|
В статье обсуждается возможность конституирования постнеклассической онтологии. Показывается, что феномены нелинейности, детерминированной хаотичности, фрактальности, виртуальности радикально меняют классические представления о возможных формах существования, характере развития, причинно-следственных отношениях, пространстве, времени и трансформируют систему классических онтологических категорий, придают последним новые смыслы и позволяют выявить новые категориальные отношения. КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: онтология, постнеклассическая онтология, нелинейность, фрактальность, детерминированный хаос, виртуальность, полионтичность, поливариантность, нелинейная диалектика, пространство, время, развитие, каузальность. In the paper a possible institutionalization of postnonclassic ontology is discussed. It is shown that the nonlinearity, deterministic chaos, fractality and virtuality phenomena radically change classic views on possible forms of existence, cause of nature, cause-and-effect relations, space and time, and transform the whole system of classic ontology categories, giving them new sense, and allowing to reveal new categorical relations. KEY WORDS: оntology, postnonclassic ontology, nonlinearity, deterministic chaos, fractality, virtuality, polyontology, polyvariability, nonlinear dialectics, space, time, development, causality.
В естествознании ХХ век обозначен как эпоха великих неклассических научных парадигм: теории относительности, квантовой механики, теории систем и нелинейной динамики, внесших принципиальные изменения в представления о мире. Универсальность и целостность этих наук, построение ими строго формализованных систем взглядов на значимые сферы природного и социального бытия привели к весьма популярной точке зрения: наука сама способна дать свое, нефилософское, обоснование единства мира, сформулировать принципы существования самых разных природных и социальных феноменов. Во многом благодаря усилиям великих физиков, в первую очередь, М. Планка, был конституирован концепт «научная картина мира», который, как казалось, успешно заменит онтологию в ее классическом понимании [Планк 1929]. Последнее обстоятельство легло в основание того, что онтологическая тематика в естествознании долгое время концентрировалась вокруг построения так называемой «единой картины мира», и обозначило падение интереса к философской онтологии. В самом деле, всякая онтология есть предельная универсализация знания, максимальное упорядочение известного на основе некоторых принципов, но если существуют универсальные науки, претендующие на построение самых общих картин действительности и успешно справляющиеся с описанием почти всех уровней реально существующего, то необходимость в философской универсализации исчезает. Однако построение единой естественнонаучной картины мира, призванное заменить философскую онтологию, столкнулось с целым рядом трудностей, прежде всего с проблемой единства научного знания. Хорошо известно, что еще в первой половине ХХ столетия была обозначена несогласованность теории относительности и квантовой механики в описании микро- и мегауровней организации, а позже появились принципиальные препятствия в создании единой «теории всего», унифицирующей известные типы физических взаимодействий. Появились и концепты «частных, или специальных» картин мира: биологической, химической и пр. Как результат, значение научной картины как интегратора научного знания, было поставлено под сомнение. Философия же продолжала нуждаться в конституировании «философской картины мира», по традиции называемой онтологией, но ответила на попытки создания «научных картин мира» только гуссерлианским проектом создания «региональных онтологий» [Гуссерль 1999], так и не реализовавшимся в полной мере, и работами Хайдеггера, по сути обозначившими фундаментальные мировые сущности (такие, как время) как «человекомерные», экзистенциальные феномены, бессмысленные без переживающего их субъекта [Хайдеггер 1989]. Ситуация с построением единой научной картины мира еще более усложнилась в конце ХХ в. Множественные, а иногда и взаимоисключающие результаты теоретической физики в описании происхождения и свойств материи, пространства и времени; создание нелинейной динамики и неравновесной термодинамики, изменивших представления о возможных механизмах происхождения и характере развития живого и неживого; растущая дифференциация наук и трудно устранимые различия в сложнейших научных формализмах; предельная математизация физического знания, приведшая к появлению понятий, не имеющих реальных аналогов, определили серьезные препятствия на пути построения единых представлений о мире. Все это усилило и разрыв естественных наук с философией, привело к определенной изоляции последней, отсрочило философское осмысление результатов современного естествознания. В философии это вылилось в гносеологический пессимизм, в онтологический релятивизм, в плюрализм и, как следствие, – в отказ от проектов построения универсальной философской онтологии как основы единства философского знания о мире. Однако положение дел с построением новой философской онтологии существенно изменилось после формирования постнеклассической рациональности [Степин 2000]. На наш взгляд, именно постнеклассическая рациональность открывает определенные возможности в философском осмыслении новейших результатов естественных наук: во-первых, потому что предполагает открытость, гибкость, готовность к изменениям всякой конституируемой системы взглядов; во-вторых, потому что в принципе допускает плюрализм научных представлений, множественность возможных интерпретаций действительности; в-третьих, потому что связана с представлением о включенности исследователя в процесс познания, о существовании сложных «человекомерных» развивающихся систем, что в определенной степени примиряет физический концепт наблюдателя и философское представление о рефлексирующем субъекте. Это означает, что конституировать философскую онтологию возможно даже несмотря на неполноту, неоднозначность и несогласованность современного естественнонаучного знания о мире, поскольку онтология эта предполагается открытой. Авторское видение картины мира оказывается не препятствием на пути познания, а необходимым и ценным инструментом. Он позволяет свести воедино столь сложные и разнообразные результаты (разумеется, при условии, что возникающая философская система взглядов не противоречит известному в науке). Это значит и то, что создавать философскую онтологию в русле постнеклассической рациональности следует лишь как проект, только в самых общих чертах, обозначая ее принципами и очерчивая возможные ее горизонты. Целесообразность же создания «новой» онтологии определяется необходимостью устранить (или хотя бы уменьшить) давно уже существующий разрыв между естественнонаучными и философскими представлениями о бытии и нежеланием (или неспособностью) современного естествознания дать онтологические интерпретации самым значимым своим результатам. Все сказанное и позволяет нам сформулировать цель настоящей работы – определить, как меняются в ракурсе самых современных естественнонаучных результатов философские представления о возможных формах существования объектов мира, о характере их развития, о пространственных и временных порядках, о каузальных связях, и на основании этого построить единую открытую онтологическую систему взглядов. Мы будем называть эту систему взглядов постнеклассической, или нелинейной, онтологией и постараемся включить в нее все онтологически значимые, на наш взгляд, идеи современного нелинейного естествознания. В процессе этого построения особое внимание, на наш взгляд, следует уделить анализу системы фундаментальных онтологических категорий, которая, всегда оставаясь необходимой для философского осмысления действительности, с некоторых пор перестала быть достаточной для описания всей её сложности. В свете новых естественнонаучных открытий в очередной раз становится ясно, что некоторые классические категориальные смыслы устарели (как в свое время устарел классический смысл пространства как абсолютного «вместилища»); что традиционные категориальные связи (например, декларированные классической диалектикой) перестали быть однозначными и требуют новых интерпретаций; что адекватное описание существующего в мире многообразия вещей, явлений, процессов требует введения в онтологию новых понятий, научная значимость и универсальность которых достаточна для того, чтобы придать им статус философских категорий. Принцип, на основании которого мы собираемся конституировать постнеклассическую онтологию, давно и хорошо известен: мир изменчив, сложен и множественен, но един в своей изменчивости, сложности и множественности. Оригинальность же этому принципу придают представления о том, чем именно обуславливается постулируемая сложность мира. На наш взгляд – нелинейностью, детерминированной хаотичностью, виртуальностью и фрактальностью, теми самыми феноменами, универсальность которых давно и со всей определенностью доказана естественными науками. Можно показать, что нелинейность и хаотичность меняют представления о характере связей, способах существования, возможных взаимодействиях и законах развития объектов познания; фрактальность приводит к новому осмыслению пространственных, временных и каузальных отношений; виртуальность обуславливает множество онтологически различных форм существования, полионтичность. В своей совокупности перечисленные понятия, давно уже ставшие общенаучными, закрывают многие классические онтологические и гносеологические бреши и придают определенность сформулированному принципу, который теперь звучит так: мир изменчив, сложен и множественен: нелинеен, хаотичен, фрактален, полионтичен – но един в своей изменчивости, сложности и множественности. Нелинейность давно уже стала знаковым, парадигмальным феноменом, во многом определившим отличия постнеклассического стиля научного мышления. Известно, что классическая парадигма сосредоточила свои усилия на исследовании линейных систем, предпочитая не замечать нелинейности или избегать ее. Это связано со сложностью всякого нелинейного, с трудностями его исследования, а обозначено созданием в классике преимущественно линейных моделей, линеаризацией уравнений, анализом простейших состояний и процессов. И только успехи теории систем, нелинейной динамики, синергетики и теории бифуркаций во второй половине ХХ в. сделали нелинейность одним из самых популярных объектов научного познания и обозначили ее как универсальное свойство природных и социальных систем [Заславский, Сагдеев 1988; Аршинов, Свирский 1993; Князева 1994; Аршинов, Буданов 1994; Короновский, Трубецков 1995]. Можно показать, что нелинейность существенно меняет представления о способах существования объектов мира. Дело в том, что основным онтологическим отличием нелинейности от линейности является необходимое существование в нелинейных системах множества возможных состояний – мультистабильность [Анищенко 1990]. В то время как линейное всегда существует единственным образом, нелинейное являет себя разными состояниями, реализация которых определяется свойствами системы и внешними условиями. Мультистабильность обуславливает всю сложность нелинейного: и переходы от одного состояния к другому (бифуркации, кризисы, катастрофы); и поливариантность динамики; и появление детерминированного хаоса; и невозможность точного предсказания будущего [Афанасьева 2002]. Нелинейное множественно, линейное единственно; нелинейное критично, линейное монотонно; нелинейное гибкое в динамике и способно к адаптации, линейное «жесткое» и ломается резонансным внешним воздействием; нелинейное допускает хаос и самоорганизацию, линейное – нет; траектория нелинейного – кривая, линейного – прямая; нелинейное зачастую непредсказуемо, линейное однозначно предсказывается. Нелинейное сложно, линейное просто. Основываясь на представлениях о нелинейности, постнеклассическая онтология настаивает на сложности мира. Нелинейность меняет и характер связей между объектами мира. Оставаясь всеобщими, нелинейные связи с необходимостью являются обратными [Андронов… 1959], т.е. предполагают влияние не только причины на следствие, но и следствия на причину. Существование функциональных, структурных, причинно-следственных обратных связей между элементами, частями, подсистемами, параметрами, характеристиками, возможными состояниями любой нелинейной системы существенно меняет характер внутренних и внешних взаимодействий. В частности, в нелинейных системах не выполняется принцип суперпозиции, качественно меняются резонансы, возникают особые нелинейные эффекты динамики, отсутствующие у линейных систем. Это приводит к тому, что поведение нелинейных систем не описывается полярными категориями, возникает необходимость введения синтетических понятий, объединяющих стороны дихотомии: детерминированный хаос (упорядоченный беспорядок; необходимая, закономерная случайность), самоорганизации (случайно возникающий порядок); фрактальность (дискретная непрерывность, целостная частичность) и т.д. Онтологический анализ адихотомичных общенаучных понятий приводит к представлениям о существовании обратных связей в системе фундаментальных онтологических категорий и как результат – к снятию дихотомии классических противоположностей в случае сложных систем [Афанасьева 2002]. Нелинейное, сложное, обратно взаимосвязанное существует только как адихотомичное, неполярное, непротивоположное и должно описываться именно так. Нелинейность существенно меняет и представления о развитии, и именно особенности развития прежде всего имеют в виду, когда говорят о нелинейном. Классические представления о возможном характере развития ограничиваются всего четырьмя случаями: покоем, линейностью, цикличностью и эволюционностью [Анисимов 2013]. Однако сегодня хорошо известно, что развитие в общем случае является нелинейным, а его траекториями оказываются незамкнутые кривые или даже фрактальные множества, не имеющие классических геометрических аналогов и требующие для своего описания революционных топологических образов, таких как странный аттрактор [Лоренц 1981; Рюэль, Такенс 1981]. Онтологический анализ нелинейного развития позволяет выделить его существенные свойства: поливариантность, возможную обратимость; аттрактивность – существование различных аттракторов, радикально различающихся своими свойствами; типичность бифуркаций, кризисов, катастроф; закономерность процессов самоорганизации и детерминированного хаоса; принципиальную непредсказуемость [Афанасьева 2002; Анисимов 2013]. Траектории нелинейного развития оказываются настолько сложными, что зачастую этапы нелинейного развития не удается определить как прогрессивные или регрессивные, и это делает прогресс и регресс адихотомичными понятиями. А поливариантность, критичность и хаотичность нелинейного развития в своей совокупности обуславливают его принципиальную индетерминированность. Заметим, что постнеклассические представления о нелинейном развитии обладают значительным эвристическим потенциалом в описании сложных социальных, экономических, культурных процессов и вносят серьезные коррективы в известные классические и неклассические социальные модели [Анисимов, Афанасьева 2013]. Онтологическим фундаментом нелинейной диалектики служат перечисленные выше существенные свойства нелинейного развития, а категориальным – нелинейные связи и адихотомичность противоположных в классике онтологических категорий. В частности, если в классике развитие мыслится цепочкой последовательных превращений различных возможностей в действительность, то обратимость нелинейного развития делает типичными многократные взаимопревращения возможного и действительного, снимает их дихотомию. Однако особенности нелинейного развития задают лишь поверхностный, почти очевидный пласт постнеклассической онтологии. Самое же радикальное отличие постнеклассических представлений от классических, на наш взгляд, кроется в проблеме возможных форм существования, непосредственно связанной с переоткрытием виртуальности. Начиная с Античности, философия разделила все существующее на два онтологических класса: материальные объекты, обладающие субстратом, материальным носителем, телом, и идеальные объекты, ими не обладающие. Первые поддаются чувственному познанию, распознаются феноменально, исследуются эмпирически. Вторые познаются (если познаются в принципе) рационально, с помощью эйдетических или трансцендентальных процедур, а эмпирически никак не идентифицируются. Чтобы обозначить это принципиальное различие форм существования, некоторым философским системам пришлось даже ввести представление о двух или более мирах, как, например, платоновские «мир вещей» и «мир идей» (Платон, «Тимей»). Как результат была обозначена непреодолимая онтологическая пропасть между идеальными и материальными объектами, в определенном смысле нарушающая принцип единства мира и требующая постулата о существовании некоторых метафизических связей между идеальным и материальным мирами. Представление о существовании двух полюсов бытия, идеального и материального, доминирует в классической онтологии, хотя и известны попытки связать их онтологическими иерархиями, как, например, преемственная лестница творений Аристотеля («Метафизика») или градация потенций Шеллинга [Шеллинг 1987]. Но классическая биполярная онтологическая схема разрушается существованием виртуальных объектов. Безусловно, виртуальность обладает социальной, антропологической и психологической значимостью, но для нашего рассмотрения гораздо важнее другое. Виртуальное имеет фундаментальный онтологический смысл: является особой, но чрезвычайно значимой формой бытия, обладает специфическими онтологическими свойствами, отличающими его и от идеального, и от материального. Множественность и разнообразие виртуальных объектов, «пестрота» и неоднородность виртуального мира затрудняют осмысление свойств виртуальности как особой формы существования. Но осознание виртуальных объектов не только как искусственных, но и как природных, дает основание начать онтологический анализ виртуальности с физических, «реально» существующих и тщательно исследованных науками виртуальностей. Так, давно известен факт существования виртуальных микрочастиц, взаимодействиям и превращениям которых обязан своим существованием материальный мир. Природные виртуальности являются физическими объектами без классического «тела»: время их жизни настолько мало, что они непосредственно не фиксируются органами чувств, не регистрируются приборами; для них не выполняются некоторые всеобщие законы сохранения; они не обладают многими универсальными характеристиками материальных объектов. Но именно виртуальные объекты придают материальным конкретные физические свойства: благодаря наличию «шубы» из виртуальных частиц могут быть измерены заряд и масса материальных микрочастиц; именно виртуальные частицы являются основными переносчиками взаимодействий в микромире; из виртуальных частиц состоит физический вакуум [Физический энциклопедический словарь 1983, 78]. Благодаря физическим виртуальностям, неустойчивым движениям и состояниям макрообъектов существуют хаотические процессы: виртуальные движения «слагают» реальный хаос [Афанасьева 2002; Афанасьева 2005]. Существование подобных физических объектов не допускается классическим естествознанием, однако не вызывает сомнения у неклассической науки, и без представлений о виртуальных частицах и состояниях разрушилось бы здание современной физики. Особо отметим, что виртуальные физические объекты не являются научными метафорами или вспомогательными интеллектуальными конструктами, необходимыми для полноты теоретического знания. Они существуют как неотъемлемая часть физического мира, но существование это особое; их можно идентифицировать в физической реальности, но не непосредственно, а по тому воздействию, которое они оказывают на реальные материальные объекты. Итак, виртуальное обеспечивает возможность существования материального, придает ему физические свойства, осуществляет его взаимодействия и при определенных условиях даже в него превращается. Осмысление виртуального как особого рода бытия позволяет выделить его существенные онтологические свойства. Главное – это недовоплощенность, на которую первым указал С.С. Хоружий [Хоружий 2005]. Но можно говорить и о других существенных онтологических свойствах всякого виртуального: относительной кратковременности существования, переходности, способности воздействовать на реальность [Афанасьева 2005]. Феноменологическое прояснение виртуальности позволяет дать следующее определение: виртуальное – это существующее, но не воспринимаемое таковым; недовоплощенное; короткоживущее; существующее в переходных состояниях; определяющее свойства материального и способное превращаться в него. Недовоплощенность же позволяет говорить о частичной телесности виртуальных объектов, о степени телесности, о различном онтологическом «весе», об онтологической «лестнице», ведущей от материального к идеальному, на ступенях которой помещаются виртуальные объекты. Итак, постнеклассическая онтология вводит представление о множестве онтологических форм существования, по сути, возвращаясь к представлениям Аристотеля с той лишь разницей, что вместо метафизических постулатов использует позитивное знание. Уровнями онтологической иерархии виртуальностей можно считать природный (виртуальные частицы и движения); технологический (все производимые высокими технологиями симулякры); культурный (литературные, художественные, музыкальные образы, научные теории, модели, эталоны и пр.); психологический (мысли, сны, трансы, измененные состояния сознания) [Афанасьева 2005]. Деление это условно, но позволяет судить о множественности и единстве форм бытия; осознать, что помимо материальных и идеальных объектов существуют и объекты мира с частичной и различной степенью телесности. Если же говорить о соотношении виртуального и идеального, то бестелесное, полностью невоплощенное идеальное оказывается «верхним пределом» виртуального, онтологическими «небесами». Предельный переход от виртуального к идеальному, онтологическое отличие самого недовоплощенного виртуального от полностью невоплощенного идеального представляется наименее ясным во всем этом построении. Но и подобная неопределенность является нормой рационального познания, которое нередко оставляет предельное за своими границами, делегируя право разбираться с ним метафизике. Предполагая бытие онтологически многоуровневым, но единым, следует задуматься и о связях разных онтологических уровней, о механизмах «схождения» сверху вниз, от бестелесности к полной телесности, об онтологическом «утяжелении», о процессах воплощаемости, ведь именно с обретением субстрата связаны процессы реализации виртуального. Это тоже непростая проблема, но она может быть решена с помощью пространственно-временных представлений, и мы покажем это. Несомненно одно: существование виртуальностей ломает классическую онтологическую схему, связывает полюс идеального с полюсом материального онтологической осью, на которой расположены всевозможные виртуальные объекты с различными степенями телесности; дополняет онтологическую двойственность материального и идеального до единого в своей онтологической множественности мира. Субстратность и ее отсутствие утрачивают абсолютность, дихотомия материального и идеального снимается, бытие предстает полионтичным. Обратимся теперь к постнеклассическим представлениям о пространстве и времени. Пространство и время эпистемически неисчерпаемы, а за последние полвека естествознание узнало так много нового о них, что нам придется остановиться лишь на результатах, радикально меняющих традиционные взгляды и необходимых для нашего построения. Теория относительности доказала единство пространства и времени, однако они настолько сильно различаются в своей онтологии, так по-разному сложны, что мы вынуждены, постоянно помня об их необходимой связи, разделять их в своем анализе хотя бы в первом приближении. Для начала следует констатировать: являясь важнейшими природными феноменами, фундаментальными онтологическими и физическими категориями, пространство и время все еще недостаточно определены. Так, в теоретической физике сегодня существуют многочисленные концепции пространства и времени, по-разному описывающие их генезис и существенные свойства. Достаточно сказать обо всем известной теории Большого взрыва, описывающей появление мирового пространства-времени как оригинального физического объекта, и гораздо менее известной теории Большого отскока, объясняющей нынешние свойства пространства-времени результатом метаморфозы вселенской топологии [Bojowald 2007]. Существует множество теорий, в том числе сотни различных модификаций теории струн, приписывающие пространству разные характеристики [Smolin 2006$ Грин 2007]. Еще меньшая ясность представлений наблюдается в случае времени. Можно с уверенностью говорить лишь о том, что с точки зрения современной науки пространство и время являются гораздо более сложными физическими объектами, чем это казалось еще совсем недавно. Мы полагаем, однако, что навести хотя бы некоторый онтологический порядок в современных представлениях о пространстве и времени возможно с помощью постнеклассических концептов «виртуальность» и «фрактальность». О виртуальности мы достаточно сказали выше, коротко остановимся на фрактальности. Идея фрактальности, появившаяся в математике еще в конце ХIХ в., стала той революционной идеей, которая существенно изменила представления о пространственных и временных порядках и сегодня повсеместно применяется при описании сложнейших пространственных и временных объектов [Мандельброт 2002$ Федер 1991$ Эри 1990]. Напомним, что фракталом называется множество, обладающее самоподобием и дробной размерностью. Самоподобие фракталов предполагает существование масштабной инвариантности, наличие самоповторяющейся структуры: часть любого математического фрактала в точности равна целому, умноженному на некоторый коэффициент, однако существуют и многочисленные физические фракталы, самоподобие которых лишь приблизительно. Дробная размерность означает, что фрактал никогда полностью не заполняет того пространства, в котором помещается, и изобилует бесчисленными сингулярностями: он дырчатый, кружевной, извилистый, ломаный, пористый; произрастает изломами, изгибами, выпуклостями, пустотами, дырками и пр. Известно также, что фракталам свойственны особенности динамики, специфические законы роста и выделенные направления развития [Федер 1991; Шабетник 2000]. Это означает, что существуют и временные фракталы, фрактальная сеть событий во времени. Фрактальность приводит к необходимости переосмысления метрических и топологических характеристик для протяженных объектов и временных – для длящихся, поскольку для фракталов теряют смысл классические протяженность, площадь, объем и длительность. Последнее чрезвычайно важно: фракталы нельзя сравнивать традиционными методами, для них невозможно установление классических пространственных и временных взаимопорядков. Не менее важным является и то, что фрактальность относительна: классический гладкий объект может оказаться фрактальным при увеличении разрешения – фрактальность универсальна и практически все может оказаться фрактальным, если выбран подходящий масштаб. Онтологическая интерпретация позволяет отождествить фрактальность с предельной сложностью пространственной и (или) временной формы [Афанасьева 2002], а фрактал описать как синергию дискретного и непрерывного, части и целого, единого и множественного, как множество в единстве. Следует признать, что существуют пространства с разными онтологическими свойствами. Во-первых, физическое (мировое), реально наблюдаемое пространство, единственное, согласно доминирующим на сегодняшний день в физике представлениям. Во-вторых, множество пространств, связанных с человеческой деятельностью. В это множество входят многочисленные пространства-эпистемы (например, математические или физические фазовые пространства); разнообразные IT-пространства (интернет, ТВ); социальные, экономические, политические, культурные пространства; личные, психологические, экзистенциальные и пр. Все они обычно интерпретируются в гуманитарном знании как особенные, отличающиеся своими качествами не только от физического, но и от всех прочих нефизических пространств. Что касается мирового пространства, то сравнительный анализ современных физических концепций позволяет выделить его существенные онтологические свойства: непустота, многомерность, неопределенность топологии, фрактальность [Афанасьева… 2013]. Непустота обусловлена тем, что, согласно теории относительности, реальное физическое пространство есть множество всех существующих материальных объектов [Эйнштейн 1965; Эйнштейн, Инфельд 1965]. Многомерность пространства на сегодняшний день выступает необходимым основанием единства и связи фундаментальных физических законов и феноменов [Грин 2007; Смолин 2006; Хокинг 2007; Хокинг, Пенроуз 2007], так что теоретическая физика настаивает на ней, расходясь, правда, в оценке числа возможных измерений. Неопределенность (переменность) пространственной топологии вытекает из эйнштейновского принципа «независимости от фона» – невозможности априорно задать определенную геометрию пространства, его форму, метрику и кривизну, поскольку те постоянно меняются, являясь функциями материи и фундаментальных взаимодействий [Смолин 2006]. Фрактальность мирового пространства обусловлена его неустранимой структурной сложностью и струнной топологией, на чем сходятся многочисленные модификации теории струн, и его возможной дискретностью в микромире, без которой квантовая теория поля способна избежать физических аномалий в описании лишь с помощью лишенных физического смысла математических спекуляций [Снайдер 1947; Шапиро 1962; Вяльцев 1965; Чудинов 1969; Блохинцев 1970]. Очевидно, что даже несмотря на свою неопределённость новейшие представления о мировом пространстве радикально отличаются не только от классических, но даже от большинства неклассических концепций пространства, утверждающих его трехмерность и непрерывность. Многомерность нивелирует трехмерность, фрактальность исключает непрерывность, сложная топология противоречит представлениям не только о евклидовости, но и о какой-либо конкретной геометрии. А вот все «человекомерные» пространства в постнеклассической онтологии вполне можно унифицировать и определить как виртуальные [Афанасьева… 2013]. В самом деле, всякая виртуальность недопроявляет себя в физическом пространстве, но объекты с одной степенью воплощенности оказываются онтологически полноценными, а значит – реальными друг для друга. И стоит построить состоящее из них пространство, как онтологическая ущербность станет в нем незаметной. Мы будем называть виртуальным пространством множество виртуальных объектов с одинаковым онтологическим весом, онтологически полноценных друг для друга. Любое виртуальное пространство, как и реальное физическое, будет определять порядок сосуществования составляющих его объектов; и, напротив, для объектов из разных виртуальных пространств определять порядки сосуществования не представляется возможным. Виртуальные пространства с разным онтологическим весом образуют онтологическую иерархию, и можно говорить о множестве виртуальных пространств с различной «плотностью»: интернет-пространство, телевизионное, пространство литературных образов, психологическое пространство и пр. Поскольку существуют виртуальные физические объекты, а многомерность физического пространства недопроявлена (высшие измерения скрыты, обнаруживаются только опосредованно, через закономерные связи физических объектов), можно говорить и о физическом виртуальном пространстве – многомерном пространстве Мультивселенной [Смолин 2006, Грин 2007], в котором все физические виртуальности и высшие измерения полностью воплощены. При таком рассмотрении наблюдаемое мировое пространство-время есть только реальная проекция многомерного виртуального пространства-времени и материальный фундамент онтологической иерархии виртуальных пространств. Онтологическую структуру иерархии виртуальных пространств исследовать чрезвычайно трудно, но единство мира позволяет предположить прозрачность границ между ними, существование «онтологического сквожения», позволяющего менее воплощенным («легким») виртуальным объектам спускаться в виртуальные пространства с большим весом, становиться «более реальными» [Афанасьева… 2013]. Появление же в самом «нижнем» реальном физическом пространстве и означает окончательную реализацию виртуальности, обретение ею полной телесности. Этому «сквожению» физическая реальность обязана превращением виртуальных частиц, состояний, движений в реальные, а социальная – реализацией инноваций, осуществлением проектов, замыслов, идей. И поскольку для нелинейных систем типичными оказываются переходы действительных состояний в возможные [Афанасьева 2002], то в иерархии виртуальных пространств возможны не только реализации виртуальных объектов, но и виртуализации. Невозможность определить порядок сосуществования любого виртуального объекта с реальными как следствие того, что они существуют в разных пространствах, делает всякую виртуальность не только недовоплощенной, но и онтологически неопределенной. «Беспорядок», вносимый виртуальностями в реальность открывает еще одну важную онтологическую тему: связь виртуального и хаотического [Афанасьева 2002]. Сказанное выше позволяет обозначить относительность не только виртуальности, но и реальности, а заодно и определить феномен «виртуальная реальность». Виртуальная реальность – это совокупность всех объектов, сосуществующих в некотором виртуальном пространстве и всех возможных взаимодействий между ними. Очевидно, существует множество виртуальных реальностей. В отличие от мирового пространства, свойства которого задаются фундаментальными физическими законами, метрические и топологические характеристики виртуальных пространств могут быть любыми и ограничены только нуждами познания или творчества. Нередко виртуальные пространства бывают топологически сложными, например сетевыми (интернет-пространство, различные коммуникационные пространства) или слоистыми (семиотические пространства). Нетривиальная топология виртуальных пространств помогает осмыслить многие значимые феномены, которые могут интерпретироваться как топологические структуры, «истекающие» из виртуальной реальности в действительность. И только в виртуальных пространствах открывается вся сложность любых реальных процессов становления и развития, достигается понимание того, как ими управлять. Наблюдая (например, посредством математического моделирования) за каждым из сосуществующих в виртуальном пространстве возможных состояний интересующего нас реального объекта, мы, по сути, видим разные истории его жизни; меняя некоторые параметры, выбираем оптимальную, перенося полученные результаты в реальность, оптимизируем реальный процесс. Как и в случае с пространством, мы предполагаем существование множества онтологически различимых времен [Афанасьева, Пилипенко 2014]. Свойства физического времени на сегодняшний день определены не более, чем свойства физического пространства [Уитроу 1984; Хокинг 2001]. Так, термодинамика продолжает настаивать на необратимости времени [Пригожин, Стенгерс 1986], а фундаментальные динамические законы временную инверсию допускают. Уже в теории относительности различение прошлого и будущего неоднозначно и существуют события, не определяемые как прошлые или будущие; допускаются и нарушения временного порядка, и «путешествия во времени», например, движение в прошлое посредством пространственного туннелирования или благодаря существованию материи с отрицательной плотностью энергии. В микромире обратимость времени возможна за счет нарушения так называемой СР-инвариантности. Время больше не считается однородным, равномерно текущим: его ход непостоянен, поскольку зависит от расширения Вселенной, инициированного Большим взрывом [Линде 1990]. Неоднозначны и современные представления о непрерывности времени. Так, квантовая теория поля уже давно ввела представления о возможной дискретности времени [Окунь 1988; Блохинцев 1970]. В пользу структурированности времени могут быть истолкованы и представления теории струн. А привычная классике одномерность времени отрицается некоторыми физическими моделями, которые сегодня играют заметную роль в космологии и в квантовой теории [Сахаров 1984; Владимиров 1989; Барашенков, Юрьев 1999; Спасков 2003]. Некоторыми физическими теориями время не рассматривается даже как первичная сущность, а объявляется эмерджентным, вторичным по отношению к причинно-следственным связям или цепочкам событий [Пенроуз 2007]. Сказанное позволяет утверждать, что классические представления о необратимости, непрерывности, однородности, первичности времени не отражают его реальных, по-видимому куда более сложных, свойств. Несмотря на свою гносеологическую неопределенность, физическое время онтологически определено, его свойства объективны и связаны со свойствами физического пространства, фундаментальных взаимодействий и элементарных частиц. А вот все нефизические времена можно унифицировать и считать виртуальными хотя бы на том основании, что протекают они в виртуальных пространствах и обладают свойствами, не определяемыми физической реальностью. У виртуальных времен особые масштабы, скорости и направления течения, они могут опережать физическое время, отставать от него и даже исчезать. В последнем случае отсутствие времени, его «изъятие» виртуальностью опредмечивает состояния, движения, процессы становления и развития, и те становятся вещами. При этом настоящее, прошлое и будущее сосуществуют как равноправные виртуальные объекты. Именно отсутствие времени, по сути, пребывание в вечности, и позволяет обнаруживать в виртуальных пространствах идеальные отношения объектов познания, которые всегда искажаются физической реальностью. Отсутствие времени обозначает и еще один важный онтологический эффект: каузальность, которая в реальности подразумевает, что одно событие с необходимостью следует за другим во времени, в виртуальном пространстве может и не предполагать их традиционного расположения как «прошлое-будущее». Это позволяет усмотреть в причинно-следственных связях не поверхностные временные зависимости, а гораздо более глубокие, сущностные отношения. Причинность из вторичной по отношению ко времени становится, как минимум, равноправной ему, и подобное рассмотрение может быть положено в основу осмысления концепций эмерджентности времени. В одном и том же виртуальном пространстве могут существовать разные виртуальные времена – не существует жесткой связи виртуального пространства с виртуальным временем, как это происходит в случае физического пространства-времени. И если в реальном случае следует говорить о пространстве-времени, то в виртуальном случае – о пространствах-временах, об отсутствии жесткой связи пространства и времени, а значит, и о большей свободе виртуальностей, об отсутствии для них строгих законов существования, наличие которых для физических объектов обусловлено именно жесткими пространственно-временными отношениями. Схема, жестко разделяющая время на физическое и виртуальные, существенно усложняется и становится постнеклассической при введении представлений о физическом виртуальном времени. Существование множества виртуальных пространств и времен позволяет ввести представление о виртосфере [Афанасьева 2010]. Виртосфера – это совокупность всех виртуальных пространств и времен вместе со всеми существующими в них виртуальными объектами и виртуальными взаимодействиями. Впрочем, речь может идти и о виртуальном мире. В заключение остановимся на том, как в свете постнеклассических представлений трансформируется система фундаментальных онтологических категорий. Во-первых, как и предполагалось в начале, многие категории приобретают новые смыслы и утрачивают классические характеристики. Пространство больше не «место», но способ существования самых разных объектов, реальных или виртуальных, обозначающий их онтологическое различие и множественность форм. Развитие уже не упорядоченное улучшение свойств, а всякое закономерное изменение, упорядоченное или хаотическое; оно в общем случае имеет сложную нелинейную траекторию, содержит критические и обратимые этапы. Бытие не биполярно, а полионтично. Причины и следствия отныне образуют не цепочки, исключающие их необходимую однонаправленность. Во-вторых, и это не менее важно, категориальные отношения становятся адихотомичными. Существование детерминированного хаоса снимает дихотомию порядок – хаос, а вместе с ней и дихотомию случайность – необходимость. Виртуальность нивелирует противоположности материальное – идеальное и возможное – действительное. Нелинейность не позволяет различать как полярные «количество» и «качество». Фрактальность устраняет дихотомию дискретное –непрерывное и как следствие – часть – целое [Афанасьева 2002]. Итак, мы коснулись тех современных научных представлений, которые, на наш взгляд, позволяют говорить о необходимости создания постнеклассической онтологии как единой системы взглядов на все существующее. Это всего лишь постановка возникающих онтологических проблем, весьма приблизительный очерк возможного будущего содержания новой онтологии. Пока же мы настаиваем лишь на том, что постнеклассическая онтология необходима и возможна, а возникающие уже в процессе ее конституирования взгляды невероятно сложнее классических. Источники - Primary sources in Russian Аристотель 2006 – Аристотель. Метафизика. Пер. А.В. Кубицкого. М., 2006. (Aristotle. Methaphysics.Translated from Greek into Russian by Kubitsky A.M. In Russian). Гуссерль 1999 – Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Т. 1. М., 1999. (Husserl E. Ideas pertaining to a pure phenomenology and phenomenological philosophy.Russian translation). Платон 1986 – Платон. Диалоги. Тимей //Философское наследие. Т. 98. М., 1986. (Plato. Timaeus. Russian translation). Хайдеггер 1989 – Хайдеггер М. Бытие и время. Пер. с нем. Г. Тевзадзе. Тбилиси, 1989. (Heidegger M. Being and time.Translated from German into Russian by Tevtadze G.). Шеллинг 1987 – Шеллинг Ф. Сочинения в 2-х т. Т. 1. М., 1987. (Shelling F. Set of works. Russian translation). Primary Sources in English Словари и Энциклопедии - Dictionaries and encyclopedias Физический энциклопедический словарь. Под ред. академика А.М. Прохорова. М.. 1983. (Physics encyclopedic dictionary. Under the edition of academician A.M.Prokhorov. In Russian). Ссылки - References In Russian Андронов … 1959 – Андронов А.А., Хайкин А.А., Витт С.Э. Теория колебаний. М., 1959. Анисимов 2013 – Анисимов Н.С. Нелинейное развитие. М., 2013. Анисимов, Афанасьева 2013 – Анисимов Н.С., Афанасьева В.В. Нелинейное развитие социума: постнеклассический анализ // Власть. 2013. №. 1. С. 68-72. Анищенко 1990 – Анищенко В.С. Сложные колебания в простых системах. М., 1990. Аршинов, Буданов 1994 – Аршинов В.И., Буданов В.Г. Синергетика: эволюционный аспект // Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления. М., 1994. Аршинов, Свирский 1993 – Аршинов В., Свирский Я. Философия самоорганизации. Новые горизонты // Общественные науки и современность. 1993. № 3. С. 59-70. Афанасьева… 2013 – Афанасьева В.В., Кочелаевская К.В., Лазерсон А.Г. Пространство, новейшая онтология. Саратов, 2013. Афанасьева, Пилипенко 2014 – Афанасьева В.В., Пилипенко Е.А. Онтология времени // Вестник ВолГУ. 2014. № 4. С. 6-14. Владимиров 1989 – Владимиров Ю.С. Пространство-время: явные и скрытые размерности. М., 1989. Вяльцев 1965 – Вяльцев А.Н. Дискретное пространство-время. М., 1965. Грин 2007 – Грин Б. Элегантная Вселенная. Суперструны, скрытые размерности и поиски окончательной теории. Пер. с англ под ред. В. О. Малышенко. 3-е изд. М., 2007. Заславский, Сагдеев 1988 – Заславский Г.М., Сагдеев Р.З. Введение в нелинейную физику: От маятника до турбулентности и хаоса. М., 1988. Короновский, Трубецков 1995 – Короновский А.А., Трубецков Д.И. Нелинейная динамика в действии (как идеи нелинейной динамики проникают в экологию, экономику, социальные науки). Саратов, 1995. Линде 1990 – Линде А.Д. Физика элементарных частиц и инфляционная космология. М., 1990. Лоренц 1981 – Лоренц Э. Детерминированное непериодическое движение // Странные аттракторы. Пер. с англ. Под ред. Я.Г. Синая и Л.П. Шильникова. М., 1981. Мандельброт 2002 – Мандельброт Б. Фрактальная геометрия природы. М., 2002. Окунь 1988 – Окунь Л.Б. Физика элементарных частиц. М., 1988. Пригожин, Стенгерс 1986 – Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. Рюэль, Такенс 1981 – Рюэль Д., Такенс Ф. О природе турбулентности // Странные аттракторы. М.,1981. Степин 2000 – Степин B.C. Теоретическое знание (структура, историческая эволюция). М., 2000. Уитроу 1984 – Уитроу Дж. Структура и природа времени. М., 1984. Федер 1991 – Федер Е. Фракталы. М., 1991. Хокинг 2001 – Хокинг С. Краткая история времени: от Большого взрыва до черных дыр. Пер. с англ. Н. Я. Смородинской. СПб., 2001. Хокинг 2007 – Хокинг С. Мир в ореховой скорлупке. Пер. с англ. А. Г. Сергеева. СПб., 2007. Хокинг, Пенроуз 2007 – Хокинг С., Пенроуз Р. Природа пространства и времени. Пер. с англ. А. Беркова, В. Лебедева. СПб., 2007. Хоружий 2005 – Хоружий С.С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности антропологии. М., 2005. Чудинов 1969 – Чудинов Э.М. Пространство и время в современной физике. М., 1969. Шапиро 1962 – Шапиро И.С. О квантовании пространства и времени в теории «элементарных частиц» // Вопросы философии. 1962. № 5. Эйнштейн, Инфельд 1965 – Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики. М., 1965. Эри 1990 – Эри Л. Хаос и фракталы в физиологии человека // В мире науки. 1990. № 4. С. 25-32. References Afanasieva V.V. Determined chaos: phenomenological-ontological analysis.Saratov, 2002. (In Russian). Ari L. Chaos and fractals in human physiology // Scientific American.1990. Vol. 262. No. 2. P. 42-49. (Russian translation 1990). Arshinov V., Svirsky Y. Philosophy of self-organization.New Horizons // Obshestvennye Naoki I sovremennost. 1993. Vol. 3. P. 59-70. (In Russian). Arshinov V.I., Budanov V.V. Synergetics:Evolutionary aspect// Self organization and science: attempt of philosophical comprehension. M., 1994. (In Russian). Avanasieva V.V., Pilipenko ET.A. The Ontology of time // Vestnik VolGU. 2014. P. 6-14. (In Russian). Bojowald 2007 – Bojowald M. What happened before the Big Bang // Martin Bojowald in Nature Physics. 2007. V. 3. № 8. Horuzhy S.S. Genus or race.Notes to the ontology of anthropology. M., 2005 (In Russian). Shapiro I.S. On quantization of space-time in the elementary particles theory // Voprosy Filosofii. 1962. Vol. 5. (In Russian). |
