуют самостоятельно в некотором едином бытии, черпают из одного источника и друг друга вытесняют. Они приходят в коллизию - борясь в реальности за время, за внимание, за место. В одной человеческой душе, как и в целом обществе, - искусство, развертываясь, вытесняет рассудочность, этическую нормативность; но вытесняя за определённые пределы, вызывает их сопротивление, тем более, что за этими пределами подрывает само себя. И то же можно сказать, исходя из отвлеченного мышления и его продукта, от нормативной деятельности, от какой угодно духовной функции, где интуиция вступает в столкновение с дискурсивностью, синтез с выявленностью деталей, воля с разумом, деонтология¹ с онтологией.

Разновидности могут быть неограниченны, формы разнообразны, но суть в этом отношении остается неизменной. Организм в этом широком смысле слова неизбежно всегда будет организацией внутренних, приводимых к согласованно противоречий и противодействий. В этих противоречиях и противодействиях будет выражаться бытийность частей в их согласуемости - бытийность целого. Не только разновидности будут бесчисленны, но мыслимы и переходные ступени, и смешанные с механичностью образования; возможны и переходы к расплывчатым образованиям, где синтетичность тает и становится малоопределённой или малоуловимой. Если живой человеческий организм есть определённо и твёрдо выделенное единство, то организованный государственно народ, будучи ещё единством твердым, становится единством менее определённо выделимым, а «культура» и совсем неочерчиваемыми полосами расплывается в окружающем. Но суть остаётся: игра действий и противодействий неизбежна во всякой организации; в организме, понятом как организация, из себя, в себе и для себя функционирующая, эта игра, имея в нём самом своих активных носителей, имея в этих носителях самодовлеющие, живые, а не транзитивно-средственные организации, неизбежно становится игрою внутренних противонаправленностей, внутренних противоречий. В этом смысле всякий организм есть связь противоречивого и всякая жизнь - осуществление противоречий в единстве однолинейного осуществления.

___________

Я не имею здесь возможности самостоятельно развить теорию организации и потому ограничиваюсь тем, что отмечаю эту черту органической жизни, не пытаясь дать ни сколько-нибудь точных определений, ни сколько-нибудь обоснованных выведений. Но одну особенность необходимо здесь ещё отметить.

Мало того, что составные факторы организма имманентно противоречивы при общей своей согласованности в живом синтезе; эти факторы по самому своему существу, по существу своей функции в целом - должны быть сверхнапряжены, напряжены на большее, нежели то, что необходимо и возможно для организма, что необходимо и возможно для них самих. Именно для нормального функционирования факторы организма должны быть напряжены на функционирование сверхнормальное.

Это парадоксальное отношение непосредственно вытекает из предыдущего. Так как источник действенности организма в нём самом, то организм - есть синтез напряжения. Конечно, можно себе представить такое сочетание предустановленно взвешенных, соразмеренных и согласованных напряжений, при которых каждый фактор действенен точно в меру своей внутренней необходимости и своей согласованной с другими факторами необходимости для целого. Каждый фактор действует точно до той точки, в которой он соприкасается с другими, и напряжён на действие только до этой точки - не больше и не меньше. С идеальной точностью достигая точек своего назначения, не преходя их и не задерживаясь до них, каждый фактор, каждый орган свою игру осуществляет в идеальной согласованности, в предустановленном соотношении с другими. Но такого согласования нет даже и в планомерно налаженном механизме, не только в живом, самовозникающем организме. Такое согласование, собственно, даже и разлагает понятие целого, ибо в нём каждая часть действует сама по себе вне связи с другими; и это самостоятельное бытие каждой только благодаря их предустановленной согласованности даёт внешнюю видимость единства. Только потому, что каждый фактор, так сказать, в надлежащую секунду добегает до надлежащей точки, получается как бы функционирование целого; но на самом деле целого нет, а есть только предустановленный независимый бег каждого фактора, отдельно взятого. Такое представление не покрывает собой даже понятия механизма. К организму же, к синтезу. живущему самобытийно, из себя, - это представление и вовсе не применимо. Ибо организм, самостоятельно живущий в некоей среде и только общим образом с ней согласованный, неизбежно должен отличаться чрезвычайной гибкостью, подвижностью, переприспособляемостью; в нём не может быть предопределённого функционирования каждого элемента, в нём должна быть широкая возможность, широкие пределы для различного функционирования. И сугубо это так в силу бесконечной скрещенности всевозможных внутренних взаимодействий, когда каждое действие данного органического элемента непосредственно отражается не только на тех, с кем он находится в непосредственных соприкосновениях, но косвенно и на множестве других. Каким образом происходит такое переприспособление - вопрос особый; здесь именно вступает в свою роль центральная руководящая функция организма, функция общеорганического распорядительства. Как бы то ни было, нас интересует одно: при нормальном, здоровом органическом существовании функционирование, как всего организма, так и его частей, не предустановлено, а протекает и может протекать в болee или менее широких рамках. Организм приспособлен не к определенному функционированию, а к функционированию возможному в более или менее широких пределах. Организм в этом смысле - есть организация возможностей. Но, значит, и организм, и его элементы должны быть предуготовлены к осуществлению этих возможностей. Именно потому, что организм есть организация возможностей, поэтому его действительное (и, соответственно, здоровое, нормальное) функционирование фактически не исчерпывает и не должно исчерпывать возможного. Для того чтобы жить нормально, он должен иметь сверхнормальную потенцию.

Но и не только это. Общим образом можно сказать, что в органическом целом, ограниченном в своих внешних данных и возможностях, находящихся в состоянии непрерывного согласовывания внутренних конфликтов и напряжений, в непрерывной борьбе каждого элемента за общеорганическое достояние, в вечном взаимном напряжении, соревновании и давлении - функция может удержать нужный для себя простор против соревнования и давления других, если она напряжена на большее, чем сколько ей нужно. Только будучи сверхнапряжена, она удержит против чужих напряжений свою долю в общеорганической жизни. В этом смысле можно сказать, что организм есть подвижная система согласуемых сверхнапряжений. Согласуемы же они могут быть как одной игрой взаимных сдерживаний, так и специально на то направленными руководящими функциями. Сверхнормальная напряженность имманентна нормальной органической функции.

И не только это так в организме как отграниченном индивидууме (того или иного типа), но также обстоит дело и в тех органически-подобных комплексах, которые скорее существуют как некое производное от составных частей единство жизни, где центр жизненного самодовления не столько в целом, как в частях. Ибо здесь то в особенности целое производится взаимным сцеплением, взаимным проникновением частей, каковое, в свою очередь, возможно в первую голову при, так сказать, взаимном наступлении этих частей одной на другие. Только когда составные части сталкиваются с другими, ограничиваются ими и приспособляются к ним - из этого наступательного взаимодействия и получается органически-подобное сплетение в целое.

Таким образом, сверхнапряженность частей есть конститутивный признак организованной цельности. Выражаться это может различно в разных организмах и их функциях и требовало бы многосложного развития, оговорок и дополнений. Тем не менее как общая тенденция это может быть приблизительно так установлено.

___________

Отсюда вытекает множество последствий, могущих найти приложение для объяснения и истолкования разнообразных процессов органической жизни как в тесном, так и в расширенном и малоочерченном смысле слова.

Органическая устойчивость есть результат взаимного ограничения и противодействия сил взаимно сверхнапряженных. Разумеется, этим отмечается только простейшее строение; на самом деле, появляются функции, специально предназначенные для контролирования других, которые, в свою очередь, находятся в состоянии сверхнапряжения как по отношению к контролируемым, так и одна к другой.

Как бы то ни было, из такого существа устойчивости организма вытекает его конечная неустойчивость. Она может быть парализуема и отсрочиваема всевозможными усложнениями, приспособлениями и пр., но в конце концов, как вечно наличная угроза, она неизменно остаётся присущей организму. Достаточно ослабления каких-либо одних функций, для того чтобы тем самым сверх меры реальной потребности в них, но в меру их имманентной сверхнапряжённости разрослись другие; или, наоборот, достаточно, чтобы в силу каких-либо причин функция получила дополнительный приток сил, чтобы она, развертываясь в меру своей сверхнапряжённости, стала оттеснять какие-либо другие функции, тем угрожая благосостоянию или самому существованию целого. Конечно, в сложном организме такие тенденции могут быть предусмотрены в самом его строении и могут немедленно разряжать игру новых функций, которые оздоровляюще, т.е. ограничивающе или стимулирующе, вмешаются в эти болезненные отклонения. Остаётся, однако, то, что нормальное, здоровое существование организма предполагает, во-первых, непрерывные взаимные ограничения, оттеснения, недавание себя изжить в полной мере, постоянные взаимные подавления; во-вторых, постоянную возможность разрастания каких-либо функций, угрожающих для других и для целого, иными словами, имманентную угрозу такого осуществления сверхнапряжения, которое должно привести к расстройству целого и, следовательно, к нарушению жизненности или устранению самой жизни организма. Разумеется, чем организм представляет более законченное единство, тем опаснее и губительнее подобные неизбежные процессы. Наоборот, тем менее роковыми являются они, чем менее оформлено органическое целое. Тем не менее суть их остается всюду неизменной и неизменными остаются их предпосылки и результаты. Взаимное ограничение и непрерывное взаимное оттеснение - таков закон нормальной, здоровой органической жизни. Взаимные столкновения и противоречия - её характер. Неразрешимый конфликт, трагедии - таково её априори.

Изнутри каждой частичной органической функции её функционирование ощущается как неизменное преодолевание сопротивления, как непрерывное переживание помех, как угроза стеснения извне, как неизживание себя. Но на самом деле неизживание органической функции есть предпосылка жизни целого организма.

Выше было отмечено, что нарушения органической согласованности и здоровья могут происходить от двоякого рода причин: от ослабления функций или хотя бы ослабления их сверхнапряженности, а с другой стороны, наоборот, от усиления функций в сторону осуществления этой сверхнапряженности. Принимая во внимание, что конкретное различение уже зависит от конкретных же условий, - общим образом можно отметить, что патология понижения функциональной напряженности угрожает непосредственными опасностями организму, патология же её повышения - может получать облегчающий разряд в каких-либо внешних проявлениях.

Целый ряд проявлений высокого развития, излишеств, сверхнормального питания и разрастания сводимы на такого рода процессы. К этому имеет тенденцию приводить всякая избыточность, благосостояние, всякая повышенная культура. Обогащение данной органической жизни, либо усиливая какие-либо её функции, либо освобождая от каких-либо затруднений и затрат, имеет тенденцию к нарушению органического равновесия в сторону вышенамеченного функционального усиления. Самоё это обогащение есть уже результат предшествующей органической сверхнапряженности, нашедшей благоприятную почву для своего осуществления. Раз проявившись, оно вызывает осуществление и других функциональных сверхнапряжений, которые могут привести к пагубным или угрожающим органической жизни последствиям, но могут быть разряжены или разряжаемы какими-нибудь специфическими внешними по отношению к замкнутой органической жизни деятельностями (положим, подобными моциону или спорту при чрезмерной полноте).

Во всяком случае, таким путём получается возможность, так сказать, свободного функционирования какой-либо функции; не её функционирования в составе организма в соотношении с другими органическими функциями (амфигенетически) - а её свободного, изнутри самодовлеющего (ортогенетического) функционирования². Как только возникает такое свободное функционирование, открывается и новый конфликт, и новое противоречие, в пределах её самой - между её свободным и её органически-зависимым функционированием. Осуществление функций в одном направлении (самодовления) вступает в противоречие с оформлением её в другом направлении (подчинённости, взаимной связанности). Функция или её орган, её строение или динамика, увлекаемые по одному направлению, искажают её формовку в другом направлении. Конечно, и здесь путём непрерывного улаживания неустранимого конфликта можно избежать его завершения, может быть достигнуто равновесие. Но оно может быть достигнуто лишь в виде непрерывающейся борьбы и в виде постоянной незавершённости, постоянного искажения и ломки. Противоречие, противоборство, незавершаемость и неизживаемость - и здесь являются основными чертами происходящего. Если же эта незавершенность преодолевается, - то либо уничтожается свободное функционирование и происходит упадок, возврат к функционированию органически-связанному (и, следовательно, в органическую противоречивость), либо же преодолевается свободное функционирование, и тогда уничтожается или искажается органическая связность - и тем самым подготавливается угроза жизни организма.

Этот процесс может быть наблюдаем во всевозможных плоскостях органической жизни от жизни организма-индивидуума до жизни сложных обществ, от жизни отъединённых духовных сфер, до жизни совокупных культур. Следует отметить, что так называемые высшие функции культуры целиком основаны именно на таком свободном функционировании сверхнапряжённой органической служебной функции. Такова сама высшая культура, целиком взятая, - в составе совокупной жизни общества; таково же развитие и отдельных её отраслей. В связи с другой моей работой* могу отметить, что таков смысл и самодовлеющего философского мышления. Мышление, вырабатываемое в своём строении и составе амфигенетически, получает при определенном усилении своей функциональной силы, возможность свободного самодовлеющего ортогенетического развёртывания - что и дает чистое мышление, - мышление философское. Но чистое философское мышление, самодовлеюще развивая средственно-зависимые исходные данные (т.е. ортогенетически развертывая амфигенетические функции), выявляя свободно и несоотносительно то, смысл чего заключается именно в соотносительности, обрекается тем самым, на внутреннюю противоречивость и саморазрушение; таковой является судьба всякой философствующей мысли (додумываемой до конца).

В других формах тот же процесс протекает во всех сферах высшей культуры, развивающей чистые самостоятельные ценности. Такова, напр., и этика, самодовлеюще, ортогенетически развивающая содержание, соотносительное со слитной цельностью жизни, и тем приводящая к неразрешимым и внутренне разрушительным конфликтам жизни и совести. Всюду проявляется однородная динамика: функция создаётся в органическом соответствии с другими; но получив возможность осуществить своё сверхнапряжение, она вступает в полосу чистого развития и приходит тем самым в противоречие сама с собой как функцией органической, выявляя вместе с тем и заложенные в её чистом функционировании противоречия (самодовлеющего использования средственного), и приводит в конце концов к столкновению с цельностью организма, к его подрыву или разрушению. Эта диалектика развивается на почве осуществления сверхнапряжённости функций и может опираться как на высокую силу таковой (примерно, в гениальности, одержимости), так и проще - на основу извнешнего облегчения или усиления её функционирования, когда разбег функции получается при освобождении её от затрат, потребных в нормальном органическом её действии. Применительно к функциям культуры можно это так формулировать, что должны накопиться свободные (от органического функционирования) силы, незанятое (органическим функционированием) время, свободные (от применения в органическом функционировании) материалы, чтобы могло проявиться такое свободное функционирование. Должны накопиться некоторые лишние богатства, досужесть, несвязанность, некие сверхвозможности, для того чтобы могла реализоваться сверхнапряжённость данной функции. Но так как и первоначальный сверхпродукт есть уже результат функционирования свыше органической необходимости, то мы здесь имеем такое соотношение, что раз начавшееся сверхфункционирование имеет склонность, поскольку не действует непосредственно разрушительно, приводить к дальнейшему сверхфункционированию, - как камень своим падением приводить в движение лавину.

Такова игра противоречий всякой органичности, всякой жизни: противоречия между совместными функциями одного организма, усиливающиеся благодаря их сверхнапряженности, сугубо возрастающие благодаря их крайней множественности и взаимным сплетениям между собой; противоречие, переносящееся в новую плоскость при свободном развертывании сверхнапряжённой функции, ибо оно тогда уже касается не её отношения к другим, а её отношения к себе самой*; противоречие, выливающееся во внутренний конфликт всех самодовлеюще развивающихся функций и выражающееся в том парадоксе, что в них независимо развертывается то, что по своему происхождению и строению является зависимым и подчиненным, т. е. не приспособленным к самодовлеющему развертыванию.

___________

В этой последней плоскости противоречий мы касаемся ещё и другой, быть может, наиболее глубокой и решающей области таковых. Речь идёт о конфликте духовного и физического, сознания и тела. Оставим в стороне самую основу этого конфликта, требующую самостоятельного рассмотрения. Какова бы ни была связь духа и тела в их существе или происхождении,- пусть дух зависит от тела или тело от духа, - во всяком случае телесная сторона связывается телесной средой, духовная в своем содержании и стремлении располагается по независимым линиям. Анализ духовных содержаний и их синтез, выделение элементов и построение сложных структур - независимо от реальной («телесной») значимости тех и других; динамика подстановки содержания, производящая как движение логическое, так и передвижение нормативное, - ни в какой связи не находится с действительной заменимостью явлений. Игра ассоциаций по сходству не имеет отражения в мире внешнем, также не имеет отражений в нём и механика вытеснения и выдвижения в фокус внимания в силу его (внимания) ограниченности. Вообще соотношения духовных содержаний не подчинены реальным соотношениям вещей. И потому сколько бы ни предполагать взаимодействия между духом и телом, каждая из этих сфер располагается по своим независимым линиям и тем самым уже предопредёлен неизбывный между ними конфликт. Столь же предопределён конфликт и между разными областями духа, от одной исходной сферы развертывающегося по разным путям в самостоятельном движении. Здесь невозможно, не выясняя обстоятельно необходимых предпосылок, наглядно установить и другой неотъемлемый внутренний конфликт, получающийся при всяком использовании ценностей, совмещающих различные ценностные функции (а таковы едва ли не все вообще ценности); использование каждой ценностной функции или системы таковых давит, оттесняет или нарушает другие*. Все эти или подобные противоречия и противоборства могут в конечном счете быть сводимы на противоречие органической жизни.

Из самозаконности духовной и телесной сферы вытекает, в частности, ещё одно глубинное противоречие, сводящееся к многолинейности духовной области по сравнению с однолинейностью действительности. Телесная реальность, и всё с ней связанное и от неё зависимое, располагается по одной линии временного необратимого течения. Что было, не может быть сделано не бывшим, и что не было - не может быть замещено или возмещено. В один момент только одно происходит; раз происшедшее из этого момента невытравимо, не происшедшее - в него невставляемо. Наоборот, духовные содержания вневременны, альтернативно заменимы и, так сказать, параллельно возможны. В этом смысле реальность падает под категорию необходимости, духовное содержание под категорию возможности, альтернативы. Мы можем себе представить разное относительно одного и того же; можем желать разного, стремиться к разному, но осуществиться может только одно. Нечто совершённое, раз совершено, неистребимо, хотя бы оно было несовместимо с духовным содержанием и оставалось в сознании столь же невытравимым фактом, как и неизгладимым укором.

___________

Так в безвыходных противоречиях и в процессе их совмещения и сопереживания протекает органическая или органически-подобная жизнь - жизнь биологического организма и жизнь общества, жизнь культуры и жизнь душевная. Нет поэтому менее обоснованной точки зрения, как та, которая исходит из оптимистического предположения о будто возможной всеразрешающей общей гармонии, или которая выставляет критерий полноты развертывания и осуществления всех жизненных возможностей или хотя бы каких-либо возможностей, или которая выставляет критерий так называемого последовательного, логического доведения до конца определенного требования, или выставляет задачу идеального, совершенного или хотя бы бестревожного устроения жизни. Все эти и подобные задачи и критерии обнаруживают основное и существенное непонимание - отсутствие соприкосновения с подлинной действительностью.

Оптимизм общей гармонии лишён понимания той глубинной противоречивости, той трагической размноженности, в которой неизбежно протекает всякая жизнь; он предполагает гармоничность при заведомом и неотъемлемом разнобое духовного и физического мира. Полнота осуществления возможностей (или хотя бы одной возможности) является наивным выражением самоощущения сверхнапряжённой функции, жизненность которой именно и создаётся её ограничением; она возводит в критерий и идеал то, что является роковой опасностью для целого и столь же роковой опасностью и для самой доводимой до полноты функции, - ибо это доведение обнаружит мнимость её чистого функционирования так же, как его саморазрушительность. Критерий так называемой логической последовательности и вообще представляет чистое недоразумение, ибо на самом деле он означает не некое логическое отношение, а - отношение абстрактного выделения одной черты из синтеза, в котором она впервые только и получает смысл, - возведение этой выделенной черты в ни с чем не связанный максимум. С особенной наивностью применяется этот критерий в общественной сфере, подменяя подлинную задачу несоотносительным с нею теоретическим рассуждением. Ибо подлинная задача всегда и заключается в том, чтобы выявить требуемое в его сложной органичности, а не в предполагаемо выделенной самостоятельности; и сугубая несоотносительность получится, если результаты этого выделения всё же приложить к реальной задаче во всей её конкретной полноте.

Не менее бесплодна (а при попытке действительного осуществления и губительна) задача идеального, разрешающего все противоречия построения жизни окончательно - благополучного разрешения коллизий. Ибо так как таковое противоречит жизни, то стремление его установить и ведёт (если предпринимается) к её разрушению. В сущности, конкретным применением этих замечаний к частному случаю нашей современности и была выше приведённая критика максималистических идей военного времени. Рассмотренная там разрушительная идейность есть лишь частное применение презумпции и задачи благостной гармонии к неизбывной трагичности органических противоречий.

Из предыдущего же вытекает, что как противоречие есть основополагающая форма органической жизни, так неудовлетворяемость есть основной её закон. Задача развития всех её особенностей, изживания всех возможностей и т.п. - есть, по существу своему, задача доведения противоречий до максимума и, следовательно, убыстрения внутреннего распада. Но если неудовлетворяемость является нормой органической жизни, то и должна в том или ином разрезе соответствовать ей неудовлетворённость как субъективный коррелят.

Поскольку неудовлетворённость побуждает к тому, чтобы снять своё основание, и поскольку снятие этого основания, т.е. удовлетворение, т.е. осуществление внутренней напряжённости, усиливая противоречие, ведёт к саморазрушению, постольку сохранение органической жизни предполагает примирение с неудовлетворённостью. Достигается эта задача по разным путям. В частности, применительно к органичности общественно-культурной жизни - здесь применима система воздействий, направленных на удержание людей от полноты удовлетворения, вернее даже от стремления к полноте удовлетворения - entbehren sollst du, sollst entbehren³ ,- системы примирения, смирения, резиньяции, обычно строящейся на религиозно-этической почве. Но и помимо подхода чисто религиозного и чисто этического в эту сторону действует и строй миросозерцания светско-социального, поскольку оно обосновывается идеей или чувством социального целого, культурного единства. Интерес самосохранения целого направлен против частичных по отношению к нему интересов частей, лиц и групп, против отдельных категорий и ценностей - подобно тому, как в личной жизни самосохранение индивида направлено против самодовлеющего разрастания отдельных его потребностей. Отсюда - такая система организованности или, соответственно, - система чувств и переживаний, которая поддерживает целое против части, обосновывая законность личной и частно-групповой неудовлетворённости во имя целого - культуры, государства, отечества, цеха, города, семьи. Все то, что служит к сдерживанию частичных устремлений, частичной сверхнапряжённости, к примирению с неудовлетворяемостью, к признанно законной обоснованности неудовлетворения - всё это может служить и служить здоровью целого, а следовательно, косвенно и здоровью неудовлетворяемых частей и тенденций. Но бесспорно самая эта функция подавления сверхнапряжённости частей может в свою очередь, разрастаясь сверхнапряжённо, как и всякая другая, давить на них, подавлять их и тем - снова по той же формуле функционально сверхнапряжённого противоречия - приводить к ущербу или к угрозе нарушения бытия целого (как, примерно, умерщвляющим оказывается аскетизм или преувеличенное государственное вмешательство). Наоборот, культивирование не прав и чувств целого, а прав и чувств его элементов (в частности, прав и чувств личности) совпадает с признанием той сверхнапряженности, которая свойственна им как частям целого; совпадает с задачей сполна удовлетворить потребностям и в общем итоге - с распадом целого в результате увеличения внутренних противоречий и противодействий его частей.

___________

Если приблизительно такова, как выше отмечено, динамика органической и органически-подобной жизни, то ясно, что в применении её к цельной культуре приходится сделать вывод о трагически неизбывной противоречивости таковой. И тем более напряжена эта противоречивость, тем значительнее и опаснее противоборство, чем цельнее то культурное единство, в котором оно происходит, и чем оно по своему составу и содержанию богаче и значительнее. В расплывчатой и малосодержательной культуре менее определена органическая жизнь целого и менее значительна численность и настоятельность сталкивающихся функций; в цельной, богатой культуре наоборот - и функций, приходящих в противоречие, больше, и более они настоятельны, и вместе с тем большая связность единства целого представляет большую опасность распада.

Таким образом, упрёк внутренних противоречий и противоборства одинаково может быть обращен ко всякой культуре (в особенности же ярко индивидуальной), ко всякому общественному строю; и тем самым он перестаёт быть упреком и обвинением. Это не возражение против данной культуры или строя, это не разоблачение или обвинение его, это - только метод для выяснения его существенных особенностей и главных слабостей или угроз, - существенных линий его жизни, и судьбы.

И как противоречия строя и культуры не суть противопоказания против них, так не может служить свидетельством их негодности или слабости и её гибель или движение к разложению в силу внутренних причин. Мы видели, что угроза подобной смерти заложена в самой жизни и что она тем сильнее, чем богаче и значительнее её живое содержание. То, что внутренние противоречия подтачивали новоевропейскую культуру, и даже то, что .она на своих противоречиях потерпела крушение (если бы это было именно так), ещё не служит ей в осуждение, не есть свидетельство её негодности, неприспособленности или обречённости. Так обречено смерти всё живущее, так непригодно для вечности всё органически-цельное, так носит в себе зародыш внутреннего противоборства всё многосложно содержательное и в своей многосложной содержательности - законченно-цельное; ибо если цельное есть единство, то оно - и противоречие своих частей; и если цельное есть жизнь, то оно вместе с тем и угроза смерти. Осуждать её за её противоречия так же неосновательно, как ожидать или ставить себе целью создать новую культуру без таковых; примиряться с происходящим её падением, видя в нём свидетельство её негодности, - то же, что предстоящей смертью оправдывать заблаговременно отказ от жизни. Не то для культуры характерно, что она была противоречива и погибла, а то - в чём именно заключались её противоречия и что она в своих противоречиях и их преодолениях, в борении с грозящими опасностями и в самом своем поражении - создала и тщилась создать.

___________

2. Сверхнапряжённость культуры

Культуры суть состояния подвижного равновесия и динамического претворения противоречивых и согласуемых в органическом единстве сил. Их можно подразделить на две группы: таких, в которых преобладает сверхнапряжённость частичных функций, и таких, в которых преобладает центральная функция объединения и сохранения целого. Я оставляю здесь в стороне вопрос о том, характеризуется ли этими признаками целая культура на всём её протяжении, или только отдельные стадии развивающейся культуры, так что в одной своей стадии они могут подходить под одну категорию, а в другой под другую. Вообще я здесь не подвергаю анализу понятие культурной индивидуальности и - как это делал применительно к культуре новоевропейской - рассматриваю в качестве таковой всякий культурно-исторический более или менее целостный синтез, хотя бы по своему человеческому субстрату и географической среде он не был всецело отделён от всех других культурных синтезов, а являлся в преемственной смене стадий лишь стадией, выросшей из другой и в третью имеющей перейти. Конечно, культурное единство, понятое в этом смысле, есть нечто иное, нежели культурное единство, понятое в смысле цельной жизни определённого этноса в определённой географической среде (как это, например, понимает Шпенглер). Но понятия эти не взаимно противоречивы и не взаимно пересекаются, а связуемы между собой, ибо культура в одном из этих смыслов является стадией культуры в другом. Отдельные стадии могут представлять настолько яркую индивидуальность, что подлежат и выделенной характеристике, и самостоятельному рассмотрению. Именно в этом смысле я и оставляю в стороне дальнейшее рассмотрение вопроса, относится ли разделение, выше намеченное, к целым культурам - в смысле антропогеографического единства, или только к их стадиям, как к единствам скорее культурно-социального типа.

Деление вышеотмеченное может быть сближено с классическим подразделением общественных стадий на «органические» и «критические» с тем, впрочем, немаловажным отличием, что в этом последнем противопоставлении, во-первых, органическое состояние как бы является основным, по отношению к которому критическое оказывается отрицанием или переходом, и, во-вторых, первое берётся как гармоническое и самодовлеющее. На самом деле, гармонии и самодовления так же мало или так же много в одном, как и в другом, и первое нисколько не более органично, чем второе. К тому же второе отнюдь не является, так сказать, отрицанием первого, его разложением, а является независимыми положительным, творческим, быть может, сугубо творческим периодом культурного бытия. Не так обстоит дело, что органическое состояние знаменует некоторое положительное творчество, некоторое утверждённое бытие, тезис, а критический период есть их отрицание, разрушение и переход к новому. Оба они суть состояния подвижной жизненности, оба положительны, оба утверждают. Мало того, больше положительного, больше утверждений именно во второй категории (как бы соответствующей критическим стадиям), нежели в той, которая в разбираемом противоположении соответствовала бы органической стадии; и наконец, не только «критическая» является разложением «органической», но каждая, будучи положительно утверждающей, имеет и свои особые формы разложения.

Культуры обоих подразделений суть положительные состояния культурной жизненности и различаются тем, что в одном («критическом») преобладает осуществление сверхнапряженных функций, а в другом («органическом»), наоборот, - преодоление их центральным противодавлением; в одном центр сил в отдельных разрастающихся функциях, в другом - в общем их сдерживании и управлении. Отсюда в одном идёт более могучее творчество, в другом более сплочённой является общая согласованность, в одном - ярче игра частей, больше свободы и борьбы, партикуляризма и индивидуализма, в другом больше связности, постоянства, универсализма и единства, меньше движения и больше покоя. Первые живут под знаком творчества и свободы, вторые под знаком верности и солидарности; первые под знаком производительности и изобилия, вторые - под знаком самоограничения и законченности. Отсюда естественно, что первые культурные эпохи протекают бурнее и разнообразнее вторых; в них ярче внутренние столкновения, прикрываемые во вторых общей объединённостью. Первые развиваются многостороннее и быстрее, приводят к разнобою расползающейся множественности или к бурным разрушительным столкновениям, в которых может гибнуть целое. Вторые, наоборот, имеют тенденцию медлительно и малозаметно переходить под давлением неизменной сдерживаемости к последовательному оскудению, сокращению творчества и активности, к омертвению, к мумификации. Первые расплываются или взрываются, вторые - костенеют.

Если верно, что явления этих категорий суть меняющиеся стадии в жизни одного народа - как бы её пульсации, - следует сказать, что во всяком случае каждой народной духовности, каждой культуре более сродни только одна из этих двух разновидностей и, следовательно, только в ней с наибольшей полнотой проявляется народная духовность, в ней достигаются культурные вершины. Только в одной из этих форм достигает народ своей кульминации, именно в той из них, которая ему конгениальна; и только в этой форме он и погибает.

___________

Нетрудно усмотреть, к которой именно из двух намеченных форм относится культура новоевропейская, вся основанная на динамике, на партикуляризме (одинаково выражающемся в социально хозяйственном индивидуализме, в государственном, даже империалистическом партикуляризме, в культурническом национализме), на идее и факте свободы, на личности, её инициативе и самостоятельности, на неоглядном беге и напряжённом развёртывании каждой функции без соотношения с другими, без соотношения с целым.

Расцвет капитализма с установлением центра тяжести в производстве на рынок, на неизвестного потребителя, в пространство, в производстве, частично определяемом возможностями каждой отрасли порознь вне соотношения с целым, с преобладанием производственного функционирования над потребительским контролем, с теми кризисами, которые отсюда проистекают, служит ярким показателем духовности нашего времени. Самый кризис является проявлением тех столкновений сверхнапряженных функций, помощью которых они в органической цельности взаимно регулируются, взаимно оттесняемые в надлежащее место, с точки зрения органической цельности. Конечно, хозяйственные формы повторны в разных эпохах; однако различной остается их общекультурная значимость, различен их удельный вес в целом. Культуры, столь глубоко конгениальной с темпом и полетом капитализма, не бывало в другие исторические эпохи.

Сверхнапряжённость эпохи сказывалась в необычайном богатстве, изобретательности научного и технического творчества. Индуктивное творчество - таков метод эпохи; индуктивный в переносном и расширенном смысле, именно в смысле творчества снизу вверх, от материала в его разнообразии и многообразии - в противоположность работе в пределах и с соблюдением предустановленного схематизма, предопределённых рамок.

С этим согласована яркая прогрессивность всего культурного процесса, понимая это слово в буквальном и переносном значении. Творчество не предопределено заранее поставленными рамками заведомо соблюдаемого целого, а развертывается от данного состояния поступательно в неизвестную даль, туда, куда его приведёт самостоятельно, изнутри развертывающийся процесс. Это творчество a quo, а не ad quod⁴, это использование наличных функций, материалов и возможностей для неопределимого назначения, для того назначения, которое окажется достижимым, а не для назначения предустановленного, это свободное, без предрешения функционирование способностей.

К этому нужно присоединить ещё и другую черту: необычайное напряжение деятельности. Наибольшая производительность - таково основное устремление эпохи; пружина сверхнапряжённости спущена, и все функции устремлены к максимальному своему проявлению. Бешеный темп жизни и работы - таков стиль эпохи; схема её в динамике осуществления, а не в оформленности осуществлённого. Пожалуй, можно и так сказать, что в этом заключена своеобразная слепота на завтрашний день, на результаты, своеобразная безбоязненность по отношению к ним. Так пускаются мореплаватели на великие открытия, путешественники в неизведанные страны; так безбоязненно преследуются до последних возможных выводов изобретения - ломается быт в применении новых методов или в приложении новых машин.

В другие эпохи твёрдый быт, охраняя себя, оттесняет опасные для него нововведения или лишь медленно проникается ими; здесь паровая машина совершает революцию, вызывая бунты, не столько подавленные, сколько поглощённые безудержным бегом жизни. Всякая ставимая цель немедленно вызывает бег к ней. Цели ставятся без учета их значимости: они манят и зовут своей индивидуальной полнотой независимо от тех, может быть, разрушительных, может быть, созидательных последствий, к которым они способны привести, независимо от соотношения с затрачиваемыми на них силами и средствами. Над всем господствует страсть к деланию, к преодолению, к осуществлению. Полюс должен быт открыт какою бы то ни было ценой - раз блеснула такая мысль, каково бы ни было научное значение открытия, хотя бы оно и не влекло за собой исключительно важных последствий - и хотя бы процесс открытия стоил не только жизней, но и мук и усилий, расхода ума и нервов, воли и характера, достаточных для завоевания государств. Истоки Нила должны быть открыты, Гималаи должны быть преодолены, иероглифы и клинопись - истолкованы; раскопки - где лишь мерещится возможное разъяснение непредвиденных подробностей прошлого - произведены. Всякое случайное открытие, находка или наблюдение преследуются в своих последних последствиях - из судороги лягушки вырастает сказочный мир науки об электричестве, электротехники. Предание о падении яблока как повода для открытия закона тяготения - хороший символ этого движения. Яблоки падали от века и, вероятно, от века это падение наблюдалось и гениальными умами; но алкание всякий клубок размотать, всякий мелькнувший вопрос разрешить - такова особенность европеизма. Пружинность души, натолкнувшейся на какое-либо препятствие, загвоздку или вопрос, не останавливается, пока не преодолеет и не разрешит. Динамика души, раз приведённая в движение, устремляется всё далее, ни с чем не считаясь и ни чем не дорожа. Рекорд - таков лозунг недавнего времени. К чему нужны бесчисленные рекорды в бесчисленных областях деятельности, в спорте и технике, в играх и науке? Почему нужно всё скорее и скорее двигаться на велосипеде или автомобиле, всё выше или дальше подыматься на аэроплане, всё дольше плавать или бегать. Игры были свойственны эллинскому миру, но ему чужда была идея рекорда. Там игры осуществляли предустановленную форму; рекорд - это форма неограниченно напряженной динамики. Пароходы строились всё более и более ёмкие; было ли это коммерчески выгодно? Не этим, конечно, определялось в конечном счете движение. Если бы только в коммерческой целесообразности был вопрос, не было бы блистательной роскоши, изысканных удобств плавучих дворцов. Но даже если бы дело шло только о выгоде, о целесообразности, как стоял вопрос с кораблями военными (броненосцы, дредноуты, сверхдредноуты... куда дальше), то разве не знаменательно самоё это искание целесообразности в неизмеримом увеличении. Ведь не обязательно же именно в этом направлении искать выгоду и необязательно вообще стремиться к ней, не щадя сил и затрат, не останавливаясь перед опасностями и угрозами. Гибель «Титаника» - тоже одно из символических событий новоевропейской культуры - показательна для этого бега, и нельзя сомневаться, что она ни на одну минуту не остановила бы строительства сверхтитаника.

Неограниченный напор в непредограниченном пространстве - такова характеристика европейского духа. В буквальном и географическом смысле это дало на заре новоевропейской культуры - открытие земного шара и продолжает и до наших дней приводить к обследованию последних потайных уголков планеты. Это стремление в других измерениях привело в наши сказочные дни к надземному полету и подводному плаванию. Эта тяга, перенесенная с пространства на время, - привела в последнем веке к открытию культур былого, к воскрешению умерших эпох. Та же тяга в хозяйственной плоскости даёт и дала производство на неопределённый рынок со всеми его последствиями; в государственной плоскости - ведёт к колонизаторству и империализму. Общие волевые устремления в даль, алкание дали - тот фаустовский дух, которым метко характеризует Шпенглер западноевропейскую культуру, - лежит в основе этого строительства. Этот дух Шпенглер усматривает во всей западноевропейской культуре в качестве её подосновы. Однако современная эпоха, подготовленная всей предыдущей историей Европы, непосредственно же подготовленная со времен Возрождения и Реформации, окончательно выращенная рационализмом XVIII века и революцией его конца, оформлялась примерно к концу XIX века, как своеобразная стадия, по времени, пожалуй, в историческом смысле - молниеносная, по содержанию, преисполненная особенностей, не сводимых на один только тот общий дух, который определял и цеховое устройство, и полицейское государство, двор Людовиков, и мышление схоластики. Здесь привходят к этой общей основе своеобразные черты, которые совместно и определяют облик эпохи, с одной стороны, являющейся стадией более объемлющего синтеза, но в другом разрезе являющейся и некоторым синтезом самостоятельным <...>.

Примечания

¹Сегодня термин деонтология зачастую используется для обозначения проблем, связанных с вопросами профессиональной (в том числе - медицинской) этики. Однако здесь термин используется в своем исходном и более широком значении - как учение о проблемах морали, нравственности и долга.

²В данном фрагменте Ландау сравнивает две популярные в то время биологические концепции, по-разному решающие вопрос об источнике и характере изменений живых организмов. Сторонники ортогенеза утверждали, что развитие природы идет по определенному пути и предопределяется внутренними причинами. Поклонники амфигенеза полагали, что изменения организмов хаотичны и случайны и приспособление организма к среде происходит, по существу, вслепую.

³entbehren sollst du, sollst entbehren - отречься [от своих желаний] должен ты, отречься (нем.). Цитата из первой части «Фауста» Гёте.

⁴a quo, а не ad quod - от чего-то, а не к чему-то (лат.).

                              Публикация и примечания В.И. Повилайтиса

*           Не имея возможности развить здесь общую теорию организации, оговорю, что под организмом и органичностью в широком смысле слова я отнюдь не подразумеваю специфически биологического понятия, и потому - хотя и распространяю его, напр., на общество и др., но нисколько не придерживаюсь биологически-органической его теории.

* Первая часть которой была напечатана в «Логосе» 1913 г. книга 3-4 - «Объектные мотивы философских построений».

*           Нетрудно отсюда сделать тот вывод, здесь не подлежащий дальнейшему развитию, что бытийно высшая функция культуры обнаруживает частичную аналогию с патологическим органическим процессом. Философия есть в некотором роде сладострастие мышления; гениальность - своего рода духовная опухоль.

*           Ценностная динамика, которая отсюда получается, будучи положена в основу «теории ценностей», дает своеобразное освещение многим общим вопросам культуры.