Предисловие к публикации статьи Джона Стюарта «Как Керкегор читал оригинальные произведения Гегеля».

В отличие от фундаментального труда Джона Стюарта, посвященного анализу отношения Керкегора к Гегелю в историко-философской перспективе [Stewart 2003], в данной статье уточняются лишь те аспекты керкегоровского чтения Гегеля, которые подтверждены первоисточниками. Джон Стюарт исходит из того, что, поскольку язык философии того времени изобиловал отсылками к Гегелю, их присутствие в керкегоровских текстах было часто навеяно не столько оригинальными сочинениями Гегеля, сколько основанными на них второисточниками.

Перевод публикуется с любезного разрешения издательства Taylor & Francis.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: гегельянство, гегельянство Керкегора , оригинальные тексты Гегеля.

ЛУНГИНА Дарья Андреевна – кандидат философских наук, доцент, научный руководитель отделения культурологии философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Цитирование: Лунгина Д.А. К вопросу о гегельянстве Керкегора: концепция Джона Стюарта. Стюарт Дж. Как Керкегор читал оригинальные произведения Гегеля. Предисловие, перевод с английского и датского и комментарии Д.А. Лунгиной // Вопросы философии. 2017. № 3.

Voprosy Filosofii. 2017. Vol. 3.

Returning to the Subject of Kierkegaard’s Relation to Hegel

Darya A. Loungina

Introduction to Jon Stewart’s article «Hegel: Kierkegaard Reading and Use of Hegel’s Primary Texts».

Unlike Jon Stewart’s fundamental work «Kierkegaard’s Relations to Hegel Reconsidered» [Stewart 2003] in which this question is raised in a historical and philosophical outlook this article runs only those aspects of Kierkegaard’s reading of Hegel which clearly and unambiguously refer to Hegel’s primary texts. Jon Stewart proceeds from the assumption that Hegelian jargon and motifs were common currency in the philosophical language of the day, and Kierkegaard’s occasional use of them may well have been inspired by secondary sources rather than Hegel’s primary texts. Thus, in this article Jon Stewart intentionally omits passages of this sort and treats only those passages in Kierkegaard’s works which unambiguously reveal their actual source in Hegel’s primary texts.

With permission from Taylor & Francis.

KEY WORDS: Hegelianism, Kierkegaard’s relations to Hegel critically reconsidered, Hegel’s primary texts.

LOUNGINA Darya A. – CSc (PhD) in Philosophy, Associate Professor, Director of Cultural Studies Educational Program, Philosophy Faculty, Lomonosov Moscow State University.

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Citation: Loungina, Darya A. (2017) “Returning to the Subject of Kierkegaard’s Relation to Hegel”, foreword to: Steward, Jon (2017) “Hegel: Kierkegaard Reading and Use of Hegel’s Primary Texts”, translated into Russian with commentaries by Darya A. Loungina, Voprosy Filosofii, Vol. 3 (2017).

 Имя Джона Стюарта известно каждому керкегороведу. Хотя предлагаемая его публикация не первая на русском языке (см.: [Стюарт 2008]), с этим исследователем читателей «Вопросов философии» хочется познакомить подробнее.

Уроженец Техаса (р. 1961), Дж. Стюарт надолго связал свою жизнь с Данией, куда приехал, чтобы собрать материал для подтверждения одной историко-философской гипотезы. И остался там, получив не только искомое, но и нечто большее: признание соотечественников своего героя – академической аудитории, считающей, что она знает Керкегора лучше других.

Поучительный опыт работы исследователей с рукописями Гегеля и Ницше, преобразивший облик этих философов, был давно перенят в Дании. Регулярно публиковались материалы из архива Керкегора в Королевской библиотеке. Скрупулезное текстологическое сопоставление черновиков и опубликованных произведений помогало лучше понять авторское послание и обстоятельства его генезиса; оно легло в основу новых изданий «Собрания сочинений» [Kierkegaard 1962–1964] и «Записок» [Kierkegaard 1968–1978]. Было пересмотрено само понятие «дневник писателя», новые биографические сведения выходили в ежегоднике Датского Керкегоровского общества «Керкегориана». Всё это работало на создание образа родоначальника современной, человекосоразмерной гуманистической философии: Керкегор казался философом не XIX, а XX века говорящим на равных и с представителями «потерянного поколения», и со свидетелями таких изобретений цивилизации, после которых «нельзя писать стихи». Как сто лет назад он с обезоруживающей прямотой обращался к публике, пытался достучаться до «своего единственного читателя», так и теперь, принимая этот прием за чистую монету, публикаторы убеждали читателя, что выйти к человеку каков он есть, свободному от оков Просвещения и научной рациональности, выйти напрямую без всяких опосредований можно одним броском – «от Гегеля к Иову».

Такой взгляд на Керкегора зародился в недрах экзистенциализма. Из самых известных свидетельств достаточно назвать книги Льва Шестова [Шестов 1939] и Карла Ясперса [Jaspers 1935]. Популярность этого представления подкреплялась военными и послевоенными публикациями французских философов: [Camus 1942; Maritain 1947; Marcel 1955] и др. Авторитет Ж.-П. Сартра, Э. Левинаса, М. Мерло-Понти и других участников памятного конгресса Kierkegaard vivant, организованного в апреле 1964 г. при поддержке ЮНЕСКО, придавал образу Керкегора черты, востребованные современностью.

Как всякое влиятельное течение, экзистенциализм настраивал на свой лад и тех, кто имеет дело с «буквой». В Дании усилиями Петера П. Роде и Нильса Тульструпа – многолетнего редактора ежегодника «Керкегориана» и издателя материалов из рукописного архива философа, – еще c середины 1950-х гг. стала складываться школа чтения керкегоровских текстов. Её программную концепцию и решился оспорить Джон Стюарт. Исследователи, державшие в руках рукописи и прижизненные издания, сами были готовы поверить: всю свою жизнь Керкегор бросил на борьбу с гегельянством. Ей он подчинил и своё письмо. Фразу диктовало убеждение, умозаключением руководила концепция, за мысленными прорывами в область человеческой свободы просвечивала стройная теория. Нужное слово подсказывал словарь оппонента. «Тревога» (Angest), «выбор», «прыжок» толковались как ключевые термины, сложившиеся из антитезы к «имманентному» движению спекуляции, которое вытекало из гегелевского панлогизма. Ясней обозначались черты и самого противника: появляющееся в текстах имя «Гегель» отсылало к личности человека, его носившего. Соответственно, с этой личностью отождествлялась фигура «абстрактного мыслителя, лишенного страсти» из «Заключительного ненаучного послесловия» и «профессора» – авторского антагониста в «Страхе и трепете» и «Понятии страха», одним махом разрубающего все противоречия и вызовы мысли в жесте «опосредования». Ей же приписывалось невероятное для любого, кто читал Гегеля, стремление «всё разъяснять» [Кьеркегор 2010, 137], равно как и умение «приделать логическим размышлениям ноги, чтобы они могли на них двигаться» [Там же, 128]. В многочисленных ссылках на «Лекции по истории философии» в магистерской диссертации Керкегора «О понятии иронии», – ссылках, нужных для понимания современных трактовок образа Сократа, – видели проявление всепроникающей иронии диссертанта, предвосхищающей позднейшую игру псевдонимов, в которую включалась, помимо многих других масок, и персона «гегельянца»; см.: [Thulstrup 1967, 257–261].

Однако перечитаем отрывок из Введения в «Понятие страха»:

Вы согласитесь, что применительно к догматике дело обстоит именно так, если снова найдете время осмыслить бессмертные заслуги Шлейермахера перед этой наукой. Его уже давно бросили, выбрав Гегеля, а между тем Шлейермахер был в прекрасном греческом значении слова мыслителем, который говорил только о том, что знал, тогда как Гегель, несмотря на все свои превосходные качества и исполинскую ученость, во всех достижениях только лишний раз напоминает о том, что был в немецком значении слова профессором философии огромного масштаба, поскольку ему à tout prix нужно было всё разъяснять [Кьеркегор 2010, 137].

Трудно отделаться от ощущения, что Керкегор чего-то не договаривает, ведь догматика не то поле, где могли бы конкурировать Гегель и Шлейермахер. А значит, тот, кого Керкегор противопоставляет Шлейермахеру, по каким-то причинам не назван. Восстановим контекст Введения. Догматическое и концептуальное понимание греха (и, соответственно тревоги, или страха) решительно не согласуются друг с другом, и хотя спекулятивная философия хвалится тем, что может помыслить действительность греха через «снятие», то есть возвышение до уровня мысли, настоящая действительность греха демонстрирует его неуловимость для разума. Понятие, на первый взгляд всецело принадлежащее ведомству догматики, развертывается в полную силу – как предупреждает Керкегор – в области логики, или онтологии, разрушая ее постройки. Объятый тревогой, человек хотя бы на секунду замещает этим состоянием пустоту мира, небытие вещей, до которых, как он всегда считал, ему есть дело. Но снять такое, настоящее ничто, открывающее человеку его собственную (а вовсе не «мира») природу, близость к небытию, не под силу никакой мысли. Не бытие, понятое чисто логически, «то же, что ничто»; нет, гораздо ближе к ничто стоит тот, кто исполнен ощущения своей самости и уверен в собственном существовании, – об этом говорит всё «Понятие страха», к этому подготавливают уже первые страницы трактата. Но если в «Науке логики» нет рассуждений, соответствующих сказанному даже тематически, а Керкегор настаивает на неизбежности коллизии между логикой и догматикой, то какое событие он держит в уме? Воображаемое или реальное?

То, что в логике как раз мыслится правильно: то, что непосредственное ео ipso снимается, в догматике становится пустой болтовней, ведь кому могло бы прийти в голову пожелать остаться с непосредственным (без более точного определения); как раз в то самое мгновение, когда его называют, оно уже тем самым снимается, подобно тому как лунатик пробуждается в то самое мгновение, когда называют его имя. И если порой в почти исключительно пропедевтических исследованиях слово «примирение» используется для обозначения спекулятивного знания или же для определения тождества познающего субъекта с познаваемым объектом, для обозначения субъективно-объективного и тому подобного, легко увидеть, что соответствующая операция весьма остроумна и что посредством такого остроумия проясняются все загадки, в особенности те, которые в научном знании не требуют той осторожности, какая нужна в обычной жизни: хотя бы того, чтобы внимательно вслушаться в слова загадки, прежде чем начинать ее разгадывать [Кьеркегор 2010, 126–127].

Автора нелегко понять. Но если полвека назад комментаторы объясняли его дискурс ссылками на психологические особенности писавшего (желание длить письмо во что бы то ни стало) или даже на наследие «риторической эпохи», то поколение, которому принадлежит Джон Стюарт, ставит проблему иначе. Самая уклончивая мысль – это всегда отсылка к определенному положению дел, будь то другое суждение, то есть событие из области самой мысли, либо обстоятельство исторического, психологического или биографического происхождения. Она не может вести в никуда. Ее референт комментатор и обязан выявить.

Джон Стюарт выдвинул гипотезу: многое из того, что принято относить к серии керкегоровских «непрямых сообщений», было продиктовано добровольной или невольной самоцензурой. Иначе говоря, подчинением академическим нормам того времени, требовавшим сводить открытую дискуссию к минимуму. Заслуга Стюарта состояла в том, что он, внятно проговорив догадку, приходившую на ум нескольким комментатором, подтвердил ее с помощью источников.

Он установил круг чтения Керкегора, сопровождавший работу над «Понятием страха» (его подтвердил и Аукционный каталог библиотеки Керкегора, о котором см. ниже) и выяснил проникновение в текст терминов «снятие», «субъективно-объективное», «примирение», используемых не в логическом, а догматическом значении. Напряженная интонация пассажа натолкнула Стюарта на мысль, что за именем Гегеля скрываются лица, близкие к Керкегору и лично ему знакомые. Согласно его предположению [Stewart 2003, 417], теперь поддержанному комментаторами современных научных изданий Керкегора, мишенями критики писателя были его знакомые: будущий пастор Адольф Петер Адлер – выпускник теологического факультета, ревностный гегельянец, который, пережив религиозное откровение, решит по этому случаю порвать с философией (позднее Керкегор посвятит ему «Книгу об Адлере»). А, кроме того, забытый сегодня философ Петер Микаэль Стиллинг (1812–1869), приват-доцент теологического факультета Копенгагенского университета и, как и Адлер, его хороший знакомый; см.: [Koch 2009, 289–302]. А насторожившие Керкегора идеи были, возможно, отзвуком формулировок из брошюр «Доступное изложение объективной логики Гегеля» [Adler 1842] и «Философские наблюдения о значении спекулятивной логики для науки» [Stilling 1842]. У этой гипотезы есть оппоненты: к примеру, Дэвид Поссен из Чикагского университета [Possen 2009, 164] настаивает, что повод для керкегоровской язвительности в данном случае дала более известная, влиятельная, а следовательно, задевающая его личность, которой мог быть только профессор Ханс Лассен Мартенсен (о нём см. в примечаниях к переводу). Но так или иначе споры вокруг гипотезы Стюарта свидетельствуют о том, что в керкегороведении произошел поворот.

Книга Стюарта «Отношение Керкегора к Гегелю в критическом пересмотре» [Stewart 2003], где он собрал свои наблюдения, подвела первые итоги его работы над первоисточниками в Дании. Керкегор предстал в ней столь же выдающимся писателем, сколь и читателем. Диалог не только с воображаемыми, идеальными собеседниками, но и живыми современниками (который, помня детское прозвище Керкегора – «вилка», правильней назвать обменом колкостями) составлял важную часть его письма. Далекий от мысли разрешить вопрос «Был ли Керкегор (анти)гегельянцем?», Стюарт исходил из того, что в такой насыщенной, но центрированной на одном мыслителе интеллектуальной среде, как Копенгаген 1830–1840-х гг., под «школой Гегеля» понимали не только берлинское окружение философа. Адресатами Керкегора в первую очередь становились его соотечественники – влиятельные адепты гегельянства, которые превращали мысль Гегеля в новый извод европейского консерватизма и использовали философию для возведения построек в других областях: политике, педагогике и религии (христианской догматике). А значит, настраивали писателя на то, что проблема человека встанет теперь острее, а спор о его благе и спасении разгорится ярче, чем это допускает чистая мысль.

Сопоставляя пассажи в произведениях писателя с черновиками, носящими следы недавно прочитанных книг, Стюарт пришел к выводу: начиная с 1843 г., когда прямые цитаты из Гегеля всё реже встречаются в произведениях Керкегора, его интерес к первоисточникам уступает место более сложному отношению. Образ философа приобрел собирательные черты, сформированные поворотами дискуссий Керкегора с его окружением – датскими гегельянцами, прежде всего Х.Л. Мартенсеном и Й.Л. Хейбергом, но также А.П. Адлером, Р. Нильсеном, К. Вайсом, А.Ф. Беком и др.

Естественно спросить: разглядели ли они себя в керкегоровских книгах? Последовал ли ответ? Какое направление приняла полемика?

Предметом первых публикаций Стюарта был сам Гегель: таковы монография «Единство гегелевской “Феноменологии духа”» [Stewart 2000], а также сборник гегелевских работ разных лет, вышедший под редакцией Стюарта [Stewart (ed.) 2002]. За «Отношением Керкегора к Гегелю…» последовала двухтомная «История гегельянства в Дании эпохи “золотого века”» [Stewart 2007] и монография «Идеализм и экзистенциализм: Гегель и европейская философия XIX в.» [Stewart 2010]. Исследования Дж. Стюарта систематизируют всё, что было известно ученым до 1990-х гг., и предлагают новые прочтения выявленного недавно. В последние полтора десятилетия работа Джона Стюарта превратилась в огромный исследовательский проект. Частично он поддержан Центром Керкегоровских исследований при Копенгагенском университете: например, монография «Керкегор и его современники: эпоха “золотого века” датской культуры» [Stewart (ed.) 2003] и регулярные публикации в «Ежегоднике Керкегоровских исследований» (Kierkegaard Studies Yearbook), выходящем в издательстве De Gruyter с 1996 г. по настоящее время. Частично работа ведется силами членов Международного Керкегоровского общества, которое также основал Джон Стюарт, в выходящей под его редакцией 21-томной серии «Керкегоровские исследования: источники, рецепция и ресурсы» (Kierkegaard Research: Sources, Reception and Resources; в 2007–2014 гг. ее выпускало издательство Ashgate, с 2015 г. – Routledge, Taylor & Francis Group). Среди публикаций серии по теме статьи см., в частности: «Керкегор и его немецкие современники» (Kierkegaard and his German Contemporaries. Tome I, Philosophy, 2007; Tome II, Theology, 2007; Tome III, Literature and Aesthetics, 2008), а также «Керкегор и его датские современники» (с аналогичной рубрикацией томов, 2009).

Публикуемая ниже статья только приглашение к разговору. Вопросы, поднятые Джоном Стюартом, ведут к не менее сложным проблемам, чем его посылка: мысль не может вести в никуда. Однако способно ли источниковедение и историко-филологическая работа (огромного масштаба!) ответить на вопрос о гегельянстве Керкегора? Или об этом надо по-прежнему беседовать с философами?

Если держаться в заданных статьей рамках и принять гипотезу Стюарта, что импульсом для мысли Керкегора часто служила историческая и местная ситуация, то напрашивается вывод: большая мысль может родиться и из локальной и исторически обусловленной распри. И если бессмертная фигура Авраама (то есть Единственного) и полемика с «Философией права», детально описанная в статье, показали Керкегора мыслителем, вставшим вровень с Гегелем, то не менее убедительно продемонстрировали это прения с родным факультетом, итог которых – «Понятие страха» – стал опорным трактатом для экзистенциальной философии и текстом, от которого, пусть и в споре с ним, отталкивался Хайдеггер. Керкегоровская полемика дала Гегелю слово и продолжила его мысль независимо от того, что служило поводом для дебатов.

Но если философия, убирающая различие между «говорить другим» и «говорить себе», тем самым возвращает мысли ее первоначальный статус, то разобраться в сущности, охвате и последствиях этого различия помогает источниковедение.

Словосочетание «оригинальные произведения Гегеля» в заголовке публикуемой статьи и слово «первоисточник», которое встречается в ней, отсылают к проблеме, существующей в гегелеведении больше ста лет. Вопрос, применимы ли эти термины к лекциям по эстетике и философии истории – известным примерам изданий, основанных на компиляциях студенческих конспектов и подготовительных записей самого Гегеля, – не имеет однозначного ответа в англоязычной научной среде. Не ставилась эта проблема и при работе над переводом данной статьи: хотя недостатки первых изданий были заметны уже современникам Керкегора (об этом см. в тексте Дж. Стюарта), альтернативы тому самому «официозному Гегелю», чья стройная система будет поколеблена – вначале усилиями Г. Ноля, Г. Лассона и Й. Хоффмайстера, затем сотрудниками Архива Гегеля, – тогда не намечалось.

Несколько слов необходимо сказать об изданиях Керкегора, цитируемых в статье Дж. Стюарта. С 1997 г. не опубликованные при жизни записи Керкегора, ранее выходившие в составе [Kierkegaard 1968–1978], издаются в соответствии с новыми принципами. Эти принципы положены в основу издания сочинений писателя, осуществленного Центром Керкегоровских исследований при Копенгагенском университете, – SKS, то есть Søren Kierkegaards Skrifter. В прежнем издании, которое начал Петер Андреас Хейберг в 1909 г. и в 1968 г. продолжил Нильс Тульструп, соблюдалась установка на систематизацию всего, что написал, но не опубликовал Керкегор. Его наследие, часто вопреки собственным авторским соображениям, было поделено на три раздела: группа Pap. A – записи, напоминающие дневниковые; группа Pap. B – черновики опубликованных работ и неизданные сочинения; группа Pap. C – конспекты прочитанных книг и статей, лекционные заметки, философские и теологические впечатления и т.п. Новое издание преследует принципиально иные цели. Оно стремится уйти от образа Керкегора-антигегельянца и воссоздает целостное представление о нём как о писателе, проповеднике и полемисте, стоявшем в центре философских, теологических и социально-политических дискуссий своего времени. Рукописное наследие занимает значительное место в SKS. Фрагменты незаконченных сочинений, дневники, записные книжки, черновики, письма, посвящения, документы биографического характера, маргиналии на полях прочитанных книг и заметки повседневного характера составляют двенадцать томов из вышедших двадцати восьми, образуя говорящий контекст авторской деятельности Керкегора.

Таким образом, систематизация этих томов в большей степени отвечает авторской воле, чем предыдущее издание; так, первую группу образуют дневниковые записи (Journalerne), которые Керкегор вел с 1835 до 1838 г. (дополнялись до 1840 г.), собственноручно помечая их литерами от АА до KK. Вторая группа – Записные книжки (Notesbøger: сокращенно Not. 1–15) 1833–1849 гг., выделенные редакторами в отдельную секцию, частью примерно соответствующую по содержанию Pap. C, но включающую также религиозно-философские размышления биографического происхождения, связанные с Региной Ольсен и озаглавленные «Мои отношения с Нею». Третья группа (Journalerne NB–NB36) – дневниковые записи разнообразного содержания в тридцати книжках одинакового формата in quarto, собственноручно помеченные Керкегором от NB до NB36. Четвертая группа – разрозненные записи разных лет, часто на отдельных листках (Løse Papirer), а также письма (Breve 1–318) и посвящения на форзацах книг, подаренных друзьям и знакомым.

Добавим, что в новом издании неопубликованные произведения («Йоханнес Климакус, или De Omnibus dubitandum est», «Книга об Адлере», «Точка зрения на мою писательскую деятельность» и др.) выходят отдельными томами. Черновики опубликованных работ и историко-филологический комментарий образуют особую секцию SKS (K) и представляют собой сопровождение к соответствующему тому.

Источники – Primary Sources in Russian

Кьеркегор 2010 – Кьеркегор С. Страх и трепет. М.: Культурная революция, 2010 (Kierkegaard S. Fear and Trembling. Russian Translation 2010).

Шестов 1939 – Шестов Л. Киркегард и экзистенциальная философия. Париж: Дом книги и современные записки, 1939 (Shestov L. Kierkegaard and the Existential Philosophy, 1939).

Primary Sources

Adler, Adolph Peter (1842) Populaire Foredrag over Hegels objective Logik, C.A. Reitzel, København.

Camus, Albert (1942) Le Mythe de Sisyphe, Gallimard, Paris.

Jaspers, Karl (1935), Vernunft und Existenz, Wolters, Groningen.

Kierkegaard, Søren (1962–1964), Samlede Værker, udg. af A.B. Drachmann, J.L. Heiberg og H.O. Lange, 1. udgave, bd. 1–14, 1901–1906; 2. udgave, bd. 1–15, 1920–1931; 3 udgave. red. af Peter P. Rohde, bd. 1–20, Gyldendal, København.

Kierkegaard, Søren (1968–1978), Papirer, ugd. af P.A. Heiberg, V. Kuhr og E. Torsting, bd. 1–11, 2 forøgede udg. ved Niels Thulstrup, bd.1–16, Gyldendal, København.

Marcel, Gabriel (1955) L’Homme problématique, Aubier, Paris.

Maritain, Jacques (1947) Court traité de l’existence et de l’existant, Paul Hartmann, Paris.

SKS – Kierkegaard, Søren (1997–) Skrifter. Udgivet af Søren Kierkegaard Forskningscentere, red. N.J. Cappelørn et al., Gads Forlag, København.

Stilling, Peter Michael (1842) Philosophiske Betragtninger over den speculative Logiks Betydning for Videnskaben, C.A. Reitzel, København.

Ссылка – Reference in Russian

Стюарт 2008 – Стюарт Дж. «Повторение» как художественное, богословское, психологическое и философское произведение / Керкегор С. Повторение. М.: Лабиринт, 2008. C. 5–18.

References

Koch, Carl Henrik (2009) ‘Peter Michael Stilling: A Successor? “Undeniably a Possibility”’, Kierkegaard and his Danish Contemporaries, Tome I. Philosophy, Politics and Social Theory, Ashgate, Aldershot, Burlington, pp. 289–302.

Possen, David D. (2009), Søren Kierkegaard and the Very Idea of Advance Beyond Socrates, diss., The University of Chicago, Chicago.

Stewart, Jon (2000) The Unity of Hegel’s Phenomenology of Spirit: A Systematic Interpretation. Northwestern University Press, Evanston, Illinois.

Stewart, Jon, ed. (2002), Miscellaneous Writings of G.W.F. Hegel, Northwestern University Press, Evanston, Illinois.

Stewart, Jon (2003) Kierkegaard’s Relations to Hegel Reconsidered, Cambridge University Press, New York & Cambridge.

Stewart, Jon, ed. (2003) Kierkegaard and his Contemporaries: The Culture of Golden Age Denmark, Walter de Gruyter, Berlin and New York.

Stewart, Jon (2007) A History of Hegelianism in Golden Age Denmark, Tome I, The Heiberg Period: 1824–1836; Tome II, The Martensen Period: 1837–1842, C.A. Reitzel, Copenhagen.

Stewart, Jon (2010) Idealism and Existentialism: Hegel and Nineteenth- and Twentieth-Century European Philosophy, Continuum International Publishing, New York & London.

Stewart, Jon (2008) “Kierkegaard’s Repetition as a Literary, Theological, Psychological and Philosophical Text”, Kierkegaard, Søren, Repetition, Labyrinth, Moscow, pp. 5–18 (in Russian).

Thulstrup, Niels (1967) Kierkegaards forhold til Hegel og til den spekulative idealisme indtil 1846, Gyldendal, København.