24 сентября 2009 г. в г. Санкт-Петербурге на философском факультете СПбГУ состоялась конференция «Теория эволюции: между наукой и идеологией. Историко-научные и философско-методологические проблемы эволюционизма». Конференция проходила в рамках большого научного форума «Чарльз Дарвин и современная наука» (21-25 сентября), посвященного 200-летию со дня рождения Чарльза Дарвина и 150-летию со дня выхода в свет его знаменитой книги «Происхождение видов». В работе конференции приняли участие отечественные философы, историки науки и естествоиспытатели из Санкт-Петербурга, Москвы, Обнинска, Орла, Рязани, Киева, Иркутска, Казани.

В центре внимания докладчиков были актуальные философские, методологические, теоретические и культурологические проблемы современной теории биологической эволюции, ее преемственности с классической теорией эволюции Ч. Дарвина и с «синтетической теорией эволюции», сформировавшейся в тридцатые-сороковые годы прошлого века. Главными среди них оказались вопросы природы человека, социокультурной интерпретации биологической эволюции, перспектив глобального и универсального эволюционизма, места современной эволюционной теории в биологическом и гуманитарном образовании.

В докладе Э .Ф. Караваева (СПбГУ) «Теоретико-игровое моделирование эволюции и его общенаучное значение» было рассмотрено использование аппарата теории игр применительно к проблемам эволюционной биологии, в частности Р. Левонтиным и Дж. Мейнардом-Смитом. Согласно докладчику эволюционная теория игр лучше приспособлена к тому, чтобы придать ей форму «обобщённой теории игр». Последняя предназначена для более адекватного отражения особенности социально-гуманитарных явлений, - в частности, их социально-психологических аспектов, связанных с функционированием норм. Тогда в построении модели эволюции и её «дерева» стратегий можно будет шире использовать достижения современной неклассической логики.

В. Г. Борзенков (МГУ им. М.В. Ломоносова) в докладе «На пути к новому синтезу» сравнил положение синтетической теории эволюции (СТЭ) в 1959 г. и сейчас. Если тогда она воспринималась в качестве подлинно научной фундаментальной естественнонаучной теории, имеющей важнейшее мировоззренческое значение, то в наши дни ситуация, скорее, амбивалентна. Появилось немало публикаций, в которых ситуация с современным состоянием СТЭ квалифицируется как «застой» или «кризис». Однако, с точки зрения докладчика, ни о каком «кризисе», а тем более «крахе» синтетической теории эволюции или дарвинизма в целом не может быть и речи. Критиковать СТЭ с позиций сегодняшнего знания живого - это все равно, что критиковать модель идеального газа в молекулярно-кинетической и статистической физике ХVIII - ХIХ в.в. с позиций сегодняшней атомной теории и теории элементарных частиц. Другое дело, что за последние полвека накоплен гигантский материал, частью вошедший, но по большей части еще не ассимилированный СТЭ. Новый синтез будет осуществлен на основаниях, выходящих за пределы дарвиновской идеи естественного отбора как важнейшего (хотя, разумеется, не единственного) фактора эволюции.

Используя системный подход, А. К. Астафьев (Санкт-Петербургская академия управления и экономики) в докладе «Об эволюционном подходе к экологии», рассмотрев основные особенности биогеоценоза как системы, предложил обратить внимание на такие объекты, ранее не выделявшиеся в экологических исследованиях, как эколокусы. По мнению А. К. Астафьева именно из эколокусов, имеющих «точечный» характер, складываются более крупные образования, выходящие за их границы. Эти системы, охватывающие более крупные системные формы, докладчик предложил назвать эколокалями. Совокупность эколокалей, образующих специфические живые комплексы, выступают в качестве базиса более крупных ландшафтных зон, материковых и океанических регионов и, в конечном счете, биосферы в целом.

В докладе М. Б. Конашева (Санкт-Петербургский филиал Института истории естествознания и техники РАН) «Эволюционная теория Ч. Дарвина как частная теория эволюции» было показано, что эволюционная теория Ч. Дарвина является одной из исторических и логических частей общей теории эволюции (ОТЭ) и в качестве таковой является частной теорией эволюции (ЧТЭ). Развитие эволюционной теории Ч. Дарвина было прямо или опосредованно связано с развитием других частных эволюционных теорий, в первую очередь теории социальной эволюции, а также со становлением и развитием гуманизма. Поскольку ЧТЭ по-разному затрагивали интересы и ценности различных социальных групп, они по-разному воспринимались и оценивались. Современная эволюционная теория в единстве с другими ЧТЭ выступает как часть единой теории эволюции человека - теории его появления, становления и развития, - и более общей теории эволюции универсума. Теория сознательной эволюционирующей деятельности человека, предметом и результатом которой становится сам человек и весь окружающий его мир, есть новый эволюционный синтез. В ходе своей эволюции человек становился «человеком человечным». Теория возникновения и противоречивого развития этой человечности и есть теория эволюционного гуманизма.

В докладе А. П. Мозелова (Балтийский государственный технический университет «Военмех», Санкт-Петербург) «Дарвинизм и неодарвинизм», отмечалось, что неодарвинизм как направление в эволюционной теории занимал непримиримую позицию в обосновании и развитии ядра  дарвинизма - концепции естественного отбора. Неодарвинисты и в первую очередь А. Вейсман расчищали дорогу для проникновения в эволюционную теорию данных зарождающейся экспериментальной генетики, синтез которой с концепцией естественного отбора был осуществлен в 20-30-е годы прошлого века. Поэтому оценка вклада А. Вейсмана в становление генетики и защиту дарвинизма должна основываться не на  подчеркивании слабых сторон концепции этого выдающегося зоолога, а на его самой сильной стороне - развитии селекционизма.

Изложение эпигенетической теории эволюции (ЭТЭ) и ее отличия от синтетической теории эволюции (СТЭ) было представлено в докладе Б. А. Богатых (Обнинский государственный технический университет атомной энергетики) «Фрактально-эпигенетический подход в теории эволюции». Детально был рассмотрен фрактальный подход, позволяющий совместить антитезы:  с одной стороны, дарвинизма и СТЭ, а с другой - номогенеза Л. С. Берга. По мнению докладчика, примирение этих антитез непротиворечиво осмысливается отчасти в рамках фрактального аттрактора, в природе которого присутствует детерминистический, или фрактальный хаос. Иными словами, фрактальный подход отражает синтез двух процессов - динамичности и статистичности. Сходство ряда позиций ЭТЭ, экологической теории и фрактального подхода сможет способствовать новому синтезу, созданию менее противоречивой картины мира живого, ее эволюции.

В. В.Ключарев и С. В.Ключарева (Институт химической физики РАН) в докладе «Прогрессивный отбор в саморазвивающихся системах» остановились на рассмотрении математических и физических моделей процессов иерархического воспроизведения себе подобных. По их мнению, принцип саморазвития влечет за собой прогрессирующее расщепление на более энергоемкие инновационные структуры и менее энергоемкие ретроградные формы: их кооперация под законам диффузии в случайной плотной упаковке влечет за собой макроскопическое уменьшение термодинамических рисков детородного процесса.

А. Б. Казанский (Институт эволюционной физиологии и биохимии РАН, Санкт-Петербург) в докладе «Расширенное понимание механизмов наследования и естественного отбора: конструирование экологических ниш и стигмергия» исследовал механизмы круговой причинности, возникающие за счет эволюционной обратной связи на примере так называемого «конструирования ниш». Конструирование ниш вписывается в общую концепцию непрямых, опосредованных средой взаимодействий между организмами. К ним относится также «стигмергия», или «стимулирующая работа» (Грассе).

В докладе Ю. И. Ефимова (Академический физико-технологический университет РАН, Санкт-Петербург) и Ю .А. Налетова (Орловский государственный технический университет) «Дарвинизм и «эволюционный нигилизм» было показано, что наряду с восторженным приемом учения Ч. Дарвина на заре его появления в России, а позже и с известной апологетикой дарвинизма, имело место и настороженное, нередко достаточно критическое отношение к дарвиновской теории. В этой связи докладчики предположили, что последовательное расширение смыслового спектра понятия эволюции, фиксированное в соответствующих терминах («глобальный эволюционизм» - Н. Н. Моисеев; «универсальный эволюционизм» - Е. А. Мамчур, В. В. Казютинский и др.) стало в определенной степени отправной точкой философского переосмысления самой идеи эволюционизма.

Синтетическая теория эволюции, как показал в своем докладе «Об интегративной роли эволюционной теории в современной науке» А. С. Мамзин (СПбГУ), возникла на основе теоретического обобщения данных различных отраслей биологии и, в свою очередь, стимулировала образование новых её ветвей и направлений, становление эволюционной биологии. Возникновение СТЭ обусловило упрочение принципов эволюционизма и в других областях науки, начиная от синергетики, физики, космологии и кончая эпистемологией. Влияние дарвиновской революции на другие области знания было во многом обусловлено всесторонностью личности и интересов её создателя, охватившего в своих исследованиях по существу весь мир живой природы. Значение теории биологической эволюции для науки и культуры в целом определяется той существенной ролью, которую она играет в создании современной научной картины мира, в обосновании ею методологических принципов, пронизывающих все ветви и отрасли биологии и объединяющих их в сложной и высокодифференцированной системе знаний о живой природе. Сама природа эволюционной теории такова, что она может развиваться успешно лишь на основе непрерывного синтетического обобщения достижений всех других областей как самой биологии, так и сопредельных с нею наук. Убедительным свидетельством этого является вся история дарвинизма, начиная с его возникновения и кончая современным состоянием и перспективами развития этой области биологии.

В докладе М. С. Уварова (СПбГУ) «Христианская и исламская критика дарвинизма в современной культуре»отменчалось, что современные концепции, отрицающие дарвинизм, могут находиться между собой в весьма драматичных отношениях. Примером такой «оппозиционной критики» является отношение к дарвинизму со стороны современного христианства и ислама, основанное на разных традициях «научного креационизма». При этом исламская критика эволюционной теории является гораздо более резкой, чем христианская. Анализ показывает, что исламская критика во многих своих чертах напоминает идеи французских постструктуралистов, изложенные в таких работах, как «Символический обмен и смерть», «Дух терроризма» (Ж. Бодрийяр), «Капитализм и шизофрения» (Ж. Делез, Ф. Гваттари). Достаточно неожиданным является сходство это критики и с некоторыми идеями современного неомарксизма (А. Негри).

Б. В. Марков (СПбГУ) в докладе «Проблема человека у Дарвина и Ницше» отстаивал точку зрения,  согласно которой предположение о возможности появления сверхчеловека опиралось на логику дарвинизма. Хотя у самого Дарвина не встречается термин "сверхчеловек", биологический футуризм не был ему чужд. Но, скорее всего, он оставался скептиком и не считал возможным продолжение эволюции от человека к сверхчеловеку. Европейский миф о происхождении человека определяется пониманием его как продукта или культурного артефакта. До тех пор, пока ответ на вопрос о происхождении человека давался с точки зрения Божественного творения, философский вопрос о том,  как и зачем возник и существует человек, не мог быть поставлен. Снятие теологической блокады обусловило обращение к реальным условиям формирования и существования человека. Человек стал мыслиться как продукт сил, обусловивших онтологические условия возможности его развития. Кроме Дарвина, следует напомнить об импульсах, идущих от Ницше, психоаналитического движения, феноменологии  и экстремистских философских движений ХХ в.

А. В. Говорунов (СПбГУ) в докладе «Эволюционистский и гуманитарный дискурсы о человеке» остановился на мировоззренческом влиянии дарвиновской эволюционной теории на гуманитарное знание в целом и на знание о человеке в частности. Эволюционистский образ человека, несмотря на все его влияние, не смог стать единственным антропологическим дискурсом. Проект философской антропологии возникает как попытка разрешить парадокс, когда объем знаний о человеке стремительно растет, а «понятность» того, что представляет собой человек, столь же стремительно уходит, что вызвано сосуществованием, по крайней мере, трех разнородных дискурсов о человеке: религиозного, гуманитарного и естественнонаучного (М. Шелер). Задача соорганизации принципиально разнородных дискурсов в едином философском знании в общем случае так и не была решена. Однако возможно частное ее решение за счет выявления их общей точки пересечения: во всех трех этих дискурсах присутствует тема преодоления человеческого - обо́жения (христианство), сверхчеловека (гуманитарное знание) и постчеловека (биотехнологии).

В докладе Ю. В. Хен (Институт философии РАН) «Естественный отбор и проблема вырождения «человеческой породы» указывалось на то, что проблема вырождения является ядром классической евгеники (вторая половина ХIХ в. - первая половина ХХ в.), исходным тезисом теоретических дискуссий этого периода и основой практических рекомендаций. По мнению докладчика, с дарвинизмом евгенику связывают сложные и неоднозначные отношения. Евгенисты видели в теории Дарвина научное объяснение причин дегенерации человечества (ослабление давления естественного отбора), а также руководство к действию, описывающее пути преодоления этого порока. Они не делали различий между биологическими исследованиями Дарвина, которыми, собственно, и определялся естественнонаучный статус эволюционной теории, и социальными выводами, сделанными Дарвином и не имевшими непосредственного отношения к той области знания, в которой специализировался этот выдающийся ученый. Таким образом, была произведена довольно распространенная в истории науки подстановка: авторитет, заработанный ученым в одной области (ботаника и зоология), был использован для придания весомости его теоретическим выкладкам в другой (антропо- и социогенез).

В докладе А. И. Круликовского (Иркутский государственный медицинский университет) «О научных и вненаучных основаниях антидарвинизма» было отмечено, что теория Дарвина подверглась ожесточённой критике сразу после выхода в свет книги «Происхождение видов» и продолжает подвергаться до сих пор. По большей части эта критика опирается не столько на научные факты, сколько на вненаучные основания знания, далеко не всегда очевидные. Если современные креационистские концепции, как правило, вообще не относятся к области научного знания, то во многих дискуссионных работах их авторы зачастую не осознают границы между научными и вненаучными основаниями знания.

В докладе А. В. Гоманьков (Ботанический институт РАН, Санкт-Петербург) в докладе «Эволюционный прогресс: критика и апология дарвинизма» рассмотрел представления о том, что живые организмы разнятся по степени сложности своего устройства. Одно из наиболее широко распространённых (от Н. Я. Данилевского и Н. Н. Страхова до современных креационистов) обвинений в адрес теории Дарвина состоит в том, что она не объясняет феномена эволюционного прогресса, так как не отвечает на вопрос о том, почему в ходе эволюции постоянно появляются организмы, устроенные всё более сложно. Однако ответ на этот «трудный» вопрос был намечен М. Эйгеном уже во второй половине XX в. с уточнением самого понятия сложности. Поэтому величие Ч. Дарвина состоит в том, что за 100 лет до этого он показал, что если в природе имеется некий механизм, осуществляющий выбор («естественный отбор»), то действие этого механизма неизбежно порождает процесс, сопровождающийся ростом количества информации.

В докладе Е. Н. Гнатик (Российский университет дружбы народов, Москва) «Проблема сознания с позиций эволюционизма» констатировалось, что полемика с дарвинистской теорией эволюции не прекращается, но надежды на углубление научно-теоретического понимания феномена жизни, по-прежнему связываются с дальнейшим развитием именно этой теории. Философское осмысление подходов и методов, используемых при изучении экспериментальных животных, позволяет лучше понять некоторые наследственные механизмы поведения человека. При этом новые научные данные дают возможность полнее реконструировать процесс формирования психики человека на базе сложной психики вымерших человекообразных обезьян. Многое из того, что ранее полагали специфичным для человека и связывали с его особым социальным развитием, теперь оказалось в той или иной степени присуще животным и, следовательно, имеет общие нейробиологические основы. Это не отрицает, по мнению докладчика, наличие у человека качественно новых свойств по сравнению с другими высшими животными, но обосновывает необходимость дальнейших исследований и ставит вопрос о правомерности ныне существующих критериев специфичности.

Выступление И. В. Добролюбовой (Институт философии РАН) «Мировоззренческая оценка В. И. Вернадским учения Чарльза Дарвина» было посвящено глубинным связям между творчеством В.И.Вернадского и эволюционным учением Дарвина. Вернадский был убежден в том, что сама наука представляет собой целостное образование, что, в свою очередь, обеспечивается цельностью лежащей в ее основании картины мира. К одному из важнейших принципов современного научного мировоззрения он относил и теорию эволюции Ч.Дарвина. В выступлении было подробно прослежено влияние дарвиновского эволюционного подхода на развитие представлений о биосфере и ее эволюции.

Тезисы участников конференции опубликованы в сборнике «Чарльз Дарвин и современная наука. Тезисы международных научных конференций «Чарльз Дарвин и современная биология» (21-23 сентября 2009 г., г. Санкт-Петербург)» и «Теория эволюции: между наукой и идеологией. Историко-научные и философско-методологические проблемы эволюционизма» (23-25 сентября 2009 г., г. Санкт-Петербург)». (СПб.: СПбФ ИИЕТ РАН, 2009).