Т.Ю. СИДОРИНА. Цивилизация труда: заметки социального теоретика. СПб.: Алетейя, 2014. 400 с.
Среди ценностно неоднозначных оснований жизни одним из самых парадоксальных является труд. Противоречия значимости и тягот труда, творческого начала и принуждения к труду пронизывают всю историю человечества, а сам феномен труда, внешне оставаясь неизменным, по существу изменяется непрерывно. Эти перемены определяются множеством причудливо взаимодействующих факторов: новыми религиозными воззрениями (вспомним, например, о пресловутой «протестантской этике» М. Вебера), сменой общественно-политических устоев общества, изменениями внешней политики государств, интересами бизнеса, демографическими взрывами и спадами, распространением образования, изменением ролей и самой сути семейных отношений и многим другим. Революционные изменения в трудовых отношениях происходили чаще, чем сами революции, но, по всей видимости, наша современность и ближайшее будущее по активности и скорости таких изменений станут беспрецедентными. Частных суждений по этому поводу множество, но еще не предпринимались попытки фундаментальной систематизации и объяснения как многовековых исторически обусловленных перемен в сфере труда, так и того, как происходило осмысление этих перемен философами и историками. К счастью для отечественной науки, это сделала Татьяна Юрьевна Сидорина, ранее показавшая способности к такого рода исследованиям в своих статьях и, главное, в книгах «Философия кризиса» (2003), «Два века социальной политики» (2005) «Философия свободы в условиях глобализации» (2008) и «Государство всеобщего благосостояния: от утопии к кризису» (2013). Новая книга Т.Ю. Сидориной представляет собой весьма интересный и своеобразный текст, который провоцирует многочисленные смысловые остановки, на которых читающий неизбежно оставляет на полях не только обычные N.B., вопросительные и восклицательные знаки, но и карандашные пометки различной протяженности (последнему способствует широкое распространение «блокнотов с клеевым краем»). Но это было бы целесообразно предварить соображениями о книге в целом. Во-первых, название книги «Цивилизация труда…» требует небольшого уточнения. Книга – только о западной «цивилизации труда», и упомянуть об этом полезно уже потому, что великие цивилизации Востока и ислама, а так же цивилизационный конгломерат России возросли и (несмотря на экспансии вестернизации) продолжают существование в мире иных трудовых ценностей, чем страны Западной Европы и Северной Америки. Во-вторых, как пишет Т.Ю. Сидорина, ее книга имеет «хрестоматийный характер» (с.11), и это действительно так. Хрестоматии – жанр давний и почтенный, ничуть не уступающий монографическим трудам, а по мощности и целенаправленности информационного потенциала, видимо, вообще не имеющий равных. Подбор цитируемых авторов и их текстов – замечателен, мозаика их суждений при внешней разноцветности достаточно уверенно встраивается автором в собственную концепцию отношения к феномену труда. В-третьих, эта книга (по моему восприятию) – не столько заявленные «заметки социального теоретика», сколько некий вариант «философических писем» и по смыслу, и по тональности. Книга написана рукой философа и преимущественно о философии труда, которая, как мне кажется, крайне редко занимала ученых в качестве целостного предмета их штудий. Своеобразным индикатором места (ранга) философии труда в структуре интересов наших философов может служить самая короткая (два абзаца!) и анонимная статья «Труд» в огромной четырехтомной «Новой философской энциклопедии» (т. 4. М., 2010. С. 117). В этом тексте дано спресованное изложение марксистской политэкономии относительно труда как незыблемой основы «производственных отношений», что освящается известной формулой труда: «вечное естественное условие человеческой жизни, и потому он независим от какой бы то ни было формы этой жизни, а, напротив, одинаково общ всем ее общественным формам» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.23. С.193). Философии труда во всей полноте этого понятия, видимо, не существует, и мне, к примеру, ни разу не попадалось систематизированное изложение онтологии и метафизики, гносеологии и эпистемологии, феноменологии и аксиологии труда, философской антропологии и социальной философии труда не в форме «цитатника» или «истории философской мысли», а в качестве целостного результата философского познания мира труда. И если данная книга полностью не восполняет этот пробел, то она, по крайней мере, дает представление о необходимости, проблемах и возможностях его заполнения. Книга начинается с заявления о том, что решение о ее написании «пришло неожиданно», что предмет книги был всегда «вне сферы моих интересов» и что в то же время авторский замысел был не случайным. Думаю, что правильнее было бы сказать о подготовленности автора к написанию такой книги ее предыдущими исследованиями, притом что современная проблематика труда, находящаяся в поле зрения философов, социологов и экономистов, обычно характеризуется как кризисная и общественно опасная. Однако автор переносит обсуждение проблемы труда в принципиально новую плоскость: «в основе книги лежит негативная мотивация. Это книга не о труде и не в его поддержку. Это книга против труда. Причиной ее написания было желание рассказать о том, каким несчастьем и ужасом человеческой жизни является труд, о том, как человек не хочет и не любит работать» (с.8). Думаю, что после таких эпатирующих слов не найдется человека, который не прочитал бы эту книгу. В ней можно найти массу подтверждений «негативной мотивации», и жаль, что они часто заглушаются положениями иной тональности, но это связано, разумеется, не с шаткостью авторской позиции, а с сущностной парадоксальностью самого феномена труда. С первых же страниц книги на них появляются и не сходят до самого конца имена наиболее близких Т.Ю. Сидориной авторов: Х.Арендт, З.Бауман, М.Вебер, Э.Дюркгейм, Г.Зиммель, Л.Мамфорд, К.Манхейм, Г.Маркузе, Э.Мунье, К.Поланьи, М.Шелер, Ф.Юнгер и К.Ясперс, – их высказывания во многом и определяют «исходные позиции» автора. Последние четко выделены в подзаголовках: «Кризис труда как кризис культуры», «Амбивалентное отношение к труду» и «Феномен конца труда в его классическом понимании». Здесь же с наибольшей прямотой высказана главная мысль: «Труд теряет былую значимость, Все больше людей смотрят на труд как на тяжкую повседневность и были бы рады навсегда (выделено мной. – В.Л.) от него избавиться» (с.20). Это хорошо было бы подкрепить соображениями о сути «былой значимости» и свидетельствами того, что все больше современных людей никогда не хотели бы работать. Самой интересной в этой главе мне представляется та ее часть, которую автор назвал «Труд в моей жизни: как я понимаю выражение “делать что-либо”», а я бы назвал «Авторской исповедью». Отмечу, что вся книга – свидетельство замечательной откровенности ее автора и того, что принято называть его голосом. «Сколько я себя помню, – пишет автор, – я ничего не хотела делать. Прежде всего это касалось домашних обязанностей, и именно с ними в мою жизнь вошло неприятие операции “делать”, которое позже переросло в неприятие работы вообще. На одном из обсуждений тематики этой книги в шутку было сказано: “трудиться или не трудиться?” – это как “быть или не быть”… сопоставление этих двух вопросов свидетельствует о гипертрофированном представлении о значимости труда в жизни человека» (с.20). Тема такой «гипертрофированности» проходит через всю книгу, но с ней контрапунктно соседствует тема благостности результата труда, даже самого изнурительного. В той же «исповеди», говоря о «долговременном деятельностном напряжении» обучения игры на фортепиано, Т.Ю. Сидорина пишет, что «постепенно происходит трансформация нежелания делания чего-либо в желание и даже в удовольствие». Думаю, что это тонко подмеченное явление вообще универсально, и дело здесь не только в обретенном профессионализме, но и в осмысленности любого делания, особенно завершающегося видимым результатом. Во введении к главе 3 говорится о поставленной задаче: «показать, почему возникло и как сложилось отношение к труду, которое мы называем классическим и о возможном конце которого говорим сегодня». И – снова «амплитуда колебаний восприятия труда охватывает диаметрально противоположные полюса: от презрения до почитания в качестве истинной сущности и предназначения человека и в дальнейшем опять низведение труда до его трактовки как неоправданного расходования человеческих ресурсов». В разделе «Отношение к труду в эпоху Античности» это подтверждают фрагменты текстов Алкиноя и Аристотеля (с комментариями Б. Паскаля) и Э. Мунье о труде как презираемом занятии (а как могли относиться к труду рабов свободные философы?) и об изменении отношения к труду с приходом христианства (см. с.61-62). Та же амбивалентность речений о труде прослеживается и интереснейшем разделе «Труд и профессии в Средние века». Автор пишет: «отношение к труду в Средние века было противоречивым» (с.64) и аргументирует это положение фрагментами текстов А.Я. Гуревича и Ле Гоффа. «Труд, – писал А.Я. Гуревич, – постепенно находит свою морально-религиозную санкцию» (с.66). Добавлю, что физический труд в это время и поэтизировался; для примера напомню в связи с этим о многократно репродуцированном «Июне» братьев Лимбург из «Великолепного часослова герцога Беррийского»: изысканные одежды, легкие фигуры трех косцов и трех очаровательных женщин, ворошащих сено. Т.Ю. Сидорина комментирует эволюцию отношения к труду названиями подзаголовков: «Труд как наказание и средство очищения для падшего человека», «Отношение к профессиям» (здесь уместны слова Ле Гоффа о негативном отношении к проституции и ростовщичеству), «Проблема рабочего времени» (снова убедительные слова Ле Гоффа о необходимости ценить и правильно организовывать время труда), «Труд, собственность и богатство: подходы британских мыслителей» и «труд как источник собственности» (Т. Гоббс и Дж. Локк о трудовом генезисе собственности), «Труд и богатство» (обширная цитата Дж. Беркли) и «Разделение труда как условие экономического роста» (Адам Смит). Здесь в изложение вступают Дж. С. Милль и Дж. Бентам, демонстрирующие различные взгляды на изначальную установку автора, выступающего «против труда». Первый писал: «Нецивилизованные расы, в особенности самые храбрые и энергичные, чувствуют отвращение ко всякому непрерывному и однообразному труду. Между тем истинная цивилизация покупается именно такой ценой; без такого труда нельзя ни выработать в себе привычек, требуемых цивилизованным общежитием, ни подготовить материального мира к восприятию цивилизации» (с.84), а второй: «Стремление к труду не может существовать само по себе, это псевдоним стремления к богатству, сам же труд может вызывать лишь отвращение» (с.85). Отдельный сюжет – философское осмысление труда Гегелем (один из самых отчетливых пассажей в «Феноменологии духа») и неогегельянцами (в первую очередь, А. Кожевом), И.Г. Фихте («Замкнутое торговое государство»), а затем и К. Марксом с его идеей отчуждения труда и представлениями о количестве труда как мериле собственности. С этими текстами органично связан подраздел «Труд в социальных утопиях», в которых, по замечанию автора, – «труд…предстает в качестве основного источника существования» Тут же приводится знаменитая фраза, приписываемая Сен-Симону и введенная в политический обиход П.-Ж. Прудоном: «От каждого по способностям, каждому по труду». Еще один аспект представлений о труде (условие справедливости) автор иллюстрирует словами Ж.-Ж. Руссо: «Всякий праздный гражданин, – богатый или бедный, могущественный или слабый, – это дармоед» (с.105). В этой же главе Т.Ю. Сидорина предлагает анализ принуждения к труду – важнейшего компонента «проклятия труда» (с. 154). Она спрашивает: «Почему человек соглашается на тяжелый труд?» и отвечает: «Принуждение и еще раз принуждение», добавляя: «труд – это необходимость, но далеко не каждый способен и стремится эту необходимость осознавать. Соответственно возникает потребность в институтах и механизмах принуждения к труду» (с.155). Эта краткая сентенция представляется мне не менее убедительной, чем последующее пространное изложение мыслей философов и социологов. Далее анализируются формы и методы принуждения к труду, справедливо отмечается повсеместность распространения этого явления с древних времен до наших дней и обращается внимание на Конвенцию о рабстве (1926), Конвенцию МОТ о принудительном или обязательном труде (1930) и новейшие документы такого типа. Интересны представленные в книге механизмы организации принудительного труда: рынок труда (по К. Поланьи и его анализу закона Спинхемленда), работные дома, общественные работы, трудовые мастерские, биржи труда, трудовые армии и трудовые книжки. Излагаются (без ссылок на источники) «драконовские методы» принуждения к труду в СССР, а также прецеденты трудового перевоспитания по А.С. Макаренко и создания исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ). Т.Ю. Сидорина отнюдь не склонна к одностороннему рассмотрению «проклятия труда», и вслед за вышеуказанными сюжетами она приводит результаты анализа «Трудового законодательства: за и против принуждения», последовательно рассматривая трудовое законодательство Англии XVII - XVIII вв. и вопросы современного законодательства о труде (см. с.178-183). Жаль, что автор излишне кратко рассматривает период уникального социального эксперимента – создания «цивилизации труда» в Советском Союзе, где труд не только был всеобще обязательным и жестко регламентировался, но был и делом «чести, доблести и геройства», и особенно это относилось к труду, непосредственно создающему материальные ценности. Чтение книги побудило меня извлечь из личных архивов удивительный «цитатник» с названием «Самое важное, самое главное. Ленин, Сталин и решения Партии о производительности труда» (Второе издание – М.: Профиздат, 1934). В этой книге более, чем в других известных мне публикациях, обосновывалось значение труда производительного для обеспечения «победы нового строя», обороноспособности и выживания страны, причем это делалось столь же доказательно, как в свое время в трудах М. Вебера о роли «протестантской этики» в победе капитализма. Логика развития сюжета книги закономерно определила появление и такого подраздела, как «Удовлетворенность трудом и трудовая мотивация» – вопрос вопросов в исследовании трудовых отношений и в практике их регулирования. Особый интерес вызывает обращение автора к феномену трудоголизма, который рассматривается «как болезнь» (с.195). Здесь тоже не все однозначно: первый характерный признак трудоголика: «после рабочего дня практически невозможно переключиться на другую деятельность, голова никак не желает отключиться» (с.197), но вот беда: все известные мне люди творческого труда (без «принуждения» со стороны) живут именно так, и именно они наиболее удовлетворены своей работой («болезнью»). Да, все это может кончиться скверно (для человека, а не для дела его жизни). Для подтверждения «амбивалентности отношения к труду в литературе» (см. с. 201-227) Т.Ю. Сидорина обращается к широкому спектру произведений разных авторов. Так, дан интереснейший анализ полемики А. Дюма, Э. Золя, Л. Толстого и В. А. Кожевникова (апологета учения Н. Ф. Федорова) о неделании и деле. Любопытна оценка «каторжного труда» на основе текстов Ф.М. Достоевского и А.И. Солженицына. Что касается последнего, то его «трудовая биография» в лагерный период его жизни, так же как и отношение к ГУЛАГу, хорошо известны и одномерны. Несоизмеримо глубже описан каторжный труд в «Записках из Мертвого дома». Думаю, что при необычайно точных и одновременно образных характеристиках труда в очерках и книгах отечественных дореволюционных писателей именно западная «цивилизация труда» явила как самые тягостные картины безрадостного труда (например, в трилогии У. Фолкнера о жизни в округе Йокнапатофа), так и восторженного славословия труда как такового (например, в «Листьях травы» У. Уитмена). Поразительно, как разнятся приведенные Т.Ю. Сидориной суждения интеллектуалов о гибельности «несвободного труда» и тех людей, которые этим трудом живут: у них совершенно иные мотивации отношения к «несвободному» труду. Примером последних может служить вышедшая в 1974 г. в Нью-Йорке книга интервью С.Р. Таркела «Работа» (Studs Terkel Working. New York, 1974. В русском переводе: Теркел С. Работа. Люди рассказывают о своей каждодневной работе и о том, как они к этой работе относятся. М.: Прогресс, 1978), и в предисловии к ее русскому изданию Б.А. Гиленсон писал: «Давно не появлялось в Америке произведения такой объективности, полноты, такой значимости. Заметно выделяется... книга на фоне тех художественно-документальных произведений последних лет, которые отразили процесс “прорыва к действительности”, пафос жгучего интереса к реальности, демистифицированной, очищенной от разного рода мифов и иллюзий». В книге со стенографической точностью представлено то, что думают о своей работе сельскохозяйственный рабочий, телефонистка, стюардесса, манекенщица, секретарша, актер, распространительница подписки на газету, мусорщик, уборщица, полицейский, детектив, кинокритик, электросварщик, председатель местного отделения профсоюза, продавщица косметики, портье, пианист в баре, дворник (бывший коммивояжер), подносчик в универсаме, кассир-контролер, официантка, провизор, организатор, хоккеист, заведующий ревизионным отделом в банке, курьер в газете, няня, учительница, могильщик, редактор, промышленный дизайнер, адвокат, сталевар. При этом все они критически относятся и к условиям работы, и к трудовым отношениям. Но ни один из беседовавших с С.Р. Таркелом с ясным осознанием своей профессиональной, образовательной и иной компетенции не заявлял о своем нежелании работать. Странно и то, что философы и социологи не акцентируют внимание на той ни с чем не сравнимой свободе, которая имманентна почти всякому труду, поскольку только трудясь человек становится своего рода демиургом. Читателя, бесспорно, заинтересуют размышления Т.Ю. Сидориной об относительности «праздности как социального феномена». Не изменяя с самого начала задаче «рассказать о том, каким несчастьем и ужасом человеческой жизни является труд», она пишет о необходимости поиска альтернативы труду (в силу его изнуряющего, лишающего индивидуальности, препятствующего развитию личности характера, который труд приобрел в индустриальную эпоху). Здесь я обращусь к «праздности и историческим трансформациям этого понятия как возможной перспективе освобождения человечества от труда в его классическом понимании» (с.238). И автору удается обозначить контуры этой трансформации, начиная с этимологии «праздности» и «лени» в словаре В. Даля, переходя затем к очень четкой констатации нашей современницы О.П. Зубец «праздность и лень превращаются в новой системе миропонимания в нечто единое – уклонение от труда» (с.246) и, в противовес ей, задаваясь риторическим вопросом «Возможно, в отличие от условий современного индустриального труда при праздном образе жизни человек сможет сохранить и даже развивать свою индивидуальность?» (с. 247), и далее: «уклонение от тяжелого труда во второй половине XIX столетия начинают обсуждать как необходимое условие сохранения человеческой личности, даже спасения человека» (с.249). Уточню только, что на протяжении последних 150 лет «уклонение от труда» происходило помимо воли труженика, а часто и против его воли, что применение «тяжелого труда» сокращается с каждым днем, но, к сожалению, я не замечаю связанных с этим явных следов «спасения человека». Во всяком случае, ткач на Глуховской мануфактуре жил не менее насыщенной жизнью, чем его освобожденный от «тяжелого труда» потомок, работающий охранником в тамошнем супермаркете. Рассуждения «о свободном времени и развитии человеческой личности» – одни из самых интересных в книге; автору пришлось в связи с этим проанализировать тему свободного времени в трудах марксистов, сыгравших «огромную роль в формировании современного отношения к труду» (с.237). Здесь все начинается с разбора позиции Ф. Энгельса о роли труда в появлении человека, в его развитии и, в конечном счете, в возникновении общества. Очень точно подмечено «амбивалентное отношение Маркса к труду», сформулированное в «Нищете философии» и других классических работах, особенно в «Капитале». Переходя к нашему времени и завершая подраздел о праздности и всю третью главу, Т.Ю. Сидорина проницательно и справедливо пишет: «Экспансия политкорректности воплотилась не только в запрете беспокоить мигрантов, темнокожих, инвалидов, женщин, но также, по-видимому, бродяг и бездельников. Упрекать человека в том, что он не работает, – это значит посягать на его свободу… Общество само поощряет безделье, а технический прогресс и информационные перспективы создают материальные условия для этого. И это распространяется по миру в условиях глобализации… А может быть, не стоит воспринимать столь трагически, что люди освободились от закабаляющей занятости последних столетий?» (с.270). Глава 4 – о «труде и современности». Тема актуальнейшая, и представленный по этому поводу текст книги по насыщенности информации и глубине выводов полностью соответствует значимости поставленных вопросов: «Что изменилось? Особенности современного процесса труда» и «Чем занять человека? Предположения о будущем». Автор снова и снова, теперь уже на новейшем материале, говорит об амбивалентности современного труда и его восприятия: «Сегодня многое свидетельствует о том, что люди ценят работу за ощущение наполненности и полезности, которые она им приносит. Однако, несмотря на предсказания о том, что развитие технологий приведет к увеличению свободного времени, досуга, общество становится все более трудоцентричным. Труд перестает быть тяжелым, но остается достаточно напряженным, ведет к переутомлению в условиях сверхурочной работы» (с. 286). Вывод, повторю, глубокий и единственная грань проблемы «труд и современность», не включенная автором в перечень рассмотренных вопросов – «современный труд и его вознаграждение в контексте удорожания жизни человека», ответ на который мог бы составить содержание еще одной книги. Становится все более очевидным, что именно рост жизненно необходимых расходов современного человека (в том числе не зависящих от его предпочтений) определяет ту самую «трудоцентричность» общества, о которой говорится в книге. Приводя суждения Д. Белла о постиндустриальном обществе и другого апологета идеи такого общества Э. Тоффлера о «третьей волне цивилизации», когда «на смену пролетариата придет “когнитарат” – интеллектуальный работник, обладающий мастерством и информацией, которые составляют набор его духовных инструментов» (с.291), Т.Ю. Сидорина, как всегда здраво, замечает: «внедрение инновационных технологий позволяет сократить число занятых в производстве людей, распространение предприятий третьей волны влечет за собой увеличение безработицы» (там же). Справедливость этой мысли подтверждают и приведенные далее рассуждения М. Кастельса о наблюдающейся уже сейчас в странах «с развитой экономикой» невостребованности трети и более человеческих ресурсов. Ситуацию расцвечивают дополнительными красками ссылки на доклады Римского клуба и на более чем дискуссионные положения работы Р. Райха об информационной экономике и новом содержании сферы услуг. К этой проблематике логически примыкает текст о «нематериальном труде как средстве культурной трансформации» (с.302-306), который завершается словами А. Горца: «В наступающей экономике знаний основной конфликт состоит в антитезе между полной инструментализацией всех человеческих способностей, с одной стороны, и тем абсолютным, вне всякой заранее заданной мерки, расцветом творческих способностей человека, о котором говорил Маркс, – с другой. На карте стоит не больше и не меньше, как право всех на неограниченный свободный доступ к не являющимся ничьей собственностью коммуникативным формам распространения знаний и культуры» (с.306). Фантастическое будущее! Возникающий при чтении предыдущих суждений о труде, занятости и о возможностях высвобождения человека из рабства «тяжелого труда» вопрос «чем занять человека?» Автор предлагает решать с учетом трех заданных условий: «во-первых, современный работник страдает от перегруженности и переутомления (overwork culture), во-вторых, безработица все так же остается одной из основных социальных проблем, в-третьих, освободившись от сверхзанятости (в условиях гибкого рабочего графика, сокращенного рабочего дня, практики фриланса и пр.), человек не знает, чем занять освободившееся время». Это так, но, к сожалению, «во-первых» и «во-вторых» определяет не человек-работник, а человек-работодатель и приоритеты его бизнеса, а «в-третьих», в обозримом будущем человек- работник вероятнее всего будет знать, чем занять освободившееся время – поисками новой работы, без чего более 80% человечества при отсутствии нового, на этот раз тотального и глобального welfare, умрет с голоду. Приведя результаты любопытнейшего экскурса в недавнюю историю государственного патернализма и тоталитарной обусловленности труда (см. с. 308-327), Т.Ю. Сидорина сосредоточивает внимание читателя на сути творческой работы и проблемы досуга и предлагает серьезнейшее предупреждение об опасности поверхностного отношения к этой важнейшей для нее теме: «Человек массы принял в качестве альтернативы труду и вариантов досуга то, что предложило (навязало) общество потребления – мыльные оперы и игровые автоматы. В условиях избытка свободного времени мы не знаем, как им распорядиться, и пытаемся его заполнить уже известными способами. Но это не выход, даже если свободное время заполняется работой. Homo sapiens, стремящийся к самореализации, самосозданию, совершенствованию, человек, способный организовать свой досуг, желая предотвратить опасность происходящего, может и должен обратиться к поискам иных решений. Чтобы преодолеть ловушку потребления, избежать культурного и социального тупика, чтобы найти альтернативные пути развития культуры и общества, найти другой путь и другой образ жизни, нужны серьезные самостоятельные усилия» (с.351-352). Лучше не скажешь! В главе 5 рассматривается «вопрос о труде и смысле жизни». Текст главы, с которого я бы начал книгу, в значительной части знаком читателям «Вопросов философии» в связи с опубликованием на страницах журнала (2013, №11) одноименной статьи Т.Ю. Сидориной. Поэтому ограничусь лишь несколькими схолиями в их первозданном виде. Автор пишет: «На мой взгляд, потребность в труде следует трактовать как потребность в движении» (с.357) и ссылается при этом не только на «Прекрасную мельничиху» романтика Ф. Шуберта, но и на позднего Л.Н. Толстого, писавшего о необходимости для человека «упражнения своих органов». Как не вспомнить о не догадывающихся об этом и каждодневно трудящихся крестьянах, комментировавших толстовские перформансы с плугом: «Чудит барин!» И, сокрушаясь о действительных тяготах напряженной и трудоцентричной жизни современного человека, автор книги пишет о «патологической зависимости от труда, который давно уже не просто средство для обеспечения насущных потребностей, а демиург, формирующий жизнь современного человека» (с.359). Абсолютно точное замечание, с тем, правда, дополнением, что для миллиардов людей труд пока что не обеспечивает даже «насущные потребности», а у остальной части масштабы труда определяются потребностями, далеко выходящими за пределы «насущных». Интересен фрагмент этой главы, названный «Что делать в отсутствие работы? Возможные сценарии»: актуализация этого вопроса становится все более очевидной не только в странах западной цивилизации. «Можно ли создать условия, – спрашивает Т.Ю. Сидорина, – при которых современный человек мог бы отказаться от гонки современного мира, обретя покой и свободу? Можно ли создать условия, при которых человек найдет для себя интересное занятие, притом что это занятие будет благом, а не злом (в общепринятом смысле этих слов)?» (с. 362). И сама же дает три варианта ответа, из них первые два («человек будет делать то, что ему интересно… и сколько ему это будет нужно» и «человек должен научиться жить не встраиваясь в схему производства, не завися от регулирующего механизма общественного труда») связаны с «определенной перестройкой мировоззрения» при убежденности автора в том, что «добровольное признание (или выбор) подобного подчиненного положения противоречит достоинству человека и его способности к волеизъявлению» (с.362-363). Третий же путь есть создание институтов досуга и других форм занятия освободившегося от труда времени. При оценке постоянно обсуждаемых дихотомических пар «свободный труд – принуждение» и «тяжелый, нерадостный труд – разнообразная занятость» нелишне помнить, что подавляющее большинство пишущих на эти темы никогда не занималась физическим (он всегда созидателен) трудом и уже поэтому абсолютизируют указанные разделения. Что породило великие романы Ф.М. Достоевского – свободный труд или жесткая необходимость сдать рукопись в установленный издателем срок? Что породило романы Л.Н. Толстого – его свободная воля или каторга его жены, многократного переписывавшей рукописи мужа? Разве не был «тяжелый, нерадостный» труд русского крестьянина ярчайшим примером «разнообразной занятости»? Не зная (не понимая) сути физического, да и любого другого материально-созидательного труда, многие исследователи, тем не менее, уверенно диагностируют его как непоказанное человеку. Но ведь самочувствие личности и диагноз врача не одно и то же! Философской доминантой книги Т.Ю. Сидориной мне представляется ее подход к вопросу о труде в контексте смысла жизни. Приведя сентенцию Фрейда о том, что человек, размышляющий о смысле жизни, «нездоров» и что поводом для таких размышлений является только «запас неудовлетворенного либидо», автор отдает должное и антагонисту Фрейда В. Франклу и его концепции «экзистенциального вакуума», и Э. Фромму с его уверенностью в том, что если человек «осознает человеческую ситуацию, дихотомии, присущие его существованию, и свою способность раскрыть свои силы, он будет в состоянии решить эту свою задачу: быть самим собой и для себя, и достичь счастья путем полной реализации дара, составляющего его особенность, – дара разума, любви и плодотворного труда» (с.373). Это действительно так, и я знаю таких людей. Приведу слова Т.Ю. Сидориной: «Одно время меня занимал вопрос: прочему в наше время нет великих изобретателей, ученых, в одиночку совершающих великие открытия? Позже я объясняла это кризисом культуры и полагала, что на смену кабинету ученого-книжника… пришли научные лаборатории, экспериментальные полигоны… И, возможно, уже не надо жалеть об учителе Ушинском в эпоху всеобщей компьютеризации… Если освободить человека от массового многочасового (тяжелого или легкого, но рутинного и безрадостного) труда, то могут вернуться и мастера Страдивари, Ньютоны, Бойли и Мариотты. И, может быть, закат европейской культуры обернется ее рассветом» (с.361). Сказано небезосновательно, хотя, по моему убеждению, и сейчас западная цивилизация поставляет столько великих имен, сколько не знала никакая другая эпоха, и ряды их, как и столетия назад, пополняют люди трудящиеся в поте лица своего во внешних условиях, созидаемых «тяжелым или легким, но рутинным и безрадостным» трудом. Думаю, что и понятия «рутинный» и «безрадостный» отнюдь не синонимы: первое характеризует содержание и ритмику трудовой деятельности, а второе – ее эмоциональную оценку. Я настоятельно рекомендовал бы всем, размышляющим и пишущим о современном обществе, прочитать эту книгу, как минимум по трем причинам. Во-первых, это интеллектуальный результат исследования тех сторон труда, которые в совокупности представляют его «проклятье»; без знания об этом сложно оценивать не только специфику трудовых отношений, свойственных постиндустриальному обществу, но и такие относительно новые явления в этой сфере как, например, прекаризация занятости и дауншифтинг. Во-вторых, это впервые созданный компендиум многовековых философских и социологических рассуждений о природе труда, рожденных в переломные моменты развития человечества: без знания этого легко впасть в апологетическое восприятие написанного научными авторитетами в разное время и по разному поводу. В-третьих, книга Т.Ю. Сидориной интересна как свидетельство живого и подчеркнуто личностного отношения автора к предмету исследования. В.Н. Лексин Об авторе: Лексин Владимир Николаевич – доктор экономических наук, профессор, главный научный сотрудник Института системного анализа Федерального исследовательского центра «Информатика и управление» РАН. Leksin Vladimir N. – DSc in Economics, Professor, Chief Research Fellow of the Institute for Systems Analysis Federal Research Center “Informatics and Managament”, Russian Academy of Sciences
Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script
|