Рец. на кн.: Фредерик Ч. БАЙЗЕР. Мировая скорбь: пессимизм в немецкой философии, 1860-1900 | | Печать | |
Автор Саттар А.С. | |
25.07.2017 г. | |
Frederick C BEISER. Weltschmerz: pessimism in German philosophy, 1860-1900. Oxford; New York: Oxford University Press, 2016. 352 p. Фредерик Ч. БАЙЗЕР. Мировая скорбь: пессимизм в немецкой философии, 1860-1900.
Последняя книга Фредерика Байзера продолжает его исследования немецкой философии и тщательно анализирует труды и полемику философов-пессимистов 2-й пол. ХIХ в. Книга состоит из Введения и 10 глав. В первых четырех главах Байзер анализирует пессимистические воззрения Шопенгауэра как ключевую часть его системы и доказывает, что внутренние причины их влиятельности заключаются не в тех или иных положениях его философии, а в самой постановке вопроса о смысле человеческого существования и трагическом характере связанных с этим вопросом ответов. По мнению Байзера, именно Шопенгауэр был мыслителем, открывшим эвристический потенциал этого главного – «гамлетовского» – вопроса, благодаря которому философия обогатилась новыми измерениями и проблемными полями. С этим же Байзер связывает историческую популярность Шопенгауэра, не случайно относящуюся ко времени «кризиса идентичности» философии в 1840-1860 гг. На фоне сомнения в назначении философии, вызванного прогрессом наук и крушением всеобъемлющих идеалистических систем, позиция Шопенгауэра выгодно отличалась от неогегельянской и неокантианской альтернатив, поскольку связала философию с экзистенциально значимым вопросом о ценности (прежде всего, ценности человеческой жизни) и отменяла любые претензии на универсализм и позитивистско-гегелевскую веру в прогресс. Именно это переопределение задач философии задало рамку для пессимистической традиции (а не частные положения шопенгауэровской философии, намного чаще критикуемые его последователями, чем принимаемые). Отправной точкой для последующих философов-пессимистов в этом смысле послужили шопенгауэровские тезисы об иррациональном характере вещи самой по себе, о невозможности подлинного счастья, о преобладании страданий над радостью, отсутствии свободы воли, его отношение к возможности и средствам спасения, смыслу человеческого существования и его квиетизм. В связи с разнообразием позиций относительно этих вопросов единственным реальным содержанием термина «пессимизм» становится уверенность в том, что в этом мире страдания преобладают над счастьем. Соответственно, общая установка книги состоит в рассмотрении философов-пессимистов не как последователей Шопенгауэра, а как оригинальных мыслителей sui generis, философии которых часто лишь поверхностно похожи на его систему. Далее Байзер излагает учение шопенгауэровского «архиевангелиста» Юлиуса Фрауенштэта и его долгий путь к оригинальному синтезу Шопенгауэра и Гегеля. Автор указывает на то, что шопенгауэровская философия с самого начала расценивалась Фрауенштэтом как пропедевтика к разработке новой религии – этики и учения о спасении от страданий и греха, основанной на апологии человеческой свободы и интеллектуального совершенствования и избавленной от груза теистических предрассудков. Байзер показывает, что именно в этом центральном для Фрауенштэта пункте его учение наиболее существенно расходится с шопенгауэровским, поскольку он утверждает принципиальную возможность достижения счастья (ведь удовлетворенная воля не страдает) через материальное благополучие, гармонию с собой и природой, а также моральное и культурное историческое развитие. Как этот пункт, так и фрауенштэтовское отождествление воли и представления указывают на то, что «на самом деле, первый шопенгауэровский апостол оставался гегельянцем» (р. 87). В книге дана полноценная картина философии Евгения Дюринга и показана системная связь между его политической мыслью, позитивизмом, метафизикой и вопросом о ценности жизни, а также анализируется эволюция и двусмысленность его учения. Изначальный скепсис философа по отношению к метафизическим спекуляциям и материалистическая метафизика означали для него реальность только земной жизни, следовательно, необходимость её улучшения посредством политической и экономической программы. Однако, как показывает Байзер, уже в ранних работах Дюринга помимо позитивизма можно найти принятие понятия «трансцендентное» как условия возможности истины, которое в поздних работах превратилось в смелое постулирование сверхчувственного, непознаваемого метафизического как необходимого основания любого познания. При этом как этот постулат, так и вопрос о ценности жизни имеет для Дюринга регулятивный статус в кантовском смысле, и сплав кантианства и позитивизма привел его к «анархии индивидуальных ответов» (р. 100), согласно которой смысл жизни – предмет индивидуальной веры. Поскольку «смысл», таким образом, относится только к посюсторонней жизни и её моральным качествам (идеалам и целям индивида), эта поздняя «монистическая, материалистическая и рационалистическая метафизика» Дюринга как «замена религии» также предполагает и активную политическую программу, и релятивистскую эпикурейскую этику (конкретное ощущения счастья зависит от всего разнообразия постоянно меняющегося опыта индивида, и страдание необходимо для этого разнообразия). Байзер всесторонне рассматривает также систему Эдуарда фон Гартмана, которого он называет последним представителем посткантовского идеализма. В отличие от стандартных изложений учения Гартмана, Байзер не сосредоточивает свое внимание только на «Философии бессознательного», но рассматривает философию Гартмана как систематический проект синтеза пессимизма, веры в человеческую свободу, достижений естествознания и имперско-националистического, антидемократического героизма бисмарковской эпохи с гегелевской верой в прогресс духа и рациональность религии, философией позднего Шеллинга и эпистемологией «решительного» «трансцендентального реализма» в стиле Тренделенбурга. Таким образом, Байзер рассматривает не только гартмановскую этику и метафизику «пантеизма, или спиритуалистического монизма», но и указывает на важную роль этой грандиозной эклектической системы в философской полемике 1860-1880-х гг. При этом автор внимательно прослеживает существенную эволюцию гартмановской системы и отмечает несовместимость его пессимизма с его же гегельянским «эволюционным оптимизмом». Согласно последнему исторический прогресс необходимым образом приводит к победе сознания над бессознательным, моральному совершенствованию и кантианскому отказу от эгоизма в пользу поведения согласно только долгу. Последний, по мнению Байзера, только внешне связан с учением о мире как воплощённом страдании и о необходимости коллективного самоубийства. Глава, посвященная «спору о пессимизме», вспыхнувшему в конце 1860-х – начале 1870-х гг. вокруг гартмановского учения, и является, вероятно, самой оригинальной частью монографии. Она систематически упорядочивает это важное явление по затронутым в нем темам и использованным аргументам, основными объектами полемики называя упреки пессимизма в аморальности, квиетизме и социальной апатии, внутренней несогласованности, неверифицируемости, механическом подходе к «высчитыванию» счастья, принижении роли эстетического удовольствия и любви. Особой заслугой Байзера можно считать его внимание не только к тезисам известных оппонентов пессимизма (таких как В. Виндельбанд и Г. Гейм), но и к его менее известным защитницам Агнес Тауберт и Ольге Плюмахер. Байзер анализирует «самого пессимистичного философа своего века» Филиппа Майнлендера (Батца) с точки зрения ключевого для него понятия «освобождения». Несмотря на то, что в центре его пессимизма и «эсхатологии смерти» автор книги видит, что освобождение достигается только со смертью, т.е. переходом в ничто, он также подробно разбирает его космогонию смерти Бога и «эмпирический реализм», согласно которому вещь сама по себе познаётся в ощущении; однако наиболее существенным вкладом в исследование философии Майнлендера представляется анализ его неоднозначной политической доктрины, одновременно превозносящей и коммунизм, и либерализм, и авторитарный этатизм, а также индивидуализм и патриотизм. Тем самым Байзер указывает на позитивную политическую составляющую майнлендеровской доктрины «освобождения», поскольку она предписывает государству минимизировать неизбежные для этого мира страдания и предполагает возможность относительного индивидуального счастья. Заключительная глава книги посвящена концепции «недооцененного» Юлиуса Банзена, разработавшего пессимистический синтез шопенгауэровской и гегелевской философии. Байзер подробно разбирает «реальную диалектику» философа, согласно которой основой существования является воля, в своих желаниях вечно противоречащая самой себе и могущая разрешиться только в ничто. Однако Байзер указывает на то, что «воля» Банзена имеет мало общего с соответствующим шопенгауэровским понятием и имеет лишь регулятивный статус (в кантовском смысле), поскольку философ отвергал шопенгауэровский монизм в пользу реального плюрализма индивидуальных воль, каждая из которых является вещью самой по себе. При этом Банзен отвергает и кантовскую трансцендентальную эстетку, а также разделение воли и представления, заявляя, что воля сама формирует собственный мотив. Автор книги подчеркивает боевой, героический характер пессимизма Банзена, который видел причину несчастья не в страданиях, а в недостижимости идеалов, но который, предвосхищая философию абсурда, призывал тем не менее стремиться к их достижению. Отдельно Байзер разбирает связанную с этим «героическим оптимизмом» оригинальную эстетику трагедии Банзена и его критику исторического оптимизма, а также дружбу, вражду и полемику Банзена с Гартманом, его антиэтатизм, индивидуализм и превознесение аристократии духа в рамках «Культуркампф». Как и предыдущие работы Байзера, данная книга совмещает широту охвата материала и информативность изложения, внимательно анализируя воззрения забытых, но важных и интересных фигур и оставаясь выше анахронистических и несправедливых стереотипов относительно них. Книга в целом представляет собой общее, однако достаточно глубокое и детальное введение в философское наследие этих пессимистически настроенных мыслителей. При этом анализ Байзера отличается точностью и вниманием не только по отношению к их оригинальному системотворчеству, но и к их внутренней эволюции. Таким образом, книга раскрывает объёмный и полнокровный образ «пессимизма», впервые указывая на многие его аспекты, привлекая мало- или неисследованные источники и анализируя контекст их возникновения. А.С. Саттар Саттар Александр Сергеевич ‒ аспирант аспирантской школы по философским наукам Национального исследовательского университета Высшая школа экономики (Москва). Sattar Alexander S. ‒ Postgraduate student, The School of Philosophy, The Faculty of Humanities, National research university Higher school of economics.
|
« Пред. | След. » |
---|