(Полная версия текста опубликована в журналах «Альтернативы» и «Философия хозяйства»).

В России сложилось новое интеллектуальное течение последователей идей Маркса. Оно делает акцент на понимании современной реальности как эпохи глобальных изменений в основах общественной жизни. Это создает предпосылки для генезиса нового социального времени и пространства позитивной свободы, где преодолеваются характерные для периода глобальной гегемонии капитала превратные формы эволюции «общества знаний» и снимаются не только капиталистические отношения, но и другие формы социального отчуждения и обеспечивается приоритетное развитие человека творческого, пространства культуры.

There is a new intellectual movement of followers of ideas of Marx in Russia. It places emphasis on understanding of a modern reality as epoch of global changes in bases of social life. It creates preconditions for genesis of new social time and space of positive freedom, where typical for the period of global hegemony of capital forms of "knowledge society" are overcoming and not only capitalist relations, but also other forms of social alienation are dialectically negating and space for priority development of homo creator, space of culture is developing.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Пост-советский марксизм, отчуждение, глобальная гегемония, капитал, «общество знаний», позитивная свобода, культура.

KEYWORDS: Post-Soviet Marxism, Alienation, Capital, Global Hegemony, "Knowledge Society", Positive Freedom, Culture, Homo Creator.

Прошедшие десятилетия ознаменовались крайне противоречивым контрапунктом в отношении философов к марксизму. Начало 90-х годов было периодом радикальной, в ряде случаев переходящей границы научных дискуссий критики, затем появились серьезные исследования, в которых был проведен анализ разных трактовок наследия Маркса, различных течений в рамках парадигмы, именовавшей себя «марксизмом», многочисленных школ, лежащих в пересекающихся с марксизмом пространствах (Сартр и его последователи, франкфуртская школа и мн. др.).

Несмотря на это, в целом марксизм был отодвинут на периферию философской мысли и лишь редкие ученые обращались к его наследию. Однако 2000-е годы ознаменовались существенным изменением ситуации, чему в последнее время немало способствовал мировой социально-экономический кризис, вызвавший ренессанс марксизма в Европе и США, где «Капитал» стал едва ли не самой популярной теоретической работой конца 2000-х.

В нашей стране так же стал заметным новый поток марксистских работ. В частности, в 2009 - 2010 годах при поддержке Фонда Розы Люксембург и Фонда «Альтернативы» вышла целая серия работ, многие авторы которых относят себя к течению, самоназвание которого звучит так: «Постсоветская школа критического марксизма». К этим работам относятся, в частности такие книги как «Социализм-XXI. 14 текстов постсоветской школы критического марксизма» (М.: Культурная революция, 2009), «Марксизм: альтернативы XXI века (Дебаты постсоветской школы критического марксизма)» (М., ЛЕНЛАНД, 2009), «Кто сегодня творит историю. Альтерглобализм и Россия» (М., Культурная революция, 2010), «Кризис: альтернативы будущего» (М., Культур6ная революция, 2010) и др. К этой серии работ примыкают и авторские монографии А.В. Бузгалина и А.И. Колганова «Глобальный капитал» (М., УРСС, 2004 и 2007) и «Пределы капитала» (М.: Культурная революция, 2009), Л.А. Булавки «Феномен советской культуры» (М., Культурная революция, 2008) и «Социалистический реализм. Превратности метода» (М., Культурная революция, 2008), Г.Г. Водолазова «Идеалы и идолы» (М., Культурная революция, 2006) и «Уроки творчества, нравственности и свободы» (М., РГГУ, 2010), М.И. Воейкова «Предопределенность социально-экономической стратегии. Дилемма Ленина» (М., ЛИБРОКОМ, 2009), С.С. Дзарасова «Капитал и экономический рост» (М., 2005), В.М. Межуева «Маркс против марксизма» (М., Культурная революция, 2007), Б.Ф. Славина «О социальном идеале Маркса» (М., УРСС, 2003) и «Конец идеологии» (М., 2009) и др.

В целом к этой серии принадлежат тексты более 20 известных отечественных ученых, представляющих Институт философии РАН, МГУ и многие другие научные центры.

Ряд из них, а так же их оппоненты встретились для обсуждения формирующейся школы на круглом столе с заведомо провокационным названием «Социальная философия ХХI в.: ренессанс марксизма?», проведенным редакциями двух журналов - «Вопросов философии» и «Альтернатив» - и Фондом Розы Люксембург (ФРГ).

.

Постсоветская школа критического марксизма: штрихи к портрету

На наш взгляд, новый век, принесший глобальный экономический и социальный кризис, - это эпоха заката не классики, а господствовавших в прошлом столетии позитивизма и постмодернизма - в методологии; цивилизационного подхода - в социальной философии; неоклассической школы - в экономической теории.

Авторы, близкие к постсоветской школе критического марксизма, стремятся показать позитивные альтернативы деконструкции методологии как науки. А эту науку убивает даже не столько намеренная постмодернистская травля «больших нарративов», сколько общераспространенное позитивистское безразличие к этому полю проблем. Вместе с тем, мы понимаем, что традиционная диалектическая логика с ее жестко заданной и линейно развертывающейся на основе восхождения от абстрактного к конкретному системой категорий в современную эпоху нелинейных глобальных трансформаций должна быть дополнена новыми методологическими «ключами». И мы предлагаем такие новые, идущие дальше Маркса и Ильенкова (стоя на плечах гигантов, даже «обычные» ученые могут сделать больше предшественников, если они способны творчески освоить их методологию), разработки - диалектику нелинейных мультипространственных трансформаций. Это метод исследования не только прогресса, реформ и революций, но и реверсивного тока социального времени, не только зрелых систем, но и трансформационных состояний, не только социовременных, но и социо-пространственных процессов.

Применяя эту методологию к исследованию общества, мы сделали ряд шагов по переосмыслению ортодоксальных представлений о структуре общества. Это, прежде всего, акцент  на активной, в ряде случаев - определяющей - роли национальных, политических, социо-культурных факторов в периоды радикальных общественных трансформаций, когда базисная детерминация ослаблена - старая система производственных отношений уже разрушена, а новая еще не сложилась. Наиболее значим этот подход для анализа причин и последствий возрастания роли этих факторов в период «заката» экономической общественной формации. Последнее, кстати, косвенно отражается в неслучайно возросшей ныне популярности «цивилизационного» подхода: выход на первый план не-базисных различий и конфликтов типичен для периода перехода «по ту сторону» материального производства, происходящего, однако, в превращенных формах глобальной гегемонии капитала.

Развитие классического тезиса о том, что производительные силы, развиваясь, требуют рождения новых производственных отношений, показывает, что развитие типа взаимодействия человека и природы (в частности, технологий) в рамках одной и той же общественной системы происходит вследствие противоречий господствующих производственных отношений. Существенно при этом, что каждая исторически конкретная система социально-экономических отношений не только (1) способствуют большему или меньшему (в этом, в частности, мера их прогрессивности) стимулированию прогресса производительности труда, но и (2) создает свои особые формы эволюции человека и его взаимодействия с природой, особые формы технологий и их эво- (ин-) волюции. Эта же исторически конкретная система производственных отношений (3) задает границы и пределы характерного для данного способа производства типа развития технологий. Но это все лишь подзабытый классический марксизм.

Ключевым же вопросом современного марксизма в этом поле становится проблема форм, потенциала и границ прогресса постиндустриальных процессов в условиях глобального капитализма. И здесь мы доказываем, что этот новый тип технологий и глобальные проблемы, с ним связанные, создают критически растущую сферу иррациональных благ и потребностей - от финансовых деривативов и оружия массового поражения до феноменов «сбрэндившей» экономики и масс-культурных симулякров. Основной тренд технологической эволюции тем самым уходит в сторону от прогресса homo creator'а в его диалоге с природой как культурной ценностью, что, в свою очередь, становится свидетельство реверсивности общественной эволюции-инволюции, метод исследования которой и дает отмеченная нами выше новая диалектика.

Еще более важен для нас акцент на процессе перехода от эпохи господства материального производства и отчужденных экономических отношений («царства необходимости») к новому обществу, лежащему «по ту сторону» (К.Маркс) этих отношений («царству свободы»). Этот переход, внешние формы которого фиксируются теориями постиндустриального (информационного и т.п.) общества, является ключевым пунктом исследования всех современных процессов, так что мы можем сказать: если классический марксизм вырос на базе исследования противоречий, пределов и объективно возможных путей снятия капитализма, то постсоветская школа критического марксизма вырастает на базе исследования противоречий, пределов и объективно возможных путей снятия мира отчуждения в целом («царства необходимости»).

Данный подход позволяет раскрыть характерную для периода заката «царства необходимости» специфику фундаментального противоречия исторического процесса - противоречия человека как раба и творца истории. Одна сторона этой противоположности - господство в условиях «царства необходимости» системы отношений отчуждения, превращающих человека в марионетку объективных сил (разделения труда, личной зависимости, рынка, капитала и государства...) - в современных условиях обретает форму глобальных проблем. Другая - творчество как родовое свойство человека - становится залогом интенций социального освобождения, связанных с креативной деятельностью социальных движений, НПО и других институтов гражданского общества.

Тем самым мы не только восстанавливаем и ре-аргументируем в полемике с постмодернизмом классический марксистский критерий прогресса - свободное всестороннее развитие личности, - но и показываем его актуальность в контексте сугубо практических вопросов современного мира: начиная от проблемы измерения экономической эффективности (конкурентоспособность или индекс человеческого развития?) и заканчивая вопросами социально-политического устройства (приоритет «демократии корней травы» или политико-идеологическое манипулирование?).

Акцентируя социально-творческую энергию Человека, современный марксизм, в отличие не только от догматических своих ответвлений, но даже и от классики, на первый план выносит проблему границ активизма созидательно-творческой деятельности Человека, и ответственности пассивно-недеятельностного конформиста, способствующего застою и регрессу.

Опыт ХХ века, практические результаты научно-технического прогресса, равно как и стремлений социальных творцов осчастливить человечество показали всю противоречивость такого «активизма». Но именно противоречивость, а не однозначную неприемлемость. Ныне очень принято указывать на жертвы технического и социального прогресса, и это вполне справедливо, но не будем забывать о второй стороне медали. И дело здесь не только в том, что без НТП мы не могли бы пользоваться массой ныне абсолютно необходимых благ, радикально сократив детскую смертность и увеличив в полтора раза продолжительность жизни. И даже не только в том, что именно благодаря социально-творческим интенциям профсоюзных активистов, экологов и деятелей левых партий хотя бы часть человечества сегодня знает, что такое 8-часовой рабочий день, бесплатное среднее образование и минимальная социальная защищенность. Дело, прежде всего, в том, что при ослаблении активности позитивного (а объективно-обусловленный критерий прогресса уже был показан) социально-творческого начала силы отчуждения вызывают еще большие жертвы и преступления.

Искусственно заторможенные реформы и революции оборачиваются кровью жертв реакции, а культурно-творческие потери периодов «застоя» с их не-музыкальной (А. Блок) жизнью сотен миллионов вообще трудно измерить.

Подчеркнем: теоретическая постмодернисткая деконструкция (в том числе - критериев прогресса) и методология социального «безразличия» (ко всему, кроме собственных доходов и безопасности) на практике оборачивается политикой навязывания всему миру однозначных представлений о «добре» и «зле», характерных для эпохи «рыночного фундаментализма» (термин миллиардера Дж.Сороса). Впрочем, это ситуация, типичная не только для последних лет: вспомним хотя бы Первую и Вторую мировые войны.

Возвращаясь к внутренним проблемам развития постсоветской школы критического марксизма, важно отметить и определенные дебаты внутри нашего течения, его изрядную неоднородность. И эти различия в полной мере проявили себя в рамках представляемого в этом тексте круглого стола, многие из участников которого не спешат причислять себя к какому бы то ни было течению, акцентируя свою своеобычность

Именно такие дискутанты встретились на названном выше круглом столе, развернув спектр возможных решений и остающихся без ответов, но акцентировано поставленных вопросов современной марксистской философии.

Маркс, марксизм и пост-советский марксизм: философия как практика?

Одна из первых проблем, которые здесь бросаются в глаза, это вопрос о соотношении работ самого Маркса и тех ученых, которых называют «марксистами». Одна из важнейших проблем здесь связана с тем, что и работы Маркса, и исследования его сторонников, это не просто совокупность текстов. Марксизм - это диалог социальной теории и активно-преобразовательной общественной практики. А вот этот тезис оказался принят уже далеко не всеми. Но профессор, д.ф.н. И.К. Пантин (Институт философии РАН) его акцентировал специально. Он подчеркнул, сущность марксова учения - то, что Энгельс называл «руководством к действию», а Грамши - «философией практики». (См. его статью «Марксизм: историческое самопознание» в журнале «Вопросы философии» , 2009, №7.)

Надо ли доказывать, что превращение марксизма в идеологию социалистических партий обнаружило внутренние противоречия учения. Шаг за шагом экономические сдвиги, политическая практика разрушали первоначальную цельность «научного социализма», где, как выяснилось, общее, анализ законов капитализма, покрывало недифференцированное многообразие «частных случаев» (а фактически несовпадение теории с исторической практикой). Думается, что в отношении исторических судеб теории марксизма вполне уместна аналогия с развитием геометрии. Геометрия Евклида описывала только простые абстрактно-совершенные фигуры: треугольник, квадрат, круг и т. п. Более сложные, менее правильные формы были для нее недоступны. Возможности геометрии расширились с появлением высшей математики, позволившей охватить большее разнообразие явлений и изучить их с меньшей степенью схематизации. Другими словами, история марксизма наглядно показала, что расширение предмета исследования, превращение марксизма в «руководство к действию», в «философию практики» социал-демократических партий обнаруживает неожиданные рассогласования и ограничения, проблематизирует, казалось бы, уже установленные понятия.

Еще большие сложности характерны для развития марксизма в СССР и постсоветской России. Если воспользоваться для краткого скетча на эту тему выступлением д.э.н., профессора М.И. Воейкова (Институт экономики РАН), то вслед за ним следует, безусловно, признать, что нынешнее положение с марксизмом в России сложное. Следует согласиться с ученым и в том, что это во многом продукт специфических условий развития этого течения в нашей стране. После десятилетий господства искусственной, но крепко сколоченной, конструкции «марксизма-ленинизма», которая к действительному марксизму имела косвенное отношение, надо разобраться в том, что есть, что осталось, что возможно.

С точки зрения М. И. Войекова, марксизм как сложное учение состоит из ряда положений, некоторые из которых являются основными, так сказать, конституирующими марксизм, и другого ряда положений, которыми в общем случае можно пренебречь. Вообще-то будет чрезвычайно глупо каждое высказывание или действие К.Маркса или Ф.Энгельса принимать за божественную истину и биться за нее "до последнего". Если, конечно, не превращать марксизм в религию. По мнению Воейкова (как легко заметить, существенно отличному от позиций Пантина и Межуева) наибольшее значение в теории Маркса имеют два положения: учение о прибавочной стоимости и материалистическое понимание истории. На эти два положения совершенно определено указывал еще Энгельс. И, как считает Воейков, нет оснований ему не верить.

Такой взгляд на марксизм до сих пор остается весьма типичным, но вот у автора этих строк по этому поводу есть весьма существенные сомнения. Во-первых, марксовы размышления о структуре общества отнюдь не тождественны экономическому детерминизму. Во-вторых, современные марксисты проделали немало работы для того, чтобы не только повторять Маркса, но и развивать его. Неслучайно поэтому и сам Воейков подчеркнул, что узкое понимание марксизма в постиндустриальном обществе постепенно угаснет. Но значительно актуальней и реальней будет мировоззренческое понимание марксизма. Более того, само это мировоззренческое понимание будет намного богаче и сложнее, чем это можно себе представить сегодня.

Таким образом, второй вывод, который М.И.Воейков предлагает сделать из уроков конца того же ХХ века, состоит в том, что сам марксизм в новом веке претерпит определенные, а возможно и существенные изменения. В конце концов, возможно представить и такое положение, что марксизм к концу ХХI века перерастет в более общую и универсальную социальную теорию. Однако это очень далекая перспектива и не она сегодня определяет тонус научного понимания социальных проблем.

Обращаясь ко дню сегодняшнему, дискутанты не раз возвращались к проблеме места и роли современного творческого марксизма в социо-философском пространстве нашей страны. В этой связи к.и.н., доцент П.М. Кудюкин (Государственный университет - Высшая школа экономики), выступил с весьма уместной ремаркой: не вызывает сомнения, что постсоветские марксисты существуют. Иначе кто же сидел бы за этим круглым столом? Но вопрос о постсоветском марксизме, продолжил Кудюкин, много сложнее, и для ответа на него, прежде всего, стоит обсудить вопрос о границах марксизма вообще. Может быть правильнее даже говорить о марксизмах - во множественном числе.

Марксизм плюралистичен и разнороден уже в своем истоке - в мысли К. Маркса. За 40 лет творчества его мысль не стояла на месте, к тому же включала как научные, так и идеологические (или лучше сказать - с учетом концепции К. Маннгейма - утопические) компоненты. Маркс оставил нам гораздо больше вопросов, гипотез и догадок, чем ответов и завершенных концепций. Поэтому в дальнейшем развитии от абстрактного к конкретному (или в другом измерении того же процесса - от теории к практике) неизбежно актуализировались разные стороны марксова наследия. Как в ответах на сакраментальный вопрос «was Marx wirklich sagte?», так тем более в движении вперед с рубежей, на которых остановился классик, марксизм ветвился. Добавим к этому, что эти ветви разнообразно взаимодействовали с иными научными и идеологическими течениями и школами.

В таких условиях важно избежать нескольких опасностей. Первая - растворение марксизма в розоватеньком общегуманистическом и общедемократическом море с утратой всякой специфики, а главное - связи с реальной борьбой за преодоление капитализма. Сюда же относится и феномен «прокапиталистического марксизма», марксизма как апологетики капиталистического развития. Ничуть не меньше и противоположная опасность - превращения марксизма в квазицерковь с ортодоксией и еретиками, расколами, взаимными отлучениями, папами и антипапами... И опять же с сектантским отрывом от практики как итогом.

Вообще связь с практикой освободительных движений - важная сущностная характеристика марксизма. Это не значит, что каждый, занимающийся теоретическими вопросами в марксистской парадигме, обязан быть участником практической деятельность (в конце концов, темпераменты у людей разные), но то, что теоретический поиск должен быть связан с вопросами жизни, с моей точки зрения, обязательно. А. Грамши ведь называл марксизм «философией практики» не столько по цензурным соображениям (маскировка-то более чем прозрачная, особенно с учетом итальянской интеллектуальной традиции от А. Лабриолы до Р. Мондольфо), сколько именно так его понимая.

И именно здесь, по мнению П. Кудюкина (и с этим мнением согласилось большинство дискутантов) самая слабая сторона того, что можно называть постсоветским марксизмом. В силу целого ряда и глубинных, и конъюнктурных обстоятельств мы скорее обитатели некоего академического гетто (и здесь ситуация очень похожа на американскую), чем органическая составная часть реального массового движения. И именно в преодолении такой ситуации и коренится вопрос о будущем марксистской традиции в нашей стране.

Г.н.с., д.и.н. Л.Г. Истягин (ИМЭМО РАН) в отличие от П.Кудюкина подчеркнул, что круг представителей критического марксизма в России далеко не ограничивается теми, кто пришел поучаствовать в данном круглом столе. Направление, творчески наследующее идеи Маркса, критических марксистов СССР и Запада, развивается в нашей стране уже второе десятилетие. На счету этих ученых десятки книг и сотни статей, изданных не только у нас, но и во многих странах мира. И с практикой социальных движений - образовательных и экологических, пацифистских и профсоюзных - это течение связано, пожалуй, больше, чем какое-либо иное течение общественной мысли в нашей стране. Эта школа только формируется, но у нее большие перспективы.

Разговор о Марксе и марксизме неизбежно вышел на один из наиболее жестких вопросов современной социальной философии в нашей стране (да и за рубежом): что же из себя представлял опыт «реального социализма», охватившего в ХХ веке треть населения Земли и до сих пор сохраняющего свои элементы в Китае, на Кубе и не только...

Пост-советский марксизм: социалистический идеал и «реальный социализм»

Эта тема - тема социалистического идеала и его реализации в ХХ веке в ряде стран, называвших себя социалистическими, так же не могла не вызвать повышенного интереса. Известный тезис о социализме (точнее, даже коммунизме) как пространстве культуры представил В. М. Межуев. Он подчеркнул, что в данном выше определении ему принадлежат только слова, а саму идею он, конечно, взял у Маркса, хотя и Маркс, не был первым автором этой идеи. «История есть прогресс по пути свободы», скажет Гегель. В своем понимании коммунизма Маркс лишь придаст этой идее характер историко-материалистического учения, попытается обосновать ее посредством анализа логики развития капиталистического производства.

Отметив, сколь важно понимать различие идей самого Маркса и того, что в дальнейшем получило имя «марксизм» (Межуев не случайно одну из своих последних работ назвал «Маркс против марксизма...») и подчеркнув, что, по его мнению, Маркс был прежде всего философом и историком, критиком политической экономии, а не экономистом, профессор Межуев настаивал в дискуссии на том, что история для Маркса - это вечное движение, она олицетворяет собой бесконечный процесс развития людей как свободных индивидуальностей, создающих культуру. Нужны огромные усилия, вплоть до революционных, чтобы прорваться из одного общества в другое. Именно поэтому в работах Маркса едва ли не основной стала тема свободы, свободного времени как того мира, в котором и осуществляется развитие человека, снимается и товарный, и идеологический фетишизм.

Свободное время - это тоже время производства богатства, но такого, которое не отчуждено от человека, предстает как богатство самого человека, как человеческое богатство, т.е. в форме не капитала, принадлежащего частному лицу, а культуры. Культура по самой своей природе есть то, что принадлежит каждому. А то, что принадлежит мне, как и любому другому лицу, создается и присваивается не в рабочее, а в свободное время. Коммунизм и есть общество, в котором культура предстает в адекватной себе форме - в форме богатства, принадлежащего каждому и потому всем. В этой форме она и становится объектом общественной собственности. То, что принадлежит каждому, принадлежит всем. Собственность каждого, индивидуальная собственность - это собственность человека на всю культуру, и приобретается она не в рабочее, а в свободное время. Труд, создающий эту собственность, носит характер не экономической, а культуросозидающей деятельности. Вот почему теорию коммунизма можно считать не экономической, а культурологической теорией.

Короче, для изучения труда за пределами рабочего времени требуется совсем другая наука. Материя, таким образом, не исчезает в условиях свободы, но становится формой ее проявления, т.е. тем, что Э.В. Ильенков называл «идеальным», и что можно также назвать культурой. В этом качестве она изучается науками не о природе (по методу своего исследования), а о культуре. Культура - человеческая форма существования материи, или материальная форма существования свободного человека.

Этот тезис, конечно же, вызвал на круглом столе огромную полемику. Да и вообще дискуссия о будущем обществе как мире свободного времени и пространстве культуры, вызывает в нашей среде большие дебаты. Традиционным оппонентом В.М. Межуева остается д.ф.н., профессор Б.Ф. Славин (МПГУ). Он и на этом круглом столе подчеркнул, что историческая практика свидетельствует: не решив проблемы частной собственности, нельзя сразу перейти к всеобщей собственности. Знания и идеи не имеют практического значения, пока они не материализованы в технологиях, или не овладели массами. Научные идеи, открытия, изобретения, результаты художественного творчества, по своей всеобщей природе, конечно, противоречат частной собственности, но они, сами по себе, ликвидировать ее не могут: историю делают не вещи, не идеи, а люди. И пока они не решат практически проблему частной собственности, социализма, и тем более коммунизма, никогда не будет. Межуев не хочет революций и потрясений, но хочет найти некую «общественную форму», в которой человек, освободившись «от власти экономических и политических институтов», получит «наконец возможность и условия для свободного развития своих способностей и талантов». Б.Славин считает, что идущий в этом направлении поиск В. Межуева обречен на неудачу.

В то же время развивающая ключевые идеи Маркса и сугубо актуальная ныне ленинская концепция социализма, в частности, его теория НЭПа, как раз дают ответ на то, как следует на практике решать проблему частной собственности. Пренебрегать ими, значит не только игнорировать подлинный марксизм, но и, вообще, бежать от реальной действительности с ее сложными экономическими и политическими проблемами, - подчеркнул Б.Славин.

Но наиболее жестким, как всегда, оказался спор не о том, какое общество может прийти на смену «царству необходимости», а о природе общественного строя СССР. Спектр позиций в рамках современного критического марксизма по этому вопросу достаточно широк, хотя у него есть и вполне определенные рамки, исходящие из того, что советская система была принципиально противоречивой: она стала грандиозной попыткой создания массовым историческим субъектом нового общественного устройства, давшей бесценный опыт достижений в области социальной защиты, образования, науки, искусства, вызвавшей «мировую социальную реформу», но в то же время несла в себе бремя трагедий и преступлений - массового насилия, сталинской диктатуры, идеологического давления...

Но в рамках этих границ для нас характерны существенные разногласия. На крайних флангах стоят те, кто считает «реальный социализм» при всех его социальных достижениях в сущности не-социалистической системой (Водолазов, Воейков) и те, для кого это мучительно-противоречивый, но в целом социалистический общественный организм на его ранней стадии (Славин, Дзарасов).

На круглом столе эта полемика была очень жесткой. Формулируя свою позицию, профессор, д.ф.н. Г.Г. Водолазов (РГГУ) сделал акцент и на современном контексте обсуждаемой проблемы, и на природе «реального социализма». Суть этого нынешнего «контекста»: всеобщий, масштабный, расширяющийся кризис российского общества. Среди прочих его аспектов - кризис общественного сознания, потеря исторических ориентиров и перспектив. Разлитие пессимизма. Идейная депрессия. Ни идеалы «реального социализма» (в его сталинско-брежневской версии), ни идеология современного «реального капитализма» не способны указать пути выхода из нынешнего исторического тупика.

Если же говорить о «реальном социализме», то, по мнению профессора Водолазова, то, что сложилось к середине 30-х годов и просуществовало до начала 90-х, не было социализмом. Ибо это не было обществом общественной собственности, социального равенства и власти трудящихся. Вся полнота власти и распоряжение собственностью были в руках бюрократии. Но, не будучи социалистическим, это общество не было и капиталистическим. Оно было государственно-бюрократической формацией (социальное образование, возникновение которого не предусматривалось в классических социалистических текстах, но которое возникло в специфических условиях исторического развития России). Так что не «социализм», а эта «государственно-бюрократическая формация» и рухнула в конце 80-х годов. А дальше - путь к специфическому капитализму. В результате всевозможных ухищрений («приватизации до приватизации», жульнических приватизационных аукционов, жульнической ваучеризации, обрушения денежных накоплений граждан, преступного «дефолта» и т.п.) и сложился в 90-е годы криминально-монополистический, номенклатурный капитализм, породивший нынешний системный кризис.

По мнению Г. Г. Водолазова у нас есть некоторые альтернативы нынешнему пессимизму. Так, в книге «Социализм-XXI...» предлагаются пути выхода из него. Сегодня - только о двух идеях развертываемой авторами программы. Первая задача: разлитие знаний о происшедшем, формирование нового типа политической культуры - то, что составляет содержание эпох Просвещения, готовящих коренные социальные изменения. И вторая: сочетание просвещенческой деятельности с практической, в основе которой споспешествование развитию институтов и структур гражданского общества, низовой демократии - что можно было бы назвать «стратегией горизонтали». И подобно тому, как когда-то, в февральско-октябрьскую эпоху 1917 года, демократы и гуманисты требовали «Вся власть советам!», так сегодня было бы уместно требовать: «Вся власть гражданскому обществу!» - через формирование и деятельность его союзов, объединений, движений, через формирование реальной многопартийности, через обеспечение реальной свободы слова и создание общественных СМИ, не подконтрольных ни бюрократии, ни олигархам, через коренные демократические преобразования в экономической, социальной, культурной сферах. На этом пути и будет постепенно формироваться общество, которое авторы называют «Пространством культуры» (Межуев), «Царством свободы» (Бузгалин), «реальным гуманизмом» (Водолазов).

Гораздо более проблематично относится к позитивным разработкам современных марксистов профессор, д.ф.н. В. Г. Арсланов (УРАО). По его мнению, пост-советский марксизм и существует, и не существует. Существует как ряд материальных человеческих тел, но как реальное течение мысли не существует, ибо не дал ответы на вопросы дня. А поскольку познавать можно только в деятельности (что показал Кант), в практике преобразования, то, не участвуя в практике (хотя бы только интеллектуальной), марксизм перестает быть реальным течением мысли. Причина тому - не только субъективные недостатки нас, современных марксистов, но и объективная темнота реальности.

«Почему так плутает история?» - так он сформулировал центральный вопрос своего выступления. По мнению профессора Арсланова, темной эпохой был, например, серебряный век имперского Рима, который, как показал Т. Моммзен, вступил в стадию своего кризиса - разложения республиканских основ - тогда, когда Рим достиг невиданного ранее материального могущества, расширения своих территорий. Могущество и расцвет, достигнутые Римом на неадекватной античному способу производства почве, привели в конечном итоге к гибели Рима и всей античной цивилизации. Тогда как варварские вторжения, материально разрушившие Рим и его культуру, парадоксальным образом спасли античность, которая возродилась, будучи и разрушаемой и сохраняемой в темные века Средневековья германской общиной (основой феодализма).

Проводя некоторую историческую параллель, В.Г. Арсланов заметил, что мы, возможно, вступаем в эпоху серебряного века капитализма, сумевшего реформироваться под влиянием ряда социалистических - обреченных на неудачу - революций, возродивших на новой социальной почве азиатский способ производства. Азиатский способ производства на новой промышленной основе и с квази-марксистской государственной идеологией - вот то, чего боялся противник большевизма Плеханов. Но ни он, ни Ленин не могли предположить, что этот уродливый государственный социализм явится необходимым звеном мировой истории, что он выведет из тупика западную цивилизацию посредством толчка «извне» - азиатского способа производства, ожившего и приобретшего могучую силу посредством того, что общинная «святая Русь» перестроится, впитав в себя марксизм, западную науку и технику.

Полемизируя с В.Г. Арслановым, д.э.н., заведующий лабораторией А. И. Колганов (МГУ) по ряду пунктов не согласился ни с параллелью «реального социализма» и варварского нашествия на Рим, ни с тезисом о внешнем воздействии тех или иных «варваров» как пути развития культуры, прогресса.

«Реальный социализм» был несоизмеримо более сложным явлением, нежели «азиатский способ производства» и рожден был закономерными противоречиями мирового капиталистического развития, вступившего в начале ХХ века в этап мощнейших экономико-политических и социо-пространственных конфликтов. И социально-культурные достижения Мировой социалистической системы были ни чем иным, чем другой стороной «мировой реформы» - социализации Мировой капиталистической системы. И мучительные противоречия советской модели, включая массовое насилие и принудительный труд, были частью общемирового процесса, включавшего ядерные и не-ядерные бомбардировки мирных городов либеральными капиталистическими державами, и фашистскую модель позднего капитализма. Не СССР вывел из тупика «западную цивилизацию», а противоречия позднего капитализма, требовавшие рождения нового мира, но еще не сформировавшего для этого достаточные предпосылки, породили и достижения, и пороки как «мировой революции», так и «мировой реформы». Противоречие рождавшегося «царства свободы» - на одном полюсе, новых форм подчинения труда капиталом и отчуждения - на другом, пронизывало и «реальный социализм», и «реальный капитализм» ХХ века.

Что же касается природы «реального социализма» в его сравнении с теорией рождения нового общества, то здесь следует искать не столько прямые совпадения или очевидные отличия положений Маркса, высказанных во второй половине XIX века, и реалий СССР второй половины XX века, сколько обращаться к проблеме использования методологии Маркса и современного марксизма, для того, чтобы понять, как ту теорию и ту практику осмыслить, исходя из задач движения к социализму в нынешнем, XXI столетии. И здесь оказывается, что очень многое из методологии Маркса и марксистов начала ХХ века как раз позволяет понять, почему в Российской империи, Германии, Венгрии и т. д. почти сто лет назад совершились именно такие, «странные» по критериям абстрактной схемы «Капитала», революции. Да, это были революции не по «Капиталу» (и здесь Грамши был прав), но это были революции, отразившие все противоречия реальной диалектики исторического и логического в развитии всего мирового капитализма той эпохи.

Теория и особенно метод Маркса и - шире - марксизма - это не только основные положения его политико-экономического труда. Да и в этом труде далеко не все было и остается воспринято критиками Маркса и даже его сторонниками. В частности, за порогом внимания, как правило, остается марксова теория формального и реального подчинения труда капиталу, в рамках которой он показал, что новый способ производства может возникнуть на неадекватной для него, относительно слабо развитой материально-технической и культурной базе. Именно таким был и так показан Марксом до-мануфактурный и мануфактурный капитализм. Такой новый строй не только может, но и должен развиваться в плену массы пережитков старой системы. Более того, он будет неустойчив и может погибнуть при сколько-нибудь неблагоприятных внешних условиях. Такими и были первые попытки рождения социализма в СССР, где появлялись ростки формального освобождения труда (термин, введенный А.И. Колгановым и автором этих строк более 20 лет назад, развивая идеи своих учителей).

Продолжая свои размышления, А.Колганов отметил, что Маркс всегда подчеркивал мировой характер капиталистической системы и ее социо-пространственные противоречия, неравномерность генезиса и развития. Между тем, в начале ХХ века капитализм как целое (где есть метрополии и колонии, «центр» и «периферия») вступил в эпоху империализма, именно тогда он породил первую (первую в истории человечества) мировую войну... И именно тогда революция победила там, где противоречия были глубже всего и энергия социального протеста сильнее всего, а предпосылки рождения нового общества недостаточны. Отсюда глубочайшие противоречия советской системы, в которой так и не были решены многие проблемы капитализма ХХ века (высокий потребительский стандарт населения, интенсивный тип воспроизводства, политическая демократия и т.п.), но были обеспечены новые, посткапиталистические подходы к решению проблем, которые ныне принято считать типичными для постиндустриального общества (приоритетное развитие общедоступных образования и здравоохранения, культуры и науки).

В отличие от А.И. Колганова, д.э.н., профессор С. С. Дзарасов (Институт экономики РАН) подчеркнул достижения советской системы как крайне противоречивого, но исторически прогрессивного социального образования, существенно продвинувшего общественное развитие в прошлом веке. Для «реального социализма» была характерна практика мощной социальной мобильности и «возвышения» социально-униженных в прошлом слоев, наций и народностей. С. С. Дзарасов привел в качестве примера систему образования и воспитания в республиках Северного Кавказа, где даже в тяжелейших условиях накануне и после Великой Отечественной войны были сформированы условия для личностного развития молодежи даже в малых городах и деревнях этой прежде глубокой периферии Российской империи. Кроме того, Советская модель общественного развития, несмотря на все противоречия политического авторитаризма и широкого использования репрессивных методов, показала возможности развития в широких масштабах новых общественных форм развития (в том числе, разнообразные методы планирования и государственного регулирования экономики, отношения солидарности и кооперации, общедоступности и приоритетного развития знаний и др.). Ряд из них уже в последние десятилетия западная наука «открывает» под именем «человеческого» и «социального» капитала.

В определенной мере соглашаясь с С.С. Дзарасовым, д.ф.н., ведущий научный сотрудник Л. А. Булавка (Российский институт культурологи) акцентировала другой аспект - она показал, что в рамках Мировой социалистической системы и, прежде всего, СССР все же было создано некоторое реальное воплощение социалистического идеала, понимаемого как бытие индивида в истории и культуре на основе парктики диалектического разотчуждения. Этим воплощением стала Советская культура как форма всемирной кульутры. Она была тем идеальным коммунизма, которое реально присутствовало в жизни каждого человека в условиях «реального социализма». В этой культуре - в пространстве советского кино и музыки, книг и театров - человек (и автор, и художник, и зритель) жил в мире культуры, законом которого было деятельное разотчуждение, рожденное практикой социального творчества 20-х годов ХХ в. При этом существенно, что этот процесс разотчуждения был не только идеальным феноменом художественной культуры, но и частью социальной жизни каждого человека, который участвовал в культурном процессе, как активный со-творец любого художественного произведения. Герои кино и книг превращались в со-творцов реальных поступков советских людей в самых разных сферах, в том числе - крайне далеких от искусства. Социальное творчество - от гайдаровско-тимуровских дворовых «команд» до героических поступков во время Великой Отечественной войны - было пронизано Советской культурой, равно как и эта культура пронизывала всю ткань социального творчества. Так Советская культура стала важнейшим слагаемым социальной практики разотчуждения.

В то же время, нельзя не учитывать, что это - всего лишь одна сторона реальной культурного процесса в СССР, то, что Л.А. Булавка назвала освободительной тенденцией. Бюрократически-отчужденные, заидеологизированные формы как одно из слагаемых социалистического реализма так же были частью нашей действительности того времени.

Существенно, что эту двойственность, внутреннюю противоречивость Советской культуры, как и всего советского проекта, нельзя адекватно отразить вне марксистского критического диалектико-материалистического прочтения. Только оно избавляет исследователя от заидеологизированных догм как сталинско-сусловского, так и неолиберального толка, от превращения тогдашнего нашего культурного пространства и времени либо в идеальное воплощение идеологем, либо в однозначно тоталитарный феномен.

Как феномен мировой культуры Советская культура оказалась обременена глубокими внутренними противоречиями, во многом едиными с противоречиями культуры Ренессанса. Вообще эпохи рождения социализма в СССР и Ренессанса, особенно итальянского, вызывают много исторических и методолого-теоретических параллелей (подробнее о них в книге А.В. Бузгалина «Ренессанс социализма»). И в том, и в другом случае рождались новое общество, новый человек, новая культура. В обоих случаях это рождение взорвало прежние устои, породив небывалый взлет культуры и чудовищные политические преступления, волны насилия и жестокости. Наконец, и ренессансный, и советский проекты закончились поражением там и тогда. Но Ренессанс в историческом времени оказался победителем: добуржуазная эпоха личной зависимости и клерикализма ушла в прошлое. Быть может так же победителем в исторической перспективе окажется освободительная тенденция Советской культуры как мирового процесса разотчуждения и рождения идеального коммунизма? - этим вопросом была завершена интродукция Л.А. Булавки.

Своеобразным заключением к дискуссии стали размышления профессора, д.ф.н. В.Н. Шевченко (Институт философии - РАГС), который начал с нескольких слов о деятельности журнала «Альтернативы» и возникшей вокруг него научной сети. Я познакомился с ними, - сказал В.Н.Шевченко, - более 15 лет назад, когда ими были организованы и проведены публичные слушания по поводу расстрела Белого Дома в октябре 1993 года. Тогда начался буквально разгул пещерного антикоммунизма. Вот в те годы и разворачивается деятельность двух левых организаций, занявшихся осмыслением в новых условиях теории и практики марксизма. Имеются в виду РУСО и Альтернативы. Некоторые из присутствующих в зале принимали активное участие в деятельности РУСО. Но оно сначала громко и уверенно заявило о себе, а потом как-то потерялось. «Альтернативы» не только выжили. Сложился небольшой, на редкость подлинно творческий коллектив. К концу 1990-х годов альтернативщики стали активно обсуждать и пропагандировать свое теоретическое кредо - критический марксизм как марксизм постиндустриальной эпохи. Это был очень нужный и очень смелый шаг.

Названия книг, авторы статей и объемы публикаций говорят сами за себя. Но меньше всего они нуждается в похвале. Просто они недостаточно замечены нашей, прежде всего, левой общественностью. Причина тому, в общем, довольно простая. Наша общественность в своей массе перестает быть вменяемой, как только речь заходит о социализме и марксизме. Это всё, мол, позавчерашний день и многие люди говорят, кажется не вполне искренне, что не понимают, как всерьез можно обсуждать сегодня вопросы марксизма и социализма.

Суть этой позиции от Ю.М. Лужкова (Капитализм и Россия, М.: 2009) до Н.П. Шмелева, директора Института Европы РАН такова: спор между капитализмом и социализмом закончился в XX веке. И чтобы избежать употребления слова социализм, теперь говорят о посткапиталистическом обществе, которое на поверку оказывается новым изданием капитализма.

Заслуга «Альтернативщиков» и заключается в том, что они возвращают понятия социализма и марксизма в наше научное сообщество, общественную мысль, в научный аппарат, в наше повседневное общение ученых. Можно не разделять этих взглядов, но делать вид, что всей этой проблематики не существует, такую позицию ученому, философу, на мой взгляд, просто невозможно принять.

Европа явилась родиной двух универсальных общемировых проектов переустройства общества: либерально-демократического, капиталистического, или более широко, Проекта Модерна и марксова Проекта коммунистического общества (Красного Проекта), как общества реального гуманизма.

В заключение В.Н. Шевченко подчеркнул: для того, чтобы социалистические ценности могли быть защищены и реализованы, для незападных стран нужна иная социалистическая стратегия, отличная от стратегии европейской социал-демократии. Государству важно иметь реальные возможности делать все для преодоления, прежде всего, зависимого, а затем уже и отсталого характера развития. И, во-вторых, нужно решительно ставить задачу смены целей экономического развития, оно должно быть направлено не на получение максимальной эффективности и прибыли согласно законам рынка, и даже не на создание эффективно действующей социально ориентированной рыночной экономики. Это путь обманчивый. Экономика должна быть ориентирована изначально не на рынок, а на решение проблем социальной сферы - демография, здоровье, образование, семья, жилье, одним словом, на повышение социального качества жизни. Это принципиально другое понимание путей и способов движения к социализму.

*   *   *

Суммируя, хотелось бы сформулировать весьма спорный, но важный вывод: в России сложилось интеллектуальное течение, которое делает акцент на понимании современной (в широком смысле слова, начиная с XX века) реальности как эпохи глобальных, качественных изменений в самих основах общественной жизни, создающих предпосылки для генезиса не только посткапиталистического, но и постиндустриального, постэкономического общества («царства свободы»); в этом смысле мы можем назвать наше течение «марксизмом постиндустриальной эпохи».