Перевод выполнен по изданию: [Кирхер 1679]. Переводчик выражает благодарность проф. Д.И. Макарову за разъяснение семантики некоторых древнегреческих слов.

Авторитетные писатели, в особенности Платон в “Кратиле”, предлагают нам два взгляда на истинный, или правильный принцип [лежащий в основании] слов. Согласно первому мнению, этот принцип свойствен всем людям по природе, будучи вложенным в них, то есть имена в действительности таковы, какова природа самих вещей [называемых ими]: [они возникли] не из установления людей.

Согласно второму мнению, имена были даны в результате человеческих договоров и соглашений; они суть не что иное, как то, что было установлено по воле и желанию людей. При этом имелись некие первозданные имена, учреждённые древними создателями [языка] благодаря способности более высокой (majore), чем человеческая, которые могли быть основами прочих [позднейших] названий. Однако поскольку имело место столь значительное смешение названий, что по прошествии долгого времени те первичные имена покрылись мраком [неведения], приходится с трудом или без труда распознавать их следы, которые лучше различаются в некоторых варварских языках, чем в греческом. А что это за варварские языки, о том будет сказано в своём месте.

В свою очередь мы, стремясь соединить оба этих взгляда, предложим две аксиомы, заимствованные из учения Платона. [В соответствии с ними,] природа вещей, естественно, достоверна и определённа, в силу чего вещи истинно существуют, хотя и кажутся многообразно изменяющимися. И так как речь дана человеку в качестве спутницы и помощницы мышления, слова суть образы и подобия всех тех предметов, которые преподносятся разуму, будучи восприняты чувствами. Из этого можно понять различие между природой и установлением, ибо одни слова существуют на основании природного определения (decreto naturae), тогда как другие – по причине человеческих установлений и законов. Мне хотелось бы, чтобы читатель обдумал это c [особой] рассудительностью, ведь положение дел таково, что в этом смешении языков, знаю, было бы неправильным говорить, что слова установлены  [по природе], в противном случае у всех людей были бы одни и те же слова и общий язык[1]. Однако я утверждаю, что в самом начале, после появления сотворённых вещей, было вполне целесообразным и необходимым, чтобы слова были установлены в силу некоего точного природного определения, ибо как  [ноэмы, мысленные образы] самих вещей, расположенных вне ума, являются отнюдь не ложными [их] образами и подобиями, так же произнесённые или записанные слова должны быть изображениями и подобиями этих  [ноэм], пребывающих в нашем уме. И поскольку [ноэмы] суть истинные и естественные понятия (apprehensiones) самих вещей, посредством которых эти вещи познаются так, как они суть [в действительности], постольку на том же основании является закономерным, что одни и те же формы запечатлеваются и изображаются в сознании всех людей, так что с помощью представления образы этих чувственно воспринимаемых вещей остаются запечатлёнными, словно на воске, в памяти, как это прекрасно изобразил Платон в “Теэтете” и “Софисте”[2]. Итак, понятие (cognitio), которое создано правильно и истинно силою ума и воздействием вещей, без прикрас и не путём фантазии оформлено, является совершенно одинаковым и естественным у всех людей, точно так же как сами вещи, изображениями коих служат слова, нисколько не изменяют свой вид в зависимости от местоположения и времени. Так, огонь одинаково обжигает и нас и всех [прочих] людей, то же нужно утверждать в отношении остальных восприятий. Следовательно, всё то должно называться существующими  [по природе], что всегда подобно [вещам] не по причине какого-либо человеческого мнения, разного у различных людей, но потому что содержат ту же силу и свойство (proprietatem); таким же образом представляется совершенно непреложным, что после появления сотворённых вещей некие первозданные названия были установлены так, чтобы верно изображать и представлять сущность самих вещей[3]. Кроме того, поскольку Бог, творец и властелин природы, восхотел, чтобы она была основой (firmamentum) созданных вещей и неким неизменным, постоянным [их] источником, Платон резонно признал за Богом истинную причину [возникновения языка], ибо тот, кто, положив начало вещам и [их] использованию, сохраняет их своею силой, также наделил людей способностью к надлежащему установлению имён, посредством которых обозначалась бы сущность вещей. И так как, по свидетельству Платона,  [ноэмы] познаваемых предметов суть действительно  [изображения] и  [отпечатки], происходит так, что все люди наполнены одинаковыми идеями познаваемого (ideis notitiarum), то есть истинным и точным представлением и знанием причин в разумной душе (ибо так мы разумеем здесь слово «идея»). Помимо того, что сущность [предметов] сообщает всем людям способность и действенность в плане восприятия и осмысления вещей, она служит производительницей этих νοημάτων [ноэм]; символами же и опознавательными знаками вещей, воспринимаемых с помощью рассудка, являются слова, установленные силой сущности [вещей], из которых в дальнейшем образуется речь. [На основании сказанного] мы считаем, что изначальное установление имён имело своим источником не что иное как первого человека, который обладал – это доподлинно так – чрезвычайно действенной силой, отличавшей все его чувства, а также в высшей степени беспрепятственным применением разума, то есть поистине был философом, как мы показали [это] в предшествующем рассмотрении.

Итак, первым  [ономатетом, создателем имён] был первочеловек, то есть Адам, наделённый неким богоподобным умением и врождённой силой. В отношении этого нет никаких сомнений, к тому же чуть ниже это также будет явствовать из [положений] вероучения (de fide)[4]. Так что то, чего не заметил Платон, разумеется, у самого Моисея, автора подлинных первоисточников, или древностей (или же, если что и сумел почерпнуть из книг Моисея, то, конечно, не вполне ясно воспринял и не вполне откровенно изъяснил),  тó следует постичь основательно и прямо. Моисей же свидетельствует, что первочеловек Адам дал всем животным надлежащие и истинные имена, приняв способность к тому от Бога. Привожу его [Моисея] слова из Бытия (глава II, стих 19): “И образовал Господь Бог из земли всякого животного полевого и всякую птицу небесную, и привёл их к Адаму, чтобы видеть, как он назовёт их, и каждое [имя] души живой, которое нарёк человек, есть само её имя. И нарёк человек всех животных и птиц небесных и всякого зверя полевого своими именами”[5].

Стало быть, Бог сотворил так, чтобы сущности всех животных, словно бы представ перед взором Адама, стали хорошо ему понятными и известными, или, может быть, неким чудесным образом [Бог] действительно явил его глазам всех живых существ, чтобы он ясно различил сущности предметов благодаря беспрепятственной помощи чувств. Из этого подлинного и достоверного познания становится очевидной  [ономатетическая] способность в Адаме, ибо так я понимаю эти слова: “И какое бы имя ни дал ей Адам – ей, повторяю, душе живой – [таким и] было её имя”, то есть были у них верные и истинные имена, приспособленные, как должно, к сущностям предметов, в согласии не с поверхностным обозначением, а с неким сущностным принципом[6], так что отличительные свойства отдельных животных в совершенстве отвечали отдельным же именам. [Таким образом,] было возможным даже, исходя из одних только имён, легко достигать [понимания] сокровенной природы любого предмета. С этим соглашается равви Абраам Бальмис[7], чьи слова, переведённые мной на латынь с еврейского, гласят: “Существует большое различие между священным языком и иными наречиями, ибо поскольку создателем священного языка является благословенный Бог, установление имён необходимым образом должно соответствовать самим сущностям вещей, ибо в согласии с сущностями подобало называть их”. Это [также] подтверждают равви Абенэзра, Ралбаг, Рамбам, Бекхай, Раббот и другие комментаторы Бытия, к [трудам] которых можно обратиться в связи с этим вопросом.

О том же наречении имён упоминает и Магомет в начале своего “Альфуркана” (Alfurcani)[8], где говорится, что Бог повелел Адаму дать вещам подходящие имена: “Когда были сотворены все животные, Бог понудил их прийти к Адаму, да будет память о нём блаженна, и научил его устно (oretenus) именам всех вещей, и назвал Адам все [вещи] именами, которые отвечали их свойствам”.

В книге о Рае Моисей Барцефа Сирус[9] говорит, что Адам, “занимавший в Раю самое возвышеное место, обладавший царственной властью и могуществом, [отличавшийся] таким сиянием лика, которое, по свидетельству Писания, исходило от лица Моисея, и звучавшим голосом, который мог восприниматься разумом (sensu)[10], дал названия животным всех родов, обращаясь к каждому поимённо. Они же, когда он призывал их по порядку, смиренно опустив головы, поодиночке проходили мимо него, склоняясь не из-за чрезмерной красоты, излучаемой им, а оттого что изумлялись его дерзновению. Так, когда [Адам] обратился к быку, тот, едва услышав своё имя, прошёл перед ним с поникшей головой; так же и конь, призванный по имени, проследовал с пригнутой выей, не выдерживая вида Адама; то же происходило и с другими [животными]”. [В то же время] эти имена нужно понимать не как данные животным [непосредственно] Адамом, но как принятые им самим от Бога, ибо не Адам, но сам Бог дал им имена, а Адам воспринял язык от Бога, [язык] совершенный в отношении всего прочего, не считая [его] части, содержащей имена животных, которую Бог полностью оставил [создать] мастерству и мудрости Адама, чтобы тот с помощью имевшегося у него знания животных и благодаря обретённому ранее знанию многих слов образовал имена и дал их животным в соответствии с сущностью каждого [из них] в отдельности[11]. Причём [эти имена должны были быть] образованы не одним каким способом, но получены из различных оснований: из собственного видового отличия, или от естественного свойства, или из движения, или от наружности, или из какого-либо особенного действия, или от какого-нибудь отдельного и собственного акцидентального признака. И всё же эта первоначальная  [правильность, истинность] слов была установлена Богом, создателем природы, через служение Адама. Хотя бывало, что к одной вещи прилагалось несколько названий или, напротив, одно слово применялось для обозначения многих предметов, так происходило, потому что этого требовал принцип сущности вещи.

Вместе с тем имена были так установлены на основе обстоятельств различных  [связей, форм, состояний], чтобы они соответствовали сущностям самих [предметов]. Ведь посредством наименования сущности обозначается не только субстанция вещи, но и  [содержание] акцидентальных признаков, о котором говорят, что оно в своём роде  [являет] [вещь], поскольку очевидно, что акциденции  [представляют] вещь, то есть указывают и обнаруживают [её]. Итак, первичные имена были правильно установлены Адамом этим способом и воспроизводили истинную сущность вещи; надлежит нисколько не сомневаться в том, что имена являлись верными дефинициями вещей или, как можно сказать иначе, они были установлены  [по природе] мудрейшим  [протопластом, первоваятелем]. Ибо так и [полагал] благоразумно Платон в “Кратиле”.

Таким образом, установление имён представляется отнюдь не лёгким, пустячным делом и не занятием заурядных и низких людей, как об этом верно говорит Кратил, утверждая, что [поскольку] названия вещей возникают из природы, не всякий человек является создателем имён, а только тот, кто [в своём поиске] обращается к иному имени, которое особенно [хорошо] согласуется с сущностью вещей, подлежащей выражению и воспроизведению; и кто может [сделать так, чтобы это выражение] сообразовывалась с буквами и слогами данного имени[12]. Поскольку с тех пор отношения и связи в человеческом обществе существуют благодаря языку, [слова] действительно суть грамоты и символы[13] человеческих понятий: с помощью них сохраняется общение между людьми. Итак, привычка пользующихся [языком] и обычай имеют очень большую важность, и надо полагать, отсюда проистекают два определения имени у Платона[14]. Имя – это орудие, пригодное для познания вещей и приспособленное к тому, чтобы воспроизводить различные сущности вещей; звуковое изображение, при котором вещь, когда кто-то решает изобразить её, воспроизводится с помощью голоса[15]. Здесь же нужно рассмотреть двойные [или составные, duplicia] имена, одни [из которых] первичные, а другие, происшедшие из первых, вторичные (при этом общим для них является то, что все они по-своему выражают сущность вещи)[16]. [В тех случаях], когда мы не знаем исходные причины первичных имён, мы тщимся добраться до них в отыскиваемом корне (etymo) [вторичных имён], [ибо]  [правильность] имён истинна. И я констатирую вместе с Платоном, что первичные имена, установленные посредством некой потенции, более высокой, нежели человеческая, и утратившие [начальное] значение из-за долгого употребления[17], сохраняются, как полагает Платон, в варварских языках, а именно: в еврейском, халдейском, египетском. И хотя сам Платон признаётся в незнании этих языков, а также в неведении истинного основания имён, он утверждает, что надлежит обращаться к ним [этим языкам] [в тех случаях], когда неизвестны истоки названий. Теперь, ведомые его проницательностью, рассмотрим, наконец, какой же язык был первозданным, [явившимся] той первопричиной, в которой берут своё начало все прочие языки.