М.Е. СОБОЛЕВА. Философская герменевтика: понятия и позиции. М.: Академический проект, 2014. 160 с.

Обращаясь к новой книге, посвященной философской герменевтике, хотелось бы напомнить слова одного из главных ее представителей Г.-Г. Гадамера: «Фундаментальная истина герменевтики такова: истину не может познавать и сообщать кто-то один. Всемерно поддерживать диалог, давать сказать свое слово и инакомыслящему, уметь усваивать произносимое им - вот в чем душа герменевтики»[1]. Звучит, согласитесь, как никогда актуально. И самое время предоставить такое пространство для диалога автору этой книги.

Исследование философской герменевтики имеет уже достаточно глубокую историю, в том числе и в отечественной науке[2]. Возникает закономерный вопрос о необходимости и актуальности книги М.Е. Соболевой, в настоящее время профессора Клагенфуртского университета (Австрия). Книга, по словам автора, является результатом лекций, прочитанных в Марбургском университете в зимний семестр 2011/12 гг. В данном замечании автора «герменевтически» скрыто сразу несколько смыслов, заключающих в себе и специфику предлагаемой публикации. Поскольку книга представляет собой обработку лекций, предназначавшихся студентам, то текст не может не учитывать уровень подготовки реципиентов. Автор и сам заявляет о том, что не претендует на всеобъемлющий анализ сложной и разнообразной философской герменевтической традиции, определив свое исследование как пропедевтическое. Но поскольку прочитанные лекции предлагались немецким, точнее немецкоговорящим, студентам, то необходимо предположить и использование современных, как минимум, немецких публикаций по герменевтике.

Такой разносторонний феномен, как феномен философской герменевтики требует и разноаспектных подходов при выдерживании главных идей. Автор книги демонстрирует необходимость и продуктивность такого подхода. В частности, указывается на эвристические возможности анализа этимологии понятия герменевтика и соотнесения ее с древнегреческим мифом о Гермесе. Справедливо полагая прямую аналогию между происхождением понятия герменевтики и мифологическим героем неприемлемой, М.Е. Соболева все же находит в потаенных смыслах современной герменевтики и характеристики, которыми наделяли Гермеса. Кроме того, не выделяя прямо этапы становления герменевтики, автор указывает на ряд важных изменений, которые претерпели концепты философской герменевтики в ходе ее становления и развития. Опираясь на размышления М.Е. Соболевой, вполне отчетливо вырисовываются следующие этапы в истории философской герменевтики: выделение герменевтики как вида знания в античном платонизме и развитие герменевтического знания в христианском неоплатонизме; радикальное сомнение Декарта как основа формирования теологической герменевтики в Новое время; «коперниканский переворот» Канта, утвердивший автономию познающего субъекта по отношению к объекту, дает толчок становлению герменевтики как выражения исторического сознания в творчестве Шлейермахера; утверждение целостности и динамичности исторического процесса в философской системе Гегеля инициирует разработку в рамках философии жизни Дильтея и неокантианства Виндельбанда и Риккерта герменевтики как методологии гуманитарных наук. При этом универсализация философской герменевтики происходит в двух вариантах: через универсализацию объекта и интерпретацию любого познания как герменевтического и через универсализацию субъекта и понимание познанного в самопознании. Последний этап философской герменевтики «расцвечен» такими именами прошлого и нынешнего веков, как Хайдеггер, Гадамер, Шпет, Бетти, Апель, Хабермас, Рикер, Деррида, Рорти, Дэвидсон, Брэндом. И это еще явно не окончательный список, о чем может свидетельствовать само продолжающееся существование философии как таковой.

В первой части книги автор последовательно рассматривает основные концептуальные понятия, обладающие герменевтическим потенциалом. В понятии «текст» М.Е. Соболева акцентирует внимание на трех видах текста, представляющих интерес для герменевтических процедур: текст как знак, текст как язык и текст как структура. Понятие «понимание», без сомнения, наиболее важное в герменевтике, в рамках которого формируется и методология «герменевтического круга». Ссылаясь на позицию Гадамера, автор книги подчеркивает: «В отличие от логического, герменевтический круг не предполагает наличия формально-логических связей между единичным и целым. Напротив, единичное и целое связаны между собой смысловыми отношениями. Поэтому “предпонимание”, т. е. кругозор, убеждения и “предрассудки” интерпретатора, определяют структуру понимания. Понимание единичного включено в структуру исторического сознания и имеет характер свершения, процесса. Круг в данном случае представляет собой необходимую структуру понимания» (с. 35). Однако сегодня, по верному замечанию Соболевой, уже предпочитают говорить не о герменевтическом круге, а о герменевтической спирали, что более верно отражает диалектический и бесконечный характер познавательного процесса.

Анализируя еще одно важное понятие герменевтики, понятие «интерпретация», автор умышленно обходит стороной многочисленные «интерпретации интерпретации» у различных философов, сосредоточиваясь на выявлении основных принципов интерпретации текста. Среди таковых она справедливо называет «признание автономии текста», «понимание предмета, о котором идет речь в тексте», «понимание культурной традиции, в рамках которой был создан текст», и, наконец, «открытость текста» (см. с. 44-47).

В конце раздела, посвященного анализу понятия «значение», М.Е. Соболева приходит к интересным выводам относительно перспектив работы с этим понятием. Автор полагает, и не без основания, что в выявлении смысла этого понятия аналитическая философия и герменевтика могли бы обогатить друг друга. Другой же вывод более пессимистичен и оптимистичен одновременно, и заключается он в предположении «неисчерпаемости» смысла данного понятия, что, однако, следует воспринимать как постоянный вызов научному и философскому разуму и импульс для его творчества.

Второй раздел книги посвящен анализу герменевтических концепций наиболее интересных и значительных философов XIX-XXI вв. Однако, наряду с привычными в таких случая именами Дильтея, Хайдеггера, Гадамера, здесь мы встречаем имена, мало что говорящие отечественному философу, во всяком случае, не являющемуся узким специалистом по герменевтике или философии языка: Георга Миша, Роберта Брэндома и Джона Мак-Доуэлла. И если имя Георга Миша как ученика, последователя и популяризатора В. Дильтея выглядит в этом ряду вполне законно, то по поводу двух других сразу же возникают сомнения и вопросы.

Следует сразу заметить, что М.Е. Соболева является одним из самых известных исследователей творчества Георга Миша[3]. Усилия этого немецкого философа были направлены на создание проекта «герменевтической логики» и подтверждение, таким образом, претензии герменевтики на роль методологии гуманитарных наук. Уже сама постановка такой задачи не может не вызвать уважения и интереса, поскольку понятия «герменевтика» и «логика» с первого взгляда кажутся достаточно трудно сопоставимыми. Осуществить свою задачу Миш пытается с помощью самостоятельной интерпретации концепта «жизнь», обладающего, по мнению немецкого философа, особым логическим потенциалом. Отделенное от натуралистических и интеллектуалистических коннотаций, «понятие “жизнь” не ассоциируется больше лишь с хаосом, энергией и чистым становлением, а может быть включено в сферу логического. Жизнь становится доступной для понимания при помощи категорий “смысл”, “значение”, “цель” и “выражение”, которые выступают как логические категории в контексте отношения человеческого индивидуума со средой и с другими индивидуумами» (с. 101). Таким образом проинтерпретированное понятие «жизнь» тематизируется в трех аспектах: как логическая категория, как герменевтическая категория и как дискурсивная категория. «Взятое в единстве этих трех моментов, понятие жизни у Миша в рамках герменевтической теории постижения становится, что называется, жизнеспособным»[4].

А «герменевтическая логика», по словам автора книги, становится логической генеалогией «форм выражения и основывает слово на символе, а понятие на слове» (с. 111), где под символом понимаются формы выражения значения у животных. Герменевтическую логику как вариант продуктивной герменевтики Миш предлагает рассматривать в качестве альтернативы односторонней сциентистски ориентированной теории познания. «Поворот от теории познания к герменевтике обосновывается при этом не простой сменой дисциплин, связанной со сменой референтных наук с естественных наук на науки о духе и социальные науки. Скорее он воспринимается как основополагающее изменение постановки вопроса, связанного с философской рефлексией по поводу обычного человеческого опыта и реальной человеческой ситуацией»[5].

Объясняя свое внимание к концепции современного американского философа Роберта Брэндома, М.Е. Соболева указывает на продуктивность усилий этого ученого по синтезу достижений аналитической философии и герменевтики в вопросах анализа языка. Автор подчеркивает значение идей философской прагматики для анализа процесса понимания и роль теории Р. Брэндома именно в общем «прагматическом повороте» в герменевтике. Особую заслугу концепции американского философа автор книги находит в том, что тот, привлекая методологический аппарат аналитической философии, уточняет одно из основополагающих понятий герменевтики, а именно понятие «интерпретация».

Другой американский аналитический философ, анализ творчества которого автор книги привлекает для подтверждения своего тезиса о позитивности и взаимовыгодности «философского диалога» между аналитической философией и герменевтикой, Джон Мак-Доуэлл, в своем подходе отталкивается от необходимости поиска выхода из так называемого эпистемологического кризиса, в котором оказалась современная аналитическая философия. Стремясь разрешить извечную проблему теории познания об отношении между материей и духом и провести свою теорию между Сциллой рационализма, утверждающего сверхприродную (трансцендентальную) сущность человеческого разума, и Харибдой натурализма, относящего априорные моменты разумного познания в природные константы, американский философ предлагает,  что называется, «приземлить» платонизм и получить «натурализированный платонизм», как он сам обозначает свою теорию. В обращении американского аналитического философа к «континентальной» философии очевиден мотив спасения эмпиризма для теории познания, когда он любое природное явление предлагает наделять значением.

В целом же как современным американским, так и современным европейским философам, обращающимся к герменевтической традиции и развивающим ее,  свойствен, по мнению автора книги, подход, интерпретирующий процесс понимания как процесс понимания понимания.

В заключении хотелось бы обратить внимание на то, что почти все содержание книги опирается на источники на иностранных языках – немецком и английском, и даже те отрывки текстов, которые автор заимствует из уже переведенных на русский язык, как, в частности из работы Гадамера «Истина и метод», подвергаются сверке и исправлению, что, конечно же, усиливает ценность книги. Стоит также обратить внимание на четко выверенную структуру книги, доступность изложения, несмотря на сложность предлагаемых тем и проблем.

В.Н. Белов (Томск)