Существует мнение, что философия стала обращать серьёзное внимание на науку только в XX в., тем более что и сам термин «философия науки» появился именно в это время. Те, кто разделяют эту точку зрения, делятся на две группы. Одни считают, что философия, вступив в контакт с наукой, становится научной, получает твердую почву под ногами и возможность ответить на те вопросы, которые она безуспешно пыталась решить в течение многих столетий. Другие исходят из того, что «онаучивание» философии уничтожает ее как особую дисциплину, имеющую дело с вечными проблемами человеческого бытия.

Я не могу разделить ни первую, ни вторую точку зрения. Потому что философия и наука изначально связаны друг с другом и всегда будут связаны, пока существует человек. Это не значит, что философия – просто одна из наук. Философия не похожа на науку в ряде отношений. Хотя бы потому, что в отличие от последней всё время решает одни и те же (в самом деле «вечные») вопросы, на которые невозможно дать окончательный ответ. Дело в том, что проблемы, с которыми имеет дело философия, особые – они относятся к предельным основаниям жизни и деятельности, к универсальным способам вписанности человека в мир. Это скорее некие рамки, которые наполняются конкретным содержанием в определенных культурных и исторических ситуациях. Последние меняются, в том числе потому, что меняется сам человек. А он всегда будет изменять свой мир и самого себя. Поэтому в новых условиях приходится снова решать, казалось бы, те же самые (но в действительности получающие новое содержание) вопросы.

Философия возникает в кризисной ситуации, когда привычное понимание мира и человека перестает удовлетворять тех, кто мыслит. И она появляется как критика повседневного мира, как способ выхода за рамки принятых культурных стереотипов. За видимым философия пытается найти глубинную реальность и строит картину этой реальности, вводя такие понятия («эйдос», «форма», «энтелехия», «истина», «бытие» и т.д.), которые чужды обычному жизненному миру. Таким образом, именно вместе с философией появляется теоретическое отношение к миру, своеобразное удвоение реальности. Важно подчеркнуть, что философия, претендуя на познание того, что есть, является средством создания новых типов интеллектуальной и практической деятельности. Исследование существующего и полагание новых норм – предполагающие друг друга стороны философской деятельности.

В это же время возникает и наука (математика, механика, астрономия и др.), которая пытается понять и объяснить мир, выходя за пределы того, что кажется ясным и очевидным с точки зрения здравого смысла. При этом первоначально наука входит в состав философии, разделяя с ней задачу теоретического исследования мира. Наука вводит, например, такие понятия, невозможные в обычном опыте, как прямая линия, не имеющая ширины, точка, лишенная всяких измерений, атом, который не может быть дан в опыте и т.д.

Строя свою картину мира, философия всегда пыталась не только отделить ее от мира обыденных представлений, но и найти переходы между ними – как в понимании реальности, так и в отношении того, что человек должен делать. Ибо он исходно живет в мире повседневности, и лишь найдя мосты между этим миром и миром «подлинно реальным», можно ориентировать человеческое познание и поведение. Но не менее важным было найти мосты между этими мирами и миром, рисуемым наукой. Особенно тогда, когда научная картина мира стала предельно удаленной от жизненного мира, как это случилось в ходе научной революции XVII в. Новая экспериментальная наука исходила из таких представлений, которые не только отличались от обыденных, но по существу противоречили здравому смыслу: прямолинейное равномерное движение, совершающееся без прилагаемой внешней силы, изменение данной в опыте ситуации как способ выяснения того, что имеет место в реальности (научный эксперимент) и т.д. Без посредства философии, в частности, эпистемологии, невозможно было навести мосты между разными полагаемыми реальностями и осмыслить мир, в котором живет человек.

Поэтому философия всегда имела дело с осмыслением науки: и в античности, и в Средние века, и в Новое время. И делала это не как простая ее «служанка», а для решения своих проблем: понимания человека и его места в мире. Без философской интерпретации классической новоевропейской науки были бы невозможны системы Декарта и Канта, во многом определившие развитие западной философии последних столетий. Другое дело, что и наука много брала от философии для осмысления собственных оснований.

Иногда утверждается, что именно аналитическая философия XX в. поставила философию на научную основу. С возникновением аналитической философии многие связывают появление философии науки. Верно, что одно из главных течений аналитической философии – логический эмпиризм – исходил из того, что только наука может дать подлинное знание и что поэтому традиционная философия должна сойти со сцены. Но всё остальное, что приписывает аналитической философии приведенное утверждение, неверно.

Во-первых, потому, что сама аналитическая философия неоднородна. Если логический эмпиризм ориентирован на науку, то лингвистическая философия как одно из главных течений аналитической философии может с полным основанием рассматриваться как антисциентистское.

Во-вторых, потому, что в XX в. были другие влиятельные философские концепции, которые исследовали проблематику философии науки, но не разделяли установок аналитической философии: эмпириокритицизм Э. Маха, неокантианство, школа французского неорационализма и др.

В-третьих, потому, что господствующие в последние 40 лет концепции философии науки (называемые «пост-позитивизмом», «исторической школой») вышли не только за рамки логического эмпиризма, но и аналитической философии в целом, ибо они ставят себе задачей не формальный анализ языка науки (на что претендовали логические позитивисты), а философско-теоретическое осмысление эмпирических данных истории науки.

Можно утверждать, что аналитическая философия как исследовательская программа оказалась неосуществимой. В самом деле: ставилась задача путем анализа языка (у логических позитивистов это язык науки, у лингвистических философов это обыденный язык) дать окончательное решение философских проблем путем либо их элиминации (как псевдо-проблем), либо сведения их к тем, которые могут быть решены посредством научного эмпирического или математического исследования. Эта задача оказалась невыполнимой. Элиминация метафизики не состоялась. В рамках аналитической философии были воспроизведены практически все основные и при том разные, спорящие друг с другом метафизические позиции. Поэтому то, что сегодня называется аналитической философией, – это на самом деле не то, что задумывалось и что первоначально понималось в качестве таковой. Сегодня это название для широкого, не очень определенного движения, в которое входят исключающие друг друга философские концепции, объединенные только установкой на точность анализа и аргументацию в пользу выдвигаемых положений (то, что было унаследовано от установок ее основоположников). Сегодня в аналитическую философию включаются после определенной интерпретации и те концепции, против которых она была изначально направлена. Я имею в виду, в частности, так называемое «аналитическое гегельянство» (Р. Брэндом, Дж. Мак Даугэлл) – вспомним, что гегельянство было одним из главных объектов критики таких основателей аналитической философии, как Б. Рассел и Дж. Мур. Я уже не говорю о том, что ассимиляция идей Канта – одно из влиятельных направлений развития современной аналитической философии (П. Стросон, Х. Патнэм и др.). Существует и «аналитический марксизм» (Дж. Коэн, И. Элстер и др.).

При этом современная наука нередко черпает плодотворные идеи в таких философских концепциях, которые были с точки зрения классической аналитической философии нагромождением бессмысленных высказываний.

Так, например, основоположник синергетики А. Пригожин признавал влияние на него идей А. Уайтхеда и А. Бергсона. О влиянии Бергсона говорил и В.И. Вернадский, имея в виду свою концепцию времени.

Примерно в течение 40 лет интенсивно развивается когнитивная наука – междисциплинарное исследование познания. На первоначальную программу когнитивной науки большое влияние оказала именно аналитическая философия. Однако последующее развитие в этой области выразилось в пересмотре исходных установок, в результате чего сегодня некоторые специалисты в когнитивной науке обращаются в поиске новых идей к Э. Гуссерлю и М. Хайдеггеру. Издается специальный журнал «Феноменология и когнитивные науки», в числе авторов которого известные философы и ученые (вспомним, что именно работы Хайдеггера были для такого классика аналитической философии, как Р. Карнап, воплощением метафизической бессмыслицы, а гуссерлевское понимание сознания было объектом уничтожающей критики Г. Райла).

Анализ науки в ее эпистемологических, метафизических, этических измерениях остается важнейшим делом философского исследования, тем более сегодня. Вместе с тем, философия не превращается просто в одну из наук, а сохраняет свои особенности, продолжает осмысливать метафизическую проблематику, которая сегодня получает новую конкретизацию, наполняется непривычным смыслом и вместе с тем обнаруживает особую практическую значимость.

Современная наука порождает множество проблем, требующих философского осмысления. Это относится и к математике, и к физике, и к биологии, и к социально-гуманитарнвым наукам. Я хотел бы, однако, специально обратить внимание на комплекс философских проблем, связанных с тем, что сегодня называется обществом знания. Я не буду анализировать разные концепции того, что считается таким обществом, в чём его сходство и отличие от того, что понимается под информационным обществом. В данном случае для меня важны не эти отличия концепций и разногласия авторов (это может быть предметом специального исследования), а то положение, которое по существу разделяют все, кто пишет на эту тему. Речь идет о том, что в обществе знания, в которое вступают сегодня все развитые страны, производство, распространение и использование знаний начинает определять все экономические и социальные процессы. Естественно, что наука в таком обществе играет исключительную роль. Вместе с тем, наука меняется в том отношении, что во всё большей степени срастается с своими техническими приложениями. Возникает особый феномен «технонауки». Важно подчеркнуть, что новые информационные технологии, а затем так называемые конвергирующие технологии BNIC (био-, нано-, информационные и когнитивные) создают новую жизненную среду человека и ставят под вопрос многие привычные способы ориентации в мире и традиционные человеческие ценности. Жизненный мир человека – это историческое и культурное понятие. Он многократно менялся и был разным в разных культурах. При этом он всегда сохранял определенные инварианты. Сегодня под влиянием науки и техники происходит «взламывание» этих инвариантов.

В течение многих столетий наука и философия были предметом интереса весьма узкого круга людей. Сегодня обычный человек оказался перед лицом самосохранения. Эти проблемы созданы развитием науки и техники. Решить их без помощи философии невозможно.

Современное общество знания пытается «выйти за пределы природных ограничений». Конечно, не имеется в виду возможность «обойти» законы природы – это никому не удастся сделать. Речь идет о конструировании (с опорой на природные законы) новых образований, которые стихийно возникнуть не могут. Это касается также и конструирования самого человека: как его психики, так и телесности.

Распространение новых информационных технологий, в частности, Интернета, создает колоссальные возможности для манипулирования психикой. Исчезают непроходимые границы между моим и не-моим. Появляются новые ограничения человеческой свободы, возникает необходимость её переосмысления. Обостряется старая философская проблема отношения реального и кажущегося, а также знания и мнения, ибо с помощью информационных технологий можно фабриковать знание о реальности, а тем самым до известной степени и саму реальность. Можно создавать виртуальное Я и в некотором смысле жить в виртуальном пространстве, в котором растворяются различия действительного мира и мира сновидения.

Я хочу специально остановиться на том вызове человеку, который возникает в связи с планами конструирования человеческой телесности.

Это движение так называемого «транс-гуманизма» и «иммортализма». Сторонники этих движений, в число которых входят специалисты в разных областях знания, исходят из того, что с помощью генной инженерии, нано-технологий, компьютерных и информационных технологий, воздействуя на генную и нервную систему человека и заменяя ряд органов на искусственные, можно сначала колоссально удлинить человеческую жизнь, а затем вообще сделать человека бессмертным. В этом случае проблема смерти, столь важная для всей исторически существовавшей культуры, потеряет смысл.

Конечно, это выглядит как очередная утопия. Можно было бы утверждать, что она совершенно фантастична, если бы в число участников движения не входили серьезные исследователи и если бы они уже не начали практической работы в направлении создания такого существа, которое будет выходом за пределы человека, каким он был до сих пор. Если даже осуществление бессмертия этого будущего существа, которое иногда называют «сверхчеловеком», а иногда «пост-человеком» может вызывать сомнения, то возможность вмешательства в биологическую природу человека, по-видимому, существует. Министерство обороны США, например, финансирует исследования по созданию «идеального солдата» с расширенными возможностями получения сенсорной информации, увеличенной быстротой ее переработки, возросшими физическими возможностями, меньшими потребностями в сне и отдыхе. Но это только начало подобных экспериментов по выходу за пределы человека, что и является целью «трансгуманистического движения». Если ставить вопрос о смысле жизни человека как не индивида, а как человечества, то «трансгуманисты» видят его в создании условий для замены человека «пост-человеком». Считается, что в перспективе это приведёт к бессмертию.

Это, конечно, вызов философии. И об этом нужно писать обстоятельно.

В данном тексте я ограничусь лишь некоторыми соображениями.

Уже само по себе вмешательство в сложнейшие генные и нервные структуры человека исключительно опасно. Его результаты могут быть весьма похожими на ту экологическую катастрофу, которая возникла вследствие технологического преобразования природы. Вместо более физически и психически здорового существа можно породить монстра. Но даже если удастся разобраться во всех сложных генных и нервных структурах и точно предвидеть результаты воздействия на них (от чего мы очень далеки сегодня), то нет никакой уверенности в том, что возникший «сверхчеловек» не разрушит полностью ту культуру с ее представлениями о человеческих возможностях, о допустимом и недопустимом, о правах и обязанностях, которая и делает человека человеком. Если раньше люди мечтали о более гуманном обществе, то общество «пост-людей» будет анти-гуманным.

А если бы удалось пойти еще дальше и сделать «пост-людей» бессмертными (а об этом тоже мечтают «трансгуманисты»), то это имело бы ряд роковых последствий. Во-первых, отпала бы необходимость в рождении новых людей, так как определенного количества бессмертных «пост-человеков» было бы достаточно для решения тех проблем, которые стояли бы перед таким обществом. Бесконечная жизнь одних и тех же существ свела бы к минимуму возможность социальных и культурных обновлений (правда, вряд ли в таком нечеловеческом обществе существовала бы культура). Исчезли бы такие главнейшие смыслоопределяющие ценности человеческой жизни, как забота о детях и стариках (ибо не было бы ни тех, ни других), понимание другого человека и его проблем (ибо этих проблем тоже не было бы), любовь к другому человеку, которая включает в себя заботу и понимание любимого, осознание хрупкости человеческой жизни; потеряли бы смысл такие добродетели, как мужество и героизм, ибо они предполагают самопожертвование и возможность потерять жизнь.

Словом, исчезновение смерти означает исчезновение смысла человеческой жизни. Переход к «пост-человеку» – это не ликвидация смерти, а наоборот коллективное самоубийство человечества, ибо «пост-человек» и есть убийца человека.

Я думаю, что человечество не пойдет по этому пути. Но об опасности бездумного экспериментирования человека с самим собой нужно говорить.

Современная наука и техника, породившие общество знания – это вызов для философии. Сегодня роль философии не в том, чтобы быть просто «экспериментальной метафизикой», основой внеценностного конструирования возможных миров и возможных людей, или «пост-человеков». Перспективы человека во многом связаны с тем, какую роль сможет играть философия в осмыслении созданного наукой и техникой нового мира и в ценностной ориентации в нём.

Наука и порожденный с ее помощью мир – это сегодня главное проблемное поле философских исследований. Философия не может уклониться от анализа этой проблематики с помощью ссылок на то, что наука не оправдала возложенных на нее ожиданий. Как раз именно потому, что современная «технонаука» может выйти из под человеческого контроля, осознается сущностная необходимость философии. Ибо речь идет о судьбе самого человека.