Вопросы философии. 2018. № 2. С. ?–?

ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ и психология: Гоклениус, Рамус и Вультей

Л.И. Рагозин

Статья посвящена анализу трактата «ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ... под редакцией Рудольфа Гоклениуса» 1590 г., одного из первых, в которых употреблен термин «психология», а также полемики о происхождении души, являющейся основным содержанием трактата. ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ никогда не переводилась на новые языки, внимание ученых уделялось преимущественно ее заглавию, что было будто бы оправдано тем, что термин «психология» далее в книге не встречается. Дискуссия о происхождении «разумной» души на страницах трактата получает, по-видимому, самое полное в схоластической традиции выражение. Острием этой дискуссии стала полемика о традуционизме (ex traduce), доктрине весьма спорной как для католических, так и для протестантских теологов и философов. В статье уделяется внимание соавторам трактата: Р. Гоклениусу и Герману Вультею, в работах которых доктрина ex traduce получает развернутое опровержение. Пересмотрено влияние Петра Рамуса и его учения на творчество Гоклениуса и Вультея. Детально проанализировано первое крупное произведение, вошедшее в трактат «Диатриба» Вультея 1581 г., прослежена аргументация противников и сторонников ex traduce, подчеркнута новизна работы Вультея в сравнении с произведениями коллег и современников; для ее характеристики применены концепты психеистики и эгологии разработанные В.А. Шкуратовым. Должным образом отмечается неоднозначность выводов, к которым приходит Гоклениус в финале второго издания 1597 г. В заключение сделана попытка обсудить перспективы развития «психологии» в XVII в. Автор статьи предполагает, что колебания психологии между картезианской эгологией и натуралистической психеистикой и медленный крен в сторону последней, возможно, не без влияния ex traduce, позволили ей в дальнейшем стать самостоятельной наукой.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ, Рудольф Гоклениус, ex traduce (традуционизм), Петр Рамус, Герман Вультей, психология, психеистика, эгология.

РАГОЗИН Леонид Иванович – аспирант кафедры истории философии Института философии и социально-политических наук Южного Федерального университета (Ростов-на Дону).

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Статья поступила в редакцию 30 апреля 2017 г.

Цитирование: Рагозин Л.И. ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ и психология: Гоклениус, Рамус и Вультей // Вопросы философии. 2018. № 2. С. ?–?

Латинский трактат «ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ, то есть о совершенстве человека, о духе, и, в первую очередь, о происхождении его, в рассуждениях и спорах некоторых богословов и философов нашего века… под редакцией Рудольфа Гоклениуса» (ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ, hoc est de hominis perfectione, Animo et in primis ortu ejus, commentationes ac disputationes quorundam Philosophorum et Theologorum nostrae aetatis... recensente Rodolpho Goclenio) [Goclenius 1590], долгое время считался первым печатным изданием, в котором фигурировал термин «психология». Соавтору и «редактору» трактата, профессору логики из Марбурга Рудольфу Гоклениусу, образовавшему неологизм «онтология», приписывалась честь изобретения также и термина «психология» [Hamilton 1869]. И хотя это уже опровергнуто [Vidal 2011], и греческое слово ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ лишь впервые украшает титул книги, не встречаясь в ее основном тексте, всё же «усыновленное детище» марбургского профессора имеет гораздо большее значение, нежели просто публикация понятия. «Психология…» как трактат и ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ как термин являются кульминацией тысячелетних споров о происхождении человеческой души (anima humana) между приверженцами двух основных доктрин: креационизма (creatio a Deo) и традуционизма (ex traduce). Сотворяется ли душа, anima (вернее, разумная душа, порой именуемая умом или духом, animus) Богом «из ничего» в каждом человеке по отдельности или же душа распространяется от Адама «естественным» путем, то есть через семя отцовское? (А порой и материнское, от Евы; в основе этой доктрины лежали античные эмбриологические представления, в первую очередь гиппократовской школы, Аристотеля и Галена.) Не следует забывать и о третьем мнении насчет происхождения души: учении о «предсуществовании» (так у Лейбница в «Теодицее» I, 86). Оно восходит к Оригену и, в конечном счете, к Платону, но не имеет библейского основания и потому гораздо легче опровергаемо. Это учение, в неоплатонической версии которого душа является эманацией Бога, отстоит несколько в стороне и, во всяком случае, не представляет для соавторов «Психологии…» такой актуальности как ex traduce. Действительно, эта последняя доктрина была спорной настолько, что в «Психологии…» полемика о происхождении души фактически сводится к поискам ответа на вопрос: An Anima sit ex traduce – существует ли Душа ex traduce? И хотя кажется, что для первого издания «Психологии…» отрицательный ответ всеми был дан заранее, доводы за и против ex traduce на ее страницах достигают чрезвычайной изощренности; аргументация, конечно, схоластическая по своему существу, но уже кое-где увитая плющом барочной риторики. Однако «Психология…» представляет собой не только возможно последнюю версию этих споров в докартезианской традиции; она служит своеобразной платформой взаимодействия богословия, этики, логики и медицины. Не будет ли это добрым смешением, благоприятным для формирования новой дисциплины?

Вопрос An Anima sit ex traduce?, уже своей схоластической и как бы стереотипной формулировкой свидетельствующий о давности проблемы, побуждает нас несколько выйти за рамки ренессансно-реформационного контекста, к которому принадлежит «Психология…», и коснуться генезиса традуционизма и его позднейшей исторической судьбы. Встречающиеся в источниках термины ex traduce и per traducem происходят от латинского tradux, «отводок», «отросток» или «черенок» [Du Cange 1886]. Это существительное впервые появляется у римского автора Варрона в I в. до н.э. как технический термин виноградарства; свою растениеводческую коннотацию ex traduce никогда полностью не утратит. Признанный родоначальник традуционизма Тертуллиан, опираясь отчасти на труды медиков Сорана и Галена, разработал концепцию tradux для объяснения распространения телесной и моносубстанциальной в его понимании души, первоначально сотворённой в Адаме Богом (Бытие II:7).

Показателен финал этих споров в XVIII в. Г.В. Лейбниц модернизирует per traducem, смыкая его с учением о преформации Я. Сваммердама и А. ван Левенгука. Per traducem становится инструментом преформации разумной души, которая может иметь как божественное, так и естественное происхождение [Leibnitz 1734]Ошибка! Источник ссылки не найден.. По Э. Сведенборгу человеческие вместилища божественной любви и мудрости передаются per traducem [Swedenborg 1815], но ученик Лейбница Х. Вольф с чисто метафизических позиций категорически отвергает per traducem [Wolfius 1737], и за ним следует И. Кант, после которого какой-либо философский или научный интерес к ex traduce окончательно угасает.

Еx traduce как своеобразный натуралистический монизм, отрицавший аристотелевскую онтологию, с одной стороны, был неприемлем для многих Отцов церкви и схоластических мыслителей. С другой стороны, ех traduce был единственным «рациональным» объяснением переноса первородного греха и, подкрепленный крупнейшими авторитетами, не мог быть просто отброшен как ересь. Антиномию «материальное / духовное», имманентную ex traduce, интенсивно эксплуатировали богословы всех исповеданий, а на заре Нового времени ex traduce привлек интерес естествоиспытателей и оказал влияние на формирование биологического учения о преформации, с которым слился в XVIII в.

Возвратимся в Марбург конца XVI в. Основанная ландграфом Гессенским Филиппом Великодушным (1509–1567) в 1527 г. Марбургская Академия, названная в его честь (Academia Philippina), стала первой протестантской высшей школой. Уже само ее наименование должно было означать разрыв со схоластическими традициями прежнего университета. Но в эпоху Реформации даже католические государи, стремясь ограничить влияние церкви на образование, создавали учебные заведения, более соответствующие духу времени. Самым знаменитым примером такого рода является учрежденный в 1529 г. Франциском I в противовес Сорбонне Королевский Коллеж – будущий Коллеж де Франс. Под воздействием гуманистических идей начинает изменяться структура учебных заведений: факультет «свободных искусств» перестает быть подготовительным отделением для факультетов богословия, медицины и права, но получает самостоятельное значение наравне с ними. В его программе появляются история, этика, литература и сокращается роль метафизики и логики, обязательным становится преподавание древнегреческого языка.

В XVI в. самым неистовым критиком схоластического предмета и метода преподавания, в которых почти безраздельно господствовал Аристотель, был Петр Рамус (Пьер де ля Раме, 1515–1572), получивший прозвище «бич Аристотеля». Он начал карьеру с утверждения: «Все, что Аристотелем было сказано, является вымыслом». Вместе с тем Рамус хотел освободить подлинного Аристотеля от позднейших наслоений комментариев и призывал «вернуться к Аристотелю, творцу такой благородной науки» (то есть в первую очередь логики) [Sellberg 2016]. Огромное значение Рамус придавал «свободным искусствам», философию называл «познанием свободных искусств» (cognitio artium liberalium). Опубликованная им по-латыни и по-французски «Диалектика» была популярна по всей Европе и выдержала множество изданий. По-видимому, для Рамуса идеалом университета был огромный факультет «свободных искусств», к которому, чуть ли не в качестве подчиненных членов присоединялись бы «старшие» факультеты средневекового университета. Тем не менее сам антисхоластизм Петра Рамуса был довольно схоластичен и непоследователен, и нам теперь трудно оценить то исключительное влияние, которыми пользовалось его учение, рамизм, в протестантских учебных заведениях во второй половине XVI – начале XVII вв. Впрочем, радикальный рамизм в конце XVI в. по разным причинам часто уступал место более мягкому, компромиссному варианту того же учения, который, возможно иронически, называли «полурамизмом» (semiramismus). Отказавшихся от ряда безапелляционных утверждений рамизма сторонников полурамизма характеризовал, по-видимому, главный отличительный признак: пристальный интерес к греческому языку и греческой философии. Петр Рамус, как до него Меланхтон, был ревностным пропагандистом обучения греческому языку, его греческая грамматика стала массовым учебником; вполне объяснимо то, что ряд рамистов и полурамистов стали крупнейшими знатоками греческого языка в Европе в конце XVI – начале XVII вв.

Рамизм начал проникать в Марбург еще с 1570-х гг., когда Юст Вультей выступил в поддержку предложения ввести рамизм в программу Педагогиума (Paedagogium, лицей при Академии). Предложение, однако, было отвергнуто [Hotson 2007]. Рудольф Гоклениус, профессор логики и «физики», то есть натурфилософии, которая тоже преподавалась на факультете «свободных искусств», принадлежал к преданным последователям Рамуса [Ibid., 27]. Тем не менее в сочинениях Гоклениуса влияние рамизма прослеживается с трудом, а по введению к «Психологии…» едва ли возможно определить даже конфессиональную принадлежность автора, настолько оно соткано из компромиссов и славословий авторитетам. Рамус там не упомянут, зато упоминается Фома Аквинский, с которым Рудольф Гоклениус солидаризируется [Goclenius 1590, 6–7]. Позиция следующего автора, Германа Вультея, который «применял рамистские методы к праву в 1580-е годы» [Hotson 2007, 31], кажется не менее эклектичной: как и у Гоклениуса, прямые и непрямые заимствования из Цицерона, множество греческих выдержек из Аристотеля сочетаются с вполне схоластичными по стилю возражениями и ответами на них. И все же само обилие этих цитат может свидетельствовать о рамизме или полурамизме Вультея, ведь Рамус призывал изучать Цицерона и «подлинного» Аристотеля. Герман Вультей был для этого хорошо подготовлен: его, как и его отца Юста, отличало исключительное владение греческим языком.

Трактат «Психология…» является компиляцией сочинений одиннадцати авторов в издании 1590 г. и пятнадцати авторов в «исправленной и дополненной» (correcta et aucta) версии 1597 г. [Goclenius 1597]. Р. Гоклениус для первого издания трактата подобрал произведения богословов и философов, ставших на сторону Реформации (в основном германских, за исключением англичанина Тимоти Брайта). Некоторые из них, как Каспар Певцер, принадлежали к ближайшим сподвижникам Меланхтона. Все они были современниками и даже знакомыми своего «редактора». Во второе издание включен трактат итальянца Джироламо Занчи «О происхождении душ» и небольшие работы Скалигера и Савонаролы, что несколько расходится с заявленным в титуле обещанием представлять «рассуждения и споры» «богословов и философов нашего века» (первый скончался за сорок лет, а второй был сожжён на костре за сто лет до издания «Психологии…»). Издание 1597 г. завершается фрагментом трактата «Триумф Философии» философа и врача Николая Таурелла (1547–1606), помещенным уже после итоговых замечаний Рудольфа Гоклениуса.

Философские и научные труды вплоть до XIX в. почти непременно посвящались высокородным либо богатым покровителям, часто государям. Так, трактат «О строении человеческого тела» Везалий посвятил «Божественному Карлу Пятому, Величайшему и Непобедимому Императору», Бэкон «Новый Органон» – «Светлейшему, Сильнейшему Государю и Господину нашему Якову [I Стюарту]», а «Критику чистого разума» Кант начинает с обращения к «Его Превосходительству Королевскому Государственному Министру фон Цедлицу». Посвящение обычно имело вид письма, где в почтительной форме, вперемежку со славословиями и комплиментами меценату, обосновывается то, что сейчас мы бы назвали актуальностью исследования, формулируются цели и задачи, отмечается вклад предшественников. Посвящения ученых и философов XVI–XVIII вв. являются неким гибридом ораторской речи, покорнейшего прошения и научного введения в современном смысле. Гоклениус обращается к Гартману фон Берлепшу, юному тюрингскому дворянину, воспитателем которого он, по-видимому, был. Род Берлепшей, захиревший к XIX в. и впоследствии угасший, был славен некогда в Тюрингии, молодого Гартмана готовили, несомненно, к политической или дипломатической карьере.

Гоклениус начинает пересыпанное цицероновскими оборотами введение с указания на трудности и вместе с тем удовольствие, которые испытывают исследователи природы духа (Animus). Он тотчас же ставит основной вопрос, на который попытаются ответить все соавторы данного трактата: «…с неба ли, то есть извне божественный дух человека попадает в тело или же родителями посредством рока и зачатия порождается?» [Goclenius 1590, 4]. Воздавая хвалу как Аристотелю, так и Академии и заняв в споре об универсалиях умеренную позицию, вслед за Альбертом Великим и Фомой Аквинским [Ibid., 7], Гоклениус предлагает апории касательно происхождения человеческого, а также вопрос о происхождении духа [Ibid., 10]. Воздерживаясь от его решения, редактор оставляет его на усмотрение читателя, не желая уподобляться фанатикам, столь ревностно отстаивающим свою точку зрения, будто бы речь идет о вере и спасении. Далее Гоклениус убеждает своего знатного питомца не пренебречь, но, напротив, с радостным сердцем принять его «подарочек», состоящий из «трактатиков», «пусть и позаимствованных из разных мест» [Ibid., 11]. Введение завершается панегириком Гартману фон Берлепшу: прославляются его высокие моральные и интеллектуальные достоинства, юному дворянину предвещается блистательное будущее.

Первой в списке работ, собранных Гоклениусом, стоит «Германа Вультея, юрисконсульта, диатриба о философском совершенстве человека, публично представленная в Марбургской академии в качестве пролегомен к толкованию “Тимея” Платона 30 января 1581 года» (Hermanni Vulteji, Jurisconsulti Diatribe de perfectione hominis Philosophica: in Academia Marpurgensi publice προλεγομένων loco proposita, cum Timaeum Platonis interpretaturus esset, 30 jan. Anno 1581). Прежде чем перейти к анализу «Диатрибы» Вультея, нам необходимо с большим вниманием остановиться перед этой знаменитой в свое время фигурой, практически неизвестной у нас, да и на родине полузабытой.

Род Вультеев, не угасший до сих пор, связан с некоторыми ключевыми событиями германской истории. Например, одно из первых достоверных упоминаний о нем связано с разгромом и гибелью Карла Смелого, герцога Бургундского в 1476 г. Отец Германа Юст Вультей (1529–1575), известный юрист и педагог, переводчик «Стратегем» Полиена, был знаком с Кальвином, Меланхтоном, Людвигом Лафатером, Франсуа Отманом [Kuchenbecker 1737, 12]. Он преподавал в Марбургской Академии. Герман Вультей (1555–1634) обучался в Марбурге, а также в Гейдельберге, где получил степень магистра в 1574 г. Затем, по обычаю молодых людей своего круга, он путешествовал, встречался с Франсуа Отманом в Женеве в 1576 г. Вернувшись на родину, он стал доктором права в 1580 г. и ректором Марбургского университета в 1592 г. В 1630 г. император Священной Римской Империи Фердинанд пожаловал ему титул Comes Palatinus (Пфальцграф) и ввел в имперский совет.

Вультей, единственный из всех соавторов «Психологии…», пытается придерживаться ее темы, заявленной в заглавии: «О совершенстве человека». Жанр диатрибы к XVII в. стал весьма расплывчатым: к нему относили всякое ораторское произведение философско-назидательного характера. К платоновскому диалогу речь Вультея имеет отношение разве что в том, что затрагиваются в ней «совершенство» и «душа»; сам «Тимей» нигде кроме заглавия не упоминается.

Совершенство в вещах сотворенных, оскверненных пороками и преступлениями, трудно отыскать, хотя бы его и требовали не только Бог, но и общество и философия. Только Бог посредством Священного Писания может сделать человека «изящнее, крепче и сильнее». Тем не менее Вультей собирается коснуться «гражданского или философского совершенства человека» [Goclenius 1590, 17–18] Человек состоит из двух различных частей: души и тела. Вультей вначале воспроизводит Аристотелеву трехчленную структуру души, затем переходит к телу. Врачи, начиная с Галена, применяли к человеческому телу Аристотелево учение о четырех элементах (стихиях) подлунного мира: холодное и влажное, горячее и сухое и их парное взаимодействие (так у Аристотеля в трактате «О возникновении и уничтожении»). Человек есть умеренное сочетание этих четырех [Ibid., 19]. Вультей говорит о теле, затем о растительной душе и органах, выполняющих её действия, далее о чувствительной душе, о чувствах, внешних и внутренних: воображении (phantasia) и памяти (memoria), являющихся посредниками между пятью внешними чувствами и интеллектом. Автор «Диатрибы» подчеркивает, что в действиях растительной и животной души многие живые существа превосходят человека и только мыслительной способностью он над всеми возвышается [Ibid., 21].

Два элемента совершенствуют ум: истина и честность. Истина является согласием актов ума с самим предметом, и тот, кто его находит, знает [Ibid., 23]. Честное есть доброе и прекрасное per se. Оно рождается из разума, выбора и воли. К стремлению природа присоединяет гнев и вожделение (по Аристотелю) [Ibid., 25]. Гнев находится в сердце, вожделение – в печени. Из честного возникают обычаи правильного суждения, подвластные воле: добродетели. Они делятся на моральные и интеллектуальные (как у Аристотеля в «Никомаховой этике», VI). Вультей приводит Аристотелеву классификацию добродетелей и подробно обсуждает их [Ibid., 26–30]. Затем он задаёт вопрос: существует ли душа ex traduce, то есть возникает ли она из материи семени так же, как и тело, или же она сотворяется Богом? [Ibid., 30] По его мнению, душа, будучи сущностной формой (forma substantialis), сотворяется из ничего в самый момент порождения (generatio), когда материя зародыша наиболее способна к её восприятию [Ibid., 32]. Это означает, что Вультей был умеренным креационистом, стремившимся сочетать религиозную догматику, перипатетическую онтологию и медицину своего времени. Вультей приводит пять «онтологических» аргументов в пользу креации: I и II аргументы доказывают невозможность порчи души от тела, III – неприменимость к душе категорий части и целого, в IV утверждается, что действие телесной способности ограничено и не распространяется на душу. Наконец в V аргументе обосновывается, что душа, не могущая являться ни силой, ни деятельностью (ἐνεργείᾳ), не зависит от материи тела [Ibid., 33–34]. Затем даются контраргументы традуционистов:

1. Первородный грех свидетельствует о существовании души ex traduce.

2. Порождение всяким животным себе подобного по виду, происходящее ex traduce, совершенно; порождение человека не должно быть иным, чтобы не быть несовершенным.

3. Креация души в каждом человеке означает одобрение прелюбодеяния.

4. Отдохновение Бога от всех трудов предполагает перемещение души ex traduce.

5. По Библии душа – в крови. Следовательно, душа, как и кровь, перемещается ex traduce.

6. Сыновья по душевному складу напоминают отцов, что свидетельствует в пользу ex traduce.

7. Если растительная и чувствительная душа распространяется ex traduce, а у человека душа – неразрывное единство растительной, чувствительной и разумной души, то и последняя распространяется ex traduce.

8. Человек есть единство души и тела, и нелепо, чтобы одно возникало раньше, чем другое; тело начинает возникать в делении семени, значит – также и душа.

9. Всё, что живет, живет посредством души, следовательно, и семя, притом что в нем обнаруживается жизненное тепло [Ibid., 34–40].

Каждый из этих контраргументов получает исчерпывающий ответ, представляющий собой креационистское опровержение.

Ex traduce опровергается также рядом мест из Священного Писания; помимо этого, ex traduce противоречит самой сути религиозного мировоззрения и граничит с безбожием. Но и против тех, кто не признает Писания, имеют силу доводы философов: от Фокилида и Пифагора до Аристотеля [Ibid., 41]. Далее вновь приводятся философские аргументы в пользу креации, но уже сугубо метафизические [Ibid., 42–43] и метафизические же возражения на них:

I. Всё имеющее начало имеет и конец, в соответствии с этим – и душа.

II. Нет сущности, которая бы не действовала на что-либо. Действия души осуществляются через органы тела, поэтому душа, отделенная от тела, действовать не может [Ibid., 44].

III. Чем больше ослабевает тело от болезни, тем более слабеют чувства не только внешние, но и внутренние. Соответственно, если совершенно гибнет тело, то совершенно гибнет и дух (animus) [Ibid., 45].

IV. Душа болезненно исходит из погибающего тела, а не делается сильнее и счастливее.

V. Ничто бессмертное не подвержено волнениям (perturbationibus), тогда как душа сильно им подвержена [Ibid., 46].

VI. Формы не существует без субстрата (subjectum), а душа – форма тела.

VII. Чувствительная душа, принадлежащая к той же сущности, что и разумная душа, тленна, что свидетельствует и о тленности разумной.

VIII. Если смерть есть наказание за грех, то и согрешившая душа смертна [Ibid., 47].

За философскими возражениями против креации расположены четыре возражения, основанные на авторитете: ряд мест из Священного Писания, в основном Ветхого Завета [Ibid., 48–49]. После чего Вультей несколько неожиданно приступает к довольно подробному описанию человеческого тела, безусловно, в соответствии с новейшей анатомией Везалия, кое-где касаясь физиологии, например пищеварения [Ibid., 52], в этом, возможно, следуя Фернелю. Тело есть украшенное обиталище духа, но человек рожден не для одного себя, а для родины, родителей, друзей [Ibid., 53], поэтому Вультей почти тотчас же после описания кишечника делает небольшой эскиз политической философии по Аристотелю и Цицерону, постепенно перемещаясь к сфере своей специальности – римскому праву, давая очерк сначала частного [Ibid., 55–58], затем государственного права Римской республики и Империи. Завершая «Диатрибу», автор вновь возвращается в этический план и, кратко подытоживая свой ответ на вопрос о совершенстве человека, находит его, в который раз по Аристотелю, «в добродетели и действии добродетели, как ума, так и воли» [Ibid., 62].

Несмотря на ряд типичных схоластических приемов (reductio ad absurdum, тезисная аргументация и т.п.) и на то, что многие из пассажей имеют определенное сходство с «Суммой теологии» и другими католическими сочинениями, «Диатриба» Вультея выделяется на фоне остальных работ, входящих в «Психологию…». Возьмем для сравнения самый длинный трактат: «Изыскание богословское и философское, существуют ли души ex traduce или же Богом ежедневно вдыхаются, из сочинений древних и новых авторов» Иоганна Якоба Колера Тигурина (Quaestio Theologica et Philosophica, num Anima sit ex traduce, an vero a Deo quotidie inspiretur, ex veterum et recentium scriptis, quam diligentissime collecta, a Ioanne Jacobo Colero Tigurino) [Ibid., 98–171]. Схема этого трактата предельно формальна: тридцать два аргумента ad absurdum против ex traduce и двадцать одно возражение на них за ex traduce. И хотя Тигурин упоминает новые имена, среди которых Жан Кальвин и Жан Фернель [Ibid., 140, 147], однако «Изыскание…» практически неотличимо от любого схоластического трактата по сходной проблематике XVI, XV или даже XIV вв.: и по стилистике, и по формализации аргументации, и по набору доводов. Совсем иное впечатление производит «Диатриба» Вультея. Во-первых, само ее заглавие, если и не возвращает нас во Флоренцию на сто лет раньше, то, по крайней мере, вводит в некий ренессансный контекст, которому Германия конца XVI в. оказывалась все более и более чуждой. Во-вторых, как было отмечено выше, уже одно массированное цитирование философских диалогов Цицерона и особенно Аристотеля в подлиннике («О Душе», «Никомахова этика) позволяет отнести «Диатрибу» Вультея к рамистской или хотя бы полурамистской традиции. В-третьих, Вультей в известной степени принадлежит к направлению психеистики, о котором нужно сказать особо. В.А. Шкуратов определяет психеистику как внесение телесного начала в рассуждения о душе, – направление, имеющее в качестве родоначальника Аристотеля и его трехчленное учение о душе [Шкуратов 2015]. Кульминацией психеистики является бихевиористская психология ХХ в. По концепции Шкуратова, психеистика со времени возникновения находилась в беспрерывном диалоге, а порой и противоборстве с эгологией (термин, получивший распространение благодаря Э. Гуссерлю), восходящей к Платону и получающей «современный» вид в феноменологической и экзистенциалистской мысли.

Вультей видит совершенство человека как в целесообразном строении человеческого тела, так и в государственном устройстве Римской империи. Несмотря на отвержение ex traduce и его натуралистической и монистической импликации, своеобразный психеистический холизм кажется Вультею настолько само собой разумеющимся, что он не находит нужным пояснять собственные, подчас неожиданные, переходы от души к телу, а от него к публичному и частному праву.

An Anima (rationalis) sit ex traduce – существует ли (разумная) Душа ex traduce? Поставленное нами в скобки слово показалось бы излишним и даже неуместным автору XVI в., для которого ex traduce низших «отделов» души не могло бы вызвать малейшего сомнения. И если все соавторы первого издания «Психологии…» ответили на этот почти сакраментальный вопрос решительным «non», то в первую очередь потому, что актуальность переноса первородного греха, некогда столь волновавшего Августина, была для них во многом утрачена. В «Психологии…», изданной Рудольфом Гоклениусом, схоластическая аргументация за и против ex traduce доходит до исчерпания ее возможностей, характерным примером чего является уже упоминавшееся «Изыскание…», где представлены все мыслимые доводы в защиту той или другой точки зрения. В конце второго издания сам Гоклениус подытоживает аргументацию [Goclenius 1597, 378–379] и дважды приводит tradux к нелепости (ad absurdum) или, скорее, к невозможности (ad impossibile) с помощью соритов называемых его именем (гоклениевские сориты). Однако его, похоже, не радует победа, он отказывается просто встать на сторону креационистов: «Необходимо, чтобы дух ни сотворялся, ни порождался». Марбургскому профессору хотелось бы найти средний или третий путь между креацией и порождением, правда, чем это будет и как это назвать, ему «еще не ясно». Профессор логики Рудольф Гоклениус как бы признается, что дискуссия зашла в тупик, контроверза неразрешима логическими средствами. Он предпочитает удовольствоваться ни из чего не следующим и никуда не ведущим компромиссом. Здесь, как нам кажется, можно увидеть, как из логики рождается психология задолго до того, как зазвучат голоса о том, что логика рождается из психологии.

В заглавии книги акцент в чисто ренессансном ключе делается на совершенстве человека. Но никто из соавторов «Психологии…», кроме Германа Вультея, практически не затрагивает «совершенства человека» как такового, вполне традиционно подразумевая, что оно заключено в духе (то есть в разумной душе) и потому внимание сосредоточено на его происхождении. Главная альтернатива происхождения разумной души превращается в антиномию, с чем, по-видимому, вынужден согласиться изобретатель этого логического термина [Goclenius 1613; Кондаков 1976]. В дальнейшем термин «психология» (psychologia) получает все большее распространение, пусть даже сам Гоклениус и не вводит его в свой Lexicon Philosophicum 1613 г. Остается еще сорок лет до появления первого словарного определения нашего понятия: «Психология – учение о разумной душе», в «Философском лексиконе» Иоганна Михаэлиса [Michaelis 1653]. Это определение как будто напрямую вытекает из контекста «Психологии…». Но оно расходится с психеистикой, вырывая психологию из дилеммы о происхождении души и переводит новообразованное учение в русло эгологии. Мы получаем теперь возможность сопоставить такое понимание психологии с тем, чем могло бы быть учение Декарта о мыслящей субстанции благодаря пропитанному картезианством «Рациональному лексикону» (Lexicon Rationalis) Э. Шовена:

Пневматика, которая также называется Пневматологией или Пневматософией, является наукой, которая рассматривает духовную сущность (substantiam spiritualem), либо ум как таковой. В общем, это учение ума объясняет сущность, атрибуты и функции и в частностях более тщательно разбирает ум Божественный, Ангельский и Человеческий. Некоторые же полагают, что учение, которое касается Бога и которое называют Натуральным Богословием, является особенным и отличным от того, которое называется Ангелографией и Психологией. Однако поскольку под одним родовым объектом удобно понимать Бога, Ангелов и разумную душу и нет преимущества в том, чтобы увеличивать сверх необходимости число учений, более вероятно, что следует установить одно лишь учение, которое всякую духовную сущность своим охватом обнимет [Chauvinus 1692].

Необходимость единой науки для духовной сущности поясняется на примере картезианской физики: «…настолько же между собой различаются камни и звери в смысле физическом, насколько различны Ангелы и душа человеческая в смысле Метафизическом. Тем не менее все выше вышеперечисленное в одной науке рассматривается» [Ibid.].

Картезианцы хотели создать единую науку для каждой из дуальных субстанций: физику для субстанции протяженной (res extensa) и пневматику для субстанции мыслящей (res cogitativa). В такой схеме психология оказывается лишь излишней сущностью. Конечно, и ex traduce для картезианцев было бы недопустимым смешением субстанций. Тем не менее оно будет разгромлено с метафизических позиций только в XVIII в. Иная судьба ожидает психологию: она избегнет участи ангелографии, с которой должна была бы находиться в одной упряжке под водительством пневматики. Напротив, после того как попытка реанимировать древнюю пневматику (учение о пневме, духе) как чистую эгологию потерпела крушение, психология, учение о разумной душе, воспользовавшись психеистическим потенциалом старой науки о душе (см.: [Vidal 2011]), но вместе с тем преодолев ее перипатетическую онтологию, начинает становиться наукой по собственному праву.

Источники – Primary Sources

Chauvinus, Stephanus (1692) Lexicon Rationale sive Thesaurus Philosophicus Ordine Alphabetico digestus…, apud Petrum van der Staart, Rotterodamum.

Du Cange, Charles (1886) Glossariun Mediae et Infimae Latinitatis, Editio Nova, L. Favre, Niort.

Goclenius, Rodolphus (1590) Ψυχολογια, hoc est De Hominis Perfectione, De Animo et in primis Ortu ejus…, s.n., Marburg.

Goclenius, Rodolphus (1597) Ψυχολογια, hoc est De Hominis Perfectione, De Animo et in primis Ortu ejus…, Editio Nova Correcta et Aucta, s.n., Marburg.

Goclenius, Rodolphus (1613) Lexicon Philosophicum, quo tanquam clave Philosophiae fores aperiuntur, M. Becker, Francfortum.

Hamilton, Sir William (1869) Lectures on Metaphysics and Logic, William Blackwood and Sons, Edinburgh, London.

Kuchenbecker, Johann Philipp (1737) Vita Hermanni Vulteji, jurisconsulti ex monumentis fide dignis, ut plurimum inedita deprompta, et ad illustrandam Historiam Hassiacam edita, s.n., Marburg.

Leibnitz, Gottfried Wilhelm (1734) Essais de Théodicée sur la Bonté de Dieu la Liberté de L'Homme et L'Origine du Mal, Nouvelle édition Augmentée de L'Histoire de la Vie et des Ouvrages de L'Auteur, Tome 1, François Changuion, Amsterdam.

Michaelis, Johannes (1653) Lexicon Philosophicum Terminorum Philosophis Usitatorum Ordine Alphabetico sic Digestorum ut inde Facile Liceat Cognosse… s.n., Jena.

Swedenborg, Emanuel (1815) The Apocalypse or Book of Revelation Explained accordingly to the Spiritual Sense in which are Revealed the Arcana which are there Predicted…, Vol. VI, Society for Printing and Publishing the Writings of The Hon. Emanuel Swedenborg, London.

Wolfius, Christianus (1737) Psychologia Rationalis Methodo Scientifica Pertracta qua ea, quae De Anima Humana Indubia Experientiae Fide Innotescunt Per Essentiam et Naturam Animae Explicantur… Editio Novissima, s.n., Verona.

Аристотель 1940 – Аристотель. О возникновении животных. Под ред. В.П. Карпова. М.; Ленинград: Издательство Академии наук СССР, 1940 (Aristotle, De Generatione Animalium, Russian Translation).

Аристотель 1975 – Аристотель. Сочинения в четырех томах. Под ред. В.Ф. Асмуса. М.: Мысль, 1975 (Aristotle, Works in Russian Translation).

Ссылки – References in Russian

Дворецкий 1976 – Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. 2-е издание. М.: Русский язык, 1976.

Кондаков 1976 – Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. Под ред. Н.И. Стяжкина. М.: Наука, 1976.

Шкуратов 2015 – Шкуратов В.А. Историческая психология. М.: Кредо, 2015.

Voprosy Filosofii. 2018. Vol. 2. P. ?–?

ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ and Psychology: Goclenius, Ramus, and Vultejus

Leonid I. Ragozin

The main aim of the present article consists in the analysis of the treatise “ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ... edited by Rodolphus Goclenius” published in 1590, one of the first editions where the term ”psychology” in Greek transliteration occurs, as well as of the polemics on the origin of human soul, the essential content of the treatise. ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ has never been translated into modern languages and attention was paid mostly to its title, such an attitude of scholars being seemingly confirmed by the further absence of the term in the following text. On the pages of ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ the problem of the origin of the human soul receives perhaps its most comprehensive treatment in the scholastic tradition. The highly disputatious ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ owes most of its polemic powers to the doctrine of ex traduce (traducianism), controverted by catholic as well as by protestant theologians and philosophers to such an extent that the debate on the origin of the soul actually takes the aspect of a Pro еt Contra ex traduce controversy. Its origin and outcome are briefly set forth in the article but a particular attention is paid to the first authors of the treatise: Goclenius and Hermann Vultejus in whose writings the doctrine of ex traduce receives its thorough refutation. The influence of Petrus Ramus and his doctrine (ramism) presumedly experienced by them is reconsidered. The first important work included in the treatise, the Diatribe of Hermann Vultejus, whose short biography is for the first time presented, is thoroughly analysed; the argumentation of the opponents and proponents of ex traduce in the Diatribe is accurately followed; the novelty of Hermann Vultejus in comparison with his colleagues and absolutely is demonstrated with the help of the concepts of psycheistics and egology developed by V.A. Shkuratov. The ambiguous nature of Goclenius’ final conclusions in spite of the exhaustive argumentation in the close of the second edition of ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ is not left without due notice. In the end of the article an attempt is made to throw some light on the perspectives of «psychology» in the XVII century: it’s balancing between Cartesian egology and naturalist psycheistics, while slowly tilting to the latter, perhaps not beyond the sphere of influence of ex traduce, will soon enable psychology to become a science of its own right.

KEY WORDS: ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ, Marburg, Rodolphus Goclenius, ex traduce (traducianism), Petrus Ramus, Hermann Vultejus, psychology, psycheistics, egology.

RAGOZIN Leonid I. – Postgraduate, of the chair of History of Philosophy of the Institute of Philosophy and Sociopolitical Sciences of the Southern Federal University.

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Received at April 30, 2017.

Citation: Ragozin, Leonid I. (2018) ‘ΨΥΧΟΛΟΓΙΑ and Psychology: Goclenius, Ramus, and Vultejus’, Voprosy Filosofii, Vol. 2 (2018), pp. ?–?

References

Dvoretskii, Igor Kh. (1976) Latin-Russian Dictionary, Russkii yazyk, Moscow (in Russian).

Hotson, Howard (2007) Ramism and its German Ramification, 1543–1630, Oxford University Press, Oxford.

Kondakov, Nikokai I. (1976) Logics: Reference Dictionary, Nauka, Moscow (in Russian).

Sellberg, Erland (2016) “Petrus Ramus”, The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Summer 2016 Edition), Edward N. Zalta (ed.), URL = <https://plato.stanford.edu/archives/sum2016/entries/ramus/>

Shkuratov, Vladimir A. (2015) Historical psychology, Kredo, Moscow (in Russian).

Vidal, Fernando (2011). The Sciences of the Soul. The Early Modern Origins of Psychology, Chicago University Press, Chicago and London.