Обсуждение книги «Энциклопедия эпистемологии и философии науки» (материалы «круглого стола») | Печать |
Автор Administrator   
19.11.2010 г.
Состоялось обсуждение книги «Эпистемология и философия науки», материалы которого публикуются в данном номере журнала.

Discussion of book “Epistemology and philosophy of science” was realized. There are the materials of this discussion.

 

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: эпистемология, философия, наука, философия науки, энциклопедия, вероятность, детерминизм.

KEYWORD: epistemology, philosophy, science, philosophy of science, encyclopedia, probability, determinism.

Участвовали:

В.А. Лекторский - академик, председатель редакционного совета журнала «Вопросы философии».

Б.И. Пружинин - доктор философских наук, главный редактор журнала «Вопросы философии».

И.Т. Касавин - член-корреспондент РАН, заведующий сектором Института философии РАН.

В.Г. Кузнецов - доктор философских наук, профессор Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.

С.А. Лебедев - доктор философских наук, профессор Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.

В.Ф. Петренко - член-корреспондент РАН, заведующий лабораторией Института системного анализа РАН.

В.В. Пирожков – ответственный секретарь журнала «Вестник РАН».

З.А. Сокулер - доктор философских наук, профессор Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.

В.П. Филатов - доктор философских наук, заведующий кафедрой Российского государственного гуманитарного университета.

 

В.А. Лекторский: В нашей философии произошло событие – вышла «Энциклопедия эпистемологии и философии науки». Такого издания у нас не было. За рубежом есть неплохие энциклопедии по эпистемологии, по философии науки, по когнитивной науке, по философии сознания, но такой обширной энциклопедии, которая охватывала бы всю эту тематику, нет. А у нас это вообще первый опыт. Мы хотим обсудить результаты большого труда обширного авторского и редакторского коллектива: что получилось, что нужно учесть и улучшить для нового издания – а потребность в нём несомненна.

В нашем обсуждении есть некоторая сложность. Дело в том, что когда это издание готовилось, то почти все люди, которые как-то занимаются данной тематикой, были привлечены в качестве авторов и редакторов. В принципе обсуждать это издание должны те, кто не являются его авторами. Но не авторы энциклопедии – это в основном те, кто не занимается проблематикой эпистемологии и философии науки, а поэтому вряд ли могут квалифицированно участвовать в обсуждении. Поэтому мы пригласили на наш «круглый стол» также некоторых философов, которые участвовали в создании энциклопедии. Это оправдано в том числе и тем обстоятельством, что многие из них не видели энциклопедию в целом до тех пор, пока она не вышла в свет. Я, например, и автор нескольких десятков статей, и редактор одного из разделов. Но когда я увидел энциклопедию в целом, то обнаружил много для меня нового. Я скажу об этом в моём выступлении в ходе обсуждения.

И.Т. Касавин: Начать стоит, видимо, с двух обстоятельств, которые сыграли решающую роль в формировании замысла энциклопедии. Первое обстоятельство – это подготовка и выход Новой философской энциклопедии, опубликованной в 2001 г. Она и меня лично, и многих людей, которые в дальнейшем вошли в авторский коллектив и редколлегию, стимулировала к написанию ряда энциклопедических статей и вообще к размышлению о том, что такое энциклопедическое издание современного типа, как оно должно строиться, что должно содержать и т.д. Второе обстоятельство – беседы с В.С. Степиным, которые проходили в 2003 г. и вылились в крупное интервью, превышающее четыре авторских листа, опубликованное, кстати, на страницах журнала "Вопросы философии", может быть, частично, а в целом в его юбилейной книге к 70-тилетию. Вячеслав Семенович, вспоминая 70-80-е годы свою работу в рамках минской школы философии науки, затем уже в Москве, то, как его поколение философов общалось между собой, вообще весь контекст, в котором проходило развитие эпистемологии и философии науки в то время, высказал целый ряд критических соображений и сожалений по поводу того, что происходит в настоящее время в этой области знания, в данном научном сообществе. И для нас это было тоже стимулом, чтобы начать и осуществить эту работу. По-видимому, о тех задачах, которые стоят перед организаторами такого издания легче всего говорить, как это издание вышло, потому что все-таки, когда оно формируется, люди, как мне кажется, действуют, исходя не из ясно сформулированных целей и задач, в конце концов, это не проект РГНФ. Но сегодня можно реконструировать ситуацию постфактум и сказать, что мы исходили из следующего. Во-первых, нами двигало стремление подытожить то, что было сделано в этой области, обобщить те результаты, к которым пришла и мировая, и российская философия в данном направлении исследований. Во-вторых, хотелось подумать о перспективах, о тех тенденциях, которые имеют место в развитии эпистемологических исследований и, наконец, в-третьих, хотелось получить все-таки информацию о том, в каком состоянии находится научное сообщество, провести, если хотите, своего рода experimentum crucis: получится у нас или не получится своими силами подготовить такое издание, достаточно ли этих сил у нас, собственно говоря, в стране. Мы с самого начала решили отказаться от замысла сделать это в рамках международного сотрудничества, а ведь это можно было бы сделать, конечно, значительно легче. Скажем, в сотрудничестве с немецкими философами такие возможности у нас были. Насколько это нам удалось – судить, конечно, не мне, но хотелось бы верить, что что-то значимое было достигнуто.

Я убежден, что результат труда нашего большого коллектива находится на уровне лучших зарубежных изданий, а в чем-то их и превосходит.

Во-первых, это относится к широте подхода, его направленности на передний край развития эпистемологических исследований, к осознанию их философской актуальности. Она определяется тем, что феномен знания является ключевым для понимания современной цивилизации: одно из ее популярных наименований – это «общество знания». В наши дни радикально меняется само понимание знания, механизмов его производства и функционирования в обществе. Знание – это уже больше и не филиация идей, и не индивидуальный опыт, но сложное, самоорганизующееся системное образование, имеющее особые способы социализации и институциализации, пронизывающее все сферы общественного целого и вместе с тем сохраняющее специфические, присущие только ему формы бытия. Человек познает мир от рождения до смерти, в повседневных и профессиональных формах, а анализом знания и исследованием процесса познания в начале XXI в. занимается множество специалистов – от маркетологов и банковских аналитиков до политологов и литературных критиков. Современному обществу еще предстоит в полной мере осознать то обстоятельство, которое уже стало ясно многим философам: мы живем сегодня в мире знания, знание во всем его многообразии и есть та невидимая субстанция, которая обусловливает поведение и деятельность человека, обеспечивает общение людей, наконец, составляет содержание их сознания. Значение знания проявляется среди прочего в увеличении удельного веса образования и обучения в человеческой жизни; знание определяет качество жизни и качество того, что принято называть «человеческим капиталом».

Несколько слов о ключевых терминах. Понятия «эпистемология», «теория познания» и «гносеология» рассматриваются в энциклопедии как синонимичные; под эпистемологией понимается как общефилософское учение о познании, так и специальная эпистемология, нередко граничащая с конкретной наукой или идейным направлением (эволюционная, синергетическая, компьютерная, социальная, феминистская). В понятие «философия науки» включается общеметодологическая рефлексия о научном знании, а также такие специальные области как философия математики, философия физики, философия техники, философия языка, философия истории и т.п. В целом стояла задача не проведения жестких дисциплинарных границ, но демонстрация синтетических, междисциплинарных взаимодействий, характерных для современной науки и философии.

Следует подчеркнуть, что едва ли не самая важная черта, которая отличает настоящую энциклопедию от подобных изданий, состоит в новом, неклассическом понимании предмета и метода современной эпистемологии. Последние годы происходит радикальное расширение предметного поля философского анализа знания. Классическая теория познания (позитивизм, неокантианство, марксизм, критический рационализм) в числе своих предпосылок содержала убеждение в том, что анализ научного знания является лучшим способом исследования знания вообще. Это убеждение подразумевало принятие и абсолютизацию гегелевского понимания развития как снятия применительно к историческому развитию знания. Считалось, что наука как исторически наиболее прогрессивная область знания «снимает» все другие формы и типы познавательного отношения к миру, наследует их универсальное «рациональное зерно» и отбрасывает свойственные им заблуждения. Однако сегодня все шире укореняется мнение, что научное познание отнюдь не универсально. Именно поэтому наука способна к таким эффективным результатам, могущими быть использованными в практике. И одновременно, чем ближе наука в своих фундаментальных разделах подходит к проблемам философско-мировоззренческого порядка, тем универсальнее проявляет себя научное мышление, тем ниже непосредственная эффективность его практических достижений. Вместе с тем, как только наука сталкивается с серьезными теоретическими проблемами, то всякие критерии демаркации предаются забвению и ученые обращаются ко всему многообразию культурных ресурсов.

Современное расширение предмета теории познания идет одновременно с обновлением и обогащением ее методологического арсенала: эпистемологический анализ и аргументация начинают включать определенным образом переосмысленные результаты и методы специальных наук о познании и сознании, естественных, социальных и культурологических дисциплин. Отныне не только философия выполняет методологическую функцию в отношении наук, но и сами науки (прежде всего, социально-гуманитарного цикла) оказывают методологическое влияние на философию. Одним из многих примеров этого является перенос понятий – из психологии («деятельность», «гештальт», «бессознательное»), из этнографии («архетип», «традиция», «контекст»), из литературоведения и лингвистики («символ», «дискурс», «нарратив»), из когнитивных наук («сеть», «информация», «когнитивная карта») – в теорию познания, для которой они становятся не менее важными, чем понятия истины или рациональности.

Таким образом, современная философия познания может выполнять свою функцию только во взаимодействии со специальными науками о познании – с логикой, когнитивными науками, а также социальными и гуманитарными дисциплинами, в той или иной мере связанными с изучением науки и познавательного процесса в целом. Междисциплинарность – лейтмотив эпистемологии. Поэтому редколлегия стремилась включать в энциклопедию такие статьи, в которых обсуждение фундаментальных эпистемологических проблем ведется на конкретном материале, в диалоге со специалистами из разных областей естественно-научного и социально-гуманитарного знания. Одновременно учитывалась необходимость обращения эпистемологов и философов науки к реалиям современных наук, а также вероятная перспектива включения ряда научных понятий в эпистемологический дискурс. Поэтому для энциклопедии был подготовлен ряд статей по социальной философии, теории ценностей, культурологии, психологии, религиоведению, лингвистике, современной логике, когнитологии, а также статьи общенаучного характера, значимые для соответствующих философско-методологических исследований.

Тематика энциклопедии, будучи специальной, одновременно весьма широка – от классических проблем эпистемологии, ее истории до самых современных тенденций; от философии и логики естествознания до методологии социальных и гуманитарных наук; от философской гносеологии до теоретической истории и психологии науки, социологии знания и научного познания, когнитивной психологии, антропологии и лингвистики. Самым разным подходам к анализу познавательного отношения – аналитическому, герменевтическому, феноменологическому, структуралистскому, трансценденталистскому и пр. – были предоставлены равные права. Иное дело, насколько редколлегии и авторам удалось реально обеспечить такое равноправие. Здесь ситуация складывалась под влиянием наиболее развитых и распространенных в сегодняшней России типов философствования. При этом редколлегия стремилась к сохранению рационально-критической, собственно философской установки, позиции трансцендентальной рефлексии, которая не только побуждает рассматривать всякий отдельный феномен в историческом и культурном контексте, но и не позволяет абсолютизировать отдельные научные достижения, требует постоянной проблематизации достигнутого уровня специально-научных знаний и мировоззренческих стереотипов.

Итак, мы сегодня осознаем, что эпистемология призвана изучать не только научное знание, но все многообразие его типов. Это означает не снижение познавательного статуса науки, но расширение, либерализацию философского дискурса. Однако крайнее выражение такой либерализации также недопустимо: элиминация науки из предмета эпистемологической рефлексии неизбежно ведет к элиминации самой эпистемологии. На фоне общемировой тенденции критического отношения к науке и технике защита идеи научной рациональности приобретает важный мировоззренческий смысл. Эта идея относится к важнейшим ценностям современной культуры, которая не может существовать без критического и рефлексивного мышления, без науки, дающей его образцы, без эпистемологии и философии науки, занимающихся их исследованием. Хорошо известно, что «постмодернистская революция» и «оккультный ренессанс» в значительной мере захлестнули и подорвали интерес к строгому методологическому анализу науки у значительной части читателей. Но именно эпистемология в состоянии побуждать обыденное сознание к исследовательскому поиску, к новому взгляду на известные вещи; она соразмеряет науку с человеческими интересами и ценностями. Философский анализ науки способствует возвращению науки к исторической и культурной реальности ее бытия, изменяя тем самым самосознание науки. Эпистемология и философия науки не утрачивает смысл в современном духовном универсуме, но для этого она должна постоянно выходить за узкие дисциплинарные рамки и расширяться до границ рационалистического философствования как такового. Это не отменяет того факта, что в нашей стране, да и во всем мире эпистемология и философия науки переживают нелегкие времена. Отчасти этим были обусловлены трудности, с которыми мы столкнулись в процессе работы. Я имею в виду трудности трех типов: содержательные, организационные и финансовые. Стоит напомнить, что, скажем, Новую философскую энциклопедию готовил весь Институт философии РАН, не считая других организаций, которые были к этому привлечены. Мы же это делали в основном инициативной группой, и административный ресурс, как говорится, у нас был очень небольшой. Далее, выяснилось, что целый ряд тем, которые традиционно в российской философии науки разрабатывались, сегодня почти не привлекают внимания. Я имею в виду прежде всего философию естествознания. Очень мало людей осталось работать в этой области, и целый ряд статей было просто невозможно получить, а качество некоторых из полученных, к сожалению, оставляет желать лучшего. Очень много говорится сегодня по поводу когнитивных наук, наук нефилософских, изучающих познание, и нам хотелось целый большой куст статей на эту тему подготовить. Выяснилось, что это тоже нелегко: говорят на эту тему охотно многие, а написать энциклопедическую статью способны далеко не все. Относительно благополучно дело сложилось со статьями по эпистемологии и философии науки, которые касались классических направлений и понятий, отчасти потому, что такая работа уже была начата в рамках Новой философской энциклопедии. Нам удалось в некоторой мере воспользоваться ее плодами.

Организационные трудности состояли в том, что мы привлекли свыше ста пятидесяти авторов, в основном, конечно, из Москвы, но также из ряда других городов России. Как выяснилось, это были авторы разного уровня, разной степени готовности к написанию энциклопедических статей. Приходилось очень много с ними работать. К сожалению, оказалось, что издательство нам здесь небольшой помощник, потому что его ресурсы были очень ограничены в плане литературного редактирования этих статей, в плане вообще организации издательского процесса, а это оказывает, как вы понимаете, немаловажное воздействие на итоговый продукт.

Ну и, наконец, финансовая проблема. Конечно, следует поблагодарить РГНФ за то, что мы получили издательский грант, но сама подготовка текста, собственно исследовательская работа, которая должна была привести к написанию статей, в общем, не получила никакой государственной поддержки. Ни Институт философии, ни какая-то другая научная или образовательная структура в этом плане нам не помогала. Это в значительной степени была инициатива авторов, которую, конечно, нужно оценить очень высоко.

И последнее. Редколлегия будет в высшей степени признательна за все замечания, которые выскажут участники обсуждения, потому что мы заинтересованы в улучшении этой энциклопедии, мы рассчитываем на то, что рано или поздно дойдут руки до ее переиздания. Поэтому я приветствую это обсуждение и благодарю за эту возможность Владислава Александровича, Бориса Исаевича и редакцию журнала "Вопросы философии". Мы также в журнале «Эпистемология и философия науки» собираемся опубликовать фрагменты этого «круглого стола».

В.Ф. Петренко: Издание Институтом философии РАН энциклопедии «Эпистемология и философия науки» в 2009 г., а до этого в 2001 г. «Новой философской экспедиции» - события экстраординарные для всей гуманитарной науки. С распадом СССР в 1991 г. и отмены конституционного положения о доминирующей и лидирующей роли КПСС в руководстве российской государственности философия вышла из зоны «идеологической оседлости», куда ее загнала власть, сделав «служанкой идеологии». Справедливости ради следует отметить, что обслуживание идеологии приносило философии определенные дивиденды со стороны государства, так как государство было заинтересовано в ее существовании ( в определенных рамках). Но побочным эффектом такого симбиоза стало довольно сильное сомнение в обществе, особенно со стороны технической интеллигенции, по поводу необходимости самой философии. Тем не менее, философия как материнское лоно всех наук не только исторически предшествовала позитивному познанию, но и в течение всей истории становления человеческой цивилизации давала ориентиры, маяки в плавании в океане непознанного. В Советском Союзе такими маяками для гуманитарных наук выступали диалектический и исторический материализм, хотя, несомненно, всегда существовал и бэкграунд философов, в своем творчестве не вписывавшихся в эти жесткие рамки. Идеологический плюрализм, наступивший в нашей стране после 1991 г., дал невиданный толчок развитию философии. Были опубликованы труды и возвращены из небытия (высланные «философским пароходом» и иначе) десятки отечественных мыслителей и философов «серебряного века», и опубликованы сотни ранее мало доступных переводов работ зарубежных философов, были написаны сотни новых глубоких работ современных отечественных философов. Среди гуманитарных наук, несомненно, именно философия пережила в последние 20 лет наибольший творческий подъем и экспансию в самые разные области миропонимания и человекознания. Но, как говорится, есть время разбрасывать камни, есть время их собирать. На языке экономики можно сказать, что настало время «зафиксировать прибыль» и подвести временный итог проделанной работе. Такой формой подведения итогов и фиксацией новых идей и веяний для самих философов и формой познавательных ориентиров, маяком для представителей других наук, да и просто кладезем мудрости для отечественной (и мировой) культуры и выступили две названные выше философские энциклопедии.

Особенностью энциклопедии «Эпистомология и философия науки», написанной большим авторским коллективов философов и ученых – представителей гуманитарных наук и вышедшей под общей редакцией члена-корреспондента РАН И.Т. Касавина и редколлегии в составе академика В.А. Лекторского, докторов философских наук А.С. Карпенко, В.А. Колпакова, Л.А. Микешиной, А.П. Огурцова, В.Н. Поруса, Б.И. Пружинина, С.Г. Секунданта и В.П. Филатова, на мой взгляд, является многомерный плюралистический взгляд на проблемы познания и методологии науки. Свидетельством этому является и международный состав редакционного совета энциклопедии, включающий академиков В.С. Степина (председатель), Т.И. Ойзермана, Т.Рокмора (США), Р. Харре (Великобритания), К. Хюбнера (Германия), членов-корреспондентов РАН П.П. Гайденко, Б.Г. Юдина и кандидата философских наук П.Г. Щедровицкого, обеспечивающий различие методологических позиций. Здесь же участие ряда ученых смежных с философией областей гуманитарной науки, а также естественно-научного профиля, включая физиков, логиков, психологов, лингвистов, историков, культурологов. Оригинальным методическим ходом составителей энциклопедии является то, что целый ряд базисных понятий представлены рядом статей, написанных учеными разных областей знания и подчас с разных методологических позиций, обусловленных, в частности, и различием методов познания, присущих разным наукам. Вообще стоит отметить междисциплинарный статус энциклопедии, и не только в лице ее создателей, но и в лице потенциальных читателей самых разных специальностей. Помимо этого, энциклопедия интересна не только как справочный материал для работы с философскими текстами, но и (в своих базисных статьях) как введение в современную неклассическую эпистемологию, открывающую новые горизонты в конструировании миров науки и культуры.

Серьезный, объемный коллективный труд, которым является энциклопедия «Эпистемология и философия науки», не может появиться в совершенно законченном виде, как Афина Паллада из головы Зевса, при оружии и во всем блеске великолепия. Огромное творение всегда нуждается в последующей доработке. Можно высказать ряд замечаний по поводу архитектоники и наполнения энциклопедии. Так, не для всех базисных понятий выдержан, к сожалению, чрезвычайно эвристичный принцип дополнения и дублирования статей авторами, представляющими разные науки или стоящими на разных методологических позициях (что создает стереоскопический взгляд читателя на обсуждаемую проблему). Например, в энциклопедии дается глубокая трактовка понятия «смысл» с позиции эпистемологии, логики и лингвистики, но не представлена психологическая версия этого понятия, дающая ключ к пониманию экзистенции бытия. Не выдержан принцип «дополнительности» и применительно к базовому для данной энциклопедии понятию «эпистемология» (хотя в этой блестящей статье приводятся различные, конкурирующие трактовки критериев нормативности познания). Кьеркегор, критикуя рационализм Гегеля, сформулировал глубокую сентенцию: «Истину нельзя познать, в истине можно только быть», представляющую особую эпистемологическую позицию нераздельности знания и бытия. Во введении в энциклопедию авторы-составители отмечают особенность данной энциклопедии, трактующей эпистемологию расширительно, не только как рефлексию по поводу научного знания, но и как осмысление форм опыта всей культуры, включая и формы донаучного, религиозного, житейского знания. Но определенные формы познания подразумевают необходимость эмоциональной включенности субъекта познания (как в искусстве, или же находящегося в измененных формах сознания, как в некоторых религиозных практиках). Например, некоторые практики познания в буддизме или суфизме требуют от практикующего вхождения в измененные формы сознания или погружения в медитацию. К, сожалению, эти термины (измененные формы сознания, медитация, эмпатия и т.п.) и их содержание не раскрыты в данном фундаментальном труде.

Тем не менее, несмотря на некоторые пробелы и огрехи энциклопедия вызывает удивление и восхищение фундаментальностью и эвристичностью представленного содержания. Колоссальный труд по подготовке энциклопедии «Эпистемология и философия науки», несомненно, войдет в историю отечественной и мировой культуры. Надеюсь, что значимость этого труда не будет умалена и недостаточно понята российским обществом в силу чересчур малого по сравнению с его общекультурной значимостью тиража издания. Остается пожелать большому кораблю философской мысли большого плавания.

С.А. Лебедев: Позвольте высказать несколько существенных замечаний по поводу концепции энциклопедии, ее названия, содержания и оценки всего проекта в целом. Прежде всего, я не согласен с представленной в энциклопедии трактовкой как эпистемологии, так и философии науки. С одной стороны, эпистемология понимается в ней слишком широко и фактически отождествляется с гносеологией или общей теорией познания, что признают и сами авторы. Полагаю все же более правильным и более распространенным как в истории философии, так и среди современных философов понимание эпистемологии лишь как одного из разделов гносеологии, а именно, как философского учения о научном познании. С другой стороны, философия науки понимается составителями энциклопедии, на мой взгляд, слишком узко, а именно, как учение только о структуре и развитии научного знания, т.е. сводится к исследованию только гносеологического аспекта науки. Закономерно поэтому, что все другие стороны структуры реальной науки, а именно, ее онтологический, социальный, культурологический, деятельностно-практический, инновационный, антропологический аспекты оказались в энциклопедии освещенными явно недостаточно по сравнению с тем, что они заслуживают. Это относится и к такому важному разделу философии науки, как философия естествознания, о чем только что главный редактор нам сказал. Исключение здесь составляет, пожалуй, лишь философия биологической науки, составленная из добротных статей В.Г Борзенкова, правда,уже хорошо известных читателю по ранее опубликованным изданиям.

В энциклопедии отсутствуют статьи по таким важным категориям философии естествознания, как онтология, вероятность, структура, мир, макромир, микромир, энергия, симметрия, движение, эволюция, взаимосвязь, детерминизм, определенность, неопределенность, противоречие, противоречие диалектическое и другие. К сожалению, в энциклопедии также отсутствуют (и причины этого вообще трудно понять) статьи по целому ряду важнейших категорий гносеологии и эпистемологии, таких как субъект, субъект познания, субъект науки, структура науки, структура научного знания, научное знание, научная истина, научный принцип, научная рациональность, научная критика, закономерности развития науки, бессознательное, чувственное познание, конкретная истина (хотя при этом термин "абстрактная истина" есть), автор (хотя термин "читатель" есть, но ведь читателя, как известно, без автора не бывает) и др.

В то же время в энциклопедии, заявленной под названием «Эпистемология и философия науки», имеется целый ряд статей, не имеющий прямого отношения к ее названию. Это статьи, посвященные раскрытию содержания таких понятий как апофатическое богословие, чудо, забывание, магия, мантика, мечта, медитация, тайна, харизма и т.п. Для представленного в энциклопедии содержания, наверное, более адекватным было бы название «Энциклопедия гносеологии» или «Энциклопедия гносеологии и эпистемологии». В любом случае, философии реальной науки в ней явно не хватает. Исключение, пожалуй, составляет хороший блок статей по философии логики и математики, а также анализ ряда фундаментальных работ по общей философии науки зарубежных авторов, прежде всего постпозитивистов.

Одной из центральных статей энциклопедии является статья И.Т. Касавина "Социальная эпистемология", в которой развивается принципиальное и верное, на мой взгляд, положение о социальном характере всего человеческого познания и его результатов, включая научное знание. К сожалению, это положение осталось в энциклопедии реализованным не до конца. Ибо в ней отсутствуют такие необходимые для этого статьи как "культурно-исторические типы науки", "социальная практика", "отчуждение", "опредмечивание", "распредмечивание", "идеология науки", "свобода в науке", "научный консенсус", "утверждение истины" и другие. В энциклопедии явно недостаточное внимание уделено постструктуралистской эпистемологии, в которой справедливо подчеркивается не только социальный, но и субъектно-личностный характер любого дискурса. Эти моменты получили очень хорошее освещение в отечественных словарях по постструктурализму и постмодернизму, в частности в работах И.П. Ильина.

Следующее существенное замечание: считаю, что в энциклопедии в целом дана неверная оценка содержания реального вклада диалектико-материалистической философии в развитие современной гносеологии и философии науки. В частности, я имею в виду статью В.П.Филатова "Диалектический материализм", в которой вклад марксистко-ленинской диалектики в развитие теории познания представлен в явно отрицательном свете. На мой взгляд, это по меньшей мере необъективно по отношению к высокому теоретическому уровню работ многих видных представителей диамата. Это тот же ранний Зиновьев, а также Копнин, Готт, Баженов, Тюхтин, Швырев, Омельяновский, Кедров и многие другие. Хорошо, что статья Филатова уравновешена в энциклопедии гораздо более адекватной и сбалансированной в оценке диалектического материализма статьей А.Л.Никифорова "Материализм и эмпириокритицизм". Кстати, и в самой энциклопедии имеется много статей, написанных с позиции парадигмы диамата. Это и статья Ойзермана "Абстрактная истина", а также многие статьи Левина, Горского, Швырева и других. По своему теоретическому уровню эти статьи отнюдь не уступают другим статьям энциклопедии, написанным часто неизвестно с каких философских позиций.

Следующее замечание касается энциклопедического глоссария. В нем представлены имена и дано описание вклада наиболее известных зарубежных и отечественных философов и ученых в гносеологию и философию науки. Это, несомненно, одна из инновационных и полезных частей энциклопедии. И все же после ее внимательного прочтения остается ощущение некоторой предвзятости составителей в подборе персоналий глоссария. Особенно это относится к отечественным философам науки и гносеологам, имена которых всем хорошо известны. Так, в глоссарий почему-то не попали академик Фролов, член-корреспондент Мелюхин, член-корреспондент Спиркин, Готт, Омельяновский, Баженов, Гачев, Швырев и другие, чей вклад в философию науки и эпистемологию хорошо известен не только в России, но и за рубежом. По крайней мере, этот вклад ничуть не меньше, чем у целого ряда других отечественных философов, имена которых представлены в глоссарии. Думаю, что при переиздании энциклопедии указанный недостаток можно и нужно исправить.

В заключение хотел бы высказать общее впечатление об энциклопедии. Это, безусловно, полезное и крупное научное издание, которое будет интересно не только философам и представителям конкретных наук, но и широкому кругу читателей. В энциклопедии имеется около пятидесяти действительно фундаментальных статей по вопросам эпистемологии и философии науки, которые соответствуют самому высокому уровню современных мировых исследований в этих областях. Это яркие и глубокие статьи Касавина, Степина, Лекторского, Огурцова, Никифорова, Молчанова, Автономовой, Леонтьева, Федотовой, Непейводы, Аршинова, Юдина и других наших философов. Вообще подавляющее число статей энциклопедии, а их около тысячи, написаны весьма добротно, на высоком теоретическом и методическом уровне. Кстати, последняя составляющая крайне важна для подобного рода изданий, рассчитанных на достаточно широкий круг читателей. И все же представляется, что было бы правильным во многих отношениях, если бы энциклопедия с данным ей названием вышла бы не в одном томе, а в двух разных, один из которых был бы посвящен вопросам эпистемологии, а второй - философии науки. Это связано с тем, что современная философия науки уже более не является ни частью гносеологии, ни частью эпистемологии, ни даже частью теоретической философии в целом.

И.Т. Касавин: А что же это такое?

С.А. Лебедев: Сегодня это относительно самостоятельная область междисциплинарного знания. Я уже об этом говорил ранее на одном из «круглых столов», когда мы обсуждали, что такое философия науки. Современная философия науки в своих исследованиях сущности реальной науки , ее структуры и закономерностей развития опирается в равной степени как на категориальные ресурсы философии, причем всех ее разделов, а не только эпистемологии, так и на эмпирические результаты исследования реальной науки значительного числа науковедческих дисциплин - история науки, социология науки, культурная динамика науки, психология науки, экономика науки, история техники и технологии и другие. Считаю, что без «замыкания» философии науки на содержание этих дисциплин невозможно получить адекватный образ современной науки, оценку ее реальных возможностей и перспектив развития. Вот таковы мои краткие замечания.

И.Т. Касавин: Я с большим удовольствием выслушал сообщение Сергея Александровича, и, в частности, это было очень полезно, потому что он представляет здесь позицию в отношении философии науки, которая, конечно, радикально расходится с позицией, представленной в энциклопедии. Поэтому можно обсуждать две разные позиции в трактовке философии науки. Подробно я, конечно, об этом говорить не буду. Прежде всего, об этом в энциклопедии сказано, и в моей вводной статье, и во многих других статьях. В частности, в нашей статье с Борисом Исаевичем. Мы убеждены, что вообще-то это философская дисциплина, а не науковедение.

В.А. Лекторский: Конечно.

С.А. Лебедев: Она не науковедческая, а комплексная.

И.Т. Касавин: Да нет, не комплексная. Это, по-вашему, она комплексная, а по-нашему она не комплексная. Это философское понимание науки и в первую очередь, конечно, научного знания. А то, что она взаимодействует с целым кустом науковедческих дисциплин, - ну, это не подвергается сомнению, это само собой очевидно. Но если вы хотите из теоретического ядра философии вытащить философию науки, то мы против этого возражаем. Это очень существенная часть философии, на мой взгляд. Наука и философия в этом отношении едины. И если удалить науку как предмет осмысления из предмета философии – ну, кроме этого, конечно, останется достаточно много, но я считаю это неправомерным. Конечно, мы здесь не найдем взаимопонимания, поскольку позиции диаметрально противоположные. Я просто хотел бы еще раз зафиксировать это различие.

Мы исходили из того, что сердцевиной теоретической философии являются именно исследования в области эпистемологии и философии науки. Этот тезис никоим образом не отрицает важности других философских дисциплин, он лишь подчеркивает значение методологической составляющей философского мышления. Если стержнем мировоззрения, без сомнения, является система культурных ценностей, то ядром теоретической философии является критическая методологическая рефлексия, без которой невозможны ни концептуальное мышление, ни научное образование. Пренебрежение различием между мировоззрением и теоретическим мировоззрением, с одной стороны, и противопоставление философии и науки, с другой, чреваты утратой рационального отношения к миру. Мы исходим из необходимости сохранять и поддерживать его. Соответственно, мы объединили эпистемологию и философию науки, поскольку хотим, чтобы эпистемология питалась результатами философии науки в ее конкретном взаимодействии с науковедческими дисциплинами, а философия науки, в свою очередь, не утрачивала философского содержания. Вот такой был замысел.

В.А. Лекторский: Я тоже два слова скажу в этой связи. Вы начали с того, что есть эпистемология, и есть теория познания, которые Вы резко различаете. Но в действительности в любом западном философском словаре эпистемология и теория познания понимаются как синонимы (к этому же синонимическому ряду относится и гносеология, хотя последний термин сегодня малоупотребителен). Попытки некоторых философов развести эпистемологию и теорию познания (одна из наиболее известных была предпринята Поппером) не были поддержаны большинством. Что же касается философии науки, то это не что иное как эпистемология такого специального и вместе с тем исключительно влиятельного в современной культуре вида знания, каким является знание научное. Поэтому вполне естественно создание единой энциклопедии по эпистемологии и философии науки. Ваше замечание о том, что в энциклопедии нет статьи о чувственном познании, представляется мне довольно странным. Дело в том, что я автор статей об ощущении, восприятии, представлении, опыте. Что ещё можно сказать о чувственном познании сверх этого?

С.А. Лебедев: То, что философское и научное познание взаимодействуют в исследовании того, какова реальная наука и закономерности ее развития - это, в общем, понятно. Более того, мне представляется, что именно философия науки пытается объединить оба этих аспекта. Моя трактовка предмета и структуры философии науки действительно не совпадает со многими другими ее трактовками, в том числе с такой традицией, как позитивизм и постпозитивизм. И мой главный аргумент , почему я считаю, что это не приемлемо, относится прежде всего к решению вопроса о том, какая философия науки нужна аспирантам для кандидатского минимума, ибо им важно знать и они к этому стремятся , какова реальная наука, ее структура, какова реальная методология научного познания, каковы реальные закономерности ее развития, а не те ее образы, которые разрабатываются философами с позиций того, какой наука должна быть и как она возможна. В этом плане мне наиболее близка позиция, скажем, М.А. Розова и во многом В.С. Степина, которые считают, что философия науки должна во многом эмпирически изучать свой объект – реальную науку. Мой главный аргумент, почему я против того толкования философии науки, которое представлено в энциклопедии, а именно, ограничение предмета философии науки только научным знанием, его структурой и развитием, потому что в этом случае невозможно избежать интернализма и гносеологизма в этой области, если быть до конца последовательным. И Карл Поппер с его концепцией научного знания как «третьего мира» - наиболее яркое тому подтверждение.  

В.Г. Кузнецов: Я сначала хотел сделать маленькое замечание по поводу того, что сказал Сергей Александрович. Наверное, все почувствовали какую-то крайность его точки зрения. Дело в том, что нельзя, конечно, считать, что философия науки и эпистемология - это два разных раздела знания, и говорить, что философия науки выделилась в самостоятельную дисциплину. Это раздел философского знания. Он вырастает в недрах философии, начиная с Нового времени. Достаточно вспомнить Локка, Лейбница, Ньютона и Декарта. Философия науки традиционно связана с теорией познания. Дискуссии между гносеологией эмпиризма и рационализма происходят в рамках классической философии. Современная философия науки опирается на гносеологию, и, несмотря на многие новации, является продолжением этой философской традиции. Это старый спор, только уже поставленный на новую почву, на новые достижения в логике, семиотике, в науке. Поэтому нельзя философию науки выделять, отделять от эпистемологии, теории познания и говорить, что это две совершенно разные вещи. Даже социология науки и новые концепции, типа лабораторного анализа, являются исследованиями в рамках философии с существенным использованием философского аппарата, иногда далеко выходящим за пределы традиционного понимания. Но это все – философия, это все в целом философия. И философия была бы никому не нужна, если бы в ней не было бы философии науки. Ну, с этим Сергей Александрович тоже не будет спорить. Это замечание. А теперь я хотел бы несколько слов о самой энциклопедии сказать.

Следует заметить, что философия науки в рамках философии в целом давно стала самостоятельной философской дисциплиной, предметом которой является исследование науки как особой формы духовной и практической деятельности человеческого общества. В представленной энциклопедии убедительно, доказательно и ярко показывается, что философия науки изучает сущность науки, ее функционирование в системе общества, ее связь с иными видами духовной деятельности человечества и отличие от них. Известные отечественные исследователи представляют читателю историю философии науки и развертывают все многообразие современной ее проблематики и ее социальный статус в настоящее время.

В обсуждаемой энциклопедии ставится и исследуется многообразие проблем, которые сопровождали становление философии науки. Сейчас уже широко известно, что современная философия науки обязана своим существованием бурному развитию исследований по истории науки. Обращение философов к истории науки уже давно перестало быть простой иллюстрацией к своим рассудочным конструкциям, а является существенным моментом и содержанием философских исследований. Рассматриваемое издание в этом отношении представляет удивительный пример мастерского и бережного обращения с фактами из истории науки, которые необходимы авторам для доказательства и утверждения объективно оправданной философской концепции. Рассуждения авторов по философским проблемам конкретных наук, относительно роли и значения науки в жизни общества, а также исследования логической, методологической, психологической и социологической проблематики научного познания представлены на высоком научном уровне, убедительны с методической точки зрения, но, разумеется, требуют соответствующей подготовки читателей. Это большая проблема – на какой круг читателей рассчитывали авторы энциклопедии. Я не думаю, что они создавали этот фундаментальный труд только для ученых, круг которых достаточно узок.

Актуальность такого рода изданий во многом зависит от потребностей общества. В настоящее время остро ощущается недостаток литературы по философии науки. Это связано, в частности, с тем, что в России введен новый кандидатский экзамен по истории и философии науки для аспирантов и соискателей всех специальностей. Возникла настоятельная потребность в подготовке научных и преподавательских кадров по этой дисциплине и сопровождение ее методическими материалами. Конечно, методическое обеспечение учебниками и учебно-методическими материалами имеется, но все-таки не в том объеме, который был бы достаточен для полного решения этой проблемы. Кроме того, учебники без теоретического их обеспечения являются лишь введением в проблематику истории и философии науки. В этом отношении энциклопедия является идеальным научно-теоретическим базисом учебно-методической работы. В ней сосредоточены достижения по истории и современному состоянию эпистемологии и философии науки.

В энциклопедии можно условно выделить три раздела: 1. содержание, состоящее из статей по основным концепциям и направлениям эпистемологии и философии науки вместе с их терминологическим обеспечением; 2. рефераты первоисточников; 3. список персоналий, внесших значительный вклад в философию науки (по непонятным мне причинам этот список назван глоссарием[1]). Каждый из этих разделов имеет самостоятельную ценность и в то же время дополняет другие разделы. Внимательный читатель всегда обнаружит связь между ними и сумеет извлечь такую информацию, которая даст ему возможность составить объективную картину об интересующем его вопросе. В этом заключается достоинство энциклопедии.

Что касается первого раздела, то я выше уже дал ему высокую оценку. Здесь представлен действительно добротный материал. Критические замечания, которые можно высказать, относятся не к содержанию статей, а к принципам составления словника. Во-первых, отсутствуют статьи, наличие которых могло бы существенно дополнить специфическую информацию именно по философии науки, а не по философии вообще. К ним можно отнести: «персонализм», «витализм», «экзистенциализм», «космизм», «понимание», «агностицизм», «монизм», «дуализм» и др. Во-вторых, при наличии статей «индетерминизм», «идеографический метод», «логический позитивизм», «постпозитивизм» вызывает недоумение отсутствие статей «детерминизм», «номотетический метод», «позитивизм».

Второй раздел, мысленно выделенный мною, является безусловным достоинством энциклопедии. Авторами отреферированы 159 первоисточников. Конечно, можно говорить, что здесь не хватает каких-то важных произведений. Но то, что уже сделано, представляет огромную работу, за которую составителям энциклопедии следует вынести особую благодарность.

И, наконец, относительно третьего раздела я хотел бы сказать следующее. Как я понимаю, «глоссарий» задуман как существенное дополнение к энциклопедии. В основном тексте статей о персоналиях нет и не должно быть. Иначе объем издания стал бы просто необозримым. Но в то же время без персоналий невозможно. Такая информация чрезвычайно важна для читателей в первую очередь с библиографической точки зрения. Оценка и описание вклада того или иного мыслителя в философию науки имеют, возможно, важное, но все-таки второстепенное и часто субъективное значение. Читатель сам разберется, кто есть кто. А вот библиография – чрезвычайно важна. Она должна быть представлена так, чтобы источники можно было найти, чтобы было понятно, какой из них опубликован на языке оригинала со всеми выходными данными, а какой переведен на другой язык. В этой части энциклопедии имеются досадные фактические ошибки и недостатки.

Лакатос в «глоссарии» объявлен «сторонником кумулятивистской концепции К. Поппера». Однако известно, что они оба были противниками кумулятивизма (это слово почему-то пишется через «о» - «комулятивизм»).

Неверно указаны в «глоссарии» даты жизни Тулмина. Он умер 4 декабря 2009 г. (а не в 1998).

Неправильная формулировка теоремы Геделя о неполноте (понятие неполноты почему-то характеризует процедуру доказательства, а не некую формальную систему).

Г. Гельмгольц назван одним из авторов закона сохранения энергии, хотя известно, что он впервые дал математическую трактовку этого закона и указал на его всеобщность.

Ф. Шлейермахер отнесен к предшественникам философской герменевтики. На самом деле он – создатель универсальной герменевтики как теории постижения смысла текстов. И это – предел притязаний герменевтики Шлейермахера (см. Г.-Г. Гадамер «Истина и метод»).

Ошибки Интернета (основного источника создания «глоссария») переносятся в энциклопедию: Гейтинг назван «последователем Л. Брау» (так в Интернете, на самом деле он был учеником и последователем Л. Брауэра)

Названия многих непереведенных на русский язык первоисточников даны в русских переводах. Такая информация практически бесполезна.

Не указана основная работа Я. Лукасевича «Аристотелевская силлогистика с точки зрения современной формальной логики».

Евдокс объявлен автором теоремы об объеме «пирамиды конуса» (что это за фигура?).

Дано одностороннее представление о Раймунде Луллии как только об основателе европейской арабистики.

При наличии современных изданий сочинений Г.Г. Шпета в «глоссарии» указаны практически недоступные старые публикации.

Многие персоналии характеризуются очень кратко: годы жизни, государственная принадлежность, непонятно, по какому основанию определяемая (иногда весьма странно, например, Чалмерс относится к американским философам; Э.Г. Юдин, П.В. Копнин и некоторые их современники представлены как российские философы, хотя в годы их жизни России как самостоятельного государства не было, а другие - как русские, например, М.К. Петров – русский философ), и профессиональная специализация без какой-либо конкретики (например, Смэтс Я. – южно-африканский политический философ; Рутковский Л.В. – русский логик; Мейер-Абих А. - немецкий философ, Лоренц К. – австрийский зоолог, Пылишин З. – канадский философ и мн. др.). Такая информация - бесполезна, а иногда недосказанность подталкивает читателя к неправильному пониманию.

Кроме того в «глоссарии» отсутствуют персоналии, без которых философию науки трудно представить. Например, труды и концепции Н. Коперника (кстати, Клавдий Птолемей в списке есть), П.С. Лапласа, У. Уэвелла, Т. Куна вносят непреходящий вклад в данный раздел философского знания, а о них ничего не сказано. Не испортили бы данный список сведения о Н.Я. Данилевском, Л.П. Карсавине, А.С. Лаппо-Данилевском и др. Не повезло многим отечественным философам науки советского периода. Приведенный С.А. Лебедевым список забытых имен можно было бы продолжить.

Завершая свое выступление, я должен сказать, что в целом задуманный проект удачно воплощен в жизнь. И, несмотря на мелкие недостатки, представляет собой фундаментальный труд, который будет очень полезен для читателей.

З.А. Сокулер: Прежде всего, я должна присоединиться к высказанному, что это издание очень своевременное, очень полезное. С тех пор как оно у меня есть, я уже поняла, насколько это нужное и полезное издание, поскольку мне приходится готовиться к занятиям с аспирантами по курсу философии науки. Конечно, все, кто ведет занятия по этой дисциплине, оценят эту работу и скажут за нее спасибо. В общем, это действительно очень своевременная вещь, и поскольку тираж всего 800 экземпляров, тогда как аспирантов у нас несравненно больше, то, наверное, надо уже работать над вторым изданием.

Для преподавателей это действительно очень ценная вещь. Потому что есть, конечно, «Философская энциклопедия», но это целых четыре тома, и в них что-то по философии науки есть, чего-то нет. А в данном издании все вместе. При этом у меня сложилось ощущение, что центральный блок тем и понятий все-таки туда попал. Одновременно, не могу понять, почему здесь, в такой энциклопедии, ориентированной на преподавание философии науки, встречаются такие статьи, как "субъект", "экзистенциализм». У меня как раз ощущение, что много лишних, ненужных в подобном издании статей, но я еще об этом скажу. Сначала скажу все-таки о том, чего здесь нет.

В самом деле, очень удобно и приятно сидеть и говорить, чего нет, что не так,  когда кто-то работает. Мы, обсуждающие, оказываемся в весьма комфортной позиции. Ведь недостатки можно найти в любой работе. И искать их, конечно, тоже нужно. Но при этом мы все понимаем,  какая огромная работа была проделана. Выпущено очень нужное и полезное издание, и именно поэтому его нужно дорабатывать, готовить новое издание.  Честно скажу, что я не смогла прочитать все, как сделал Сергей Александрович, я просто смотрела то, что мне непосредственно нужно было в данный момент. При этом мне бросилось в глаза, что, с одной стороны, хорошо представлен блок логики и философии математики. А именно, классической философии математики, ориентированной на проблематику оснований. Большинство статей написано Непейводой. Он очень хороший специалист, при этом весьма живо пишет, хотя понятно, что он математик. Но при этом он человек ангажированный, убежденный интуиционист. Боюсь, что большинство читателей не уловят то, что статьи ангажированные, высказывающие определенную позицию, при том, что есть и другие. С другой стороны, философия математики не сводится к разборкам между интуционистами и формалистами, которые описал  Непейвода. Имеется и другое направление философии математики, представленное Барабашевым и др.: историко-культурное. Но в энциклопедии его совершенно нет. И в связи с этим обращает на себя внимание то, что отсутствует, например, статья "теорема". Есть статья "Научная революция", но нет материалов обсуждения научной революции в математике. И вот все это направление постпозитивистской философии математики вообще отсутствует, тогда как люди работают. Но никакой информации об этих работах, подходах, идеях нет. Нет совершенно никаких материалов об альтернативных (недарвиновских) теориях эволюции. Да и о дарвиновской теории эволюции материалов мало. Вот, например, статья "Адаптация": к моему глубокому удивлению, там ни слова не сказано об эволюции. Может, конечно, автор имеет как-то свое видение. Но, простите, понятие адаптации — центральное для дарвиновской теории эволюции. Статья "Адаптация", где нет вообще вопросов эволюции — это как-то странно. Вот что я могу сказать относительно того, чего не хватает в данном издании.

Теперь я хочу сказать относительно общего принципа организации материала. Действительно, здесь не хватает именно того, что должно отличать энциклопедическое издание. У нас была огромная школа советской энциклопедии, и, разумеется, когда-то были в серьезных изданиях професссионалы, которые проверяли библиографию, написание фамилий, составляли указатели. В процессе работы такого объема, как обсуждаемая сейчас энциклопедия, были необходимы люди, прошедшие вот такую профессиональную школу подготовки энциклопедического издания. В первую очередь для энциклопедического издания необходим указатель. Что касается тезауруса, то я не была бы сторонницей такого блока, потому что, пользуясь упомянутым Валерием Григорьевичем словарем, приходится тратить достаточно времени, пытаясь угадать, в какой тематический блок, с точки зрения составителя, должна попасть та или иная статья. Поэтому оставим в покое тезаурусный словарь, но вот чего точно не хватает в обсуждаемом издании, что точно должно быть в энциклопедии, так это указатели. Причем профессионалы, составляющие указатели, есть в нашей стране. Вместо указателя в обсуждаемом издании присутствует глоссарий. Идея глоссария, насколько я могла понять, заключается в том, чтобы не повторять то, что уже много раз сказано и навязло в зубах. Идея замечательная. Если бы дальше шли указатели. Допустим, вы не стали давать в энциклопедии отдельную статью о Конте. Вместо этого вы упомянули Конта в глоссарии — но дальше должны были бы следовать отсылки к статьям, в которых раскрываются идеи Конта. Тогда понятен был бы смысл глоссария. Но этого, увы, нет. Тогда вся энциклопедия имела бы другой вид. Это первое, что обязательно должно быть в следующем издании. Второе - взаимная отсылка на статьи. Так получается, что много повторов. Вот я начала читать с буквы "А" и там обнаружила интересную вещь: идет статья Новоселова об абстракции, в которой содержится абзац про абстракцию неразличимости. Через несколько страниц идет его отдельная статья "Абстракция неразличимости". Повторов много получается. Взаимные отсылки внутри статей есть только в случаях, когда один и тот же человек написал несколько статей, и он на себя, естественно, сослался. Далее, приходится отметить большое количество опечаток. Наконец, просто упомяну некоторые моменты, которые желательно было бы устранить. Например, вот идут статьи об абстракциях разного рода. Потом появляется статья "Абсурд". А дальше опять статьи про абстракции разного рода. Приходится отметить также большие проблемы с литературой к статьям. Наугад открываем любую страницу, и мы скорее всего  найдем на ней статьи вообще без списка литературы. Для энциклопедии это, конечно, неприемлемо. У многих статей указана старая литература. Ну, понятно, что в статьях Швырева старая литература, но тогда, извините, это проблема редакции.

Хочу еще сказать о тематике статей. У составителей энциклопедии явилась хорошая мысль давать статьи по отдельным классическим работам. Разумеется, нельзя сказать, что все основные или все заметные публикации по философии науки охвачены данной энциклопедией. Думается, что полный охват практически невозможен, и хорошо уже то, что есть. А то, что есть, было бы просто замечательно, если бы в энциклопедии существовал указатель, или в глоссарии, после упоминания данного философа, было указано: "смотри вот эти работы". В самом деле,  замечательно, что есть статья про книгу "Надежда Пандоры". Но все ли знают, что это книга Латура, и что, желая составить более полное представление о творчестве Латура, надо заглянуть на букву «Н»?  В то же время, подчеркну еще раз, статьи по отдельным книгам иногда очень хороши. Вот статья о книге Делёза «Логика смысла», написанная А.Ф.Зотовым. Очень хороший текст, я в первый раз в жизни получила ощущение, что что-то понимаю относительно Делёза.

Однако далеко не все статьи этого жанра достигают подобного уровня. Например, возьмем статью по поводу «Логики чистого познания» Германа Когена. Замечательно, что есть такая статья, но если посмотреть на нее внимательно, то там много цитат, и цитирование доходит до сороковой страницы книги Когена. Понятно, что автор просто переписал введение к книге. А дальше идет абзац про все остальное содержание книги. В то же время, только сейчас в "Вопросах философии" вышла очень хорошо написанная статья Тамары Борисовны Длугач о Когене. Жалко, что не она писала данную статью.

Хочу высказаться по поводу статьи  "Лаборатория". При этой статье нет литературы. Во-вторых, она заканчивается утверждением, что устранение из концепций науки ... предмета изучения, природы как независимой от человека, приводит в конце концов к устранению и субъекта: в лаборатории нет разницы между ученым и неученым, субъект-предметное отношение перестает играть свою первостепенную роль.

Слишком субъективная точка зрения. Конечно, Л.А.Маркова должна иметь возможность представить свое видение ситуации в философии науки. Но все-таки данное издание является энциклопедией, и в нем должно быть представлено либо более сдержанное и общепринятое мнение, либо отражена палитра разных мнений. Напомню, что сейчас существует целое направление исследований лаборатории. Про лабораторию пишет Б. Латур, у которого совершенно другая позиция, и она является очень значимой в современной литературе по философии науки. Она обязательно должна была получить отражение в статье «Лаборатория». Существенное и оригинальное в позиции Латура не отражено.

Кстати,  замечательная черта этой энциклопедии заключается в том, что авторы не стеснены требованиями относительно объема статей. Это очень хорошо. В результате, получаются статьи, которые действительно можно читать. Потому что энциклопедия, в которой авторам даются жесткие лимиты на объем, где ужато каждое слово, может использоваться только как справочник. А издание, которое мы сейчас обсуждаем, можно читать и понимать. И при этом некоторые статьи состоят из двух — трех частей, написанных разными авторами, которые представляют разную точку зрения. Замечательно. Хорошо было бы сделать то же самое в статье «Лаборатория». 

Далее, хочется отметить совершенно замечательную, на мой взгляд, статью Харре "Философия сознания". Прочитала с большим интересом. Но много нареканий вызывает список литературы. В начале списка приведены работы Приста, Деннета, Серла на русском языке, в отечественных изданиях, а в конце списка даже Выготский идет в английском издании. Простите, что говорю о таких мелочах, но на самом деле это не мелочи, без них нет энциклопедии как жанра. В энциклопедическом издании обязательно должно быть ясно, какие работы существуют в переводах на русский язык, какие — нет.

Еще некоторые замечания. Вот статья "Формы и материя" содержит странные утверждения. Например: «форма и материя – основополагающие философские категории, предложенные в классический период античной философии для разграничения противопоставления эмпирических и теоретических понятий». Дальше цитирую ту же статью: « Декарт доказывал субстанциональный характер формы и материи...».

И наконец, хочу сказать несколько слов относительно глоссария.  Сам замысел замечательный, а исполнение, извините, оставляет желать лучшего. Прежде всего, совершенно не понятен принцип отбора упоминаемых персоналий. В этом глоссарии по философии науки упоминается Кьеркегор, я не знаю, почему, тогда как нет Т. Куна. Много вопросов подчас вызывает и текст, которым снабжены упоминаемые имена.

В заключение я хочу еще раз подчеркнуть, что наше заинтересованное обсуждение мотивировано осознанием безусловной нужности настоящего издания. Оно содержит обширный современный материал. Понятно, что работа над энциклопедическим изданием просто титаническая. Обойтись без накладок тут просто нереально. Но ведь вышедший тираж составляет всего 800 экз. Ясно, что нашим преподавателям философии науки, не говоря об аспирантах, готовящихся сдавать экзамен по этому предмету, требуется гораздо больше. Второе издание необходимо. Именно в заботе об этом издании, собственно, мы и говорим обо всем этом.

В.В. Пирожков: Я очень коротко, потому что сказано уже много о достоинствах обсуждаемого издания, и согласен с единственной высказанной его оценкой как очень нужного и полезного, в том числе и для редакторской работы. Говорилось и о предложениях, которые желательно учесть при подготовке второго издания энциклопедии. Такое предложение позвольте озвучить и мне. Касается оно основания отделения вероятностных законов от законов динамических. Первые, как указывается в нашем издании, позволяют предсказывать наступление события лишь с некоторой степенью вероятности. Для отечественных энциклопедий такое заявление – новость, вызывающая недоуменные вопросы, в частности законы ли это в принятом понимании термина «закон» или нужно искать новое понимание термина?

Попытаемся соотнести это с тем, что, например, написано в статье "Наука" энциклопедии, цель которой поясняется как установление законов, которые позволяют в практической деятельности преобразовывать объекты. Но можно ли преобразовать объект, опираясь на таким образом понимаемый вероятностный закон? И что такое тогда научная деятельность? Тогда она сводиться к тому, что Петр Леонидович Капица в своё время в шутку расшифровывал как удовлетворение собственной любознательности за государственный счет, а учёный становится подобным известному персонажу из кинофильма "Неуловимые мстители", отвечавшему на вопрос формулой - чтобы да, так нет. Будет ли общество поддерживать такую науку и таких учёных? Сомнительно. Ибо любое действие, основанное на знании законов, может быть успешным и безопасным, если оно использует причинно=следственные, детерминистские, а не вероятностные в предложенном понимании законы.

Между тем, выражение «вероятностный закон» широко используется в нашей философской литературе, в том числе и в обсуждаемой нами энциклопедии. Правомерно ли? Небольшой экскурс в историю. В Философской энциклопедии, вышедшей в советский период, это выражение не используется. Применяется классическая схема – динамические и статистические законы. В последующие десятилетия наблюдается усложнение – статистические законы уже упоминаются с приставкой «вероятностно». А вот уже в Новой философской энциклопедии слово «статистический» исчезло (по-видимому, по вине редактора, озабоченного экономией бумаги в трудный период). Догадка, что вероятностные – это добрые старые статистические законы, подтверждается и данной энциклопедией, где сказано, что речь идёт всего лишь о замене терминологии. Более того, предлагается новая классификация научных законов вместо старой – они теперь делятся на «детерминистические и стохастические», и слова «статистический», «вероятностный» и «стохастический» используются как синонимы. Однако замена терминов не так уж безобидна, как кажется. Вносятся невольно и новые смыслы, приводящие к путанице. Статистический закон столь же детерминистичен, сколь и динамический! Если фиксируется некий определенный набор условий, ему будет соответствовать конкретная форма распределения признаков или объектов в выделенной совокупности или коллективе. Изменяется набор условий – с необходимостью изменяется и распределение. В философской литературе  принято считать, что статистические законы тоже отражают необходимые связи природного и социального миров. В таком случае понятие «стохастический закон» оказывается пустым.

Слова «стохастический», «рэндомизированный» в естественно-научной литературе употребляются как синонимы слова «случайный». Предлагаемая в нашем издании замена статистического закона на стохастический ведёт к соблазну утверждать, что случай стал управляемым и управляется он законами вероятности. И такого рода утверждения уже появились. Сошлюсь, например, на Я. Хакинга, который объявляет «укрощение» случая и «эрозию» детерминизма одним из самых революционных изменений в истории человеческого разума в ХХI в.

Откуда же тогда взялось предсказание со степенью вероятности? Вероятность появляется в случае использования для предсказания индивидуального события статистической информации. К примеру, падение монеты орлом вверх в предстоящем броске оценивается на основе частоты , с которой это событие случается в длинной предшествующей серии подбрасываний. Если частота появления орлов в этой серии равна ½, тогда вероятность появления орла в следующем испытании равна ½. Вопрос звучит так: всегда ли мы должны пользоваться только статистической информацией, предсказывая индивидуальное событие? Сторонники положительного ответа – да, всегда – в конце концов приходят к индетерминизму. И против этого восставали многие, в том числе и А. Эйнштейн, который писал, что индивидуальное событие не может описываться вероятностно. Есть ситуации, когда мы вынуждены в силу ограниченности знаний прибегать к вероятностным предсказаниям, но делать такого рода приёмы правилом для исследователей нельзя. Идеал учёного – причинное описание. Возможно оно и для нашего примера с монетой – для достоверного предсказания необходимо зафиксировать начальные условия, подобрать их так, что появление орла оказывается постоянным. Так что так называемая эрозия детерминизма оказывается явно преждевременной.

Ограничусь этим замечанием. Считаю, то, что этот труд появился, большим событием, и поздравляю присутствующих участников процесса его подготовки и главного редактора и составителя с окончанием трудного этапа работы.

Б.И. Пружинин: Все мы здесь собравшиеся отчетливо осознаем то состояние, в котором пребывает ныне философия науки. И понятно, что энциклопедия, в принципе, конечно, может помочь в преобразовании этого состояния во что-то более перспективное в исследовательском плане – помочь хотя бы уже тем, что отчетливо демонстрирует наличие разнонаправленных устремлений внутри предметно-тематического круга эпистемологии и философии науки. Но я хочу сказать сейчас о другом аспекте ее важности и острой актуальности в нашей стране – о ее просветительском аспекте. Не так давно в преподавании философии для аспирантов (т.е. для будущей интеллектуальной элиты страны) произошло смещение к тематике философии науки. Это смещение породило ряд проблем, связанных, во-первых, с уровнем готовности преподавателей философии к работе в этой достаточно специальной области, во-вторых, породило проблемы, относящиеся к самой сути преподаваемого материала. Ведь философия так запросто не фрагментируется.

Здесь уже заходила речь о подготовке преподавателей философии науки. Действительно, когда в больших вузах подходит время кандидатских или вступительных экзаменов, принимать идут все, получившие сертификат, вне зависимости от профессиональных интересов преподавателей. Иначе кафедры не справятся. Между тем, такое положение дел чревато размыванием уровня преподавания. Энциклопедическое издание в этом плане – важное подспорье. Но эффективное выполнение столь важной функции, в свою очередь, предъявляет к справочно-энциклопедическому изданию дополнительные требования и прежде всего я полагаю, по параметрам объективности подачи материала. И тут, как я понимаю, мы с Ильей Теодоровичем в одной упряжке. Я это потому могу так смело заявить, что когда мы писали статью "философия науки", мы постоянно переписывались, обсуждали детали и, что особенно важно в данном случае, старались вместить те пункты, где наши взгляды расходятся (и между собой, и с иными взглядами) в общий контур той внутренне увязанной, внутренне резонирующей, внутренне соотносимой концептуальной сферы, где работают философы науки. Конечно, при этом обозначились натяжки, конечно, появлялась рекурсивность вместо концептуальной структурированности и пр. Но мы же стремились излагать не свои взгляды на прошлое и будущее философии науки, мы пытались очертить круг, где работают сегодня очень разные философы, считающие себя философами науки. Я естественно не думаю, что мы создали образец энциклопедической статьи, но, по моему глубокому убеждению, так должна в принципе ориентироваться и организовываться работа над подобными изданиями: обсуждение, ведущее к очерчиванию некоторого связного концептуально-терминологического поля, включающего в себя все релевантные позиции при всем их различии.

Мне представляется, что выдерживать такого рода ориентацию в справочно-энциклопедических изданиях очень важно. Хотя и очень трудно. Я уверен, что данное издание будет продолжаться, ибо потребность в нем велика, и думаю, что при подготовке нового издания энциклопедии необходимо продолжить работу именно в этом направлении, пересмотреть именно с этой точки зрения все статьи. Нужно преодолевать по возможности и разными способами (а о них сегодня отчасти говорили) субъективные позиции и точки зрения, фрагментирующие поле исследований по философии науки, не содержащие в себе явного отсыла к релевантным темам, описанным с иных позиций и в иной терминологии, в ином лексиконе, в ином дискурсе. Здесь уже говорили о статье "лаборатория". Собственную концептуальную оригинальность в энциклопедии, я думаю, надо все же минимизировать. Пытаться удалить ее полностью невозможно, да и не нужно. Это понятно - пишут профессионалы, и у каждого есть своя позиция, и, естественно, каждый автор как-то ее акцентирует. Но не следует забывать, для каких целей пишутся энциклопедические статьи. Предметное поле философии науки сегодня и так достаточно размыто, и задача состоит как раз в том, чтобы соотнестись с тем, что видно в иных ракурсах, с иных точек зрения и в иных аспектах. Конечно, каждый автор видит ситуацию по-своему, но задачу минимизации субъективного в статьях энциклопедии данное обстоятельство не снимает. Иначе это будет введением не в круг философии науки, а в круг идей и приверженностей того или иного автора.

Хочу подчеркнуть, в значительной части статей энциклопедии это обстоятельство авторами учитывается – в них есть отсылы к статьям с близкой тематикой. Но системы взаимных отсылов нет и нет перекрестных терминологических указателей от статьи к статье. Это необходимо учесть в дальнейшей работе над энциклопедией. Отчасти эту функцию в энциклопедии выполняют, так сказать, собирательные статьи. Но они имеются отнюдь не по всем стержневым темам. В результате, в некоторых рядах статей по соотносимой тематике отсутствует аппарат для такого соотнесения. Например, отсутствует общая статья «Критика научная», но есть вот довольно большая по объему статья о критическом волюнтаризме – почему она нужна в энциклопедии по эпистемологии? Не вообще, нужна ли, а конкретно – в данной энциклопедии? Я, ведь, принципиально не даю качественную оценку содержания статей, я говорю исключительно про подход. Вот статья о книге Хюбнера "Критика научного разума" - конечно же, она хорошая, но несоразмерно большая в соотнесении со статьями о других современных эпистемологах. Почему так, мне не понятно. Не совсем понятно мне и появление статьи, скажем, "ничто". Я ее читал и думал: статья прекрасная, профессиональная и, если напрячься, то конечно можно ее в принципе с философией науки соотнести. Ну и статью "духовность" можно, в принципе, соотнести. Научное познание можно свести к познанию, познание к сознанию, сознание к ментальности, ментальность к духовности, или к телесности… Однако тогда возникает вопрос: а есть ли вообще что-либо, что в принципе нельзя соотнести с философией науки и эпистемологией? Я понимаю, что это - веяния времени, но имеют ли по сути такого рода веяния отношение к данному делу?

Я полагаю, что энциклопедическую концепцию издания следует проводить более жестко. И думаю, что именно с этим связаны в своем большинстве высказанные сегодня претензии – по текстам некоторых статей, по подборке, по библиографии и пр. Не само по себе качество статей вызывает критику, авторы имеют право на собственный взгляд, но выполнение их энциклопедической функции. И, может быть, потому же в энциклопедии мало представлена отечественная традиция в философии науки. Ну, хотя бы обзор надо было сделать! Потому что на самом-то деле уж чем гордиться-то можно в отечественной философии советского периода, то это - логикой и, по большому счету, эпистемологией и философией науки.

Повторяю, я просто и безусловно поддерживаю нужность издания этой энциклопедии, и не вообще, а именно этой, изданной. И я готов выступить против любой попытки принизить значение проделанной работы. Но, на мой взгляд, всерьез обсуждать ее имеет смысл лишь в перспективе дальнейшего движения. А если двигаться дальше, двигаться к следующему изданию (800 экз. смешной тираж с учетом сегодняшних образовательных функций философии науки у нас в стране), то надо именно на стратегию философской фундаментальности энциклопедического издания опираться, причем, пожалуй, еще более радикально. Философская ориентированность на рациональное осмысление мира, на рациональную связность описываемого в энциклопедии круга феноменов должна быть, на мой взгляд, достаточно внятно и последовательно представлена в энциклопедии по эпистемологии и философии науки - и не только как полнота перечня известных эпистемологических сюжетов, но и в методологическом плане, т.е. в постоянном стремлении соотносить эти сюжеты между собой в поле философской рефлексии над разнообразными типами современной научно-познавательной деятельности. В энциклопедии должно быть больше эпистемологии, связывающей в единый круг все, что сегодня известно о научном познании, больше философии. Ведь именно на философском уровне только и может быть в ней обеспечена связность материала, характерного для данной области философской рефлексии – рефлексии над наукой. Спору нет, сегодня время признания множества когнитивных практик и множества дискурсов, рефлексивно фиксирующих все это многообразие. Задача энциклопедии эту реальность представить по возможности полно и как она есть. Но повторюсь, представить как нечто по возможности философски осмысленное, коль скоро речь идет о философской энциклопедии.

В порядке дискуссии. У меня взгляды на стратегию энциклопедического издания по философии науки прямо противоположные тому, что предлагал в своем выступлении С. А. Лебедев. Я акцентирую философичность этого издания. И, на мой взгляд, это тем более важно, что философия науки оказалась последним, так сказать, уровнем в философской подготовке отечественных ученых. Вышло так, что она и должна брать на себя максимально возможную для нее функцию философского синтеза. Поэтому (естественно, кроме всего прочего концептуального) она и должна развертываться и излагаться у нас, особенно для нефилософов, на пределе своей специфики - в качестве специфической презентации философии как таковой. И эта презентация не может и не должна подменяться социологическими, психологическими, науковедческими и прочими позитивными аспектами функционирования науки. Она с ними соотноситься должна, но не подменяться.

Вернусь к общей оценке энциклопедии: огромная работа сделана, причем работа уникальная - это первая попытка у нас издания такого рода. И главный позитивный смысл ее оценки состоит для меня в том, что у меня нет сомнения – ее надо продолжать. Ни в одном из выступлений я не услышал даже намека на то, что эти недостатки заслоняют сделанное. Я думаю, что многое из того, что отмечалось как недостатки, является просто результатом того, что делалась эта огромная работа отчасти, как я понял, «на энтузиазме». Тем более эту работу надо продолжать – таково, пожалуй, итоговое мое суждение о данном издании. А главное в этом продолжении – непрерывное обсуждение, которое следует доводить до некоторого объективного результата. Я значусь как член редколлегии этого издания. Но, честно говоря, я там немножко поработал со словником и все. Было бы больше обсуждений, думаю, не пропала бы моя статья "Агностицизм" - ведь в любом случае (моя - не моя) статья-то такая нужна в этой энциклопедии. Надо обсуждать. Впрочем, мы, кажется, этим и занимаемся, т.е. работа над энциклопедией продолжается. Причем не только на уровне редколлегии, но на более широком поле философского сообщества.

В.А. Лекторский: Я выступаю не как ведущий обсуждение и не пытаюсь подводить итоги нашего «круглого стола», а как читатель и один из организаторов этого издания, отвечавший за определённый раздел.

Начну с того, что я, как и все выступавшие, считаю, что выход энциклопедии это большое событие в нашей философии. Не только потому, что такого издания не было, а потому что оно очень своевременно (правда, если бы оно на два года вышло раньше, то это было бы еще более своевременно). Дело тут не только в преподавании философии науки, которое сейчас везде началось. По-моему, дело также и в том, что в нашей философии тематика эпистемологии и философии науки стала куда-то уплывать, по крайней мере не стала занимать того места, которое она занимала раньше, и которое должна была бы занимать. Я думаю, что это издание должно повернуть внимание наших философов в сторону той тематики, которая всегда была фундаментальной для философии, без которой философии просто не может быть, особенно в наше время.

А теперь я хочу сделать некоторые замечания, в том числе и как один из организаторов этого издания. Я отвечал за определенный блок статей. Он назывался «общие статьи» (очень условное название). Я отредактировал более сотни статей этого блока и написал более двух десятков текстов для него. Хотя по непонятной мне причине какие-то статьи на очень важные темы выпали. Так выпала написанная Б.И.Пружининым статья «Агностицизм». Почему-то выпала написанная мною статья «Субъект». Сегодня спрашивали о том, почему нет такой статьи: в самом деле это одна из основных проблем всей эпистемологии: как классической, так и неклассической. Без многих статей можно было бы обойтись (и в энциклопедии немало таких статей – я скажу об этом позже), но без статьи «Субъект» обойтись нельзя. Но дело в том, что такая статья была написана, но потом куда-то исчезла, и я как автор и редактор статей по данному разделу с удивлением это обнаружил только тогда, когда взял вышедший том в руки. Когда я увидел в вышедшем томе статьи, опубликованные по моему разделу и отредактированные мною, я в ряде случаев был удивлён. Ряд статей появился вместе с добавлениями (которые мне не показывали). Может быть, эти добавления и нужны, но мне хотелось как тому, кто отвечал за этот блок, эти добавления видеть раньше, а не тогда, когда уже вышла книга. В этой связи некоторые вещи мне показались странными. Вот, например, мне была заказана статья "Генетическая эпистемология". Я написал ее. Она опубликована. Но к ней добавлен маленький кусочек Дмитрия Ушакова, психолога, мне хорошо известного, на ту же тему. Возможно, это имеет некоторый смысл, так как текст Ушакова не повторяет мой. Но потом, когда я продолжил смотреть энциклопедию и дошёл до буквы «Э», то обнаружил, что кроме статьи «Генетическая эпистемология» есть также статья «Эпистемология генетическая». Последняя написана тем же Ушаковым и не говорит ничего нового по сравнению с тем, что он же сказал в статье «Генетическая эпистемология». Как всё это понять? И какова тогда моя роль как редактора статей этого блока? Между прочим, есть и такие дополнительные статьи, которые не дают ни новой информации, ни новой интерпретации того, что сказано в первой статье по той или иной проблеме.

Относительно объёмов. При обсуждении словника (и я в этом активно участвовал) было жёстко сказано, что объём большинства статей должен быть очень небольшим (кстати, я был против этого), и если статья небольшого размера, то литературу к ней указывать не нужно. А вот если статья большая, то там требуется указание литературы. Хотя я имел другую точку зрения по этому вопросу, я принял это решение к исполнению. И в итоге оказался в странном положении. Когда я стал читать вышедшую энциклопедию, обнаружил, что у многих авторов небольшие статьи имеют литературу и что статей большого объёма горазда больше, чем это было первоначально запланировано.

Ряда статей на важные темы нет. Вот, например, опубликована статья «Эпистемология»  - ясно, что без неё подобная энциклопедия была бы невозможна. Статья написана мною, но почему-то напечатана без подписи. Есть маленькая статья «Эпистемология в России». Но она посвящена исключительно дореволюционной эпистемологии, и к тому же ряд важных фигур в ней отсутствует. Зато об эпистемологии в послереволюционное время в нашей стране нет статьи. Есть статья об эпистемологии в Санкт-Петербурге, а о Москве нет подобной статьи. Думаю всё же, что в Москве было не меньше интересных работ в этой области, чем в Санкт-Петербурге (думаю, что больше). Есть статьи о минской школе философии науки, о новосибирской школе М.А.Розова, о московской школе Г.П.Щедровицкого. Но ведь в Москве были такие активно работавшие школы, как школа Ильенкова, школа Библера. Почему о них нет статей? Почему нет статьи о киевской школе эпистемологии и философии науки, которая была очень активна и имела влияние на всём советском пространстве? Почему нет статьи о разработке философии естествознания в советские годы? Ведь в этой области было много интересного сделано в своё время.

Илья Теодорович в своем предисловии к энциклопедии написал о том, что в томе помещены статьи не только по эпистемология и философии науки в узком смысле слова, но и по тематике, примыкающей к основным сюжетам тома. Это высказывание можно понять. Действительно, сегодня, когда идёт процесс так называемой «натурализации» эпистемологии, когда интенсивно развивается когнитивная наука, когда познавательные процессы изучаются в социологическом, биологическом и других аспектах, анализ эпистемологической проблематики в ряде специальных наук не только оправдан, но и необходим. Но в этом случае нужно сохранять именно философский подход. В противном случае помещение той или иной статьи будет неоправданным.

К сожалению, целый ряд статей энциклопедии не имеют никакого отношения к философии, не говоря уже об эпистемологии. Сами по себе эти статьи могут быть даже хорошими. Но они должны публиковаться в каких-то других изданиях. Вот, например, статьи о биологии, о дарвинизме. Они хороши, но в них нет даже попытки эпистемологического анализа, хотя сегодня в биологии идут большие дискуссии именно эпистемологического характера. Или статьи по психологии. Жаль, что не привлекли в качестве автора Б.М.Величковского, который является не только крупным знатоком когнитивной науки, но и в курсе всех современных эпистемологических дискуссий в этой области. Помещена хорошая статья о теории распознавания сигналов. Но философская сторона дела в ней, к сожалению, совешенно не обсуждается. И таких статей немало.

Завершая свое выступление, хочу ещё раз подчеркнуть, что очень высоко оцениваю выход энциклопедии. Я понимаю, что ничего подобного у нас не было, и какие-то перекосы были просто неизбежны. Смысл разговора о недостатках в том, чтобы в будущем издании энциклопедии (а оно необходимо, и его нужно подготовить как можно скорее) эти недочёты были устранены. Это сделать можно, и не так уж сложно.

В.П. Филатов: Поскольку я активно участвовал в подготовке обсуждаемой энциклопедии, мне не пристало ее оценивать, и я ограничусь несколькими репликами общего характера. Я уже много лет преподаю эпистемологию на философском факультете Российского государственного гуманитарного университета. И каждый год мне приходится говорить студентам, что у нас нет хорошего учебника по эпистемологии, а также специальной справочной литературы по этой базисной области философии. Возможно, учебник и не столь уж нужен студенту-философу, полезнее читать хорошо подобранные оригинальные тексты. Но наличие энциклопедии очень существенно, это издание, несомненно, поможет ориентироваться преподавателям, студентам и аспирантам в многообразной проблематике познания. Существенно также, что это издание высвечивает состояние дел в эпистемологии и философии науки в нашей стране. Оно, на мой взгляд, неоднозначно. В общей эпистемологии и в основной проблематике философии науки дела обстоят относительно неплохо, здесь есть сплоченное и достаточно квалифицированное сообщество. Хуже дело обстоит с тем, что раньше у нас было весьма развито – с философскими проблемами естествознания. Я отвечал за этот раздел и столкнулся с тем, что очень сложно найти хороших авторов для подготовки статей в этой области. Прежнее поколение уже в основном ушло, а молодежь не стремится заниматься этой проблематикой, которая требует хорошей ориентации в современной науке.

Есть определенные трудности и с историей эпистемологии, особенно отечественной. Об этом уже говорили коллеги. Наши историки русской философии занимаются в основном религиозно ориентированными философами. Только работы Г.Г. Шпета и, до известной степени, Н.О. Лосского проанализированы неплохо. Между тем было немало рационально ориентированных отечественных философов и ученых, идеи которых преданы забвению. Конечно, не стоит ожидать, что ныне можно в полной мере опереться на отечественную эпистемологическую традицию, поскольку период развития теоретико-познавательных исследований в дореволюционной России был слишком краток. Но и изображать дело так, что кроме «цельного знания» или достаточно спорных идей русских космистов ничего не было, значит сильно искажать ситуацию.

Советский период, особенно 20-е и 50-70-е годы также мог быть представлен более полно и адекватно. Об этом уже говорил В.А. Лекторский. Я соглашусь и с тем, что моя статья «Диалектический материализм» могла бы быть более полной и сбалансированной. Но я бы поспорил с С.А. Лебедевым относительно вклада марксистско-ленинской диалектики в теорию познания. На мой взгляд, ничего хорошего диалектический материализм в эпистемологию не привнес. Конечно, если отнести к «диаматчикам» всех философов, занимавшихся в 1930-80-х гг. вопросами онтологии и теории познания, то можно найти в их работах немало интересных идей. Но допустимо ли такое отнесение? К примеру, из тех людей, которых назвал Сергей Александрович, я очень хорошо знал В.С. Швырева и Л.Б. Баженова. Они не питали никакого почтения к диамату и ничего позитивного из него не черпали. А Е.П. Никитин с А.А. Зиновьевым, если я не ошибаюсь, и вовсе изложили это «единственно верное учение» в частушках. Диалектический материализм в его советском варианте – это не работы названных философов, а книги типа «Боевые вопросы материалистической диалектики» Митина, аналогичные тексты Кольмана, Максимова, учебники Константинова, Афанасьева и др. В свое время я внимательно прочитал немало такого рода литературы, и никто не убедит меня в том, что в этой псевдофилософии есть какой-то позитивный вклад в теорию познания.

Если помянуть советский период добрым словом, то я бы отметил вот что. В те времена энциклопедические издания готовились при солидных издательствах, где работали прекрасные редакторы и корректоры, где тщательно сверяли цитаты, фактические данные и библиографию. Мы стремились отсутствие этого компенсировать в основном энтузиазмом и профессионализмом авторского коллектива. Но это не всегда удавалось, о чем свидетельствуют прозвучавшие здесь замечания.

И.Т. Касавин: Обсуждение убедило меня, как важно не быть стопроцентно серьезным даже при обсуждении таких серьезных вопросов. Я, например, осознал верность следующего мнения: написать такого рода энциклопедию значительно проще, чем ее переработать. Во-первых, когда пишешь, не знаешь, сколько сделаешь ошибок. Не знаешь всего количества проблем, с которыми столкнешься, когда появится готовый продукт и можно будет посмотреть любую статью со всеми ее достоинствами и недостатками, но уже как бы извне. И все это при том, что книга готовилась большим коллективом высококвалифицированных специалистов, с ними работали научные редакторы – члены редколлегии, немало технического персонала… Когда подводишь итог семи годам, в течение которых мы трудились над энциклопедией, приходит в голову, что нужно было работать вдвое дольше. Ведь чем больше работаешь, тем больше встречаешь и создаешь проблем. Вы же знаете – чем больше знание, тем шире круг незнания. Мы семь лет проработали, у нас возникла масса проблем, которые, возможно, превышают то, что сделано. А когда мы еще поработаем, у нас еще больше проблем возникнет. Потому что такие мы люди и в таком обществе живем. И данная энциклопедия – это тест, эксперимент, который дал нам срез нашего сообщества, в котором мы работаем, образ сообщества эпистемологов и философов науки. И это, на мой взгляд, весьма важный, пусть и не главный, результат нашей работы. Он нацеливает нас на критику и самокритику, а это – неотъемлемая часть рациональной философии, которая в свою очередь служила фундаментом нашей энциклопедии.

В.А. Лекторский: Илья Теодорович, спасибо большое. Я ещё раз повторяю мою высокую оценку проделанного труда. Думаю, что для подготовки нового издания не нужно много времени. Ведь 90% работы сделано, и сделано качественно. Желаю успехов в этом деле.



[1] Глоссарии обычно предназначены для толкования непонятных слов и выражений. Их традиционно связывали с комментаторской деятельностью, например, в юриспруденции. В данной энциклопедии это название отнесено к списку персоналий, ученых, оставивших заметный след в науке и философии. Далее я это название буду заключать в кавычки.

 
« Пред.   След. »