Аналитическая философия – это не просто одна из философских систем. Это совокупность многообразных течений в рамках современной англоязычной философии, и определить единообразно эти течения в ракурсе одного направления весьма непросто. Дело это, видимо, бесперспективное, поскольку многочисленные попытки имеют лишь частичный успех. Согласия как не было, так и нет: что такое аналитическая философия как чётко определённое понятие – вопрос до сих пор нерешённый. Тем более, в современных дискуссиях речь уже идёт не просто об аналитической философии, но и о постаналитической философии.

Можно сказать, что аналитическая философия, если использовать термин Л. Витгенштейна, – это ряд предприятий, обладающих некоторым «семейным сходством». И это семейное сходство определяется по ряду параметров, которые текучи и изменчивы в виду исторической изменчивости приоритетов в рамках философских предприятий самого аналитического движения. Поэтому выделение параметров, по каким тот или иной текст характеризуется как принадлежащий аналитической традиции, грешит либо слишком большой степенью общности, либо наоборот, слишком заужено. В последнем случае под аналитической философией понимают то, что более или менее соответствует тому, что делает Б. Рассел, Дж.Э. Мур, Л. Витгенштейн или У. Куайн.

Тем не менее я выделю параметры, по которым аналитическая философия обычно определяется как особое философское направление, которое рассматривается как главенствующее в современной западной философии. При этом я дам некоторые оценки, возможно небесспорные, рецепции аналитической философии в России.

Дискуссионным остаётся вопрос о параметрах, допускающих объединять предприятия аналитической философии под одним названием и позволяющих рассматривать их как хоть и различные, но всё же принадлежащие к одной и той же философской традиции. Эти параметры задают «семейное сходство» определённых текстов, которое, как правило, определяется топически, генетически, тематически и методически.

Самым простым, по-видимому, является топический параметр. Обычно аналитическую философию связывают с англоязычными странами в противовес феноменологии, экзистенциализму и структурализму, которые превалируют в континентальной Европе. Такая расстановка сил достаточно точно характеризует вторую половину XX и начало XXI в. Действительно, подавляющее большинство текстов аналитической философии написаны на английском языке, и подавляющее большинство англо-американских философских текстов являются аналитическими.

Однако так было не всегда. Первоначально аналитическая философия складывалась отнюдь не как англо-американская философия, это была прежде всего и по преимуществу, континентальная философия. Философы, которые считаются провозвестниками аналитической философии в XIX в., – а это создатель современной символической логики Г. Фреге, один из основоположников феноменологии Ф. Брентано, предвестник современной научной методологии Б. Больцано, – отнюдь не были англичанами, но в их трудах уже прослеживаются все основные темы, характерные для аналитической философии. Кроме этого источника в становлении аналитической философии определяющую роль играл ряд интеллектуальных движений континентальной Европы, характерных для 20-х - 30-х годов прошлого века. Здесь значительный вклад в аналитическое движение до Второй мировой войны был сделан австрийскими, немецкими и польскими философами (имеются в виду ранний Витгенштейн, Венский кружок, Берлинское общество научной философии, Львовско-Варшавская школа).

В Великобритании же первые три десятилетия прошлого века аналитическую философию, по сути дела, представляли всего два человека, это Б. Рассел и Дж.Э. Мур, к которым в 1920-х годах присоединился Ф.П. Рамсей. О широком распространении аналитической философии в Великобритании можно говорить лишь с 1930-х годов, когда в Кембридж приехал работать Л. Витгенштейн, а в Оксфорд из Вены вернулся А. Айер, который принёс идеи логического позитивизма на английскую почву.

Развитие аналитической философии на континенте было прервано искусственно в связи с известными событиями мировой истории. Идеология тоталитарных режимов диктатуры пролетариата и фашизма была несовместима с принципами здравого смысла, на котором основывалась аналитическая философия. После аншлюса Австрии, а затем захвата и раздела Польши никакой Венский кружок и никакая Львовско-Варшавская школа существовать, конечно, не могли. Здравый смысл был принесён в жертву почвеннической и социально ангажированной философии.

В США широкое распространение аналитическая философия получает только после Второй мировой войны, что было связано с деятельностью эмигрировавших в Северную Америку представителей Венского кружка и Львовско-Варшавской школы.

Следует отметить, что в последние десятилетия искусственно прерванное развитие аналитической философии в континентальной Европе преодолевается. Приведу несколько примеров. Институт Венского кружка в Австрии и издательство Logos Verlag в Берлине книжными сериями Logische Philosophie и Wissenschaft Philosophie восстанавливают высокие научные требования Венского кружка и Берлинского общества научной философии к решению философских проблем. Такие международные журналы, издаваемые в континентальной Европе, как Dialectica и Metaphysica по характеру публикуемых материалов также являются аналитическими. Ещё пример. В 2003 г. широко отмечалось столетие со дня рождения известного английского аналитика Ф.П. Рамсея. Интересно, что опубликованные материалы конференций, проведённых в честь этой даты, представлены в основном философами континентальной Европы. Даже во Франции, современная философская традиция которой наиболее резко противопоставляется англо-американской, в Сорбонне в курсе логики рекомендован к обязательному изучению «Логико-философский трактат» Витгенштейна.

В отношении приведённых примеров следует уточнить англо-американский характер аналитической философии. Да, аналитическая философия – это англоязычная философия в том смысле, что большинство её текстов написано на английском языке, но это не означает, что она англо-американская. К аналитической философии следует причислить и философов Австралии и в значительной степени философов Южной Америки. Большинство «толстых» философских журналов в мире, если не считать узкоспециализированных, сознательно ориентированы на аналитическую философию, а значительная часть философов являются приверженцами аналитической философии, а не сторонниками континентальной, русской или какой-то другой национальной философии.

Крайне интересен вопрос о рецепции аналитической философии в России. До революции об этом процессе сложно судить, поскольку сама аналитическая философия находилась в процессе становления. Можно констатировать, что некоторые работы её представителей (например, Б. Рассела) были опубликованы ещё до Первой мировой войны. Хотя в силу специфической тематики тех, кто занимался русской идеей, проблемами софиологии и т.п., вряд ли они были широко известны. После революции ни о какой рецепции речи идти не могло. Марксистская идеология не терпела конкуренции. Разработка научной методологии в стиле ранней аналитической философии в России превратилась в весьма странный процесс. Тогда как научная философия на Западе усиленно разрабатывала принципы методологии, которые могли служить инструментарием, помогающим решению конкретных научных проблем, в России в соответствии с установками классика марксизма (В.И. Ленин) «наука лежала в родах, она рожала диалектический материализм».

О серьёзном освоении аналитической философии в России можно говорить только с 60-х годов прошлого века. Но и здесь не всё так просто. Аналитическая философия пришла в Россию как критика логического позитивизма Венского кружка, который к этому времени не только давно перестал существовать, но и его представители, перебравшиеся в Америку, существенно изменили свои взгляды. Эта критика привела к возникновению своеобразной интеллектуальной ситуации.

Понятно, что в силу идеологических запретов реципировать буквально идеи логического позитивизма даже в реформированном виде было невозможно. Это касалось не только содержательных идей, но и достаточно нейтральных методологий, таких как логический анализ языка, поскольку единственной научной методологией оставался диалектический материализм. Но современная символическая логика, которой пользовались логические позитивисты, не только не была под запретом, её успешно разрабатывали отечественные математики. И в России возникла сильная школа философской логики. Однако построения логиков носили технический характер, так что человеку, незнакомому с методами современной логики, они зачастую были непонятны. Логика как техника – это само по себе не плохо. Она даже может служить средством идеологического эскапизма. Очень трудно осуществлять цензуру, когда не понимаешь, что скрывается за последовательностью символов.

Нельзя сказать, что рецепция ограничивалась только логическим позитивизмом. Об этом свидетельствуют квалифицированные обзоры англо-американской философии отечественными философами-марксистами. Однако в силу идеологической ангажированности, поскольку аналитическая философия подавалась под соусом критики буржуазной философии, адекватного представления эти обзоры дать не могли. Были, конечно, и отдельные подвижники, пытавшиеся провести идеи аналитических философов в наше общественное сознание.

Ситуация изменилась с возникновением так называемого постпозитивизма (имеются в виду концепции Т. Куна, И. Лакатоса, П. Фейерабенда). Критиковать идеи ранней аналитической философии с точки зрения диалектического материализма весьма непросто, хотя бы в силу различия принимаемых методологических установок. Но постпозитивисты предложили критику с точки зрения социологии и истории науки. Такой ход критики (хоть он и сильно отличался от диалектического материализма, поскольку последний основывал свою критику на весьма туманных принципах восхождения от абстрактного к конкретному, перехода от количественных изменений к качественным и т.п.) нашей философской общественности был близок и идеологически допустим, поскольку акцентировал внимание на исторической изменчивости форм общественного сознания. В результате аналитическая философия прижилась в нашей стране в двух крайних формах: а) сильная школа философской логики с упором на логическую технику; в) методология науки в стиле постпозитивизма.

Перестройка второй половины 1980-х годов сняла идеологические запреты. Появились не просто квалифицированные обзоры, но переводы и исследования. Однако аналитическая философия в России упорно не приживается. Сравнение количества переводных текстов и исследований по аналитической философии и континентальной философии за два последних десятилетия показывает, что речь идёт даже не о паритете. Тексты, выполненные в стиле континентальной или русской философии, во много раз превосходят тексты, под которыми могли бы подписаться представители аналитической философии. Причины этой ситуации обсуждать не буду. Вероятно, у многих отечественных философов стремление оперировать эффектными метафорами, за коими не стоят отчётливо мыслимые понятия, содержание которых можно проанализировать и представить в виде последовательной системы, перевешивает тягу к здравому смыслу. Отмечу, однако, что здравый смысл и идеология вещи несовместимые.

От топического параметра перейду к генетическому. В характеристике аналитической философии как англо-американской часто пытаются увидеть генетическую преемственность, поскольку многие темы аналитической философии заданы классическим английским эмпиризмом. Это утверждение хоть и верно в некотором отношении, но в своей общности крайне сомнительно, поскольку, как считают сами представители аналитической философии, у истоков аналитического движения стояли не только Т. Гоббс, Д. Локк, Д. Беркли, Д. Юм, но и Аристотель, Платон, средневековая схоластика, Р. Декарт, Г. Лейбниц, И. Кант и др.

В качестве примера возьмём Аристотеля. Дело даже не в «Органоне», который служит первым образцом логического анализа, где была представлена более или менее строгая дедуктивная теория. Действительно, построенные в «Первой аналитике» ассерторическая и модальные силлогистики вполне служат примером принятых в аналитической философии логических методов. Но обратимся к «Метафизике». Большая часть «Метафизики» посвящена анализу понятий, и этот анализ мало чем отличается от концептуального анализа Мура, который призван выявить, что подразумевается под тем или иным выражением. Во всяком случае, концептуальные анализы «Метафизики» выглядят более соответствующими рассуждениям представителей современной аналитической философии, чем рассуждения Беркли о Боге или Юма о морали.

В обоснование размытости генетического параметра приведём и тот пример, что признанные лидеры англоязычной аналитической философии Б. Рассел и Дж.Э. Мур свои первые работы посвятили анализу философских взглядов отнюдь не английских эмпириков, а Лейбницу и Канту. Но при таком раскладе границы генетической преемственности полностью размываются. Что тогда можно сказать об Э. Гуссерле, основоположнике феноменологического движения, одним из основных источников которого, если следовать его второму тому «Логических исследований», как раз и был английский эмпиризм XVIII в. Видимо, генетический источник аналитической философии нужно искать гораздо ближе.

В качестве такового я указал бы на пионерские работы немецкого математика и философа Г. Фреге, в которых создавалась новая система логики, на исследования Б. Рассела, где достижения новой логики применялись к анализу онтологических и эпистемологических представлений, на критические работы Дж.Э. Мура, в которых традиционные философские взгляды рассматривались с точки зрения обыденного словоупотребления, и на взгляды раннего Л. Витгенштейна, где проблема демаркации научного и вненаучного знания понималась как проблема установления границ осмысленности языка. Практически все ходы мысли достаточно разнородных ответвлений аналитической философии можно a posteriori обнаружить у этих авторов. Однако и сами они возникли не на пустом месте. Действительно, многие идеи Фреге, Рассела, Мура, Витгенштейна своим источником имеют те взгляды мировой философии, где во главу угла ставилась точность и обоснованность хода доказательства, а основным принципом верифицируемости выдвигаемых теорий выступала очевидность, в той или иной мере соответствующая корреспондентской теории истины.

Быть может, эта преемственность не всегда была осознанной. Это прежде всего касается аналитической философии между двумя мировыми войнами, особенно в её континентальной версии. И действительно, аналитическая философия редко обращает внимание на историческую филиацию идей, что, кстати, послужило источником обвинения аналитической философии в аисторичности, в игнорировании истории философии. Однако это не совсем так. Вернее, совсем не так. Я напомню лишь о лучшей, по общему признанию, книге по истории философии, написанной в XX в., автором которой был никто иной, как Рассел (см. его «Историю западной философии»). С традицией большинство представителей аналитической философии было знакомо и знакомо весьма неплохо. Здесь важно отметить характерное для англоязычной академической философии, что, к сожалению, отсутствует в философии отечественной, наличие двух различных подходов к осмыслению наследия прошлого. При исследовании, интерпретации и переводах авторов прошлого, даже и не слишком отдалённого, в аналитической философии принято различать то, что называют history of ideas, и то, что называют history of philosophy. Различие связано с тем, что первая ставит перед собой задачу наиболее адекватной интерпретации взглядов или текстов философов, их вписывание в исторический и культурный контекст, отслеживание филиации идей, тогда как вторая нацелена на то, что можно было бы назвать имманентной реконструкцией философской идеи, заложенной в исходный текст или систему.

Второй подход не предполагает исследование культурного и исторического контекста, скорее он в определённой степени пытается от него абстрагироваться, не особо заботясь об аутентичности избранного метода интерпретации. Наоборот, при таком подходе применяются средства, разработанные в рамках современных способов анализа. В этом смысле, например, средствами современной философской логики и философии математики вполне можно исследовать внутренний потенциал Аристотеля или классического английского эмпиризма.

Предпочтение истории философии в указанном выше смысле перед историей идей привело к тому, что аналитическую философию часто обвиняют в неверной, натянутой интерпретации тех или иных идей. Но здесь следует заметить, что такой подход превращает историю философии в живой, действующий организм, а не в доксографию. И это несомненное достоинство аналитической философии. Во всяком случае, это лучше, чем феноменология Гуссерля, хотя бы в том отношении, что здесь не заключаются мнения прошлого в скобки, как будто их не было.

Заметим, что при всей достаточной условности различия истории философии и истории идей в отечественной философской традиции оно отсутствует вообще. Отечественная история философии в большей степени соответствует тому, что выше обозначено как история идей, а попытки модернизации часто приводят к обвинениям со стороны историков философии в неверной интерпретации, хотя новые методы используются лишь как средство, раскрывающее внутренний потенциал той или иной философской системы. Стремление к аутентичности иногда приводит и к курьёзам. Так, мне приходилось слышать сетования отечественных логиков на то, что логические сочинения Аристотеля гораздо более понятны в английской версии, чем в переводе на русский язык.

Перейду к тематическому своеобразию. Несмотря на сродство с классической постановкой вопросов, основоположники аналитической философии изменили угол зрения на философские проблемы, которые отныне начинают рассматриваться как проблемы употребления языка. Данный ход мысли, получивший наименование лингвистического поворота, определяет образ действий всей аналитической философии. Аналитическое движение характеризуется многообразием онтологических и эпистемологических представлений, лежащих в основании её достаточно разных ответвлений. В рамках аналитической философии можно найти всё, что угодно, например, платонизм (лингвистический платонизм Г. Фреге), эмпиризм (логический эмпиризм Венского кружка), метафизику (дескриптивная метафизика П. Строссона), натурализм (натурализованная эпистемология У. Куайна), прагматизм (аналитические концепции значения Д. Дэвидсона и С. Крипке), реализм (внутренний реализм Х. Патнема), холизм (онтологическая относительность У. Куайна) и т.д. Я думаю, что в аналитической философии можно встретить все -измы, которые уже выделены или будут выделены в рамках историко-философского процесса. Отмечу, однако, что в рамках аналитической философии можно найти всё, что угодно, но не всё, что попало. Аналитическую философию объединяет общий методологический мотив. Этот мотив, который можно обозначить как исследование различных языковых практик, берёт своё начало в работах Фреге, поставившего задачу исследования практики логического вывода в языке математики, и находит своё полное воплощение во взглядах раннего Витгенштейна, который в своём «Логико-философском трактате» ставит проблему выяснения условий возможности языковой практики как таковой. Именно этот методологический мотив сказался на тематическом своеобразии. В аналитической философии главное внимание уделяется двум темам: во-первых, исследованию роли языка в мышлении и коммуникации и, в частности, проблеме того, каким образом обеспечивается значение языковых выражений; во-вторых, изучению логики исследования и методологии познания настолько, насколько они должны иметь дело с оценкой различных техник и условий достижения истинных убеждений и обоснованных утверждений.

Эти две темы не только считаются отличительными. С позиции этих тем рассматривается и само развитие аналитической философии, как их более или менее последовательная реализация. Во-первых, провозвестники в виде Б. Больцано, Г. Фреге, Ф. Брентано; во-вторых, бунт Б. Рассела и Дж. Э. Мура против объективного идеализма гегельянского типа и разработка методов концептуального анализа философской терминологии и философских утверждений; в-третьих, ранний Витгенштейн с его идеей границ осмысленности языка как такового; в-четвёртых, Венский кружок с его апелляцией к здравому смыслу на почве науки; в-пятых, трансформация идей Венского кружка на почве американского прагматизма; затем поздний Витгенштейн с его идеей значения как употребления; затем реализация этих идей в различных концепциях значения и т.д.; и наконец, то, что призывают называть постаналитической философией, указывая, что современная англо-американская философия учитывает и онтологические, и эпистемологические предпосылки, и социальную обусловленность теоретического знания.

Замечу, что постаналитическая философия по характеру тематики и применяемым методам ничем не отличается от аналитической философии. Это различие значимо скорее для отечественных исследователей, которые до сих пор отождествляют аналитическую философию с логическим эмпиризмом Венского кружка и примыкающим к нему течениям. Но аналитическую философию нельзя отождествлять с логическим позитивизмом, это лишь одно из направлений аналитической философии, которое, выполнив свою роль, давно закончило существование. Современная аналитическая философия сохраняет темы, при этом, быть может, жертвуя исходными эмпиристскими установками, но сохраняя общий тематический дух. Весьма прискорбно, что аналитическая философия в России, как можно судить по многочисленным учебникам, до сих пор так и отождествляется с тем, чего давно уже нет.

Наконец, методический параметр. В качестве отличительной черты аналитической философии часто указывают на её особое внимание к средствам самого философствования. Эта черта связана с философским рассмотрением источников формальной логики в её современных формах и особыми способами, в которых эти источники могут быть применены к решению философских проблем. При этом главное – в доказательности результата, т.е. в достоверности процесса аргументации с вниманием к тонкостям процедуры доказательства того или иного тезиса.

Тематические и методические параметры мне хотелось бы рассмотреть с двух сторон. С одной стороны, приверженцами аналитической философии они считаются только ей присущими достоинствами. С другой стороны, с точки зрения критиков аналитической философии, они порождают ряд недостатков.

Обратимся к тематическим параметрам. Конечно, аналитическая философия уделяет им особое внимание. Но они являются признаком любой достойной философии, быть может, и континентальной. Когда Гегель говорит, что философия – это тяжёлая работа с понятием, имеет ли он в виду концептуальный анализ в стиле Рассела или Мура? Очевидно, нет. Но должны ли мы сделать отсюда вывод, что его работа ничего не проясняет в понятиях? Должны ли мы сделать вывод, что ничего не проясняет в понятиях экзистенциальная аналитика М. Хайдеггера? Конечно, это не анализ в духе аналитической философии. Но сводится ли понимание исключительно к логической структуре понятия, или оно затрагивает что-то ещё. Я уже не говорю о практиках дискурсивного анализа континентальной философии типа структурализма или герменевтики.

Или возьмём методизм. Внимание к средствам самого философствования есть уже у Сократа. Майевтика была не только методом, но и существенно определяла содержание его системы. Во многих случаях с рассуждения о методе философствования начиналось построение самой философской системы, и Декарт здесь не единственный пример. То же самое касается доказательности. Доказательность специфична, но разве её нет у Платона в «Пармениде», у Гегеля в «Науке логики», у Канта в «Критике чистого разума»? Конечно, трансцендентальная дедукция Канта или диалектика Гегеля не соответствуют критериям доказательства, принятым в аналитической философии, но разве они менее убедительны? И примеры можно множить.

В заключение остановлюсь на второй стороне, а именно, на мнимых недостатках аналитической философии. В основном таких недостатков указывают два: мелкотемье и техницизм. Аналитическую философию часто упрекают, что она занимается не действительно философскими проблемами, имеющими глобальный характер, а тонет в частностях, на которые настоящий философ отвлекаться не должен. Приведу пример из недавнего прошлого. Вспоминается, как в курсе диалектического материализма рассматривался вопрос о соотношении единичного и общего, решение которого по существу сводилась к формулировке В.И. Ленина из работы «К вопросу о диалектике»: «Общее уже проглядывает в единичном. Жучка – собака, Иван – человек». Конечно, такое решение является псевдорешением, поскольку никаким критерием доказательности не соответствует. Но при построении теории всеобщего характер решения частной проблемы подобного рода мало кого интересует. Однако посмотрите, сколь много было получено результатов и разработано новых концепций в процессе подробного исследования соотношения единичного и общего средствами современной логики при анализе проблемы универсалий от Б. Рассела и Ф.П. Рамсея до эссенциализма С. Крипке. В данном случае мелкотемье – лучшее достоинство. Решение частной темы приводит к весьма важным результатам, которые не получишь при построении теорий всего, которые столь популярны в нашем отечестве. С другой стороны, техницизм аналитической философии вызван как раз стремлением к мелкотемью. Тщательная проработка проблемы возможна только при наличии адекватной техники, в качестве которой многие представители аналитической философии рассматривают современную логику. Невозможно быть аналитическим философом, не владея символической логикой. Но последняя не инспирирует глобальных обобщений типа теорий всего. Только метод. А метод или техницизм ведёт к нюансам. Поэтому мелкотемье и техницизм следует считать не недостатками аналитической философии, а её исключительными достоинствами. Аналитическая философия показала, что внимание к нюансу в философии не менее важно, чем стремление к всеобщему, и именно внимание к нюансу может быть наиболее плодотворно.