Вопросы философии. 2018. № 4. С.?–?

Сознание: скрытые механизмы становления и развития

В.Н. Томалинцев

В статье рассматриваются скрытые механизмы сознания человека на этапах его становления и развития. Особое место уделяется анализу полярных форм активности человеческого сознания – творчеству и экстремизму. Показана теоретико-методологическая роль понятия «изощренность» и его естественнонаучного эквивалента понятия «экстремальность» в деле выявления скрытых факторов развития и наглядной формализации процессуальных аспектов функционирования сознания. Также исследуются экстремальные принципы развития и их воздействие на весь процесс человеческой жизнедеятельности, включая, с одной стороны, проявления внутренних побудительных сил к творчеству, с другой – проблематику профилактики экстремизма, вопросы формирования разумного, толерантного поведения.

Работа выполнена в рамках новой научной дисциплины «Социальная экстремология», теоретической базой которой является распространение экстремальных законов и принципов на системное изучение человека и общества. Исследование проведено на основе междисциплинарного подхода, на стыке философии, социологии, психологии, культурологии, что позволяет раскрыть не только парадоксальный, но и целостный характер человеческого сознания.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: сознание, изощренность, экстремальность, экстремизм, творчество, развитие, культура.

ТОМАЛИНЦЕВ Владимир Николаевич – доктор философских наук, старший научный сотрудник факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета.

dinuary77@yandex.ru

Статья поступила в редакцию 19 августа 2017 г.

Цитирование: Томалинцев В.Н. Сознание: скрытые механизмы становления и развития // Вопросы философии. 2018. № 4. С. ?–?

 
Непостижимо для ума

На свете многое весьма.

Л. Мартынов

В современной науке вопрос о возникновении и эволюции сознания остается одним из основных. Он является средоточием фундаментальных проблем всего человекознания, включая аспекты онтологического, гносеологического, аксиологического характера. По признанию авторитетных специалистов, «сознание, несомненно, является коллективным явлением. Недавно описание феномена сознания, именно опираясь на представления синергетики и самоорганизации сложных систем, предпринял физик и философ Ф. Капра. И все-таки проблема сознания, будучи центральной проблемой природы Homo Sapiens как человека разумного, еще очень далека не только от разрешения, но и достаточного понимания путей его объяснения» [Капица 1999, 246]. Еще в начале ХХ в. английский физиолог Чарльз Шеррингтон предупреждал: «Не ищите сознания в мозге». Позже психолог В.П. Зинченко указал на то, что «сознание между нами». В конце XVII в. Джон Локк полагал, что содержание разума состоит из того, что он называл идеями, являющимися, по сути, опытом индивидуальных впечатлений. На рубеже XIX–XX вв. И.П. Павлов, исследуя ту же область экспериментально, показал рефлекторную сущность сознания. Сегодня, в начале XXI в., опираясь на положения молодой научной дисциплины «социальной экстремологии», мы можем утверждать, что сознание, рассудок есть совокупность, точнее сказать, ансамбль, постоянно изощряемых, утончающихся рефлексов. Под такими понятиями, как «разум», «творчество», «интеллект» скрывается процесс, имеющий своей целью не только возникновение новых, но и развитие более тонких, все более отточенных умений, навыков, рефлексов. Данный процесс, выражаясь в конкретных формах, материализуясь в продуктах человеческой деятельности, и составляет сущность феномена, который принято обозначать как общественное сознание или как культура.

В данном случае изощренность (от ст.-сл. «изострить») при определении проявлений человеческой жизнедеятельности выступает эквивалентом понятия экстремальности, в котором отражается обнаженный нерв развития, эволюции биосоциокультурных изменений, смыслом которых являются результаты, выходящие за шкалу имеющихся стандартов с целью проникновения в новые пласты бытия. Это подтверждается разнообразными параметрами культуры, сформированными остротой восприятия, остротой реакции, остротой впечатлений и переживаний, чувств и эмоций, которым противостоит тупое равнодушие, а также все банальное, плоское, пресное, пошлое.

Проявления, в самой своей основе содержащие моменты обострения, характеризуют изощренность как стихию, во многом определяющую развитие, как природной среды, так и культурной активности человека, которого наравне с Природой необходимо рассматривать как самозатачивающуюся систему.

В связи с этим нельзя обойти вниманием свидетельства естествоиспытателей о том, что «на определенном уровне абстракции начинает проступать некое принципиальное подобие рисунка событий, некая фундаментальная общность процессов, происходящих, казалось бы, в совершенно несопоставимых областях событийной реальности» [Князева, Курдюмов 1992, 19]. Речь идет о выводах современных физиков, которые показывают что, «режимы с обострением нельзя рассматривать всего лишь как диковину из области математики, имеющую ограниченное значение. За последнее десятилетие изучение режимов с обострением вышло далеко за пределы физики плазмы, а именно исследований по лазерному термоядерному синтезу, – первоначальной области приложения этой модели. Фактически создана математическая теория режимов с обострением, открывающая своеобразный и парадоксальный мир сверхбыстрых процессов. Режимы с обострением исследуются сегодня в шестидесяти различных типах задач» [Князева, Курдюмов 1992, 13].

Таким образом, обращаясь к изучению сознания, необходимо учитывать фактор изощренности (обострения) как системный экстремальный принцип развития, оказывающий существенное воздействие на весь ход формирования жизнедеятельности человека. Вместе с тем необходимо обратить внимание на то, что данный принцип содержит в себе два аспекта: виртуозность – стремление к высшему совершенству, восхождению, возгонке к максимуму (перфекционизм) и оригинальность – тягу к самобытности и самостоянию, что реализуется в вариационности и комбинаторике, нередко путем перебора всех возможных и мыслимых вариантов. При этом обе ипостаси могут дополнять друг друга. Однако подспудно они работают на процесс оптимизации, ибо призваны обслуживать механизм поиска наилучших решений. Так при всей кажущейся дискретности, противоречивости событий культурно-исторического процесса сознание сохраняет преемственность и последовательность в непрерывной целостности своего поступательного движения, которое стремится достичь кульминации – вершины своего развития, пробиваясь сквозь первоначальные догадки, туманные прозрения, попятные движения и заблуждения к сути вещей и явлений.

При рассмотрении вопроса о происхождении человека и его сознания приоритетным, как правило, выступает целый комплекс конкретных, локальных оснований, среди которых изготовление и использование орудий труда, прямохождение, строение кисти руки, овладение огнем или овладение речью, вхождение в рацион питания мяса и злаков и пр. Однако что-то подсказывает, что подобные основания должны иметь единую и обобщающую субстанцию, выступающую не следствием, не совокупностью сформированных процессов, но ферментом, гарантирующим их возникновение и последующее развитие. Таким глубинным фундаментом формирования вида Homo Sapiens представляется вновь приобретенная способность к изощренности или самоутончению, т.е. возросшая, ставшая внутренней потребностью, порой гипертрофированная тяга к экстремальному. Именно эта специфическая способность к изощренности, тяготение к экстремизации способствовали тому, что человек перевел процесс развития собственной жизнедеятельности из природной стихии экстремальных координат – эволюции, в систему культуры, обладающую более интенсивным, ускоренным, а на определенных этапах форсированным режимом развития. В новых координатах культуры и творчества (второй натуры) феномен изощренности утверждался как фактор усовершенствования, прокладывающий себе путь и по вертикали, и по горизонтали в соответствии со своей структурой, содержащей как углубительную (углубляющую), так и расширительную (расширяющую) изощренность, проявляясь в формах добра и зла, т.е. изощренности прогрессивной, регрессивной или одноплоскостной (нейтральной). См. также: [Томалинцев 2007]. Именно в экстремумах структуры феномена изощренности скрыта глубинная мотивация к мышлению, активному сознательному осмыслению действия, что и раскрывается в творчестве, а такие понятия, как «изощренность» («обострение»), «культура», «развитие» приходят к внутреннему согласию и единству.

Создавая свою субъективную шкалу предельных, творчески экстремальных координат культуры как подвижную систему максимальных значений, человек опирается на объективные предпосылки, которые заключены в высших личностных проявлениях – способностях и талантах, дарованных людям самой историей эволюции. Однако подлинная культура человеческого духа складывается лишь тогда, когда система экстремальных координат развития совмещается и взаимодействует с системой нравственных координат, с системой моральных ценностей. Только в этом случае эмоциональная и интеллектуальная тонкость, приходя к некоему духовному изыску, приобретает обаяние, яркую харизму, становясь способной оказаться сильнее и действеннее тупой брутальной силы. И это возможно потому, что в самом генезисе сознания заложен фактор утончения, который играет здесь далеко не последнюю роль.

Об этом свидетельствует и тот факт, что сознание часто опирается на внерациональные способы познания и, прежде всего, интуицию, религиозное откровение, искусство с его эмоциональной, чувственно-образной формой восприятия окружающей действительности. Мало того, само понимание рациональности, рассудочности нередко остается весьма относительным и неопределенным. Известно, что ум оценивается различно, в зависимости от конкретной его направленности и степени мыслительных навыков, приобретенных при решении определенных задач. Так, например, помимо широты и узости мышления выделяют практический и теоретический ум, ум, склонный к обобщениям и склонный к конкретизации, а также критическое, новаторское и консервативное мышление. Случается и горе от ума, вспомним одноименное произведение А.С. Грибоедова, которое первоначально называлось «Горе уму». Здесь уместно упомянуть Г. Галилея, кому инквизиция ясно давала понять, что умнейшим является тот, кто подальше спрячет свой ум от других, что «хитрость – второй ум».

Структурное осмысление конкретных человеческих страстей дает ключ к пониманию свойств сознания. Но только та структура человеческих страстей, в которой помимо господствующих склонностей, пристрастий, вожделений присутствует тяга к саморефлексии, самоконтролю, самоутончению, консолидирует различные хаотически развивающиеся устремления в систему стратегического мышления. Совокупность же мыслительных стратегий обеспечивает развитие сознания. В сложной борьбе страстей и их стратегий складывается тонкий узор коллективного сознания. Правда, ткань его чрезвычайно хрупка, и утрата даже одного из элементов может существенно исказить общую картину.

Неразрывная, глубоко диалектическая взаимосвязь существует между индивидуальным, коллективным и общественным сознанием, где накапливаются и сохраняются результаты индивидуального и коллективного опыта, достигающего уровня общественно-культурного достояния. Общественное сознание напоминает мозаичное полотно, состоящее из множества отдельных, но с совершенством обработанных камешков, в своей законченной целостности передающих живописную картину культур и цивилизаций. Ибн-Рушд (1128–1198) около тысячи лет назад утверждал: «Скорее всего совершенство существует преимущественно во многих индивидах, взятых вместе… Для приобретения своей добродетели человек нуждается в других людях и поэтому он по своей природе есть существо гражданское» [Сагадеев 1973, 132–133]. За полторы тысячи лет до него об этом говорил Аристотель. А вот как это выразил аль-Фараби (870–950): «По природе своей каждый человек устроен так, что для собственного существования и достижения наивысшего совершенства он нуждается во многих вещах, которые он не может достать себе один и для достижения которых он нуждается в некоем сообществе людей, доставляющих ему каждый в отдельности, какую-либо вещь из совокупности того, в чем он испытывает потребность. При этом каждый человек по отношению к другому находится точно в таком же положении. Вот почему лишь через объединение многих, помогающих друг другу людей, где каждый доставляет другому некоторую долю того, что необходимо для его существования, человек может обрести то совершенство, к которому он предназначен по своей природе» [Иванов 1984, 16–17]. Продолжая аналогию между общественным сознанием и мозаичной структурой, мы обнаруживаем взаимопроникновение всех уровней сознания, поскольку каждый мозаичный камешек или кусочек смальты, определяющий собой совершенство и завершенность всей мозаичной картины, взятый в отдельности, теряет свое истинное значение. Это говорит о том, что общественное сознание, в свою очередь, направляет и концентрирует поиски индивидуального сознания, определяя ориентацию и уровень происходящих в нем процессов.

В ходе культурно-исторического развития логика европоцентристского сознания привела к глобализации, когда на авансцену вышло массовое сознание, в котором постоянно сталкиваются идеи и представления различных, порой враждебных друг другу человеческих типов. На этом уровне парадоксального сознания как в голове главного героя французского кукольного театра Гиньоля смешалось и переплелось простое и сложное, высокое и низкое, взлеты и падения.

В ХХ в. критика массового сознания уже звучала как со стороны правых сил – концепция «массового общества», «человека массы» испанского философа Х. Ортега-и-Гассета, в которой элементы психологии толпы стали предметом особого рассмотрения, так и со стороны левого политического спектра, в частности, лидера «новых левых» Г. Маркузе, увидевшего в массовом сознании угрозу «одномерного человека». В процессе анализа феномена массовой культуры, массового сознания крупные мыслители прошлого века пришли к неутешительным выводам, указывая на «разрыв бытия и сознания» – Ж. П. Сартр и даже на «абсурдность человеческого существования» – А. Камю.

Новые идеи остаются важнейшим элементом рассудочности, мышления, развития культуры. Однако в массовом сознании любая прямолинейная идейность может увести к ложным целям. В связи с этим встает вопрос: Как случилось, что после эпохи Возрождения, эпохи Просвещения, расцвета немецкой классической философии на человечество обрушилась целая череда революций, мировых и гражданских войн, в Европу пришел фашизм? Почему сознание человека наиболее интенсивно и конструктивно действует в экстремальных ситуациях, в точках бифуркации, а до тех пор позволяет не только приближаться к этим точкам, но и входить в них? Почему сознание не помогает избегать состояний турбулентности, кризисов, криминальных и девиантных действий, движения вспять, ситуаций деградации и упадка, иных тупиков, в которые нередко человека приводит его же собственное многоопытное и искушенное сознание?

В этом отношении феномен изощренности как активный элемент миропостижения опасен перерождением в одностороннее обострение, которое затягивает еще не вполне строгое, незрелое, инфантильное сознание, как в воронку и, прежде всего, простейшими, привычными ходами, накатанными до автоматизма алгоритмами, которые могут вести как к истинным, так и ложным целям, доминирующим, либо просто маячащим в сознании, искушающим до поры кажущейся доступностью.

Говоря о специфике человеческого сознания, необходимо иметь в виду, что в то время как все живое на Земле приспосабливается, адаптируется, человек стремится изменить, преобразовать окружающую среду. Изощренность есть производное от ненасытной, неуёмной природы человека, что предстает в виде разнообразных измененных и превращенных форм, вобравших в себя как высоко творческие, так и глубоко экстремистские проявления. По-своему это признавал и марксизм, когда здоровую творческую часть культурной эволюции определял как «процесс удовлетворения постоянно возрастающих потребностей человека».

Антиподы творчество (творческая экстремальность) и экстремизм должны рассматриваться как частные случаи конструктивной и деструктивной активности сознания, производные его экстремального развития, как отдельные полярные элементы системы экстремальных принципов, воздействующих на процесс развития жизнедеятельности человека.

Вся культурная история человечества – это неустанный подъем по ступеням, которые составляются из новых, все более сложных и утонченных условных рефлексов. По словам А.А. Ухтомского: «В конце концов, не природное наследие рефлексов и инстинктов, но борьба текущих конкретных доминант с унаследованным и привычным поведением приводит к оплодотворению всей работы, к поднятию достижений высшей центральной нервной системы» [Ухтомский 2002, 88]. Однако порой оказывается, что этот подъем происходит по лестнице, ведущей вниз. Так случается с экстремизмом, преступностью, человеческой низостью и порочностью. Рефлексы здесь также обновляются, становясь все более сложными и тонкими и при этом все более опасными, разрушительными и деструктивными. Задумаемся, например, можно ли античных софистов, которых еще Платон называл изощренными, считать благоразумными, в то время как они, обучая философии за деньги, использовали любые уловки и ухищрения для доказательства не только не разумных, но часто вздорных вещей, что служило выработке более утонченных приемов манипулирования сознанием.

Еще сравнительно недавно человечество с уверенностью уповало на то, что на фоне научно-технического развития ХХI век выведет на прямую линию прогресса, принесет победу разума, рост общественного и индивидуального самосознания, укрепление ноосферы. Реальность демонстрирует обратное, о чем свидетельствуют гримасы массовой культуры, отчетливо наметившееся движение вспять: социальные явления: резкая активизация всех форм экстремизма, вплоть до наемных убийств, возвращение работорговли, чаще в скрытой форме гастарбайтерства, возобновление пиратских вылазок (недавние события в Аденском заливе), усиления националистических движений и международного терроризма, роста преступности, причем в ее наиболее циничных формах, таких как немотивированная агрессия и насилие над личностью, захват заложников, включая детей, педофилия, вандализм, каннибализм и многое другое, что происходит на фоне неблагоприятного, нередко критического положения в МВД, в органах власти и судопроизводства.

В современном мире особую опасность приобретают фанатизм, разнообразные фобии, мании, психозы, в том числе и коллективные, находящие благоприятную почву в стихийном разрастании спортивно-фанатских движений, тоталитарных сект, молодежных субкультур, радикальных политических движений и партий. Желания и устремления человека, возникающие из разнородных обыденных интересов, первоначально вытекающих из индивидуальных природных склонностей, естественных пристрастий характера и присущей субъекту любознательности, под влиянием моды, под давлением повальных увлечений и психических заражений в острой фазе развития переходят в подлинную страсть, сопровождаемую азартом или куражом, энтузиазмом, вдохновением или ажитацией и одержимостью.

Любой из подобных процессов, как и всякая навязчивая идея, разворачивается посредством все той же схемы – механизма изощренности, т.е. по восходящей, где все происходит в виде обострения по форме и нагнетания по содержанию. Достаточно обратить внимание на процесс радикализации современного языка. Еще в недавнем прошлом спортивные болельщики теперь оказываются «фанатами», «фанами» (иначе говоря, фанатиками), а некогда кумиры публики, звезды и суперзвезды театра, кино, эстрады ныне предстают не иначе как монстры шоу-бизнеса. Та же языковая тенденция, натужная, надрывная просматривается во всех областях современной коммуникации: шоковая терапия – в экономике, техношок – в торговой рекламе и т.д.

Наиболее наглядно стихия реализации изощренности (обострения), по сути – технологической процедуры – просматривается в различных формах психофизиологической зависимости личности (алкоголизм, наркомания, табакокурение, приобретательство, вещизм и т.п.), а также в новейших видах зависимости, привнесенных ходом научно-технического развития – компьютерной зависимости или той, что связана с использованием иных электронных средств (мобильные телефоны, гаджеты и пр.), провоцирующих формирование виртуального, разорванного, клипового сознания.

В «Маленьких трагедиях» А.С. Пушкина представлена целая галерея страстных коллекционеров – тех, кто достиг наивысшего успеха в деле собирательства самого разного толка: на стезе музыкального, творческого услаждения – Сальери; материального богатства – барон из «Скупого рыцаря»; похоти – Дон Гуан; прочих чувственных наслаждений – герои «Пира во время чумы». В представленных характерах Пушкин гениально нащупал и обрисовал универсальный принцип развития, подчиненный закону максимизации. Это же явление подвергнуто у Пушкина глубокому художественному анализу в «Сказке о рыбаке и рыбке». Еще раньше на это обратила внимание народная мудрость, дошедшая до нас в пословице: «Река начинается с ручейка, а пьянство с рюмочки».

С наибольшей откровенностью с позиций либерально-провокативного сознания о социально-культурных нормах высказался французский мыслитель, «философ придонного исследования» – маркиз Альфонс де Сад, оставшийся непримиримым как в собственных утверждениях, так и в поставленных им вопросах. В частности он писал: «Изощренная услада слуха целым, особо выстроенным оркестром и всевозможными аранжировками, вполне может быть названа извращением по отношению к “естественной” музыке падающего камня и скрипа колеса телеги. Чем же похоть должна отличаться в своих запросах – от других чувств и их органов?» [Таранов 1996 II, 419].

С таким жестким взглядом на развитие культуры, претендующим на абсолютное свободомыслие, возможно, и следовало бы согласиться, если бы человечество на протяжении вот уже тысячелетий своего развития не искупало собственных грехов путем сохранения и усовершенствования системы морально-нравственных координат, которую де Сад и его последователи (Ф. Ницше, Л. Клагес и др.), умышленно или нет, выводят за скобки. А ведь именно такой односторонне эстетский, имморалистский взгляд на культурный процесс вызывает к жизни и вдохновляет дух экстремизма, формирует экстремистское сознание.

В воззрениях де Сада на развитие культуры верно схвачены основные черты и параметры изощренности как «дичка», пропет гимн ее стихии, но не затронут, не освещен и как бы оставлен незамеченным высший уровень этого явления – степень творческой экстремальности, оплодотворенной нравственным началом, обогащенной культурными прививками морально-эстетических ценностей. Ибо именно нравственно-эстетическая шкала как система самосохранения обеспечивает соблюдение и возрастание добра и благополучия в общественной жизни без чего стихийный процесс экстремизации развития чреват многими злокачественными явлениями, нарастание которых, в свою очередь, ведет к извращению, деградации и разрушению духовных основ общества.

Человеческое сознание в своем становлении и развитии опирается на рефлекторные и технологические алгоритмы, имеющие как объективное, так и субъективное наполнение, и при наличии конкретной цели стремится к преодолению существующих рубежей. На этом пути активнее оказываются индивиды, нашедшие свои идеалы в различных, порой диаметрально противоположных формах деятельности, способные принять и передать эстафету от поколения к поколению, опираясь на силу личностного предназначения, иначе говоря, таланта, человеческого гения, даруемого природой, эволюцией или Господом Богом.

Сознание, в его подлинном смысле, возникает с момента осознания объективных законов и ценностей, содержащихся в природе и обществе, с избавления от искушения искать и находить обходные пути при столкновении с морально-нравственными и культурными требованиями, с отказа от лукавства в сфере социальных регуляторов, таких как политика, право, религия… В отличие от обыденного, дремлющего или мифологического со-знания, т.е. знания случайного, неведомо как полученного, зрелое, сложившееся, по-граждански встревоженное сознание всегда отмечено глубиной пережитого, выстраданного осо-знания – знания непредубежденного, соответствующего степени осмысленности, беспристрастной осознанности, т.е. наделенного сознательной ответственностью за производимые им мысли и действия.

И тут вновь необходимо вернуться к той роли, которую в структуре сознания играют рефлексы. Речь идет о том пласте рефлексов, которые обеспечивают автоматизм поведения, составляя основу не только физической жизнедеятельности организма (работа сердца, дыхание, процессы метаболизма и т.п.), но и культурных норм, включая обычаи, традиции, приемы мастерства и умений. Условные рефлексы, облекаясь в привычку, разгружают психику при ежечасной встрече с рутиной, повторяющимися ситуациями и действиями, тем самым освобождая сознание для сосредоточения внимания на решении все более сложных и тонких задач, которые постоянно встают перед человеком. И в этом смысле элементы автоматизма действия служат подспорьем творческому процессу, поскольку даже такие проявления как шаблон, трафарет, стандарт или стереотип в определенные моменты выступают в качестве позитивных составляющих всей системы воспитания и образования. Вместе с тем необходимо отметить сугубо негативные формы рефрена и, в первую очередь, эпигонство, тривиальность, банальность, трюизмы, плагиат, не пригодные для творческого сознания, поскольку они тормозят творческий процесс, который, начав паразитировать на автоматизме действий, полностью выхолащивает себя. К этому следует добавить слова А.А. Ухтомского о том, что «закрепление следов от проходящих впечатлений и действий совершается с тем большей полнотою и прочностью, чем острее впечатлительность и пластичность нервного аппарата» [Ухтомский 2002, 210].

Западная научная мысль на основании синергетического подхода выдвинула концепцию «сложного человека» («сложного общества»). По мнению ее представителей (англичане – Дж. Урри и З. Бауман, немцы – У. Бек и Н. Луман, американцы – Дж. Александр, М. Кастельс и др.), «имеет место саморазвитие материи, ускоряющаяся, а, главное, усложняющаяся динамика материи, что относится не только к неорганическому и органическому мирам, но и к человеческим сообществам» [Кравченко 2011, 78].

Идея «сложного человека» как бы исподволь утверждает мысль о том, что преимущество всегда остается за сложным, а это, в свою очередь, означает, что сила и величие культур и цивилизаций зависит от сложности технологий, сложности научно-технических решений и разработок. На самом деле, это не совсем так. Достаточно обратиться к примерам в истории эволюции природы и задать вопрос: где сейчас динозавры, мамонты, саблезубые тигры? Они исчезли с лица Земли. Зато прекрасно сохранились до наших дней простейшие: бактерии, вирусы, микробы. Концепция «сложного человека» разбивается и при столкновении с примерами великих восточных культур и цивилизаций, которые шли путем не технического усложнения, но по пути внутриличностной саморегуляции, психофизического тренинга, оттачивая психотехники различного типа. См., напр.: [Абаев 1989].

Таким образом, исторический процесс техногенного усложнения на Западе и процесс психоделической изощренности, связанной с самосовершенствованием и самопознанием личности на Востоке, в современном мире вошедшие в тесное взаимодействие, ясно указывают на то, что, во-первых, сознание не опирается лишь на одно основание, будь то усложнение или упрощение, рационализм, абстрактное мышление, либо сенсуализм и эмпиризм, и, во-вторых, в генезисе сознания фактор изощренности (утончения) предстает одним из ведущих. В то же время он оказывается в ряду важнейших критериев формирования сознания, как и всего эволюционного развития в целом. И в этом смысле теория изощренного человека не противостоит концепциям человека разумного или сложного, она лишь дополняет и развивает их.

Учет фактора обострения необходим для успешного исследования сознания еще и потому, что такой подход содержит в себе прогностическую функцию, позволяющую проследить за перспективой развития новых тенденций, складывающихся в ходе социокультурного процесса. Так, например, современное, достаточно прихотливое и во многом пресыщенное сознание требует развлечений, ищет нового сладострастия в поисках новых кульминаций, в остроте новых экстремумов. В этом отношении необходимо обратить пристальное внимание на те культурные новообразования, находящиеся где-то между творческим актом (творческой экстремальностью) и экстремизмом, которые теперь обозначаются понятиями «экстрим» или «экстрем». К интересам представителей этого молодежного движения, так называемых «экстремалов», относятся: паркур – соревнования по преодолению на бегу, на большой высоте, преимущественного на городских крышах, серьезных препятствий; увлечение руферов, стремящихся к покорению наиболее значительных высот, принадлежащих городским сооружениям, часто без страховки; селфи – фотосъемка собственных персон на мобильные телефоны в местах, представляющих особую опасность для жизни и т.д. и т.п.

Все эти действия, основанные на стремлении к максимальному риску, свидетельствуют не столько о естественном стремлении к острым и ярким впечатлениям и переживаниям, сколько об искаженном, болезненном желании как-то по-особому, сверх меры «пощекотать нервы» себе и окружающим. И можно не сомневаться, что данная установка сознания, близкая к экстремистской, если ее не профилактировать, будет развиваться по нарастающей, и наиболее эксклюзивные ее результаты приобретут характер диких выходок, опасных кунштюков.

Как бы глубоко мы ни проникали в проблематику сознания человека, вопросы остаются. Например, один из них: талант и его реализация, чего здесь больше – сознания или стихии? В свою очередь, великий русский космист-мечтатель, а во многом пророк и прорицатель, К.Э. Циолковский, говоривший о себе: «Я – чистейший материалист. Ничего не признаю, кроме материи» [Циолковский 1997, 6], одновременно ставил следующие вопросы: «...нет ли в мозговой материи элементов мысли и сознания, выработанных на протяжении миллионов лет и свободных от рефлекторных аппаратов, даже самых сложных?» или «Зачем все это – зачем существует материя, растения, животные, человек и его мозг – тоже материя, – требующий ответ на вопрос: зачем все это? Зачем существует мир, Вселенная, Космос? Зачем? Зачем?» [Циолковский 1997, 7].

Говоря о завоевании космического пространства человеком, о роли его сознания в этом процессе, Циолковский выделял четыре основные эры:

1. Эра рождения космического бытия человека.

2. Эра становления.

3. Эра расцвета.

4. Эра терминальная, когда человечество «сочтет за благо… из корпускулярного вещества превратиться в лучевое» [Циолковский 1997, 21–22].

По мнению Циолковского, каждая космическая эра будет длиться десятки, а то и сотни миллиардов лет. Но именно в этот необозримый период с человеком должно произойти то, к чему предназначено его физическое и духовное существование. «Человечество, – полагал К.Э. Циолковский, – как единый объект эволюции тоже изменяется и, наконец, через миллиарды лет превращается в единый вид лучистой энергии, то есть единая идея заполняет все космическое пространство» [Циолковский 1997, 19].

Не беря полностью на веру столь долгосрочные предсказания гения, прислушаемся, однако, к эмоциональной мелодии его суждений, вслушаемся в звуки тончайших струн его души, приблизившейся к пониманию универсальной теоретико-методологической роли фактора «утончения», процесса обострения в деле выявления логических и технологических основ развития, наглядной формализации (геометризации) процессуальных аспектов существования явлений и состояний, в том числе и социальных.

Любопытно, что Леонард Сушард – всемирно известный телепат, работающий на различных сценических площадках мира в одном из высказываний сравнил сознание с лазерным лучом, в котором свет сфокусирован, сконцентрирован настолько, что способен резать стекло, камень, алмаз, и противопоставил его работе ручного фонарика, свет которого рассеивается. Работа сознания, по мнению Л. Сушарда, – это тоже концентрированная энергия.

Человеческое сознание насколько изощрено, настолько и технологично. Основной же технологией, которую повсеместно использует человек и которой подчиняются остальные его технологические приемы и методы, остается технология утончения, оттачивания, обострения. С одной стороны, во многом это придает рафинированный виртуозный характер всему, с чем ни соприкасается искусство и ремесло человека, с другой, на этом пути человек способен доводить свои действия не только до филигранного мастерства, совершенства, но и до крайности, до абсурда.

До сих пор человеку удается так или иначе справляться с созданными им технологиями, контролировать их, но только благодаря тому, что они имеют до поры локальный, ограниченный характер. Уже в скором времени высокие или тонкие технологии, выработанные человечеством (ядерная энергетика, генномодифицированные продукты, генная инженерия, синтетическая биология, робототехника, искусственный интеллект, нанотехнологии и др.), приобретут тотальный, универсальный характер и тогда окажется достаточно одного технологического сбоя, мельчайшего неучтенного нюанса, чтобы погубить все живое на земле.

Тонкость сознания определяет тонкость всего человеческого инструментария от первобытного рубила до современных прецизионных приборов и станков. Поэтому крайне важно понять, что качество явлений и процессов, включая сознание, заключено не в них самих, а в степени их проявления. Ведь культура, культурное сознание – это способность создавать новую поведенческую модель, которую впоследствии приходится постоянно изострять, т.е. корректировать совершенствовать, улучшать.

Справедливы слова Ухтомского: «Отражает среду и лягушка, отражает ее и Ньютон. Органы восприятия у них, почти одинаковые. Но глубина отражения и степень предвидения оказываются очень различными» [Ухтомский 2002, 408]. Так же важен и последующий вывод великого ученого: «Много проблем философского содержания возникло оттого только, что люди пытались характеризовать вещи и самих себя в постоянных чертах, независимо от времени» [Ухтомский 2002, 408].

В заключение необходимо отметить, что появление новых теоретико-методологических подходов, направленных на выявление фундаментальной, универсальной общности процессов, расширяет возможности философской антропологии, теоретической социологии, всего гуманитарного знания в области изучения скрытых механизмов и алгоритмов развития социальных институтов и общественно-исторических процессов.

Источники – Primary Sources

Абаев 1989 – Абаев Н.В. Чань-буддизм и культурно-психологические традиции в средневековом Китае. Новосибирск: Наука (Сибирское отделение), 1989 (Abaev N.V. Chan-Buddhism and cultural-psychological traditions in medieval China. In Russian).

Иванов 1984 – Иванов В.Г. История этики средних веков. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984 (Ivanov V.G. The history of the ethics of the middle ages. In Russian).

Сагадеев 1973 – Сагадеев А.В. Ибн Рушд (Аверроэс). М.: Мысль, 1973 (Sagadeev A.V. Ibn Rushd (Averroes). In Russian).

Ссылки (References in Russian)

Капица 1999 – Капица С.П. Синергетика и демография // Режимы с обострением. Эволюция идеи: законы коэволюции сложных структур. М.: Наука, 1999. С. 238–246.

Князева, Курдюмов 1992 – Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалог с И. Пригожиным // Вопросы философии. 1992. № 12. С. 4–20.

Кравченко 2011 – Кравченко С.А. Сложное общество: необходимость переоткрытия морали // Проблемы теоретической социологии. Вып. 8. Межвуз. сб. СПб.: Скифия-Принт, 2011. С. 78–100.

Таранов 1996 – Таранов П.С. Анатомия мудрости: 120 философов. В 2 т. Симферополь: Таврия, 1996, Т. 2.

Томалинцев 2007 – Томалинцев В.Н. Экстремаль России: Прогноз развития. СПб.: Отечество, 2007.

Ухтомский 2002 – Ухтомский А.А. Доминанта. СПб.: Питер, 2002.

Циолковский 1997 – Циолковский К.Э. Теория космических эр. Чижевский А.Л. Страницы воспоминаний о К.Э. Циолковском. СПб.: ГПНИИ-5, 1997.

Voprosy Filosofii. 2018. Vol. 4. P. ?–?

Consciousness: the Hidden Mechanisms of Formation and Development

Vladimir N. Tomalintsev

The article discusses the underlying mechanisms of human consciousness on the stages of its formation and development. Special attention is devoted to the analysis of polar activity of the human mind – creativity and extremism. Shows theoretical and methodological role of the concept of «sophistication» and its science equivalent of the concept of «extremeness» in identifying hidden factors of development and a clear formalization of the procedural aspects of the functioning of consciousness. Also examines the extreme principles of development and their impact on the whole process of human life, including, on the one hand, the manifestation of the inner motive forces to work, with another – the problem of prevention of extremism, the issues of forming a reasonable, tolerant behavior.

 The work was performed within the framework of a new scientific discipline «Social extremology», the theoretical basis of which is the extreme proliferation of laws and principles for the systematic study of man and society. The study was conducted on the basis of an interdisciplinary approach, at the intersection of philosophy, sociology, psychology, culturology, which allows to reveal not only paradoxical, but also the holistic nature of human consciousness.

KEYWORDS: consciousness, refinement (sharp, acuity), extremeness, extremism, creativity, development, culture.

TOMALINTSEV Vladimir N. – DSc in Philosophy, senior researcher, faculty of sociology, St. Petersburg state University.

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Received at August 19, 2017.

Citation: Tomalintsev, Vladimir N. (2018) “Consciousness: the Hidden Mechanisms of Formation and Development”, Voprosy Filosofii, Vol. 4 (2018), pp. ?–?

References

Kapitsa, Sergey P. (1999) “Synergetics and demographics”, Regimes with refinement. Yhe evolution of the idea: the laws of coevolution of complex structures, Nauka, Moskow, pp. 238–246 (in Russian).

Knyazeva, Elena N., Kurdyumov, Sergey P. (1992) “Synergetics as a new world vision: dialog with Ilya Prigozhin”, Voprosy Filosofii, Vol. 12 (1992), pp. 4–20 (in Russian).

Kravchenko, Sergey A. (2011) “Complex society: the need for rediscovery of morality”, Problems of theoretical sociology, Vol. 8 (2011), Scifiy-Print, St. Petersburg, pp. 78–100 (in Russian).

Taranov, Pavel S. (1996) The Anatomy of wisdom: 120 philosophers, Vol. 2, Tavria, Simferopol (in Russian).

Tomalintsev, Vladimir N. (2007) The extremal Russia: Forecast development, Fund “Otechestvo”, Moscow (in Russian).

Tsiolkovsky, Konstantin E. (1997) “Theory of cosmic eras”, Chizhevsky, Aleksandr L. Page of memory of K.E. Tsiolkovsky, GPNII-5, St. Petersburg (in Russian).

Ukhtomsky, Aleksey A. (2002) Dominant, Piter, St. Petersburg (in Russian).