Трудности модернизации российской экономической и социально-политической системы связаны не с тем, что ценности «частной собственности» и « частного интереса» мало укоренены в современной России и плохо совместимы с русской культурой и менталитетом. А наоборот, с тем, что у нас не осталось никаких других ценностей, способных ограничить частный интерес. Успех модернизации России будет зависеть от того, насколько мы сумеем преодолеть рамки патерналистской ценностной системы и сформировать внутренние социальные ограничители для «частного интереса».

The main difficulties of Modernization of Russian social system are not connected with the fact, that values of "private property" and "private interest" are not rooted in Russian mentality and political culture. On the contrary - our main problem is totality of value of "private", as before it was the totality of value of "common". Civil modernization in Russia would require the development of values for internal limitation of "private interest". It is not enough to just substitute total value of "common" by total value of "private". It is important to transform value of "private interest" from it's paternalistic to civil type.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: частная собственность, патерналистский частный интерес, гражданский частный интерес, общественный интерес, модернизация, незавершенный модерн, патерналистская система, патерналистские ценности.

KEYWORDS: private property, paternalistic private interest, civil private interest, common interest, modernization, uncompleted modernity, paternalistic social system, paternalistic values.

Создается впечатление, что сегодня у России есть две большие несбыточные мечты - победа на чемпионате мира по футболу и тоска по частной собственности. Для решения этих вопросов денег принято не жалеть, но они почему-то так упорно и не решаются.

С частной собственностью «не заладилось» с самого начала. И здесь есть разные точки зрения. Одни полагают, что частная собственность вовсе не есть проблема для России, поскольку она есть зло, а России и без нее хорошо. Другие говорят - нет, частная собственность может и кажется вам неприятной, но без нее никак нельзя цивилизованно развиваться, модернизироваться. Это доказано экономическими успехами всего цивилизованного мира. При этом дело не просто в экономике. Важным преимуществом частной собственности являются гражданское общество, демократическое устройство и защита прав человека, которые без этой самой частной собственности невозможны. Мол - хотите демократию - терпите частную собственность, а не хотите частную собственность - добро пожаловать в авторитарный режим.

Но хотя брошенный в 90-е годы лозунг частной собственности и был сперва наивно подхвачен народом - к демократии он почему-то не привел. И тогда возникла новая идея - народ России культурно не готов к частной собственности. И дело не в том, что он малокультурен, а как раз в обратном - народ России оказался слишком культурен для частной собственности. Просто культура эта неподходящая. Все какая-то «соборность» да душевность, а где защита чистогана? Поэтому, как ни жаль, но с Толстым и Достоевским в модернизацию нам не въехать. Тут уж надо выбирать! Впрочем, в защиту Толстого с Достоевским раздаются робкие голоса. Мол, не трожьте стариков! Все равно никто их не читает. Так что вряд ли именно они являются главной причиной нелюбви народа к частной собственности. А уж про «соборность» вообще мало кто слышал за пределами Садового кольца.

Не важно, говорят другие. Все это неосознанно с молоком матери и образами Печорина с Онегиным все-таки в сознание народное как-то проникает и частной собственности в душах людей укорениться не дает.

И вот уже «ребром вопрос поставлен: или-или?». Совместима ли модернизация со всякой культурой и в особенности, разумеется, с русской и чем будет правильно пожертвовать, если все-таки несовместима? Этот вопрос коварно тянет за собой другой - а означает ли модернизация непременно вестернизацию (и тут наши последние надежды на сохранение культуры подогревают слухи о Китае)? Если же мы отвечаем «нет» на первый и «да» на второй вопросы, то тут уж в полный рост встает третий - если непременно нужно отказываться от ценностей национальной культуры во имя модернизации-вестернизации, то должны ли это делать непременно все или достаточно будет, чтобы от Толстого с Достоевским отреклась хотя бы элита, а остальные пусть сохраняют свою привязанность к щам, лаптям, бородам и Толстому с Достоевским. Все равно большого значения для процесса модернизации эти люди не имеют. Или все-таки имеют? Тогда - задача усложняется и от щей и Толстого с Достоевским придется отказываться уже не только избранным представителям элиты, а прямо «всем скопом».

В общем, ситуация донельзя запутанная и выбор не прост.

«Призрак частной собственности»

Для разрешения этих трех сакраментальных вопросов, я бы для начала задумалась насчет самой чаемой ценности «частной собственности» и «частного интереса». Так ли уж они не укоренены в нашем «национальном сознании», как принято полагать?

Я хочу, уважаемый читатель, прямо спросить - остались ли в нашем сегодняшнем сознании вообще хоть какие-нибудь другие ценности - кроме «ценности частного интереса»? Нет, не на уровне общей болтовни на страницах некоторых газет и лицемерных заявлений, а на уровне реальных стимулов к действию людей?

Не надо возводить напраслину на Россию - частный интерес на сегодняшний день здесь победил! Он победил несомненно и является доминирующей и единственной ценностью современного российского общества, вопреки всей праволиберальной мифологии.

Как же так, спросите вы, почему же тогда не защищены у нас права человека и частная собственность? Да именно поэтому и не защищены. Ну, подумайте сами - от кого у нас с вами в России не защищены права человека и частная собственность? От господа Бога, от государства? Да бросьте, о чем это вы? Наш с вами частный интерес и частная собственность не защищены ... от другого частного интереса, именно потому, что у нас сегодня не осталось никаких иных ценностей, кроме ценностей частного интереса! В самом деле - если мой частный интерес является единственной оставшейся ценностью, то чем (какой ценностью) я буду ограничивать его, когда он упрется в нос моего соседа? Правильно - ничем! И мой сосед тоже не имеет общих оснований возражать против того, что я его сожру, кроме своего чисто частного нежелания. Ведь у него тоже нет никаких других ценностей, кроме ценностей его частного интереса. Просто я оказался сильнее, а он - слабее. Но завтра, когда кто-то окажется сильнее меня - и мне придется отдать все. Частная собственность, уважаемые господа, не защищена у нас не потому, что у нас частный интерес не является ценностью, а по прямо противоположной причине - потому, что у нас разрушены все ценности, способные внутренне ограничивать частный интерес одного «перед носом» другого.

Так вот, эта недостающая ценность, признающая не только твой частный интерес, но и ценность другого частного интереса - есть ценность общественного интереса, который должен ограничивать частный. Поэтому если от чего-то мы с вами и страдаем сегодня в плане модернизации - то уж никак не от отсутствия ценности частного интереса, а, напротив, - от его переизбытка, его тотальности, от полного разрушения, эрозии ценности общественного интереса и общественного начала взаимной ответственности. Ваша частная собственность, господа либералы (у тех у кого она еще осталась) не защищена от того самого принципа, по которому вы же сами и живете. В результате люди стремятся к власти для реализации своих частных интересов, которые естественным образом не имеют ничего общего (по крайней мере, не обязаны иметь ничего общего) с вашими частными интересами, т.е. с частными интересами всех остальных, кто не у власти.

И точно по этой же причине тотального господства ценности частного интереса мы с вами не имеем никаких общих оснований возражать, когда власть используется в ущерб нашим с вами интересам. Ведь мы сами на своем уровне тоже живем по этому же принципу. Во имя чего же тогда мы будем критиковать тех, кто у власти? Поэтому нет ничего удивительного, что люди не поддерживают праволиберальных сторонников все большего внедрения частного интереса как ценности, коль скоро смутно догадываются, что торжество частного интереса А. над торжеством частного интереса Б. не сделает редьку слаще для всех остальных.

Но тогда возникает другой вопрос - а откуда же тогда в действительно соборной России, прожившей сотни лет в условиях патерналистской монархической системы и еще 70 лет в условиях так называемого социализма и так называемой общественной собственности взялся вдруг этот частный интерес как базовая ценность, причем до такой степени, что вытеснил напрочь вообще все остальные ценности?

Ответ не заставляет себя ждать. Вспомните, что представляла наша система. Да, правильно. «По трое не собираться». Никаких публичных обсуждений и дискуссий, никакой политической или экономической самодеятельности. Вы все частные лица, только частные лица. У вас не должно быть никакой внутренней потребности и, не приведи Бог, возможности самостоятельно действовать как лица публичного. Общественные вопросы и действия не в компетенции населения. Для этого есть соответствующие органы - государство, спецслужбы и.т.д., которые, кстати, тоже состоят из таких же частных лиц, которые лишь выполняют предписанные им системой действия. Эта система, полностью выродившаяся и утратившая в ходе открытого политического, а позднее, более тонкого, но не менее жестокого антиобщественного террора к концу ХХ в. все последние следы того общественного импульса, который был заложен революцией за 70 лет превратила нас всех ... в частных лиц, способных иметь и понимать только один вид интереса - частный интерес.

Парадоксальная, но абсолютно естественная вещь - тоталитарная система все больше вырождалась в систему, основанную на тотальной ценности частного интереса, планомерно разрушая и вытесняя самодеятельное общественное начало и общественные ценности из сознания людей, при этом лицемерно продолжая прикрываться общественными лозунгами, под конец уже прямо презираемыми всеми.

Что же удивляться тому, что когда, наконец, эта система и эти лозунги рухнули - все очертя голову и некрасиво расталкивая друг друга локтями, кинулись «реализовывать свой частный интерес»? Кто-то утащил кусок колбасы с завода, а кто-то из воинской части - танки, кто-то начал пилить корабли, кому-то «обломилась» нефтяная скважина. А потом, когда многое растащили и основательно передрались по поводу частного интереса, стало ясно, что самые большие и самые защищенные (правда, киргизский опыт свидетельствует, лишь относительно защищенные) куски можно урвать путем приватизации государственных рычагов и постов. На уровне поста ГАИ - один прибыток, на уровне министра - другой. В этих условиях на любом уровне в принципе могут доминировать и, увы, зачастую доминируют все те же ... частные интересы. И естественно, наиболее полно и защищенно эти интересы могут удовлетворяться при осуществлении именно общественных функций.

Все это свидетельствует в пользу того, что режим, который мы имеем сегодня - есть не что иное, как режим тотальной частной собственности, захвативший абсолютно все уровни общественной жизни, включая политические, и опирающийся на ценность частного интереса, как единственно возможный тип ценностей.

Но тогда возникает в нашей извечно тоскующей душе вопрос: а почему же на Западе все не так или не совсем так? Почему у них что частная, что общественная собственность все-таки не доводят ситуацию до такого безобразия, а у нас что частная, что общественная - «один черт»?!

«Частная собственность» и «общественный интерес»

Дело все в том, что, для того чтобы институт частной собственности в обществе стал уважаемым и неприкосновенным, нужно два условия.

Первое действительно состоит в реабилитации и утверждении частного, индивидуального интереса как важной общественной ценности. Но этого недостаточно. Нужен еще один момент, еще одна очень важная ценность - в обществе должна укорениться ценность частного интереса другого, т.е. ценность интереса, противоположного моему частному интересу. Признание этой ценности и важности для тебя частного интереса другого или других и является ОБЩЕСТВЕННЫМ интересом, который в определенном смысле не только противостоит твоему частному интересу, но, что самое важное - ограничивает твой частный интерес. Без второго этапа, без формирования такого ограничителя в виде признаваемой и разделяемой всеми членами общества ценности общественного интереса, ничем не ограничиваемый частный интерес фактически пожирает сам себя. Либеральная свобода и конкуренция очень быстро превращаются в криминальное право сильного подмять под себя всех и диктовать всем свою волю. Причем наиболее сложным моментом здесь становится именно второй этап трансформации - этап формирования ограничителей, т.е. формирования ценности общественного интереса.

В самом деле, какой бы возвышенной и одухотворенной ни была та или иная культура, в любом случае природа человеческая будет диктовать ценность физического выживания и самосохранения индивида. Как это ни странно, но именно этот тезис недооценивают наши либеральные макроэкономисты, постоянно упрекающие нас в том, что мы со своим неистребимым стремлением есть, пить, одеваться и жить не на улице отягощаем собой и без того не резиновый бюджет, год из года ослабляя показатели ВВП. И если бы в русской культуре эта ценность действительно отсутствовала, то мы бы с вами уже давно носились в виде скопления бесплотных душ над нефтяными скважинами. Но вот второй части, а именно: признания ценности общественного интереса как ценности частного интереса или интересов других нам действительно недостает. Поэтому наша проблема связана со сбоем в процессе формирования внутренних ограничителей частного интереса каждого во имя интересов другого, других - т.е. во имя общественных интересов. Поэтому если мы действительно хотим сформировать социально-экономическую систему, в которой частные экономические и социально-политические интересы были бы защищены, нам необходимо реабилитировать и развить ценность общественного интереса. Именно этой ценности общественного интереса нам не хватает для построения цивилизованного капитализма, цивилизованного либерального общества.

При этом я вовсе не провозглашаю подобную цель. Я просто проясняю это для тех, кто искренне хотел бы, чтобы в нашей стране сформировался так называемый цивилизованный институт частной собственности с относительно гарантированными экономическими и политическими правами личности. Без ценности общественного интереса, ограничивающего частный, нормальные либерально-демократические отношения частной собственности будут невозможны.

Но как же так? Получается, что для укоренения отношений частной собственности нам необходимо определенное сочетание сразу двух противоположных ценностей частного и общественного интереса. Но разве они не противостоят друг другу, не вытесняют друг друга? Как соединить эти две противоположные ценности? И почему у нас в нашей обозримой истории они не столько соединялись, сколько боролись и подавляли друг друга?

Причина в том, что наше общество шагнуло от традиционного крестьянского прямо к современному индустриальному минуя фазу гражданской трансформации системы ценностей, существенным моментом которой стало формирование морального механизма внутренних ограничителей частных интересов. Изначально этот процесс интериоризации моральных ценностей (ограничивающих норм) в Европе имел религиозную форму и осуществлялся в ходе Реформации. А позднее получил философскую интерпретацию и правовое воплощение в системе демократических политических институтов и правовых норм.

Однако подобное своеобразие развития нашего общества вовсе не означало, что к периоду индустриальной трансформации оно не выработало в своей культуре норм, ограничивающих частный интерес и не сформировало ценности общественного интереса. Сформировало и еще какую! Именно русская культура конца XVIII -XIX вв. фактически взяла на себя выполнение той исторической задачи, которую не смогла в свое время осуществить церковь, а именно - задачу интериоризации морали и формирования внутренних ограничителей частного интереса во имя признания ценности другого. Чаадаев, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Герцен, Хомяков, Киреевский, Белинский, Чернышевский, Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов - освоение их творчества дает настолько мощный импульс к формированию ограничителей принципа частного интереса и уважения к ценности личности другого человека, что по существу обеспечивает возможность утверждения общественного интереса как важнейшей социальной ценности в нашей культуре.

Почему же, в таком случае мы переживаем такой период упадка ценности общественного интереса? Я бы даже сказала период агрессивного отторжения общественного интереса как важной общественной ценности?

«Общественный интерес» и «общественная собственность»

«Общественный интерес» как ценность и «общественная собственность» как социальное отношение это не одно и то же. Общественный интерес как ценность неизбежно должен присутствовать в любом обществе и в той или иной форме уравновешивать, ограничивать частный интерес, если это общество хочет выжить, независимо от господствующих форм собственности. Общественный интерес как ценность может воплощаться в форме религиозных императивов, в форме нравственно-этических принципов, в форме господствующей идеологии. По-видимому, возможны и иные формы воплощения общественного интереса. В любом случае, эрозия ценности общественного интереса всегда приводила к разрушению социума, будь то античные Афины, Древний Рим, позднее Возрождение, Византия, Франция, Англия, Германия или Россия накануне революций.

В этом смысле кризис ценности общественного интереса в современной России, хотя и связан определенным образом с кризисом экономических отношений, ассоциировавших себя с общественной собственностью, но не совпадает с ним. Как институт частной собственности предполагает определенное сочетание общественного и частного интереса, как двух основополагающих ценностей, в такой же мере и общественная собственность как социальный институт не отрицает, а, напротив, предполагает ценность не только общественного, но и частного интереса каждого члена общества. Просто они имеют разную форму сочетания. Но если в культуре не сформировалась или недо-сформировалась по каким-либо причинам ценность общественного интереса, или она сформировалась в форме, несовместимой с защитой частного интереса, то в такого рода обществе любые отношения собственности будут принимать тотальный неустойчивый характер, независимо от того, будут ли это отношения частной собственности или общественной. При несформированной ценности общественного интереса общественная собственность легко выродится в форму тоталитарного подавления права общества на участие в реализации общественного интереса, что мы имели возможность наблюдать в период так называемого «реального социализма». В условиях же провозглашения принципа частной собственности тот же самый процесс просто получает дополнительную институциональную поддержку в виде отказа от лицемерных «общественных» лозунгов «реального социализма». При этом лицемерие этих лозунгов, состояло не в их содержании, а в их приложении, в их отношении к реальной жизни.

Проще говоря, «реальный социализм» рухнул не потому, что общественного интереса как ценности было слишком много, а потому что революционный запал общественного творчества раннего этапа был почти совершенно вытеснен и искусственно ограничен чисто частным интересом и дискредитирован в ходе последовательного отчуждения граждан от самодеятельного участия в экономической и политической жизни общества. Узурпация государством общественной составляющей индивидуальной активности людей под лозунгами «общественной собственности» привела, с одной стороны, к соединению в сознании людей принципа «общественной ценности» и «общественной собственности». А с другой - к заблуждению относительно главной причины заболевания системы - о якобы «недостаточном уважении к частному интересу». В то время как это «уважение» на социальном уровне было фактически гипертрофировано, без компенсации реальным уважением к интересу общественному.

Поэтому, если мы действительно хотим преодолеть эту систему и выйти за ее пределы к системе отношений, уважающей человеческое достоинство, экономические, социальные и политические права людей, нам необходимо развитие ценностей, внутренне ограничивающих частный интерес, т.е. ценностей общественного интереса.

Слово «внутренне» ключевое в данной ситуации. Предыдущая система, практически полностью истребившая ценность общественной самодеятельной активности, оставив людям для забот лишь узкую сферу их частной жизни, разумеется, не могла бы существовать без определенных ограничительных механизмов для этих частных интересов. Но поскольку внутренняя общественная составляющая деятельности людей была под запретом, то частный интерес не мог ограничиваться иначе, нежели извне, внешним образом с помощью политических и идеологических репрессий.

Не всякий частный интерес является гражданским и ведет к формированию либерально-демократических отношений в сфере политики и экономики. До тех пор, пока частный интерес не трансформировался из патерналистского[1] в гражданский частный интерес, т.е. не обрел внутренних ценностных ограничителей в социальной культуре, он будет вести либо к распаду системы, либо к формированию внешних авторитарных ограничителей [Соловьев 2005].

Поэтому характер института общественной собственности определяется тем типом частного интереса, который доминирует в той или иной социальной культуре. Это также справедливо в отношении характера отношений частной собственности, которая в случае наложения на патерналистский тип частного интереса с необходимостью потребует авторитарных ограничителей или также приведет к анархии и коллапсу системы.

Мы умышленно оставляем сейчас в стороне весь круг вопросов о том, является ли общественная собственность необходимостью, как и вопросы, связанные с проблемой эволюции отношений частной собственности, с тем чтобы не выходить за рамки предложенной темы обсуждения. Но один аспект этой темы нам придется затронуть, поскольку без него вопрос о соотношении национальной культуры и модернизации решить будет невозможно.

Самый сложный момент в вопросах взаимоотношений каждого человека и общества состоит в том, что в жизни отдельного человека есть сферы относительно отдельного, сингулярного существования и есть сферы общего существования. К сфере общего существования относится сфера культуры, т.е. та сфера, которая «отвечает» за превращение человекообразного живого существа в собственно человеческого индивида, со всеми его интересами, ценностями, мышлением и всем тем, что именуется громким и модным словом идентичность. Тот факт, что каждый человек осваивает и приобщается к этой сфере индивидуально, не отменяет ни общности культуры как источника, ни общности культуры как продукта, ни, наконец, общности культуры как сферы, пространства интеллектуальной деятельности. Поэтому частное выращивание культуры в виде столь модных на сегодня частных вложений в некие отдельные (изначально запланированные) точечные инновации есть дело бессмысленное и бесполезное. Если грибы растут не просто из земли, а из грибниц, то и поддерживать и подкармливать надо всю грибницу, а не один или два лучших гриба, уничтожая грибницу. То же относится и к другим системным сферам, таким как здравоохранение, образование, наука, окружающая среда. Хотим мы этого или не хотим, близки нам частные интересы или общественные ценности, но если мы стремимся развивать эти системные сферы, мы должны искать наиболее эффективные способы поддержания их «здоровья» в целом, не расчленяя их на части. Тут есть свои механизмы определения эффективности развития системных сфер, но их нельзя искусственно разрывать, пытаясь извлекать прибыль из эффективного производства частей, как это происходит в других, менее системных сферах жизнедеятельности, как-то производство продуктов и услуг для частного потребления.

Проблема общественного единства напрямую упирается в относительную равномерность доступности системных сфер жизнедеятельности, имеющих общественное значение и непосредственно общественную природу. Самый страшный удар по общественному единству проистекает обычно не от разнообразия идей и подходов в решении тех или иных проблем, а от искусственно создаваемой невозможности одной части общества систематически подключаться к достигнутому уровню общенациональной культуры как в духовном, так и в экономическом плане.

Независимо от того, какие отношения собственности будут признаны в качестве доминирующих, эти системные сферы жизнедеятельности будут сохранять непосредственно общественную природу.

Итак, сам факт существования и нарастающего значения этой системной сферы в жизни общества предполагает развитие и институционализацию в той или иной степени общественных форм присвоения, как бы это ни называлось и как бы ни оформлялось. Последнее, на мой взгляд, не следует путать с тем типом обобществления, на который вынуждены были вступать страны с колониальным прошлым для форсированного решения задач индустриализации.

Хотя и в том и в другом случае речь идет об обобществлении, тем не менее, в случае с форсированной индустриализацией речь идет об обобществлении сфер, которые в принципе при нормальных условиях более эффективно функционируют как рыночные, - т.е. сфер, создающих продукты индивидуального частного потребления. Однако в условиях противостояния с более развитыми системами и необходимости защищаться от их экспансии вынуждены идти на подобные радикальные меры со всеми вытекающими для такого «необходимо преждевременного социализма» последствиями. При этом важно иметь в виду, что этот путь развития предполагает неизбежную закрытость этих систем в условиях капиталистического окружения. И, следовательно, их неизбежную недолговечность.

Но как бы мы ни понимали общественную собственность, как бы ее ни оценивали, в любом случае для нас важен вопрос о соединении общественной собственности и частного интереса. Частную собственность нельзя отождествлять исключительно с ценностью частного интереса. Так и общественную собственность нельзя отождествлять только с ценностью общественного интереса. Эпоха модерна - это эпоха соединения частного и общественного интереса, особого соединения частного и общественного начал как движущих стимулов в деятельности каждого человека. Собственно именно этим предмодерн и отличается от модерна. Для предмодерна частное и общественное начала разведены в обществе по полочкам социальной иерархии [Хабермас 2005, 5-14]. В деятельности одних воплощено лишь частное начало, в деятельности других нет почти ничего частного, потому что все их действия приобретают общественное значение в силу того места, которое эти люди занимают в социальной иерархии. И сама эволюция от предмодерна к модерну во многом состоит в постепенном соединении частного и общественного начала в каждом в более или менее равной степени. По крайней мере, принцип универсальности человеческой природы для меня заключается, прежде всего в этом - в соединении частного и общественного начал как непременном атрибуте каждого человека. Вначале это реабилитация частного начала в каждом, деятельности, направленной на реализацию частного интереса. Затем - формирование внутренних ограничителей (религиозно-моральных, рационально-моральных), обосновывающих внутреннюю необходимость для человека добровольно ограничивать свой частный интерес интересом другого, других, общим интересом. Если трансформация от предомодерна к модерну не завершена, то это означает, что какая-то из этих ценностей не сформирована или недо-сформирована в обществе по тем или иным причинам и, следовательно, в этом обществе сложатся социальные отношения незавершенного модерна.

Незавершенный модерн может выразиться и в форме доминирования принципа общественной собственности и в форме доминирования принципа частной собственности. В любом случае, отличительной чертой такого общества будет его тотальность. Это будет либо универсализация принципа общественного интереса, но обязательно с подавлением и запретом частного как ценности. Либо, наоборот, форма универсализации частного интереса с подавлением общего интереса как ценности. При всем внешнем различии систем оба варианта будут неустойчивы, поскольку игнорирование частного начала в жизни людей приведет к такой же дегуманизации общественной жизни, как и игнорирование общественного. А дегуманизация общественной жизни всегда оборачивается деморализацией, кризисом общественного доверия и в конечном счете - распадом системы. И выход только один - завершение процессов модернизации - формирование или доформирование недостающей ценности, или, точнее, завершение процесса органичного синтеза частного и общественного начал в жизни каждого члена общества.

В России процесс модернизации не был завершен. Мы ступили на путь по существу постколониальной индустриализации в условиях, с одной стороны, абсолютно несформировавшихся внутренних ограничителей частного начала (т.е. ценности общественного начала) в деятельности большинства членов общества. Русское крестьянство при всей своей известной «общинности» никогда не было действительным участником экономического и политического процесса в гражданском смысле. Его общественные функции осуществлялись не в ходе добровольной реализации его частного интереса, а извне по отношению к нему, внешним образом в форме внеэкономического принуждения к работе «на общее благо», т.е. на благо государства. Поэтому крестьянский частный интерес не имел внутреннего ограничителя и в массе своей либо требовал внешнего полицейско-идеологического ограничения либо порождал «бунт бессмысленный и беспощадный», т.е. вел к разрушению системы. Конечно, этим внутренним моральным ограничителем могла служить религия и вера. Но здесь нужно иметь в виду, что и религия в том виде, который она приобрела, в силу сложившихся социо-культурных обстоятельств [Глинчикова 2008] скорее выполняла функцию внешнего ограничителя. Эта социальная функция внешнего ограничителя частного требовала от религии усиливать именно деиндивидуализирующую составляющую учения, делая упор на идее бренности земной жизни и частных интересов, подчеркивая значение потустороннего существования и жертвенного преодоления частного начала во имя всеобщего посмертного единения, вообще отрицая ценность индивидуального как отдельного. Индивидуализирующая же составляющая религии в этом случае сознательно приглушалась, уводилась в тень, а иногда просто открыто подавлялась.

Несмотря на несомненные достижения русской культуры XIX в. в области защиты индивидуального начала как моральной ценности, большая часть общества оказалась вне глубокого влияния этого течения мысли в силу своей фактической отрезанности от этой культуры безграмотностью и общим уровнем социальной неравномерности. Несформированность внутренних ограничителей частного интереса в соединении с холистскими тотальными ценностями активно насаждаемыми самодержавной системой с помощью церкви, сформировало то уникальное сочетание нерасчленимости и неразличимости частного и общественного начал в сознании общества, которое на протяжении семидесяти лет обеспечивало легитимность тоталитарной системы в России. Лукавство этого специфического «слияния» частного и общественного начал порождало трудности противостояния этой системе. Одним казалось (и кажется до сих пор), что этой системе не хватает ценности частного интереса. Другим, наоборот, казалось (и продолжает казаться), что эта система разрушается именно от недостатка общественного интереса как ценности. И оба лагеря смутно сознают, что они и правы и не правы одновременно. На самом деле этой системе не хватает именно разделения частного и общественного интересов, причем такого разделения, при котором и тот и другой оставались бы реальными стимулами деятельности каждого конкретного человека. В данной исторической ситуации нам необходимо вернуть в нашу повседневную жизнь и наше сознание ценность именно общественного интереса, поскольку мы слишком перегнули с частным и не оставили для себя никаких внутренних стимулов и механизмов к его добровольному самоограничению в целях гражданского согласия и поддержания устойчивости социальной системы. Но вернуть не в той тотальной идеологической форме, в которой он использовался для подавления всего человеческого и личного в человеке, не для вытеснения частного интереса как такового, а для его сохранения и разумного взаимоограничения.

Разумеется, тема общественной собственности и ее форм не может быть исчерпана этим сжатым анализом. Рассмотрение ее во всем объеме выходит за рамки данной статьи. Здесь для нас важно было зафиксировать, что как частная, так и общественная собственность для своего эффективного функционирования предполагают не только наличие в общественной культуре обоих ценностей: частного и общественного интереса, но и их четкое разделение и сознательное добровольное сочетание в качестве стимулов деятельности каждого отдельного человека, а также легитимацию этого принципа в общественном сознании.

Этот важный вывод дает нам основание по-новому взглянуть на проблему соотношения русской культуры и модернизации.

Литература

Глинчикова 2008 - Глинчикова А.Г. Раскол или срыв «русской Реформации»? М., Культурная революция. 2008.

Соловьев 2005 - Соловьев Э.Ю. Категорический императива нравственности и права. М., Прогресс-Традиция. 2005.

Хабермас 2005 - Habermas J. The structural Transformation of the Public Sphere. An Inquiry into a Category of Bourgeois Society. Polity Press, Cambridge, UK. 2005.

Примечания

[1] Патерналистский частный интерес - частный интерес без внутреннего ограничения общественным интересом как важной личной ценностью. Гражданский частный интерес - частный интерес внутренне ограниченный ценностью общественного интереса.