Эбина Дандзё (1856–1937) является одним из наиболее ярких и самобытных представителей японской христианской мысли своего времени. Идеи Эбина имели большой резонанс среди японской молодежи конца XIX – начала XX в., но в христианских кругах его философские и религиозные построения считались неортодоксальными и не раз осуждались на собраниях Конгрегациональной церкви, пастором которой он был. Действительно, Эбина Дандзё оказался среди тех христиан, кто тонко чувствовал все новые тенденции, возникавшие в японском обществе, и его философско-религиозные взгляды эволюционировали во взаимосвязи с происходящими внутри страны событиями. Поэтому взгляды Эбина сложно назвать традиционно христианскими. Однако именно этот факт делает изучение философии Эбина крайне важным для понимания процессов усвоения христианства на японской почве, специфики феномена, который можно назвать «японским христианством».

Эбина Дандзё родился в провинции Тикуго на острове Кюсю. После революции Мэйдзи (1868 г.), передавшей власть императору, Эбина, как и многие его товарищи, решил сделать все возможное для развития своей страны, поэтому в 1872 г. поступил в Школу западных наук в Кумамото (Кумамото ёгакко), основанную американским военным и миссионером Л.Л. Джейнзом[1]. Джейнз в проповедях говорил о том, что все люди, будучи сотворенными Господом, должны быть всецело преданны Ему и благодарны за дарованную им жизнь. Идея долга была понятна молодым выходцам из самурайских семей, к которым принадлежал и Эбина[2]. В 1875 г. под влиянием Джейнза он принял христианство [Anderson 2014, 5]. После окончания школы в Кумамото молодой японец отправился в Киото, где поступил в первый японский христианский университет Досися, основанный выдающимся христианским деятелем и миссионером Ниидзима Дзё (1843–1890). В итоге Эбина почувствовал миссионерское призвание, стал пастором и одним из преемников Ниидзима, основал целый ряд христианских церквей в Японии. Впоследствии он, уже будучи одним из лидеров японской Конгрегациональной церкви, начал выдвигать идеи, которые крайне неоднозначно воспринимались его соратниками-христианами, однако весьма удачно согласовывались с государственной идеологией Японии той поры – «государственным синтоизмом» (кокка синто).

Распространение государственного синтоизма стало одним из факторов, сильно повлиявших на философию Эбина. Когда стало очевидно, что единственный для Японии способ не стать колонией стран Запада – добиться внутреннего согласия и направить общие усилия на достижение прогресса, возникла необходимость выработки некой национальной идеи, которая должна была скрепить страну и привить ее жителям ощущение того, что они принадлежат к единому японскому народу. В рамках новой идеологии ключевой фигурой стал император, считавшийся потомком верховной богини синтоистского пантеона, Аматэрасу. Император воспринимался как непогрешимый владыка всего японского народа, любящий и охраняющий своих «детей». При этом главной целью существования самого народа оказывалось выражение максимальной преданности императору, готовность при необходимости отдать за него свою жизнь. Все японцы также считались потомками божеств; божественный статус получали и сами Японские острова, которые, согласно мифам, изложенным в «Кодзики» («Записи о деяниях древности», 712 г.) и «Нихон сёки» («Анналы Японии», 720 г.), были порождены божественной четой Идзанаги и Идзанами[3]. Между императором и народом возникала некая мистическая связь, которая мыслилась как уникальная отличительная особенность японского государства. Императору приписывались божественные добродетели, а японцам – особые моральные качества, коренным образом отличавшие их от других народов [Сила-Новицкая 1990, 44–45].

Если в первые десятилетия после революции Мэйдзи власти довольно активно использовали для развития страны элементы западной культуры и обращались к западным специалистам, многие из которых были одновременно и христианскими миссионерами, то к середине 1880-х гг. ситуация постепенно начала меняться: постепенно усиливались националистические и ультранационалистические тенденции, все жестче становился идеологический контроль над населением. Важной вехой в японской истории стал императорский рескрипт об образовании 1890 г., заставивший многих японских христиан пересмотреть свою общественную позицию. В рескрипте заявлялось, что каждому японцу необходимо не только быть преданным престолу, но и обладать добродетелями, ранее приписываемыми лишь самурайскому сословию.

Христиане в Японии представляли собой весьма активную прослойку населения, и хотя они восприняли многие западные ценности и были лучше других японцев знакомы с западным образом мыслей, их позиция ни в коем случае не была чисто прозападной: все они были истовыми патриотами и вели ожесточенную полемику относительно будущих перспектив Японии. После появления рескрипта многих христиан стали обвинять в том, что религия не позволяла им в полной мере исполнять обязанности подданных. Это привело к тому, что японские христиане начали по-своему трактовать положения рескрипта и доказывать свою лояльность престолу [Anderson 2014, 21].

К началу XX в. положение страны в мире существенно изменилось. Стараясь доказать Западу, что Япония относится к развитым странам, которые нельзя колонизировать, правительство вело активную завоевательную политику: поначалу к территории Японии были присоединены острова Рюкю, остров Тайвань, заключен неравноправный договор с Кореей. В 1894–1895 гг. страна одержала блестящую победу в чрезвычайно значимой идеологически войне с Китаем, до этого бывшим ее цивилизационным донором и ориентиром. Большинство японцев поддержало Японо-китайскую войну, которая казалась им новым этапом в жизни отечества. В то же время известный японский философ и общественный деятель Иноуэ Тэцудзиро начал выдвигать в адрес японских христиан обвинения в нелояльности престолу и несовместимости основных христианских идей с духом императорского рескрипта об образовании, утверждая опасность христианского учения для дальнейшего развития страны [Нагата 1990, 173–174][4]. Его обвинения и последовавшая за ними полемика с христианскими лидерами привели к тому, что многие христиане для доказательства своей лояльности правительству также начали поддерживать экспансионистскую политику властей как в Японо-китайской войне 1894–1895 гг., так и во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. Известный политический деятель Нитобэ Инадзо, христианин-квакер, в 1905 г. даже написал статью, где говорил об общемировом значении Русско-японской войны, которое заключалось в освобождении азиатских стран от европейцев, осуществленном под предводительством Японии [Ion 1999, 15].

Эбина Дандзё неоднократно принимал участие в обсуждениях судьбы Японии и христианства как теологического свойства[5], так и политико-философского. Постепенно он выработал особую концепцию взаимоотношений человека и государства, а также индивидуального и общественного развития, которая воплотилась в идее «Царства Божьего» и его построения на земле. Концепцию «Царства Божьего» (ками-но куни) Эбина начал разрабатывать отчасти в ответ на нападки Иноуэ, отчасти исходя из собственной уверенности в справедливости действий правительства, поэтому она весьма гармонично вписалась в те тенденции и настроения, которые бытовали в то время среди японцев.

 

Концепция «Царства Божьего» на земле

Сначала необходимо кратко описать предложенную философом теорию взаимоотношений человека и Бога. Эбина пришел к выводу, что люди являются не рабами, а детьми Божьими (камико)[6]. Они сами обладают частичкой божественности (синсэй), которую можно выявить и развить при помощи морального воспитания (дотокутэки сюё). Развитие собственной божественности является для каждого человека выполнением долга по отношению к Творцу [Ёсинарэ 1977, 79][7].

Для раскрытия в себе божественности необходимо максимально проявлять свои возможности. Наиболее полно это осуществилось в личности Христа, являющегося воплощением божественности и примером для других людей, которые должны стремиться к этой высшей степени самореализации. Иисус Христос выполняет посредническую роль: он открывает Бога человеку, а человека – Богу и этим доводит до совершенства человеческий поиск Бога. Иисус воплотил в себе идеал отношений с Богом, и его пришествие в мир ознаменовало «схождение Царства Божьего с Небес на землю». Таким образом, Иисус для Эбина был «великим учителем» (сихё) и примером для подражания [Там же].

По мнению Эбина, основное чувство, которое должно присутствовать в душе человека, – это «высшее чувство любви» к Богу. Оно проявляется, когда дух человека (хито-но сэйсин) сможет почувствовать и раскрыть в себе «Душу Бога» (дзётэй-но тама). Когда это произойдет, на земле наступит «Царство Божье». Сначала оно возникнет в душе одного человека, но чем больше появится людей, раскрывших в себе душу Бога, тем шире будет становиться Царство Божье. В конце концов оно станет «так широко, что ему не будет конца», и в итоге охватит всю Поднебесную. Одной из особенностей Бога и божественности Эбина считал способность к движению и расширению, периодически превосходящему размеренные законы природы и причинно-следственные связи[8]. Поэтому Бога нужно искать не в природе, а в собственном сердце, обладающем божественностью. Главной особенностью Бога является «сила морали» (догирёку). Человек, обладающий частицей божественности, также должен руководствоваться «силой морали». От человека последняя передается государству, а потом и всему человечеству [Там же, 81]. Если проследить Бога в своем сердце, то станет очевидно, что Бог руководит течением истории, осуществляя некий единый план[9].

После победы в Японо-китайской войне в интеллектуальных и правительственных кругах Японии стала развиваться теория «расширения империи во внешние пределы» (тэйкокусюгитэки тайгай ботёрон), или империалистической экспансии, согласно которой Япония должна была продолжать расширять свои границы на континенте. Правительство стало готовиться к следующему этапу – войне с Россией[10]. Эбина поддерживал эту идею, считая расширение одной из отличительных черт японской империи, а причиной этого расширения – самовоплощение Христа-Логоса, который для Эбина был тождествен божественности, а также «духу Ямато» (Ямато дамасий)[11]. «Дух Ямато» философ трактовал как «исконно присущее японцам стремление к прогрессу и улучшению, заимствованию лучшего и развитию цивилизации». Деятельность и рост Эбина считал неотъемлемыми атрибутами Бога, поэтому и расширение страны воспринимал как действие воли Божьей. Если все большее число людей начинает постепенно раскрывать в себе божественность и прислушиваться к Божьей воле, они получают возможность деятельной самореализации, а от них этот импульс передается самому государству, в котором они живут. Расширение государства, следовательно, демонстрирует рост числа людей, руководимых «силой морали». К этому времени Эбина начал видеть черты постоянно растущего Царства Божьего в своей родной Японии; ками-но куни, таким образом, приобретала для него не специфический, а универсальный характер[12].

 

Отличительные черты «Царства Божьего»

Во-первых, в Царстве Божием люди полностью свободны, хотя и разделяют волю Бога в мире, основанном на морали. Основа этих взаимоотношений – связь Бога и Христа, который, родившись человеком, стал настоящим сыном Бога.

 

Изначально для еврейского народа Царство Божие на Земле представлялось в виде Ханаана, однако со временем Божья страна стала означать религиозное государство, построенное на моральных принципах (ринритэки сюкё-но кокка). Царство Небесное (тэнгоку) – это правление Бога на Небесах. Ветхозаветные пророки предсказывали, что это Царство можно построить и на земле, однако иудеям этого сделать не удалось… Иисус же был не просто одним из пророков, предсказавших возможность воплощения идеала Царства Божьего на земле. Он взял на свои плечи задачу по его реализации. Его Царство Божье – это государство, строящееся на моральных истинах, в которое могут войти нищие духом, плачущие, кроткие, алчущие и жаждущие правды, милостивые, чистые сердцем, миротворцы, изгнанные за правду… Поэтому правление этого царства может быть основано только на вечных божественных законах морали (догихо) [Эбина 1903, 86–87].

 

Ключевой фигурой в построении Царства философ считал Иисуса Христа, который оказывался обязательным звеном между человеком и Богом:

 

Иисус воплотил в себе идеал отношений с Богом, и его приход в мир ознаменовал схождение Царства Божьего с Небес на землю… До Иисуса толкователи ветхозаветных откровений полагали, что Царство Божье наступит на земле по воле Бога неожиданно. Однако Иисус раскрыл ту истину, что в Царство Божье может войти только человек, обладающий моралью и такими же отношениями с Богом, как и он сам, и постарался проявить духовные способности (рэйно) людей при помощи слов истины [Эбина 1903, 89].

Взаимоотношения людей и Бога в Царстве Божьем Эбина мыслит так:

 

…Все люди в этой стране будут не рабами, но свободными: Бог будет отцом этого государства, а жители его – детьми Господа, и сама страна эта будет божественной страной свободы (ками-но дзиюкоку)… Являясь детьми Божьими, люди будут друг другу братьями, а в этой стране наступит полное равенство. Законом в этом государстве является воля Господа, однако люди следуют ей не слепо, а каждый раз удостоверяются в своем сердце, что она согласуется с теми моральными законами, которые есть в их сердцах. Именно такое государство можно назвать Царством Божиим (ками-но куни), или Царством Небесным (тэнгоку) [Эбина 1903, 87].

 

Во-вторых, Царство Божье должно быть реализовано на земле, причем руками людей. В построении Царства особую роль для Эбина играл даже не столько индивид, сколько народ:

 

…Иисус хотел спасти не только каждого конкретного человека, но и народ, который был перед ним. Двенадцать апостолов он послал в мир для того, чтобы они проповедовали среди народов. Двенадцать апостолов соответствуют двенадцати коленам Израилевым. Их проповедь стала приготовлением к осуществлению плана создания Царства Божьего… Поэтому, как христианство ценит человеческую индивидуальность, так же оно уважает и индивидуальность народов. Строящиеся на системе христианских ценностей европейские страны во многом имеют общую историю и материальную основу, но тем не менее они обладают своими четко выраженными национальными особенностями [Эбина 1918, 359].

 

Необходимым условием строительства Царства для Эбина являлось то, что как индивид, так и народ, должны сначала испытать «духовное пробуждение» (рэйтэки какусэй), то есть начать считать себя детьми Божьими, сделав его волю своей [Вадзима 2007 web, 115]. По мысли Эбина, духовное пробуждение заключается в том, что народ рабов превращается в свободный народ, чьими основными чертами являются деятельность и движение. Человек достигает духовного пробуждения, когда полностью осознает себя свободным и независимым как личность. Пробуждение переходит от индивида к народу, а затем распространяется на весь мир. При этом для японского народа пробуждение заключается в том, чтобы он избавился от островного менталитета и узкого «японизма», смог обрести универсальный характер и почувствовать всеобщую любовь к человечеству [Вадзима 2007 web, 117].

По мысли Эбина, христианство ни в коем случае не препятствовало, а лишь способствовало пробуждению самосознания каждого народа. Он считал, что любой народ имеет собственную историю и обычаи, а благодаря христианству получает возможность проявлять эти национальные особенности, чтобы вносить больший вклад в общемировую культуру [Эбина 1918, 364].

После этого философ логичным образом пришел к мысли о том, что японский народ также должен сохранять свои особенности и обычаи, не стремясь подстраиваться под требования Запада. «Сейчас многие в Японии говорят о “духе Ямато”, но имеют в виду под этим лишь “воинский дух”. На самом деле, дух Ямато должен прогрессировать со временем и улучшаться вместе с остальным миром. Конечно, дух Ямато не может быть все время мягким, иногда он должен проявлять твердость, например, в вопросе преданности государю… [Поэтому] большая ошибка думать, что принятие христианства устраняет дух Ямато» [Эбина 1918, 365–366].

 

Теория «священной войны»

Со временем Эбина развил идею об участии всего народа и государства, в первую очередь, японского, в установлении Царства Божьего, выдвинув теорию «священной войны» (сэйсэн), или «войны в силу долга» (гисэн) [Вадзима 2007 web, 113][13].

 

Война совсем не обязательно является злом, и совершенно естественно бороться за свои права или во имя сохранения справедливости. Поэтому христианство ни в коем случае не выступает против войны… Ведение войны далеко не всегда связано исключительно с материальной выгодой для государства. Кроме того, христианство ни в коем случае не означает идеологии непротивления. Христианство, наоборот, является во многом религией сопротивления, так как добро должно одерживать победу над злом. В процессе сопротивления злу не при помощи зла, а при помощи добра, можно действительно победить зло добром и при этом возвысить свои духовные возможности (рэйно). Поэтому, если война происходит в целях самообороны, в защиту угнетаемого соседнего государства, ради справедливости или ради всего человечества, то христианство, без сомнения, такую войну поддерживает [Иманака 1975 web, 23][14].

Эбина был уверен, что Русско-японская война, как впоследствии и Первая мировая, ставит целью приближение Царства Божьего. В сочинениях, изданных во время войны с Россией, он утверждал, что непременным условием установления Царства Божьего является разгром царизма (царусюги) и кайзеризма (кайдзасюги). Первый из них основан на слепой вере (синдзёсюги), а второй – на возведении в ранг религии церемоний и ритуалов (гисики-кё) [Эбина 1910, 79]. Для борьбы с ними совершенно оправданно использовать войну. Русско-японскую войну Эбина называл «решающим боем за равенство человечества» [Там же, 68]. Япония же является в этой битве защитницей гуманности. До этого в мире царил европоцентризм, а желтая раса подвергалась дискриминации. Война же с Россией должна привести к утверждению всеобщей мировой любви между людьми и народами, поэтому она является одним из средств проявления воли Господа, которое пробудит народы и способствует достижению мирного Царства Божьего на земле [Вадзима 2007 web, 119][15].

Когда в 1910 г. Япония после победы в войне завершила аннексию Кореи и фактически превратила ее, наряду с Тайванем, в свою колонию, Эбина воспринял это не как выгодное для страны специфическое территориальное приобретение, а как достижение вселенского масштаба, демонстрирующее дальнейшее расширение Царства Божьего. После аннексии власти начали полномасштабную программу по прививанию корейцам японских ценностей и культуры, включая распространение государственного синтоизма с его идеей божественности японского императора. Это также вызвало живую реакцию философа, который начал утверждать, что корейцам нельзя навязывать японское поклонение предкам и патриотизм по отношению к Японии, однако можно прививать патриотическое чувство по отношению к грамотному и праведному управлению Кореей, осуществляемому Великой Японией и базирующемуся на моральном духе любви по отношению к Богу. За счет этого можно в конце концов осуществить великий идеал объединения Японии и Кореи для последующего создания основанного на их союзе, а также на любви и морали, Царства Божьего [Эбина 1916, 130]. Таким образом, во имя всеобщей любви к человечеству Эбина фактически оправдывал колониальное правление Японии в Корее. По его мнению, в Царстве Божьем маленькие страны должны были объединиться с большими, а большие ‒ совместно вести Царство к общему благу и прогрессу. Таким образом, Эбина признавал аннексию маленьких стран крупными [Эбина 1910, 305].

Приобретя к тому времени значительный авторитет среди молодежи, Эбина начал активно организовывать миссионерскую деятельность на оккупированных Японией территориях, полагая, что именно японские христиане будут играть ключевую роль в распространении Японии, то есть Царства Божьего, на весь мир [Anderson 2014, 14].

В 1912 г. умер император Мэйдзи, с чьим именем был связан подъем Японии и развитие идеологии государственного синтоизма. Ему наследовал его сын, начавший новый период в истории страны – Тайсё (1912–1926). Эбина выступил с проповедью по случаю коронации нового императора, заявив, что это событие является великой церемонией, означающей рождение новой Японии. Он подтвердил, что император является потомком Небес и сыном богов и в ходе истории императоры распространяли на земле процветание благодаря благословению Небес. По его мнению, система сайсэй итти, то есть единства религии и политики, введенная в начале периода Мэйдзи и утверждающая верховную власть императора, который является одновременно первосвященником синтоизма, во многом перекликается со взглядом на нацию и ее государя, которым обладал народ Израиля. Аннексию Кореи Японией Эбина вновь обозначил как крайне выгодную для корейцев, так как теперь Корея удостоилась чести стать частью великой Японской империи. При этом он, как и многие другие японские христиане, цитировал 13-ю главу Послания к Римлянам, в которой сказано о необходимости покорности каждого человека высшим государственным властям, так как нет власти не от Бога [Miyata 2009, 49]. Таким образом, Эбина утверждал, что японская система управления во главе с императором имеет священный характер. При этом столпом национального сознания японцев он продолжал считать христианство[16].

Дальнейшее продвижение японской агрессии на материке не привело Эбина к разочарованию в концепции Царства Божьего. И Первая мировая война, и оккупация Маньчжурии, сопровождавшаяся созданием марионеточного государства Маньчжоу-го, и Японо-китайская война, начавшаяся в 1937 г., вызвали лишь нарастающее воодушевление Эбина в связи с приближающимся установлением Царства Божьего на земле. Он закрывал глаза на открыто захватнический характер японских действий на континенте, видя в них Божий промысел и предвестие скорого торжества христианства в стране. Именно Эбина считается одним из основателей концепции «японского христианства» (ниппонтэки кирисуто-кё) [Вадзима 2007 web, 113], основой которой было утверждение необходимости слияния христианских положений с японской национальной духовностью и культурными ценностями, а также полного подчинения христиан политике правительства[17].

Таким образом, Эбина был искренне уверен в том, что агрессивные действия японского правительства на континенте являются совершенно закономерной и естественной стадией в установлении Царства Божьего, которое должно принести благо всему человечеству. В отличие от последователей чистого «японизма», он считал Японию не исключительной страной, превосходящей все остальные, а страной, одной из первых воспринявшей всеобщее устремление человечества к воцарению на земле Царства морали и любви. При этом философ был убежден, что это Царство не сможет установиться без решительной борьбы добра со злом, проявлением которой он и считал захватнические войны, ведомые Японией в конце XIX – первой половине XX в. Идея Эбина о необходимости развития «японского христианства», которая нашла отклик у его соотечественников, способствовала тому, что большинство японских христианских организаций оказалось в период Второй мировой войны под тотальным контролем властей. Они всячески поддерживали военную экспансию, проводя на оккупированных землях миссионерскую работу, призывая местных жителей к покорности, а внутри страны помогали подавлять выступления христиан, не согласных с правительственным курсом.

Несмотря на то, что положения Эбина весьма неоднозначно оценивались японскими христианами, нельзя не признать новизну и смелость его умозаключений для Японии конца XIX – начала XX вв. Взгляды Эбина, касающиеся установления Царства Божьего на земле, оказали сильное влияние на самые разные слои населения, включая и правящие круги, поэтому его можно назвать одним из выдающихся мыслителей его времени.