30 декабря 2014 г. исполнилось 120 лет со дня рождения выдающегося философа, профессора МГУ им. М.В. Ломоносова Валентина Фердинандовича Асмуса (1894–1975), лекции которого по истории зарубежной философии и особенно спецкурсы, в частности, спецкурс, посвященный И.Канту, я имел честь и огромное удовольствие слушать. Больше того, я был счастлив, когда он согласился быть моим научным руководителем по курсовой работе, посвященной сочинению И.Канта «Религия в пределах только разума».

            На кафедре зарубежной философии философского факультета МГУ трудились известные специалисты по западноевропейской и американской философии. Кроме В.Ф. Асмуса, это заведующий кафедрой Теодор Ильич Ойзерман, Михаил Федотович Овсянников, Юрий Константинович Мельвиль, Василий Васильевич Соколов и другие, весьма способные и талантливые преподаватели. Мы, студенты, особенно восхищались лекциями Т.И.Ойзермана, В.Ф.Асмуса, П.С.Попова, М.Ф.Овсянникова, хотя с огромным интересом слушали и лекции Ю.К.Мельвиля по американскому прагматизму, а также лекции А.С.Богомолова по англо-саксонской философии.

            Следует сказать, что Валентин Фердинандович Асмус отличался от всех профессоров этой кафедры тем, что читал превосходные лекции, по существу, по всей истории философии, которую он не просто хорошо знал, а писал глубокие и исключительно интересные работы почти о каждом великом философе, и когда мы стали слушать его лекции, то уже не могли пропускать ни одной из них, не говоря о его спецкурсах.

            Помимо риторического мастерства, которым он обладал в совершенстве, нас привлекал его удивительно чистый русский язык, в его речи никогда не встречались никакие лишние, пустые слова-паразиты, ненужные паузы, которые обычно заполняются эканьем или каким-то мычанием. Складывалось впечатление, что он для выражения своих мыслей тщательно подбирает каждое слово, поэтому речь его была небыстрой, неспешной, но при этом глубокой и выразительной. Внешне она иногда представлялась даже несколько суховатой, но при внимательном слушании становилось ясно, что каждое слово имело свой особый смысл и было выбрано не случайно, и отвлечься от этой речи было невозможно. Читал ли он лекции о философах и их работах  или о времени, в котором они жили, - он давал совершенно ясную, четкую характеристику и личности философа, его идей и его творчества в целом. Эта тесная взаимосвязь живой личности мыслителя с теми идеями, которые он вырабатывал и обосновывал, представляла особый интерес для нас, студентов: от этих лекций веяло ароматом духа времени. Он, как археолог, снимал самые разные идеологические, политические, псевдокультурные наслоения и стремился выявить подлинную личность философа и его истинные идеи, представляя философа как живого человека, которого мы могли читать, слушать, вести с ним диалог. Эти лекции были удивительно вдохновенными, завораживающими и проникновенными, перед нами открывались смыслы великих идей великих философов. Всех нас – студентов, аспирантов, профессоров и преподавателей – он поражал необычайной образованностью, энциклопедическими знаниями: он был и историком философии, и логиком, специалистом по теории познания, прекрасно разбирался в литературе и искусстве, это был настоящий философ-энциклопедист, поэтому он пользовался уважением и любовью в самых широких кругах философии, науки и культуры в целом. Не случайно он был принят в члены Союза писателей, что было редчайшим случаем для философа. Он был широко известен и за рубежом – был членом Международного института философии (Париж).

            Читал ли он о таких труднейших произведениях мировой философии, как «Критика чистого разума», «Критика практического разума», «Критика способности суждения» И. Канта или о сочинениях Б. Спинозы, Р. Декарта – все это было настолько увлекательным, захватывающим, что нам казалось, будто мы совершаем уникальное путешествие по невиданным интеллектуальным ландшафтам человеческого мира.

            Иногда по ходу изложения Валентин Фердинандович вдруг останавливался и делал краткое замечание, как бы невзначай, но такое, которое почти перевертывало все то, о чем он до этого говорил, а точнее, придавало совсем другой смысл тому, что было сказано ранее. Приведу лишь один пример из одной лекции спецкурса В.Ф. Асмуса о Канте, где рассматривались три фундаментальных вопросах, поставленных Кантом: Что я могу знать? Что я должен делать? На что я могу надеяться? Кант, говорил нам В.Ф. Асмус,  пытался ответить на них в своих трех «Критиках». Однако на самый главный вопрос – что есть человек – эти великие кантовские «Критики» не давали полного, исчерпывающего ответа. Остановившись и немного подумав, В.Ф. Асмус продолжал: «Ответ на вопрос о том, что есть человек, можно получить только в четвертой кантовской «Критике» - в работе «Религия в пределах только разума». И опять делал паузу, давая нам возможность осмыслить это неожиданное замечание.

            Естественно, после такой лекции мы шли в библиотеку, чтобы немедленно познакомиться с этой работой. Почему он отослал к работе, на которую мало кто обращал внимание? И когда мы начинали ее читать, вникать в содержание, то в другом свете понимали и три кантовские «Критики», и значение этой работы для всего миросозерцания И.Канта. Ведь в ней речь идет о борьбе добра и зла во всемирном масштабе, человек рассматривается как изначально злое существо, а затем развертывается всемирная панорама добра и зла с целью установления царства Божьего на земле. В процессе этой борьбы и проявляется истинное содержание, истинная сущность того, что есть человек, смысл его жизни и деятельности на земле.

            Перечитав несколько раз этот труд И. Канта, я решил написать о нём курсовую работу и попросил Валентина Фердинандовича стать моим научным руководителем, на что он, к моему удовольствию, дал согласие (кстати, впоследствии я вернулся к этой работе, значительно ее дополнил и доработал и издал в альманахе ИМЛИ «Контекст. 1975»).

            Нелишне будет сказать о том, как он выглядел внешне: выше среднего роста, подтянутый, с большой головой, высоким лбом мыслителя, несколько напоминал портрет Гегеля, но отличался более широким овалом лица. Он представал интеллигентом и интеллектуалом в подлинном смысле слова, во всем его облике ощущалось нечто утонченное, изящное.

            После лекций мы задавали ему различные вопросы, он отвечал на них кратко, но достаточно полно и ясно. Мы знали, что он не состоял в партии, что в то время для философа считалось весьма необычным, парадоксальным. Мы слышали, что у него даже были неприятности в связи с этим, как будто бы его обвиняли в меньшевиствующем идеализме. Я только недавно прочитал его статью о плененной культуре, которую он написал в 1919 г., будучи совсем молодым человеком, где резко критиковал материалистические концепции и воззрения, включая марксизм. Может быть, поэтому находились такие люди, которые обвиняли его чуть ли не в антимарксизме и других идеологических грехах. Однако сам он об этом никогда ничего нам не рассказывал.

            Хотелось бы вспомнить весьма показательный случай. Мы читали его прекрасные статьи, работы о различных философах и, конечно, по нашему мнению, он превосходил по количеству и качеству своих работ тех философов, которые тогда были академиками. Однажды я набрался смелости и решил спросить Валентина Фердинандовича, почему при таком большом количестве прекрасных работ он все еще не стал академиком. Он внимательно посмотрел на меня, немного помолчал и ответил: «Видите ли, у нас в академики избирают по должности, поэтому наши академики, как правило, не философы, а философы не академики». И замолчал. Его ответ был настолько неожиданным, прямым, открытым и исчерпывающим, что по этому поводу больше не могло возникнуть никаких вопросов.

            Студенты, аспиранты, докторанты и сами преподаватели и профессора не только уважали, но и искренне любили Валентина Фердинандовича как глубоко порядочного человека. Известен случай, когда А.А. Зиновьев защищал докторскую диссертацию «Восхождение от абстрактного к конкретному в «Капитале» К. Маркса», и В.Ф. Асмусу предложили быть одним из оппонентов, полагая, что он будет критиковать Зиновьева за увлечение математической логикой. Валентин Фердинандович дал согласие, но не только не стал критиковать Зиновьева, но даже наоборот, указав на какие-то незначительные недостатки, дал весьма положительную оценку этой диссертации. И вообще, я никогда ни от кого не слышал, чтобы он кого-нибудь критиковал, чаще всего от него можно было услышать только добрые слова в адрес талантливого студента, аспиранта, преподавателя, как правило, он активно поддерживал действительно талантливых людей, их поиски, идеи. Это был в высшей степени благородный человек.

            Я лично, многие мои сокурсники и многие из тех, кто в разные годы учился на философском факультете, по сей день с благодарностью вспоминают этого выдающегося философа, мыслителя, профессора, Учителя. Он не просто излагал учения великих философов, он представлял их в форме таких вопросов и проблем, которые учили нас мыслить, искать новые решения. Память о Валентине Фердинандовиче Асмусе не просто сохраняется в наших умах и сердцах она вошла в плоть и кровь нашей мысли и деятельности. За все это мы можем и  должны сказать ему великое спасибо. 

К.М. Долгов