(Перевод выполнен по изданию ТСД 82, № 2582, 88a‒91b)

В подвижничестве и свидетельстве ануттара-самьяк-самбодхи[i] бывают задействованы либо благомудрые друзья, либо писания. «Благомудрые друзья» — это будды и патриархи, полностью [осуществившие] самих себя. Писания — это писания, полностью [осуществившие] сами себя. Дела обстоят так, поскольку полностью [осуществленная] самость будд и патриархов — и есть полностью [осуществленная] самость писаний. Хотя мы говорим «самость», это не связано с «я» или «ты». Это и есть настоящий глаз, это и есть настоящий кулак[ii].

И все же мы запоминаем сутры, читаем сутры про себя и читаем сутры нараспев, переписываем сутры, принимаем сутры и беспрестанно декламируем сутры[iii]. Тогда возникает подвижничество и свидетельство будд и патриархов. Правда, встретиться с буддами и сутрами отнюдь не легко. «В бесчисленных странах невозможно услышать даже название…»[iv]; среди будд и патриархов [бесчисленных стран] невозможно услышать даже название; в кровеносных сосудах [будд и патриархов бесчисленных стран] невозможно услышать даже название! Пока ты не будда и не патриарх, ты не сможешь ни увидеть, ни услышать, ни читать про себя, ни читать нараспев, ни толковать писания. Как только ты начнешь изучать и осваивать на практике будд и патриархов, ты начнешь изучать и осваивать на практике писания. Тогда в ушах, в глазах, на языке, в носу, в пыли, что загрязняет тело и сердце-сознание, то место, куда ты направляешься, то, что ты слышишь и то, о чем ты говоришь, — в этом и проявляются удержание [сутр], принятие [сутр], толкование сутр и так далее.

Люди, которые «ища для себя славы, проповедуют, следуя значениям учений “внешнего пути”»[v], не могут и не должны осваивать буддийские сутры. Причина этого в том, что писаниям свойственно распространяться по свету подобно деревьям, подобно камням, подобно полям, подобно селениям. Свойственно являть себя в мирах, бесчисленных, как хлопья пыли[vi], и проповедовать себя в пространстве[vii].

Древний предок Яо-шань, Великий наставник распространения Пути Будды[viii], долгое время не входил в зал [для наставлений]. Настоятель почтительно обратился к нему: «Люди[ix] давно молят Вас о сострадательном наставлении». Яо-шань сказал: «Ударь в колокол»[x]. Настоятель ударил в колокол, и вскоре все собрались.

Яо-шань вошел в зал, немного постоял молча, сошел с помоста и направился к себе в келью[xi]. Настоятель пошел за ним и почтительно спросил ему вслед:

 — Вы только что собирались дать всей общине наставление, почему же Вы не произнесли ни слова?

Яо-шань ответил:

— Для писаний существуют толкователи писаний, для трактатов существуют толкователи трактатов — почему же вы не можете понять старого монаха?

Что до сострадательного наставления нашего предка, то для кулака существуют толкователи кулака, для глаза существуют толкователи глаза. И все же тогда стоило сразу почтительно спросить нашего предка: «Не то чтобы мы не могли понять наставника, но любопытно, наставник — толкователь чего?».

В собрание древнего патриарха великого зерцала Шао-чжоу на горе Цаоси[xii], прибыл монах по имени Фа-да, который знал наизусть «Лотосовую сутру». Патриарх-основатель ради него произнес наставление-гатху:

Сердце блуждает — Цветок Дхармы проповедью разворачивает его.

Сердце находит путь — и само развёртывает Цветок Дхармы.

Пока мы, не зная самих себя, читаем сутру,

Она со всеми её значениями — враждебный нам дом.

Без мысли мыслить — так правильно.

Мыслящая мысль делается ложной.

Когда не меряешь, есть что-то или нет,

Белый бык уже повёз тебя на повозке[xiii].

Как только Фа-да услышал эти стихи, он подпрыгнул от радости, и восхваляя [Цао-си], произнес такое стихотворение-гатху:

Я прочёл сутру три тысячи раз,

А учитель с горы Цаоси одной строкою уничтожил меня.

Мне были неясны указания, зачем Будда вышел в мир,

Как мне было вынести безумие моей жизни?

Бараны, олени и быки – условные толкования,

В начале, в середине и в конце они благи и ясны.

Кто внутри горящего дома знает о себе,

Что он изначально — государь во Дхарме?[xiv]

Тогда патриарх-основатель сказал: «отныне и впредь тебя нужно называть “Монах, запомнивший сутру”».

Нужно иметь в виду, что на Пути Будды есть Монах, запомнивший сутру, — таково прямое указание древнего будды Цао-си. Для этого Монаха, запомнившего сутру, то, что он ее помнит, — это не то, что он ее помнит, и не то, что он ее не помнит, и не что-либо еще; так же, как «не меряешь, есть что-то или нет». Это всего лишь вот что: из века в век ты не выпускаешь свитка из рук, и с утра до ночи нет ни мгновения, когда бы ты не помнил [Сутру]. От сутры к сутре нет совсем ничего, что не было бы сутрой.

Вот что произошло как-то раз после обеда, на который правитель Восточной Индии пригласил двадцать седьмого патриарха, досточтимую Праджнятару из Восточной Индии. Правитель тогда спросил: «Все остальные развертывали-проповедовали сутры, почему же только досточтимая ничего не развернула?» Наставница сказала:

— На моем ничтожном пути выдох не подчиняется бесчисленным условиям[xv], вдох обычно не пребывает в границах пяти совокупностей. Я разворачиваю сутру, [начиная со слов] «так я слышала», — сто, тысячу, десять тысяч свитков и десять тысяч раз по десять тысяч свитков.

Досточтимая Праджнятара была уроженкой Восточной Индии. Она была законной наследницей Кашьяпы в двадцать седьмом поколении. В семье Будды так была устроена верная передача вещей. Макушку, глаз, кулак, ноздри, посох, чашу для сбора подаяний, одеяние Закона[xvi], кости, костный мозг и так далее — пребывание в них и удержание их она обеспечила. Она наш предок, а мы — ее отдаленные потомки. Ныне вся сила того, что сказала досточтимая, — не только в том, что «выдох не подчиняется бесчисленным условиям», но и в том, что «бесчисленные условия не подчиняются выдоху». Так, «бесчисленные условия» есть и в макушке, и в глазу; так, «бесчисленные условия» есть и во всем теле, «бесчисленные условия» есть и во всем сердце-сознании; и нести [их], когда приходишь, нести, когда уходишь, нести, когда вновь приходишь, — тут всего лишь «выдох не подчиняется бесчисленным условиям». «Не подчиняется» — это и означает «полностью подчиняется». Поэтому ценить строительство означает ценить грохот, и хотя «выдох» становится «бесчисленными условиями», он таков, что не подчиняется бесчисленным условиям. Многие кальпы проходят, и хотя мы еще не знаем лекарства от выдоха и вдоха, но поскольку наступил миг, когда пора, начав [искать], узнавать [о нем], как раз теперь действует [принцип] «обычно не пребывает в границах пяти совокупностей», действует [принцип] «не подчиняется бесчисленным условиям». Настал миг, когда «бесчисленные условия» впервые позволяют проникнуть в суть[xvii] «вдоха…» и так далее. Этот миг никогда не наступал раньше и не наступит потом. Он есть только прямо сейчас.

«Мир совокупностей» означает «пять скандх», то есть чувственность, восприятие, различение, творящие силы и сознание[xviii]. Что до того, что не пребывает в этих пяти скандхах, то это потому, что мир таков, что еще не появились пять скандх. Коль скоро Праджнятара повернула эту ось, то сутры, которые она разворачивает-проповедует, — это не просто «один или два свитка», а «сто, тысяча, десять тысяч свитков и десять тысяч раз по десять тысяч свитков». Хотя мы говорим, что сто, тысяча, десять тысяч свитков и десять тысяч раз по десять тысяч свитков — это значит просто «множество», это не просто указание на количество. То, что один выдох не пребывает в границах пяти совокупностей, Праджнятара превратила в количество свитков, равное сотне, тысяче, десяти тысячам и десяти тысяч раз по десять тысяч. И все же, хоть мы говорим так, речь не идет о знании, которое можно определить как «грязное» или «не грязное», оно выходит за границы того мира, где есть «грязное» и «не грязное». Поэтому его нельзя оценить как то, что относится к знанию того, кто знает. Это не уровень того, что относится к знанию того, кто знает. Это нельзя измерить как то, что относится к знанию того, кто не знает. Это не предел знаний того, кто не знает. Это подвижничество и свидетельство будд и патриархов, их кожа и мясо, кости и костный мозг, глаз, кулак, макушка, ноздри, посох, метелка хоссу и каждое крохотное движение во время прыжка.

Однажды некая пожилая женщина прислала пожертвование в храм Гуань-инь, [где проповедовал] Чжао-чжоу Чжэнь-цзи да-ши[xix], и попросила, чтобы он развернул-прочитал для нее весь буддийский канон. Наставник сошел с помоста, обошел его кругом, повернулся к посыльному [той женщины] и сказал:

— Я закончил развертывать-проповедовать канон.

Посыльный, вернувшись, рассказал ей, как было дело. Пожилая женщина воскликнула:

— Вот, я попросила его прочитать весь буддийский канон, почему же наставник прочитал только половину?!

Ясно, что для старухи «прочесть весь канон» и «прочесть половину» значит «прочесть три набора свитков». Чжао-чжоу закончил развертывать-проповедовать канон; значит, для него [все] сутры — единый канон. Иначе говоря, в том, чтобы развернуть-прочитать канон, есть Чжао-чжоу, который обходит вокруг своего помоста; есть помост, который обходит вокруг Чжао-чжоу; есть Чжао-чжоу, который обходит вокруг Чжао-чжоу, и помост, который обходит вокруг помоста. И все же чтобы развернуть-прочитать канон, недостаточно обойти вокруг помоста или помосту обойти вокруг [Чжао-чжоу].

Подвижник с горы Да-суй, великий наставник Шэнь-чжао из И-чжоу (его дхармовое имя — Фа-чжэнь), был преемником наставника созерцания Да-аня из храма Чаньцин[xx]. Однажды некая пожилая женщина прислала [в его храм] пожертвование и попросила, чтобы наставник развернул-прочитал для нее весь буддийский канон. Наставник сошел с помоста, обошел его кругом, повернулся к посыльному [той женщины] и сказал:

— Я закончил развертывать-проповедовать канон.

Посыльный, вернувшись, рассказал ей, как было дело. Пожилая женщина воскликнула:

— Вот, я попросила его прочитать весь канон, почему же наставник прочитал только половину?!

Тут не нужно изучать то, что Да-суй обошел вокруг помоста, и не нужно изучать то, что помост обошел вокруг Дай-суя. Дело не только в полном круге кулака и глаза Да-суя: он описал круг, поэтому и появился круг. И все же: видела ли это пожилая женщина? Или ее глаза еще не умели правильно смотреть? Хоть [ее слова] «прочитал только половину» правильно передают сказанное «из кулака» Да-суя[xxi], ей стоило бы сказать: «Вот, я попросила его прочитать весь буддийский канон, зачем же наставник зря обеспокоился?!» Если бы она, хоть бы даже по ошибке, сказала так, а не иначе, она стала бы Старухой, умеющей смотреть глазами.

Высокому патриарху великому наставнику Дун-шаню У-бэню[xxii] некий чиновник однажды принес пожертвование, постную пищу, и попросил его развернуть-прочитать канон. Великий наставник сошел с помоста, повернулся лицом к чиновнику и поклонился ему[xxiii]. Чиновник в ответ поклонился великому наставнику. [Дун-шань] взял чиновника [под руку], вместе с ним обошел помост и, повернувшись [опять к нему лицом], поклонился. Через некоторое время Дун-шань опять повернулся лицом к чиновнику и спросил:

— Ты понял?

Чиновник ответил:

— Нет.

Великий наставник сказал:

— Мы с тобой сейчас развернули-прочитали канон, как же ты не понял?

[Слова Дун-шаня] «мы с тобой развернули-прочитали канон» понятны. Обойти вокруг помоста — не значит развернуть-прочитать канон, «развернуть-прочитать канон» не надо понимать как «обойти вокруг помоста». Хоть так и было сказано, нам нужно внимательно выслушать сострадательное наставление высокого патриарха.

Мой ушедший наставник, старый будда, когда жил на горе Тяньтун[xxiv], рассказал это предание благотворителю из Кореи, который пришел в храм, принес пожертвование и попросил, чтобы братия прочитала сутры и чтобы мой ушедший наставник произнес проповедь с высокого помоста. Окончив рассказ, мой ушедший наставник взял метелку хоссу, описал ей в воздухе большой круг[xxv] и сказал: «Я, Тянь-тун, вместе с тобой в этой день развернул-прочитал канон». После же он отбросил метелку и сошел с помоста. Теперь нам нужно развернуть-прочитать то, в чем состоит учение моего ушедшего наставника, не нужно сравнивать это с остальными. Так вот: развертывая-проповедуя канон, Тянь-тун использовал глаза полностью или только наполовину? Насколько в том, из чего состоит учение патриарха-основателя и учение моего ушедшего наставника, задействованы глаза, задействован язык? Надо выяснить точно!

Древний предок Яо-шань, Великий наставник распространения Пути Будды, обычно не позволял никому читать сутры. Однажды, когда он сам шел с сутрой в руках и читал ее, некий монах спросил его:

— Наставник, обычно Вы не позволяете никому читать сутры, почему Вы сами, в нарушение [этого правила], читаете [сутру]?

Наставник ответил:

— Мне просто нужно было чем-то закрыть глаза.

Монах спросил:

— Могу ли я, ничтожный, научиться этому у наставника?

Наставник ответил:

— Если бы ты читал [сутры], тебе бы уж точно удалось проделать дыру в бычьей шкуре[xxvi].

Тут толкование слов «мне нужно было чем-то закрыть глаза» таково, что они сами и есть то, в чем состоит толкование слов «закрыть глаза». «Закрыть глаза» означает не заблуждаться насчет глаз, не заблуждаться насчет сутр, означает «закрыть глаза совсем» и «совсем закрыть глаза». «Закрыть глаза» означает, закрывая, открыть глаза; внутри закрывания обнаружить настоящий глаз, внутри глаза обнаружить настоящее закрывание, означает «добавить еще один слой кожи на веки»[xxvii]. Это означает внутри закрывания взять пальцами глаз[xxviii] и означает, что сам глаз берет пальцами закрывание. Если же так, то раз нет сутры глазных яблок, значит, еще нет заслуги от закрывания глаз. «Уж точно удалось бы проделать дыру в бычьей шкуре» означает продырявить бычью шкуру полностью, полностью продырявить бычью шкуру, а также взять пальцами быка, чтобы продырявить ему шкуру. Вот так можно оживить кожу, мясо, кости, костный мозг, рога на голове и ноздри родившегося быка. Если уж чему учиться у наставника — так это закрывать глаза так, чтобы бык стал глазами, чтобы глаза стали быком!

Наставник созерцания Е-фу Дао-чуань[xxix] сказал:

Благополучие от ста миллионов тысяч подношений буддам не имеет границ —

Но как оно может сравниться с постоянным чтением древних сутр?

На белой бумаге чернилами выписаны знаки —

Так прошу тебя, как следует всмотрись в то, что перед твоими глазами!

Нам нужно уяснить, что совершать подношения древним буддам и смотреть на древние сутры — благодеяния одного порядка. «Древними сутрами» называют знаки, выписанные чернилами на белой бумаге, но кто понимает, что они — древние сутры? В точности эту истину Пути мы можем и должны изучать, проникая в самую суть.

Юнь-цзюй — Наставник созерцания, распространяющий просветление[xxx] — однажды [увидел, что] некий монах размышляет над сутрой у себя в келье. Наставник заглянул к нему в окно и спросил:

— Над какой именно сутрой размышляет ачарья[xxxi]?

Монах ответил:

— Над «Сутрой о Вималакирти».

Наставник сказал:

— Я спрашиваю тебя не про «Сутру о Вималакирти», а про то, над какой именно сутрой ты размышляешь!

Тут монаху удалось войти [во врата Закона][xxxii].

Учение великого наставника, заключенное в вопросе «над какой именно сутрой ты размышляешь?», таково, что в одной этой строке — годы и века, глубина и даль, и нехорошо представлять это как «размышление». Идя по тропинке, [этот монах] наткнулся на ядовитую змею — вот как проявился вопрос «над какой именно сутрой». Встретившись с человеком, [этот монах] не смог ничего предъявить[xxxiii], вот почему он ответил: над «Сутрой о Вималакирти». Иначе говоря, это чтение сутр таково, что [нужно] крепко ухватиться за всех-всех будд и патриархов, собрать [их вместе], задействовать их глаза и так читать сутры. В точности так и в точности в этот момент будды и патриархи сразу делают из себя будд, проповедуют Закон Будды, проповедуют Будду и поступают так, как свойственно буддам. Если не настало время для такого чтения сутр, значит, макушка, лицо и глаза будд и патриархов еще не появились.

В наше время в собраниях будд и патриархов чтение сутр проводят по разным установленным правилам. [Например], как в историях выше, в обитель приходит жертвователь и просит, чтобы вся община читала сутры; либо монахи по просьбе читают сутры непрерывно[xxxiv]; либо монахи читают сутры по устремлению собственного сердца-сознания — и так далее. Кроме того, братия читает сутры по усопшему монаху.

Когда в обитель приходит жертвователь и просит, чтобы вся община читала сутры, в назначенный день монах, ведающий хозяйством, заблаговременно вешает у входа в общинный зал[xxxv] и около келий таблички «Чтение сутр». После завтрака перед святым монахом[xxxvi] расстилают коврик для поклонов[xxxvii]. В нужное время раздается звон колокола, что перед общинным залом. Бьют один или три раза, в зависимости от того, как скажет настоятель.

Когда умолкает колокол, старший монах и вся братия облачаются в одеяния кашая, входят в Облачный зал[xxxviii] и садятся на свои места лицом к залу. Затем в зал входит настоятель. Он обращается с приветствием[xxxix] к святому монаху, зажигает благовония и садится на свое место. Затем послушникам[xl] велят принести списки сутры. Их заранее по порядку раскладывают на кухне, чтобы взять в нужное время. Сутры приносят либо в ящике для сутр, либо на подносе. Каждый монах просит себе список сутры и, получив его, сразу же начинает читать.

В это время монах, заведующий приемом гостей[xli] вводит жертвователя в Облачный зал. Жертвователь перед самым Облачным залом берет в руки переносную курильницу, поднимает ее и заходит. Курильницы хранятся в подсобных помещениях монастыря. В них заранее кладут благовония, после чего служке велят разложить их у входа в Облачный зал, и он по указанию дает курильницу жертвователю, как раз когда тот собирается войти. Это заведующий дает указание выдать курильницу. Входят в Облачный зал через южную сторону переднего входа, и первым идет заведующий, а за ним — жертвователь.

Жертвователь встает перед святым монахом, зажигает пластинку благовоний и трижды кланяется в пол[xlii]. Кланяться следует, не выпуская из рук курильницу. В это время заведующий стоит, сложив ладони в приветственном жесте[xliii], с северной стороны коврика лицом к югу, к жертвователю.

После того, как жертвователь совершит все поклоны, он поворачивается вправо, лицом к настоятелю, и, подняв курильницу сплетенными руками, совершает поясной поклон[xliv]. Настоятель, не вставая со своего сиденья, поднимает сутру и, сложив руки в жесте гассё[xlv], принимает поклон. Затем жертвователь поворачивается к северу и полностью повторяет свой поклон.

Окончив кланяться, [жертвователь] обходит зал по кругу, начиная оттуда, куда обращен лицом старший монах. Во время обхода заведующий идет первым. Совершив один круг и вернувшись к святому монаху, жертвователь теперь поворачивается к нему лицом и, подняв курильницу, совершает такой же поклон. В это время заведующий, сложив ладони в приветственном жесте, стоит у порога Облачного зала с южной стороны от коврика, лицом к северу.

Окончив кланяться святому монаху, жертвователь вслед за заведующим идет на площадку перед Облачным залом и один раз обходит ее вокруг, а затем входит в Облачный зал и, повернувшись к святому монаху, трижды кланяется в пол[xlvi]. Окончив кланяться, жертвователь садится на стул и свидетельствует, [что совершен обряд] чтения сутры. Стул ставят обращенным на юг слева от святого монаха, у столба. Или же обращенным на север у южного столба.

После того, как жертвователь сел, заведующий должен повернуться к нему лицом, поклониться и сесть рядом. Или же пока жертвователь обходит зал, сутра звучит на санскрите[xlvii]. Те, кто распевает сутру на санскрите, сидят либо справа от святого монаха, либо слева, как удобнее.

В курильницу кладут ароматный алое или другие известные благовония и поджигают. Эти благовония заранее приносит сам жертвователь.

Пока жертвователь совершает обход зала, вся братия складывает ладони в жесте гассё.

Затем распределяют плату за чтение сутры. Часть ее жертвователь раздает по своему усмотрению. Иногда это может быть ткань, или веера, или тому подобные предметы. [Сначала] раздают их. Жертвователь сам распределяет их. Иногда их распределяет храмовый управляющий[xlviii] или служка. Правило раздачи таково, что нужно класть то, что раздают, перед монахами, а не давать им в руки. Каждый монах, когда перед ним кладут причитающуюся ему плату, жестом гассё [показывает, что] принимает ее. Иногда вознаграждение распределяют в тот же день во время дневного приема пищи[xlix]. Если вознаграждение распределяют во время дневного приема пищи, то старший монах раздает то, что съедобно, а затем колотушка стучит еще раз[l], и старший монах раздает остальное.

Жертвователь пишет на листе бумаги свое желание, на исполнение которого он хотел бы обратить заслугу от чтения сутры, и этот лист прикрепляют на столбе справа от святого монаха. В Облачном зале нельзя читать сутры громко, а только вполголоса. Либо же можно, развернув свиток, только просматривать знаки [глазами]. Тогда сутру читают про себя, не возглашая строку за строкой. Для такого чтения сутр в обители обычно хранятся сотни тысяч списков «Алмазной сутры праджня-парамиты», глав «Открытые для всех врата», «Спокойные и радостные деяния» из «Лотосовой сутры», а также «Сутры золотого света» и других[li]. Каждый монах работает с одним списком.

Когда чтение сутр окончено, перед сиденьями проносят поднос, на котором раньше [лежали сутры], или ящик [для их хранения], и каждый монах кладет туда свой список сутры. Забирая себе сутру или отдавая ее, складывают руки в жесте гассё. Забирая себе сутру, сперва складывают руки в жесте гассё, а затем берут. Отдавая сутру, сперва кладут ее, а затем складывают руки в жесте гассё. После этого каждый, сложив руки в жесте гассё, шепотом произносит то, на что он хотел бы обратить заслугу от чтения сутры.

Если чтение сутр проводится просто в обители, тогда монахи-распорядители делают все то же самое, что жертвователь: зажигают благовония, кланяются, обходят зал и распределяют награду. Они же и носят курильницы — так, как это делает жертвователь. Если жертвователем становится кто-то из монашеской братии, обряд чтения сутры проводится так же, как для мирянина. Зажигают благовония, кланяются, обходят зал, распределяют награду и так далее. Заведующий приемом гостей должен водить его так же, как жертвователя-мирянина.

Существует обряд чтения сутр по случаю дня рождения правящего императора. Если рождение государя приходится на пятнадцатый день первого месяца, праздничные чтения сутр начинаются с пятнадцатого дня двенадцатого месяца. В этот день проповеди нет. В зале Будды перед образом Будды Шакьямуни в два ряда ставят длинные помосты. Получается, что каждый ряд вытянут по оси север ‒ юг, и [сидящие] смотрят друг на друга, на восток и на запад. Перед помостами ставят столики. На них кладут сутры: «Алмазную сутру», «Сутру о человеколюбивом государе», «Лотосовую сутру», «Всепобеждающую царственную сутру», она же «Сутра золотого света», и другие. Из числа монахов, живущих в зале, вызывают несколько человек, которым до обеда дают угощение. Каждому монаху выдают миску лапши или похлебки. Или же каждому монаху выдают миску похлебки и шесть-семь паровых булочек. Булочки кладут в отдельную миску. Их едят палочками, а не ложкой. Во время еды монахи так и сидят на помостах для чтения сутр, никуда не перемещаясь. Угощение размещают на тех же столиках, куда кладут сутры. Никаких других столов не ставят. Пока монахи перекусывают, сутры остаются лежать на столиках. Покончив с едой, каждый монах встает с помоста, прополаскивает рот и садится обратно на свое место. Вот теперь можно читать сутры. Начав после завтрака, сутры читают вплоть до обеда.

Начиная с первого дня чтений на карниз с восточной стороны зала Будды вешают желтую табличку с надписью: «Храм, возведенный для молений о государе». Также и внутри зала Будды на передний восточный столб вешают желтую табличку с надписью «моления о государе», указывающую цель молений. Имя настоятеля пишут на алой или белой бумаге. Первые два знака имени настоятеля пишут на маленьком листочке, который наклеивают на лицевую сторону таблички внизу, под датой. Проводят вот такие чтения сутр, а когда наступает сам день рождения государя, настоятель входит в зал и молится о государе. Так повелось издревле, но этот обычай не исчез и поныне.

Кроме того, монахи могут читать сутры по устремлению их собственного сердца-сознания. Когда-то в храмах был общий зал для чтения сутр. Там читали сутры. Чтения устраивали так, как описано в «Чистых правилах для чаньских монастырей»[lii].

Древний предок Яо-шань, Великий наставник распространения Пути Будды, как-то спросил послушника Гао[liii]:

 — Ты обрел просветление благодаря чтению сутр или благодаря беседам с наставником?

Послушник Гао ответил:

— Ни чтение сутр, ни беседы с наставником не помогли мне обрести просветление.

Наставник сказал:

— Множество людей не читают сутры и не беседуют с наставником — почему же они не обрели просветление?

Послушник Гао сказал:

— Не то чтобы они были вне пути, просто они не соглашаются принять себя такими, какие есть.

Хоть в семье будд и патриархов есть те, кто соглашается принять себя таким, каков он есть, и те, кто не соглашается, все же и чтение сутр, и беседы с наставником относятся к нашим будничным делам.

Вместилище сути истинного Закона

Чтение сутр

Преподано общине храма Косёбориндзи в уезде Удзи в земле Ямасиро, в 15-й день 9-го осеннего месяца второго из годов Ниндзи (год младшего металла и быка)[liv].