Прошло почти 60 лет с тех пор, как я окончил философский факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, получил диплом с отличием и был рекомендован Ученым советом в аспирантуру. Поскольку во время учебы я нередко выступал с критикой преподавателей, читавших нам порою слабые, бессодержательные лекции, то мои попытки поступить в аспирантуру философского факультета наталкивались на резко отрицательное отношение ряда профессоров. Мне дали понять, что я персона нон грата и что ни при каких условиях здесь меня не примут.

Профессора, которые ко мне хорошо относились, прежде всего Т.И. Ойзерман, В.Ф. Асмус, М.Ф. Овсянников, посоветовали мне подать документы в аспирантуру Института философии АН СССР. После некоторых размышлений я последовал их совету и подал документы, а сам вернулся домой в г. Харьков и начал искать работу. Мои поиски были безуспешными, тогда я обратился за помощью в отдел науки Харьковского обкома партии, где меня принял заведующий отделом Червов (к сожалению, не помню имени и отчества). Он стал звонить руководителям некоторых институтов, но каждый раз выяснялось, что специалисты по философии им не требуются. В конце концов с большим трудом меня взяли на должность ассистента кафедры марксизма-ленинизма Автомобильно-дорожного института.  

Осенью я поехал в Москву поступать в аспирантуру. Все вступительные экзамены я сдал на «отлично», но, к своему удивлению, узнал, что меня не приняли.       

Чтобы выяснить причину, я пришел к Ученому секретарю института Г.В.Осипову (в настоящее время академик РАН, научный руководитель-директор Института социально-политических исследований РАН). Он посоветовал мне обратиться непосредственно к директору – П.Н.Федосееву. Когда я попал к нему на прием и попросил объяснить, почему при таких результатах меня не приняли в аспирантуру, он выложил передо мной несколько писем профессоров философского факультета МГУ, где те обвиняли меня в антимарксизме, антикоммунизме и в ревизионистских воззрениях. Это были письма ряда профессоров и преподавателей. О деталях этого разговора я уже писал ранее[1]. Мне было понятно, почему появились такие письма. На лекциях и семинарских занятиях я не раз выступал против пустых, бездоказательных утверждений тех, кто огульно осуждал так называемых буржуазных философов, философов-идеалистов и ревизионистов, произведения которых они, как правило, не читали. Приведу только один пример. Членкор. АН СССР М.Т. Иовчук посвятил одну из своих лекций разоблачению известного венгерского философа-марксиста Д. Лукача как ренегата, путаника, по существу, антимарксиста. Прослушав его воинствующие тирады, я прямо на лекции встал и сказал: “Вы, уважаемый профессор, судя по всему, совершенно незнакомы с произведениями этого философа. Я лично недавно приобрел и прочитал такие его произведения, как Der junge Hegel, Zerstörung der Vernunft, Das historische Roman. Все эти сочинения – подлинно марксистские произведения, а вы откровенно искажаете и фальсифицируете взгляды Лукача. Другое дело, что во время венгерских событий он согласился занять высокий идеологический пост. Поскольку вы не только почти незнакомы с современной западной философией, но при этом еще и занимаетесь активной фальсификацией взглядов западных философов, на ваши лекции я больше ходить не намерен”.

В конце нашего разговора П.Н. Федосеев предложил мне следующий выход из сложившейся ситуации: в настоящее время меня зачисляют в заочную аспирантуру института, а через год автоматически переводят в очную, за это время я смогу приобрести опыт преподавательской работы.

К сожалению, с зачислением в заочную аспирантуру возникли трудности: из-за этих злополучных писем никто не соглашался быть моим научным руководителем. Только  Бонифатий Михайлович Кедров, узнав об этой истории, предложил утвердить себя моим  научным руководителем. После этого я получил извещение о зачислении меня в заочную аспирантуру. А через год, как было обещано, меня перевели в очную аспирантуру сектора диалектического материализма.         

Разумеется, я позвонил Бонифатию Михайловичу, поблагодарил его и попросил о встрече, на что он ответил: если можете, приезжайте завтра ко мне домой, и мы обо всем поговорим. На другой день я был у него дома. Меня встретил он сам и его супруга, и мы познакомились. Меня пригласили как дорогого гостя к празднично накрытому столу с различными закусками и напитками. Я спросил: у вас какое-то торжество? Бонифатий Михайлович, улыбаясь, ответил: разумеется, наше знакомство – научного руководителя и аспиранта – следует как-то отметить. Мы все сели за стол. После первых тостов Бонифатий Михайлович рассказал, как стал моим научным руководителем. Он несколько раз слышал мою фамилию в связи с отказом ряда ученых института взять меня к себе как аспиранта. Когда он узнал о причине этих отказов (письма профессоров МГУ против меня), то подумал: не может быть молодой человек таким плохим, чтобы его обвиняли во всех идеологических грехах. Скорее, наоборот: видимо, у этого человека на многие вопросы есть свои взгляды и воззрения. И он попросил утвердить его моим научным руководителем.

Я, конечно, был глубоко тронут и по-настоящему благодарен за такое отношение ко мне как к человеку, которого Бонифатий Михайлович совершенно не знал. Единственное, что я мог тогда сказать: “Каким добрым и великодушным должен быть такой известный ученый и человек, как вы, чтобы взять под свою опеку совершенно неизвестного вам человека”. Бонифатий Михайлович ответил: “Видите ли, Константин Михайлович, мне за мою еще сравнительно недолгую жизнь довелось так много видеть, пережить и, можно сказать, выстрадать, что я не могу ни при каких обстоятельствах оставаться равнодушным к судьбам других людей. Может быть, я еще когда-нибудь расскажу об этом нашими молодым философам (позже я узнал о трагической смерти его отца, который был правой рукой Ф. Дзержинского и был репрессирован, о столь же трагической участи его младшего брата, а также о преследованиях и гонениях, которым подвергался сам Бонифатий Михайлович)”.

Сектор диалектического материализма был одним из ведущих секторов Института философии. Достаточно сказать, что в нем работали такие  молодые талантливые и уже известные философы, как Эвальд Васильевич Ильенков, Александр Александрович Зиновьев, аспиранты Владислав Александрович Лекторский, Владимир Сергеевич Швырев, несколько позже Николай Николаевич Трубников и целый ряд других. С нашим сектором сотрудничали ректор Ростовского университета Юрий Андреевич Жданов, многие ученые-естественники.

Заседания сектора, по существу, были для всех примером философского анализа самых серьезных проблем общественных и естественных наук, обсуждались ли монографии сотрудников сектора или материалы для очередного сборника статей. Эти обсуждения превращались в удивительную школу философского рассмотрения и анализа как текущих, злободневных философско-идеологических проблем, так и проблем диалектики, логики и теории познания, имеющих основополагающий, стратегический научный и философский характер. В этих обсуждениях в одинаковой мере принимали участие как известные ученые, так и аспиранты. Бонифатий Михайлович при всей своей известности и огромном авторитете всегда держался просто, не назидательно, а творчески. Заседания сектора проходили довольно непринужденно, даже весело, Бонифатий Михайлович любил шутить, иронизировать, а то и рассказать анекдот по теме. Коллектив сектора приходил на заседания не формально, не по обязанности, а, как говорится, по зову души, с удовольствием, чтобы послушать содержательные выступления своих коллег и вместе с тем апробировать какие-то свои идеи и взгляды. Эти заседания были своеобразной школой любомудрия в прямом смысле слова, добротолюбия, свободного философского размышления и дискуссий. Можно сказать без всякого преувеличения, что ни от каких обсуждений и участий в конференциях мы не получали такого идейного заряда, интеллектуального удовольствия, как от обсуждений на заседании нашего сектора. И хотя споры иногда доходили, как говорят, чуть ли не до драки, например, между Ильенковым и Зиновьевым, благодаря высокой культуре, воспитанности,  удивительному такту Бонифатия Михайловича все эти горячие споры не выходили из берегов классической философской рефлексии. Видимо, не случайно практически все аспиранты сектора стали философами, известными не только в нашей стране, но и за рубежом.

Как научный руководитель Бонифатий Михайлович отличался от других редким благородством, интуицией, пониманием характера своего аспиранта как ученого и человека и не только не навязывал ему своих взглядов, вкусов, предпочтений, но,   напротив, как бы «развязывал» те способности и интуицию, которые были присущи аспиранту, но о которых сам аспирант еще не знал и даже не догадывался. Это был настоящий руководитель, пестующий творческое начало молодого ученого, поддерживающий даже самые малозаметные ростки новых дарований, расковывающий твердые, иногда просто железные путы господствовавшей догматичности как в науке, так и в философии. Этот редкий дар, которым обладал Бонифатий Михайлович, благотворно сказывался на всех его сотрудниках, прежде всего на аспирантах.  Мне представляется, что Бонифатий Михайлович был одним из лучших научных руководителей, которых мне довелось встретить в своей жизни.

Следует сказать, что если Бонифатий Михайлович отличался исключительным вниманием к своим подчиненным и особенно к молодым ученым, аспирантам, добрым, сердечным отношением, стремлением всячески помочь, то в вопросах принципиальных, касавшихся судеб народа и страны, он занимал твердые, непримиримые позиции. Так, известно, что когда Н.С. Хрущев выступил с разоблачением культа личности и назвал это личной трагедией Сталина, то Бонифатий Михайлович, ознакомившись с содержанием  доклада, выступил с его резкой критикой, показав, что в докладе нет серьезного анализа, поскольку дело не в личной трагедии Сталина, а в трагедии советского народа и партии. И хотя Бонифатий Михайлович понимал, что его за это будут преследовать (действительно, его стали критиковать и на четыре года отложили выдвижение в члены-корреспонденты АН СССР), тем не менее он считал необходимым открыто выступить против столь поверхностного и упрощенного толкования Н.С. Хрущевым культа личности Сталина. 

Еще один важный момент, на который хотелось бы обратить внимание, это удивительная эрудиция и многосторонность образования и культуры Бонифатия Михайловича. В своих исследованиях и выступлениях он касался философских проблем различных наук, как естественных, так и общественных, а также самых разных сфер культуры. Его суждения всегда были необычными, новыми, свежими, интересными и глубокими. Весьма показательным в этом отношении было обсуждение выбора темы моей диссертации. Когда я обратил его внимание на мой интерес к современной западной философии, он заметил, что это интересно, если выбирать не второстепенные побочные темы, а самое главное и самое существенное. Например, интересно рассмотреть философию позитивизма, неопозитивизма, логического позитивизма, феноменологии, экзистенциализма, структурализма и т.д. Но если говорить всерьез, то самым главным и основным направлением современной западной философии, противостоящей марксизму, является философия томизма и неотомизма как религиозная философия, как философия католической церкви, а вовсе не те направления, о которых шла речь, и им подобные. Я был поражен этим суждением Бонифатия Михайловича и невольно спросил его: “А вы специально всем этим занимались?” Он скромно ответил: “Мне приходилось много чего изучать, в том числе и это”. Так с его помощью я выбрал тему своей диссертации. 

Бонифатий Михайлович никогда не претендовал, как говорят, на истину в последней инстанции, поскольку полагал, что размышления философа должны носить не аподиктический, а проблематический характер в сократовском духе: истина, добро, красота и все высшие ценности всегда трудны, но не абсолютны. И это часто удерживало нас, молодых философов, от скоропалительных и односторонних, догматических утверждений. Мы, конечно, старались подражать ему во многом, хотя, к сожалению, видимо, мало в этом преуспевали. Удивляться было нечему, поскольку он получил блестящее естественнонаучное и философское образование: окончил химический факультет МГУ, затем философское отделение Института красной профессуры, аспирантуру Института общей и неорганической химии, стал кандидатом химических наук, читал лекции на химическом факультете МГУ, работал химиком на Ярославском шинном заводе, воевал, после войны защитил докторскую диссертацию по философии, много лет работал в Институте философии АН СССР (1939-1941, 1945-1949, 1958-1962, а в 1973-1974 гг. был директором Института). Ряд лет был профессором Академии общественных наук при ЦК КПСС. Многие годы работал в Институте истории естествознания и техники АН СССР, при этом более десяти лет возглавлял его. Бонифатий Михайлович был первым главным редактором журнала «Вопросы философии». Я бережно храню первый, довольно объемистый номер этого журнала как настоящую библиографическую редкость.

С этим журналом связано начало моей настоящей научной философской деятельности. Во время учебы в аспирантуре в 1961 г. вышла книга П.В. Копнина «Диалектика как логика», которую, как помню, я случайно увидел в книжном магазине и приобрел.  Я прочитал ее с огромным удовольствием, поскольку она исследовала такие основополагающие проблемы, как логика и теория познания. Мне сразу захотелось написать на эту книгу рецензию, что я и сделал и отнес ее в журнал «Вопросы философии». Через некоторое время меня вызвали на заседание редколлегии, где обсуждались материалы в очередной номер, в том числе и моя рецензия. Обсуждение редколлегии вел главный редактор журнала М.Б. Митин. Большинство выступавших по моей рецензии одобрили ее содержание, замечания касались лишь небольших редакционных правок. Когда М.Б. Митин спросил, кто автор этой рецензии и увидел меня, молодого аспиранта, он активно выступил за немедленную публикацию моей рецензии. Вскоре она была опубликована. На очередной встрече Б.М. Кедров, улыбаясь, сказал мне, что он с удовольствием прочитал мою рецензию на книгу П.В. Копнина, ему понравилась как сама книга, так и моя рецензия. Я был очень рад такому отзыву научного руководителя.

Буквально через день или два я встретил в институте профессора Черкесова, который, видимо, снова пришел жаловаться на меня руководству института. Он мне заявил: “Что же вы, решили раскритиковать работы своих профессоров – профессоров философского факультета в своей рецензии? Вы считаете, что вы один владеете истиной?” На это я ему ответил: “Я, по крайней мере, открыто критиковал и критикую то, что, на мой взгляд, заслуживает этого, а вы на меня писали, по существу, тайные доносы. Если вы не согласны с моей критикой, то напишите в журнал «Вопросы философии» и  выразите открыто свое несогласие с моей критикой”. Однако никаких письменных возражений от этих профессоров в редакцию журнала не поступило.

Через некоторое время мне сообщили, что меня разыскивает П.В. Копнин, автор «Диалектики как логики», чтобы обсудить со мной какие-то вопросы. Когда мы встретились, он сообщил мне следующее: “Я хочу поблагодарить вас за вашу рецензию на мою книгу, потому что вы меня спасли. Совсем недавно в нашем Институте философии в Киеве эта книга подверглась резкой критике со стороны некоторой части наших украинских философов. Меня обвиняли в антимарксизме, в идеализме, даже в антикоммунизме. К счастью, я получил номер с вашей рецензией, и в конце обсуждения я зачитал ряд ваших весьма положительных оценок моего исследования. Тогда меня стали обвинять в том, что эту рецензию написал мой друг, на что я ответил, что эту фамилию встречаю впервые и что у меня таких друзей никогда не было. Все их обвинения в мой адрес ваша рецензия свела на нет”.

Когда Бонифатий Михайлович Кедров был директором Института философии, его характер, его отношение к действительности, к политической и идеологической ситуации в обществе, его научные исследования и методы порой вызывали у руководства активное неприятие. Дело дошло до того, что ему дали понять, что его дальнейшее  пребывание на посту директора Института философии нежелательно. Насколько мне известно, эту ситуацию он переживал тяжело. Он позвонил мне по телефону и попросил подумать о переходе на должность директора Института философии. Я был удивлен этим предложением, поскольку никогда не думал и не мечтал о том, чтобы возглавить институт, и обещал подумать. Это был, по существу, наш последний серьезный разговор, вскоре он ушел с поста директора Института.

Я думаю, все, кто работал в секторе и учился в аспирантуре Института философии, кто близко знал Бонифатия Михайловича Кедрова, согласятся с тем, что это был один из выдающихся представителей нашей науки и философии, человек в высшей степени культурный, воспитанный и благородный. Необычайное теоретическое богатство, разносторонний и глубокий практический жизненный опыт сформировали удивительную, оригинальную и неповторимую личность Бонифатия Михайловича Кедрова, посвятившего свою жизнь науке, философии, культуре, воспитанию научных кадров. Такие личности навсегда остаются в сердцах, умах и памяти многих поколений.

P.S. Сектор диалектического материализма Института философии на протяжении многих лет возглавлял ныне академик РАН Владислав Александрович Лекторский, и, несмотря ни на какие перипетии, этот сектор всегда был  сосредоточен на самых фундаментальных вопросах философии – логике, диалектике, теории познания. В.А.Лекторский продолжал развивать традиции, которые были заложены Б.М.Кедровым, исследовать новые, самые серьезные и актуальные проблемы современности, заниматься подготовкой молодых талантливых философов. Благодаря активной и плодотворной деятельности таких философов, как Бонифатий Михайлович Кедров, Эвальд Васильевич Ильенков, Александр Александрович Зиновьев, Владислав Александрович Лекторский и других, сложилась серьезная философская школа, признанная как у нас в России, так и во многих странах мира.  Журнал «Вопросы философии», основанный Б.М.Кедровым и много лет возглавлявшийся В.А. Лекторским, также стремится сохранять установившиеся традиции и всемерно развивать современную философию.